Текст книги "Ложь во спасение"

Автор книги: Наталия Вронская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

10

Нелли лежала на диване и все еще никак не могла прийти в себя. Филипп смотрел на ее закрытые глаза и чувствовал, как душу его наполняет злость. Он не верил ни этой беспомощности и слабости, ни этой бледности… Он даже вовсе ничего не сделал, чтобы помочь ей прийти в себя. То, что он увидел, поразило его в самое сердце.

В первый миг Филиппу даже показалось, что между его женой и его братом существует полное согласие. Кирилл страстно обнимал ее, и она вовсе не сопротивлялась, как то было в прошлый раз. Верно, они вовсе не ждали, что их обнаружат. Ее тонкие руки, которые он целовал с такой любовью, безвольно покоились в объятиях Кирилла, губы отвечали на его поцелуи…

Потом он понял, что она была без сознания, оттого ни словом и ни жестом не являла себя, но все же… Все же отчего Кирилл почел для себя возможным изъявлять страстные чувства к Нелли? Не от того ли, что та давала ему повод? Нет, быть того не может! Ведь до последнего момента Филипп ни на минуту не сомневался в том, что она любит только его… Но не было ли все это ложью? Страшное сомнение терзало его: что, ежели все это было только обманом?

Филипп встал и вышел вон из комнаты. Он не мог более находиться подле Нелли. Была ли она виновата, нет ли, это не имело для него никакого значения! По крайней мере, теперь. Его хватило только на то, чтобы позвать служанок, которые хлопотали около Нелли, пытаясь привести ее в чувства.

Едва придя в себя, Нелли хотела поговорить с Филиппом. Но на ее зов он не явился, отговорившись какими-то пустяками. Когда она смогла подняться с постели, он не пожелал говорить с ней, решительно пресекая всякие ее попытки к объяснению. Поначалу Нелли недоумевала, но позднее в ней проснулись гнев и обида. Какая несправедливость! Разве была она в чем-нибудь виновата? Да еще все это произошло в такой день, когда… У нее была для мужа замечательная новость, но теперь она ничего не могла ему сказать, ибо он не желал с ней разговаривать. А ведь Нелли ждала ребенка и была от этого бесконечно счастлива!

Несколько дней Филипп почти вовсе не был дома. Сухо и холодно отговорясь хозяйственными делами, он на несколько дней уехал, оставив Нелли одну. Первый день она проплакала без остановки, без пользы изводя себя печалью. Потом немного успокоилась и порешила встретить Филиппа в добром настроении и с приятной улыбкой. Нелли рассудила, что за несколько дней он поостынет и между ними, Бог даст, все снова будет хорошо.

Но после возвращения ничего не изменилось. Филипп стал вести обычный образ жизни, часто бывал дома, но при том сделался подозрителен, молчалив. В нем будто проснулся мрачный демон, сводивший Нелли с ума за столом, на прогулках, в спальне. Она не понимала: в чем тут причина? Неужели он действительно не верит ей и ревнует? Нет, это просто неразумная обида, уговаривала себя Нелли.

Наконец, она решилась сказать Филиппу о своем положении, сочтя, что это вмиг примирит их. Однако все вышло совсем не так…

Однажды утром, не вынося уже более таковой неопределенности, что воцарилась между ними, Нелли решила начать разговор с Филиппом сама.

– Я должна поговорить с тобой, – начала она. – И прошу тебя, позволь мне сказать, не уходи…

– Что же? – Лицо Филиппа выражало полную неприступность.

Он никак не мог примириться с происходящим. То ему казалось, что он не прав, то, напротив, что Нелли виновата перед ним… Во всяком случае, ее теперешний кроткий и какой-то болезненный вид побудили его остановиться и выслушать ее.

Нелли подошла к Филиппу ближе и положила руку на обшлаг его рукава.

– Новость радостная… – сказала она, покраснев. – Я – в положении…

– Что? – Филипп не сразу понял, что она сказала. – Что? Позволь, о чем ты?

Нелли рассмеялась:

– Ну какой ты непонятливый! Скоро у нас будет ребенок…

– Ребенок?.. – Внутри у Филиппа все похолодело.

Нелли, увидев лицо мужа, испугалась. В нем она увидела вовсе не то, о чем мечталось ей. Он обернулся к жене и пристально посмотрел ей в глаза.

– Ты уверена?

– Да, – растерянно пробормотала Нелли.

– Что же… Кто его отец? – вдруг произнес Филипп.

Нелли помертвела.

– О чем ты? – только и смогла она вымолвить упавшим голосом.

– Как же? У ребенка должен быть отец, – внешне невозмутимо продолжал Филипп. – И я хотел бы знать – кто это? Может быть, Кирилл? – При этих словах он отвернулся от жены, поправляя что-то на столе.

Нелли резко отдернула руку от руки мужа.

– Как ты смеешь? – спросила она побелевшими от такой несправедливости губами. – Как ты смеешь?

Филипп резко обернулся к ней. Он весь кипел от какой-то странной злобы и от ненависти, которыми, Филипп чувствовал, он едва может управлять.

– Как смею? – Он перевел дух. – Что же, я объясню тебе…

Нелли смотрела на мужа и не верила собственным глазам. Под ее взглядом лицо его странно изменилось. Это теперь был вовсе незнакомый ей человек, с ледяными, чужими глазами, притом полный какой-то звериной ярости. Кулаки его сжались, весь он подобрался, будто для нападения. Нелли вся съежилась, ожидая немедленной атаки.

– Может быть, мне померещилось все то, чему я был свидетелем? – тихо продолжил Филипп. – А мой брат? Не в его ли объятиях я дважды заставал тебя? И это только то, что я видел… Но чему же я не был свидетелем?

– Перестань… – слабо шепнула Нелли. – Не продолжай…

– Но отчего? Ты боишься? Чего ты боишься?

– Не говори так… – бормотала Нелли.

– Ты боишься разоблачения? – Он приблизился к ней и наклонил лицо очень близко к лицу Нелли.

– Я ни в чем не виновата. – Губы у Нели тряслись, но она не отводила глаз от глаз мужа.

– Вот как? – От отрицаний жены ярость вскипела в нем с утроенной силой. – Ты отрицаешь? – Он схватил ее за плечи и с силой тряхнул. – Ты отрицаешь? Мои глаза обманули меня? Ну, ежели бы то было один раз, я бы поверил тебе… Но во второй раз…

– Но при чем же тут я? – защищалась Нелли. – Я не могла остановить…

– Остановить? – прервал он ее. – И как далеко зашел мой брат в тот раз, когда ты не могла его остановить? Когда что меж вами было? – он оттолкнул Нелли от себя с такой силой, что она едва устояла на ногах. – Боже мой! – вдруг воскликнул Филипп. – Я не могу, не могу! Я почти ненавижу тебя!

В этот самый миг, когда наконец он смог выплеснуть наружу свои сомнения, им овладело чувство горя и потери. Он так любил Нелли, так верил ей! А она? Она предала, предала, нанесла сокрушительный удар в спину… Или он не прав? Но от этого злость его сделалась еще сильнее, еще неуправляемее!

– Филипп, милый, – опомнилась вдруг Нелли. – Поверь мне! Я ничего не сделала дурного, я не обманывала тебя…

– Я бы убил тебя, – вдруг сказал он, взглянув на нее своими страшными глазами. – За твое предательство…

Нелли остановилась. В ней вдруг вспыхнула обида. Как он несправедлив! Как может он обвинять ее в таких вещах! Разве не он клялся ей в любви еще только несколько дней назад? Кровь бросилась ей в голову от всех этих обвинений, она более не могла сдерживаться.

– Ну что же… – сказала Нелли, подняв на мужа глаза. – Убей…

От этого взгляда Филипп будто с ума сошел. Он размахнулся и с силой ударил Нелли по лицу. Вскрикнув, она упала на пол и, закрыв лицо руками, опустила голову. В ней не было ни слез, ни гнева, ни возражений. Она будто застыла от боли и оскорбления.

Увидев, как жена упала на пол, Филипп замер. Нелли не двигалась, не плакала, не упрекала, не кричала…

«Вот и все. Все кончено. Что же я наделал? – холодно мелькнуло в голове. – Ведь она же меня никогда не простит… И я сам себе этого не прощу…»

Впервые за последнее время глаза его переменили выражение. От гнева и злости в них не осталось ничего. Ежели бы Нелли могла теперь посмотреть в лицо мужа, то она увидела бы там страх.

– Нелли, Нелли… – Филипп упал перед женой на колени. – Прости, прости меня!

Он попытался отнять руки Нелли от лица, чтобы взглянуть ей в глаза, чтобы понять, что не все еще потеряно, что она простит его…

– Просто, прости… – бормотал он. – Я люблю, люблю тебя… Нелли… – И вдруг Филипп заплакал.

– Филипп, – прошептала она.

Услышав звуки ее голоса, он вскочил и, обхватив ладонями ее лицо, лихорадочно стал осматривать его, ища след от удара. Увидев, что губы ее разбиты чуть не в кровь, он похолодел. В глазах его заметался ужас, который передался Нелли.

– Прости, прости… Я знаю, что все кончено, но прости… Что мне сделать? – бессвязно, в ужасе от страха потерять ее говорил он. – Ну, убей же ты меня, сделай что хочешь… Только прости! Я же люблю тебя, сердце мое, люблю… Это ревность, безумная ревность, это не я…

Нелли молча смотрела на Филиппа, который, видно, уже сам себя достаточно наказал. Он был готов вымаливать у нее прощение, но ей вовсе не хотелось мучить его, винить, упрекать… Напротив, его раскаяние вызывало у нее искреннее сострадание. Ей было даже жаль его, но не себя. Как же он наказал себя, как кается… Будто дитя. Бедный…

Нелли коснулась рукой волос Филиппа и погладила их. Потом обеими руками обняла его голову и прижала ее к своей груди.

– Как же я люблю тебя, – внезапно сказала она.

В груди у нее даже заболело от того, какую любовь она вдруг ощутила, какую боль… Нелли не замечала, что на глазах ее заблестели слезы, но Филипп их увидал. Усмиренный, сраженный ее чувствами, он все продолжал молить о прощении и не надеялся на него. Пальцами нежно он коснулся ее губ:

– Я ненавижу себя…

Нелли подняла на Филиппа глаза:

– Я так люблю тебя, что сейчас готова простить тебе все, но еще одного удара моя любовь может не вынести… Пообещай, что ты никогда… никогда больше так не обидишь меня… – Она не сводила с него глаз.

– Никогда, никогда… – прошептал Филипп. – Никогда, сердце мое… И это дитя…

Нелли вздрогнула. Он заметил это, и вновь волна страшного раскаяния накрыла его:

– Я уже люблю его, нашего дитятю…

Она улыбнулась:

– Я счастлива это слышать, но…

– Тише! Больше не говори ничего! – прервал жену Филипп. – И прости меня…

Нелли ничего не ответила. Она не могла не простить, ибо впервые поняла, как она любит…

11

Филипп одиноко брел по парку. Нелли, намаявшись за день, спала. Ему оставалось только размышлять о собственных поступках. Никогда, ежели бы ему кто ранее сказал, что он на такое способен, он не поверил бы. Ударить жену… Что же, видно, он совсем обезумел. Или правду говорят, что когда любят, тогда только и бьют? Любовь, ревность – все будто смешалось. Никогда подобных чувств он не испытывал…

Другая мысль была о брате, о Кирилле. Ненавидеть его почему-то не получалось. Все же, как ни крути, а именно благодаря ему он теперь женат на Нелли. С другой стороны, разве сие снимает обвинение с Кирилла? Да и что за безумная причуда у Кирилла «любовь» к его Нелли? Был бы на его месте кто иной, не замедлил бы на дуэль вызвать, но теперь… Да и не стоит того Кирилл. Филипп припоминал внешний вид брата, когда тот приезжал к нему в столицу с разговорами о женитьбе, тогда он показался ему смешным. Разве с таковым дерутся? Да и Нелли бы сие не одобрила, Филипп это чувствовал. Оставить разве все как есть? Видно, придется…

Вот уже несколько дней, с самого последнего происшествия в доме брата, Кирилл места себе не находил. Надо же было так попасться! И прямо на глазах у брата! Первый день Кирилл ждал, что братец пожелает драться, однако Филипп не подавал о себе вестей. Кирилл даже посмеивался в душе над нерешительностью брата. Но вскоре одумался. Филипп, сколь гласила молва, трусом никогда не был. И ежели драться он не желает, то тому имеется веская причина.

До Кирилла донесся слух о размолвке меж его братом и Нелли. Слух тот принесла его ключница (кума, служившая кухаркой в поместье у Филиппа). От ключницы слух дошел до барского камердинера. Сей же хват не медля передал барину о том, что, видно, его брат с супругой повздорили и даже так сильно, что прислуга обо всем проведала.

Кирилл было обрадовался. Но вскоре из тех же уст узнал, что у супругов произошло примирение. Что же, видно, не судьба ему иметь успех у Елены! Он готов был и руки опустить, коли дело не зашло бы так далеко. Не мог уж теперь Кирилл остановиться, ибо ничто так не распаляет желание и воображение, как недоступность.

Кирилл кинулся к Сусанне. Он застал ее дома, сидящую в самом мизантропическом расположении духа у расписной голландской печи, в полнейшем одиночестве.

– Не твои ли слова я припоминаю? – сказал он, едва переведя дух. – Что ты, хотя меня и любишь, но для моего удовольствия поможешь мне завоевать расположение моей невестки Елены?

Сусанна с некоторым удивлением оборотилась к Кириллу и, помолчав, ответила:

– Истинно, мой друг. И слов сих я назад не беру.

– Ах, что за сокровище мне досталось! Что ты за дивная женщина, моя Сусанна! – Кирилл бросился к ее ногам.

Усмехнувшись, та благосклонно приняла сие проявление чувств.

«Вот, однако, как страсть тебя задела!» – удовлетворенно подумала она.

– Но разве можно тут что-либо придумать? – продолжал меж тем Кирилл. – Елена холодна и неприступна. С мужем у нее, хотя и доходил до меня слух об их размолвке, все нынче в порядке. Не питаю ли я себя несбыточной надеждой?

– Разве может что-либо не даваться в руки человеку, имеющему пылкое желание к исполнению задуманного?

– Не мало ли единого желания? – вздохнул Кирилл с притворной кротостью.

– Не мало. Ежели, конечно, знать, с кем сие желание поделить и у кого просить совета и подмоги. – Сусанна кокетливо покачала ножкой.

– Я прошу у тебя, Сусанна! – взгляд, обращенный на женщину при сих словах, светился мольбой.

– Ах, Кирилл… Ради тебя, пожалуй, я готова на многое. Но готов ли ты на опасность, с которой будет сопряжено исполнение нашего плана?

– Я теперь на все готов. – Кирилл говорил решительно и определенно. – На все.

– Даже на самое дурное?

– Не говоришь ли ты о смертоубийстве? – Сия мысль все же ужаснула его.

– О нет, – рассмеялась Сусанна. – Этакое крайнее средство и не понадобится, стоит лишь за все с умом приняться.

Печь была натоплена преизрядно по холодности осеннего вечера, так что Кирилл чувствовал сильный жар, относя его именно на счет огня. Однако в голове его мелькала мысль, что не будь его желания столь преступны, то не было бы ему теперь так жарко.

– Адова печка… – пробормотал он.

– Что это ты вдруг вспомнил? – воскликнула Сусанна. – Нашел что к ночи поминать!

– Прости… Но, право, я никак не думал, что ты столь суеверна, – удивился вдруг Кирилл.

– Ты, верно, решил, что я и вовсе бесчувственна! Но это совсем не так! – Она разозлилась. – То, что я решилась содействовать твоему безумному увлечению, вовсе не значит, что я легко забыла собственные чувства! – На глазах Сусанны показались слезы. – Это всего лишь только значит, что моя любовь к тебе не имеет границ…

– Дорогая моя, сердце мое! Как же я благодарен тебе! Я готов вновь и вновь повторять сие!

– Кирилл… – шепнула она.

Что было в голове у этой женщины? Для чего злоба и месть толкали ее на создание темных планов? Ах, люби! Люби и оставь других наслаждаться жизнью! Но нет, Сусанне не было покоя…

– Позволь я изложу тебе свою придумку, – начала Сусанна. – Поначалу она покажется тебе, быть может, дикой и несбыточной, но потом ты поймешь, что вернее сего и быть не может.

– Я – весь внимание, – оборотился Кирилл к ней.

– Так слушай… Лет несколько тому назад, как жила я в Петербурге, судьба свела меня с одной чухонкой[2]2
  Чухонцами в те времена называли финнов.


[Закрыть]…

Сусанна не сказала, что к сей особе, слывшей ведьмой, ее привела особая нужда, весьма и весьма неблаговидная. Дело тогда было в том, что первый супруг Сусанны Петровны был около полугода в отъезде, она же уж месяца два как была в тягости. Как сие объяснить было мужу? Следовало спрятать концы в воду, и для того знающие особы посоветовали ей ту чухонку, при помощи которой Сусанна все уладила, и все осталось в тайне.

– …Старуха была престрашная, – меж тем продолжала она свой рассказ. – Настоящая ведьма, и жила она к тому же близ кладбища. Я поначалу испугалась, – хихикнула Сусанна, – пришла в настоящий ужас. Но та, выйдя ко мне, весьма любезно тряхнула седыми своими патлами и предложила мне свои услуги. Тебе знать ни к чему, чего я от нее хотела, но мне она помогла, и помогла преотлично! И даже, замечу я тебе, после того я бывала у нее по особым нуждам около трех раз. После, когда мой первый супруг скончался, из столицы я должна была уехать, но перед отъездом побывала у старухи, и та сделала мне подарок. Не бесплатный, конечно, но полезный. Я тебе сейчас его покажу… – С этими словами Сусанна поднялась и скрылась на некоторое время в спальне.

После она вышла и вынесла малую склянку, наполненную прозрачной жидкостью.

– Это яд? – ужаснулся Кирилл. – Но я же сказал, что смертоубийство…

– Нет, это не яд, – поспешила перебить его Сусанна. – Это всего-навсего приворотное зелье.

– Приворотное зелье? – изумился он. – Но?.. – Кирилл искренне недоумевал.

– Я объясню тебе. Ежели ты влюблен, то согласен на многое, чтобы приобрести расположение предмета страсти. Даме стоит только принять приворотное зелье, и она почувствует неодолимую страсть к тому, кто это зелье ей преподнес. Я называю сей напиток «Напитком Изольды и Тристана».

– Как галантно…

– Стоит Нелли принять его из твоих рук, как она позабудет о своем супруге и страсть ее оборотится к тебе, Кирилл.

Как завороженный, он смотрел на Сусанну:

– Неуж сие правда? Разве такое бывает?

– Да, вполне. Верь мне. – Сусанна ласково посмотрела на него. – Зелье подействует так: сначала Елена впадет в беспамятство, будто бы уснет. Ты при помощи собственных слуг поместишь ее в надежном месте. Лишь только она придет в себя, то… То ты уж будешь счастливым обладателем ее любви!

– Немыслимо… – пробормотал он. – Но как я дам ей этот напиток? Она ничего не примет из моих рук!

– А я на что? Из твоих рук, быть может, она ничего и не примет, но я… Я уж сумею так его ей преподнести, что она выпьет все до капли.

– Сусанна, – вдруг произнес Кирилл, – но это верно не яд? – Смутные подозрения раздирали его душу. – Елена не умрет? Ты мне клянешься?

– Клянусь! – пылко воскликнула она. – Она не умрет!

«Да, она не умрет, – подумала Сусанна про себя, – но уж и тебя не полюбит, мой друг. Странно будет, ежели она кого вспомнит и что-либо вообще почувствует от сего зелья… Так и будет беспамятной куклой, и уж тут я сделаю все, что мне будет угодно!»

– Что же? Кирилл, ты согласен на сие?

– Согласен! – Он в возбуждении пробежался по комнате. – Согласен! Но скоро ли? Скоро ли осуществится задуманное?

– Скоро. Я не намерена откладывать. Днями я отправлюсь к Елене и все устрою…

12

Нет, вовсе не собиралась Сусанна помогать прихоти своего любовника. Не достанется сия Нелли никому, так уж она – Сусанна – решила! И жизни ей не будет. Никому не удастся переменить ее решения. Надо же, обошла ее падчерица, выставила на посмешище, поступила по своей воле!

«Монастырь ей, видишь ли, не пришелся по вкусу… Ну, своей волей не пошла, так по моей воле пойдет!»

Но сначала требуется все устроить, договориться обо всем необходимом. В сей миг распахнулись перед коляской монастырские ворота, и Сусанна въехала в вотчину матери Ефимии, с которой так опрометчиво упустили они беглянку Нелли.

– Дочь моя, – мать Ефимия протянула руку Сусанне.

Та, смиренно поклонившись, поцеловала руку настоятельницы, и, потупив глаза, проследовала за монахиней в ее келью.

– Что привело тебя в наши стены? Говори…

Женщины взглянули друг на друга. И каждая увидела в собеседнице себя. Мать Ефимию, судьба женщину загнала под монастырские стены, и тут явила свой характер сполна. Сделавшись настоятельницей, завела она собственные порядки, и никто и никогда не выходил из-под ее воли в сих стенах. Окромя только одной Нелли, которая перехитрила ее. Нет, мстить девице она вовсе не желала, но сознание того, что кто-то оказался проворнее ее, было не совсем приятно матери Ефимии. Сусанна тоже не вызывала у нее добрых чувств, ибо в ней монахиня видела будто себя, но много удачливее. Кто бы знал, сколько страданий принесло ей удаление от мира! Как была она всегда суетна, как мечтала о пышности и блеске светской жизни. Но волей родителей и Провидения она была лишена самых заветных своих чаяний и теперь, видя пред собой особу, которая, находясь в схожих обстоятельствах, избежала монашеского клобука, ежели и не завидовала ей, то испытывала недобрые чувства.

– Падчерица моя Алена Алексеевна…

– Сестра Устиния, – поправила Сусанну настоятельница.

– Ах да, верно… – пробормотала та. – Сестра Устиния…

– Так что же?

– Как она? – с притворным участием воскликнула Сусанна. – Хороша ли теперь ее жизнь? Я бы хотела увидеть ее, чтобы удостовериться в ее полнейшем счастье.

– Сестра Устиния благополучна. Она вполне довольна и счастлива и притеснений никаких не испытывает, – ответила мать Ефимия. – Но увидеться с ней теперь нельзя.

– Отчего?

– На ней теперь обет молчания и затворничества.

– Вот как? – задумчиво сказала Сусанна. – Надолго ли?

– Не слишком. – Настоятельница упорно не желала вдаваться в подробности. – Но теперь она в своей келье и оттуда не выходит.

– Может, оно и к лучшему, – прошептала молодая женщина. – Ах, матушка! – громко и неожиданно прибавила она. – А у меня к вам дело.

– Что за дело? – вопросила монахиня, а про себя подумала: «Вот она, истинная причина твоего визита, голубушка».

– Дело вот о чем. Помните ли вы вторую мою падчерицу Нелли?

– Как же, припоминаю…

– Так вот, бедняжка так поплатилась за своеволие!

– Да? – Мать Ефимия с интересом прислушалась к словам Сусанны.

– Да. Супружеская жизнь ее неладна. Она раскаивается в том, что отвергла монашеское поприще! С какой бы радостью, как Нелли говорила мне, она вернулась бы под сей кров, под сии благословенные стены!

– Что же с ней произошло?

– Муж невзлюбил ее. Ну, вы же знаете, – понизила голос Сусанна, – что таковое случается. Они никогда не виделись до свадьбы, и он не имел возможности расположиться к ней душевно. К тому же, со временем, его стал угнетать обман Нелли, который я ему неволей раскрыла. Признаюсь, ее бегство так огорчило меня, что еще на свадьбе я открыла все Филиппу Илларионовичу. Поначалу он не придал этому значения, но позднее стал винить Нелли в том, что она нарушила мою волю и обманула всех. Обманула его!

– Воистину печальная история, – покачала головой мать Ефимия. – Что ж из того? Мало ли супругов ссорятся и обманывают друг друга? К тому же надобно ей потерпеть, ведь это именно она обманула моего братца? – усмехнувшись, заметила она.

– Но зять мой оказался весьма несдержан! – воскликнула Сусанна. – Поначалу он лишь обвинял супругу. Затем дал волю и своим рукам, а после того… – Она замолчала.

– Что же после того?

– Он изменяет бедняжке Нелли и грозится извести ее для того, чтобы жениться на другой особе, к которой направлен его амурный интерес!

– Ну уж и извести… Филипп, мой брат… – усомнилась настоятельница. – А то, что волю дает рукам, так это дело обычное и с кем не бывает?.. – прибавила она не без тайного злорадства и припомнила, как ее собственный родитель поднимал свою весьма тяжелую руку на ее матушку и как супруги прожили бок о бок, слава Богу, тридцать лет без малого. И это притом, что батюшка был человек гневливый и несдержанный.

– О нет! Он весьма решителен! – настойчиво продолжала Сусанна. – И Нелли всерьез опасается за собственную жизнь! И я не могу не сочувствовать ей, ибо хотя она и обманула мои упования, но все же она мне падчерица! Можно сказать, почти родная дочь!..

– Но чем же я могу помочь? – изумилась мать Ефимия.

– Все очень просто. Нелли просит убежища здесь, у вас, матушка.

– Вот как? – усмехнулась та. – Возможно ли сие?

– Ах, и она, и я просим вас о милости! Разве могут святые стены отказать в приюте нуждающимся?

«Еще как могут», – подумала мать Ефимия, а вслух сказала:

– Но верно ли, что для того есть такой важный повод? Верны ли ваши опасения?

– Более чем! – уверила настоятельницу Сусанна. – У нас есть и доказательства того, что Филипп Илларионович вознамерился сгубить супругу!

– Какие же доказательства?

– Яд! – зловещим шепотом сказала Сусанна.

– Яд? – Такого мать Ефимия не ждала. – Но… Но как сие определилось?..

– Нелли стала дурно себя чувствовать и призвала лекаря. Тот, немало недоумевая, заметил, что все сие похоже на то, как если бы кто-то тайно давал ей яд с намерением через несколько дней уморить ее. Пока еще все можно обернуть назад и спасти жизнь бедняжки Нелли, но ежели тянуть, то… В несколько дней ее не станет! И в том будем виноваты мы!

– Отчего же вы не призовете на помощь закон? Или хотя бы не поместите ее в своем доме? – резонно спросила настоятельница.

– Закон? Но, помилуйте, сделать сие достоянием света! Какой позор! В моем же доме Филипп Илларионович с легкостью найдет свою жену и доведет дело ее погибели до конца! Здесь же он не осмелится этого сделать, да он и не догадается ее здесь искать!

– Что же, коли дело так серьезно, то… Я, пожалуй, приму здесь Елену. Когда она думает здесь появиться?

– Как можно скорее! Быть может, завтра или третьего дня, но не позже.

– Быть по сему. – Монахиня поднялась. – Привозите ее сюда.

– Но, матушка, никто не должен знать о том, что Нелли будет здесь, ни одна живая душа! И тем более о том не должен знать Кирилл Илларионович! И сестра Устиния…

– Конечно, я понимаю это… Все же странно, – задумчиво прибавила мать Ефимия. – Мой брат Филипп решился извести жену. Я плохо знаю его, но то, что мне известно, мало имеет согласия с таким хладнокровно задуманным злодейством.

После их ссоры он надышаться на нее не мог, наглядеться не мог! Не знал, как угодить теперь Нелли. Ей даже боязно было: как все хорошо, не кончилось бы скоро! Нелли, растревоженная Филипповым вниманием, вся трепетала от опасений. Как никогда, было все ладно меж ними. Ежели бы только не повседневные дела, кои отложить Филиппу было невозможно, то он бы все свободное время проводил подле жены. Казалось, он вовсе забыл все свои подозрения, всю свою былую ревность и злость. Но Нелли, пожалуй, была рада тому, что Филипп отвлекался на хозяйственные заботы. Это все как-то делало его прежним, спокойным, как до их размолвки.

В тот день она даже настояла на том, чтобы Филипп отправился по делам. Он уезжать решительно не хотел, но Нелли заявила, что так он развеется и отвлечется и приедет домой спокойным и радостным, а сие тут же сделает и ее счастливой. Вняв уговорам жены, Филипп с легким сердцем оставил ее одну.

Нелли, пройдясь туда-сюда по гостиной, наконец угомонилась и уселась с рукоделием под окном в небольшой соседней комнатке. Комната сия была ее любимой. Обитая штофными обоями нежно-зеленого цвета, украшенная всевозможными цветами, она являла собой маленький садик, который, как предвкушала Нелли, будет так мил и дружелюбен зимой. У окна там стоял удобный стул, столик для рукоделья, и Нелли с удовольствием сиживала у него за вышиванием или прочим занятием.

Теперь, попеременно глядя то на свою работу, то в окно, она радовалась ласковой золотолистой осени, светлому прозрачному небу, легким редким облачкам и тихому ветру, так нежно срывавшим с дерев листья.

Нелли не заметила, как в комнату вошла служанка.

– Елена Алексеевна, к вам гостья.

– Кто? – улыбнулась Нелли, вовсе никого не ждавшая.

– Госпожа Горлинская Сусанна Петровна.

– Вот как? – нахмурилась молодая женщина. – Что же, пусти ее…

Сусанна не медля показалась в дверях и Нелли почувствовала, что настроение ее испортилось.

– Дорогая Елена! – воскликнула та. – Я счастлива тебя видеть в добром здравии, милочка!

– Благодарю вас, Сусанна Петровна. Рада, что и вы, видимо, в добром расположении.

– Ах, это верно. – Сусанна присела в кресло.

– Но здесь нам будет неудобно, – сказала вдруг Нелли, решив, что не хочет, чтобы мачеха сидела в этой милой комнатке. – Пройдемте в гостиную, – предложила она.

– Благодарю, – кокетливо улыбнулась Сусанна.

Ей эта зеленая комната совсем не нравилась. Слишком маленькая, не по ней такая.

Они перешли в гостиную, и Нелли велела подать чай.

«Прелестно, мне даже и заботиться ни о чем не придется, – подумала Сусанна. – Все как специально для меня приуготовлено!»

– Ну, душа моя, расскажи же мне, какие у тебя новости? – спросила мачеха.

– Все в порядке, да и новостей никаких особенных нет, – почему-то сообщать мачехе о ребенке Нелли вовсе не хотелось.

– Как супруг, как Филипп Илларионович? Все ли у вас ладно?

– Все, – удивленно ответила Нелли. – А отчего такой вопрос? Вы что-нибудь слыхали?

– Нет, вовсе нет. Я просто так спрашиваю. Мне лишь показалось, что ты будто бледна, и я было подумала не случилось ли чего?..

– Нет, вовсе ничего не случилось, – ответила Нелли. – Даже напротив, все как и обычно.

– Что же, это самое лучшее, что может быть, – заметила Сусанна. – Ведь у супругов всякое бывает. Главное – это мир да любовь. Когда сие есть, то иное все безразлично.

– Вы это по собственному опыту говорите? – спросила Нелли.

– Ну разумеется! Разве ты не помнишь, какие дивные отношения были у меня с твоим батюшкой?

– Да, в самом деле… – качнула головою Елена. – А Кирилл Илларионович? – вдруг спросила она. – Бывает ли он у вас?

– Кирилл? – Мачеха цепко скользнула глазами по лицу Нелли, вполне спокойному, но какому-то задумчивому. – Да, он бывает у меня. Но, право, редко. И в последний раз он был страшно чем-то расстроен. Но я не знаю чем – он не открылся мне… А что, Нелли, не знаешь ли ты причин его дурного расположения духа?

– Нет, не знаю, – сдержанно ответила Нелли.

– Не поссорился ли он с братом? Мне показалось, что сие будто бы было…

– Нет, я ничего не знаю, – Нелли упорно решила ничего не говорить Сусанне.

– Ну да ладно. – Та махнула рукою, сделавши вид, что ее ничуть ничто сие не интересует. – А вот и чай!

Служанка внесла поднос с чашками, чайником, различным печеньем и конфектами. За ней шел важный дворецкий, нес небольшой кипящий самовар. Нелли пригласила Сусанну располагаться за столом и принялась потчевать ее чаем. Та с удовольствием принимала заботы, разговора меж ними почти не было, кроме ничего не значащих общих фраз. Неожиданно Сусанна воскликнула, уставившись в окно:

– Ах, не Филипп ли это Илларионыч едет?

Нелли вздрогнула, подняла голову и, легко поднявшись, подошла к окну.

«Неужели Филипп? Вот радость-то!» – ей так хотелось, чтобы муж явился сейчас и рассеял те скуку и неприязнь, которые она чувствовала в обществе мачехи.

Сусанна меж тем ловко опрокинула в Неллину чашку содержимое своего флакончика – того, который она демонстрировала Кириллу.

– Нет, вовсе никого нет, – грустно сказала Нелли, никого не увидев за окном, и вернулась к столу.

Сусанна сидела, улыбаясь и держа в руках чашку.