355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталья Копсова » Русская жена » Текст книги (страница 5)
Русская жена
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:33

Текст книги "Русская жена"


Автор книги: Наталья Копсова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– В танке отлично! Только надо себя контролировать и за ногами следить, чтобы случайно не нажать на гашетку. Возьми для Банка наушники – они так здорово смахивают на шлем русского танкиста, и пусть впредь любовью только в них занимается. Что значит, может не захотеть?! Стой на своем! Еще можешь одолжить на время вон ту шкуру под медведя. Вообрази картину: зима, Сибирь, тайга, медведь и ты под ним. Правда здорово? А в танке с медведем еще лучше, потому как теплее. Да почему "не может быть", почему "опасно"? Да у нас в России было, есть и будет.

Американка глубоко задумалась, и суровая вертикальная морщинка прорезала ее высокий лоб. Я насколько могла долго корчила серьезную мину, но, не удержавшись, расхохоталась. Не удержалась я и на диване. Кубарем скатилась с него вниз, прямо на шкуру под белого медведя. На полу я продолжала извиваться в неистовых смеховых судорогах. Дэби с сожалением на меня смотрела, недоуменно передернула "косой саженью" своих плечей и поднялась с места за чайничком.

– А скажи мне правду, Наташа. Как ты любишь любить?

Налив себе чаю, подруга комфортно расположилась на шкуре рядом со мной. Между коленей она разместила чашку и шоколадный набор.

– Да абсолютно банально и ничего особенного. Люблю кружевное белье: черное, белое или красное – по настроению. Еще хорошо чулки и туфли на каблуках и чтобы камин горел, как сейчас, или свечи. Песни Элвиса очень делают настроение и еще этого, Энгельберта Хампердинга. А вообще-то до переезда в этот дом я и не догадывалась, что вид из окна может так все менять. Огни, море, лодки завораживают. А какие навевают колдовские фантазии... Ты ведь тоже чувствуешь, да?

Запищала маленькая Маша, и пришлось всплывать из ореола грез. Моя рыжекудрая красавица хныкала не просыпаясь, видно, ей снилась какая-нибудь бука. Но, к счастью, бука долго не обременяла Машеньку своим присутствием. Ребеночек зачмокал сладкими губками, и я быстро вставила туда соску. Уже вовсю шел завтрашний день и чуть ли не светать начинало. Нам с Дэби пришлось срочно укладываться спать. Американской подруге были выданы новые постельные принадлежности, и мы пожелали друг другу доброй ночи.

Утром она так заспешила в свое общежитие успеть приготовить к возвращению мужа то ли "тако", то ли "кото", очевидно им любимые, а также привести в порядок квартиру и самое себя, что едва-едва согласилась проглотить на завтрак кукурузные хлопья. Было видно, что моей подруге просто не терпится встретить своего ненаглядного и ничто в мире не способно ее остановить.

– Если Банк вдруг задержится на охоте до завтра, так может, и следующую ночь у меня заночуешь?

Дэби отмахнулась и пулей вылетела за дверь, даже позабыв чмокнуть меня в щечку по своему обыкновению.

– Да, любовь зла! – подумала я про себя, со вздохом обозрела в зеркале свою раздутую физиономию и приступила к ежедневным обязанностям домохозяйки.

* * *

Всего лишь через два часа после своего торопливого отбытия, вся какая-то взвинченная, моя Дэби вновь возникла на пороге моего дома. Взглянув на нее, я предположила какой-нибудь несчастный случай на охоте.

– Что-нибудь с Банком?

– Наташа, я даже затрудняюсь тебе объяснить... – Подруга потупилась, так и не переступив порога. – Да ладно, скажу как скажу. У нас с мужем совмещенный счет в банке, и когда я ему рассказала, что отдала семьсот крон тебе взаймы, то... – Тут Дэби еще больше помрачнела, словно задумалась о неминуемом для всего живого, совсем низко склонила голову, и длинные волосы занавесили скуластое лицо. – Ты знаешь, Банк счел, что я не должна была тебе одалживать деньги, а ты не должна была просить. Мне очень тяжело это тебе говорить, но... Он сказал, что мы знаем тебя без году неделя и... В общем, он требует деньги назад прямо сейчас.

– Вы сомневаетесь, что я эту сумму верну?

На душе сделалось муторно и обидно. Будто плюнули. Я мысленно вообразила себе шею Дэбиного мужа и, слава Богу, тоже мысленно, вгрызлась в нее зубами. Да и Дэби тоже хороша...

– Да ты что, Наташа! Ни я, ни мой Банк ничего подобного в виду не имеем. Извини, не хотела обидеть. Я-то сама все понимаю, но Банк все время так психует из-за этой лодки... Я совершенно растерянна и не знаю, где взять денег.

У меня на языке вертелся один дельный совет для нее, но для его воплощения требовался автомат Калашникова, а его у меня не было. Поэтому вслух я высказала гипотезу о перезаеме требуемых финансовых ресурсов у Роджера или Брайана.

– Ты что, смеешься?! Да у них отродясь всегда пустые карманы.

Американка с глубокой горечью, видно за Роджера, Брайана и себя, криво усмехнулась.

– Дэби, милая, а что, если тебе просто-напросто серьезно поговорить с мужем и дать ему, наконец, понять, что ты взрослый человек и имеешь право поступать так, как считаешь нужным. А деньги, клянусь, верну максимум через четыре дня. Если в общежитии застать тебя не смогу, то передам через учителя.

– Наташа, ты не понимаешь. Все гораздо хуже. Банк может обратиться в полицию, и это серьезно.

Сдерживая закипающие слезы, из последних сил, я презрительно присвистнула.

– В полицию? Ха, да пусть себе обращается. Мне это совершенно все равно.

Быстро повернувшись к американке спиной, я стерла обжигающую мокрую соль с изуродованной щеки. И тут Дэби с такой неистовой силой развернула меня к себе, что я едва устояла на ногах. Удерживая за плечи и пристально глядя в глаза, она отчеканила прямо в мое лицо:

– Даже не вздумай обижаться. Не терплю, когда так. Я Банку пыталась объяснить, что в отношении тебя он не прав. Еще раз скажу. А об этих деньгах... Уж три-четыре дня как-нибудь проживем... Глава восьмая

После такого случая я начала Дэби избегать. Еще неизвестно, на какие неприятности можно нарваться с ее суженым. В жизни бы не поверила, что эмансипированные американки могут так пресмыкаться перед мужчинами. Надо же, говорила – католичка, а продала душу почти дьяволу за его ангелоподобную скандинавскую красоту. Однако она меня не забывала, и хотя больше не появлялась, но все-таки продолжала время от времени звонить. Когда вместе с любимым супругом моя американская подруга укатила в свою Америку на Рождественские каникулы, то даже прислала две открытки с видами пляжей Флориды. В каждой из них она сообщала телефонный номер родителей Банка, на случай, как она выразилась, моей крайней необходимости. Знали бы эти родители о таком смелом предложении своей невестки...

Но все-таки даже на огромном расстоянии Дэби сумела уловить мое уже мало поддающееся волевому контролю чувство бесконечного одиночества, неприкаянности и непреодолимой тоски. До комка в горле тяжко стало видеть, как дрожащими полосками света растекаются по морю чужие огни чужих холодных домов, а позади них угадываются печальные очертания чужих черных скал. До возвращения Игоря было далеко; а на меня по вечерам, особенно когда засыпало голосистое потомство, начал нападать безотчетный страх.

Стеной валил густейший мокрый снег. Снегопад не прекращался уже дней семь. Снаружи окна дома завалило чуть ли не до половины, а входная дверь открывалась только нечеловеческим усилием, будто бы с той стороны ее держали великаны. Скучные, мрачные мысли и лишь они стали частыми моими гостями.

– Вот завалит меня с детьми по самую крышу и откапывать никто не станет. Кто еще помнит, что мы здесь?

То ли темнота так парализующе действовала на мою чувствительную нервную систему, то ли непрекращающийся, бесконечный и до смерти надоевший снег, но стало навязчиво казаться, будто бы некто в черном ночами напролет бродит по саду, заглядывает в окна, скребется в двери. Днем я с трудом, но еще могла себя убедить, что стучать по стеклам могут мокрые ветви деревьев, а скрипеть и завывать – колючий, злой ветер с моря. Однако с наступлением сумерек предпочитала держать от себя поблизости самый большой кухонный нож.

Тем вечером я сидела, как на иголках. Уголок моего глаза явственно засек за стеклом неясные очертания черной фигуры, которая тут же скрылась из вида. Нет, я не галлюцинировала, что толку и дальше обманывать себя – кто-то ходил по неуютному, пустынному саду. Невозможно было дольше терпеть и продолжать дожидаться неизвестно чего. Я взяла нож, решительно подошла к центральному окну и... чуть не умерла от ужаса. Тонкое лицо, мертвенно-белое, словно вылепленное из снега, выступило из тени деревьев под мутноватый свет фонаря и припало к стеклу, шевеля чернеющими губами... Некоторое время провозившись, я наконец-то справилась с неподдающейся дверью и впустила нашу домовладелицу Сульвейг.

– Звонок не работает, Наташа. Надо батарейки сменить. Я стучала, стучала, но, видимо, телевизор включен и тебе не слышно.

Наша хозяйка Сульвейг была очень уважаемой дамой в Рисоре, она заведовала ателье по пошиву национальных костюмов. Я обрадовалась, что хоть она зашла, хотя бы и со скрытой целью надзора и контроля за своим недвижимым и движимым имуществом. Мы попили чайку, поговорили о том, о сем, в том числе и о моей многострадальной челюсти, оперированной ее супругом. Затем она изложила суть дела, по которому и пришла. Так как дочь моих домовладелицы и дантиста после своей свадьбы непременно желает вселиться в этот дом, то нас просят выехать ранее обусловленного контрактом срока. Сульвейг позаботилась все организовать наилучшим образом, и новое пристанище для нашей семьи уже было найдено. Предлагался дом соседа на чуть более высоком уступе скалы, но зато с утсиктом (видом) на море в два раза краше нынешнего. Хозяйка очень извинялась за причиненное беспокойство и выражала надежду, что переезд не станет для меня чересчур обременительным делом. Я согласно кивнула, твердо пообещав переехать в предложенный двухнедельный срок, и попросила позволения допользоваться на новом месте детским стулом и кроваткой, в которых некогда сидела и лежала сама маленькая Сульвейг.

Домовладелица согласилась дать взаймы детскую мебель, ласково со мной простилась и на всякий случай оставила координаты рисорского агентства по чистке ковровых покрытий.

Немного поразмыслив над грядущими переменами в моей жизненной ситуации, я нечаянно припомнила, что Сульвейг – родная сестра местного священника. Уж не поделился ли прист со своей сестричкой домыслами Ольгиного мужа про меня? Не в этом ли кроется истинная причина такой внезапной и срочной необходимости моего выезда? Ведь, кажется, ее молодые живут и учатся в Кристиансанде. А впрочем, мало ли что, принялась я себя успокаивать. Но на душе спокойнее не стало.

Позвонил супруг, но был предельно краток. Произошла серьезная авария. Во время шторма только что смонтированное покрытие упало в море и сильно повредило нефтеперегонное оборудование. Поскольку он считается крупным специалистом по грузоподъемным операциям, то задерживается на неопределенный срок. Положив трубку, я разрыдалась как от безмерного горя, в кусочки рвущего душу.

Два дня я пребывала в полной и абсолютной депрессии и прострации, насколько это было возможным при наличии малолетних наследников. После чего выяснилось, что план переезда уже созрел в моем мозгу. Первым делом необходимо нанести визит будущему домохозяину по имени Ян-Хенрик и осмотреть его владения.

* * *

Этот Ян-Хенрик оказался очень приятным одиноким мужчиной лет где-нибудь слегка за сорок. А дом его своей необычностью для местных архитектурных традиций и раньше привлекал мое внимание. Он напоминал большой стеклянный куб, поставленный на ребро. Ничем не стесненные, открытые всем сторонам света пространства в одноэтажном бунгало располагались сразу в трех уровнях. Самым замечательным оказался тот факт, что море можно было обозревать с трех стеклянных стен. Картина взору являлась впечатляющая.

Внутреннее убранство полностью соответствовало американской моде шестидесятых-семидесятых: устрашающих размеров пузатый холодильник, плита с пультом управления ракеты, странного вида кондиционеры на потолке и главная достопримечательность – пятиспальная кровать в виде кадиллака с вмонтированными в нее лампочками-мигалками, электронными часами с кукушкой, радио, зажигалкой и черт знает чем еще. Хозяин, проживший в Штатах более двадцати лет, то ли в шутку, то ли всерьез клялся и божился, что был там лучшим другом лучшего друга самого Элвиса и мне предстоит почивать на одной из кроватей великого певца. Я Яну-Хенрику почти верила. И в самом деле, кому бы другому, кроме супер-экстравагантного короля рока, пришло бы в голову возлечь на этакого сверкающего нержавейкой монстра. А на прощание гостеприимный хозяин почти насильно заставил принять в подарок диск Элвиса Пресли с моей любимой, как я неосторожно ему призналась, песней "Сейчас или никогда".

Теперь следовало найти какого-нибудь добровольца, кто бы хоть ненадолго согласился присмотреть за детками-конфетками непосредственно в день переезда. В этом деле я очень рассчитывала на старушку соседку. Она жила рядом, имела шестерых детей и двенадцать внуков, и мои котятки забегали к ней при каждом удобном случае, потому что всякий раз там их угощали конфетами, фруктами и мороженым. Но, к сожалению, добрая тетушка Тордис уезжала на север в Тронхейм, чтобы погостить там в семье своего старшего сына. Ничего не поделаешь, тогда следующим пунктом моей повестки дня станет посещение норвежских курсов, хотя бы и в момент их окончания.

Других вариантов не предвидится; а Дэби уже должна была бы вернуться из Америки. В школе, по крайней мере, смогу спокойно договориться с ней о помощи во время переезда, не рискуя при этом нарваться на ее ненормального муженька. Заодно давно пора вернуть Роджеру его книги по хиромантии. Глава девятая

Минут пять простояв в школьном холле и глубокомысленно обсудив с Машей и Сережей выставку детского рисунка, я имела счастье лицезреть после долгого перерыва одного из своих сокурсников, а именно саксофониста Брайана. Тепло с ним поздоровавшись и перебросившись парой-тройкой вежливых английских фразочек, я поинтересовалась судьбами Дэби и Роджера. Дэби по своему обыкновению все еще продолжала пытать учителя норвежского и после окончания урока. Однако вскоре она должна была спуститься сюда сама, а вот Роджер...

– А вот с Роджером совсем беда.

И Брайан скорчил печальную до невозможности физиономию.

– Он, пока сидел в тюрьме, пропустил медицинское переосвидетельствование, и ему перестали выплачивать пособие. Новую комиссию уже три раза переносили; а его, беднягу, почти паралич разбил. Даже передвигается теперь еле-еле. Пришлось взять несчастного к себе жить. Зато он теперь надолго запомнит, как в Норвегии садиться за руль после пива.

– Я и не подозревала, что все так серьезно. По неразумности своей даже шутила над профзаболеваниями корабельных коков.

– Какие профзаболевания?! Ты, Наташа, просто не в курсе. Этот невезучий тип вышел как-то раз на палубу просто покурить. И, конечно же, умудрился свалиться в открытый люк и прямо в машинное отделение. Основательно парня помяло, хорошо, что не до смерти. Люку, конечно, полагалось быть закрытым, но для Роджера судьба всегда делает исключение. А ты знаешь, с кем он в одну камеру попал? С гориллой!.. Шучу, шучу, не пугайся.

Толпа боснийцев на время прервала наш диалог. Я, как давно заезженная пластинка, принялась бубнить норвежское "Хай", а сложные разговоры из смеси двух языков принял на себя коммуникабельный Серега.

Раскрасневшаяся, с развевающимися волосами Дэби появилась самой последней. Я, обрадованная встречей, бросилась к ней с приветствиями. Американка со стальной силой, но, слава Богу, только на краткий миг, по устоявшейся традиции сжала меня в объятиях.

– Вот вам, девушки, давно следовало навестить занемогшего. Глядишь, ему и полегчает. А книги с гаданиями я ему, конечно же, передам. Только зря он на них тратится. И так ясно и понятно, что такому, как он, на роду написано.

Брайан печально потряс длинными волосами, артистично махнул тонкой белой рукой и вышел вон на снег с дождем.

– Очень рада опять тебя встретить, моя дорогая Наташа. Давно мы не виделись, я даже в Америке скучала. Обязательно как-нибудь тебя навещу, но сейчас очень тороплюсь, извини. У нас с Банком сегодня показательные выступления по кик-боксингу, а я – опаздываю.

– Дэби, кошечка, а я к тебе с огромной просьбой. Игоря на корабле задерживают, не могла бы ты мне помочь с детьми во время переезда?

Американская подруга одобрительно улыбнулась широченной американской улыбкой, продемонстрировав все свои шикарные крупные зубы.

– Даже и не волнуйся. Не только с детьми, но и упаковаться, и вещи перетащить помогу. У нас в запасе больше недели, так что все отлично. А сейчас я должна бежать.

Дэби быстренько меня расцеловала и исчезла подобно молнии.

* * *

Итак, завтра переезжать. Все вещички, которые были мне под силу, и примерно половину из тех, которые не были, мне удалось челночным способом перетаскать в дом Яна-Хенрика. Это оказалось удобным делать ночами, когда дети спали. Холостой хозяин дверей никогда не запирал, в своем доме почти не ночевал. (Недавно получил по наследству недвижимость отца.) Он сам предложил мне такой удобный вариант и отдал ключи. Зато уж я-то его дом со своим имуществом вдобавок к его собственному запирать не забывала.

В вечер перед переездом я была в страшной запарке: детей надо было накормить и срочно спать уложить, после разложить все оставшееся барахло по коробкам, достирать хозяйкино постельное белье, избавиться от распакованных продуктов, отдраить до блеска холодильник, плиту и полы. Требовательная Сульвейг, как пить дать, зайдет с осмотром помещений с утра пораньше. Примерно с час назад позвонила Дэби и пообещала заскочить. Я ждала ее визита с минуты на минуту и поэтому выскочила на сигнал входного звонка в полунеглиже. Но вместо американской подруги в дверном проеме возник разгневанный папа Маркуса, ровесника Сережки, живущего по соседству. Заикаясь от негодования, он завозмущался шумными играми, которым мой сын научил его сына. Ойкнув, я извинилась и побежала одеваться. Выяснилось, что сосед хотел спать, а Маркус ему не давал, так как постоянно выкрикивал какие-то русские стихи. Я подозвала перепуганного Сережку и грозно спросила о стихах. Сын клялся, что стишки были исключительно про "Муху-Цокотуху" и "Тараканище", а я своему сыну верила. Других стихов мы с ним наизусть не учили. Папа Маркуса ждал ответа прямо с видом статуи командора. С обещаниями сдать Сергея в полицию, я постаралась поскорее выпроводить его на улицу. Плачущий сынишка получил указание больше к Маркусу не ходить.

Музыкальный звоночек вскоре заиграл снова, и опять вместо долгожданной Дэби на пороге стоял сомнительный субъект с какими-то бумагами в одной руке и битком не поймешь чем набитым мешком типа мусорного в другой. Он горячо принялся меня в чем-то убеждать на норвежском, а я тоже по-норвежски объясняла, что лотереями не интересуюсь. Настойчивый мужик как ни в чем не бывало продолжал трясти мешком с выигрышами прямо перед моим носом и лишь когда я твердо дала ему понять, что разговор окончен, упомянул о кошках. Якобы кошки эти часто собираются на его ящиках, и он махнул рукой куда-то вправо, как бы приглашая и меня туда взглянуть. Я догадалась, что дело не в лотерее, и еще более грозным тоном, чем раньше, обратилась к Сергею:

– Что ты сотворил с кошками этого дяди?

Надувшийся сынишка нехотя отвечал, что никаких кошек у этого типа нет, а сам он – наш сосед через три дома справа и зовут его Рольф-Кристиан. Понять, чего же конкретно добивается от меня этот, похожий на пса и с таким же собачьим именем господин, мне оказалось не по силам, и посему я предложила ему попытаться изложить наверняка глубокую мысль по-английски.

– Это ваше письмо?

Сосед выдал первую до конца понятную мне фразу и всучил неприлично измятый конверт с еле различимым, но в самом деле моим адресом. Я горячо принялась его благодарить за исправление ошибки почтальона, но он упорно настаивал на прочтении сего письма сейчас же. Пришлось вынуть жалкий надорванный листочек, написанный отвратительным почерком, и начать судорожно читать. Письмо было на английском:

"Ты пишешь, что груба, жестока, категорична и требовательна. Видит Бог, ты права и еще как права! Ты права и в том, что это твои "неотъемлемые качества". Но несмотря ни на что, даже не пытайся искоренять их, потому что они являются частью твоих достоинств, частью тебя самой. Они делают тебя тем, что ты есть. Тем, что я так боготворю".

Я оторвала глаза от письма и взглянула на соседа в беспредельном изумлении. Этот Рекс с блеском интереса в выпученных глазках наблюдал за мной и явно жаждал продолжения.

– Господи, еще один придурок! – сделала я окончательный вывод и отдалась во власть неизбежной ахинеи. – "Я мечтал бы только об одном: помочь тебе выучить, когда применять грозное свое оружие, а когда нет. Оно нуждается в укрощении, но не в уничтожении... Твои недостатки, ЛЮБОВЬ моя, такая же неотъемлемая часть тебя, как форма твоих нежных грудок, и в отличие от вторых, первые я предпочитаю не замечать. Ибо они – всего лишь маленькие выбоины на прекрасной, сверкающей алмазами дороге. Том самом волшебном пути с лесами, холмами и водопадами, которым любой отшельник мечтает идти до конца. Я же до сих пор губами помню каждую ложбинку на твоем теле и живу только для того, чтобы увидеть тебя снова!"

– Так это письмо вам! – На этот раз уже с лукавой усмешечкой повторил Рекс-Христиан. – Очень-очень извиняюсь, что прочел. Но я обнаружил в своей мусорнице чей-то неизвестный мусор и подумал, что этот мешок подложил сосед слева. Он иногда поступает подобным образом, даже в полицию пришлось обращаться. Однако оказалось – ваш.

Покраснев до корней волос, я принялась виниться в чудовищной ошибке. Меня ввела в заблуждение автостоянка. Вот почему я была абсолютно убеждена, что та мусорница – общественная. Моя помойка, вот посмотрите сами, вся переполнилась перед переездом. Всего один мешочек пришлось оттащить в другое место. Извините, извините, тысячу раз извините.

Наконец-то и за этим удалось захлопнуть дверь. Я припомнила злополучное это письмо от одной из любимых подруг, ныне проживающей в Лондоне. Давным-давно подруге вздумалось переслать мне послание своего жениха, английского скульптора, чтобы выяснить мое мнение по поводу: достаточно ли сильно он ее любит. Мой вердикт, помнится, был положительным, и подружка уже года полтора, как вышла за скульптора замуж.

Только вот таких слухов мне и не хватало для полного счастья.

Я устало-обреченно махнула рукой и поинтересовалась у Сергея, кто же это левый сосед так удивительно похожего на собаку Рекса мужчины. Оказалось – папа Маркуса...

* * *

Было уже совсем поздно, когда Дэби подала признаки жизни при помощи телефонной связи.

– Ну ты как там, дорогая моя? Пожалуйста, извини, что так получилось. Совсем было к тебе собралась, да позвонили и пришлось срочно ехать смотреть лодку. Но зато завтра прямо с утренней зарей – к тебе. Договорились, да?

Попросив Дэби прибыть все-таки чуточку позже зари, чтобы дети смогли поспать, я продолжила свою трудовую вахту. Глава десятая

Короткую перед новосельем ночь спалось мне беспокойно. В муторном сне виделись вкривь и вкось развешанные по деревьям плакаты, где черным по красному красовались разнообразные ругательства на родном языке. Так что сверчковое верещание будильника я встретила почти с удовольствием. Только вот в комнатах стало уж чересчур прохладно. Градусник за окном зашкаливал за минус двадцать, что являлось редким явлением для здешних мест. Пока дети досыпали, я решила быстренько наведаться в дом Яна-Хенрика и включить там отопление. Субботний денек обещал выдаться не только морозным, но и ясным. Небо было просто усыпано звездами, кометами и спутниками. Да неужели и сюда, хотя и с опозданием, но добралась-таки здоровая русская зима с расписанными невиданными узорами стеклами, свисающими с крыш хрустальными гроздями сосулек и хрустящим под ногами снежком. Тропинка в скалах здорово обледенела, но, с минуту поколебавшись, я выбрала все же этот короткий путь. Дорога в обход заняла бы гораздо больше времени, и проснувшиеся дети могли бы перепугаться одни в пустом доме. Проворней горной козочки вскарабкалась я наверх и вошла в новый дом со стороны веранды. Электрические батареи сначала включились, а потом с сухим щелчком выключились. Как и все в модерновом стеклянном бунгало, они тоже оказались из ряда вон выходящими, и что с ними дальше делать, я так и не сообразила.

Спуск оказался гораздо сложнее подъема, и обратно я прибежала здорово запыхавшись. Но, слава Богу, сын и дочь продолжали досматривать свои сладкие сны. Пришлось звякнуть насчет отопления Яну-Хенрику в дом отца, но вместо хозяина его приятным голосом отвечал автоответчик. Он очень любезно записал мои технические вопросы. Мы с детьми умылись, оделись, позавтракали и в последний раз окинули взглядом прежние хоромы. Что же, везде чистота и порядок; хозяйка должна остаться довольной. Окинули хоромы взглядом еще раз, потом пару-тройку раз дополнительно. Дэби все не появлялась, хотя, по идее, ей давно было бы пора. Пришлось позвонить, но никто и не подумал ответить. Я занервничала и растерялась, не зная, на что решиться. В двенадцатом часу в трубке к моему огромному облегчению булькнуло ее, но какое-то странное "Хэллоу", усилив американский рокочущий акцент до невозможного. Голос человека, недовольного, что его разбудили.

– Привет, дорогая. Ну и сладко же ты спишь, а я тебя уже битых три часа дожидаюсь. Куда же ты провалилась? После полудня хозяйка обещала въезжать.

– Очень сожалею, Наташа. Но, по-видимому, сегодня опять не получится к тебе выбраться. Честно, никак не могу. Сегодня с утра пришлось поездить по другим объявлениям, чтобы не ошибиться с покупкой катера. А сейчас хозяин того катера, который нам подошел, категорически требует до вечера его вывезти. Банк настаивает, чтобы я поехала с ним.

– Да какой, к черту, катер?! У меня тут детская кровать неподъемная, ящики с книгами и другим барахлом, мешки с бельем и маленькие дети в придачу; а хозяйка хотела вселяться днем. Ты ведь еще вчера обещала мне помочь, так пусть Банк один вывозит свою лодку. Совершенно ничего с ним не случится; ни с ним, ни с лодкой.

– Ты не дави на меня, Наташа. И без тебя тошно. У меня и так с мужем большие неприятности... А скажи, все время просить об одолжениях, это что исконная русская манера?

Я ушам своим не поверила, решила, что не совсем правильно поняла какой-нибудь американский сленг, и попросила повторить конец фразы почетче и помедленнее. Она повторила, даже еще и прибавила:

– Да вы, русские, вообще какие-то странные. В аэропорту вас задерживают, водку аж стаканами глушите, секс у вас ну совершенно дикарский, да еще деньги просите. Вот Банк и считает, что поскольку на Западе не принято...

Сдерживая хлынувшее в лицо возмущение, из последних сил, кажется, я все-таки сумела ответить холодно и почти спокойно:

– Прекрати это и слушай внимательно. Мне не к лицу выслушивать более весь этот бред. Сама смотри своему мужу в рот, сколько хочешь, дело твое, но меня уволь. Будь здорова и счастлива!

Я раздраженно трахнула трубку на телефон и от злости почувствовала в себе такую великую силу, что в следующую минуту уже выволакивала во двор тяжеленную Машину кровать древнего норвежского дизайна. Мне даже удалось дотащить кровать по скользкому склону до первого на нем уступа. Однако дальше дело застопорилось. Хмурый сынишка молча карабкался следом за мной, а вот маленькая Маша залезть на гору не смогла. Скатившись со склона вниз, она завизжала резаным поросенком. Я в позе роденовского "Мыслителя" села прямо на снег и принялась обдумывать сложившуюся ситуацию. Решение могло быть только одно, и, оставив сынишку в обществе дубовой колыбели, пришлось торопливо сползать обратно вниз. Но то ли мой ангел-хранитель зазевался, а может, вообще окончательно обленился, то ли я сама потеряла всякую спортивную форму (или она мне только снилась), только факт, что вниз к дочери ссыпался полурастерзанный мешок с костями и чуть было ребенка не задавил.

Еще в полете стало ясно, что добром такое кончиться не может. Прогноз подтвердился по приземлении: щиколотку пронзила острая боль. Машастенькая принялась вопить вдвое сильнее, чем раньше. Я немножко полежала и мысленно побродила по остальным своим внутренним и внешним органам. Да вроде целы. Сняла сапог и шерстяной носок и принялась определять масштабы повреждения на ноге. Подпухло, касания болезненны. Сережка сверху запрашивал у своей мамочки дальнейшие инструкции. Крикнула ему, чтобы осторожно слезал вниз.

Из-за поворота на дороге появилась машина. Машастенькая замолчала как по волшебству, а я приняла позу отдыхающей на Адриатическом побережье. Незнакомая пожилая дама на водительском месте помахала нам всем рукой и поехала дальше.

– Кто это? – спросила я у сына, потому что догадалась, что дама поприветствовала именно его.

– Это Эстер-Луиза, живет у моря в конце аллеи. Я там летом крабов ловил.

Противные, скользкие мысли откуда-то вынырнули во мне опять. От них сделалось не по себе. "Валяюсь здесь, как неизвестно кто. Что соседи-то скажут? До чего же стыдно".

Мороз крепчал. Мимо нас по дороге проехали еще две или три незнакомые машины, но я и не пыталась их останавливать. Мною овладело чувство полнейшей ко всему апатии и сделалось хорошо, уютно и тепло. Детишки притихли и притулились рядышком как бы засыпая.

– На солнышке всем семейством загораем?

Распираемый оптимизмом Ян-Хенрик хлопнул дверцей антикварного "Мерседеса".

– И мороз им нипочем!

Как можно веселее, я описала ему историю своих злоключений. Он посмеялся, помог мне подняться и пересесть на припорошенную снегом скамью у дома Сульвейг, затем стащил с уступа обратно вниз злополучную кровать. По-хозяйски, как в свой, зашел в дом Сульвейг.

– Это с чем же коробочки?

Не дожидаясь ответа, Ян-Хенрик принялся перетаскивать и грузить в машину ящики с тяжеленными справочниками по строительной механике.

– Эх, сейчас сгоняю за прицепом и обратно сюда.

С лицом серьезным и надутым от натуги он напоминал этакого херувимчика в годах. Так с ним мы и переехали на новое место обитания.

* * *

А в его доме... Боже, это оказалась уборка по-мужски. Хотя хозяин добросовестно пропылесосил свою прокуренную холостяцкую обитель, но о том, что ванны, холодильники и плиты иногда моют, видимо, и не догадывался. На одной ножке я проскакала по всему дому и выяснила, что вековые наслоения пыли еще сущий пустяк по сравнению со свежевыкрашенными дверями, рамами и, в отдельно взятых местах, стенами. Ян-Хенрик был мужчина не ленивый, а настоящий. Именно поэтому он прибрался в доме совершенно естественным для истинного мужчины образом. Далее я почти с испугом обнаружила, что в прихожей и в коридоре полы отлакированы заново. Своим запахом они даже соперничали с табачным.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю