Текст книги "Обезьяны, обезьяны, обезьяны..."

Автор книги: Наталья Пожарицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

На этих пиршествах кое-что перепадало и мне. Банановая кожура. Апельсиновые корки. Абрикосовые косточки, которые обезьяны ловко выплевывали за несъедобностью. Надо было видеть, каким царственным жестом протягивали они мне эти объедки. Но я воспринимала это как знаки все возрастающего доверия и потому всегда брала обезьяньи дары с почтением и благодарностью.

После завтрака – за работу. И тогда на дверях лаборатории появлялась табличка: «Не входить. Идет опыт».

Тихого часа после обеда обычно не было. В теплую солнечную погоду мы переводили обезьян «на дачу» – в летнюю вольеру в парке. А в зимнем помещении в это время затевалась генеральная уборка: в который раз тщательно протирались хлорированной водой полы, окна, стены, прутья решетки и даже потолки, прожаривался с помощью ультрафиолетовых светильников воздух. Иначе нельзя. Обезьяний организм подвержен инфекциям, особенно здесь, в северных ленинградских широтах.

По той же причине, во избежание инфекций, посторонних людей в лабораторию без особой надобности не пускали. Но уж коли пришел сюда – изволь надеть свежий халат, переменить обувь, вымыть руки.

После ужина – отбой. Едва начинало смеркаться, шимпанзе принимались укладываться спать. Подолгу сопели и возились они в своих кроватях – деревянных ящиках на ножках, подолгу каждый раз подминали под себя коврики и одеяла, устраивая подобие гнезда... Наконец все стихало. Только изредка сонную тишину лаборатории вдруг нарушали вздохи, вскрикивания, а иногда и храп спящих обезьян.

Сначала обезьян было трое. Нева, Лада, Рица. В первый день они показались мне все на одно лицо. Потом я удивлялась, как можно их перепутать. У каждой даже во внешности свои особенные приметы, а уж о характерах и говорить не приходится.

Рыжевато-коричневая, веснушчатая Нева – задира и непоседа. Порванный халат – ее работа. Лада – флегма. У нее темные волосы. Лицо скуластое, глаза с раскосинкой. Ну, а взбалмошную и истеричную Рицу – седеющую и лысеющую, вообще ни с кем не спутать.

Рица была самая старшая из троих. И хотя все в лаборатории знали, что ей не больше пятнадцати лет (а шимпанзе живут лет до 40 – 50), называли ее ласково старушкой. Она и в самом деле походила на маленькую сгорбленную злую старушонку и была ужасная трусиха. Любой незнакомый предмет вызывал у нее самую настоящую истерику. Однажды я принесла и показала ей цыпленка. Увидев его и услышав писк, Рица так перепугалась, что пришлось поскорее убрать «страшилище». В другой раз ей показали бронзовую статуэтку обезьяны, руку которой обвивала змея. Все обезьяны боятся змей, и мы предполагали, что Рица испугается. Но того, что случилось, не ждал никто. Не отрывая взгляда от змеи, Рица взъерошилась, попятилась в глубь клетки и вдруг заметалась но ней, закрывая лицо руками. Она визжала, натягивала на голову коврик, поворачивалась к статуэтке спиной, снова искоса взглядывала на нее и жалобно кричала, взывая о помощи...

Мне очень было жаль это бедное, болезненно-нервное существо. И я всегда искренне радовалась, когда к ней в гости приводили Неву и Ладу. Что здесь начиналось! Обезьяны колотили друг друга по спинам, боролись, носились по стенам и потолку клетки вниз головой. И смеялись. Да-да, смеялись, потому что обезьяны умеют смеяться. Конечно, не так, как человек, но зато в ситуациях, очень сходных с теми, в которых смеются люди.

Лада и Нева – неразлучные подруги. Живут в одной вольере. Расстаются только на время опытов, да и то не всегда.

Лада спокойна и философична. Любит, сидя на полке на корточках и подперев щеку рукой, смотреть в окно. Нева – воплощение деятельности и предприимчивости. Не сидит без дела ни минуты. То сковыривает краску с прутьев решетки, то пытается вынуть из пальца несуществующую занозу, то, разыскав где-то тряпку, «моет» полы, подражая уборщицам. Именно благодаря ей я поняла всю емкость слова «обезьянничать». По этой части Нева была непревзойденная мастерица. Найдет какую-нибудь щепочку, заберется к Ладе на полку, схватит за руку и давай колоть ей палец. Та отдергивает руку и смешно втягивает сквозь зубы воздух – совсем так, как это делаем мы, когда внезапно уколемся или ушибемся. Нева внимательно посмотрит на приятельницу и приложит к пальцу заранее припасенную бумажку или клочок ваты. Можете не сомневаться – накануне у обезьян брали кровь из пальца. Нева «обезьянничает».

Измеряют кровяное давление. Стоит замешкаться Леониду Александровичу, Нева тут как тут. Быстро намотав на руку Ладе манжетку, она начинает изо всех сил сжимать резиновую грушу, то и дело сосредоточенно поглядывая на манометр. Неважно, что при этом манжетка свободно болтается на Ладиной руке, неважно, что резиновая трубка, которая подводит к манжетке воздух, отсоединена. Внешне-то она делает то, что положено.

Различия в характерах Невы и Лады сказываются во всем, даже в манере есть. Лада за трапезой спокойна, нетороплива. Долго рассматривает какой-нибудь там помидор, подносит его к носу, нюхает, не спеша надкусывает и начинает медленно высасывать сок. Ее ничем не удивишь, даже свежими абрикосами в мае. Нева ест быстро, все подряд, ничего не оставляя после себя. Обыкновенный ревень может привести ее в восторг, и она с аппетитом ест его, похрустывая сочными стеблями и покряхтывая от удовольствия. Бывали, правда, и срывы. Уж казалось бы, что может быть вкуснее, чем свежая клубника с сахаром. Так нет. Нева однажды отказалась ее есть, истолкла кулаками в миске, а потом долго и тщательно размазывала по физиономии и рукам до самого локтя это месиво и ходила так целый день, словно вождь краснокожих.

О характерах иногда судят по почерку. Не знаю, насколько это справедливо для людей, но у наших обезьян почерк явно был зеркалом характера. Лада и Нева любили рисовать. Но как по-разному это получалось у них. Лада, помусолив во рту карандаш, скрупулезно выводила где-нибудь в уголке листа крохотные черточки и крючочки. Широкой натуре Невы была свойственна иная манера рисунка. Резкими, размашистыми движениями она быстро зачеркивала – вдоль и поперек, вкривь и вкось, из одного угла в другой – весь лист и быстро тянулась за следующим.

Самым суматошным был банный день. С утра в подсобном помещении топили печь, грели воду. Рида предпочитала принимать ванну в одиночестве, разве только с помощью лаборантки Марии Николаевны. Лада и Нева относились к идее купания благосклонно. И здесь они были неразлучны. Леонид Александрович брал за руку Ладу, Лада брала за руку Неву, Нева протягивала руку мне, и мы отправлялись в ванную комнату.

Лада, как всегда, была невозмутима и влезала в горячую воду с философским спокойствием. Нева, беспокойно оглядываясь по сторонам и поминутно вытирая нос тыльной стороной руки, вразвалку подходила к ванне и пробовала пальцами воду.

Процедура намыливания, мытье головы и физиономий они выносили мужественно – знали, что впереди минуты более приятные: душ. Быть может, вода, льющаяся сверху, навевала смутные воспоминания о тропических ливнях. И хотя на родине шимпанзе без особого восторга переносят дождливую погоду, здесь, под Ленинградом, теплый дождь, наверное, был им приятен. Лада и Нева толкались, звучно шлепая друг друга по мокрым спинам, задирали голову вверх и, оттопырив нижнюю губу, старались поймать в нее струю воды. Иногда они пробовали есть мыло. А после бани долго и с наслаждением потягивали теплое сладкое молоко.

Лада и Нева были хорошо прирученными, послушными обезьянами и не представляли опасности для людей, особенно для тех, с кем были хорошо знакомы. Это позволяло нам выводить их время от времени в свет. Однажды мы отправились в парк. Как обычно, Леонид Александрович взял за руку Ладу, Лада взяла за руку Неву, Нева протянула руку мне, и мы двинулись на прогулку. На всякий случай прихватили веревку. Мало ли. Все-таки звери. Вдруг понадобится поводок.

Обычно шимпанзе передвигаются на четвереньках, упираясь в землю костяшками пальцев рук – руки у них гораздо длиннее, чем ноги. Небольшие расстояния могут проходить на ногах, выпрямившись. Наши обезьяны предпочли бы пройтись по парку галопом на четвереньках. Но их взяли за руки, и ничего не оставалось, как чинно ковылять рядом с человеком по его образу и подобию.

На прогулке мы решили совместить приятное для обезьян с полезным для науки и поставить в естественных условиях эксперимент: посмотреть, станут ли выросшие с пеленок в неволе восьмилетние шимпанзе строить гнезда. На свободе совсем еще маленькие шимпанзята пытаются, подражая взрослым, строить их для ночлега. Нашим обезьянам пример было брать не с кого. Вот мы и решили узнать, существует ли врожденная способность у шимпанзе к строительству гнезд?

Мы могли ставить перед собой любые цели. Обезьянам решительно не было до них дела. Какие там гнезда! Относительная свобода так вскружила им головы, что нам оставалось только по мере сил сдерживать их буйную радость. Лада и Нева носились по лужайке, взбирались на деревья, раскачавшись на руках, перебрасывались – правда, довольно неуклюже – с ветки на ветку. В неописуемый восторг их привели зеленые яблоки. Не в тарелке – помытые и ошпаренные кипятком, а прямо на дереве. Обезьяны, встав во весь рост, подтягивали к себе ближайшие ветки и срывали яблоки, воровато оглядываясь по сторонам. Потом Нева залезла на яблоню и, свесившись вниз головой, лихо стала надкусывать подряд все висящие рядом яблоки. Потом они снова носились по поляне... Когда я попыталась унять расходившуюся Неву, она быстрым движением схватила мою руку и вцепилась в нее зубами. Случилось это неожиданно для всех и, по-моему, для самой Невы. Ведь она знала, что за такой проступок крепко наказывают. Потому в следующую же минуту она с воплем кинулась в сторону и скрылась в кустах. Дело принимало серьезный оборот – в парке, привлеченные необычным зрелищем, могли быть посторонние люди. Все бросились ловить Неву. Я осталась один на один с Ладой. Ей успели накинуть на ногу веревочную петлю, другой конец веревки с криком: «Держите, чтобы не убежала!..» – сунули мне в здоровую руку. Напуганная шумом, а может и видом крови, Лада рванулась в кусты. Я изо всех сил тянула веревку на себя, наматывая ее на здоровую кисть. Лада заметалась по поляне. Несколько раз она наклонялась к ноге, пытаясь освободиться от веревки. Распутать узел было не так-то просто. Проще было освободиться от меня. И здесь я получила великолепную возможность наблюдать шимпанзе в состоянии агрессии. Лада поднялась на дыбы, ссутулилась, распушилась и молча пошла на меня...

Все кончилось благополучно. Ладу усмирили. Неву поймали и наказали, чтобы в другой раз неповадно было кусаться. А когда я на следующий день появилась в лаборатории с перевязанной рукой, она подошла ко мне, заглянула в глаза, и, обхватив меня за плечи руками, прижалась головой к груди. Ну разве можно было сердиться на нее! Мир, конечно, мир.

Однажды утром со стороны изолятора донесся крик детеныша шимпанзе. Подавала голос новенькая. Обезьяны заволновались. Лабораторию заполнило уханье – характерный крик возбужденного шимпанзе. Обезьяны бегали по клетке, взбирались по решетке повыше, вытягивали шеи, пытаясь заглянуть в изолятор. Наконец срок карантина кончился, и пятилетняя Роза должна была встретиться со своими сородичами. Не знаю, кто волновался больше – обезьяны или сотрудники лаборатории. Как произойдет встреча? Не покусают, не обидят ли малышку старые обезьяны? Страхи оказались напрасными. У Рицы заговорил вдруг материнский инстинкт. Она заключила Розу в объятия, крепко прижала к себе и протяжно, прикрыв глаза, закричала. Это был совсем незнакомый нам, никогда не слышанный крик. После она долго осматривала, обнюхивала, обыскивала Розу, время от времени нежно прижимая ее к себе и негромко вскрикивая.

Год спустя в лаборатории появилось еще одно удивительно трогательное существо – двухлетний шимпанзенок Бодо.

Впервые я увидела его еще в Москве. Посреди комнаты Зооэкспорта стоял небольшой ящик с оконцем в верхнем углу. За решеткой поблескивали большие, полные человеческой грусти глаза. Ящик открыли. В углу его, ссутулившись сидел грязный и усталый шимпанзенок.

Следующим летом, приехав в Колтуши, я не узнала Бодо. Передо мной был необыкновенно шустрый, проказливый и привлекательный малыш. Он долго не хотел признавать меня. Стоило войти в клетку, как он тотчас прыгал на трапецию, хватался за нее обеими руками, и, качнувшись несколько раз, с силой ударял меня в грудь ногами. Потом пулей летел под кровать и хитро поблескивал оттуда глазами: попробуй, мол, достань. Если в ходе опыта я наклонялась, чтобы положить в кормушку приманку, он так же стремительно подлетал ко мне, дергал за волосы и опять улепетывал под кровать. Ну, что с ним было делать! «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок»,– говорят немцы. И я разгадала одну маленькую слабость Бодо. Он любил теплое сладкое молоко. С некоторых пор приносить это лакомство в полдник вместо служительницы стала я. Первые дни Бодо брал у меня кружку осторожно, с опаской, уходил с ней в самый дальний угол клетки. Потом привык: садился рядышком, и я с удовольствием смотрела, как не отрываясь от кружки и часто моргая, он тянет молоко, сопя и покряхтывая,– совсем как ребенок.

Место среди прочих

Шимпанзе – один из самых интересных представителей семейства крупных человекообразных обезьян. Их апология, биология, особенности стадных взаимоотношений, психология вызывают наибольший интерес у специалистов, потому что из всех ныне живущих обезьян у шимпанзе больше, чем у кого-либо, оснований считаться ближайшим человеческим родственником. В этом убеждают сравнительно-анатомические данные, биохимические и иммуннологические исследования крови, данные гистологии, эмбриологии, цитологии...

У шимпанзе относительно крупный головной мозг, очень похожий по своему строению на человеческий. У них хорошо развито зрение (оно цветовое, объемное) и осязание. Ловкая пятипалая рука, которой обезьяна может совершать самые разнообразные, порою очень точные и тонкие движения. У них хорошо развит ориентировочно-исследовательский рефлекс. Они подвижны, эмоциональны, обладают незаурядными способностями к подражанию, легко обучаются, могут использовать, наподобие орудий, камни, палки и другие предметы. Многочисленные опыты подтверждают их сообразительность, умение решать достаточно сложные задачи, требующие элементарной способности к анализу.

Родина шимпанзе – Экваториальная Африка. Здесь в тропических и горных лесах они встречаются вплоть до трехкилометровой отметки над уровнем моря.

Шимпанзе – давний объект пристального внимания ученых и в различных приматологических центрах мира, и в лесах Африки, в естественных условиях обитания.

Это довольно крупные обезьяны. Не такие большие, как гориллы, но все же не маленькие. Рост взрослого самца достигает порой 170 сантиметров. Правда, такие экземпляры встречаются редко. Средний же рост самца 150—160, самки – 130 сантиметров. Соответственно и весят они по-разному. Матерые вожаки – до восьмидесяти килограммов, самки – килограммов по сорок – сорок пять.

Шимпанзе – крепкие, коренастые, приземистые существа. У них широкие плечи, узкий таз, руки свисают ниже колен, а ноги – короткие. Они очень сильны. Известные американские приматологи Роберт и Ада Йеркс пишут, что взрослый самец на ручном динамометре может выжать 66 килограммов, самка – 54. Зарегистрирован случай, когда шимпанзе весом в 59 килограммов на становом динамометре выжал 330 килограммов, а в одной из лабораторий разгневанная обезьяна так рванула ручку станового динамометра, что стрелка прыгнула далеко за 500 килограммов. Не знаю, какие рекорды могли бы установить мои колтушинские знакомцы, но Лада, зацепившись одной рукой за трапецию, свободно подтягивала другою Неву под самый потолок.

Пожалуй, самое выразительное на лице шимпанзе – глаза и губы. Глаза очень похожи на человеческие, только сидят они глубже и сверху, как козырьком, прикрыты надглазничным валиком. Шимпанзе кареглазы. Белки у них тоже коричневые. Но не всегда. Иногда встречаются экземпляры с белыми белками. Тогда обезьяна особенно становится похожей на человека.

Губы толстые, длинные, необычайно подвижные. Именно с их помощью шимпанзе могут демонстрировать эмоции, выражающие восторг, горе, радость, сомнение.

Что еще добавить к портрету?

Шимпанзе лопоухи и волосаты. Волосы у них, вернее, это шерсть без подшерстка, жесткие и не очень густые. Ими покрыто почти все тело. Только лицо, уши, ладони и подошвы – голые. Кстати – часто розового, телесного цвета. У самцов – бороды. К старости (шимпанзе живут лет до пятидесяти – шестидесяти) борода седеет. Седеет и голова. А иногда плечи и вся спина. Обычно же шерсть у шимпанзе черная, серая или коричневая. Изредка встречаются шимпанзе-блондины.

В лес – к обезьянам, с обезьянами – в лес

Еще в конце прошлого и в начале нынешнего века некоторые ученые пытались подсмотреть жизнь шимпанзе на воле. Однако существенно пополнить уже имеющиеся к тому времени сведения не удалось. Тропические леса не зоопарк, где все открыто на обозрение всем. Истинный переворот в представлениях о жизни шимпанзе в естественных условиях произвели первые сообщения Джейн Гудолл. Джейн ван Лавик Гудолл – англичанка, зоолог. В 1962 году она приехала в Африку изучать шимпанзе, живущих в естественных условиях на территории заказника Гомбе-Стрим.

Лагерь разбили в пятнадцати километрах севернее Кигомы, небольшого порта на берегу озера Танганьика. В этих местах шимпанзе, странствуя в поисках пищи, появлялись на ровных, хорошо просматриваемых пространствах. Это было первое условие, обеспечившее успех затеянного дела. Дальше. Удачна была сама идея: не к себе привезти шимпанзе, а надолго уйти к ним, в лес. И наконец – снаряжение экспедиции. Первоклассные фото– и кинокамеры, магнитофоны и... бездна бананов. В конце концов, именно бананы решили исход дела.

...Первым осмелился крупный самец, которого исследовательница назвала Давид. Он пришел в лагерь, взял банан прямо из рук Джейн и с достоинством удалился. На следующий день он привел с собой приятеля. Гудолл назвала его Голиаф. Потом появилась старая самка – ее назвали Фло – в окружении свиты из пятнадцати самцов. Бананы пришлись всем по вкусу, и скоро вокруг лагеря стало слоняться еще десятка два шимпанзе. Исследователи поняли, что если начать регулярно подкармливать обезьян, то можно получать информацию о шимпанзе прямо с доставкой на дом. Так, в конце концов, и получилось. Результаты, полученные Гудолл, высоко оценены приматологами. Они существенно пополнили наши знания о жизни и поведении шимпанзе на воле.

Если Джейн Гудолл сама отправилась к обезьянам в лес, то ленинградские ученые под руководством Л. А. Фирсова в 1972 году предприняли экспедицию прямо противоположного свойства. Взяв трех шимпанзе – Боя, Тараса и Гамму,– до того времени живших в сугубо лабораторных условиях, они летом отправились на Псковщину и там на одном из островов озера Ушо выпустили обезьян в лес. А сами решили понаблюдать, как освоятся обезьяны на воле и как будут вести себя в природе.

На долю исследователей выпало немало тревожных дней и ночей. Об организационных хлопотах и говорить не приходится. Но вот – переезд. Путь до пристани, откуда клетки с обезьянами должны были переправить водой на остров, шимпанзе перенесли сносно. Они даже не утратили привычной бодрости духа и с любопытством, столь свойственным их племени, поглядывали на новых людей, на незнакомые предметы, с особым вниманием – на гладь озера. Все благодушие с них мигом сошло, едва обезьяны почувствовали под собой зыбкую палубу катера. Над спокойным северным озером понеслись отчаянные вопли перепуганных шимпанзе. Обезьяны не переставая вопили, пока катер не ткнулся носом в прибрежный песок острова. Клетки перенесли на берег и открыли. Обезьяны опасливо вышли на волю и... Нет. Они не ринулись в заросли высокой травы, не полезли с радостными криками на деревья. Они остались возле клеток. Одна несколько раз входила в клетку и выходила, снова возвращалась в нее с обиженной и растерянной физиономией и снова выбиралась наружу. Потом обезьяны уселись на берегу, обнялись и пригорюнились.

В первый день животных словно подменили, они перестали брать лакомства, подходить к людям, отзываться на клички и все время прятались в густой высокой траве. Но когда люди погрузились в лодки, чтобы перебраться на соседний островок – в свой лагерь, шимпанзе с раздирающими душу воплями бросились к своим покровителям. С уплывающей лодки долго были видны обезьяны – они стояли на берегу, протягивали руки и истошно кричали...

Через десять дней новоявленные робинзоны освоились настолько, что уже затевали шумные игры в кронах высоких деревьев, уверенно набивали брюхо никогда не виданными ими раньше листьями ольхи, рябины и различными травами. Единственное, к чему они долго не могли привыкнуть, была вода, окружавшая остров. Обезьяны испытывали перед ней истинный ужас, особенно когда на озере поднимались волны. И, даже мучаясь от жажды, не спускались на берег напиться. Между прочим, выпущенные на острова в последующие годы, шимпанзе преодолели этот страх. А некоторые даже входили в студеную воду во время опытов.

Можно себе представить, какой рискованной представлялась поначалу всем экспедиция. Еще бы! Обезьяны, в присутствии которых в лаборатории и чихнуть-то было не дозволено во избежание инфекций, должны были оставаться в незнакомых условиях, под открытым небом, испытать все капризы северной погоды, после строгой лабораторной диеты есть все, что только они найдут для себя съедобного. Никто не знал, чем кончится эксперимент. Институт рисковал ценными животными, ученые – в случае неудачи – своим престижем. А главное, никто не мог с уверенностью сказать, будут ли в результате этого смелого опыта добыты такие сведения, которые оправдали бы риск, пополнили наши знания о шимпанзе. Теперь после нескольких таких экспедиций, когда подготовлены научные отчеты, опубликованы статьи и книги, стало ясно: да, уникальный эксперимент дал уникальные сведения.

О больших способностях шимпанзе по части приспособления к необычным условиям севера, об особенностях их питания, гнездостроения, стадных взаимоотношениях, способах общения, умственных способностях этих животных. Сведения, полученные Л. А. Фирсовым, так же как наблюдения Джейн Гудолл и других исследователей, вошли в золотой фонд наших знаний о шимпанзе.

Племя кочевников

Шимпанзе – прирожденные кочевники. В поисках пищи они скитаются по своим владениям, совершая иногда в день многокилометровые переходы. Они не очень разборчивы в еде, но из всего растительного многообразия тропического леса включили в свое меню, по данным Гудолл, только 28 видов плодов, 3 вида побегов, 2 сорта цветов и 1 сорт листьев. Косматые робинзоны Л. А. Фирсова оказались куда более смелыми экспериментаторами. Быстро освоившись среди даров русского леса, они составили свой рацион из листьев, побегов, ягод, плодов и цветов 73-х видов растений. Они ели листья ольхи, липы, черемухи и осины. Обдирали кору и лакомились лубом дубов и сосен. Лакомились семенами ели, орехами лещины, малиной, земляникой, костяникой, черной смородиной. Ели васильки и репейники (очистив предварительно их стебли от шершавой или колючей кожицы), щавель и тимофеевку, клевер и зверобой, ромашки и одуванчики. С нескрываемым аппетитом жевали предложенные им людьми корни цикория, валерианы и тростника, хотя сами никогда не пытались выкопать их из земли. Какой-то неведомый, но верный инстинкт подсказал им, впервые оказавшимся среди растительного богатства северного леса, не брать в рот ядовитые растения. Ботаник, работавший в экспедиции, установил, что большой популярностью у обезьян пользовались лекарственные растения, издавна применяющиеся в народной медицине как слабительные, закрепляющие, глистогонные, желчегонные, противовоспалительные средства.

Возможно, именно поэтому обезьяны на острове поздоровели, шерсть у них стала лосниться (первый признак здорового животного), раны и ссадины заживали на них в одночасье. Конечно, сыграли роль и свежий воздух, и здоровый, полный движений и физических нагрузок образ жизни.

Шимпанзе – полудревесные, полуназемные обезьяны. Они чувствуют себя одинаково уютно и на горных склонах, и на равнинах, поросших травой, и среди ветвей деревьев, хотя предпочитают две трети своего времени проводить все-таки на земле. В сущности, на деревьях они только ночуют, да иногда днем во время кормежки влезают на них, чтобы достать плоды и побеги. К такому образу жизни у шимпанзе приспособлено решительно все. В том числе и манера передвигаться.

По земле они ходят на четвереньках, опираются при этом на костяшки согнутых пальцев рук и на внешнюю часть ступни. Если случится, что руки заняты, ходят по-человечьи, на двух ногах. Неуклюже, вперевалку, но ходят. А на деревьях они акробаты. Сильные, ловкие. У них цепкие руки, цепкие ноги, отличный глазомер, великолепно развитое чувство равновесия. Поэтому пройтись по гибкой ветви или переброситься с одного дерева на другое, раскачавшись на собственных руках, как на качелях, для шимпанзе сущая безделица.

Как истинные кочевники, они засыпают там, где их застанет заход солнца. Но перед тем, как расположиться на ночлег, строят гнезда.

О гнездостроительстве шимпанзе, как впрочем и о других сторонах жизни этих обезьян, еще до самого недавнего времени существовало много легенд. Одни натуралисты утверждали, что на родине, в девственных лесах, в самых непроходимых чащах, они устраивают себе постоянные жилища – что-то среднее между гнездом и хаткой, но непременно с крышей, защищающей их дом от дождя. Жилища эти они устраивают на деревьях из ветвей и сучьев, привязывая их к стволу лианами.

Другие рассказывали, что, кроме постоянных жилищ, обезьяны, застигнутые сумерками вдали от дома, строят себе временные гнезда только для одной ночевки.

Третьи доказывали, что на каждую ночь строится новое гнездо, которое обезьяна использует лишь один раз.

Вопрос об «архитектуре» жилищ шимпанзе, о том, строят ли их обезьяны сообща или каждый для себя, о том, сколько особей ночует в одном гнезде, породил обширную дискуссию, итоги которой были подведены лишь в конце тридцатых годов нашего века.

Сейчас известно следующее. Постоянных жилищ шимпанзе не строят. Но каждый день за несколько минут до захода солнца обезьяны деятельно принимаются за устройство ночлега. Каждый взрослый строит себе отдельное гнездо. Малыши спят с матерью. Но и они месяцев с пятнадцати начинают пробовать свои силы в строительстве гнезд, хотя никогда не спят в гнездах собственного изготовления.

Техника гнездостроительства у всех примерно одинакова. Облюбовав крепкое большое дерево, обезьяна находит на ней развилок и принимается за работу. Сначала она пригибает к центру будущего гнезда все близрастущие толстые ветки, придерживая уже согнутые ветви ногами. Потом несколькими ловкими движениями переплетает их. Бросает на настил еще охапку свеженаломанных пушистых веточек и листьев – и гнездо готово. Причем времени на это у шимпанзе уходит значительно меньше, чем ушло у меня на описание. В литературе приводятся случаи, когда на постройку этого довольно сложного сооружения одна самка потратила всего лишь три минуты.

Гнездо шимпанзе напоминает гнездо аиста. И хотя с точки зрения совершенства оно значительно уступает птичьим гнездам, но подобные сооружения других антропоидов оставляет далеко позади.

Располагают шимпанзе свои гнезда довольно высоко. Три, пять, десять, а то и двадцать метров над землей – хорошая гарантия от внезапного нападения врагов. Обычно на одном дереве сооружается несколько гнезд. Реже – одно. В диаметре гнездо не меньше метра, и построено с таким расчетом, чтобы выдержало вес его обитателя. Никаких крыш, никаких пологов из лиан. Правда, иногда гнезда подростков располагаются над гнездом старшего животного. Возможно, эти вышерасположенные гнезда и принимали путешественники за крышу обезьяньего жилища.

Любопытные данные получены Л. А. Фирсовым. Однажды холодной дождливой ночью исследователи измерили температуру в гнезде. В глубине подстилки термометр показал 37°. А температура воздуха в эту ночь не превышала 9°.

С первыми лучами солнца в таборе шимпанзе начинается переполох. Обезьяны барабанят по стволам, вопят, приветствуя новый день, затевают среди ветвей возню и, наконец, наскоро подкрепившись, племя кочевников покидает свое ночное пристанище, для того чтобы уже никогда более не вернуться сюда.

Гнезда обезьяны строят не только для ночевок, но и для послеобеденного отдыха в дождливый сезон. В сухое же время года они устраиваются прямо на земле, подмяв под себя траву.

В неволе шимпанзе тоже одолевает зуд строительства. В ход идет солома, обрывки веревки и даже посуда, из которой их кормят.

Лада и Нева, например, устраиваясь на ночь в своих кроватях, всякий раз долго перекладывали коврики, одеяла, подушки так, чтобы получилось хоть какое-то подобие гнезда. А Нева однажды после обеда долго и сосредоточенно мастерила что-то из украденного журнала «Огонек». Она пыхтела, выпячивала от усердия нижнюю губу, неловкими пальцами раскладывала вокруг себя вырванные листы и, наконец, улеглась прямо на голый пол посреди этого символического гнезда.

Предполагают, что у шимпанзе есть врожденная способность к строительству гнезда. Но проявляется она лишь в том случае, если у детеныша в определенном возрасте произойдет запечатление. Проще говоря, детеныш должен увидеть, как делает гнездо взрослая обезьяна. Все ее последовательные действия. Если в юном возрасте шимпанзенок этого не увидит, он всю жизнь может «играть» в постройку гнезда, но соорудить полноценное не сможет.

Семейные узы

В естественных условиях шимпанзе объединяются в группы. В них может быть и две обезьяны, и двадцать. Состав группы не отличается строгим постоянством.

Иногда группа – это мать с ребятишками. Иногда – самец и самка. Иногда – сообщество холостяков. Иногда – и те, и другие, и третьи.

Обезьяны могут свободно уходить из стада, другие так же свободно могут примкнуть к нему. «Коренные» члены сообщества по отношению к пришельцам миролюбивы, как, впрочем, относительно миролюбивы и между собой. Как полагает сейчас большинство исследователей, четкой иерархии в группе нет. Но некоторые ученые, наблюдавшие шимпанзе на воле, пишут о том, что часто одна обезьяна все-таки может занимать положение лидера. Лидерство это, впрочем, непостоянно. Так было, например, в «Банановом клубе» Джейн Гудолл.