Текст книги "Скопин-Шуйский"
Автор книги: Наталья Петрова
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
«Исход борьбы не определен»
В декабре 1606 года царь отправил против бежавших в Калугу мятежников большое войско под командованием своего брата Ивана Шуйского. Шли «на три полки»: большим, передовым и сторожевым. Еще в середине XVI столетия сложилась организация русского войска, которая сохранялась в неизменном виде вплоть до реформ Петра I. В походе войско состояло из шести крупных соединений, называемых полками, – большого, правой руки, передового, левой руки, сторожевого и ертаульного – авангардного. Если в поход отправлялся сам царь, то выделялся особый Царев, или Большой государев, полк. Отдельным подразделением была походная артиллерия – «наряд». В каждый из полков входили конные и пешие стрельцы, казаки, ратники из нерусских народов, то есть полки были, говоря современным языком, «дивизиями смешанного состава».
Полк насчитывал обычно три-четыре тысячи человек. Возглавляли его несколько воевод, каждый из которых командовал определенной частью полка. Воеводам подчинялись «головы», численность их отрядов составляла до двухсот человек. Более мелкими подразделениями командовали сотники и пятидесятники.
Движение войска в походе проходило в строгом порядке. Обычно первым шел ертаул с посошными людьми, которые наводили мосты и расчищали дороги. За ними следовали передовой полк, полк правой руки, большой полк, государев полк, «наряд», сторожевой полк и полк левой руки. В конце XVI века чаще стали посылать в поход «на три полки» [236]236
Епифанов П. П.Войско и военная организация. С. 365–369.
[Закрыть] .
В Калугу по едва установившемуся зимнему пути ехал и молодой боярин Скопин-Шуйский. Он вместе с Федором Мстиславским и Борисом Татевым был назначен командовать «прибылым полком», который расположится под Калугой «у Еоргия на Пескех» [237]237
Бельский летописец. С. 245.
[Закрыть] . Задачей полка было не дать Болотникову уйти в случае его прорыва из крепости.
Скопин ехал верхом по торной дороге, погода уже установилась по-зимнему ясная и морозная, настроение было бодрым: князь вспоминал празднование по случаю победы над мятежниками и получение боярского чина. Он с улыбкой оглядывался по сторонам, а заснеженный лес, по которому проходила дорога, рождал в воображении воеводы фантастические картины, – ему то мерещилась в опушенном снегом кусте фигура боярыни в душегрее и фате, то в поваленном дереве – подстерегающий проезжающих тать. Брови и ресницы Михаила покрылись инеем, даже зрачкам было больно на морозе, а в первой сотне, будто и не замечая вовсе холода, запели старую походную песню:
Не давай ты, Боже,
зимовые службы:
зимовал служба —
молодцам кручинно
да сердцу надсадно, —
выводил сильный, высокий голос первого запевалы [238]238
Песни, записанные для Ричарда Джемса в 1619–1620 гг. // Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI – начало XVII в. С. 536.
[Закрыть] .
Бережечик зыблетца,
да песочик сыплетца,
а ледочик ломитца,
добры кони тонут,
молодцы томятца, —
вторил ему густой и низкий голос второго.
Что и говорить, зима – не лето, в поход идти – не на печи лежать.
Ино, Боже, Боже!
сотворил ты, Боже,
да и небо-землю, —
сотвори же, Боже,
весновую службу!
пели, покачиваясь в седлах, служилые люди, едучи по царскому повелению в Калугу.
Нельзя сказать, чтобы в зимнее время русскому войску не приходилось воевать, – приходилось, и довольно часто. Об этом говорит широкое применение в военном деле таких средств передвижения, как лыжи и сани: где кони проваливались в глубоком снегу, люди надевали лыжи и неслись, как заметил один из иностранцев, «с великою быстротою». На санях перевозили обычно разборный «гуляй-город», воинские припасы и оружие, в Сибири казаки зимою двигались на нартах.
Бежавших с Болотниковым было немало, по некоторым сведениям, около десяти тысяч «всяких людей огненного бою», то есть вооруженных огнестрельным оружием. Другая часть мятежников укрылась в Веневе и Туле. Болотников не случайно решил отступить в Калугу. Город был многолюдный, богатый, с большими запасами провианта, «в нем всегда шла большая торговля солью с землей Северской, Комарицкой волостью и другими соседними местами, откуда привозили мед, воск, лен, кожи и другие подобные товары, так что она хорошо была снабжена» [239]239
Масса.С. 137.
[Закрыть] .
В Калуге был деревянный острог, однако его стены вряд ли могли защитить от огня артиллерии, которой было так сильно царское войско. Поэтому Болотников приказал строить в городе дополнительные укрепления. О событиях в Калуге рассказывает очевидец – немец Конрад Буссов, имевший в тех краях поместье: «Болотников приказал вокруг города и острога, вдоль тына или частокола, который уже стоял там, вырыть с обеих сторон снаружи и изнутри большие рвы, а землю с обеих сторон перекидать на частокол, чтобы можно было использовать его как бруствер» [240]240
Буссов.С. 328.
[Закрыть] . Эти умелые действия опытного атамана вскоре принесут свои плоды.
Сражения под стенами Калуги шли очень упорные. Войско царя применяло «наряд большой и огненную артиллерию». Пушки беспрестанно стреляли по городу и крепости, однако земляным шанцам, укрепившим городской частокол, вреда почти не наносили. Более того, осажденные постоянно делали из города вылазки и «царя Васильевых ратных людей на вылосках побивали и ранили», порой по 40–50 человек за день. Прошел уже месяц, а конца осаде видно не было. Одних только сальных свечей воеводы нажгли 500 штук, да восковых на 20 алтын, три стопы бумаги «аглинские», чтоб писать царю грамоты с вестями, а уж чернил и вовсе извели ведро [241]241
Народное движение в России в эпоху смуты… № 16. С. 101.
[Закрыть] .
Однако царским ратникам сидеть всю зиму под стенами города не хотелось. Воевода Федор Мстиславский вспоминал рассказы своего отца, боярина Ивана Мстиславского, о том, как во время взятия Казани в 1552 году соорудили в русском войске башню на колесах высотой в шесть саженей – почти 15 метров. На башне установили артиллерию, посадили искусных стрелков и с высоты башни расстреливали казанские укрепления «аки с небес». А воевода Иван Мстиславский силами конницы поддерживал тех, кто устанавливал как можно ближе к крепостному валу туры – плетеные короба с землей, за которыми прятались стрелки и наряд. Такой вот «летучей сапой» удалось приблизиться к крепостным стенам. Перед самым штурмом, на рассвете, вырыли подкоп под стену крепости, заложили в него бочки с порохом и взорвали. В образовавшийся в стене пролом ворвались штурмующие отряды Михаила Воротынского и Алексея Басманова, а вслед за ними остальные войска и взяли крепость.
Наслушавшись рассказов о подвигах отцов, молодой, нетерпеливый в осаде Михайло Скопин предложил пойти на «приступные хитрости». Длинный тоннель, как под Казанью, зимой, конечно, было не вырыть, – да и искусного «розмысла» (инженера) в войске нет, башню строить долго. Вместо нее решили устроить «подмёт», какие успешно применяли еще в римской армии. Даточным людям из войска и крестьянам окрестных деревень велели валить деревья, распиливать их и свозить к крепости. Когда дров было свезено достаточно, из них построили «гору древяную», которую «поведоша к острогу и хотяху зажечь» под его стенами [242]242
Новый летописец. С. 75; РИБ. Т. 13. С. 113.
[Закрыть] . Чтобы придвигать гору, действовали всё той же «летучей сапой» – устанавливали туры, прятались за ними и постепенно двигали дрова к крепости. Опыт подобных операций в русском войске был немалый, дрова вместе с хворостом у городовых стен поджигали, чтобы облегчить приступ: «да как стены собьются и падут и дрова запалятся и сгорят, потом приступати елико возможно» [243]243
Устав ратных, пушечных и других дел, касаемых военной науки. СПб., 1781. Ст. 82.
[Закрыть] .
Все шло, как и задумывали. К концу того же дня, в синеве рано сгущающихся зимних сумерек, гора, наконец, была придвинута к стенам деревянного острога, оставалось теперь дождаться ветра, который подует в сторону города, чтобы поджечь ее. Однако и Болотников не дремал; он внимательно наблюдал, как царевы ратники готовят «хитроумный подмёт». «Изобретательность, конечно, почетна во всех делах, – заметил философ, – но в военном она приносит великую славу» [244]244
Макиавелли Н.О военном искусстве. С. 136.
[Закрыть] . И Болотников придумал достойный ответ. Осажденные рассчитали место и подрыли подкоп под стеной, куда царские воеводы придвинули дровяную гору. В подкоп подложили порох и ночью взорвали.
Страшный взрыв потряс расположенный на горе царский обоз, а взметнувшийся в небо столб огня ярко, как днем, высветил все происшедшее под стенами острога. Горели и дрова, и туры, и приготовленные для штурма щиты и лестницы, погребая под собой стороживших их воинов. Ускорить штурм осадной хитростью не удалось. Царское войско снова понесло потери, ну а городу «ничево не зделаша».
Скопин-Шуйский был огорчен провалившейся затеей с подмётом. Он чувствовал себя виноватым и понимал, что за его нетерпеливость заплатили своими жизнями погибшие во время взрыва люди. Удавшийся при штурме Казани подкоп готовили в течение долгого времени, скрытно от осажденных, день и ночь «крепкую людную сторожу» держали. Здесь же, в Калуге, гору готовили на глазах у всех, кто был в остроге, и, не довершив начатого, отложили поджог на следующий день, к тому же никто гору, как заметил летописец, не охранял. А Болотников ловко воспользовался их промахом. Воинское же предприятие, как увидел Скопин, должно быть тщательно рассчитано и подготовлено: осторожность и предусмотрительность полководца берегут на войне людские жизни.
Заканчивалась зима, начиналась «весновая служба» с размытыми дорогами, грязью, пропитавшимися влагой одеждой и обувью, отсыревшими сухарями. Скопин вместе с войском просидел в осаде всю зиму, но от безделья не скучал: его участие в боевых действиях зимы 1606/07 года было самое активное. Правда, холодно относящийся к Шуйскому и его войску Исаак Масса говорил о том, что воеводы Мстиславский и Скопин «ни в чем не успели больше других». Но автор «Иного сказания» называет Скопина главным победителем отряда князя Телятевского, шедшего на помощь Болотникову из Венева. Не дожидаясь, когда Телятевский дойдет до Калуги, отряд под командованием Скопина скрытно вышел ему навстречу: «Боярин же воевода князь Михайло Васильевич Шуйской силу разби и много множество поби их, и зело мало их спаслось убегающее; боярин же и воевода князь Михайло Васильевич Шуйской паки со всеми силами своими под Калугу здрав возвратися».
По другим данным, победителями в этом бою были воеводы Иван Романов, Данило Мезецкий и Михайло Нагой, которые «за семь верст от Колуги на Вырке побили воров на головы и наряд вес взяли» [245]245
Иное сказание. Стб. 111; Белокуров С. А.Разрядные записи за Смутное время. С. 11.
[Закрыть] . За эту победу царь наградил отличившихся золотыми.
Вообще, нужно сказать, картина происшедшего под Калугой в целом не очень ясна, поскольку источники сообщают разные, а порой и прямо противоречащие друг другу сведения. Но все современники единодушны в описании печальных для царского войска известий из-под Пчельни.
В это время объявился некий «безумный Илейка», который назвал себя сыном царя Федора Ивановича, царевичем Петром. Набрав себе войско, в основном из донских и волжских казаков, этот «царевич» вскоре дошел до Тулы и обосновался там. Вот к нему-то за помощью и послал терпящий со своими людьми голод в осажденной Калуге Болотников. «Петр» выслал из Тулы в начале мая по направлению к Калуге, как пишет Буссов, «несколько тысяч человек». Навстречу им из Калуги вышли три полка, большим полком командовал князь Борис Татев, передовым – князь Юрий Ушатов и Семен Олферьев, сторожевым – князья Андрей Тюменский и Михайло Барятинский. В бою у села Пчельня в мае 1607 года войска сошлись, и воеводы потерпели от мятежников жестокое поражение. Потери царского войска были велики, из пяти воевод двое были убиты – князья Борис Татев и Андрей Тюменский [246]246
Изборник… А. Попова. С. 333.
[Закрыть] . Бежавшие с поля боя войска в страхе отступили к Калуге. Отступление, судя по описаниям, происходило в полной панике. Первыми бежали воеводы, а за ними и все войско. «Людие же царевы помалу оскудеваше и побеждени быша, а сии же людие гнаша людей царевых во след и воевод побиша, а другие же поймаша, от сего же ужасни быша царевы воеводы и началницы и отбегоша от града Колуги» [247]247
Там же. С. 296.
[Закрыть] .
Бегством из-под Пчельни беды для войска Шуйского в тот день не закончились. Укрывшееся в лагере воинство на рассвете нового дня было внезапно атаковано вышедшим из острога Болотниковым. Не ожидавшие нападения, едва пробудившиеся от сна, царские воины в страхе бежали, оставив в укреплениях тяжелые орудия, порох, провиант и все, что там было [248]248
Буссов. С.332.
[Закрыть] . Болотников проявил себя и в этой ситуации умелым полководцем, он решил развить успех, достигнутый под Пчельней.
Гибель двух воевод и с ними многих ратных людей была тяжелой утратой для царского войска, но потери могли стать еще больше, если бы не стойкость и мужество князя Скопина-Шуйского и Истомы Пашкова. Эти два человека, находясь в одном войске, конечно же встречались и раньше, до этого боя. Были они почти ровесниками, участвовали в одних и тех же сражениях – правда, в противных армиях. Но в этом бою они оказались рядом, плечом к плечу. Не растерявшись в ситуации, когда и бывалые воины показывали врагу спину, молодые Скопин и Пашков сумели остановить бегущих. Похоже, Истома Пашков искал на поле боя искупления своей вины. Сохраняя выдержку посреди общей паники, в которой все бросали «не токмо наряд, но и оружие, и платье свое», они построили тех, кого смогли остановить, и с этими людьми сдерживали натиск нападавших, прикрывая отступление основных сил. Их хладнокровие и мужество спасло жизни многих. «А то бы ни един не спасся, но вси бы до единого побиты были», – горестно заметил летописец. Война, как известно, высвечивает в человеке его нутро, – оно может быть и хорошим, и дурным, – а совместное преодоление опасности сближает людей. Возможно, сблизили события под Калугой и этих, столь неравных по происхождению и месту, которое они занимали на социальной лестнице, но одинаково храбро сражавшихся Истому Пашкова и Михаила Скопина. И жизненный путь их был схож в своей краткости: оба они погибли в молодом возрасте: Пашков в том же 1607 году, а Скопин всего лишь три года спустя.
Царское войско, просидев в осаде под Калугой почти пять месяцев, наскучив воинским безделием, ни с чем отошло, точнее, отбежало к Серпухову, захватив с собой лишь несколько пушек. Горечь поражения усугублялась и личной утратой: Скопин повез в Москву тело убитого воеводы Татева, своего дяди. Его погребли, как и других членов рода Татевых, в Троице-Сергиевой обители. На надгробном камне высекли надпись: «Боярин князь Борис Петрович Татев, преставися 7115 (1607) году маия в 3 день». Как уточнил составитель «Древней Российской Вивлиофики» – «убит под Калугою» [249]249
Горский А. В.Историческое описание Троице-Сергиевой лавры. Т. 2. М., 1879. С. 86; Древняя российская вивлиофика. Ч. 20. С. 81.
[Закрыть] . Алена Петровна оплакала родного брата и свою опору во вдовьей жизни, а Михаил – боевого товарища, наставника, – того, кто заменил ему отца.
В победах и поражениях формировался опыт молодого полководца; в умении стойко переносить и то и другое, преодолевать себя, брать на себя ответственность складывался его характер мужчины и воина. К несчастью, его начальные успехи и поражения происходили не в схватках с напавшим извне на страну врагом, а в сражениях со своими же соотечественниками. Но воевали мятежники под командованием бывшего военного холопа Болотникова по всем правилам воинской науки, которую и осваивал Скопин-Шуйский на поле боя.
«Тульское сидение»
Поражение под Калугой тяжелым эхом прокатилось по многим городам России. Царь Василий собирал новое войско, назначив местами сбора Серпухов и Коломну, однако сборы проходили в сложных условиях. Нового «царя Дмитрия Ивановича» никто не видел, но и в способности нынешнего, Шуйского, справиться с восставшими серьезно засомневались. «Отпали» от царя Василия Арзамас и Алатырь, оказался осажденным Нижний Новгород. На сторону Болотникова под Калугой перешло 15 тысяч человек из царского войска, среди которых было только 100 человек наемников, все остальные – свои. Василий Шуйский тяжело пережил эту измену, а патриарх Гермоген применил крайнюю меру церковного наказания к перебежчикам: их прокляли и отлучили от церкви.
Между тем Болотников, нанеся столь чувствительное поражение царским воеводам, не только сохранил за собой Калугу, но и, перехватив инициативу, двинулся к Туле. Там он предполагал соединить свое войско с тем, кто называл себя «царевичем Петром». Последний оборонялся в Туле стойко, «верх брала то та, то другая сторона, но Петр, хотя и находился в крайней нужде, держался с большой храбростью» [250]250
Масса.С. 137.
[Закрыть] .
В июне 1607 года под Каширой на реке Восме полки вновь набранного войска под командованием князей Андрея Голицына и Бориса Лыкова встретились с отрядами Болотникова, состоявшими на сей раз в основном из казаков. Принимал участие в битве и Истома Пашков. По некоторым сведениям, этот бой стал для него последним [251]251
Князьков С. Е.Материалы к биографии Истомы Пашкова…
[Закрыть] . В жестоком сражении, продолжавшемся три дня, верх взяло царское войско, всех захваченных в плен казаков казнили, оставив в живых лишь семь человек. К чести царских ратников, за этих семерых казаков просили дворяне, не так давно ими же пощаженные. И в период измен и предательств находились те, кто стремился сохранить в себе человеческое.
Ободренное успехом войско отправилось под Тулу, куда на соединение с ним шли из-под Серпухова свежие силы. Помня успехи Скопина под Москвой, царь решил выдвинуть своего племянника на первые роли и назначил его командовать большим полком. В составленном при Иване Грозном «приговоре о местах» четко определялось старшинство полков и воевод. Первый, или «большой», воевода большого полка объявлялся старшим среди первых воевод остальных полков, по сути назначался главнокомандующим. За ним по старшинству шел второй воевода большого полка, к которому приравнивался первый воевода полка правой руки. Первые воеводы полков правой руки, передового и сторожевого объявлялись равными друг другу, воевода полка левой руки был меньше воеводы полка правой руки. Всем вторым воеводам запрещалось местничать с первыми, а дворянам и детям боярским – с воеводами, даже если они считали свой род «выше отечеством» [252]252
Епифанов П. П.Войско и военная организация… С. 366.
[Закрыть] .
Возглавлять большой полк было одним из самых важных и почетных назначений в русском войске, но и одним из самых ответственных. «Того же 115-го году послал царь Василей пот Тулу бояр и воевод на три полки: в болшом полку бояре княз Михайло Васильевич Шуйской Скопин, да Иван Никитич Романов, да в болшом полку с прибылным полком боярин княз Борис Михайлович Лыков, да Федор Булгаков да Прокопий Ляпунов…» [253]253
Разрядная книга 1550–1630 гг. Т. 2. Вып. 1. С. 240.
[Закрыть] Полки соединились в 20 верстах от Тулы и вышли к реке Вороньей.
Болотников выбрал удобное место для своей пехоты. Она стояла вдоль берегов топкой речки, укрепив свои позиции завалами из деревьев, что затрудняло подход к ним конницы Скопина. Несколько дней царские войска пытались выбить мятежников из-за завалов. Наконец князь Скопин приказал обойти врага с тыла. Маневр оказался удачным: «воровских людей от речки отбили и за речку Воронью во многих местах… перешли и воровских людей учали топтать до города до Тулы» [254]254
Изборник… А. Попова. С. 336.
[Закрыть] .
Конница Скопина во главе с молодым командиром гнала болотниковцев до самого города, а человек десять самых отчаянных всадников даже ворвались вслед за убегающими в город. Однако приказа брать Тулу штурмом не было, и уцелевшие смельчаки отошли за город. Разбитые мятежники «утекоша в Тулу».
Первое выступление молодого боярина в качестве главнокомандующего прошло успешно. Он в очередной раз на деле доказал: его назначения на высокие посты – не дань принадлежности к роду Шуйских, а его собственная заслуга. Крепко и стойко держался и весь его полк. Единство в войске, как известно, во многом зависит от авторитета командира, что создается на войне не знатностью и родом, а исключительно талантом и мужеством.
Болотников приказал укрыться в Туле, надеясь отсидеться здесь так же, как и в Калуге. Тульский кремль, построенный в первой половине XVI века, был гораздо мощнее Калужского острога, имел каменные и дубовые стены. К тому же естественной преградой для нападающих была река Упа, на левом берегу которой и располагалась крепость. В конце столетия в Туле было уже три линии укреплений: к каменному кремлю примыкала деревянно-земляная стена посада, а к ней – земляной город, именовавшийся «Завитым». В это время в Туле проживало около трех тысяч человек, в основном занимавшихся ремеслом и торговлей. Были среди них и оружейники – примерно в это время и зарождалась знаменитая тульская оружейная промышленность.
Однако силы царских войск на этот раз намного превосходили восставших. Источники называют численность войск: 20 тысяч болотниковцев и 100 тысяч в войске Шуйского. Правда, по мнению военных историков, это совершенно не сообразуется ни с возможностями крепости вместить такое количество обороняющихся, ни с возможностями Шуйского набрать столь многочисленное войско [255]255
Разин Е. А.История военного искусства. Т. 3. С. 123.
[Закрыть] . Но даже сильно преувеличенные, цифры эти отражают, видимо, реальное соотношение сил.
С первых дней июля 1607 года началось «тульское сидение». Чтобы из города никто не смог выйти, воеводы расположили свои полки по главным дорогам. Скопин-Шуйский стоял со своим полком на Крапивенской дороге. Наряд укрыли за турами на Каширской дороге, близ реки Упы. Царь во главе государева полка встал в трех верстах от Тулы.
Обороной Тулы командовал сам Болотников. В подчинении у него находился его бывший господин князь Андрей Телятевский. Засел вместе с ними в осаду и «царевич» Петр, которого летописцы именовали «вором Петрушкой», – такая вот компания из беглого холопа, родовитого князя и самозваного царевича. Вряд ли она могла бы образоваться в иное время, но Смута являла ярчайшие примеры изменчивости человеческих судеб, на которых, как заметил философ, «и можно было познать различие между победой и поражением, между честью и бесчестием» [256]256
Макиавелли Н.История Флоренции. Л., 1973. С. 279.
[Закрыть] .
Осада Москвы войском Болотникова в 1606 году и бой 2 декабря у деревни Котлы
Как и в Калуге, осажденные не сидели сложа руки. Они делали по нескольку раз в день вылазки «на все стороны», нанося большой урон осаждавшим. В сентябре во время одной из таких вылазок Скопин-Шуйский потерял под стенами Тулы еще одного своего родственника – дядю Семена Андреевича Татева, двоюродного брата матери. На его надгробии в Троице-Сергиевой лавре будет установлен камень с надписью «Лета 7116 сентября 20 день убиен бысть на рати раб Божий князь Семен Андреевич Татев» [257]257
Горский А. В.Историческое описание Троице-Сергиевой лавры. Т. 2. С. 86.
[Закрыть] .
Осаждающие не оставались в долгу и вели беспрерывный обстрел из пушек по крепости с двух сторон, надеясь сломить сопротивление мятежников. Огонь артиллерии наносил ощутимый урон «сидельцам», но сдаваться они не собирались.
На что рассчитывал на сей раз атаман? Снова, как и под Калугой, на помощь извне. Конрад Буссов, сын которого воевал на стороне Болотникова и сидел вместе с ним в Туле, рассказывает, что Болотников послал казака Ивана Заруцкого в Польшу с письмом к «государю Димитрию». Заруцкий должен был разузнать, что с государем и, главное, собирается ли он приехать сюда. Но до Польши Заруцкий не доехал, в городе Стародубе он обнаружил нового претендента на престол, также именовавшего себя Димитрием. С ним Заруцкий и остался, намереваясь вместе идти освобождать Тулу.
Однако вскоре на сторону Шуйского перешли три города – Болхов, Белев и Лихвин, а затем царские войска взяли Алексин, Дедилов, Крапивну и Епифань, разбив под Козельском войско новоявленного царя «Димитрия». Василий Шуйский не стал ограничиваться взятием этих городов. Он решил послать по «украиной» и Северской землям отряды из татар и черемисов (мари), которые должны были всех, не желающих признавать законную власть, «воевать и в полон имать, и живот их грабить за их измену и за воровство».
Кровавый молох гражданской войны требовал все новых жертв, рознь в городах, насилие, злоба в сердцах не утихали, а наоборот, разрастались с новой силой. В домашней и соборной молитве все чаще стал звучать тропарь в честь Казанской иконы Божией Матери, написанный еще в Казани митрополитом Гермогеном: «Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго, за всех молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего, и всем твориши спастися, в державный Твой покров прибегающим. Всех нас заступи, о Госпоже Царице и Владычице, иже в напастех и скорбех, и в болезнех обремененных грехи многими, предстоящих и молящихся Тебе умиленною душею, и сокрушенным сердцем, пред пречистым Твоим образом со слезами, и невозвратно надежду имущих на тя избавления всех зол; всем полезная даруй, и вся спаси, Богородице Дево: Ты бо еси Божественный покров рабом Твоим».
Подходы к Туле оказались заняты войсками Шуйского; чтобы прорваться к городу, нужны были большие воинские силы. Так что надежды Болотникова на помощь того, кому он приносил клятву верности в Польше, не оправдались. Отчаянный атаман сдаваться не желал и послал в Польшу нового гонца с письмами. В тех письмах Болотников обещал, если поляки ему помогут, «преподнести и передать его величеству королю все крепости и города, которые они захватили и подчинили себе именем Димитрия» [258]258
Буссов.С. 333–334.
[Закрыть] . Однако в Польше желающих выдать себя за русского царя и возглавить новое войско не нашлось.
Осажденные в Туле жестоко страдали от голода. Они уже съели кошек, собак и всякую падаль на улицах, лошадиные и коровьи шкуры. Когда озлобление голодных туляков достигло предела, они схватили князя Григория Шаховского, утверждавшего, что он бежал из Москвы вместе с царем Дмитрием, и посадили в тюрьму. Выпустить его обещали, когда придет сам Дмитрий, а если он не объявится, то его вместе с Болотниковым готовы были отдать в руки Василия Шуйского.
Как и предписывал Болотников в своих воззваниях, мятежники захватывали поместья дворян, делили между собой их имущество, уводили к себе на двор жен и дочерей. Но вожделенный рай на земле все же не наступал. Новая власть, утвердившаяся в Туле, принесла с собой лишь беззаконие, точнее, устанавливала новый, воровской закон: «грабь награбленное». «Шпыни» и не думали устанавливать порядок. Их породила слабость власти, временный беспорядок, и они жили в нем и множили его.
О том, каково приходилось тем, кто не по своей воле оказался в те дни в осаде, поведал тульский дворянин Иван Васильевич Фуников. Он чудом остался жив, за что благодарит Бога и своего благодетеля, которому и адресовано письмо, написанное в апреле 1608 года. Не сетуя и не жалуясь на свалившиеся на него горести, как того можно было бы ожидать от человека в его положении, он старается описать все случившееся с ним в шутливо-стихотворной форме:
А мне, государь, тулские воры
выломали на пытках руки,
и нарядили, что крюки,
да вскинули в тюрьму,
и лавка, государь, была уска,
и взяла меня великая тоска,
и послана рогожа,
и спать не погоже.
В тюрьме Фуников просидел 19 недель, то есть практически всю осаду. За это время несчастного дворянина дважды приводили к плахе, угрожали сбросить с башни, били кнутом, не единожды пытали на дыбе – и все для того, чтобы узнать, где он хранит спрятанную рожь. Вели себя тульские мужики, по словам Фуникова, «что ляхи». Спасло от дальнейших мучений многострадального Ивана Васильевича, человека уже не молодого, лишь затопление Тулы. Измученный пытками, вконец разоренный, нерадостно он встретил весну 1608 года:
Не оставили ни волосца животца,
и деревню сожгли до кола.
Рожь ратные пожали,
а сами збежали.
А ныне воистинну живем в погребище
и кладем огнище,
а на ногах воистину остались
одне голенища,
и обились голенища.
Зритель, государь, сердцам Бог:
не оставили шерстинки,
и лошадки, ни коровки,
а в земле не сеяно ни горстки.
В настигших его бедах дворянин Фуников был не одинок. Свое послание, отбросив шутливый тон, он завершает горестными словами: «Не единех бо нас постигоша злая, но и всю страну нашу» [259]259
Послание дворянина к дворянину // Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI – начало XVII в. С. 533–534.
[Закрыть] . Как весной дожди поят землю, а осенью собирают на ней пшеницу, пишет он, так теперь вместо воды льется кровь, и потому возрастает уже не пшеница, но тернии. Не знал чудом выживший в осажденной Туле Иван Фуников, что еще не один год Смуты предстоит пожинать на Руси те тернии…
Осада затягивалась, наступали холода, а царь все медлил отдавать приказ о штурме крепости. Не торопился теперь со штурмом и воевода большого полка Скопин, памятуя о событиях под Калугой. Он все больше убеждался в том, что исход военных операций часто зависит не от общего плана полководца, а от удач или ошибок конкретных людей, случалось, что и опытный воевода убегал с поля боя вместо «пота победителства слезами облияся» [260]260
Сказание Авраама Палицына // Там же. С. 272.
[Закрыть] . Впрочем, видел он и другое: не все в руках человека – человек лишь предполагает, а Господь располагает.
В лагере между тем писали письма домой, вели долгие разговоры о прежних сражениях, варили похлебку и кашу и обменивались советами по залечиванию ран. Скопин обходил лагерь, проверял посты часовых и вспоминал свой промах под Калугой. Он сравнивал первоклассную тульскую крепость с калужским острогом и все больше убеждался: в случае штурма придется положить немало людей. Может быть, пойти на какую-нибудь хитрость? Вот почему когда появился под Тулой Иван Сумин сын Кравков из города Мурома и предложил соорудить плотину на реке Упе, чтобы затопить острог, Скопин ухватился за эту идею и убедил царя пойти на затопление Тулы.
И закипела работа по строительству плотины. Даточные люди из войска «секли лес и клали солому и землю в мешках рогозинных и вели плотину по обе стороны реки Упы». Когда запруда была сделана и вода, как и ожидалась, поднялась, в остроге и в городе началось затопление: «вода вошла и многие места во дворех потопила и людем от воды учала быть нужа болшая» [261]261
Новый летописец. С. 77.
[Закрыть] . Обессиленные голодом, не имеющие сил бороться с наводнением, так и не дождавшиеся «законного царя Димитрия», осажденные стали выходить из крепости по 100–200 человек в день и сдаваться.
А на Покров Пресвятой Богородицы 1 октября и вся Тула сдалась на милость царя. Из тюрем освободили брошенных туда мятежниками и настрадавшихся, как Фуников, бояр, воевод, дворян. Сдались вместе с тульскими сидельцами и «зачинщики» – «царевич Петр», Болотников и князь Андрей Телятевский.
Скопин-Шуйский вместе с другими воеводами ждал в лагере с повинной мятежного атамана, с которым он воевал уже год и с которым не раз встречался на поле боя. На его совести были тысячи убитых людей, среди них и двое дядьев Михаила. Скопин, стиснув рукоять сабли, молча наблюдал, как атаман верхом торжественно выезжал из крепости. Но не все в лагере были так сдержанны, как молодой воевода.
– Благодарим тебя, вор, благодарим, изменник! – выкрикнул кто-то из толпы.
Болотников обернулся на голос, пытаясь найти глазами кричавшего. Усмехнулся:
– За что?
Лучше бы он этого не говорил… Толпа, окружавшая его, зашумела на разные голоса, забурлила, как речной водоворот на порогах, образуя на быстрине воронку, в которую норовила затянуть оказавшего с ней один на один атамана.
– За то, что убил моего брата! За смерть моего единственного сына! За моего зятя! – неслось со всех сторон.