Текст книги "Особняк Лунного цветка (СИ)"
Автор книги: Наталья Герман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Глава 16. Лунный цветок
Даня развернул меня к себе лицом, обняв за плечи и только после этого я ощутила, насколько сильно дрожала. К горлу подступала тошнота, а перед глазами плясали рубиновые пятна, что были на светлой футболке Ильи.
– Невозможно, – выдохнул Сириус, смотря за мою спину. На его лице отражалось искреннее непонимание и отрицание происходившего и это сбивало с толку ещё больше.
– Илья, – я хлюпнула носом и от чувства жалости к этому трусишке сердце в груди больно сжалось. Кто. кто мог это сделать? Он же и мухи не обидел.
В воздухе отчётливо чувствовался металлический запах крови, его было сложно спутать с другим. Подобные запахи остаются в памяти, подобно уродливому клейму на коже.
– Дыхание отсутствует, – констатировала Анна, – осматривая пассивно лежавшее на полу тело, – как и пульс и сердцебиение. Кожа бледная. – голос Анны звучал равнодушно, но я отчётливо слышала в нем нотки возмездия и это выводило из себя, как можно быть такой бессердечной?
Она осторожно взяла Илью за руку и достав из кармана платья небольшой футляр, извлекла и него маникюрные ножницы, а затем уколола острым уголком неподвижную ладонь.
– Зачем ты издеваешься над ним? – проскулила я, но ответа не последовало, все просто безмолвно наблюдали.
– Чувствительность на болевые раздражители отсутствует, – она осторожно развернула его на спину, и его стеклянные глаза неподвижно уставились в потолок, – включите свет. Рядом с дверью.
Сириус молча стукнул ладонью по выключателю на стене и комната мгновенно озарилась ярким золотистым светом, открывая масштабы великолепия комнаты: двуспальная кровать с резными ножками в виде львиных лап, кресла обтянутые бархатной обивкой, резной деревянный столик и хрустальные люстры, что играли всеми цветами радуги.
– Отсутствие рефлексов зрачков. Он мёртв. Причина смерти, колотая рана в шею. Амина, разве это не твоя шпилька?
Я молча кивнула, уткнувшись лбом в грудь Дани и зажмурив глаза.
– Тогда…
– Она не могла его убить, – тихо проговорила Дарья, – она едва ходит. Три дня пролежала без сознания.
Анна пожала плечами и медленно встала.
– Мне нужно, чтобы вы покинули комнату. От тела нужно избавиться и навести порядок.
– Сириус, – прошептала я, – что же ты теперь скажешь? Кто убийца?
Мужчина молчал, сощурив глаза.
– Я промолчу.
Мне тоже сказать было нечего и отстранившись от Дани я молча поплелась в свою комнату, опираясь рукой на стену.
*******
Подушка встретила меня приятной прохладой, и я отчаянно прятала в ней своё лицо. Горечь, обида, смятение и страх, всё это смешалось в один пряный букет, который давил на грудную клетку немыслимым грузом.
Кто мог убить безобидного трусишку? Кто на столько низко пал?
Даня? Нет, не в его характере.
Сириус? Кто знает. Но ведь именно он пытался убедить меня в том, что Илья убийца. А теперь сам "убийца" мёртв. Что-то не сходится.
Тут моё внимание привлекла стена рядом с окном: обои на ней слегка отошли, а сквозь светлый материал проступали едва заметные красноватые линии.
Я встала с кровати и подойдя к стене протянула руку, касаясь прохладной поверхности. Под обоями явно прощупывалось что-то ещё, что-то небольшое. Не медля более я взялась за край обойного покрытия и рывком сняла его со стены, оставив рванные клочки. Увиденное вынудило отступить на шаг назад: под обоями находились надписи с фотографиями, которые соединялись между собой красными нитками. Доска расследования…прямо на стене.
Приблизившись, я провела кончиками пальцев по одной из надписей и в недоумении узнала собственный подчерк.
В самом верху находилась фотография совершенно засвеченная, практически белая, но надпись на ней рассмотреть можно было: «глава организации «Буэр». От этой фотографии вели две красные нити: над первой из них венчалось отрывистое «Адвокат. Подчинённый» и эта нить вела к изображению человека, в котором я с ужасом узнала Георгия. Человека, что умер в это особняке первым. Над второй нитью красовалось гордое «сын» и фотография владельца была такой же белой, как и самая первая, но она соединялась нитью с фотографией Георгия, а над ней было краткое «друг». От второй засвеченной фотографии шла нить в сторону с едва заметной надписью «невеста» и в лице девушки, что была изображена на фотографии я, к собственному удивлению, узнала себя.
Что за чёрт? Я была чьей-то невестой?
В висках болезненно запульсировало, но я игнорировала боль, продолжая рассматривать имитацию доски расследования.
От моей фотографии вниз вела нить с надписью «лучший друг», а на фото задорно улыбаясь на меня смотрел Даня.
От второй засвеченной фотографии вниз шли ещё три нити: первая, с надписью «горничная» вела к фотографии девушки, которая так же мне была знакома – Дарья. Выходит, она работала на моего, так называемого, жениха…
Следующая нить с надписью «экономка» вела к ещё одной засвеченной фотографии, а от неё вели две последние нити. Первая из них с надписью «любовники» соединялась с фотографией, которая единственная из всех была не засвеченной, а угольно чёрной и на ней же красовалось обведённое несколько раз слово «убийца». Эта фотография соединялась со второй засвеченной фотографией нитью со словом «враг». И последняя нить, что шла от экономки соединялась с пустым квадратом, нарисованным на стене.
И что это может значить?
В ушах пронзительно зазвенело, заставив на мгновение зажмуриться, борясь с неприятным ощущением. Но стоило мне открыть глаза, как комната резко погрузилась во мрак.
*******
Я сидела напротив камина на и молча наблюдала за языками пламени, что так жадно облизывали подкинутые им брёвна. Рыжее пламя танцевало и извивалось, будто неудержимо чему-то радовалось. Мне бы его радость.
В загородном доме Маровых царила тишина, а за большими окнами, что выходили на сад тихо падали хлопья первого снега, неспешно кружась в воздухе и выписывая причудливые узоры.
– Может быть, Вы хотите чего-нибудь? – послышался голос у меня за спиной. – Чай, кофе? Может какао? В такую погоду…
– Спасибо, Анна, – я улыбнулась девушке через плечо, – не стоит.
Девушка была одета в чёрное платье, с туго застёгнутым воротничком под самое горло, из-под которого едва заметно на тонкой шее виднелся свежий синяк.
– Он снова душил тебя? – с моего лица пропала улыбка. – Солнышко, ты понимаешь, что когда-нибудь он убьёт тебя. Почему ты не заявишь в полицию?
– Я люблю его, – девушка смущённо улыбнулась, потупив взгляд, – он тоже меня любит, просто…не умеет выражать свои чувства правильно. Спасибо за беспокойство, но. всё хорошо, – и она тихо покинула гостиную.
Я покачала головой и вновь уставилась на огонь, борясь с нараставшим чувством тревоги за милую экономку, мне было искренне жаль её. Но, что я могла поделать? Сама находилась в доме богача на птичьих правах.
При воспоминании о сыне владельца дома в груди ощутимо потеплело, и я улыбнулась образу, что возник перед глазами: прекрасно слаженная спина, тонкие пальцы, что бегали по струнам и глаза, удивительно глубокие и тёплые, теплее их могла быть только его улыбка.
Удивительный мужчина, который играл роль моего жениха.
От этой мысли стало невыносимо грустно.
За последние полгода Егор был рядом каждый раз, когда мне было страшно, одиноко и больно. Я знала, что могу рассчитывать на его надёжное плечо, что меня поддержат и не осудят.
Он не оттолкнул меня даже после того, как я сдала в печать статью о его семье, не сказав ему об этом. Скрыл от отца, что автором была я.
С моей стороны это было сродни предательству, но я осознала это, когда было уже слишком поздно. Я поплатилась за свою гордыню и жадность жизнью своего лучшего друга.
На глаза навернулись слёзы.
Это я…я виновата в его смерти.
В груди образовалась огромная дыра, она давила и мешала дышать, мешала думать, мешала жить. Но я принимала факт того, что с этим грузом мне придётся существовать. Это плата. Плата за эгоизм.
На мои плечи бесшумно и нежно легла мягкая ткань пледа и я поспешно отпустила голову, вытирая слёзы.
– Ты вернулся?
Рядом со мной у камина устроился Егор и протянул покрасневшие руки к огню.
– Сегодня на удивление холодно, – мужчина широко улыбнулся, – но, теперь я спокоен, что мы в безопасности. Хотя бы на некоторое время.
Меня ужалило чувство вины.
– Прости.
Мужчина вопросительно изогнул бровь.
– За что?
– Ты попал в тюрьму из-за меня и…теперь в бегах…
– В этой жизни нужно попробовать всё, – мягко рассмеялся он, – мне всего-то двадцать восемь, столько всего впереди ещё.
– Это и пугает.
Егор смерил меня задумчивым взглядом, а затем развернулся ко мне и придвинулся ближе.
– Амина, на данный момент меня волнует только одно, – он приподнял моё лицо за подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза, – что на твоём безымянном пальце простенькое колечко, подаренное, чтобы создать иллюзию чувств между нами для стервятников, которые спят и видят, как бы меня сожрать, а тобой закусить.
Медленно он сократил между нами расстояние.
– Примешь ли ты мои истинные чувства? – он взял меня за руку и нежно коснулся губами её тыльной стороны и в этом жесте было столько трепета и тепла, что по моей спине пробежал табун мурашек. – Станешь ли моей?
– Но, я же простая журналистка…
– Очень талантливая журналистка, – улыбнулся он.
– И, твой отец… – договорить мне не дали мягкие, но требовательные губы, что так бесцеремонно накрыли мои.
– Да или нет, – прошептал он в кратком перерыве, между поцелуями, вызывая во всём теле сладкую дрожь.
И я ответила, опрокинув мужчину на спину и заведя его руки над головой, отрываясь от его губ только для того, чтобы сделать вдох и снова прильнуть к ним.
– Как понимаю, это да? – усмехнулся он, томно выдыхая.
– Да, – я прикусила его нижнюю губу, а затем провела по ней кончиком языка, будто оставляя печать, которую больше никто не сможет разрушить.
– Для этого ещё будет время, – мягко рассмеялся он, – позволь мне сделать всё, как положено.
Нехотя я отстранилась от ужасно соблазнительных губ и освободив мужчину, села рядом.
Егор поднялся с пола, устроившись напротив взял меня за руку и сняв с безымянного пальца тонкое колечко заменил его другим: оно представляло собой изящный маленький цветок, лепестками которого служили маленькие светло-голубые камни, в которых удивительно красиво отражался игривый свет огня, а стебелёк цветка нежно обвивал сам палец, изящно прижав к себе тонкие листочки.
– Оно прекрасно… – выпалила я, не найдя в себе сил оторвать взгляд от удивительного цветка.
– Ты знала, что сапфир считался камнем, что олицетворял спокойствие и бессмертие?
– Как луна, – улыбнулась я, на что Егор кивнул головой, – лунный цветок.
Медленно Егор переплёл наши пальцы и подался вперёд, прошептав в мои губы:
– Ну, а теперь, моя драгоценная невеста, можем продолжить.
Глава 17. Призрак, что стоит за спиной
Отрыв глаза, я осознала, что лежала на полу. Видимо прошло не так много времени, в противном случае, Даня бы уже вынес дверь.
Виски всё так же болезненно пульсировали, но, казалось, что постепенно боль сходила на нет.
Перед глазами плясали образы из видения, и я невольно бросила взгляд на правую руку, но…кольца на ней не было.
Судя по тому, что я видела, этот мужчина был мне очень дорог. Можно сказать…я любила его. Но, почему тогда я совершенно не помню его лица, да и…его самого могу с трудом удержать в памяти, будто мне что-то мешало, насильно вытесняя из сознания то, что я пыталась удержать.
– Егор, – имя слетело с губ так легко, будто я и впрямь произносила его в тысячный раз, и звучало так сладко, так нежно, что заставило невольно улыбнуться.
Медленно я поднялась с пола и направилась в ванную комнату. Казалось, что смыть с себя все тяжёлые мысли было жизненно необходимо. Слишком уж много их скопилось и дышать от них с каждым разом становилось всё труднее и труднее.
Тяжело вдохнув, я повернула металлические вентили, выпуская в ванную поток тёплой воды. С поверхности зеркальной плитки стен на меня смотрели усталые голубые глаза. Я коснулась кончиками пальцев тёмных кругов под глазами и моё отражение послушно сделало тоже самое.
– Мда, подруга, – грустно улыбнулась я, – паршиво выглядишь.
Отражение в зеркале молчаливо и грустно улыбнулось, а тем временем стянула с себя одежду и повесив её на настенные крючки, переступила через бортик ванной, медленно погружаясь в тёплую и приятную воду. Устроившись удобнее и почти полностью погрузившись в воду, я прикрыла глаза, постаравшись максимально расслабить собственное тело.
Где-то вдалеке слышался едва уловимый гул грозы, что ломился в окна, но это казалось уже таким привычным. Сколько времени мы провели в этом особняке? Неделю? Месяц? Казалось, что время потеряло свой вес, став невесомым и незаметным.
Я усмехнулась сама себе.
Этот особняк ломает меня. Это ясно, как белый день, рас уже меня начали посещать мысли о том, что я свыклась с ситуацией и нахождением здесь. Все мы, будто отбываем наказание здесь. И те воспоминания, что мне удалось восстановить, говорят о том, что по моей вине произошло что-то ужасное.
– Зачем ты пытаешься вспомнить? – послышался тихий голос, от которого по коже пробежали холодные мурашки. – Твои воспоминания были запечатаны не просто так.
Я резко открыла глаза, озираясь по сторонам.
– Кто здесь? – сорвалось с губ, а по спине медленно растекался липкий холод.
– Только ты, – усмехнулся голос, а я испуганно мотала головой, пытаясь понять, кто со мной говорил, но спустя мгновение моё внимание привлекло моё собственное отражение: девушка по ту сторону зеркальной мозаики смотрела на меня, а на губах играла хитрая улыбка, – и только я.
Моё "второе я" провело рукой по волосам, наматывая их на кисть и собирая в жгут, в то время как моё сердце забилось в панике и ужасе от увиденного. Что, чёрт возьми, происходит?
– Я берегла тебя, хранила в блаженном неведении, чтобы сохранить крупицы твоего рассудка, а тебе всё неймётся. – улыбнулось моё "второе я", сверкнув лезвиями острых ножниц в руке, от чего моё сердце в груди кажется, от страха прижалось к лёгким и замерло. – Стоило огромных усилий, что бы раз, – девушка в отражении устрашающе щёлкнула лезвиями ножниц, – и отсечь фрагмент твой памяти, связанный с той ночью, когда шёл дождь, – она резко дёрнула лезвиями в сторону, вынудив меня испуганно пискнуть, прижав руки к груди, – но из-за тебя теперь все мои труды пошли насмарку. Тебе так не терпится утонуть в собственном отчаянии?
Девушка по ту сторону зеркальной плитки пронзительно засмеялась, и этот ужасный звук касался кожи, оставляя липкие и холодные мурашки. Казалось, что её доставляло удовольствие то, что я дрожала всем телом от страха. Нужно убираться отсюда!
Я потянулась к бортику ванной и тут же почувствовала касание к коже чего-то лёгкого и невесомого и опустив глаза, замерла в ужасе: по поверхности воды плавали пряди моих остриженных волос.
Руки задрожали, и скованная ужасом я подняла глаза на собственное отражение, которое хитро улыбалось, постукивая по щеке маленькой тонкой бритвой.
– Раз уж тебе так хочется, давай напомню, – девушка в отражении поднесла лезвие к своему запястью, – что же тогда произошло.
Руку полосонула резкая боль, заставившая меня вскрикнуть, прижимая ладонь к запястью, из которого хлынула кровь. Глаза тут же застлала мутная дымка от подступивших слёз, сквозь которые я еле могла разглядеть своё жалкое отражение в зеркальной мозаике. Оно больше не смеялось, оно испуганно смотрело на меня, дрожа всем своим обнажённым телом, испачканным собственной кровью, а тонкие пальцы сжимали бритву.
Что…я…наделала?..
Паника мешала думать, сковав всё тело в холодные тиски, но в это же мгновение в моей комнате послышались быстрые шаги и подняв глаза на пороге ванной комнаты я увидела фигуру, одетую в чёрный будто сама ночь костюм.
– Серафим, – проскулила я сквозь слёзы, прижимая окровавленную руку к груди, – я….
Колени подогнулись и последнее, что я почувствовала, как меня подхватили сильные руки и голова коснулась чего-то тёплого и твёрдого.
*******
Сознание приходило медленно, будто я пробиралась через огромную толщу воды, которая, подобно хищной рыбине пыталось целиком заглотить меня, не удосужившись даже прожевать. Я ощущала давление на руку, но попробовав пошевелить пальцами, поморщилась от неприятного ощущения.
Спустя мгновение моё зрение восстановило чёткость и первым, что я увидела, были ярко-голубые глаза дворецкого, что сидел в кресле рядом с моей кроватью. Выражение его лица было непроницаемым, будто из мужчины выкачали все эмоции. Ещё ни разу мне не доводилось видеть его таким.
– Серафим, – хрипло прошептала я и взгляд невольно упал на мою перебинтованную руку, что лежала на подушке, – давно не виделись.
– Что случилось? – его голос звучал тихо, но мягко, я бы даже сказала обеспокоенно, что ни капли не отражалось на его лице. – Расскажи.
– Где ты был всё это время?
Он тяжело вздохнул и между светлых бровей пролегла складочка.
– Кажется, я спросил первым. И хочу получить ответ на свой вопрос.
Его слова заставили усмехнуться.
– Какой серьёзный Жнец, – я посмотрела ему в глаза, – который избегал меня, будто пристыженный щенок, после того, как поцеловал меня.
Мышцы его лица едва заметно дрогнули, будто я задела его за живое. Выходит, я была права, держаться от меня на расстоянии его вынудил стыд.
– Я жду, – Серафим склонил голову набок, – и внимательно слушаю.
– Я расскажу, но только после того, – слова давались с трудом, а мысли прятались, будто издеваясь надо мной, – как ты расскажешь, что между нами тогда произошло.
Мужчина выдержал паузу и тяжело вздохнул. От него исходила резкая волна напряжения и отторжения. Неужели ему до такой степени противно находиться рядом со мной? Подобные мысли заставили мои губы невольно скривиться.
– Из-за моей некомпетентности пришлось прибегнуть к крайним мерам, которых можно было избежать, если бы я держал себя в руках.
Я молча ждала разъяснения, смотря на его опущенные ресницы. Но Серафим будто не торопился с объяснениями.
– Этот особняк балансирует между двух миров, на тонкой грани. Именно я удерживаю его в состоянии баланса, который напрямую связан со мной. В обмен на контроль над особняком я плачу синтезом энергий жизни и смерти. Потому и так важно сохранять спокойствие. Ведь если я потеряю контроль над собой из-за эмоций, я утрачу контроль и над особняком. Это исказит отдачу энергии и особняк разрушится вместе со всеми, кто находится внутри.
– Между каких миров?
Серафим поднял на меня глаза.
– Это сложно объяснить. В этой вселенной много миров: мир живых и мёртвых, мир сна и яви и так далее. Они взаимодополняют друг друга и существуют одновременно. Сейчас мы находимся между сном и явью, внутри грани между живыми и мёртвыми.
Его слова вызвали внутри меня резкий диссонанс.
– Выходит всё, что происходит здесь…
– Это и не сон, и не явь.
– Как такое возможно? – я уставилась на него во все глаза, ловя каждый взмах его ресниц.
– Это находится за пределами понимания, Амина. Нужно просто принять, как должное. Вам с самого начала говорили, что необходимо ладить с персоналом особняка. От этого зависит выберемся ли мы отсюда.
В голове роилось столько вопросов, будто разъярённые пчёлы в улье. И каждый из них вызывал беспокойство и страх.
– В тот раз, когда я была в твоём кабинете, особняк начал сходить с ума. Что случилось на самом деле?
– Я утратил контроль над эмоциями, – уголок его губ дёрнулся вверх, выдавая раздражение.
– И как же так вышло?
Мужчина поджал губы и выдохнув, посмотрел мне в глаза.
– Ты вызываешь у меня эмоции, которых не должно быть. Я не должен их испытывать. Потому я и держался на расстоянии, из-за угрозы, что разрушение может повториться. Нужно было остудить голову. И тот поцелуй…
Мужчина замолчал, поджав губы и отвернулся, устремив взгляд в стену.
– Ты жалеешь об этом, – подвела итог я. Стоило этим словам сорваться с губ, что-то внутри меня сжалось в маленький и тугой комок.
– Я… – мужчина покачал головой, – жалею только о том, что это было необходимо, чтобы позаимствовать энергию, которую я потерял из-за собственной несдержанности. Отдача моей собственной энергии нарушилась и особняк забрал слишком много энергии жизни, в то время, как энергии смерти было хоть отбавляй. Оттого и открывшаяся рана на руке.
Внутри меня боролись два чувства: горечь и сожаление. Первое терзало от-того, что в глубине души я надеялась услышать совершенно другие слова, а второе от того, что мне стало безумно жаль этого мужчину. Слишком много на него взвалили, не каждому по силам справиться с подобным. Я сжала челюсти в попытке взять верх над эмоциями и не подавать вида, что чувствовала на самом деле, сохраняя спокойное выражение лица.
Мне хотелось спросить о том самом шраме на его руке, но внутренний голос твердил, что с этим лучше повременить.
– Но, ты же Жнец смерти, не человек, – неуверенно продолжила я, – откуда в тебе энергия жизни? Разве она не вырабатывается только у живых?
Жнец усмехнулся и потёр переносицу.
– Каждого Жнеца после смерти собственноручно создаёт Смерть. Каждый из нас её маленький проект. Ни у одного другого Жнеца нет внутреннего синтеза двух энергий, как она это сделала, ума не приложу. Но и спросить не имею права, – он шумно выдохнул и между светлых бровей появилась складка, – потому я и отвечаю за особняк. Другие Жнецы не смогли бы контролировать его в силу своей физической неполноценности для данной ситуации. Но, если говорить откровенно, во всех остальных случаях неполноценен именно я. Энергия жизни у Жнеца смерти – это то, что мешает хорошо выполнять свою работу.
– Мне кажется, что ты неправ, – мои слова заставили его светлую бровь скептически изогнуться, – подобное делает тебя ближе к людям. А это значит, ты способен лучше других понять человеческие души. Не думаю, что собирать души людей механически и без эмоций, это намного лучше, чем проявить к ним сострадание.
Выражение его лица изменилось, отчуждённость сменилась новой эмоцией, что прежде на его лице я не замечала, она была схожа с облегчением, но лишь отдалённо.
– Так что же произошло с тобой, Амина, – перевёл тему мужчина, – люди не режут вены без причины.
Его слова заставили поморщиться.
– Ничего особенного.
Дворецкий фыркнул и раздражённо повел плечом, будто сказанные мной слова задели что-то личное, но спустя мгновение его реакция стала понятной. Его собственная жизнь оборвалась именно так: он решился на страшный шаг, но рядом не оказалось того, кто смог бы оттащить его от края пропасти, кто смог бы помочь ему вовремя. Стало неловко за собственные слова.
– Всё могло оказаться намного хуже.
Я вздрогнула, когда тонкие пальцы нежно коснулись моей перебинтованной руки. Серафим подался вперёд, опустив глаза.
– Так что, прошу, расскажи мне что произошло, пока я не сошёл с ума, – его голос звучал тихо, но так низко и пылко, совершенно контрастно тому, что было пару минут назад, отчего сердце в моей груди пропустило удар, – если бы я только мог помочь тебе восстановиться…
– А кто поможет тебе? – мой вопрос застал его врасплох, отчего ярко голубые глаза расширились, уставившись на меня. – Ты изранен так же, как и я, – я протянула вторую руку, коснувшись кончиками пальцев его рубашки в районе груди, – только здесь. С тобой что-то случилось. Так же, как и с нами всеми. Ты так же истекаешь кровью, только глубоко внутри. Тихо, молчаливо. Ты всегда помогаешь мне, но мне кажется, – я замолчала, собираясь с мыслями, а в памяти возник образ, измученного и ослабленного мужчины в кресле, рядом с письменным столом, заляпанным его кровью, – что это тебе нужна помощь.
– Амина, – Серафим поймал меня за руку и медленно поднёс её к своему лицу, – здесь и сейчас мы должны разобраться с тем, что случилось с тобой. Я в состоянии позаботиться о себе самостоятельно.
Упрямец. Какой же ты упрямец.
Я прикрыла глаза и тяжело вздохнула, с трудом находя в себе силы, чтобы сопротивляться ему.
– Кажется, у меня были галлюцинации.
– Продолжай.
– Отражение в зеркале, – выдохнула я, – оно говорило со мной. О том, что я забыла что-то. Кажется, оно злилось на меня за то, что я пытаюсь всё вспомнить. Говорила про ночь, когда шёл дождь.
Серафим поднял на меня глаза и в его взгляде читалась неподдельная тревога.
– Это твоё отражение отрезало волосы? И…
– Да.
Дворецкий замолчал, явно обдумывая мои слова, а затем резко встал и направился к двери:
– Отдыхай. Тебе нужно восстановиться. Чуть позже принесу тебе немного вина.
– Стой! – неожиданно даже для себя самой крикнула я и дворецкий вопросительно посмотрел на меня из-за плеча. – Не уходи…пожалуйста…
– Амина, – он покачал головой, – я не могу остаться. Сама знаешь, я тоже восстановился не до конца.
– Мне, – я запнулась, пытаясь сделать глубокий вдох, чтобы выровнять дыхание, – мне страшно оставаться одной. Ты можешь остаться, пока я не засну?
Серафим медлил будто взвешивая все за и против, но спустя мгновение кратко кивнул мне.
Я медленно отодвинулась на край кровати и повернулась к нему спиной. На мои плечи тут же подтянули плед и противоположный край кровати бесшумно прогнулся под тяжестью ещё одного тела.
– Ближе я не смогу лечь, – прозвучало сухо, но мягко.
– Почему же?
За моей спиной послышался тяжёлый вздох.
– Потому что захочу большего.
Зашейком я ощущала его тёплое дыхание и это странным образом успокаивало меня. Улыбнувшись сама себе я почувствовала, что плавно и медленно погружаюсь в сладкое небытие.








