Текст книги "Шанс для чародея (СИ)"

Автор книги: Наталья Якобсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Сидя всю ночь на поле и возьми с собой попа, это, по крайней мере, воодушевит крестьян. И развеет слухи. Понял?

Я кинул, но едва отец вышел за дверь, со всей силы ударил кулаком по первому попавшемуся предмету. Это оказалось зеркало в круглой латунной раме. Разбитое стекло впилось мне в руку. Мелкие осколки посыпались на пол, и, казалось, что от них исходит не звон, а злорадный женский смех.

– Проклятие, – я сжал окровавленную руку, и меня охватило отчаяние. Как же сжимать шпагу такой израненной рукой. Я не могу ночевать в опасном месте и обороняться, будучи покалеченным. – Хочу, чтобы раны прошли, – прошептал я вслух. – И чтобы в них не осталось стекла.

Женский смех и звон одновременно смолкли. В осколках на миг мелькнуло чье-то отражение. Я смотрел и не верил своим глазам. Мелкие окровавленные стеклышки сыпались на пол с моей руки, а раны исчезали так быстро, будто кто-то невидимый зашивал их, как порванную ткань. Мне совсем не было больно. Я не чувствовал больше боли вообще. Ну, разве это не чудо?

Моя радость была секундной. Стоило вспомнить о намеках Магнуса, и я уже не мог больше радоваться. Он ведь сказал, что я могу все, стоит мне только захотеть. Неужели он прав? Или это все ловко подстроенные фокусы, чтобы убедить меня в его правоте. Но я ведь сделал все сам. Я велел ранам зажить, и они зажили. Мое желание оказалось так сильно, что исполнилось. Или магия его исполнила.

– Ты слышал, как я ругался? – спросил я у озадаченного лакея, прибежавшего на звон бьющегося стекла.

– Милорд,– он запнулся. – Простите, но я не понимаю иностранных языков.

– Иностранных? Так ты слышал только что чужеземную речь?

– Все знают, как вы любите науки милорд. И как усердно вы учитесь, – пробормотал он.

Я больше не стал к нему приставать. Лучше прослыть ученым мужем, чем магом. Отцу сейчас не хватает только сына – чародея. Он собирается свергнуть короля лишь по той причине, что его приемный сын отмечен дьяволом, а сам растит первенца-колдуна. Ну и ситуация складывается.

Я смотрел на абсолютно чистую кожу на своей руке. Ни одной царапинки не осталось. Но пятнышки крови алели на белой манжете. Я присел на ступень винтовой лестнице в пустынном коридоре. Подальше от слуг, и решил еще раз проверить свой талант. Все мои мысли напряглись при взгляде на бурые пятна. Я пожелал, чтобы они исчезли, зажмурился и прошептал одними губами свое пожелание. Теперь никто уже не мог его услышать, но когда я раскрыл глаза, пятнышки начали светлеть. Через миг они исчезли совсем. Ну и чудеса. Я с довольным видом разглядывал белую манжету. Выходит, прачки и лекари мне больше не нужны. Я со всем могу справляться сам.

Возможно, мне даже Магнус не нужен. Вопреки всем его уверениям можно обойтись и без наставника. Учителя не требуются тому, кто сам может всему научиться.

Лично я всегда ратовал за самостоятельность. Зачем отнимать чье-то время, раз все равно не нуждаешься в наставлениях.

Мне даже захотелось чем-то отметить свое открытие и выпить. Хорошо бы спуститься сейчас в погреб и откупорить одну из лучших бутылок отцовского вина. У него отличный вкус и выдержка. На поля к ночи я отправлюсь уже пьяным, и мне будет все равно, с каким чертом сидеть рядом. Храбрецу нужен алкоголь. Я был в этом всегда уверен.

Было удовольствие стащить пару бутылок, при этом не встретившись с отцовскими виночерпиями. Я взял их из самой дальней ячейки, тоскливо взглянул на бочонок, который у меня не хватит сил унести с собой, и вытащил зубами пробку из горлышка. Уже ощутив тонкий букет, я мысленно похвалил отцовского винодела. Некто прошмыгнувший меж полками испортил мне все удовольствие.

Я оторопело уставился на маленькое пухлое существо, чьи ручонки потянулись к крану у бочки и подставили кружку под струю.

– Не смей! – велел я, но малыш в красной одежонке меня даже не послушал. Тогда настал момент применить магию. Я велел моим чарам сковать его руки и заметил, как они дрогнули, как остановилась струйка вина, льющаяся из бочки. Воришка мне попался. Я с удовольствием это отметил и двинулся к нему.

– Перестань, – вдруг попросил он, будто знал, каким образом я его задерживаю. – Прекрати это, Винсент де Онори, и я предложу тебе кое-что взамен.

– Взамен украденного вина? – я удивился, что он знает мое имя, но вида не подал. Меня смутило злобное старческое личико, так не сочетавшееся с ростом и размерами ребенка. Красный колпак делал его смешным.

– Ты ведь гном, – я почесал в затылке. Кажется, я еще не успел напиться, а мне уже такое мерещится. Но разве Клея не говорила мне о карликах? Купи мазь у карлика, посоветовала она. Не у этого ли. Я окинул его оценивающим взглядом. Есть ли у него с собой такая мазь? Может, Клея имела в виду не всех карликов подряд, а каких-то определенных? Она не сказала мне, где их можно найти. Но один гном уже попался мне сам.

Нужно было воспользоваться предоставленным судьбой шансом и, если только у него действительно есть мазь, выманить ее. Покупать ее у гнома мне совсем не хотелось. Что если в уплату он потребует не монеты, а что-то более серьезное. Например, заставит меня поклясться больше не применять в его отношении чар. Или дать какое-то обещание, которое я потом не смогу выполнить.

– Мне нужно от тебя кое-что, – я старался не спускать с карлика глаз и уж тем более не ослаблять над ним своего контроля. Иначе он выкинет еще какой-нибудь фокус и убежит, захватив вино. А я останусь с носом.

– Я могу сделать так, что все эти изысканные вина прокиснут и станут непригодными, – пригрозил он.

– А я смогу исправить ситуацию в обратное направление, – смело отозвался я, уже уверенный в своих тайных силах.

– А что ты сделаешь, если в бутылках заведутся змеи и насекомые. Особые насекомые, каких ты уже видел. Они могут сожрать не только все запасы из твоих погребов, но и еще и плоть любого, кто попытается им помешать. Они так любят человеческое мясо.

Он плотоядно облизнулся, на миг обнажая ряды острых как иголочки зубов.

– Не смей меня запугивать. Я ни с кем не собираюсь драться голыми руками. Зачем мне это, раз у меня есть талант.

– Талант? – он презрительно хмыкнул. – Я бы это так не назвал.

– Тогда как же?

Он попритих. Гном все еще пытался двигать руками и не мог. Я знал, что он не сможет убежать, пока я сам его не отпущу. Интересно, насколько хватит моих сил? Как долго мг вообще может удерживать плененное волшебное существо? Я почти видел, как вокруг него оплетается незримая для других паутина чар, тонкая, но непробиваемая.

– Перестань, – взмолился он, когда эта паутинка стала его почти душить. – Я ведь могу так много сделать для тебя, юный баронет.

– Я не баронет, а виконт, – поправил его я. Этот титул в его устах прозвучал, как оскорбление. Может, он намеренно перепутал.

– Виконт. И надеешься стать графом после смерти отца. А может и кем повыше, – он гнусно захихикал.

Выходит, я был прав. Проныра был хорошо осведомлен, и если путал что-то, то преднамеренно. Мне захотелось его отколотить. Но это подождет. Вначале нужно выманить у него мазь.

– Мне нужно от тебя одно средство, которое помогает смертным узреть мир сверхъестественных существ.

Гном окинул меня подозрительным взглядом.

– Как будто, ты до сих пор не видишь.

Я поежился под его пронзительным взглядом.

– Допустим, оно нужно не для меня.

– И что?

– Ты мог бы дать мне его. Тогда я тебя отпущу. Идет?

– И позволишь мне и дальше выпивать в твоем погребе?

Ну и наглец. Я чуть не взорвался, однако нужно было сохранять хладнокровие, иначе я рискую не получить от него того, чего хочу.

– Это погреб моего отца. Я не имею права позволять кому-то бывать здесь без его позволения. Но возможно потом за очередные мелкие услуги я смогу давать тебе по бутылке вина.

Гном недовольно хмыкнул.

– Пока ты сюда не заявился, я мог брать все и за бесплатно. Другие мне не препятствовали.

Наверное, он имел в виду поваров и виночерпиев, которые каждый вечер сюда заглядывали, чтобы выбрать, что подать к столу.

– Ты хочешь получить волшебное средство для них? – его крохотные глазенки подозрительно сузились и стали буравить меня пристальным взглядом. Я ощутил, что он пытается прочесть мои мысли. И совершенно неосознанно поставил на них какой-то моральный заслон. Гном тут же состроил недовольную гримасу. Должно быть, наткнулся на мою незримую защиту и понял, что я не так прост, как кажусь.

Да, Винсент, ты молодец, мысленно похвалил я сам себя, знаешь, как справиться с наглым волшебным народцем, который топчет крестьянские посевы. В то, что гном мог сделать это из одной лишь вредности, я уже ни на миг не сомневался. Хотя если посмотреть с другой стороны, то зачем ему уничтожать посевы и урожаи тех, в чьих погребах он потом добывает себе выпивку и пропитание. Если закрома людей, живущих вокруг, опустеют по его же вине, то где он станет воровать себе еду? Может, он настолько глуп, что сам этого не понимает. Хотя на меня он произвел впечатление хитреца. Но я молод и неопытен, меня совсем несложно ввести в заблуждение. Поэтому я решил быть с ним как можно более осторожным.

– Мне просто нужно и все.

Он снова недовольно хмыкнул, но все же сдался.

– Мазь или стекло? – наконец спросил он. – Что выберешь?

– А что лучше?

– Господин чародей сам не знает?

– Не называй меня так!

– Какой ты нервный, – в его голосе прозвучал такой сарказм. – Значит, лучше стекло?

– Нет, лучше давай мазь, – Клея говорила мне только о мази, про стекло она даже не упоминала, и я испугался, что гном хочет меня обмануть.

– Как скажешь.

Всего секунда, и он выудил откуда-то сверкающий флакон с позолоченной крышечкой. Меня так заворожила жидкость сверкающая внутри, что я на миг утратил не только контроль над чарами, но даже рассудок. Зеленоватое вещество сверкало и переливалось. Оно казалось живым существом, заточенным внутрь стекла. Я даже не сразу вспомнил, что уже не удерживаю гнома.

Он сбежал, унося одну из откупоренных мною бутылок. Наглый воришка. Я пожалел, что не могу поймать и отлупить его. Хотя если применить чары... Но сейчас у меня нашлось занятие поинтереснее.

Меня потянуло прямо сейчас подойти к зеркалу и нанести мазь на веки. А ведь это могло быть опасно. Что если гном обманул меня и дал флакон с совсем другим веществом? Например, с тем, которое может вызвать слепоту или воспаление? Что если вместо запрошенного средства он предложил мне то, которое способно создать у меня перед глазами кошмарные видения? Тогда я начну вести себя странно, и окружающие примут меня за сумасшедшего. Гном ведь мог подстроить мне такую пакость. Но... если я и впрямь чародей, как утверждал Магнус, то и сам могу определить, держу ли в руках именно то, что хотел. Я поднес флакон к свету, и вещество в нем вздрогнуло, как будто я его обжег. На миг оно показалось мне огромным живым слизняком, который боится света. Но ведь это не так. Я глядел на зеленоватую жидкость и все больше уверялся в том, что это и есть нужный мне состав. Кроме других необходимых ингредиентов, в нем присутствует именно то волшебство, которое я искал. Гном меня не обманул. Я брал это скорее чутьем, чем путем здравых размышлений. И все равно использование волшебного средства может оказаться опасным.

Услышав позади звон стекла, я быстро обернулся, почти уверенный в том, что за моей спиной сейчас вырастет инквизитор, пришедший обвинить меня в колдовстве. Но между полок с бутылками мелькнула только изящная женская головка. Чьи-то когтистые лапки вынули одну бутылку из ячейки и передали даме. Точнее даже не передали. Бутыль, как будто сама перенеслась по воздуху. Я быстро сморгнул, желая прогнать видение, но оно не исчезло. А ведь я еще даже не применил мазь. Дама быстро улыбнулась мне. Я узнал в ней девушку, танцевавшую в арсенале. И быстро отметил, что в ее руках оказалась бутыль самого лучшего вина, какое только можно было найти в нашем погребе. Она тихо рассмеялась и исчезла за полками. Сухой звонкий смех больше напоминал о звоне чокающихся бокалов. Было даже неясно, слышу ли я звук бьющихся бутылок или смех женщины. Спьяну ведь можно и перепутать. Но сегодня я был трезв целый день, а почувствовал себя так, будто осушил целый погреб.

Что-то со мной не так. Я ощутил себя каким-то опустошенным. Вокруг творились такие странные вещи, а я даже не мог понять, что к чему, но был уверен, что другие всего этого просто не замечают. Например, Поль, он охотился весь день со своими соколами и даже не обращал внимания, что прямо в нашем поместье приоткрылась щель между дверями в волшебный мир. В эту щель заглянуть успел только я и, кажется, не лишился рассудка.

Меня зашатало, и я присел. Стоит ли применять волшебную мазь прямо сейчас или лучше потом? А может еще спросить совета у Магнуса? Ну, уж нет, и без него обойдусь. Хотя если от подобного эксперимента мне вдруг станет плохо, то обратиться за помощью больше не к кому. Только он один из моих знакомых разбирается в подобных вещах. Ну и еще Клея. Только чутье подсказывало мне, что помогать она не станет. Она легкомысленна, как и все феи. Феи? А откуда вообще я знаю что-либо о феях?

Даже в той книге, которую нашел в отцовской библиотеке, я о них еще не читал. А еще Клея ведь дриада, а не фея. Я собственно не видел в этом особой разницы.

Клея. Теперь каждый раз в шелесте листьев мне слышалось ее имя и ее смех. Наверное, я влюбился. Уже не в первый раз за свою недолгую жизнь. Вернее увлекся. Я увлекался бесчисленное количество раз. Но что такое любовь мне предстояло понять намного позже. Она то меня и разбила. Точнее сожгла. Любовь это огонь. Во всяком случае, для меня. Испепеляющий все ядовитый огонь, рожденный из дыхания дракона. Если кто-то спросит меня, что такое влюбиться в дьявола, я на это не отвечу. Мне просто станет больно об этом говорить. Но пока что я жил и наслаждался жизнью. Кроме только что проснувшейся тяги к волшебству у меня не возникало никаких особых забот. Да, и волшебство, честно говоря, было просто развлечением. Будучи сыном богатого отца, я не был вынужден пускать в ход чары, чтобы наколдовать себе немного денег на жизнь. Но каково приходится тем, кто колдует ради того, чтобы заиметь несколько золотых, которые не позволят уже остаться без ужина. Мне еще предстояло это узнать. Пока что я лишь мечтал о золоте, отнятом у гномов, об игорных домах, где дьявол позволяет тебе без конца выигрывать, о волшебных кошельках, в которых монеты никогда не иссякают. Однако особой нужды во всем этом для меня не было. Все подобные фокусы сейчас, продемонстрируй мне их Магнус, стали бы для меня лишь забавным приключением.

Меня можно было назвать тупым и бесшабашным. Кто-то восхищенно и злорадно шепнул мне вслед слово:

– Вертопрах.

Я как раз выходил из дома, чтобы отправиться на свое уже запланированное ночное приключение, и меня глубоко поразило то, что кто-то осмелился назвать меня так. Я ведь сын хозяина. Слуги не посмели бы ехидничать на мой счет, разве только за моей спиной и вне досягаемости от хозяйских ушей. А знатные гости отца были слишком манерными и чопорными, чтобы выражать подобные мысли вслух. Они могли думать о человеке все, что угодно, но оскорбляли его лишь тогда, когда хотели вызвать на дуэль. Однако вертопрахом меня назвал женский голос. Я обернулся, ожидая увидеть за спиной даму, пусть даже крылатую и одетую в цветочные лепестки вместо платья, однако не увидел никого. Даже отцовские лакеи не подсматривали за мной из окон, как они делали это обычно, когда я куда-нибудь уезжал. Правда, на миг мне показалось, что я действительно вижу какой-то призрачный силуэт в дверном проеме. Наверное, игра воображения. Я всего лишь перепутал вьющуюся у двери жимолость с изящным женским станом, а тень за порогом с крыльями.

Я ведь даже еще не применил мазь, а мне уже мерещиться бог весть что. Например, сейчас мне казалось, что какой-то гном стучит молоточном по черепице на крыше, но, наверное, это были только вороны. Что же будет со мной после того, как я воспользуюсь волшебным средством. И стоит ли пользоваться им вообще. Меня еще раз потревожило опасение, а что если гном подсунул мне какое-то средство, от которого я ослепну или мир перед моими глазами навечно затмят сверхъестественные кошмары, которые сводят с ума. И не достаточно ли будет в случае побочного эффекта всего лишь смыть мазь водой, чтобы снова прозреть. Я так мало еще разбирался в подобных вещах. Вначале стоило проконсультироваться обо всем этом с Магнусом, а потом уже экспериментировать. Но я боялся, что он тоже может меня обмануть. Все сверхъестественные создания так хитры.

Я шел на поле, чтобы провести там ночь и заранее боялся, что увижу Магнуса уже сидящего на стерне и поджидающего меня. Что-то в нем привлекало меня и одновременно отталкивало. Я не мог этого объяснить. Притяжение смешивалось с каким-то суеверным страхом и чувством легкого отвращения. Уж не колдует ли он, чтобы приворожить меня к себе. Я представил себе фигуру в звездном плаще пляшущую у костра, и мне тут же стало дурно.

Запоздало я подумал о том, что неплохо было бы прихватить с собой что-нибудь на ужин. Хотя бы куриную ножку и краюху хлеба со стола для прислуги. Меня мучил голод, а поворачивать назад уже было слишком поздно. Я как раз приехал к полям, стреножил коня и разочарованно начал лазать по полупустой седельной сумке. Конечно же, никто из кухарок не догадался положить туда скудный ужин, завернутый в салфетку. Но ведь я и не давал им такого распоряжения. Выходит, сам виноват. Хотя в отличие от меня о Поле они всегда проявляли крайнюю заботу. Может, потому, что он был младшим. Меня всегда любили и уважали меньше, чем его. Хотя с чего бы это? Разве я был менее миловидным? Или дело было в том, что в отличие от малодушного Поля, я хоть иногда проявлял характер?

Вот и сейчас я решил, что сам раздобуду себе еду. Хотя бы оружие осталось при мне. Я мог подстрелить куропатку или фазана, развести костер и зажарить добычу. Я наследник этих земель и имею право подстрелить здесь дичь. И все равно, когда поднимал арбалет, я чувствовал себя почти браконьером. Почему? Не знаю. На меня вдруг напал какой-то странный суеверный ужас перед убийством любого существа, которое может встретиться ночью в этих местах. В сумерках вытоптанные стерни производили жуткое и неприятное впечатление. Казалось, что следы на них живут и движутся сами по себе независимо от тех, кто их оставил. А еще мне казалось, что некогда пахотная земля под моими ногами теперь выжжена и отравлена, а ступившего на нее ждет агония и смерть.

В общем в темноте на меня напал страх. Я даже начал ощущать тяжесть гномовой склянки у себя в кармане как нечто противоестественное. Мне захотелось выкинуть ее и идти дальше с чувством облегчения, но я не решился.

– Винсент, обернись, – кто-то звал меня полушепотом. – Тебя ведь зовут Винсент?

Но я не оборачивался, потому что не слышал позади себя ни шороха листьев, ни звука чьих-то шагов. Я полагал, что все это шутки Клеи, хотя ее дерево и находилось довольно далеко отсюда. Но я уже зашел в лес, а здесь она могла шалить повсюду. Она и подобные ей. Но о других таких существах я пока не думал. Если крестьяне и ожидают увидеть их ночью танцующими на полях, то должны прийти сюда сами с факелами, сетями и пахотными орудиями. Они сами во главе с местным священником могли бы сражаться с нечистью. Жаль только, что в этом случае они спалят отцовский лес, простершийся рядом со злополучными полями. Такой риск всегда существовал, поэтому отец и забеспокоился. А еще страх перед сверхъестественным легко мог стать поводом для восстания и мятежа. Какой землевладелец не опасается мятежей? Лично я боялся только того, что в этом случае может пострадать дерево, где обитает Клея. Она ведь просила охранять его.

Даже, судя по ее словам, стоило поверить в то, что нечисть приходит из леса. Так зачем же я углублялся в него? Не лучше ли было посидеть и подождать, пока феи станут танцевать в лунном свете где-нибудь на открытом пространстве. На тех же самых полях. Но только не в чаще.

Как назло я не заметил вокруг никакой живности. Были какие-то быстрые движения в кустах почти неуловимые для глаза, но, подойдя ближе, я не мог обнаружить ни зайца, ни кролика, ни даже норку крота. Странным мне показалось то, что даже уханья сов в ночи не было слышно. Я начал оставлять засечки на деревьях, чтобы не забыть, откуда пришел. Легкие царапинки от кончика стилета застывали на коре в форме белой буквы "В", для меня это значило "здесь проходил Винсент", но стволы будто стонали, получив рану. Иногда мне казалось, что оставленный мной вензель кровоточит. Ведь Клея просила не трогать деревья. Я схватился за голову. Темнота вокруг действовала мне на нервы. Я захотел развести костер, но сложно оказалось найти для него места, еще сложнее собрать хворост в темноте. Я наломал сучьев, нашел в кармане кремень. Вроде бы все было так просто, но огонь никак не хотел загораться. Мне пришлось приложить довольно много усилий. Потом я сидел и грел озябшие руки у огня, но мне все равно было холодно.

Моя обнаженная шпага лежала на земле рядом с костром. Я собирался использовать ее, как вертел, но подходящей дичи не подернулось. Если точнее, то в лесу мне не попалось ни зверей, ни птиц вообще. Я не замечал ни филинов, ни сов, а все еще мечтал о жирной перепелке. Ее нужно было искать ни здесь. Я зря забрел в чащу. И какой черт меня сюда потянул. Склянка гнома почти завибрировала в моем кармане, будто там билось второе сердце. Я сжал ее пальцами и вдруг заметил какое-то движение в круге света от костра. Какое-то существо, будто само выползшее из пламени извивалось на земле яркой оранжевой струей. Разве это не сказочное существо, поймав которое я подобно алхимику смогу производить с его помощью золото из ничего. Нет, должно быть, у меня двоиться в глазах. Я нарочно отвернулся и сразу заметил птицу, севшую на ветку ближайшего ко мне дерева. Никогда в жизни я еще не видел таких птиц. Ее оперение переливалось всеми цветами радуги, иначе ее можно было бы назвать жар-птицей. Я заворожено смотрел на чудесное создания и даже не решался поднять лук. Нельзя стрелять в нечто подобное. Но если бы у меня только была сеть или клетка, чтобы ее поймать. Наконец я заметил в устах лису такую же рыже-золотистую, как вьющаяся у огня саламандра. Она тоже подбиралась к костру и вызывающе смотрела на меня блестящими ярко-изумрудными глазами.

Птица, лиса и саламандра. Я взволнованно схватился за оружие, хотя и знал, что это бесполезно. Мне не хотелось его применять. Они будто окружали меня, подкрадываясь к костру. Три создания, каждое прекрасное по-своему. От них исходило нечто зловещее. На миг я запаниковал, но тут же услышал голос.

– Не тот, – произнес, казалось, сам лес вокруг меня приятным женским голосом. – Но от него исходит нечто подобное. Издалека можно и перепутать.

Я смотрел, но больше не видел ни лисы, ни птицы, ни саламандры. Напротив, возле моего костра стояли три девушки. Если бы только одна, то я подумал бы, что животные принадлежат ей и теперь прячутся за хозяйкой, но девушек было ровно три, как до этого зверей. Три грациозные дамы. Я увлеченно разглядывал каждую из них. Венок из бабочек на голове у одной оказался живым и трепещущим. Десятки крылышек взмахивали, путаясь в ее курчавых золотистых волосах. Это же мотыльки и ночницы, сонно определил я, но среди них встречаются и лимонницы. Такие же бабочки запутались в ее платье, будто сотканном из плотной паутины.

Вокруг шеи второй дамы сияло нечто, подобное ореолу. Приглядевшись можно было определить, что это стоячий воротник, ни фриже и ни жабо, а будто солнце, сотканное из золотых нитей.

Третья дама выглядела особенно хорошенькой, если бы не веснушки, рассыпавшиеся по ее лбу, носу и щекам наподобие золотистой вуали. Со стороны, казалось, что они тоже живые и подвижные, как мелкая моль, облепившая ее кожу. Рыжие волосы почти сливались по цвету с одеждой сильно напоминавшей окраску какого-то ядовитого гриба. А еще гусеница обвивалась вокруг ее лба, как фероньерка.

– Милый мальчик, – произнес вдруг кто-то. Я так и не понял, которая из них это сказала, ведь губы не шелохнулись ни у одной.

– Да, милый, – рыжеволосая дама оценивающе взглянула на меня. – Оставим его в живых.

– Почему бы нет? Я люблю развлекаться с милыми смертными юношами, – блондинка двинулась ко мне. Крылья бабочек все еще тревожно бились в ее волосах. Я не мог отделаться от навязчивого ощущения, что за ней следует радуга, чудесным образом преображающая ее паутинчатое платье. Радуга, как шлейф или ореол. И она сильнее, чем свет от моего костра. Но дама вдруг остановилась, так и не ступив в круг света от пламени. Что-то словно ее удержало.

– А он не так прост, – услышал я от нее.

Ее подруги нахмурились. Я внимательно смотрел на них, а они переглядывались между собой, будто вели молчаливый диалог.

– Не просто юный пустоголовый красавчик, – нараспев сказала одна из них.

– Не просто смертный, но умный вряд ли, – поправила ее другая. – Иначе не зашел бы на наши земли.

– Ваши земли? – возмутился я. – Но они принадлежат моему отцу.

Не нужно было этого говорить. Я тут же привлек их пристальное внимание. Три пары сверкающих глаз уставились на меня и чуть не свели с ума. Они сверкали, как драгоценные камни, пустые и бездушные, но их взгляд пронизывал насквозь.

Я замер от этих взглядов. Гипнотические глаза уставились на меня с трех сторон, и ощущение было таким, будто мое сознание проваливается в черный бездонный колодец, откуда нет спасения. Нет выхода. Я оцепенел. Но всего лишь на миг. Через миг я пришел в себя и вздрогнул, будто только, что обнаружил, что стою на краю обрыва и нахожусь в смертельной опасности. Один шаг вперед и все было бы кончено. Я мог попасть в их нежные коготки и уже назавтра стать обезображенным трупом. Я только сейчас осознал, чего мне могло стоить их общество этой ночью. А чащу вокруг меня уже разрывал оглушительный несмолкающий смех. Красавицы хохотали. В этом хохоте было что-то неприятное, зловещие, и в то же время от звуков исходила какая-то гипнотическая красота. Я заметил, как белка, выползшая из дупла дуба, вдруг задержалась и прислушалась к чарующим звукам. Неужели и она сейчас превратиться в красавицу. Но этого не произошло. Я тупо смотрел на пышный беличий хвост и думал о том, что любой из моих слуг с удовольствием содрал бы его на шапку. Многие из челяди специально носили с собой охотничий нож как раз для такого случая. Только вот им бы пришлось расставлять силки или долго гоняться за белкой, а к женщинам она вдруг пошла сама. Черные глазки загипнотизировано сверкали. Зверек проворно запрыгнул на плечо светловолосой даме, но ловить бабочек в ее волосах почему-то не стал, хотя они непрестанно шевелились, будто запутались в ее кудрях, как в паутине и теперь хотели вырваться.

Я зачарованно смотрел на женщин, слушал смех, который вовсе не казался мне оскорбительным, хотя смеялись, наверняка, надо мной.

– Твои земли? Или твоего отца? – явно издеваясь, переспросила рыжеволосая и презрительно хмыкнула.

– Подумать только, каков нахал, – протянула брюнетка в платье похожем на солнце, – отстаивать у нас то, что из покон веков принадлежало нам.

Она двигалась гибко и грациозно, как саламандра. Я заметил, что в ее темных волосах отливают рыжинкой красные пряди, похожие на расплавленный огонь. Изящная рука, унизанная кольцами и цепочками, потянулась погладить белку, и зверек пискнул, как будто его обожгли. Я внимательно и восхищенно разглядывал ее пышный наряд из парчи, такого насыщенно золотого оттенка, что, казалось, он отлит из расплавленной лавы солнца. Он облегал ее, как вторая кожа и казалось, что это движется вперед не женщина, а саламандра. Ее шаги были абсолютно бесшумными. Я испугался, что сейчас она подойдет ко мне, и одно лишь прикосновение к ней или к ее сверкающему наряду обожжет меня, как несчастную белку.

– Глупый красивый мальчик, – вздохнула она. Ее кукольное личико с припухлыми губами выразило притворное сожаление.

– Смазливый и глупый, – хором подтвердили две другие, но я смотрел лишь на даму в золотом. Она зачаровала меня. Не больше не меньше, чем любая другая из явившийся мне триады, но все-таки... Я не мог оторвать взгляд от чистого, будто выбеленного лица, как у большой фарфоровой куклы. Его черты были совершенных пропорций, что особенно настораживало. Лица людей не бывают столь правильны и пропорциональны. Такими можно изваять лишь статуи, а у человеческого тела всегда найдутся изъяны. Высокий стоячий воротник с заостренными кверху клинышками напоминал узорчатое солнце. Свет тек по нему, как вязь по кружеву. Он казался раскаленным, как вулканическая лава. А лицо в его обрамлении все равно оставалось холодным. И белым. Лишь ярко-оранжевые напомаженные губы и подведенные черным глаза неприятно резко выделялись на бледном фоне.

Фероньерка из алых камней на ее лбу вдруг показалась мне трепещущими каплями крови.

– Это ты в гостях у нас, а не мы у тебя, – вдруг четко произнесла дама в наряде солнца и с грацией королевы. – Неужели до сих пор не понял?

– Я... – мне стало неприятно от того, как ее алчный взгляд скользит по моей обнаженной груди. Воротник вдруг сам собой распахнулся, будто кто-то порвал его. Я ощутил, что в шейном платке у меня запуталась бабочка и теперь отчаянно бьет по шее крыльями. Хоть бы она задохнулась. Только задыхаться вдруг начал я. Рыжая дама с осанкой хищной лисы свирепо глянула на меня, и на горле раскрылись царапины, как если бы чья-то лапа прикоснулась ко мне когтями.

– Перестаньте, – дама с бабочками в волосах сдалась первой. – Ведь он сильнее, чем мы думаем.

– Но он не тот, – обиженно сказала та, что была похожа на саламандру. – И это не его владения. И не его отца. И не кого-либо из их предков. Это наши земли. Мы позволили людям жить здесь, а не наоборот. И за это люди нам заплатят.

– Но он не простой человек, – блондинка оценивающе смотрела на меня. В ее лазурных глазах будто светилась радуга, и смотреть в них было невыносимо больно. – Я это чувствую.

– Вот если бы ты еще почувствовала, где тот, кого мы ищем, – язвительно подметила брюнетка.

– В королевском дворце, я полагаю, но нам туда нет хода, – не менее язвительно отозвалась светловолосая.

– Нет, я чувствую, что он рядом, – рыжая принюхалась к воздуху и поморщилась от гари от костра. – Это не он разжег костер своим дыханием, но он рядом. Судя по запаху, он намного более пригож, чем этот мальчик. И мы могли бы уже сейчас представиться ему, если бы набрели на его след.