Текст книги "Ложь во спасение"

Автор книги: Наталия Вронская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

3

Заперли, заперли! Нелли кинулась к решетке, которой было забрано крохотное оконце кельи. Не достать! Не выбраться!

Вечор, когда явилась мачеха да объявила, что Нелли черед отправляться в монастырь, а Алене – замуж, сестры опешили. Алена тут же кинулась к мачехе, умоляя и ее отправить вместе с сестрой в обитель, но та была непреклонна.

– Я нашла тебе мужа, и мужа прекрасного. И не спорь! Ты останешься здесь, а тебе, Нелли, надобно собираться. Нынче же отправишься в монастырь.

– Но я не хочу! Я не поеду! – вскричала Нелли.

– Вздор, – оборвала ее Сусанна.

И тут… Какой стыд, какой позор! В единый миг ее скрутили по рукам и ногам и вынесли в карету, закрывши ей рот, чтобы не смогла она даже кричать… В ту же ночь привезли ее в монастырь, и там настоятельница, не внемля ни единому ее слову – верно, подкупленная, – заперла ее в келье. Дюжие сестры держали ее под руки и волокли по каменному коридору, не обращая никакого внимания на протесты девушки.

За ночь Нелли чего только не передумала. Она колотила в дверь, пока на нее не прикрикнули, пригрозив отправить в подвальную темницу; после сих слов девушка заплакала, но слезы тоже вскоре иссякли. Под утро она, обессилевшая, лежала на узком и жестком ложе, в какой-то страшной полудреме.

«Жизнь окончена, – вертелось в голове. – Все… Как-то там Алена?..»

Выхода никакого не было. Нелли замерла. В голове у нее вдруг явилось воспоминание трехлетней давности, давно уже стершееся в памяти. Тогда, единственный раз в ее жизни, батюшка перед самой своей свадьбой с Сусанной, поехал в столицу за подарками для невесты. И взял с собой обеих девочек-дочерей. Нелли долго после того не могла забыть ни прекрасного и величественного града Петрова, ни его домов и улиц, ни модных лавок, которые они почти все посетили, ни столичных гостиных, в которых довелось ей побывать…

Тогда Алексей Алексеевич в Петербурге останавливался у родной сестрицы своей, с коей не виделся с тех самых пор, как та вышла замуж и уехала из родной стороны. После двадцатилетней разлуки встреча их прошла достаточно прохладно, ибо какие чувства брат и сестра могут питать друг к другу, не видавшись столько времени и даже не имея никаких друг о друге известий? Но вот обе племянницы чрезвычайно понравились Софье Алексеевне, имевшей только лишь сыновей. Она с удовольствием представляла их своим знакомым, среди которых были богатые и аристократические персоны, а также возила Нелли и Алену по модным лавкам.

Ах, что то было за время! Новая мода охватила столицу. Обе девицы тут же увидали, сколь далеко отстали они в нарядах. А что за чудные названия? Что за милые безделушки? Батюшка, проникшись общим девичьим настроением, накупил обеим подарков без счету. Но однажды случилось еще кое-что, о чем Нелли и словом не обмолвилась никому, но что долгие месяцы было приятнейшим ее воспоминанием.

Тетушка решила отправиться к обедне, взяв с собой племянниц. Алена пошла с превеликим удовольствием, Нелли, всегда с прохладцей относившаяся к обрядам, пошла с неохотой, желая лишь доставить удовольствие доброй тетушке. Алена и Софья Алексеевна прилежно молились, Нелли же глазела по сторонам.

Вокруг было тесно и душно от множества дам и господ, присутствовавших на обедне. Нелли увлеклась разглядыванием публики, благочинно склоненной перед пастырским словом. Пудреные волосы, укрытые где газовой косынкой, где изящнейшей шляпкой, прелестные юные личики и красивые лица зрелых дам привлекли все Неллино внимание. Она тут же вообразила себя саму в таком же прелестном облике и подумала, что не пройдет и двух годов, как она станет невестой и будет столь же прекрасна, сколь прекрасны эти милые девицы.

Как приятна была сия фантазия! И тут взгляд Нелли упал на молодого офицера, с усмешкой на нее смотревшего. О нет, то была вовсе не противная и злая усмешка, а, скорее, добрая улыбка человека, понявшего все ее мысли. Но Нелли оттого не сделалось менее конфузно. Она покраснела и опустила голову. Девушке будто слышалось, как смеется сей зоркий наблюдатель. И это было тем более обидно, что молодой офицер оказался весьма хорош собой и по всему его виду сразу делалось понятно, что он человек светский.

Минут десять Нелли крепилась, стараясь не смотреть в его сторону, но как же ей хотелось удостовериться, что он более на нее не смотрит! Наконец, она не выдержала и украдкой взглянула в сторону офицера. Тот, разумеется, перехватил ее взгляд и слегка поклонился в ответ, сделав серьезное лицо. Но глаза его при том были веселы. Нелли вспыхнула вновь, но теперь уже от иного чувства. Нет, он вовсе не смеялся над ней, она поняла это. Он оказал ей некое внимание, сути которого она тогда почти не поняла, но все же сие было приятно.

Юная Нелли вовсе не сознавала в те года, как была уже хороша собой. Ведь она была уж невеста, семнадцать годов – возраст вовсе не малый! Но в душе она оставалась совсем ребенком, а посему являла собой прелюбопытнейшее для постороннего глаза зрелище, сама того не сознавая. Как интересно было читать ее наивное любопытство, так ясно выраженное на ее лице. И как понятны были ее мысли, кои считала она потаенными. Сколь много уже угадывалось в ней и в ее будущем.

Молодой офицер искренне отдал дань ее красоте и юности. Нелли это поняла, когда при выходе из церкви увидала его на улице. Он стоял в плаще, держа треуголку в руке, внимательно разглядывая выходящих, будто кого-то ища, и Нелли никак не могла принять сие на свой счет. Но когда его взгляд нашел ее, лицо его вновь озарилось обаятельной полуулыбкой, которую, к счастью, не заметили ни Алена, ни тетушка, и он, понимая, что меж ними должна оставаться тайна, не поклонился ей, но она как-то поняла, что все его внимание предназначено только ей одной.

Он бы, верно, провожал ее еще долго, не отрывая взгляда от изящной фигурки, но в тот миг его окликнули.

– Филипп! Филипп Илларионыч! – услышала Нелли.

«Вот дивное имя!» – решила она тогда.

Молодой же офицер надел треуголку и обернулся на голос, звавший его. Тут же и тетушка, подхватив Нелли под руку, увлекла ее к экипажу. Еще долго девушка припоминала случившееся и чувствовала себя почти влюбленной, но более ей никогда не пришлось увидеть сего молодого офицера, а вскоре они покинули Петербург и отправились в имение, а там началась совершенно новая жизнь, вовсе чуждая романтических увлечений.

По прошествии времени все почти стерлось из памяти Нелли, но теперь, странным образом, в этом полузабытьи, в монастыре так ясно явилось в памяти! Нелли едва не застонала, так горестно было сознавать, что счастье, которое возможно было бы для нее, как и для любой другой девушки, безвозвратно потеряно. Все безнадежно! Никогда не видать ей восхищенных взглядов, на нее устремленных, не быть влюбленной, не увлекать собой молодых юношей…

Нелли очнулась. Заблаговестили к заутрене. Наваждение пропало, воспоминание исчезло, как не бывало…

– Не хочу я замуж, я в монастырь хочу… – просила Алена, стоя на коленях перед мачехой. – Отправьте меня к сестрице…

– Нет, – усмехнувшись, в который раз, отвечала ей Сусанна. – Вот еще! Я знаю, что для тебя лучше, дитя… – лицемерно произнесла она.

Сусанне будто доставляло наслаждение видеть страдания своих падчериц. С каким удовольствием вчера она увидела, как извивавшуюся Нелли вынесли из дому и увезли в монастырь! Теперь Алена… То, что ей так не хочется замуж, чем не повод насильно отвести ее под венец? Что она может понимать в восемнадцать лет о замужестве? Но даже если она не создана для замужества, что ей, Сусанне, за печаль?

– Прекрати, – поморщилась она, глядя на заплаканное лицо Алены. – Не желаю больше ничего слушать! Поди прочь…

Поднявшись с колен, Алена вышла прочь, повинуясь словам мачехи…

«Ну уж нет, – думала девушка. – Я тут не останусь…»

В Алене, всегда такой послушной, таилась немалая доля фамильной решительности.

«Не желаю я никакого замужества, тем более с соизволения дражайшей моей мачехи, – размышляла она. – Что сие за оказия? Ежели для нее в жизни иного счастья нет, то я – не такова! И не позволю собой помыкать! Отчего сестрице Нелли такое счастье дано, чтоб в монастырь уйти, а мне – непременно замуж?»

Даже и помыслить не могла Алена, что также томится и негодует сестра ее Нелли в монастырской убогой келейке, желая бежать из нее куда угодно, хотя бы и под венец Бог ведает с кем, чтобы только не постриг!

«Ах, отчего мне такое несчастье? – думала бедная узница Нелли. – Что за напасть?»

Всегда в мечтах представлялось ей, как заживет она собственным домом, как сделается в нем хозяйкой, как пойдут детишки – один, два и более – да муж рядом… Что за муж, каков собою? О том не думалось. Никогда она, в сущности, не влюблялась, да и вообще молодых людей видела весьма редко. В дом женихов не звали, сестер на балы не вывозили. Нелли, порой казалось, что все едино за кого, лишь бы своим домом зажить и ненавистную мачеху и равнодушного отца покинуть!

«А ведь знала, знала, змея, кого и как ужалить! Алене, что о клобуке монашеском грезит – замуж, мне же – келью уготовила!» – Нелли сжала кулаки.

Да что пользы от сего? Злись не злись, разве поправишь дело? Поначалу думала она бежать, но из кельи ее не выпускали, двери отпирали лишь по самой насущной надобности и всегда стояли за ними три, не то четыре сестры, да самые дюжие, каких только в монастыре сыскали! Нелли старалась ничем себя не выказывать, авось получится как-нибудь выйти на улицу, а там – как знать… Но пока ничего не получалось. Сестры с нею даже не разговаривали.

Потом явилась настоятельница – мать Ефимия. Зашла в келью, глянула строго из-под бровей на Нелли и завела такой разговор:

– Стало быть, надобно тебе к постригу готовиться, Елена, да к скорому. Участь сладкая, касатка, участь избранная…

– А ежели я не желаю того, матушка? – прервала настоятельницу Нелли.

Мать Ефимия пожала плечами:

– Счастья своего не ведаешь, дитя… Покорись. Сие даст тебе вечное спасение.

– Ну а ежели не желаю я спасения? – упрямо тряхнула головой Нелли.

– Что? Грешные уста! Грешные мысли! – воскликнула настоятельница. – Как смеешь ты говорить такое, неразумная?

– Не по своей воле я тут, матушка, и вы это знаете. Что твердить о спасении, да еще о вечном, когда мысли мои все о земном! И не хочу, не хочу я быть монахиней! Противно мне сие! – повинуясь порыву крикнула Нелли.

– Ну вот что, – тихо произнесла мать Ефимия. – Видя такое, могу лишь сказать, что упрямую овцу надобно вести ко спасению, хотя бы она и сопротивлялась всеми своими копытами, ибо не ведает, что творит, глупая. Смирись, пока не поздно! И знай, что с постригом твоим – не затянем. Да и вот еще что – бумаги!

– Какие бумаги? – вопросила девушка.

– Бумаги, по которым достояние твое, что оставил тебе батюшка, к монастырю перейдет. Вскоре ты их подпишешь! – При таковых словах мать Ефимия резко развернулась и вышла.

– Так вот в чем дело… – пробормотала Нелли. – Деньги им мои нужны. Не отпустят они меня, пока своего не получат…

Алена уже довольно далеко отошла от дому. Девушка ничего не взяла с собой. Пусть думают, что она просто пошла на прогулку. Конечно, немного денег она припрятала в перчатку на крайний случай. Но более не взяла ничего. Благо до монастыря путь близкий.

После разговора с мачехой Алена поняла, что добром ее не отпустят. Дело с замужеством было решено, и не в ее воле было своими просьбами отменить это. Но разве можно заставить человека поступить против собственной воли? Особливо ежели есть в нем сила сопротивляться… Главное, добраться до обители, в которой находилась сестра, а уж там добрые сестры примут ее. Противу воли из монастыря под венец не поведут, это уж верно…

Не медля ни единой малости, приняв вид смиренный и покойный, Алена в единый миг решилась на побег. Никто ее не остановил, никаких препятствий чинено ей дорогой не было. Алена сочла сие знаком добрым, видно, истинно ее судьба в монастырских стенах, коли так легко дошла она до них.

– Матушка, матушка!

– Что такое? – Мать Ефимия обернулась к чернице. – Что расшумелась?

– Там сестра той барышни Елены Алексеевны явилась!

– Что? – Настоятельница поднялась и замерла.

Дивное дело! Как она тут оказалась? Такого уговора не было… Ничего братец Кирилл Илларионович не говаривал о том, что и вторая сестрица явится в ее обитель. Ну что же, дело несложное, сладится просто…

Монахиня откинула лишние мысли и быстрым шагом пошла следом за черницею. Молодая девица с опущенными долу глазами смиренно ждала ее, стоя в монастырской приемной.

– Что привело тебя, дитя мое, в эти святые стены? – Улыбаясь, мать Ефимия подошла к Алене и положила руку ей на голову.

– Матушка, благословите, – прошептала Алена с благоговением.

– Господь благословит тебя, дитя мое, – ответила настоятельница. – Что же случилось?

– Матушка, позвольте остаться мне в вашей святой обители.

– Конечно, я позволю тебе сие, но только объясни, что же все-таки произошло?

Мать Ефимия приобняла Алену и повела ее внутрь, в свою келью. Там, усадив девушку перед собой, она внимательно взглянула на нее.

– Матушка, поведаю вам все как есть, – сказала Алена. – С раннего детства имею я стремление к монашеской жизни. Однако мачеха моя желает, чтобы я вышла замуж и даже приискала мне жениха. Я тайком нонче ушла из дома, никому не сказавши, чтобы избежать сей ненавистной мне участи!

– Ах, дитя, ведаешь ли ты, что творишь? – начала настоятельница. – Как ты можешь знать, что не замужество, а монастырь твое призвание?

– Но разве не всякому сразу ясно, к чему его душа стремится? – удивилась Алена. Я всегда знала, что святые стены – мой удел. Вот сестра моя, та, напротив, всегда желала себе мирской жизни.

– Но что вы с сестрой можете знать о промысле Божием? – вопросила мать Ефимия. – И не должны ли вы исполнять волю тех, кому доверена опека над вами в сем мире? Ты ничего не знаешь о замужестве, поверь, что многие на твоем месте были бы счастливы! Мало ли девиц уходят в монастырь оттого, что лишены они были семейного счастья, столь им желанного? Тебе же, дитя, таковое счастье само в руки идет, а ты отказываешься от него…

– Но разве вы, матушка, не собственной волей попали сюда?

Мать Ефимия взглянула на Алену, с простодушием задавшую этот вопрос. Нет, не скажет она ей правды. Сама она в монастыре оказалась как раз потому, что не смогла она сделаться замужней дамой. Но тут такого говорить нельзя…

– Что же, дитя, ты угадала, я здесь также по собственной воле.

– Ну вот, вы можете понять меня, матушка! – воскликнула Алена.

– Что же, ежели ты так убеждена… Оставайся покудова в монастыре. А там, глядишь, все само собой и решится…

Мать Ефимия отпустила Алену, приказав поместить ее в одну келью с сестрой.

Нелли, увидев Алену, обрадовалась несказанно:

– Сестрица! Алена! Тебя сам Бог послал!

– Нелли! – Сестры обнялись.

– Ну сказывай, как ты здесь оказалась? – Нелли усадила сестру подле себя.

Алена внимательно осмотрела Нелли с ног до головы. Та сидела бледная, в черном платье с покрытой головой, и лишь очи ее упрямо сверкали по-прежнему.

– Ах, сестрица, как идет тебе сей наряд, жду не дождусь, когда сподоблюсь сего сама…

– Это ты не о монашеском ли платье грезишь?

– О нем!

– А мне сие рубище до смерти надоело! – Нелли с отвращением сорвала с головы платок.

– Не говори так! Ты не понимаешь монашеской жизни, – мечтательно проговорила Алена.

– Да! Не понимаю, и понимать не желаю! – решительно объявила Нелли. – Куда милее мне мирское платье. Но все же, как ты оказалась здесь?

– Просто, я из дома сбежала, – ответила Алена.

– И тебе так легко удалось это?

– Да.

– Но как?

– Я вышла из дому, будто на прогулку, и никто не заприметил, как я и вовсе ушла. Ведь я ничего с собой не взяла. Я решила, – страстно продолжила Алена, – что пойду в сию обитель, ведь я слышала, как мачеха наша говорила, будто тебя сюда отвезли.

– Злодейка!

– Смирись, сестрица. Твоя участь завидна!

– Кому как… – пробормотала Нелли.

– И вот, я здесь… – мечтательно улыбнувшись, сказала Алена.

– Странно только…

– Что?

– Странно, – сказала Нелли, – что настоятельница поместила тебя вместе со мной. До сей поры они меня отсюда не выпускали и никто со мной даже не разговаривал, кроме нее. Теперь же ты здесь… Странно…

– Что же странного? Мы сестры, она подумала, что тебе легче станет, что ты скорее примиришься со своей судьбой…

– Все же тут что-то не так… – прошептала девушка.

4

«Любезной братец! Не утерял ли ты кого? Ежели девица Алена все еще надобна тебе, то потрудись искать ее в нашей скромной обители. Прибыла она по собственной воле, и поместила я ее вместе с ее сестрицей Нелли, для спокойствия последней. Решай поскорее свои дела да забирай стою невесту прочь отсюдова».

Много чего еще написала мать Ефимия брату Кириллу Илларионовичу в своем письме, однако эти строки оказались самыми важными.

Вернувшийся из столицы уже вместе с братом. Кирилл Илларионович, ничего не говоря Филиппу, отправился в дом к своей сообщнице. Он застал Сусанну растерянной и злой, ибо никак не могла та понять, куда подевалась Алена. Но дело растолковалось быстро.

– Вот уж, кто бы мог подумать! – воскликнула Сусанна. – Тихоня, а поди ж ты…

– Вполне естественно было предположить, что она отправилась в монастырь. Странно, что ты об этом вовсе не подумала.

– Но помилуй, она ушла, как на прогулку, ничего с собой не взявши!

– Хитра девица. Ну да мы хитрее.

– Что же ты предлагаешь? – спросила она.

– Все просто, – ответил Кирилл Илларионович. – Прекрасно то, что моя сестра нам поможет. Будь то какой другой монастырь, то пришлось бы нам потратить много времени, чтобы заполучить Алену Алексеевну назад, а так… Надоумил же ее Господь прятаться именно там! Вот так штука!

– Но то, что теперь она вместе с Нелли, не повредит ли это нам?

– А как нам это может повредить, помилуй?

– Не ведаю, да только… – Сусанна в сомнении покачала головой.

– Ах, мой друг, – Кирилл склонился к ее руке, – не тревожься. Бог даст, все устроится как надобно. Поверь, я не менее твоего заинтересован в том, чтобы сии девицы поступили так, как нам надобно!

– Я верю, – усмехнулась Сусанна. – Но…

– И никаких «но»! – прервал ее Кирилл Илларионович.

Сусанна взглянула на собеседника. Бледное лицо его показалось ей в сей миг еще более прекрасным, чем раньше.

– Веришь ли, я на все готова, лишь бы порадовать тебя, – прошептала она. – А что твой брат, скажи мне?

– Мой брат? О, он, разумеется, на все согласен.

– И он даже ни о чем не спросил тебя?

– О чем же ему спрашивать? Конечно, я не рассказал Филиппу нашего плана, ему незачем все знать.

– Но неужели он ничему не удивился? – спросила Сусанна.

– Нет, мой друг, вовсе ничему. Особливо же когда я сказал ему, что дом в имении уже почти приведен в порядок на деньги невесты… Согласись, что после этого он не сможет отказаться от брака. Это было бы бесчестием для девицы. Конечно, он сильно возмутился, когда узнал, что я этакое проделал без его ведома, но…

– Но?

– Но как человек почти вовсе денег не имеющий, будет ли он отказываться от выгодной партии? – произнес Кирилл.

– Неужто он и впрямь так беден?

– Ну может и не совсем уж он и лишен всяческих средств, – ответил Кирилл Илларионович, – однако мне известно, что нужда в деньгах у него есть. Хотя, безусловно, менее чем у меня.

– Это отчего же? – изумилась Сусанна.

– Оттого, что я привык к жизни на широкую ногу, он же довольствуется малым. А посему средства мне гораздо более нужны, чем ему, хотя противу него я все еще обладаю некоторым состоянием, он же – вовсе нет.

– Ах, мой друг, я бы отдала тебе все, ежели бы могла, – лукаво промолвила Сусанна. – Ежели бы ты только мог стать моим супругом…

– Сие никак невозможно. Жена моя особа отменного здоровья, увы!

– Ну, да что об этом толковать! – поднялась с кресла Сусанна. – Будет! Теперь ты лучше скажи мне, что нам делать с Аленой?

– План таков, душа моя, – начал Кирилл. – Мы сделаем все самым простым образом. Тайно увезем ее из монастыря с позволения настоятельницы. Ежели хочешь, сие можно назвать и похищением.

– Но не поднимется ли лишний шум?

– Ничуть. Мы прежде поступим так: пошлем в монастырь подвенечное платье. Сестра моя убедит Алену Алексеевну его примерить. Только та его наденет, как мои люди и заберут ее. Что может быть за похищение, ежели девица в подвенечном платье да все знают к тому же, что она невеста? Тут ее и в церковь. Братец мой станет ждать ее у алтаря, их повенчают, да и дело с концом!

– А ну как она станет кричать да отбиваться? Да и Филипп Илларионович заподозрит, что дело тут нечисто?

– А будет кричать, – заметил Кирилл, – так мои люди живо ее успокоят.

– Это как так? – взволновалась Сусанна. – Мне страстен не надобно! Невеста чтоб была целехонька-здоровехонька!

– И в голову не бери, мой друг, с Аленой твоей все будет самым наилучшим образом. – Кирилл взял ее за руки. – Поверь мне, я же сам того желаю более всех!

– Что же, так тому и быть, – произнесла Сусанна. – На тебя вся моя надежда, Кирилл!

* * *

– Ты посмотри! Нет, ну какая красота, сестрица! – Нелли открыла коробку, в которой лежало подвенечное платье. – Эк расщедрилась Сусанна Петровна…

И действительно, платье было невиданной красоты: темно-вишневого цвета, разукрашенное белыми кружевами и белыми же цветами, серебром тканое по лифу, оно было к тому же дополнено длинной густой вуалью.

– И глядеть не хочу, – молвила Алена, с неприязнью оглядев наряд.

– Сие дурно, – сказала мать Ефимия, стоявшая тут же. – Не хочешь ты внять моему совету, дитя мое, а напрасно…

– Не мое это, матушка, – жалобно произнесла Алена.

– Да ты надень наряд-то, покрасуйся хоть, – улыбнулась настоятельница.

Нелли пристально взглянула на мать Ефимию. С чего бы эта суровая монахиня да вдруг так разулыбалась? Или нравится ей Алена из-за того рвения, что проявляет к жизни духовной? Странно сие, да ничего не поделаешь – молчи и слушай.

– Одень, одень платье, дитя мое, потешь и себя, и меня, – твердила мать Ефимия.

– Я… я подумаю, – тихо произнесла Алена.

– Хорошо, думай… Я оставлю вас… Может, сестра тебя убедит в чем? – Настоятельница бросила взгляд на Нелли.

Та сидела с совершенно безразличным видом. За те дни, что провела она в монастыре, девушка крепко запомнила, что ни в коем случае не стоит показывать свои истинные чувства и желания.

– Сможешь ли ты, Елена, – строго обратилась мать Ефимия к Нелли, – уговорить свою сестру?

– Да, матушка, – кротко ответила Нелли.

Настоятельница вздохнула и вышла из кельи.

– Не думаешь ли ты, что я захочу это надеть? – обернулась Алена к сестре. – Не хочу я замуж, не пойду и платье мерить!

– Ну при чем тут сие? Платье платьем, а замужество совсем иное… – пробормотала Нелли.

– Ну а для чего же принесли подвенечный наряд сюда? Для чего, как не для того, чтоб сей же час и под венец?

– Вздор, – сказала Нелли. – Ни мачехи тут нет, ни жениха, ни иных…

– Сердце мое неспокойно, Нелли, не верю я ничему, что от Сусанны Петровны исходит!

– Может, ты и права… Послушай, а мне не примерить ли? – спросила, внезапно разволновавшись, Нелли. – Ты не против?

– Я-то нет, с чего, – удивленно ответила Алена. – Но чтобы ты захотела платье примерить? Да, зачем тебе?

– Хочется, сестрица… Я как подумаю, что, кроме клобука в жизни своей, ничего более не надену, так мне дурно делается. Может, в последний раз светское платье надеваю… – прошептала Нелли.

Поглядев на расстроенную сестру, Алена кивнула:

– Сколь много в тебе еще суеты. Право, как они решаются так скоро постриг для тебя готовить? Надень платье, потешься…

Послушав сестру, Нелли подошла к коробке с платьем и аккуратно вынула его.

– Ты поможешь мне? – спросила она Алену.

– Конечно, – ответила та.

Через полчаса Нелли была наряжена по всем правилам.

– Жаль, зеркала тут нет, – пробормотала Нелли, поворачиваясь в разные стороны и пытаясь разглядеть себя в наряде.

– Тут еще вуаль. – Алена достала длинное белое довольно плотное покрывало.

– Ну-ка, дай сюда. – Нелли протянула руки.

Девицами овладело то беспокойство, которое овладевает, когда примеряют они новые и богатые наряды. Ни та, ни другая не могли уже остановиться. Алена приладила на голове у сестры вуаль и часть ее опустила на лицо Нелли.

– Ну настоящая невеста! – всплеснула она руками. – Просто диво!

– Ну отчего тут нет зеркала! – воскликнула Нелли.

Две сестры – одна в богатом платье, другая в черном монашеском одеянии и платке – являли собой разительный контраст. Они глядели друг на друга и каждая находила, что вот именно ее наряд самый подходящий и ей к лицу.

Тут дверь кельи скрипнула, будто от сквозняка.

– Ты глянь, Алена, а дверь-то не заперта, – прошептала Нелли, ухватив сестру за руку.

– А и верно, – простодушно сказала Алена, поправляя на сестре платье.

– Сестрица, пойдем, а? – страстно пробормотала Нелли.

– Куда?

– Да прочь отсюда!.. Ну хоть на улицу, свежим воздухом подышать!

– Ну пойдем, – удивленно согласилась Алена.

Сестры, взявшись за руки, одна за другой выскользнули прочь из «темницы». Странно, но узкий коридор был пуст. Никого они не встретили на пути, и девушки беспрепятственно вышли на улицу.

– Счастье-то, счастье-то какое… – пробормотала Нелли. – Вольный воздух…

– Монастырский воздух, – спокойно произнесла Алена. – Лучше и быть не может.

– Бежать бы отсюда, – с тоской сказала Нелли. – Силы нет, как хочется на волю!

Сестры, Нелли тайком, а Алена так же тихо вслед за ней – хотя она-то не имела причин таиться, – пробирались по пустынному двору вдоль ограды.

– Алена, что я вижу! – воскликнула Нелли и тут же испуганно оглянулась, не услышал ли кто, не всполошился ли. – Смотри!

– Что?

– Да калитка-то в воротах отворена…

– Быть не может, – удивилась Алена.

– Отворена, как Бог свят! И сестры-привратницы при калитке нет!

Действительно, деревянная узкая и низенькая калитка в широких воротах была открыта, да при ней и в самом деле не было никого. Что за диво? Не перст ли судьбы? Нелли, не медля более ни секунды, быстрым шагом направилась к калитке.

«Бежать! Бежать! – вертелось у нее в голове. – Наконец-то! Вот он, счастливый случай!»

Она даже не задумывалась, что будет далее. Вот сбежит она, а дальше-то что? Куда она пойдет? Что с ней станется? Мачеха ее уж, верно, не примет, но… Но теперь у Нелли в голове была только одна мысль: бежать!

Алена беспомощно следовала за сестрой.

– Что ты, Нелли? Куда? – настырно шептала она сзади. – Ты ополоумела!

– Теперь, или никогда, – решительно молвила девушка.

– Нелли! – Алена ухватила сестру за руку, остановив ее бег. – Ты ума лишилась! Куда ты пойдешь?

– Да мне все равно, лишь бы прочь отсюда! – как в забытьи, бросила Нелли.

Оттолкнув руку сестры, девушка кинулась к калитке. Свобода, желанная свобода была столь близко! Еще лишь шаг, и она окажется за воротами ненавистного узилища. Там, дальше, лес, и она сумеет в нем скрыться. Теперь Нелли думала, что лес станет ей желанным убежищем, а потом… О, она кинется в столицу, благо не так далёко идти, дойдет до тетушки. Потом жизнь наладится так, как надобно, так, как должно! Без ненавистной мачехи-змеи, без монахинь…

– Куда! – Скрюченная, но крепкая рука ухватила ее сзади за юбку. – Ну и прыть! Ты же вроде на постриг по собственной воле пришла, замуж, говорила, не хочу, а теперь что? К жениху со всех ног побежала?

Нелли обернулась. Волосы ее растрепались и посему лицо Неллино подслеповатая сестра-привратница толком не рассмотрела и, видно, приняла ее за Алену.

– Пусти! Пусти! – исступленно закричала Нелли, почувствовавшая уже свободу.

«Неужели все? Быть того не может!..»

Все разрушилось. Все надежды растворились… Бедная Нелли тут же бы и сомлела, но силы не покидали ее, как бы она того ни желала. Алена, бывшая неподалеку, испуганно сжалась, закрыв лицо платком.

– Матушка! Матушка Ефимия! – заверещала сестра-привратница. – Беглянка-то наша какова! Со всех ног за женихом кинулась, бесстыдница!

Откуда ни возьмись налетели сестры, ухватили Нелли за подол, за руки. Краем глаза девушка увидала, как Алена кинулась прочь и мгновенно скрылась с глаз. Должно быть, побежала прятаться в келью, мелькнуло в голове у Нелли.

– Держите-ка ее! Держите, крепче! – крикнула издали настоятельница.

– Ах, бесстыдница! – наперебой галдели сестры. – Ишь чего удумала!..

Мать Ефимия почти бежала, поспешая, что вовсе не прилично для ее сана. За ней также быстро мчались два здоровущих лба, мрачных и крепких мужика.

Нелли была не в себе. Свобода ее была так близко, и вот… Она смотрела на приближавшуюся к ней мать Ефимию и двоих ее странных сопровождающих и тут какая-то смутная мысль мелькнула у нее в голове…

Она с силой вырвала руку из цепких сестринских пальцев и проворно накинула вуаль себе на лицо.

– Ишь ты, прикрылась! – не оставила сие без внимания сестра-привратница. – Стыд-то глаза жжет!

– Вот тут, тут невеста! – задыхаясь, крикнула подбежавшая настоятельница. – Забирайте-ка ее!

Двое мужиков, что сопровождали мать Ефимию, подхватили Нелли под руки и поволокли прочь с монастырского двора. Мать Ефимия ждала, что девица поднимет крик, хотя и странно было то, что Алена собралась прочь бежать из монастыря. Ведь по своей воле пришла она в обитель! И вдруг – бежать надумала… К жениху ли? Нет, быть не может… И что на уме у этой девицы?

А та и не думала сопротивляться. Вот тот миг, коего ждала Нелли! Вот освобождение! Почти спокойно последовала она за монастырские стены. Ноги едва не подвели ее, но с двух сторон ее крепко-накрепко держали, и упасть она бы не смогла, даже если бы и захотела.

– Умница, дитя мое, что вняла ты голосу разума. Благослови тебя Господь, – крикнула ей вслед настоятельница. – Ну вот и ладно, – уже тише прибавила она.

Нелли усадили в карету, и она, едва дыша, тут же упала в обморок на одного из своих «похитителей».

– Глянь-ка, девка-то сомлела! – произнес один. – Как бы чего не вышло…

– Не бойсь, ничего не выйдет, – равнодушно ответил второй. – С девками бывает… Отойдет…

Алена же, оставшаяся в келье одна, тихонько охала и закрывала лицо платком. Но то была пустая затея, ибо никто в келью к ней даже не заглянул.

– Молись, Елена, – только и услышала она, немного погодя, из-за двери.

То была настоятельница, решившая удостовериться, что вторая из сестер находится там, где надобно. Вслед за тем, дверь захлопнулась. Алена упала на колени перед образами.

– Господи! Благодарю! Воистину велик Твой Промысел! – истово перекрестилась Алена и начала творить молитву.