Текст книги "Василий Львович Пушкин"
Автор книги: Наталья Михайлова
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Видел славный я дворец
Нашей матушки царицы;
Видел я ее венец
И златые колесницы.
«Все прекрасно!» – я сказал
И в шалаш мой путь направил:
Там меня мой ангел ждал,
Там я Лизоньку оставил.
Лиза, рай всех чувств моих!
Мы не знатны, не велики;
Но в объятиях твоих
Меньше ль счастлив я владыки? [127]127
Дмитриев И. И. Сочинения. С. 181–182.
[Закрыть]
Так начиналась песня И. И. Дмитриева, впервые напечатанная в 1794 году в «Приятном и полезном препровождении времени» без имени автора. Но имя автора знали, и песни, по свидетельству издателя журнала, «многие подражали». Дорожил ею и сам сочинитель. Во всяком случае, он продолжал улучшать ее текст. И если в первом издании строка «И в шалаш мой путь направил» читалась как «И к селу мой путь направил», а в сборнике «И мои безделки» 1795 года – «И к себе мой путь направил», то уже с издания «Сочинений и переводов» И. И. Дмитриева 1803–1805 годов значился «шалаш». Конечно, так лучше. Противопоставление шалаша дворцу удалось. Богатству и знатности противопоставлена любовь в шалаше на лоне природы:
А как замечательно заканчивает И. И. Дмитриев свою песню:
И для Василия Львовича идеал семейного счастья – жизнь с любимой в скромном жилище на природе. Но не только с любимой, а еще и с друзьями. Ведь и Н. М. Карамзин писал:
И еще, конечно, – с книгами. Без книг, без чтения Василий Львович своей жизни не мыслил.
После женитьбы В. Л. Пушкин вместе с молодой супругой в 1796 году посетил Суйду, где они, по признанию Василия Львовича, «провели несколько приятных дней». Суйда – мыза в 60 верстах от Петербурга, недалеко от Гатчины. С 1759 года она принадлежала Абраму Петровичу Ганнибалу, крестнику и любимцу Петра I, потом его сыну Ивану Абрамовичу Ганнибалу, уволенному от службы в чине генерал-поручика в 1784 году, – он приходился дядей Надежде Осиповне Ганнибал, вышедшей в 1796 году замуж за Сергея Львовича Пушкина. Впечатления от поездки в Суйду нашли отражение в стихотворении Василия Львовича, которое он так и назвал – «Суйда». В этом стихотворении, напечатанном в 1796 году в «Аонидах», и изложил автор свою программу семейной жизни:
Я Хлое говорил: «Послушай, для покоя
Такое же село, как Суйда, я куплю
И буду жить с тобой там в домике прекрасном!
Нас милые друзья там будут посещать,
А мы под небом ясным,
С сердцами чистыми, их станем угощать.
Тут, в английском саду, под липою густою,
Готов нам будет чай – и Хлое разливать;
А там нас песнями и пляской забавлять
Крестьянки из села все прибегут толпою» (132).
Василий Львович рисует в воображении идиллическую картину: он и его жена пойдут «резвиться на лужок», где для друзей будут выстроены качели; они услышат глас свирели – «и стадо тучное погонит пастушок». А потом – на берегу, в беседке – ужин, где «со вкусом будет все, приятно и не пышно». По утру он будет проводить время за книгами – Гиршфельд, Руссо, Боннет, Томсон, Юнг, Геснер, Циммерман украсят его уединение: «Вот как я, нежный друг, желаю жить с тобой!» (132).
Когда в 1822 году выйдет в свет книга «Стихотворения Василия Пушкина», сочинитель включит в него стихотворение «Суйда». Первую его строку «Души чувствительной отрада, утешенье» он снабдит горестным примечанием: «Сии стихи были писаны в цветущей молодости моей, я тогда еще мечтал о счастии!» (131). Увы! Поэтическим мечтам Василия Львовича о семейном счастье с прелестной Хлоей, то есть с Капитолиной, не суждено было осуществиться. Литература и жизнь отнюдь не всегда шли рука об руку. Но всё же жизнь в эпоху В. Л. Пушкина (да и в эпоху его племянника) была пронизана литературой. Литературные произведения становились моделью жизненного поведения, определяли судьбы уже не вымышленных, а реальных людей. Позволим себе привести несколько примеров.
В 1781 году появились первые переводы романа Гёте «Страдания молодого Вертера» на русский язык. Роман пользовался огромной популярностью. Многочисленные подражания несчастному герою Гёте были и трагического, и комического свойства. В 1792 году шестнадцатилетний Михаил Сушков написал автобиографическую повесть «Российский Вертер» – написал и покончил жизнь самоубийством. Но есть и другое свидетельство. Это анекдот о поэте Е. И. Кострове в «Записной книжке» П. А. Вяземского:
«Одно из любимых чтений Кострова было роман „Вертер“. Пьяный он заставлял себя читать его и заливался слезами. Однажды в подобном положении после чтения любимого продиктовал он Дмитриеву любовное письмо во вкусе Вертеровом к любовнице, которую он знал» [131]131
Вяземский П. А.Записные книжки. Л., 1963. С. 69.
[Закрыть] .
Созданный в 1761 году роман Ж. Ж. Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» во Франции только в XVIII веке выдержал 70 изданий, более того – книгопродавцы выдавали его на прочтение за 12 су в час. Первый перевод на русский язык был выполнен в 1769 году, и долгие годы не меньшим успехом роман пользовался у русских читателей и читательниц. В «обманы» Ж. Ж. Руссо влюблялась не только Татьяна Ларина. Трогательная любовь его героев – дочери барона д’Энтажа Юлии и домашнего учителя Сен-Пре побуждала объясняться в любви непременно на природе и конечно же словами Сен-Пре. Разумеется, отнюдь не всех возлюбленных в жизни разделяли сословные преграды, многие из них обретали свое счастье и уже не вспоминали потом о чувствительном романе, которым были так увлечены.
В 1792 году в «Московском журнале» была напечатана повесть Н. М. Карамзина «Бедная Лиза». Трудно передать восторг, с которым встретили ее читатели, до глубины души тронутые бесхитростной историей любви дворянина Эраста и крестьянки Лизы, любви, которая привела к трагической гибели бедной девушки, а потом и к безвременной смерти молодого человека. Об энтузиазме читателей, превративших пруд у Симонова монастыря в Москве, в котором утопилась Лиза, в место паломничества, в какой-то мере рассказывает гравюра Н. Соколова, приложенная к первому отдельному изданию повести в 1796 году. Гравюра запечатлела Симонов монастырь, пруд. Под изображением – надпись:
«В нескольких саженях от стен Симонова монастыря по Калужской дороге есть старинный пруд, окруженный деревьями. Пылкое воображение читателей видит утопающую в нем бедную Лизу, и на каждом почти из оных дерев любопытные посетители, на разных языках, изобразили чувства сострадания к несчастной красавице и уважения к сочинителю повести. Напр.: на одном дереве вырезано:
В струях сих бедная скончала Лиза дни,
Коль ты чувствительный, прохожий, воздохни.
На другом, нежная, может быть, рука начертала:
Любезному Карамзину!
В изгибах сердца сокровенных,
Я соплету тебе венец:
Нежнейши чувствия души тобой пленен
………………………………………………
Многова нельзя разобрать, стерлось. Сей памятник чувствительности московских читателей и нежного их вкуса в литературе, здесь изображается, иждивением и вымыслом одного ее любителя. 1796 г.» [132]132
Цит. по: Карамзин Н. М. Сочинения. Т. 1. С. 663.
[Закрыть] .
В Москве ходили слухи, что в пруду у Симонова монастыря стали топиться обманутые девушки. По рукам ходила эпиграмма:
Нет, конечно же Василий Львович не писал этих иронических стихов. Он, по его позднейшему признанию в одном из писем П. А. Вяземскому, в 1818 году, гуляя возле пруда, «где Бедная Лиза кончила жизнь свою», нашел собственной руки своей надпись, которую он «начертил ножем на березе лет двадцать, а может и более назад» (234). Поэт по памяти написал на итальянском языке стихи из 338-го сонета Франческо Петрарки «На смерть Мадонны Лауры», первый из которых Н. М. Карамзин поставил эпиграфом к отдельному изданию своей повести:
Non la conobbe il mondo mentre I'ebbe; / L'ho conosciuta io, e solo a pianger la rimasi(234). (Ее не знал мир, пока имел ее; / Я знал ее, а теперь мне осталось только оплакивать.)
Когда Василий Львович чертил на березе эти строки, вряд ли он мог предполагать, что и в его жизнь, как и в жизнь героя карамзинской повести, войдет девушка, не принадлежащая к дворянскому сословию, бывшая крепостная, которая изменит его судьбу.
3. Вольноотпущенная девка Аграфена. Развод«1802 г. Августа 13, жена коллежского асессора Василия Пушкина Капитолина (рожденная Вышеславцева) подала прошение о расторжении брака ея с оным мужем за прелюбодейную его связь с вольноотпущенною девкою» [134]134
Русский архив. 1894. № 12. С. 554.
[Закрыть] .
Ну просто – гром среди ясного неба! Ведь казалось, ничто не предвещало такой житейской бури. И недавние исторические потрясения никоим образом не сказались на семейной жизни В. Л. Пушкина. Когда мартовской ночью 1801 года в Петербурге заговорщики убили Павла I, на следующий день в Северной столице раскупили всё шампанское и тотчас же надели запрещенные императором жилеты и круглые шляпы. Москва не отставала от Петербурга. Модник В. Л. Пушкин, который, заметим, всегда любил шампанское, не мог не радоваться открывшейся возможности щегольнуть в модных нарядах. Как вспоминал о нем Ф. Ф. Вигель, «Василий Львович мало заботился о политике, но после стихов мода была важнейшим для него делом» [135]135
Вигель Ф.Ф. Записки. Т. I. С. 133.
[Закрыть] . Впрочем, что знал он о дворцовом перевороте и что думал о нем, нам неизвестно. Конечно, «дней Александровых прекрасное начало» вселяло в сердца радужные надежды на лучшее будущее. Коронация Александра I в Москве стала чередой всевозможных празднеств и балов, и Василий Львович вместе с женой принимал в них участие. «Блестящее существование его в свете умножалось еще женитьбой на красавице Капитолине Михайловне», – писал Ф. Ф. Вигель.
Вигель познакомился с В. Л. Пушкиным летом 1801 года в подмосковном имении графа Ивана Петровича Салтыкова Марфино, которое славилось великолепным дворцово-парковым ансамблем, праздниками, спектаклями и концертами. В Марфине оркестры играли Моцарта и Гайдна, звучала роговая музыка, рассыпали разноцветные огни фейерверки. На сцене марфинских театров (их было два – один деревянный, в парке, другой – воздушный, в роще) ставились комедии Мариво и Бомарше, оперы Пиччинни и Дж. Паизиелло. В 1801 году Н. М. Карамзин написал комедию «Только для Марфина». В ней играли сам Николай Михайлович, В. Л. Пушкин, Ф. Ф. Вигель.
Филипп Филиппович нарисовал в своих записках портрет Василия Львовича:
«Сам он был весьма некрасив. Рыхлое, толстеющее туловище на жидких ногах, косое брюхо, кривой нос, лицо треугольником, рот и подбородок a'la Charles-Quint (как у Карла Пятого. – Н. М.), а более всего редеющие волосы не с большим в тридцать лет его старообразили. К тому же беззубие увлаживало разговор его, и друзья внимали ему хотя с удовольствием, но в некотором от него отдалении. Вообще дурнота его не имела ничего отвратительного, а была только забавна» [136]136
Там же. С. 132.
[Закрыть] .
Насколько достоверно это описание внешности В. Л. Пушкина? Вероятно, надо учесть всегдашнюю язвительность мемуариста, а также то обстоятельство, что он создавал свои мемуары спустя многие годы после первой встречи с В. Л. Пушкиным, и в созданном им портрете могли сказаться его позднейшие впечатления от общения с Василием Львовичем.
Ф. Ф. Вигелю нельзя отказать в наблюдательности. «Главным его недостатком, – пишет он о В. Л. Пушкине, – было удивительное его легковерие, проистекавшее, впрочем, от весьма похвальных свойств, добросердечия и доверчивости к людям; никакие беспрестанно повторяемые мистификации не могли его от сей слабости излечить» [137]137
Там же. С. 133.
[Закрыть] . Что и говорить, психологическая характеристика нашего героя весьма достоверна.
И еще одна подробность, о которой сообщает Ф. Ф. Вигель: Василий Львович рассказывал ему, мальчишке, «разного рода неблагопристойности про любовные свои успехи», и он, Ф. Ф. Вигель, «начал смотреть на него как на шалунишку» [138]138
Там же.
[Закрыть] .
Итак, в 1801 году мы видим стареющего, некрасивого, забавного мужа и молодую красавицу – жену; легковерного человека, доброта и доверчивость которого скорее всего распространяются и на его спутницу жизни; главу семейства, склонного к любовным шалостям, которые, впрочем, могли быть больше в разговорах, нежели на самом деле (тот, кто много говорит о любовных победах, часто выдает желаемое за действительное).
Когда Капитолина Михайловна заявила о своем намерении развестись, В. Л. Пушкин еще не оправился от пережитого горя. В январе 1802 года умерла его мать. В метрической книге церкви Святого Харитония сохранилась запись:
«В Генваре Числа 24. Умре в покаянии по христианской должности вдова полковница Ольга Васильевна Пушкина, коей от роду было 67 лет. Погребена 27 дня в Донском монастыре» [139]139
А. С. Пушкин: московские страницы биографии. С. 32.
[Закрыть] .
В феврале дети Ольги Васильевны подали прошение в Московскую гражданскую палату, с тем чтобы был утвержден полюбовный раздел имущества, доставшегося им после смерти матери. За Василием и Сергеем Львовичами закреплено было Болдино, за Анной Львовной – село Тимонино, за Елизаветой Львовной – деревня Новоуспенская. И дворовых людей поделили… Опять-таки хлопоты.
Как только 13 августа Капитолина Михайловна подала на развод, сразу же поползли слухи. Подумать только, 30 сентября из Неаполя (!) Александр Яковлевич Булгаков пишет брату Константину Яковлевичу в Вену (!):
«Василий Львович развелся с Капочкою за то, что она брюхата, но видно не маленьким поэтом. Вот что называется быть глупцом. Пусть плод чужой, но зато слава наша» [140]140
Братья Булгаковы. Переписка. В 3 т. М., 2010. Т. 1. С. 19.
[Закрыть] .
Вот уж правда, «злые языки страшнее пистолета». В сентябре 1802 года и Капочка не брюхата, и Василий Львович с ней еще не развелся, а пока разъехался, хотя законом это запрещалось.
Бракоразводный процесс затянулся на четыре года. В 1803 году Василий Львович решился уехать за границу. До своего отъезда он выдал замуж младшую сестру Елизавету за помещика Рязанской губернии, переводчика Московского архива Коллегии иностранных дел Матвея Михайловича Сонцова, человека любезного, хорошего рассказчика и шутника (и по части карьеры весьма преуспевшего – в 1825 году он будет камергером). Сестра получила от брата к свадьбе поэтический подарок – басню «Голубка и бабочка». Бабочка сетует голубке на неверного мотылька. Голубка советует ей самой любить для того, чтобы «любимой нежно быть». Василий Львович так заключает свою басню:
Элиза милая, пример перед тобою:
Люби… и будешь век довольна ты судьбою!
Супруг твой добр и мил. Он сердца твоего,
Конечно, цену знает;
Люби и почитай его!
Там счастье, где любовь: оно вас ожидает (71).
Это была улыбка сквозь слезы. Для него самого, казалось, уже не было надежды на любовь и счастье. Когда в апреле 1803 года он садился в карету, не произносил ли он мысленно еще ненаписанный монолог Чацкого:
(Хотя, чье чувство было оскорблено, еще предстоит решить.)
Василий Львович уезжал из Москвы в конце апреля, накануне своего дня рождения. Быть может, он рассчитывал, напитавшись новыми впечатлениями, повстречавшись с новыми людьми, родиться для новой жизни. За окнами кареты замелькали города и страны – Германия, Франция… А потом – уже морским путем – в туманный Альбион, в Англию…
В 1804 году В. Л. Пушкин возвращается в Москву. Но должно было пройти еще много времени до решения церковного суда. 8 февраля 1806 года отчаявшийся Василий Львович обратился к князю Александру Николаевичу Голицыну, обер-прокурору Синода с просьбой помочь ему в прекращении дела о разводе его с женой. Письмо В. Л. Пушкина А. Н. Голицыну, письмо А. Н. Голицына московскому викарию, преосвященному Августину, письмо преосвященного Августина А. Н. Голицыну и, наконец, указ Синода по делу о разводе Пушкиных проливают свет на создавшееся положение и вместе с тем ставят перед нами новые вопросы, требующие ответа. Обратимся к названным документам.
В. Л. Пушкин – князю А. Н. Голицыну 8 февраля 1806 года из Москвы в Петербург:
«Не лишите меня покровительства вашего. На вас единственно полагаю я всю мою надежду. Жена моя, Капитолина Михайловна, желая выйти за другого, разными происками, через усердствующих ей посредников, вынудила у меня письмо, которое, будучи в беспамятстве, я написал, но потом в неоднократных просьбах моих, поданных его преосвященству Августину, викарию московскому, я опровергнул, и просил его преосвященство, как архипастыря, возвратить мне мою жену, с которою я никак разводиться не желаю, а напротив того, по долгу христианскому хочу жить неразлучно, и никаких к тому с моей стороны препятствий нет. Теперь духовная консистория не знаю почему требует меня к формальному суду, то мне судиться с женою, которую я люблю и с которой я хочу жить, не для чего. Я исполню долг христианина и мужа и потому имею право просить помощи вашей. Мне также известно, что главное удовольствие ваше есть помогать несчастным и невинным. Прошу ваше сиятельство сделать милость отписать преосвященному Августину, чтоб мне позволено было приехать в С.-Петербург и объяснить вам самим все мое дело, я надеюсь, что вы, по великодушию вашему, не откажете мне в сей моей просьбе и будете уверены о не лестном почитании, с которым имею честь пребыть, и проч.» [142]142
Русская старина. 1903. № 3. С. 515.
[Закрыть] .
Князь А. Н. Голицын – преосвященному Августину 16 февраля 1806 года из Петербурга в Москву:
«Василий Львович Пушкин пишет мне, что супруга его Капитолина Михайловна, желая выйти замуж за другого, разными происками выманила у него письмо в беспамятстве и теперь в московской консистории завела суд по форме о разводе.
Не знавши о подлинности дела сего, но судя, что других законных доказательств к разводу, кроме вынужденного у него в беспамятстве письма, нет, то казалось бы по одному сему и тогда, когда он с нею желает неразлучно жить, начинать суд по форме невместно; и для того я покорнейше прошу ваше преосвященство оказать ему архипастырское покровительство. А как г. Пушкин изъяснит еще и то, что имеет надобность бытьв С.-Петербурге, но его принуждая стать к суду, не позволяют отлучиться, то в сем случае прошу доставить ему ваше пособие, ибо если уж столь необходимо, и делу сему обойтись без формального суда не можно, то он вместо себя представить может поверенного. Меня ж прошу уведомить о существе дела сего, пребываю впрочем с истинным почтением и проч.» [143]143
Там же. С. 516.
[Закрыть] .
Преосвященный Августин – князю А. Н. Голицыну 7 марта 1806 года из Москвы в Петербург:
«Сиятельнейший князь, милостивейший благодетель мой!
Почтеннейшим писанием от 16-го прошедшего месяца ваше сиятельство изволите требовать от меня уведомления по делу коллежской асессорши Капитолины Пушкиной о разводе с мужем ея. По учинении справки, спешу донести вашему сиятельству, что дело сие началось по формальному прошению оной Пушкиной, обвиняющей мужа своего в нарушении к ней верности, и свидетельствующей то, как другими доказательствами, так собственноручным письмом его, в котором г. Пушкин ясно и прямо признает себя нарушителем святости брачного союза, и что он привязан к одной женщине, от которой никогда отстать не может.
Мы по долгу пастырскому всячески старались примирить жену с мужем. Прежде ни муж, ни жена не склонялись к примирению, но после муж склонился, а жена осталась совсем непреклонною. Почему чрез восемь месяцев после того, как жена г. Пушкина подала на него просьбу по необходимости, велено начать суд; и до решения дела г. Пушкину от Москвы не отлучаться.
Получив почтеннейшее письмо вашего сиятельства, я отнесся к его высокопреосвященству, ходатайствуя за Василия Львовича. Но в ответ получил от него, „что дело производится по законному учреждению, и поэтому не решится. А потому г. Пушкину до решения дела отлучаться из Москвы не следует, а поверенных в брачных разводах принимать указами запрещено, а велено их судить лично“. О сем донося вашему сиятельству, смею уверить, что я с моей стороны Василью Львовичу готов сделать всякое пособие и тем доказать, что ничего нет для меня приятнее, как исполнять волю вашу и чрез то заслужить милости и покровительство ваше.
С глубочайшим высокопочитанием и совершенною преданностию имею честь быть и проч.» [144]144
Там же. С. 516–517.
[Закрыть] .
Извлечение из указа Синода от 22 июня 1806 года по делу о бракоразводном процессе В. Л. и К. М. Пушкиных:
«По производстве о сем продолжительное время дела Московское епархиальное начальство постановило следующее определение. Как истица Капитолина Пушкина, по многократно чинимым ей увещаниям и советам, примириться с мужем своим не согласилась и в том оказалась совсем непреклонною; а поелику и Пушкин, сколько ему от духовного начальства ни делано было пособия, чтобы он с своей стороны все средства употребил на примирение жены своей к сожитию с ним, но о том и отзыва к ней не имел и лично перед собранием Консистории показал, что он с самого обвенчания с истицею супружеской верности не хранил и с отпущенною на волю девкою Аграфеною Ивановою прелюбодейство подлинно чинил и с нею в Париж и прочие немецкие города ездил, также и представленное от жены письмо, в рассуждении связи его Пушкина с оною девкою, подлинно ли писано его рукою в целом уме и по собственному чувствию в невинности и честности же его, а не по чьему либо другому, что (а равно и все показания жены его в рассуждении сего поступка) утвердил во всем за точныя и справедливыя, и жить он с нею впредь в законном супружестве, по причине падения своего, и могущей быть посему от нея всегда недоверчивости, не пожелал: за каковым собственным его Пушкина и учиненным пред судом лично признанием, по силе Воинских Процессов 2 главы п. 1,2 и 3, показал себя в нарушении брачного союза и впредь к тому неблагонадежным, для того его Пушкина брак с истицею Капитолиною, урожденною Вышеславцевою, за прелюбодейство его Пушкина, по силе Евангелиста Матфея гл. 19 стиха 9 и Василия В. 21 гл. пр. 9, расторгнуть, и чтоб он ту Вышеславцеву впредь женою своею, а она его своим мужем не почитала и нигде не писала, в том обязать их подпискою, с таким подтверждением, чтобы он по силе 9 пр. Василия Великаго оставался всегда безбрачным и в другой брак ни с кем не дерзал. Жене же его Вышеславцевой, яко лицу невинному, во второй с свободным лицем брак, когда пожелает, вступить дозволить и в том дать ей свидетельство; а его Пушкина за прелюбодейство от жены по силе Анкирского собора, 20 пр. подвергнуть семилетней церковной епитимии, с отправлением оной через шесть месяцев в монастыре, а прочее время под смотрением духовного его отца, с тем, что оный, смотря на плоды его покаяния, может ему возложенную епитимию и умалить. Синод утвердил определение епархиального начальства» [145]145
Русский архив. 1994. № 12. С. 554–555.
[Закрыть] .
Прежде чем говорить о некоторых существенных подробностях, сообщенных в приведенных документах, несколько слов о тех, кто, помимо В. Л. Пушкина, в них фигурирует.
Князь А. Н. Голицын, как уже было сказано, – обер-прокурор Синода. В 1816–1824 годах он займет пост министра просвещения, в 1817 году будет присутствовать на выпускных экзаменах в Царскосельском лицее, представлять всех выпускников, в том числе племянника В. Л. Пушкина, Александру I. В августе 1828 года А. Н. Голицын будет допрашивать А. С. Пушкина, являясь членом комиссии по расследованию авторства «Гаврилиады» (к этому времени А. С. Пушкин уже напишет на него эпиграмму «Вот Хвостовой покровитель»). Судя по его письму к преосвященному Августину, он действительно хотел помочь Василию Львовичу.
Московский викарий преосвященный Августин вел дела Московской епархии, был деятельным помощником митрополита Платона. Именно его называет преосвященный Августин в письме князю А. Н. Голицыну. Как мы помним, владыка Платон знал семью В. Л. Пушкина, в свое время пожелал лично отпевать отца Василия Львовича Льва Александровича. При всем уважении к покойному Л. А. Пушкину он не счел возможным сделать какое-либо послабление его сыну, полагал необходимым строго соблюдать церковные законы.
В указе Синода названо имя вольноотпущенной девки Аграфены Ивановой. Благодаря указу, мы знаем, что о прелюбодейной связи с ней говорилось в прошении Капитолины Михайловны о разводе с мужем, что сам ответчик подтвердил эту связь в представленном женой его собственной рукой написанном письме, а также в своих показаниях суду. Кроме указа Синода, ни в каких других документах, письмах, дневниках, мемуарах Аграфена Иванова не упоминается. Возникает вопрос: а была ли Аграфена Иванова на самом деле?
Позволим себе высказать некоторые предположения. В XIX веке церковный суд для расторжения брака должен был иметь веские причины. И не решил ли В. Л. Пушкин по своему благородству и доброте взять вину на себя, написав признательное письмо? Потом, по слабости характера и искренней привязанности к жене, он пытался всё вернуть на круги своя.
А. Н. Голицыну он сообщал, что письмо написал в беспамятстве и что разными происками жена это письмо у него вынудила. Когда дело всё же дошло до суда, Василий Львович признал свою вину в супружеской неверности, сообщил даже, что он с Аграфеной Ивановой «в Париж и другие Немецкие города» ездил. Независимо от того, существовала ли вольноотпущенная девка Аграфена Иванова на самом деле или же ее вообразил Василий Львович, чтобы любимая им Капитолина Михайловна не пострадала, эта история (реальная или вымышленная) Дорого ему обошлась – кроме семилетнего церковного покаяния он был осужден на безбрачие.
Капитолина Михайловна в том же 1806 году вновь вышла замуж. Всё верно: Василий Львович не случайно сообщал А. Н. Голицыну, что жена его затеяла бракоразводный процесс, желая выйти замуж за другого. Этим другим оказался сослуживец В. Л. Пушкина по Измайловскому полку Иван Акимович Мальцов. В 1794 году он вышел в отставку в чине секунд-майора, переехал в Москву и занялся промышленной деятельностью. Ему, наследнику огромного состояния, принадлежали стекольные и чугунолитейные заводы на Брянщине. И. А. Мальцов был моложе Василия Львовича на восемь лет, с Капитолиной Михайловной жил долго и счастливо. У них было трое детей: два сына – Василий и Сергей – и дочь Мария. Может быть, первого сына они назвали Василием в благодарность за то, что Василий Львович дал жене возможность развестись с ним без какого-либо для нее унижения? Не случайно же Е. П. Янькова, вспоминая замечательную красавицу Капитолину Михайловну, рассказывала: «Она с мужем разошлась и вышла за Мальцева, но с первым своим мужем все-таки осталась в дружеских отношениях, и он тоже не переставал быть приятелем Мальцева» [146]146
Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. С. 338.
[Закрыть] .
Дочь К. М. Мальцевой Мария Ивановна вышла замуж за графа Николая Павловича Игнатьева, дипломата, председателя Кабинета министров, члена Государственного совета. В Москве, в Государственном архиве Российской Федерации, в фонде Н. П. Игнатьева хранятся письма Капитолины Михайловны к дочери. Они говорят о том, что Капитолина Михайловна была нежной матерью, любила и заботилась о своих близких.
«Я тебе, друг мой, не могу объяснить, – писала она Маше, – с каким я теперь нетерпением жду возвращения мужа, и как приедет, то не буду мешкать ни одного часу сдесь – в кибитку или в дилижанс мне все равно, только чтоб поскорее к вам друзья мои, крепко прижму вас к сердцу моему, никакое перо, ни красноречие не может етого описать чувства. Христос с вами. Друг и мать К. М.» [147]147
ГАРФ. Ф. 730. Оп… 1. Ед. хр. 4571. Л. 6–6 об.
[Закрыть] .
Это с Василием Львовичем у Капитолины Михайловны семейная жизнь не сложилась…
Для В. Л. Пушкина развод с женой был уроком жизни, который он запомнил надолго. В одном из писем 1824 года Александру Ивановичу Тургеневу П. А. Вяземский рассказал о такой сцене:
«На днях застал я Василия Львовича, проповедующего своему знаменитому камердинеру Игнатию твердость и великодушие в пренесении рогов, которые всадила ему жена. „Чем же я тебя хуже, – говорил он ему, – а и я был рогоносец“. <…> Сцена была бесподобная! Василий Львович утешал его от доброй души; представь себе притом, что вся дворня была свидетельницею его увещаний, и ты постигнешь всю патриархальность этой сцены» [148]148
Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 3. СПб., 1899. С. 41–42.
[Закрыть] .
Конечно, проповедь Василия Львовича, забывшего, что «гостиная усажена лакеями и прачками», забавна. Но содержание этой проповеди – твердость и великодушие в перенесении такого несчастья, как неверность жены, заслуживает уважения и сочувствия.
Вскоре после памятных для него событий В. Л. Пушкин сочинил басню «Соловей и малиновка», в которой рассказал печальную историю своего разрыва с женой.
«Соловушка малиновку любил / И гнездышко ей свил». Но ему пришлось оставить любимую, улететь в «сторону чужую». В разлуке снегирь утешал малиновку, нашептывал ей, что соловей «в дальней рощице… <…> с зяблицей летает». Когда соловей, «любовник страстный», вернулся домой, его, несчастного, ждало лишь разоренное гнездо:
О нежные сердца! Любовь из ничего
Родится, умирает,
И басни сей творец нередко повторяет;
В любви разлука нам опаснее всего! (75).
Басня В. Л. Пушкина была напечатана в 19-м номере «Вестника Европы» в 1807 году. В следующем номере журнала появилось стихотворение П. И. Шаликова «На басню Соловей и Малиновка»:
Друзья! Не сам ли нам печальный Соловей
Пропел о ветреной Малиновке своей —
Как он забыт, оставлен ею?
Ах! только можно петь Орфею
Об Эвредике и судьбе,
Любви, надежде, сердцу льстившей,
Потом с любезною жестоко разлучившей!
Я верю в истине, Соловушко, тебе!
Так живо горестей чужих не выражают.
Одни несчастные несчастье прямо знают! [149]149
Вестник Европы. 1807. № 20. С. 280–281.
[Закрыть]
Сочувствие друга не могло не тронуть Василия Львовича. И хотя сердце его было разбито, оставалась дружба, оставалась поэзия. И об этом, и о других утешениях и радостях в жизни В. Л. Пушкина мы еще не раз будем говорить. Сейчас же хотелось бы вернуться в апрель 1803 года и совершить с нашим героем заграничное путешествие, которое так много для него значило и о котором он не раз вспоминал и рассказывал по возвращении на родину.
