Текст книги "Одиночество души: надежда на счастье (СИ)"

Автор книги: Наталья Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 14

2 марта.

Чувствую, что поступаю глупо, но я уже в пути. Как я поддалась на эту встречу, сама не пойму. Но вот я выхожу из машины, говорю водителю остаться и иду к подъезду. Хоть везде и посыпаны тротуары песком, но всё же скользко. На крыльце меня ждал мой первый муж, Дима, как всегда с сигаретой и нервно похаживает по ступенькам. Зачем я приехала, спросите вы? А вот, чтобы окончательно убедиться в том, что чувств больше нет. И чем ближе я подходила, отчетливее рассматривая его, понимаю, это герой уже не моего романа. Такое ощущение, что между нами ничего не было, а всё прошлое с ним – это фильм с плохим концом.

– Привет, так это правда? – нервно проговаривает Дима, осматривая меня.

– Да, – подтверждаю о своей беременности, положив руки на живот сквозь зимний пуховик.

– Ты мне мстишь, да? – выкинув сигарету, продолжает допрос.

Бред! Полный бред! Я писала ему, что беременна не от него. Но столько возгласов и угроз, что если я не приеду на эту встречу, то он всем расскажет о моей измене мужу. Особенно стало страшно, что узнают мои родители, родственники, поэтому я здесь.

Достаю из сумочки первое узи, где срок только 15 недель. Стараюсь твёрдо и убедительно произнести:

– Дима, смотри, это узи сделано почти сразу после нашей с тобой встречи. Я уже была беременна, просто не знала об этом.

Он довольно долго смотрел на черно-белый снимок, который после бросает мне под ноги с криком:

– Это подделка! Ты просто не желаешь терять своего богатенького папика!

На крик выходит водитель, но я быстро ему проговариваю:

– Слава, всё впорядке, посиди в машине.

Только бы он не рассказал об этой встрече Станиславу Николаевичу, так как будет скандал. Поднимаю аккуратно снимок и кладу в сумочку, стараюсь мягко вести разговор:

– Дима, я не знаю, как тебе ещё доказать. Посмотри срок беременности, он явно больше, чем полагается.

Когда он посмотрел мне в глаза, я отчетливо поняла: он безумен…

Скажете, что я виновата в этом? Нет, мы оба виноваты в том, что семья расспалась так трагически. Разница в том, что я смогла жить дальше, начать заново, конечно, благодаря поддержке Станислава Николаевича и его сына. Понимаю, что мне легче, так как я поменяла полностью обстановку. А Дима вспоминает прошлое каждый день, находясь там, где всё произошло. Он не может отпустить ту трагедию, справиться с болью, не нашёл подходящего человека. И он злиться, просто ненавидит меня, что я живу дальше без него. Странно, но на данный момент мне его так жалко, но, увы, он должен сам справиться с этим.

Даже его грубые слова меня сейчас не задевают, слышу их сквозь какой-то стеклянный колпак, который защищает меня от боли. На крики выглядывать стали люди в окна, поэтому пытаюсь его успокоить:

– Я могу посоветовать тебе хорошего врача, он поможет, мне помог…

– Ты считаешь, что я псих? Нет, дорогая, это ты сошла сума, раз так просто всё забыла! И живешь так, как будто ничего не случилось!

– Я ничего не забыла, просто на этом жизнь не заканчивается…

Меня он перебивает и грубо хватает за локти, проговаривая в лицо:

– Для меня она закончилась тогда, когда ты убила нашу дочь!

Страшно, больно и обидно – всё смешалось воедино, поэтому могу только прошептать:

– Я не виновата…

– Скажи об этом Настеньке… Почему ты вместо нее не умерла?

Он так больно меня встряхнул, что мои зубы стукнулись друг о дружку. Боковым зрением вижу, что выходит из машины Слава. Но так медленно, как в замедленной съемке. Быстрее! Хочу крикнуть, но не успеваю, так как меня с огромной силой толкает Дима в спину. Я падаю, пытаюсь схватиться за перилла на крыльце подъезда, но они все во льду…

Больно! Очень больно! Мое лицо полностью в снегу, который просто разодрал мне всю кожу. Руки горят огнем, но самый адский огонь был в животе. Он меня разрывает на части, ломает мне все кости разом. Я не могу это терпеть… Не могу…

Глава 15

4 марта .

Станислав Николаевич сидит в реанимации у больничной кровати, на которой лежит Наташа. Из её тела выведены две трубочки : одна в вену из капельницы, другая для носа – подача кислорода. Методично пищит рядом установленный аппарат жизнеобеспечивания. В палату интенсивной помощи заходит главврач Валентин Викторович, хлопает дружески по плечу Станислава Николаевича.

– Стас, третий день уже дежуришь. Поверь, искуственная кома еще минимум неделю будет длиться, до полного выздоровления Натальи. И твоё присутствие здесь не обязательное. Как только что – либо изменится, ты первым узнаешь.

Но он только сжал голову двумя руками, тем самым не соглашаясь на предложение Валентина Викторовича.

– Стас, глупо себя так изводить. Она молода, выкарабкается. Кстати, к тебе пришли.

Станислав Николаевич устало поднимается, выходит в коридор, где на кушетке сидит Максим.

– Ты себя видел в зеркало? – проговорил Макс, поднимаясь навстречу.

– Ближе к делу, – отгоняя сон, спрашивает Станислав Николаевич.

– Отец, Валентин Викторович говорит, что угроза прошла, караулить больше не нужно.

– Макс, говори, зачем пришел, – еле сдерживая крик, процедил Станислав Николаевич.

– Его родня уже нашла хорошего адвоката, поэтому выпустили под залог. Но все свидетели на нашей стороне, да и водитель подробно всё выложил. У него нет шанца, избежать уголовного дела.

– Дело рассмотрят в кратчайшие сроки, ты об этом договорился?

– Конечно, прокурор в курсе: никакой волокиты и рутины. Отец, нужно похороны провести. Без тебя все организовать?

– Нет, я сам…. Я один поеду, ты будь в офисе и на время перенимаешь все мои полномочия.

Тяжелой походкой Станислав Николаевич покинул отделение реанимации. Максим надел белый халат и вошел в палату. Он был расстерян и одновременно зол, его пальцы крепко впились в больничный халат. Пристально рассматривая лежащую Наташу, проговорил:

– И стоила эта встреча жизни ребенка?

Глава 16

14 марта

Меня кто-то будил и, можно сказать, очень больно. В глаза постоянно чем-то очень ярким светили, ноги поднимали и отпускали, отчего по всему телу шла неприятная дрожь. Всё-всё просыпаюсь! Отпихиваю чьи-то руки от своего лица и пытаюсь открыть глаза.

– Наконец-то, спящая красавица, проснулась. Нет, не закрывай глаза, пора приходить в себя, начинать двигаться.

Почему я в больнице? Почему тут главврач Валентин Викторович, который меня всю общупывает и простукивает своим маленьким, но холодным молоточком?

– В глазах не двоиться, нет мушек?

Киваю отрицательно головой и пытаюсь вспомнить, почему я в больнице.

– Хочешь попить? – всё не унимается Валентин Викторович, протягивая стакан.

Да, очень, у меня как раз горло, будто огнем горит от сухости. Взять с первого раза стакан не получается, так как пальцы сначала меня не слушаются. Да и встать я не могу, поэтому меня главврач немного приподнимает, и я могу немного выпить воды. Какая она вкусная оказалась, как бальзам для моего горла!

– Наташа, ты помнишь, что с тобой случилось?

А что со мной? Наверное, мои хмуро сведенные брови, подсказали врачу что-то, раз он быстро крикнул в сторону открытой двери:

– 5 кубиков геминиврина срочно.

Что это, зачем? Но горло болит и пока нет сил спрашивать. Ах, нужно сказать о ребенке, можно ли ему это лекарство?

Нет живота! Где мой ребенок? Почему на моём плоском животе повязка?

В этот момент вижу, как быстро входит медсестра и вводит мне в вену лекарство.

– Наташа, это сильное успокоительное, после которого ты сможешь принять действительность, как можно безболезненнее.

– Я не понимаю….Где ребенок? – на этот крик ушли все силы, а действие укола притупило все мои чувства разом. Волнение моментально ушло, даже боль в горле отступила. Моё тело стало невесомым, а разум точно не со мной в данный момент.

– Ребенок не выжил, приношу свои соболезнования.

Сейчас нужно, наверное, кричать от боли или хотя бы плакать. Но эта новость лишь заставила быстрее биться моё сердце. Вячеслав Викторович погладил мою ладонь, и я осталась одна…

Как такое может быть? Почему я потеряла ребенка, да и срок был семь месяцев, такие дети выживают. Больше не могу копошить свои нервы, меня куда-то уносит…

15 марта

– Наташа, просыпайся, мне передали, что ты вчера очнулась.

Оля, родной голос за столько времени тишины. Она поможет мне с этим разобраться. Слабость во всём теле, но пытаюсь всё же прошептать:

– Почему я здесь?

Мне кажется или Оля правда волнуется? Вышла на минуту из палаты, потом нервно стала ходить по палате, сцепив крепко руки.

– Оля…– я не сдаюсь и слежу за ней.

– Наташа, тебя ввели в искусственную кому на 12 дней, чтобы не было угрозы для твоей жизни.

Опять входит медсестра и вливает из шприца желтоватую жидкость в капельницу. Вижу, как по трубке медленно попадает лекарство мне в вену. Как только выходит медсестра, просто выкрикиваю:

– Оля, не молчи!

Если бы я могла, то встала, но даже от крика голова идёт кругом.

– Тебе ввели успокоительное, сейчас станет легче, – отвечает она и присаживается рядом со мной на стул.

– Мне станет легче, когда я пойму, что случилось? Где Станислав Николаевич? И… Оля, почему мне вчера сказали, что мой ребенок умер?!!! Нет!

Всё!!! Вспомнила!!! Боль стала душить, тело ломит на мелкие кусочки. Я кричу, дико горит моё сердце…

Не знаю, сколько эта агония продолжалась, но очнулась я уже вечером, так как за окном было сумрачно. Моя верная подруга сидит на стульчике и что-то листает в телефоне.

– Хочу пить… – шепчу, так как горло напоминает пустыню Сахара.

– Наконец-то ты очнулась, – радостно восклицает Оля и помогает мне выпить воды из стакана.

– Мне опять ввели успокоительное?

– Да, они сильные и вводятся только под контролем врача.

Не понимаю почему, но слезы медленно катятся из моих глаз, чем вызвала очередную панику у Оли. Она собралась вызывать опять медперсонал, но я шепчу:

– Оля, не надо, я не хочу засыпать…

–Тебе нельзя волноваться, сказали сразу звать их.

– Расскажи, пожалуйста, всё расскажи…

Должно быть, мой жалостливый взгляд заставил её вернуться и сесть рядом со мной. Вижу, что ей тяжело, руки нервно сжаты, голос хриплый:

– Ты что-нибудь помнишь?

Итак, я еду с водителем, далее встреча с Димой, он кричит, и я падаю в снег. А далее боль и вот я тут.

– Я упала, кажется, в снег.

– Да, только тебя толкнул с крыльца Дима, а под тонким слоем снега был острый глыбы льда.

Она помолчала, но всё же продолжила:

– Как я узнала от твоих родителей и Станислава Николаевича, то от падения на живот с такой высоты ребёнок умер сразу. Потом у тебя открылось внутреннее кровотечение, пришлось вводить тебя в искусственную кому.

– Они все здесь были?

– Да, первые дни сидел Станислав Николаевич, затем сменила его твоя мама. После десятого дня сказали, что сидеть круглосуточно не обязательно, как тебя разбудят, то сразу сообщат.

– Кто тебе сообщил?

И почему нет Станислав Николаевича? Как он сейчас нужен мне, только он сможет сделать так, что станет легче…

– Мне позвонил Станислав Николаевич утром, попросил всё тебе рассказать.

– Что ещё? – меня насторожило слово всё…

– Он обвинял тебя, когда я пришла в больницу. Я и сама в шоке, зачем ты пошла на встречу с этим придурком! – выкрикивала последние слова Оля.

– Оля, он шантажировал меня…Я просто хотела доказать, что это не его ребенок…

Больно, обидно, почему мне не верят? Чувствую, что слезы начинают душить изнутри, подходит истерика, всё тело бьёт крупная дрожь. Через минуту медсестра опять вводит мне в вену мутную жидкость из шприца. Понимаю, что скоро усну, поэтому шепчу:

– Ребенок, где он?

– Его похоронили рядом с твоей дочерью…. Так решил Станислав Николаевич, присутствовал он и твои родители.

Не могу сдержать стон, так как сердце сжалось, словно в железные тиски. Темнота и невесомомость уносят меня в своих спасительных объятиях.

Ещё не прошло действие успокоительного, так как голова немного кружиться, но чувствую, что в палате я не одна. Действительно, сейчас ночь: за окном тьма. Сквозь щель в дверях немного проходит свет, поэтому вижу в кресле мужскую фигуру. Включаю на стене кнопку, и палата освещается дневным светом. Немного заслезились от него глаза, но ерунда – здесь Станислав Николаевич! Наконец-то он пришел…

Во мне моментально всё взбодрилось, от радости даже набегают слёзы.

Протирает сонно глаза, поправляет немного волосы, а затем так внимательно вглядывается в меня, что дух перехватило. Замечаю, что он не брит, даже немного похудел, а под глазами впервые залегли тёмные тени. Продолжая сидеть, Станислав Николаевич хрипло спрашивает:

– Как ты?

Вы тут, вы рядом, теперь мне ничего не страшно! Конечно, этого я не произнесла…

– Голова кружится немного… – мой голос такой писклявый, что самой противно.

– Это от успокоительного совместно со снотворным. Валентин говорит, что завтра ты будешь вставать. Идёшь на поправку.

Он произносит это равнодушно, как будто не рад или мне показалось? Серьёзный, даже холодный взгляд. Нет, не этого я ждала, не таким Станислава Николаевича последнее время видела.

– Наташа, мне очень тяжело сейчас говорить, но ответь – зачем ты пошла на свидание с ним?

Свидание? Мне не послышалось? Нет, какое свидание, я пыталась поставить точку в наших с Димой отношениях.

– Я пыталась объяснить, что это ваш ребенок.

– Ложь! Всё ложь! – просто выкрикивает мне в лицо Станислав Николаевич, пытаясь сдержать себя, уже более тихо, строго продолжает. – Ты снова скрытно побежала к нему, как и в прошлый раз. Можешь не отрицать, водитель хотел быть рядом, но ты его отослала в машину. А твой дорогой Дима уже в прокуратуре всё в ярких красках рассказал. Не понимаю, если ты так хочешь быть с ним, то какого черта рушишь мою жизнь!

Мои мысли никак не могли подобрать нужные слова, просто я не готова к такому повороту. Да ещё это успокоительное никак не перестанет затуманивать разум.

Станислав Николаевич встал, немного подошел ко мне, и почему –то сейчас стало жутко от этого взгляда. Я пытаюсь подобрать нужные слова, защититься от гневных выпадов, но меня перебивают.

– Я простил тебе измену, растоптав свою гордость. Полностью подстроился под твои капризы, пытался дать всё, лиж бы ты была счастлива. Я в прямом смысле ломал себя, ломал свои привычки, надеясь на взаимность.

– Я не хотела…

– Мне уже не важно, больше не вижу смысла продолжать с тобой видеться. Теперь я окончательно ставлю точку, и обещаю, что никак в твою жизнь не вмешаюсь. Смерть ребенка я тебе прощаю, но надеюсь, что мы с тобой больше не пересечемся. Прощай.

Этого не может быть, это неправда! Он ушел, ушел, ушел….

На мои крики прибегает медсестра, потом еще одна, пытаются меня удержать. А как удержать душу, которая горит огнем, беспощадным, сжигающим всё внутри.

Глава 17

28 марта

Сегодня меня выписали, поэтому впервые за месяц выхожу на улицу. От резкого свежего воздуха немного закружилась голова. Беру такси и еду на квартиру, где прямо в коридоре вижу все мои сумки с вещами, которые брала к Станиславу Николаевичу. При воспоминании о нём стало трудно дышать, поэтому быстро пью выписанные мне психиатором успокоительные. Вся мебель в квартире покрылась пылью, сразу берусь за влажную уборку, чтобы не впадать в уныние. Не хочу вспоминать, не хочу изводить себя, хватит! Правильно говорил психолог в больнице, что на этом жизнь не заканчивается, а если даёт такие мне испытания, значит, я справлюсь.

По привычке начинаю повторять позитивные установки, как учили в больнице. Так легче, так проще не думать о произошедшем.

Моё одиночество не было долгим, так как приехала Оля, попутно помогая мне наводить порядок. Она единственная, кто меня понял и поверил, помогла и с показаниями для обвинения. Так сказать, была вместо меня на суде. Я не защищала Диму, наоборот, показала переписку с ним в соц.сетях, так же пришлось показать его шантаж. Но мне было всё равно: жизнь разрушена, и скрывать что-либо уже не имело смысла.

Родителям вначале было непросто смириться с тем, что услышали, неделю не общались со мной. Но всё же любовь к дочери сильнее обид, поэтому за день до выписки, мы впервые сидели вместе и просто плакали. Почему? Не знаю, но стало легче. Пообещала к ним вернуться летом, когда отработаю этот год.

– Ты как хочешь, подруга, но я устала. Давай перекусим, – бросив тряпку, проговаривает бойко Оля.

Наш перекус плавно переходит в распитие вина, принесенное Олей. Да, давно я не выпивала алкоголь, кровь просто загорелась и понеслась по моим остывшим сосудам.

– Вот, совсем другое дело, а то сидит бледная поганка.

– Спасибо, – обиженно отвечаю ей. Сама понимаю, что после почти месяца в больнице вид очень ужасный.

– Значит так, до конца больничного 4 дня, поэтому с завтрашнего дня идём делать все процедуры.

– Зачем?

– Возвращать тебя в нормальный человеческий вид! – бодро заключает Оля.

Бред! Мне совсем не до внешнего вида, наоборот, чем меньше выделяюсь, тем меньше проблем.

– И не думай мне перечить. Я не позволю тебе опять напялить чёрное одеяние и замкнуться в себе! Мы женщины, а следовательно, должны нести прекрасное в этот мир.

– А если мне этот мир безразличен?

– Чепуха, Наталья, не переживай, и не с этим справлялись! Выпьем – за нас!

Да, и ещё раз – да! А про себя добавляю: «Спасибо Господи, что ты мне дал такую подругу! Эту буйную позитивную девушку, терпящую все мои выкрутасы, вытягивающую меня из всех передряг. Спасибо!»

Все дни до конца больничного я нахожусь под строгим присмотром Ольги, которая действительно привела мой внешний вид в прежнее состояние, только вот душа никак не успокоится. Каждую ночь я просыпаюсь и пью вторую дозу успокоительных, так и не хватит до следующего посещения психиатора.

Кстати, мне необходимо пройти курс посещений у психиатора, и если не будет положительного заключения, то могу потерять работу…. А это единственное моё любимое занятие! Поэтому приходится посещать Любовь Генадьевну три раза в неделю после работы. И так ужасно, когда тебе мило улыбаются и задают какие-то глупейшие вопросы, на которые необходимо отвечать. Во мне масса негатива сразу появляется на этих сеансах, кто говорит, что становится легче? Кому за это вранье свернуть шею? В моём случае посещение психиатора только усугубляет душевное состояние.

Так тянется время серой массой до апреля…

Постоянно перед глазами СтаниславНиколаевич и его последние слова, сказанные мне. Несколько раз пыталась позвонить ему, но рука предательски дрожала, да и голос мгновенно пропадал. А что я ему скажу? Тем более он взрослый мужчина и не будет больше возиться со мной. От этого отчаяния, просто сносит крышу!

Решаюсь на унизительный поступок 6 апреля, как у Пушкина Татьяна написала Онегину. Много белых листов извела, прежде чем получилось письмо. Надеваю джинцы, куртку и еду в бизнесцентр, где находится офис Станислава Николаевича. Трясущими руками звоню Игорю, который быстро появился на первом этаже в холле.

Не могу смотреть в глаза, стыдно, тем более, он лучший друг Станислава Николаевича, а следовательно, ему всё известно. Протягиваю конверт, стараясь мягко произнести:

– Передайте, пожалуйста, Станиславу Николаевичу.

– Ты уверена? – с сомнением произнес Игорь, держа конверт.

Киваю утвердительно головой и выбегаю из холла. Перед глазами всплывает образ Станислава Николаевича, который недовольно читает моё письмо.

« Хочу поздравить вас с Днем рождения, Станислав Николаевич.

И прежде чем вы выкинете письмо, прочтите его до конца. Я не пытаюсь помириться или заставить вас ответить мне. Просто мне не дают покоя ваши последние слова, сказанные в больнице. Во многом вы были правы, и от этого осознания становится стыдно. Но я вам не изменяла! Если вы посмотрите показания в суде, то увидете распечатку переписки с шантажом. Моя вина в том, что решила сама разобраться, скрыла от вас. И за это я серьезно наказана. Спасибо вам за поддержку и понимание, я веду себя порой несносно. Извините, если сможете.

Наташа.»

Представила, и стало легче! Да, действительно легче. Такое ощущение, что сбросила килограмм десять со своих плеч. Свободна! Свободна от постоянно терзающей меня совести.

Счастлива? А что такое счастье? По-моему, оно у каждого свое. А я своё счастье постоянно разрушаю собственными руками. Я одна и больше не желаю впускать в свою жизнь никого! Не хочу рушить жизнь другому человеку. Год назад я также ходила по городу, только вся в черном, с холодным взглядом, ненавидя всех вокруг. Ещё не понимая тогда, что сама в своём состоянии виновата.

Сказать, что я ждала ответа на письмо? Нет! Я даже боялась его получить. А так, просто попрощалась и извинилась за свои поступки. Сейчас для меня это необходимо: простить и не держать обиды. Теперь завидую белой завистью счастливым людям, которых вижу вокруг. Понимая, как это трудно сохранить отношения, не озлобиться и не уйти в себя, как это было со мной.