Текст книги "Скопин-Шуйский"
Автор книги: Наталья Петрова
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
Начало службы
Можно не удивляться тому, что Алена Петровна постаралась удержать Михаила вдали от соблазнов власти. Но всю жизнь сына около своей юбки не удержишь – отрочество оканчивалось в ту пору в пятнадцать лет, и в этом возрасте дети бояр записывались в службу. Первый чин, который они получали, назывался царские жильцы.
«Поспел» на службу, как тогда говорили, и Михаил Скопин. «Повесть о рожении» рассказывает о его начале службы: «Еще бо ему младу сущу не у совершен возраст дошед (не достиг совершеннолетия. – Н. П.)и воевоцкаго сана не удостиже младости ради, и сего ради во царские жилцы вводится». То есть воеводой, как отец, ему еще рано было становиться, а жильцом – самое время.
Когда-то жильцы составляли нечто вроде охранного отряда государя и действительно жилиоколо дворца, за что и получили свое название: «А к ночи все столники, и стряпчие, и жилцы сберутся, и ночуют все у государя в полатах; а на всякую ночь стерегут, на постельном крыльце, по столнику да по стряпчему, да по пять человек жильцов…» [72]72
«Записка о царском дворе, церковном чиноначалии, придворных чинах, Приказах, войске, городах и пр.» // Акты исторические (далее АИ). Т. 2 СПб., 1843.
[Закрыть] Позже жильцы составили чин придворной службы [73]73
Савелов Л. М.Лекции по генеалогии. М., 1994. С. 108.
[Закрыть] . В пору пожалования Скопина-Шуйского этим чином, или «введения» его в чин, как тогда говорили, жильцы сопровождали государя в походе, выполняли различные поручения. И если для провинциальных дворян попасть в жильцы означало ступить на самую высокую ступень служебной лестницы, то для детей родовитых бояр такое назначение было всего лишь началом карьеры, ее первой ступенью.
Конечно, опала родственников Скопина не была забыта памятливым Годуновым, но свой следующий, очередной чин – стольника – Михаил получил не позже своих сверстников и очень гордился им. В Разрядных книгах мы встречаем его имя впервые в сентябре 1604 года во время описания торжественного приема царем Борисом Годуновым «казылбаского» – то есть персидского – посла: «…ел посол у государя в Грановитой палате… В столы смотрели и сказывали стольники: в большой стол сказывал стольник князь Михайло Васильевич Шуйской-Скопин» [74]74
Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 351.
[Закрыть] .
Обязанностью стольников было «смотреть в стол», то есть руководить подачей блюд и вин, наблюдать за порядком, чтобы пир шел своим чередом, и никто бы не оказался обижен. Михаил Скопин на приеме персидского посла «сказывал в большой стол»: громким, зычным голосом, который было слышно на всю Грановитую палату, он произносил имена гостей, кому государь посылал со своего стола кушанье или вино. Такие «подачи» знаменовали особую честь для гостя, и дело стольника было эту честь подчеркнуть.
– Великий государь жалует тебя своим государевым жалованием – подает тебе чарку государева винца, – кланялся стольник в сторону оделенного милостью гостя.
Отмеченный вниманием государя гость вставал, кланялся государю и принимал чарку, вместе с ним кланялись и сидящие рядом гости. На торжественных обедах по случаю приема послов произносили тосты за здоровье и братскую любовь государя, которого представлял посол, а потом за здоровье царя. Так что стольник Скопин на царском обеде 1604 года произносил тосты в честь персидского шаха Аббаса I и здравицу Борису Годунову. Как вспоминали послы, порой провозглашение стольниками «подач» и заздравные тосты шли так часто, что гости едва успевали есть. Тех, кто не всегда соизмерял свои возможности с количеством подносимых чаш, на следующий день по распоряжению царя навещали те же стольники, справляясь о их здоровье.
В одеждах из золотой и серебряной парчи, с высокими, украшенными драгоценными камнями и жемчугом воротниками, в горлатных шапках, стольники то и дело провозглашали здравицы и придавали и без того церемонному пиру еще большую торжественность [75]75
Забелин И. Е.Домашняя жизнь русских царей. М., 2006. С. 340–341.
[Закрыть] . Михаил, которому не исполнилось в тот год еще и семнадцати лет, выделялся среди других придворных своим высоким, не по летам, ростом и статным сложением: «велик бо возрастом телес своих по Давиду пророку паче сынов человеческих» [76]76
«О рожении князя Михаила Васильевича». С. 385.
[Закрыть] .
На пире по случаю приезда персидского посольства взгляды всех гостей невольно приковывал к себе дар шаха Аббаса I «брату московскому» Борису Годунову: это был золотой трон древних персидских государей, который привез персидский посол Лачин-Бек. Похожий на высокий табурет с низкой спинкой, весь окованный золотыми листьями с тисненным по ним узором, трон жарко горел отраженным в нем пламенем сотен свечей, освещавших Грановитую палату. Богато украшенный бирюзой, поражавший великолепием и роскошью, он тем не менее оставался изящным, что говорило о тонком понимании искусства и несомненном таланте изготовивших его древних мастеров.
За что же такой дар был послан русскому царю из Персии? Стольник Скопин слышал от посольских дьяков, что особенная любовь Аббаса к России возникла не случайно – дело было в Иверии, которую шах хотел прибрать к своим рукам. Но Годунов, благосклонно приняв трон, все же отдавать персам христианскую Грузию за подарки не собирался [77]77
Карамзин И. М.История государства Российского. Т. 11. С. 35–36. Гл. 1, прим. 85; Ненарокомова И. С.Государственные музеи Московского Кремля. М., 1987. С. 55.
[Закрыть] . Михаил еще с детства отличался живым умом и любознательностью, его интересовали подробности жизни других народов, дальние земли, военные походы. Слушая рассказы о дальней Грузии, Михаил Скопин мечтал: вот бы отправиться воевать против турков или персов! Да и какой сын боярский не мечтает о военных походах и сражениях в шестнадцать лет.
Но кроме «смотрения» за столами стольник Скопин никаких поручений при Годунове не получал. Документы ли утрачены, или же не было самих поручений юному Михаилу – неизвестно. Хотя другие стольники несли службу в приказах, отличались в посольской и военной службе; в крупных, занимавших важное стратегическое положение городах были помощниками воевод, а в небольших городках – даже воеводами. Но и оставаясь при дворе, молодой Скопин набирался опыта, проходил школу придворной жизни, – стольники составляли в то время своеобразную «гвардию» государя, – и таким образом готовился к самостоятельной государственной деятельности [78]78
Клоботюк В. В.Стольники на Руси // Вопросы истории. 1998. № 5.
[Закрыть] .
А между тем наступало время, о котором, по словам очевидца, «невозможно… исписати или реши языком или помыслити умом, яко смутися Руская земля между собою бранию» [79]79
«О рожении князя Михаила Васильевича». С. 380.
[Закрыть] .
Относительно благополучные начальные годы правления Годунова прервались целой полосой голодных лет. В 1600 году случился неурожай: ранние августовские заморозки побили еще не убранные рожь, пшеницу, овес. Неурожайные годы не были редкостью, обычно запасы хлеба позволяли дожить до следующего урожая. Но весной и летом следующего, 1602 года сначала землю залили дожди, а потом и вовсе ударили холода, и те озимые, что не успели вымокнуть, вымерзли. В стране начался голод, а вскоре появились и его вечные спутники – эпидемии холеры и чумы. «Того же лета грех ради наших глад бысть по всей земле Рустей… И многое бесчисленное множество от того гладу изомроша людей, ядуще же тогда псину и мертвичину и ину скаредину, ея же и писати нелеть, а ржи четверть купиша тогда по три рубли и свыше…» [80]80
Вторая редакция хронографа // Изборник… А. Попова. С. 190.
[Закрыть]
Владельцы холопов, чтобы избавиться от лишних ртов, отпускали своих людей со дворов, и те бродили по дорогам, побираясь. По словам Авраама Палицына, за неполных три года только в одной Москве погребли 127 тысяч человек. Современники описывают страшные картины голода. «Многие в городах лежали мертвые на улицах, многие на дорогах и тропинках с травой или соломой во рту. Многие ели кору, траву или корни и тем утоляли голод. Многие ели навоз и другие отбросы. Многие лизали с земли кровь, которая сочилась из убитых животных. Многие ели конину, кошек и крыс» [81]81
Достоверная и правдивая реляция Петра Петрея (далее – Петр Петрей) // Смута в Московском государстве. С. 172.
[Закрыть] , – написал швед Петр Петрей. Случались вещи и более чудовищные. «Довольно привычно было видеть, как муж покидал жену и детей, жена умерщвляла мужа, мать – детей, чтобы их съесть» [82]82
Записки Ж. Маржерета. С. 212.
[Закрыть] , – поведал француз Жак Маржерет.
Иностранцы смотрят на бедствия чужой страны глазами сторонних наблюдателей, и редко их взгляд бывал беспристрастным. На Россию они высокомерно взирали как на недоразвитую Европу, не любя и презирая ее жителей, скрывать свое отношение к ней они и не пытались. Нелюбовь не только не делает взгляд «свежим», но и вообще не позволяет увидеть и уж тем более понять многое. Тот, кто хотел найти в стране лишь подтверждение дикости нравов ее жителей, конечно, увидел только недостатки, а постигшие ее народ беды расписал до кошмара. Ужаснувшись невиданным голодомором начала XVII века, иностранцы прошли мимо случаев мужества и человеколюбия того же времени.
Их современницей была Ульяна Осорьина, вдова муромского дворянина. Известная с юных лет своим «нищелюбием» и помощью обездоленным, в голодные годы она и сама, уже будучи немолодой женщиной, оказалась в нищете. Однако, как вспоминали позже ее домочадцы, в отчаяние она не впала, даже наоборот, вселяла спокойствие и уверенность в других. По ее совету в доме начали печь хлеб с примесью лебеды и древесной коры, «и молитвою ея бысть хлеб сладок». Испеченного хлеба хватало не только для всей семьи, но еще и для всех приходивших просить милостыню. По словам нищих, вкуснее ее хлеба нигде они больше не едали: «Много села обидохом и чисты хлебы приемлем, а такова всладость не наедаемся, яко сладок хлеб у вдовы сея» [83]83
Житие Юлиании Лазаревской (Повесть об Ульяне Осорьиной) / Исслед. и подг. текстов Т. Р. Руди. СПб., 1996.
[Закрыть] . Так тяжелые минуты упадка человеческого духа соседствуют рядом с примерами его необыкновенного возвышения, тем рождая картину ушедшей эпохи во всей ее полноте.
Правительство пыталось бороться с бедствием: было приказано раздавать хлеб голодающим из царских житниц, холопам начали выдавать «отпускные», чтобы им было на что кормиться. Но, как часто бывает, благое начинание обернулось еще бо́льшим бедствием: чиновники, ответственные за раздачу муки и денег голодающим, присваивали их себе, розданное из государственных закромов зерно попадало к перекупщикам, а богатые владельцы зерна, имевшие запасы, воспользовались голодом и взвинтили цены.
Что же оставалось делать несчастным? Одни ударялись в разбой, «богатых домы грабили и разбивали и зажигали». В 1603 года Михаил Скопин слышал ходившие по Москве страшные вести о том, как в окрестностях города объявился разбойный атаман Хлопко. Его отряд из беглых холопов и казаков сражался с посланным против них войском по всем правилам воинской науки, в бою с ними был убит окольничий Иван Басманов. Схваченных вместе с раненым атаманом разбойников казнили, – москвичи ходили смотреть на плененного атамана, – уцелевшие в бою разбойники бежали в Северскую землю.
Польские и Северские, как их называли тогда, земли – на границе с Польшей по левому берегу Днепра, от Десны до верховьев Северского Донца – меньше пострадали от голода и издавна принимали к себе всех беглых. «С Дону выдачи нет», – говорили тогда хозяева этих мест казаки.
Слово «казак» в переводе с тюркского означает «свободный, независимый человек». Казаками именовали в те годы вольных людей, которые «гуляли», где хотели. Жили они вплоть до конца XVII века в основном промыслами – охотой, рыбалкой, бортничеством. Земледелием им было заниматься запрещено, оно наносило «урон военной службе». Впрочем, охотились казаки чаще не на дичь, а на проезжавших по большим дорогам купцов и послов; если случалось брать важных и богатых пленников, то за них просили выкуп. Заселяемое казаками поле у южных границ страны именовали Диким, через него люди торговые и служилые без крайней нужды старались не ездить. Для казаков была «чужая головушка полушка, да и своя шейка – копейка».
Московское правительство пыталось извлечь пользу от пребывания у своих границ такой воинственной и трудно управляемой массы людей: договаривались с ними об охране границ от ногайских и татарских набегов, посылали им порох и зерно. Служилых казаков стали называть городовыми,им все чаще поручали приглядывать за Азовом и сопровождать московских послов через Дикое поле. В конце XVI века таких казаков насчитывалось около пяти-шести тысяч [84]84
Записки Ж. Маржерета. С. 206.
[Закрыть] .
Иными были «верховые», или вольные, казаки, селившиеся в верховьях Дона. Они жили в основном разбоем внутри Дикого поля или войной, все равно с кем, – «где бы ни воевать, только бы воевать, потому что неприлично благородному человеку быть без битвы» [85]85
Гоголь Н. В.Тарас Бульба // Собр. соч. М., 1984. Т. 2. С. 51.
[Закрыть] . Поход против турок, поляков или грабеж русских купцов был для них привычным делом. К концу XVI века вольные казаки уже селились не только на Дону, их станицы возникали по обоим берегам Волги, они проникали на Яик и Терек. В это время их насчитывалось от восьми до десяти тысяч [86]86
Записки Ж. Маржерета. С. 206.
[Закрыть] . «Верховые» кичились перед «служилыми», или «низовыми», казаками своей вольностью, дорожили ею и гордились, что они не несут ни перед кем никаких обязанностей. «Докажите начальству, что вы не ясачные татары, не пахотные солдаты, а вольные люди, славные яицкие казаки», – учили атаманы молодых казаков.
В казацкой вольной среде нередко возникали обвинения в «измене», под которыми понималось нарушение казачьих традиций, служба «басурманам», а позже – хула на царя. За коротким «слушанием» дела на казацком круге сразу следовало наказание, как правило, оно было единственным – смертная казнь. Осужденного забивали дубинами или камнями, тело сбрасывали в реку, а имущество делили между собой. За годы Смуты нравы казацкой среды и принцип – «кто силен, тот и прав» невольно перенимали и другие сословия, прежде всего служилые люди «по прибору». Право кулака, как единственного средства восстановления справедливости, грабежи и насилия придавали восставшим неслыханную прежде дерзость в речах и поступках.
Все попытки Бориса Годунова договориться с казаками о службе закончились провалом. Посланного из Москвы Петра Хрущова в первый раз казаки отправили обратно, а во второй, когда уже у границ появился самозванец, связали и привезли пленником к «царю Димитрию». И понятно почему: своеволие было основой жизненного уклада казаков, они не привыкли признавать над собой никакой власти, решения они принимали «кругом» на майдане и лишь на время военных походов избирали атаманов, есаулов, сотников и пятидесятников [87]87
Платонов С. Ф.Очерки по истории Смуты… С. 76–80; Станиславский А. Л.Гражданская война в России XVII в. М.,1990. С. 11–13; Усенко О.Терпи, казак… // Родина. 1993. № 10.
[Закрыть] .
Именно казаки и сыграют одну из главных ролей в Смутную эпоху. Легко избирая и смещая своих военных вождей, они таким способом будут стремиться возводить на престол и низвергать своею волей царей и дух этой вольницы разнесут от границ вглубь страны. Обуздать стихию вольницы непросто, но можно использовать ее в своих целях, что и предпринимали многие авантюристы и самозванцы Смутного времени.
Поход против самозванца
15 мая 1591 года в Угличе произошла трагедия, имевшая тяжелые и кровавые последствия для всей страны. Девятилетний царевич Дмитрий играл вместе со своими сверстниками на заднем дворе в «тычку»: в очерченный круг мальчики поочередно бросали нож, который должен был воткнуться лезвием в землю. Внезапно раздался крик. Выбежавшая на крыльцо терема мать царевича Мария Нагая увидела своего сына с перерезанным горлом, всего в крови, на руках кормилицы. Мария заголосила, завыла, стала рвать на себе волосы, и в этот момент кто-то ударил в набатный колокол.
Дмитрий был рожден в 1581 году в последнем браке Ивана IV с Марией Федоровной Нагой. После смерти Ивана Грозного царевича Дмитрия вместе с матерью отправили в Углич, в выделенный им по завещанию удел. При них состоял соответствующий их положению двор, недостатка они ни в чем не знали, но мальчик временами мог «иступати умом и телом оцепеневати», то есть страдал падучей болезнью – так именовали тогда эпилепсию. Несмотря на свой недуг, он должен был занять престол после своего старшего брата Федора Ивановича, у которого к тому времени не было наследников.
На звук колокола встревоженные горожане начали собираться на дворе у княжеского терема, прискакал брат царицы Михаил Нагой. Когда жители узнали о случившемся, то в гневе подняли восстание, обвинив в преступлении доверенных людей и посланцев Годунова – Битяговского и его сына. Недолго думая, толпа возмущенных горожан схватила дьяка с сыном и растерзала их, после чего разгромила Приказную избу и убила еще нескольких человек, заподозренных в убийстве Дмитрия. Когда через четыре дня из Москвы приехала следственная комиссия, то она разбирала уже не только причины смерти царевича, но и обстоятельства гибели государевых людей. Виновных в гибели Дмитрия так и не смогли установить, зато глава следственной комиссии, ловкий и склонный к интригам князь Василий Иванович Шуйский, сумел и дело завершить, и царю Борису Годунову угодить: было объявлено, что-де «царевич сам ножичком покололся, летячи на землю», а случилось то «нерадением Нагих». Впоследствии Василий будет трижды свидетельствовать о происшедших событиях, всякий раз меняя свои показания. После его третьей клятвы современник напишет: «Людие же о сем никако никому же веры не яша, ни святейшему патриарху, ни князю Василию Ивановичу Шуйскому» [88]88
Иное сказание // Русская историческая библиотека (далее – РИБ). Т. 13. СПб., 1909. Стб. 37.
[Закрыть] .
А вот жителей Углича, обвиненных в убийстве сына и отца Битяговских, наказали жестоко: иных казнили, иных секли кнутом, некоторым рвали языки и ссылали в Сибирь. Царицу Марию, в наказание за недосмотр своего сына, постригли в монахини под именем Марфа и отправили в дальний монастырь. Подвергли наказанию даже набатный колокол, возвестивший о гибели царевича, – его били кнутом, вырвали язык и отвезли в город Тобольск.
Несмотря на то, что расследование не обнаружило причастности Годунова к смерти царевича, народная молва упорно приписывала ему это убийство и называла грядущие события «возмездием» царю Борису. Как написал современник событий дьяк Иван Тимофеев, «вси тогда онемеша и равно ему попустиша и безгласни бо быша, яко рыбы». Видно, в колокол тот набатный ударили в Угличе, а звон от него пошел по всей России, породив смятение в людских умах и сердцах…
В то время когда Михаил Скопин в чине стольника провозглашал в Москве «здравицы» царю и гостям, у границ России объявился «воскресший» царевич Дмитрий Иванович, предъявивший права на престол. Свое движение по избранным ими дорогам Скопин и самозванец начнут почти одновременно. Их пути пересекутся в высшей точке: один займет вожделенный престол, другой примет присягу и будет ему честно служить; оба уйдут из жизни молодыми. Но финал их краткой жизни будет противоположным: самозванца ожидает позорный конец, Скопин же примет смерть как герой и скончается в зените своей славы.
Кем был на самом деле «царевич Димитрий», историки выясняют до сих пор: одни считают его бывшим монахом – «ростригой» Григорием Отрепьевым; другие высказывают сомнения в том, что самозванец и Отрепьев – одно лицо. Не будем углубляться в проблему выяснения личности самозванца, повторим лишь вслед за исследователем Смуты С. Ф. Платоновым его осторожное высказывание по этому поводу: «Мы не имеем надежды ни распутать, ни даже разрубить этот таинственный гордиев узел, и считаем себя не столь счастливыми, как те писатели, для которых все ясно в истории ложного Дмитрия» [89]89
Платонов С. Ф.Очерки по истории Смуты… С. 160.
[Закрыть] . Очевидно другое: появление претендента на престол явно легло на благодатную почву, Смута рождалась во внутренних проблемах государства. «Димитрий я иль нет, – что им за дело? / Но я предлог раздоров и войны», – прозорливо заметил А. С. Пушкин устами своего героя.
Самозванство как явление взросло не на отечественной почве, и не в XVII веке. В России три его мощные волны рождались в первую очередь неясностью престолонаследия: в начале XVII века, когда прервалась династия Рюриковичей, во второй половине XVIII – после убийства Петра III и в первой четверти XIX – в период междуцарствия. Особенно примечательно в этом отношении начало XVII века, когда впервые в истории России появляется выбранныйгосударь, – именно в этом событии коренятся истоки Смуты.
Когда царю Борису донесли о появлении «царевича», его и прежде неуемная подозрительность усилилась до болезненности. «Борис с тех пор целые дни только и делал, что пытал и мучил по этому поводу», – записал современник. Он и раньше стремился свои неудачи объяснять «происками бояр», и явление самозванца сразу объявил делом их рук. Однако кем бы ни был «спасшийся» царевич, с опасностью необходимо было бороться, и царь издал указ о сборе войска.
Войско того времени состояло из пехоты, конницы, артиллерии (или, как тогда говорили, «наряда») и вспомогательных отрядов. Пехоту составляли стрельцы, даточные люди – их собирали в основном с монастырских и церковных земель, – служащие в городах казаки и, в случае необходимости, боевые холопы дворян.
В коннице главную роль играло дворянское ополчение, нанятые на службу иноземцы, конные даточные люди, стрельцы и казаки. Дворянское ополчение, составлявшее основу армии, собиралось, как и всякое другое ополчение, при возникновении военной опасности, поскольку в то время государству было еще не под силу содержать постоянную регулярную армию. Однако некоторые ее элементы – в виде стрелецкого войска – появились в России после реформы середины XVI века. Что же касается ополчения, то каждый дворянин, являвшийся на службу по приказу царя, должен быть при коне, вооружен и в сопровождении боевых холопов, на запасных лошадях были навьючены тюки с продовольствием.
Еще в середине XVI века Иван IV провел военную реформу, по которой владельцы поместий и вотчин должны были поставлять в армию с каждых ста четвертей принадлежащей им «доброй», то есть хорошей по качеству, земли, по одному конному и вооруженному воину. С первых двухсот четвертей владелец земли выезжал на службу сам и выставлял одного человека, затем с каждой сотни – по одному человеку. Тем, кто не являлся на службу – их называли «нетчиками», – грозили конфискация поместий и даже смертная казнь. После длительной Ливонской войны и голода первых лет XVII столетия разорившееся служилое сословие не могло поставить такого количества боевых холопов, как раньше. Поэтому Соборный приговор 1604 года пересмотрел старые нормы службы: теперь в поход выставляли одного человека не со ста, а с двухсот четвертей земли [90]90
Волков В. А.Поместное войско (конец XV – перв. пол. XVII в.) // www.portal-slovo.ru
[Закрыть] .
Выросло за эти годы и число не явившихся на службу. «Роспись» войска, собранного в 1604 году, пестрит такими объяснениями отсутствия воинов: «взят в полон», «убит», «ранен», «постригся». Но то все причины уважительные, если же дворяне не являлись на службу без объяснений, их ожидал царский гнев. «…Князей и бояр и всех, кто обязан был идти на войну, но оставался еще дома, он приказал за приставами гнать из их имений в стан; у некоторых непокорных он велел отнять поместья, некоторых бросить в тюрьмы, а некоторых, по его приказу, так выпороли плетьми, что кожа у них на спине до того полопалась, что на ней не видно было живого места, – писал очевидец событий. – …Почувствовав такую суровость, никто из тех, кому надлежало быть в стане, не захотел, чтобы его схватили дома…» [91]91
Буссов.С. 271.
[Закрыть] Применение столь суровых мер объясняется тем, что ехать в войско никто не торопился, поэтому собрать его удалось лишь к середине ноября.
В сентябре 1604 года самозванец с небольшими силами приблизился к московским рубежам. На правом берегу Десны находились пограничные города Чернигов, Новгород-Северский, Моравск. В случае их захвата перед самозванцем открывалось несколько дорог, по которым можно было идти в центр страны: одна проходила от Новгорода-Северского на Брянск и Калугу; другая, именуемая «посольской», шла от Путивля на Рыльск, Кромы, Орел, Мценск и дальше также на Калугу или Тулу. Была еще и так называемая Крымская дорога, по которой ходили на русские земли крымские татары: от пограничного Царева-Борисова, основанного Годуновым на берегу Северского Донца, далее к Белгороду, Ельцу и Веневу.
Многие города по мере продвижения самозванца от границы вглубь страны переходили на его сторону; он еще и не начал свой поход, как ему присягнули жители Моравска, вскоре к ним присоединились черниговцы. В течение октября Лжедмитрию сдались Путивль, Рыльск, Курск, Кромы; к ужасу Годунова, вслед за ними последовали Белгород, Царев-Борисов и другие опорные пограничные крепости. Лагерь самозванца в Кромах пополнялся каждый день перебежчиками из царского войска. Конрад Буссов, немец на службе у Бориса Годунова, написал о царском войске: «Стояли они там около трех месяцев, расстреляли много пороха и свинца и ничего не добились, ибо слишком много у них было измены, и она с каждым днем усиливалась» [92]92
Там же. С. 276.
[Закрыть] . Дело дошло до того, что посланный самозванцем обоз с продовольствием – сотни саней – и отряд в 500 казаков, их сопровождавший, беспрепятственно и совершенно безнаказанно прошли мимо царских войск, пока наконец кто-то не обратил на них внимание. Нежелание царского войска сражаться с отрядами самозванца замечали многие наемники на службе Годунова. По словам опытного в военном деле Ж. Маржерета, воеводы преследовали противника «так медленно, что можно было подумать, что они не хотят встретиться». Царь был потрясен захлестнувшей войско волной измены.
Почти во всех городах измена начиналась с мятежа казаков, стрельцов и служилых людей. Восставшие захватывали воевод и тащили их к «Дмитрию Ивановичу» – кого за бороду на веревке, как, например, воеводу Путивля окольничего М. М. Салтыкова, или связанным, как воеводу Рыльска Г. Б. Рощу-Долгорукого и его помощника голову Я. Змеева. Кстати, спустя короткое время двое последних снова были посланы в Рыльск, теперь уже воеводами Дмитрия. Опасаясь казни за измену, они обороняли город от верных Годунову войск насмерть, за что были впоследствии пожалованы и награждены самозванцем, а вот Салтыков ничего от него не получил – отказался присягать и пребывал пленником.
Воеводой Чернигова был двоюродный дядя Михаила Скопина – Иван Андреевич Татев. Он руководил обороной города до тех пор, пока не взбунтовались городские посады. Автор «Нового летописца» так описывает развернувшиеся в городе события: «…и приидоша ж вси ратные люди, и его (Татева. – Н. П.)поимаше, и сами здалися к ростриге». Вместе с Татевым захватили и других воевод – одних ранили, других отправили в тюрьму. Когда самозванец приказал привести пленных воевод к кресту, дворянин Н. С. Воронцов-Вельяминов отказался наотрез и был здесь же, на месте, убит. После такого показательного правосудия остальные воеводы уже не сопротивлялись.
В ставку самозванца в Путивле привели из Белгорода пленного воеводу князя Бориса Михайловича Лыкова, из Царева-Борисова – родного дядю Скопина, воеводу князя Бориса Петровича Татева [93]93
Белокуров С. А.Разрядные записи… С. 5.
[Закрыть] . Вскоре Годунова ждал еще один удар: отправленные им для укрепления гарнизона в Царев-Борисов 500 московских стрельцов перешли на сторону самозванца.
А что Скопин, воевал ли он с самозванцем? В «Росписи» войска, отправленного против самозванца в 1604 году, упоминаются воины, собранные с земель Михаила Скопина – со всех имевшихся у него поместий и вотчин: «Князя Михаила княж Васильева сына Скопина Шуйского 56 человек конных» [94]94
Боярские списки последней четверти XVI – начала XVII в. и роспись русского войска 1604 г. М., 1979. Ч. 2. С. 43–44.
[Закрыть] . Заметим, число немалое, требовавшее больших средств. Тем более что воины должны были являться не только «конны», но и «оружны», с припасами для себя и лошадей. Для сравнения: дядя Скопина Иван Иванович Шуйский выставил 12 человек конных, Иван Васильевич Голицын – девять человек. Больше Скопина – 60 человек – смог отправить в войско только один человек – князь Федор Иванович Шереметев.
Поставленные Скопиным воины определялись в полк правой руки, которым командовал его родственник по отцу Д. И. Шуйский. Однако сам Михаил в росписи войска не значится, не встречаем мы его имени и в сообщениях о последующих сражениях с отрядами самозванца.
Почему молодой Скопин не явился в войско, набираемое по многократным напоминаниям царя? Причин тому может быть несколько. Первая: серьезные поручения государя. Однако по молодости лет князь Михаил вряд ли мог их получить, к тому времени ему не исполнилось еще и восемнадцати лет. К тому же обязанности стольника вовсе не освобождали его от несения службы. Причина вторая: внезапная болезнь. Но в таком случае рядом с именем воина стояла бы соответствующая запись (как, впрочем, и в случае важного поручения). К тому же уважительной причиной признавалось лишь тяжкое ранение. Судя же по описаниям современников и изображению на портрете, Михаил был человеком богатырского сложения и крепкого здоровья.
И, наконец, причина третья – семейная. В Москву к моменту набора войска уже дошли сведения о первых сражениях с войском «Дмитрия Ивановича», и сведения были неутешительные. Алена Петровна знала, что ее родной брат, не сумевший оборонить пограничную крепость, или, как поговаривали злые языки, намеренно ее сдавший, сидел в плену у новоявленного царевича, двоюродный – там же. Оба, как было известно, принесли присягу самозванцу, то есть признали его. Автор «Иного сказания» назовет сражения между войсками самозванца и Бориса Годунова «борьбой проклятого еретика со святоубийцею». Но на чьей стороне была правда? И чем завершится их противостояние? Этого никто не знал. И вот в такой неясный, тяжелый и смутный момент отправлять единственного сына в войско, в которое и опытные вояки не спешат прибыть?! Может быть, подождать, пока все прояснится, сославшись на молодость Михаила?! А чтобы царь не гневался, собрать, не мешкая, людей в войско, и побольше, закрывая рты всем, кто может задать неприятные вопросы.
Обычный отряд боевых холопов, по средневековым меркам сравнимый с рыцарским копьем, по современным – с отделением, составлял 10–12 человек. Алена Петровна отдала распоряжение снарядить в войско практически взвод – 56 конных воинов.
Пока был жив Борис Годунов, войско, набранное в 1604 году, одерживало победы над самозванцем, и воеводы царские до времени оставались верны государю. Осажденный Новгород-Северский не сдался, армия самозванца бежала, бросив своего предводителя. С оставшимися у него отрядами Лжедмитрий потерпел поражение в бою у села Добрыничи и сам едва спасся бегством. Настроения перешедших на сторону Лжедмитрия с горечью описал современник: «О беда нас постигла велика! Того брега отплыхом, а другого не хватихомся, и стали есмя яко среди пучины морстей» [95]95
Иное сказание. Стб. 35.
[Закрыть] .
Однако в апреле 1605 года, в самый разгар событий, неожиданно скончался царь Борис, оставив после себя наследником сына Федора. В этот момент ситуация окончательно изменилась в пользу самозванца. Еще недавно приводивший войско к присяге царевичу Федору Борисовичу боярин Петр Басманов, которого называли «единственным защитником» Годуновых, перешел на сторону самозванца. А стольник Михаил Скопин-Шуйский летом 1605 года отправится в пограничный Ивангород с ответственным поручением нового государя: приводить тамошнее население к присяге, или, как будет записано после свержения самозванца, – «приводить ко кресту от Ростриги» [96]96
Белокуров С. А.Разрядные записи… С. 218.
[Закрыть] .
Исследователь Смуты И. Е. Забелин напишет об этом времени: «Позорное слово изменник… потеряло свой истинный смысл. Все поголовно сделались изменниками и ворами…» [97]97
Забелин И. Е.Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время // Русский архив. 1872. Т. 1. С. 406.
[Закрыть]
