Текст книги "Кийя: Супруга солнечного бога"

Автор книги: Наталья Черемина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Наталья Черёмина
Кийя

Три с половиной тысячи лет назад самым могущественным государством на земле по праву считался Египет. Фараоны были богатейшими людьми, способными купить не только процветание, но и мир на своих границах. Царствование Аменхотепа Третьего называют золотым веком, потому что мощь и величие египетской державы возросли в его время так, как не возрастали ни до, ни после него.

Перепиской и подарками Аменхотеп добивается больше, чем стрелами и боевым топором. Из всех стран и городов Сирии, Палестины и Междуречья к нему летят письма с заверениями в вечной дружбе и с просьбами золота. Аменхотеп не скупился на золото, которого в его стране было «что песка под ногами».

В ответ все иноземные владыки, от маленьких сирийских князей до могущественного вавилонского царя, считают за честь отправить свою сестру или дочь в гарем стареющего фараона. Юные красавицы благородных кровей остаются в египетской столице в качестве заложниц политической стабильности. Им дают новое имя, обряжают в египетские одежды и приучают молиться египетским богам.

Они живут в неге и роскоши царского гарема, который называется Местом Красоты. Их праздное существование в ожидании прихода своего господина разбавляется пирами, сплетнями, интригами и плотскими утехами. Ближе к фараону часто становятся те, кто лучше других владеет искусством любви и страсти. Однако Царицей могла называться только первая жена фараона, египтянка по крови и часто его родственница.

Весной 1353 года до нашей эры в столицу одного из самых сильных азиатских государств, Митанни, прибыло посольство Аменхотепа Третьего и караван с дорогими подарками. Прибытием этого посольства завершались долгие переговоры о передаче одной из дочерей митаннийского царя в жены наследнику египетского престола, Аменхотепу Четвертому…

Небо хмурилось над Вассоканом. Холодный северный ветер собирал тяжелые тучи и гнал их низко над городом, над узкими улицами, просторными площадями и высокими родовыми башнями-димту. Эпицентр будущей грозы собирался над дворцом владык Митанни.

Старый царь Тушратта чувствовал приближение бури всеми своими ноющими костями. Он только что закончил осмотр подарков своего будущего зятя, наследника египетского престола. Все, что так высоко ценилось в его краях: изящная мебель и посуда, золотые украшения, тонкие ткани, благовония и лечебные притирания, – было предоставлено в достаточном количестве и разнообразии. Кроме того, посол фараона, Мени, клятвенно заверял, что по прибытии невесты ко двору его повелителя Тушратта получит еще один обоз, превосходящий этот по крайней мере в два раза. Царь придирчиво осмотрел все подарки, ощупал ткани, понюхал и даже попробовал на вкус благовония, посидел на креслах с изысканно инкрустированными спинками, набросил на плечи шкуру леопарда и остался весьма доволен. Все идет как по маслу, настроение отличное, вот только если бы не эта ломота в костях…

Кряхтя, Тушратта вернулся в зал приемов и в присутствии почтительно склонившегося Мени надиктовал писцу послание для царствующего фараона Аменхотепа Третьего и отдельно для его сына, наследника и младшего соправителя Аменхотепа Четвертого. Лично вдавил в еще мягкую глину свою печать, сказал послу все полагающиеся по формуляру слова и наконец-то остался один. По залу гуляли сквозняки, и, несмотря на пылающий в очаге огонь, было по-зимнему холодно. Тушратта снял тяжелую круглую корону, отлитую из серебра, закутался по уши в длинный плащ из овечьей шерсти и подумал, что фараон счастливее его уже потому, что никогда не мерзнет. Старый царь вздохнул. Скоро он отправляет в страну вечного лета свою вторую дочь. Отправляет не для праздного наслаждения жизнью, а для работы, требующей полной самоотдачи. Пожалуй, настало время поговорить об этом с будущей женой фараона.

– Позвать Тадухеппу!

Слуга, до этого невидимый за толстой круглой колонной, молча поклонился царю и отправился исполнять поручение. Через несколько минут в комнату пружинящей походкой вошла высокая девушка в зеленом шерстяном платье, расшитом золотыми нитками и подпоясанном широким поясом с самоцветами. Платье было толстое, тяжелое, но это не могло скрыть необыкновенной стройности фигуры девушки. Она была тонкой, но не хрупкой, ее молодое тело было сильным и упругим, движения – полны затаенной хищной грации. Девушка склонилась перед седоволосым царем, тут же выпрямилась и посмотрела на него взглядом, полным любопытства.

– Дочь, сядь. У нас будет долгий разговор, – распорядился Тушратта и продолжил, когда та устроилась на табурете у его ног: – Я доволен твоими успехами в постижении египетского языка.

– Еще я выучила все иероглифы и теперь могу читать! – нетерпеливо перебила она, явно ожидая похвалы.

– Надеюсь, ты так же преуспела в хороших манерах? – холодно спросил Тушратта, и царевна смущенно опустила голову. – Что ж, теперь ты сможешь говорить с египтянами на их родном языке, но не советую тебе сразу обнаруживать это. Возможно, ты успеешь услышать кое-что полезное для себя и для всех нас. Тем более не обнаруживай своего умения читать иероглифы. Ни сразу, ни потом. Если спросят – говори, что учила, но это слишком сложно для тебя.

– Это совсем не сложно для меня! – гордо заявила Тадухеппа и вновь осеклась под суровым взглядом отца. – Да, конечно, я никому не скажу…

– Твоя сестра уже давно живет в Египте и исправно выполняет обязанности, которые я на нее возложил. Это видно по тому, что золотой поток от фараона не иссякает. Но на тебя возлагается куда большая ответственность. – Тушратта помедлил, чтобы дать дочери прочувствовать важность их разговора. Тадухеппа замерла и не сводила с отца расширенных от волнения глаз. Удостоверившись, что она больше не будет перебивать его, Тушратта продолжал: – Сестра твоя отправилась ко двору старого фараона, когда он был еще крепок и здоров. Ситуация в Египте и в нашей стране была стабильной. Хетты вели себя тихо, напуганные нашим союзом с фараоном. Но сейчас все по-другому. Дни Аменхотепа Третьего сочтены, он непоправимо болен и уже не мыслит трезво. Его сын и соправитель начинает принимать самостоятельные решения, и эти решения порой ставят в тупик даже его подданных. Он вошел в конфликт со жречеством их верховного бога и затеял передел собственности храмов. Это грозит нестабильностью в Египте. И это уже почуяли хетты, начав передвижение войск к границам.

– Это значит… – озадаченно пробормотала Тадухеппа.

– Стали готовиться к войне, дочка. Я говорю с тобой как с мужчиной, как с военачальником, потому что твоя миссия подобна военной операции. И ты должна это понять и вести себя не как маленькая девочка, а как государственное лицо.

Выдержав паузу, в течение которой щеки Тадухеппы заливала то краска гордости, то бледность страха, Тушратта с нажимом произнес:

– Молодой фараон в начале своего пути, и ты должна будешь оказать на него влияние.

– Но все знают, что иноземные жены живут отдельно от фараона и не всегда удостаиваются даже его визита в опочивальню!

– Да, так было всегда. Твоя сестра тому пример – она припеваючи живет в Месте Красоты и лишь изредка напоминает владыкам Египта о себе и о своей стране. Но времена меняются. И не всегда в нашу пользу. Империя хеттов накопила достаточно сил, чтобы сделать нас своей провинцией.

– Как это могло случиться? Еще совсем недавно они боялись нас.

– До тех пор, пока наши вассалы из провинции Ашшур хранили нам верность. Но ашшурцы вышли из повиновения, не платят налоги, а кое-где даже провозглашают себя самостоятельной Ассирией и пытаются заигрывать с Египтом за нашей спиной.

– А Египет? – еле слышно спросила Тадухеппа.

– Официально они их не принимают, а неофициально, как известно из наших источников, ашшурцы вели переговоры с молодым наследником.

– Подожди, отец, у меня кружится голова. Давай по порядку. Ашшурцы ослабляют нас своим неповиновением. Хетты грозят воспользоваться нашей слабостью. Египтяне ведут переговоры с ашшурцами. А как обстоят дела у египтян с хеттами?

Тушратта ласково улыбнулся:

– Моя дочь. Я в тебе не ошибся, когда решил послать именно тебя, а не твоих младших сестер. Хетты пока приглядываются к Египту и ждут, что будет, когда власть полностью перейдет к Аменхотепу Четвертому. У них не так много средств и сил, чтобы нападать сразу и на нас, и на них. Хотя египетские владения в Ханаане для хеттов всегда были лакомым кусочком. Но мы ближе и пока слабее. Твоя задача – убедить нового фараона не принимать посольства ашшурцев и заниматься больше внутренними делами, нежели внешними, не обращая внимания на северные вассальные государства. Тогда с помощью богов мы избежим нападения хеттов, которые предпочтут отвоевать Ханаан с его богатыми портовыми городами. А если хетты нападут на нас, надо, чтобы фараон немедленно прислал свои войска на подмогу. Ну и конечно, золото. Чтобы оно продолжало поступать в нашу казну так же исправно, как и при старом фараоне…

– Отец, ты требуешь от меня невозможного, – решительно заявила Тадухеппа. – Я еду в Египет, чтобы жить во дворце как… домашнее животное. Большую роль мне не позволят сыграть, как будто ты не знаешь!

– Для этого и понадобится твоя светлая голова, дочка! А еще молодость и красота. Ты должна будешь стать для фараона близкой подругой, возлюбленной и советником. Ты должна завладеть его мыслями и внушить все, что полезно для твоей отчизны.

– Молодость и красота? Я слышала, что у молодого наследника уже есть жена, его главная супруга и будущая царица, Нефертити. Люди говорят, что она красива и сладкоголоса, как богиня. К тому же его родственница. Я не справлюсь.

– Чтобы я не слышал от тебя таких слов! – воскликнул Тушратта и побагровел от ярости. – Не справишься? Ты не справишься? Да, Нефертити его двоюродная сестра, и они знакомы с пеленок. Да, к их дому не подступиться со стороны – эта семейка провинциальных жрецов плотно опутала все этажи власти Египта. Но ты – это ты! Ты митаннийская царевна, наследница империи Хурри, в твоих жилах течет кровь арийских вождей! И ты моя дочь! У тебя все получится. Ты нужна своей стране, от тебя многое зависит.

Тадухеппа опустила плечи, словно на них опустилось непосильное бремя. В глазах щипало, и она отчаянно боролась с подступившими слезами, чтобы не обнаружить при отце свою слабость. Тушратта, тоже боровшийся с желанием обнять дочку и успокоить, как в детстве, мягко сказал:

– Я знаю, что ты испугана и растеряна. Ты думаешь, как тебе поступать. Не бойся, я тебе помогу. Я буду регулярно слать тебе письма с инструкциями. Кроме того, ты ведь будешь не одна. Ты отправишься в Египет со свитой в сотню человек. Все, кто окружал тебя в твоих покоях: рабыни, гардеробщицы, массажистки, лекари, даже конюхи и егери, – поедут вместе с тобой. Отправятся и мои люди, чтобы в нужный момент дать тебе хороший совет и проконтролировать ситуацию. Ты можешь взять своих подруг из придворных дам. Можешь даже взять статую бога.

– А можно Иштар? – спросила Тадухеппа и смущенно покраснела.

– Ох уж мне эта мода на вавилонских распутных идолов, – проворчал Тушратта, но улыбнулся уголками глаз. – Ты можешь взять с собой статую богини, и, мало того, жрица Иштар поедет вместе с тобой по моему личному распоряжению.

– Отец? – от удивления Тадухеппа открыла рот и стала похожа на птицу.

– Хе-хе. – В старческом смешке неожиданно проскользнули легкомысленные нотки. – Тебе ведь надо обучаться искусству любви. А кто же научит тебя лучше, чем вавилонская храмовая блудница?

Тадухеппа, воспитанная в чистоте и строгости старых хурритских традиций, залилась краской до ушей и не нашлась что сказать на это. Она опустила глаза и стала нервно теребить золотую бахрому на поясе. Царь, решивший не мучить больше свою целомудренную дочь, строго завершил разговор:

– Тебе надо будет влиять на фараона. И возможность у тебя будет одна – на фараоновом ложе. Это значит, что на ложе ты должна быть божественной. Иди в свои покои и жди жрицу, она должна явиться сегодня до заката. Обучение начинай сразу же. Это дело государственной важности. Ступай.

Все еще пунцовая, царевна поклонилась и вышла из зала приемов. Тушратта вновь ухмыльнулся, но тут же стал очень серьезным и даже печальным.

– Надежда на тебя, моя девочка, – прошептал он и нахмурился своим мыслям.

Вихрем ворвавшись в свою комнату, Тадухеппа, не обращая внимания на щебет служанок, устремилась прямо к большому серебряному зеркалу. Она внимательно вглядывалась в свое отражение, будто силясь разглядеть в этом привычном образе нечто новое. Из-под широких прямых бровей на нее смотрели огромные и чуть раскосые черные глаза. Бледное овальное личико с заостренным подбородком, тонкий прямой нос, нежный, еще совсем детский рот с пухлыми мягкими губами. Красивая четырнадцатилетняя девушка. По египетским меркам немного перезрелая – у них принято жениться в двенадцать лет. У Тадухеппы было две хорошенькие младшие сестры, но царь решил послать именно ее – за ум, за смелость, за решительность. Да, этого было хоть отбавляй на охоте и на играх – а она предпочитала мальчишеские забавы, такие, как стрельба из лука, гонки на колесницах, даже борьба. Но здесь совсем другое дело. Тадухеппа была в отчаянии. Ей казалось, что легче умереть на месте, чем оправдать ожидания отца. Припомнилась фраза, случайно брошенная кем-то из царедворцев: «Постельная дипломатия». Нет, это не по ее части. «Я не смогу. Не смогу…»

– Ваше высочество, прибыла госпожа Шубад, жрица Иштар.

Тадухеппа вздрогнула и обернулась. Перед ней стояла крупная женщина, примерно с нее ростом, но гораздо полнее. Мощные плечи, высокая грудь и царственная осанка придавали фигуре монументальность. По лицу было совершенно непонятно, сколько ей лет. Может быть, двадцать пять, а может быть, сорок пять. На гладкой коже не было ни одной морщинки. Высокие скулы, тонкие, чуть надменно изогнутые губы и брови дугой делали ее удивительно похожей на каменное изображение Иштар в личной модельной царевны. У Тадухеппы даже мелькнула мысль, что это статуя богини ожила и явилась пред ней.

– Я не ожидала тебя так рано, – пробормотала девушка и вновь покраснела, когда вспомнила, за чем именно явилась к ней жрица.

Глаза у Шубад были большими, глубокими, с чуть опущенными вниз уголками. Глаза выдавали возраст – у юных дев взгляд совсем иной. Тадухеппе стало немного не по себе, ей показалось, что жрица видит ее насквозь, вместе с ее трусливыми мыслями.

– Я выехала из Баб-Илима сразу же, как только получила послание государя Тушратты, – молвила Шубад по-хурритски, но с чудным акцентом.

– Откуда? Ах да, из Вавилона. – Царевна смутилась еще больше, чувствуя себя маленькой, бестолковой девчонкой.

– В доме Иштар я была второй после верховной жрицы, – спокойно и даже немного певуче продолжала Шубад, – но, получив призыв дружественного государя, я тотчас откликнулась. Это большая честь – стать личной наставницей митаннийской царевны.

– А вавилонский правитель не был против?

– Слуги Иштар подчиняются только верховной жрице. Та благословила меня, поскольку в вашей стране культ богини почитается и одаряется исправно.

– Я молюсь Иштар больше, чем кому бы то ни было, даже больше, чем нашему Тессобу, – горячо заверила гостью Тадухеппа.

– Богиня услышит тебя и возьмет под свое покровительство, царевна, – ответила ей Шубад. – Итак, ваше высочество, до твоего отъезда в Египет осталось совсем немного. Я печалюсь тому, что твой отец не призвал меня ранее, ибо наука любви не так проста, чтобы постичь все ее премудрости за несколько дней. Но мы приступим к занятиям немедленно и, надеюсь, сможем подготовиться к твоей встрече с фараоном. Только прежде позволь мне подкрепиться с дороги и совершить омовение. Я проделала немалый путь.

– Да, конечно. Слуги покажут тебе твои покои. Я распоряжусь насчет ужина.

– Не стоит, ваше высочество. В моей свите есть и повара.

– Ты боишься, что тебя отравят? – с вызовом бросила Тадухеппа.

– Прости, царевна, что невольно обидела тебя. Вовсе нет, я полностью доверяю тебе и твоему отцу. Но я жрица, и сейчас у высших служителей Иштар пост. Никто не сможет приготовить мне нужную пищу с соблюдением всех необходимых ритуалов, кроме моих слуг.

– Быть так. Я жду тебя.

Меньше чем через час Шубад вновь появилась на пороге покоев Тадухеппы. Она была уже не в темном дорожном плаще, а в строгом платье из светлой, желтоватой шерсти. Из украшений на ней были только пояс, отделанный яшмой, да широкий золотой гребень, поддерживающий иссиня-черные волосы в высокой прическе.

– Любовь – это наука для двоих, – спокойно изрекла Шубад и умолкла, глядя на Тадухеппу.

Та сделала знак притихшим служанкам, и они покинули комнату царевны. Дождавшись, когда последняя из служанок закроет за собой дверь, Шубад спросила:

– Ты девственница? – И тут же ответила сама себе: – Ну конечно, ты ведь предназначаешься для ложа великого государя. Хотя, я уверена, государю сей факт совершенно безразличен. Глупый формуляр предусматривает твой осмотр лекарями фараона, поэтому мы не сможем постигать науку опытным путем. Что ж, трудность задачи повышает интерес к ее решению.

Шубад слегка усмехнулась и подошла к очагу, выложенному посреди комнаты. Достала из рукава щепотку какого-то порошка и бросила в огонь. По комнате сразу же распространился тонкий и одновременно сильный аромат. Шубад некоторое время задумчиво посмотрела на пляшущие язычки огня и с сожалением произнесла:

– Тебе придется верить мне на слово. Так вот, первая истина, простая и сложная одновременно. Не научившись получать удовольствие сама, ты не сможешь в полной мере дать его другим.

Тадухеппа еще со слова «девственница» терзалась противоречивыми чувствами, такими, как стыд, гнев и любопытство. Она то краснела, то бледнела, руки ее дрожали, глаза бегали, словно ища поддержки. Шубад заметила ее состояние и изрекла второй постулат:

– В любви нет места стыду, прекрасно все, что хочется, только если любимый не против. Вот что тебе хочется? – неожиданно спросила она.

– Ничего, – сквозь зубы ответила Тадухеппа, сознавая, что хочется ей одного – выгнать эту бесстыдницу из дворца.

– Конечно, ничего. Ты ничего не знаешь про себя. Ты спишь. Наша цель – разбудить твою чувственность. А потом научить работать ее на благо твоему мужчине.

– А я думала, что ты научишь меня танцам, массажу и еще чего там есть, – небрежно сказала Тадухеппа, отчаянно пытаясь скрыть свою неуверенность под маской снисходительной насмешки.

– Именно так, ваше высочество. И начнем мы с танцев. Я просто хочу, чтобы ты поняла основополагающее. Даже на примере танца. Тебе должно самой нравиться танцевать, чтобы это понравилось и еще кому-то. Теперь ясно?

– Ясно, – ответила Тадухеппа, и на сей раз ее ответ был искренним.

Раздражение от первого знакомства прошло, и Тадухеппа окунулась в новую науку с головой, так же как до этого окуналась в египетский язык, письмо и этикет. Шубад все так же смущала ее своими порой неожиданными заявлениями, но любопытство царевны взяло верх над ее враждебностью. Кроме того, танцы всецело захватили Тадухеппу, любящую подвижные игры и развлечения. Правда, сейчас от нее требовалось не быстро бегать, высоко прыгать и метко стрелять, а двигаться в такт музыке и получать от этого удовольствие.

– Расслабь мышцы! – прикрикивала на нее Шубад. – Это не тренировка, это искусство. Ты должна слушать музыку и слушать свое тело.

– Но как же я буду исполнять заученные движения, если буду слушать свое тело?

– Никто не требует от тебя четкого исполнения приказов – ты же не солдат! Ты можешь и должна двигаться свободно. Но для этого нужно раскрыться.

Тадухеппа не понимала, что значит «раскрыться», да и много из наставлений жрицы было ей непонятно, но интуитивно чувствовала, что та от нее добивается. Царевна вызывала в своей памяти образы взволновавших ее когда-либо мужчин – худенького и серьезного сына управляющего дворцовым хозяйством, с которым играла в детстве, своего молодого дяди, которого видела всего лишь раз на прошлогоднем параде войск. Приходили на ум и совсем нелепые картины, не связанные с мужчинами, но будоражившие ее воображение в разное время, – ласки молодой кобылицы и вороного жеребца из отцовской конюшни, танец жрицы Иштар на празднике плодородия, красивая рабыня, помогающая принимать ей ванну… Эти образы помогали ей сосредоточиться на танце, делали ее движения более открытыми и плавными, заставляли ее кожу по-особенному гореть. Шубад тоже все это видела и одобрительно кивала головой.

Вскоре Тадухеппа освоила пять танцев, среди которых был и тот самый танец плодородия, который так запал ей в душу. Но больше всего царевне понравился танец с кинжалами, опасный и агрессивный. Она хорошо владела разными видами оружия – сказывалось отцовское воспитание и дружба с братьями. Поэтому она легко и умело проделывала самые сложные движения, при этом умудрившись ни разу не поцарапаться.

– Обычно после первого раза девушки заливаются кровью, – с восхищением отметила Шубад. – У тебя ловкие руки.

Воодушевленная ее словами, царевна снова и снова повторяла самые трудные па, подбрасывала кинжалы, ловила их в прыжке и вопросительно смотрела на свою наставницу, ожидая новой похвалы. Однако Шубад не увлекалась поощрениями. Удостоверившись, что ее ученица делает успехи, жрица заявила:

– Теперь, когда ты выучила все движения и постигла их затаенные смыслы, забудь о правилах!

– Как это? – ошарашенно спросила Тадухеппа.

– Очень просто. Чтобы получился настоящий танец соблазнения, ты должна взять из каждого понемногу. Из какого больше, а из какого меньше – почувствуешь по ситуации. Ты поймешь по настроению мужчины, кого бы он хотел видеть в этот момент – послушную рабыню или грозную воительницу. И конечно, ты должна прислушаться к себе. Кем ты себя видишь – тем и будь. Все зависит от тебя.

За недолгое время знакомства с Шубад царевна привыкла к ней и неожиданно для себя самой привязалась. Мать Тадухеппы умерла шесть лет назад, при родах своего последнего, одиннадцатого по счету, ребенка. Вряд ли царевна отдавала себе отчет, но ей нужна была взрослая женщина, которая могла бы выслушать и дать дельный совет. Отец, конечно, был мудр, но у него были совсем иные заботы. Поэтому, когда Тушратта объявил дочери день отбытия, первым ее вопросом был:

– Шубад поедет?

– Да, я тебе об этом давно говорил. – И, видя выражение огромного облегчения на ее лице, ревниво прибавил: – Может быть, скажешь отцу, что будешь скучать?

Блаженство на лице девушки сменилось удивлением, а затем гримасой боли.

– Отец! – И она бросилась ему на шею, обливаясь слезами.

Впервые она по-настоящему почувствовала, что ей придется уехать далеко от дома и она никогда не увидит людей, рядом с которыми родилась и росла. Конечно, ее служанки, вся челядь ее покоев отправятся с ней и будут окружать заботой, как и прежде. Но Тадухеппа была царственной особой, эта забота была чем-то само собой разумеющимся, чего она даже не замечала, как не замечала и людей, которые были ей не ровня. А отец, братья, сестры, члены их семьи, придворные – все привычные лица, которые она видела каждый день, с которыми дружила, ссорилась, мирилась, играла, даже дралась, – они вдруг все вместе канут в прошлое, навсегда исчезнув из ее жизни. Ей стало страшно, очень страшно. И в этой пустоте грядущего одиночества, которая поджидала ее совсем близко, единственным светлым маячком была Шубад.

Теперь вавилонская жрица сопровождала царевну повсюду, даже на официальных мероприятиях. Вместе с Тадухеппой она присутствовала и на приеме египетского посла Мени, который на сей раз не приносил дары, а вместе с митаннийским царем проверял список приданого невесты, выставленного на широком внутреннем дворе. Тушратта отправлял вместе с царевной табун лошадей, тяжелую боевую колесницу, оснащенную длинными лезвиями на осях колес, и десять повозок со всевозможным дорогостоящим скарбом. Здесь были оружие и доспехи, ценные в Египте самоцветы – бирюза и яшма, пестрые ковры и тяжелые медвежьи шкуры. С особенным интересом и почти мальчишеским восхищением посол разглядывал оружие, сделанное из железа: в Египте этот металл не добывался и ценился на вес золота. Тадухеппа невольно залюбовалась чужеземцем – его широкими плечами, смуглой гладкой кожей и прямыми, словно вырубленными из камня чертами лица. Это не укрылось от глаз Шубад. Будто желая подразнить девушку, она сказала невинным голосом:

– О, Иштар, какой красивый мужчина! Будь я помоложе – ни за что не пропустила бы его.

Тадухеппа покраснела до корней волос. Чтобы никто не заметил ее замешательства, она напустила на себя холодный, надменный вид, но в душе бушевали бури. Когда же Мени приблизился к ней, чтобы сделать формальное предложение стать женой фараона, царевна словно проглотила язык. Сердце готово было выскочить из груди, щеки горели. Мени поклонился, и до нее долетел слабый запах его благовонных притираний. У Тадухеппы закружилась голова.

Вечером Шубад зашла в покои, когда царевна уже ложилась. Приказав служанкам удалиться, она подошла к широкой кровати, на которой под шкурами съежилась Тадухеппа, и присела на краешек.

– Сейчас я дам тебе еще один урок, очень важный.

– Прямо сейчас?

– Да, это самое подходящее время.

– Тогда я оденусь.

– Наоборот, оставайся в кровати. Только дай мне свою руку.

Царевна дала ей руку, дрожащую от волнения. Шубад спокойно взяла ее в свою и будничным тоном осведомилась:

– Ты уловила запах Мени?

– З-запах? – Царевна вновь почувствовала, что краснеет.

– Чем от него пахло? Потом?

– Нет, благовониями.

– Какими?

– Кажется, ладаном.

Шубад быстро встала, подошла к ларцу и вытащила из него небольшой каменный сосуд с ладаном. Открыла его, поставила в изголовье кровати Тадухеппы и села на свое место, вновь завладев рукой царевны.

– А теперь представь, что ты не обязана стать чьей-то женой. Что ты вольна распоряжаться собой и своим телом. Представь, что ты призвала Мени, потому что хочешь его на свое ложе. И что он с радостью откликнулся, потому что тоже мечтает тобой обладать…

– Прекрати! – Тадухеппа выдернула руку из цепких пальцев Шубад. – Как ты смеешь? Эти слова – крамола, за которую можно поплатиться головой!

– Выслушай меня! И слушай меня до тех пор, пока я не перестану быть твоей наставницей! – грозно прикрикнула Шубад. – Я не предлагаю тебе следовать этим словам. Ты должна лишь представить себе это. Отпусти свою фантазию. Нарисуй эту картину в голове.

– Что с этого толку?

– Я пытаюсь разбудить твою чувственность. Есть мужчина, который тебе нравится, есть кровать, в которой ты вольна делать все, что угодно, – никто не увидит. Есть я.

При этих словах Шубад склонилась над Тадухеппой, взяла ее руку и поднесла к губам царевны.

– Облизни палец, – скомандовала жрица таким тоном, что она и не думала ослушаться.

Шубад потянула ее руку вниз, под тонкую полотняную рубашку. Когда собственный мокрый палец ткнулся между ног царевны, та вздрогнула.

– Не думай сопротивляться, – грозно предупредила Шубад.

Продолжая держать Тадухеппу за руку, ее же пальцем Шубад разлепила слипшиеся волоски и нащупала в складочке чувствительное место. Царевна хотела крикнуть, вырваться, но силы оставили ее, и вместо крика вырвался протяжный вздох. Шубад отпустила ее руку и выпрямилась, палец же Тадухеппы словно прирос к пульсирующему, растущему бугорку.

– Закрой глаза, – повелительно сказала жрица, и царевна повиновалась. – Представь, что в твои покои входит Мени. Он приближается к тебе. – Голос Шубад становился все тише, она тихо пятилась к двери. – Вот он уже рядом. Вдохни его аромат. Он ложится рядом. Он твой. Делай с ним что хочешь.

С этим она выскользнула из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь, оставив Тадухеппу наедине со своими фантазиями.

На следующий день обоз с невестой фараона отправлялся в дорогу. Перед отъездом вся царская семья отправилась в местечко Кумме – центр почитания верховного бога митаннийцев, Тессоба. Рано утром хмурая, невыспавшаяся царевна прошла мимо своей наставницы, не удостоив ту взглядом. Шубад нагнала ее уже во дворе.

– Ты не выглядишь отдохнувшей, ваше высочество.

– Оставь меня, Шубад. Я сыта по горло твоими уроками. Дай мне спокойно попрощаться с родным домом, – нервно ответила Тадухеппа и поспешила отойти от жрицы.

– Но ты все равно остаешься моей ученицей, а я – твоей наставницей. Это воля твоего отца, – сказала Шубад вдогонку и слегка усмехнулась.

Весь оставшийся день она старалась держаться в тени. Царская семья прощалась с Тадухеппой, во дворе слышался и церемониальный, и вполне искренний плач. Царевна была облачена в серую хламиду, на голове красовался венок из дубовых листьев – обрядовое облачение. Царь держался прямо и сухо, лишь изредка наклоняясь к дочери, чтобы дать последние наставления. Сестры рыдали, не таясь, братья стояли молча, сцепив зубы и сжав кулаки. Рабы поспешно грузили телеги, чистили оружие, снаряжали лошадей.

Тадухеппе позволили ненадолго зайти в зал приемов, чтобы окинуть прощальным взглядом сердце митаннийской державы. Она медленно прошлась вдоль стен каменной кладки, словно пытаясь рассмотреть все их трещинки, запечатлеть в своей памяти все узоры из волнистых линий, которыми были расписаны толстые круглые колонны. Она ступила на середину зала, обошла огромный очаг, выложенный голубым речным камнем, приблизилась к высокому деревянному трону своего отца. Толстый цветастый ковер, разложенный на троне, чтобы его величеству было мягче сидеть, свисал по бокам и прикрывал головы двум могучим каменным быкам, поддерживающим подлокотники трона с двух сторон. Усевшись на ступеньку у подножия трона, где она обычно занимала место рядом с отцом, Тадухеппа подняла глаза к потолку. Высокий, в перекрещенных балках из ливанского кедра, он был выкрашен голубой краской, как небо. Смигнув слезы, царевна насупилась и сказала еле слышно:

– Я не предам тебя. Я тебя больше никогда не увижу, но я буду тебе служить до конца дней.

Она сама не знала, к кому обращается – к отцу, или к семье, или к стране. Скорее всего, сейчас все это слилось для нее в нечто единое и неразделимое.

– Ваше высочество, обоз готов, – сообщил придворный конюх, почтительно склонившийся в конце зала, и Тадухеппа поднялась.

– Что ж, едем.

Царская семья отправилась в Кумме на колесницах, а обоз неспешно следовал за ними. К тому времени, как поезд невесты прибыл на место, служения в храме Тессоба, бога-громовержца, уже подходили к концу. Шубад, ехавшая с обозом, остановилась у мрачного строения из черного камня с плоской крышей и рядом квадратных колонн на фасаде. Из высокого, но узкого дверного проема показались Тушратта, Тадухеппа и верховный жрец. Шубад с презрением посмотрела на служителя варварского, с ее точки зрения, культа. Жрец с длинными взлохмаченными седыми волосами, одетый в черный балахон весь в маслянистых пятнах, похожих на кровь, любовно поглаживал белый череп собаки, болтавшийся у него на поясе. Пронзительным, высоким голосом он выкрикнул заклинания и перевязал тряпкой руку царевны, которую перед тем сам же и порезал кремневым ножом. Кровь царской дочери окропила подношения Тессобу – хлеб, вино и баранью голову, оставшиеся на алтаре в глубине храма.