Текст книги "Ложь во спасение"

Автор книги: Наталия Вронская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Наталия Вронская
Ложь во спасение

1

– Отмучился, болезный… Царствие Небесное барину… – Кухарка перекрестилась.

– Бедный Лексей Лексеич… – вздохнула, вторя ей, экономка.

– Ну, тихо вы там! Ишь, раскудахтались! – Сусанна Петровна появилась в дверях и сложила руки на груди. – Ключи сюда подай, Марфа!

Экономка, тихо ойкнув, кинулась к Сусанне Петровне, протягивая ей ключи.

– Вот то-то. – Хозяйка свела брови к переносице. – Распустил вас барин…

Развернувшись, Сусанна Петровна стремительно вышла вон.

– Ну, пойдут теперь дела… Воли-то теперь и вовсе нам не видать… Слыхала, уж она и ключи себе забрала, ведьма… – шепотом прибавила экономка.

– Да уж, при барине все как-то потише было… Конечно, Лексей Лексеич человек был невеселый, ан нашему брату все неплохо жилось…

– Да, только над семейными барин больно уж помудровать любил.

– Ну, то отец родной, – заметила кухарка, – а как мачеха начнет куражиться, так, поди, и дух вон из барышень!

– Да нет уж! Это ты напрасно. Господа меж собою всегда найдут, как договориться.

– Что же, и то верно…

– Да как она посмела! Как посмела! Заперла нас, негодная!

– Тише, Нелли, тише, не то услышит…

– Ну и пусть слышит! Вот дрянь… – Нелли кинулась к окну. – Да ты посмотри, она уезжает!

– Да пусть ее едет… Без нее спокойнее.

– Спокойнее? Вот уж благодарю. – Девушка обернулась к сестре. – Да как ты, Алена, так невозмутимо можешь тут сидеть?

– Ах, Нелли, милая, об одном молюсь: только бы позволила Сусанна Петровна в монастырь… Другого мне и не надобно…

– В монастырь? Это твое искреннее желание?

– Да, сестрица, искреннее. Иного не требую, об ином не мечтаю.

– А вот мне, Аленушка, в монастырь вовсе неохота…

– Лучше так, Нелли, чем в доме, после батюшки, под злой мачехиной волей жить. Не то, смотри, как бы мы ее во грех не ввели, – шепнула девушка.

– Это в какой такой грех? – Нелли тоже невольно понизила голос.

– В такой… – Алена сжала губы. – Сама понимай, в какой, сестрица.

Нелли взглянула в глаза Алене. Меж ними проскочила искра: старшая сестра превосходно поняла младшую.

– Так ты думаешь… – прошептала Нелли.

– Сусанна Петровна на что хочешь пойдет, чтобы теперь от нас избавиться.

– Уж ты ее вовсе злодейкой выставляешь, душегубкой какой-то…

– Знаешь, Нелли, я в дурное стараюсь не верить, но монастырь для нас все же самое надежное убежище отныне и до веку. – Алена перекрестилась.

Младшая сестра начала твердить молитву, она опустилась перед киотом и стала бить поклоны, сопровождая их строгими, молитвенными словами.

Две девицы, две сестры, уже второй день были заперты в спальне. Как батюшку схоронили, да три дня прошло, а с поминанья последние гости уехали, так мачеха Сусанна Петровна и заперла девиц у себя, строго-настрого повелев прислуге их не выпускать.

Нелли, старшая, с ума сходила. Самые разные предположения приходили ей на ум. Алена – младшая – молилась да читала Псалтирь, до которого была большая охотница. Сусанна Петровна с раннего утра укатила, заявив, что по приезде ее решится судьба обеих падчериц.

Увидев, что сестра более ни на какие слова не откликается, Нелли села в кресло перед окном и призадумалась. Ах, бежать бы отсюда, птицей бы лететь! И при батюшке жилось не сахарно, теперь же и вовсе солоно придется. Сусанна Петровна с самого утра мрачнее тучи, заявилась к ним, Нелли сразу и почувствовала что-то недоброе. Ну отчего такой молодой женщине быть столь злобной? Не понять…

Семейство Горлинских давно обосновалось в Тверских краях. И не упомнить теперь, когда первый из Горлинских поселился там. Должно быть, при старых Тверских князьях, когда сие было еще удельное княжество. Но то времена былые, никто уж и не вспоминал о них. Последним же из Горлинских в Тверских краях был Алексей Алексеевич. С первой супругой произвел он на свет шестерых детей. Четырех мальчиков, скончавшихся во младенчестве, и двух девочек – Нелли и Алену.

По странному капризу родителей обеих дочерей крестили Еленами, ибо ни мать, ни отец не радовались особенно их появлению на свет. Дело в том, что дочери были старшими и родились одна за другой, когда в семействе ждали сыновей. Поскольку вскоре стало ясно, что две дочери и есть рука судьбы, и ни один сын в семье не задерживается, то обеим Еленам отец с матерью стали оказывать большее внимание. Но все же той родительской любви к дочерям, что бывает в семье к детям, у Горлинских не водилось. А чтобы различать старшую и младшую, каждой дали собственное прозвание, происходившее от их крестного имени.

Через пятнадцать лет совместной жизни Алексей Алексеевич овдовел. Было ему в ту пору сорок лет. Две малолетние дочери составляли все его общество. Нелли было тогда четырнадцать, Алене – двенадцать лет. По прошествии же трех лет после смерти жены, Горлинский вновь вздумал жениться. Не оставляла его давняя мечта обзавестись наследником.

Алексей Алексеевич начал ездить по соседям и, наконец, приглядел себе невесту, дочь Петра Ивановича Голенищева – Сусанну. Эта молодая особа уже была вдова. На ту пору было ей двадцать шесть годов и жила она в отцовском доме, потому как супруг ее покойный ничего не оставил жене и умер, совершенно разорившись. Голенищевы не чаяли поскорее избавиться от дочери-вдовы, тем более что от первого супруга в наследство остался ей сын Николай, содержать которого приходилось самому Петру Ивановичу.

Именно этот ребенок, еще маленький, но здоровый мальчик, и привлек внимание Горлинского. Мечтая о наследнике он рассудил, что девицу брать ему в жены ни к чему, ибо неизвестно, сможет ли она подарить ему желанного сына. А вот вдова, молодая, да уже и с сыном… В общем, уверовал Алексей Алексеевич, что сей брак поможет воплотить его заветную мечту, и посватался к Сусанне Петровне.

Сама же Сусанна была вовсе не простой особой. Она мечтала поскорее вырваться из родительского дома, что представлялось ей почти невозможным. Кто бы из соседей захотел жениться на вдове, когда окрест столько девиц? Потому сватовство Горлинского она почла за величайшую удачу и, не медля, согласилась стать его женой. Тут же сыграли свадьбу.

Сусанна, кроме прочего, была еще хороша собой и умна. Она мигом распознала, как ей управиться с супругом, и тут же взяла и его, и хозяйство в собственные свои руки. Две падчерицы, доставшиеся ей вместе с новым мужем, поначалу казались лишь досадной помехой, которую со временем она намеревалась удалить.

Девицы, которым сравнялось уж восемнадцать и шестнадцать лет, давно поняли, что мачеха им будет скорее злейшим врагом, чем другом. Один лишь Горлинский ничего не замечал. Дочерьми он командовал не смущаясь, жена же молодая командовала им.

Более того, Сусанна Петровна поняв, что муж ее не очень любит мальчика – ее сына Николая, – не сомневаясь ни минуты, отправила его на обучение за казенный счет в Петербург. Алексей Алексеевич сей поступок расценил в свою пользу и теперь только ждал рождения желанного наследника. Расчет его вполне оправдался. Через год после свадьбы молодая жена подарила мужу долгожданного сына. Мальчика крестили Алексеем, в честь папеньки, и молодой наследник зажил принцем в состоятельном доме своего батюшки.

Все время и средства уходили теперь на развлечения жены и сына, на дочерей Горлинский и раньше много внимания не обращал, теперь же и вовсе о них позабыл. Девицы жили предоставленные сами себе, как ветер в поле. Алена сделалась не по годам рассудительна и набожна и с легкостью принимала свою судьбу. Она искренне полюбила маленького братца, научилась ладить с мачехой, ценившей в падчерице такую покладистость.

Нелли не была похожа на сестру. Ее снедала ревность. Она почитала поистине несправедливым то, что батюшка вовсе не обращал на них с сестрой никакого внимания и, казалось, забыл об их матушке, о которой раньше до своей новой женитьбы исправно молился. Теперь же имя их матери было чуть ли не под запретом. По крайней мере, стоило его упомянуть, как Алексей Алексеевич менялся в лице. К тому же Нелли, будучи уже молодой девицей на выданье, негодовала на собственное обидное положение в семье. Они с сестрой никуда не выезжали, гости в их доме не бывали, и Нелли, порой со страхом, задумывалась о собственном будущем, зависящем всецело не только от батюшки, но и от мачехи.

Глядя на семейные радости папеньки и ненавистной Сусанны (как Нелли называла ее про себя), девушка смутно понимала, что подобного счастья она будет лишена по вине мачехи и нерадивого отца.

Шло время. Однажды Горлинский сильно простудился. Болезнь его затянулась, осложнилась, и через два месяца он скончался. Впрочем, умирал Алексей Алексеевич счастливым, ибо супруга его вновь ждала ребенка, и он не сомневался, что вновь родится мальчик. Все свое состояние он завещал Сусанне Петровне. Опеку над дочерьми также препоручил ей, оставив тем не менее обеим девицам немалое приданое.

Молодая вдова не скрывала радости от сложившегося положения. Ее родня теперь заискивала перед ней, потому что она сделалась богаче их в несколько раз. Да, мечта ее сбылась. Сусанна после смерти мужа стала независимой. Теперь она только ждала момента, ибо ей надобно было пристроить падчериц и разрешиться от бремени. Далее она собиралась отравиться в столицу и попасть ко двору, благо для того у нее теперь были открыты все возможности. Два сына и появление третьего, будущего ребенка вовсе не волновали Сусанну.

* * *

На третий день после смерти мужа Сусанна вошла в спальню падчериц и объявила им следующее:

– Теперь, сударыни, жизнь ваша полностью в моей власти. Надеюсь, вы будете мне благодарны за ту заботу, которую я намереваюсь проявить к вашим персонам!

При сих словах мачеха улыбнулась и оглядела девиц. Алена с молитвенником на коленях вызвала ее снисходительную улыбку. Нелли с горящим взором, как и прежде, вызвала у мачехи не только раздражение, но почти ненависть. Ах, всегда она недолюбливала эту девчонку! Эту перезревшую девчонку, ехидно прибавила про себя Сусанна. Двадцать лет – уже не шутка!

«Что же, для обеих я припасла сюрпризы по заслугам. Старшей – мерзавке – монастырь. Что ей еще в ее годы желать… Младшей, так и быть, дам супруга. Благо у нее самый подходящий возраст…»

– Пока я ничего не могу вам сказать, – произнесла она, улыбнувшись собственным рассуждениям, – но вскоре вы все узнаете. Через несколько дней, не ранее…

– Молодая, красивая, а змея, – спокойно промолвила Нелли.

– Что же, – криво улыбнулась Сусанна в ответ на сие, – для вас у меня особый план, Елена Алексеевна.

– Благодарствуйте, сударыня, – ответила взволнованная донельзя Нелли.

– Теперь я вас запру здесь для вашего же блага, – прибавила мачеха.

– Что? – Нелли вскочила. – Вы не смеете!

– Очень даже смею. – Сусанна отскочила в сторону. – А если будете сопротивляться, то я велю прислуге вас связать.

– Какая низость, – побледнела девушка.

– Хватит! – оборвала ее мачеха. – С меня довольно. Извольте сидеть здесь и ждать моего распоряжения!

С этими словами она захлопнула дверь и заперла девушек на ключ.

– Что же ты молчишь, Алена? – обернулась Нелли к сестре.

– Сестрица, успокойся, – ответила та. – Чему быть, того не миновать. Положись на волю Божию…

– Ах! – только и вымолвила Нелли.

Девушке оставалось только наблюдать, как ненавистная Сусанна куда-то собралась уезжать.

После вспышки гнева, которого мы уже были свидетелями, Нелли тихонько уселась в уголке и отвернулась даже от сестры, с покорностью которой решительно не могла мириться.

Две сестры отличались не только характерами, но и внешностью, и притом весьма заметно. Алена была нежной светловолосой девушкой с голубыми выразительными глазами. Нелли же, в противоположность сестре, была черноволоса, черноглаза, но обладала нежной белой кожей. Черты лица ее были привлекательны, и Нелли можно было назвать почти красавицей, хотя красота ее была не такого свойства, чтобы ею мог восхищаться всякий. Характер же у Нелли был весьма решительный, и теперь, после разговора с мачехой, она решила, что этой негодяйке она не позволит управлять собой!

2

– И она уверена, что может мне навязывать свою волю, Кирилл! – Сусанна прошлась по комнате. – Ах, что за несчастье! И отчего я должна нести сей крест!

– Ну уж и крест… Ты за него неплохо получила… Немалые деньги, Сусанна, немалые…

– И что же теперь? Мне вечно это все терпеть? Нет, ты должен мне помочь, – с этими словами она подсела к Кириллу и обвила руками его за шею. – Монастырь – вот то средство, которое вразумит Нелли.

– При чем же тут я?

– При том, что одной мне не совладать с девчонкой. Мне нужна помощь, иначе как я отправлю ее в монастырь?

– Да неужели сие так надобно?

– Ах, непременно!

– Ну хорошо, я дам тебе людей, и вы… они… ну словом, девицу в монастырь доставят. Ну а ты, не забыла ли своего обещания?

– Как бы я могла! А твой брат, не передумает ли он?

– Куда ему деваться…

– Любимый, – прощебетала Сусанна, коснувшись своими губами губ собеседника.

– Дражайшая моя, теперь не время, – отстранил ее Кирилл. – Мы должны все обсудить…

– Верно, верно, милый…

Кто был тот Кирилл? Давний любовник Сусанны – Кирилл Илларионович Болховитинов. Связь их началась еще тогда, когда Сусанна впервые овдовела. В жизни госпожи Сусанны Петровны это была первая любовь, которой она не сумела да и не пожелала сопротивляться. Болховитинов же умел пользоваться всеми выгодами создавшегося положения ничего, не обещая взамен сих благ.

Не поженились они в те годы оттого, что Кирилл был женат. Но то была официальная причина. На самом же деле Кирилл никогда бы не женился на Сусанне, даже если бы и не был связан брачными узами. Жена же его была жива, и посему все свидания его с любовницей были тайными. Теперь же обоих соединяла не только общая страсть, но и дело.

Сусанна задумала решительно избавиться от Нелли. Монастырь, и все тут. Но девица могла заартачиться, а кто же из дворовых ее батюшки повезет ее в обитель насильно? Да и нехорошо это, Бог весть что про нее – про Сусанну – подумают. У Кирилла же прислуга была, как нарочно, для такого дела подходящая: мрачные мужики с пудовыми кулачищами. Да Нелли и пикнуть не успеет, как окажется за стенами монастыря, в котором настоятельницей была сестра Кирилла. Но это был еще не весь ее коварный план.

Несколько лет тому назад, когда скончался отец Кирилла, старый Илларион Макарович, то оставил он после себя троих детей: старшую дочь-монахиню да двух сыновей – Кирилла и Филиппа. Старший – Кирилл – сумел обойти младшего при дележе наследства. Только и досталось Филиппу, что батюшкина усадьба да малая деревенька. Доходу от той деревеньки – никакого, дом усадебный пришел в негодность, жить в нем нельзя. Состояние же, вполне приличное, полностью отошло к Кириллу. К тому же старший – выгодно женился, и на ту пору зажил припеваючи в столице.

Филипп же пошел в военную службу, коей и жил. Человек он был решительный, в бою за других не прятался, и сумел приобрести себе и чин, и награды, и друзей, а вот состояния большого, кажется, не нажил. Зная такое положение брата Кирилл решил ему помочь, будто совесть в нем заговорила. На деле же, изрядно промотавшись, желал он поправить собственное материальное положение.

Для сего придумал он план, в коем важной персоной была Сусанна. Нет, она вдругорядь замуж выходить не ладилась. А вот отдать свою падчерицу Алену была бы рада. Да так отдать, чтобы непременно угодить своему любовнику!

Между Сусанной и Кириллом было решено так: поскольку Алексей Алексеевич все же оставил деньги – и немалые – своим дочерям, то такое состояние, которое к рукам иначе прибрать не удастся, надобно заполучить иным способом. Нелли состояние свое принесет монастырю. С матерью-настоятельницей уж уговорено было, что часть от тех денег она отдаст братцу-Кириллу. Алена же свои деньги принесет мужу (то есть брату Кириллову – Филиппу), и большая часть тех денег вновь попадет в те руки, в которые надобно. Не упустит Кирилл Илларионович своей поживы ни так, ни этак. Что за выгода в том была Сусанне? Да на что только не пойдет влюбленная женщина, желая угодить предмету своей страсти! Ежели бы Кирилл был вдов, то она тут же выскочила бы за него замуж, принеся ему все состояние Горлинских, и весьма немалое!

– А как Филипп все же откажется? Говорил ты с ним? – спросила Сусанна.

– Нет, не говорил пока. Но зачем же, мой свет, ему отказываться? Да еще от молодой жены и денег?

– Ах, мало ли… Я братца твоего не знаю, что он за человек?

– По правде сказать, и я мало его знаю, – ответил Кирилл. – Но ежели судить о человеке вообще, то кто же нынче упустит свою выгоду? Разве сие возможно?

– Пожалуй, нет, – усмехнулась Сусанна. – А что дом Филиппа?

– Это будет еще одним доводом в пользу брака. Дом надобно привести в порядок, и немедля. – Кирилл повернулся к Сусанне. – Придется тебе дать денег из Алениного приданого.

– Хорошо, – ответила та.

– Теперь же я обговорю все с братом. Днями поеду в столицу и все решу…

– Что же, желаю тебе в том успеха. Но сначала надобно устроить Нелли.

– Непременно, душа моя! – ответствовал Кирилл. – Непременно…

* * *

– Ах, ну что ты такой бука! И когда успел сделаться таковым? – Кирила Илларионыч уселся в кресло и лениво вытянул ноги. – Братец, сколь годов мы не виделись? А ты дуешься и сердишься, чего, помилуй Бог?

– Я вовсе не дуюсь, – усмехнулся Филипп Илларионович. – Что за странные слова? Ты, кажется, меня совсем не понял.

– Все я понял, братец, все понял… Но у меня к тебе дело наиважнейшее, касающееся, между прочим, тебя самым прямым образом. Можно сказать, тут решается твоя судьба!

– Ну вот еще, с чего бы это тебе решать мою судьбу? – пожал плечами Филипп.

– С того, что я твой старший брат и я беспокоюсь за тебя. – Кирилл наклонился в сторону брата. – Ты и помыслить себе не можешь, как я волнуюсь за тебя, братец!

– Что же, поведай мне причину своего беспокойства. – Филипп откинулся на спинку кресла. – Глядишь, я ее и развею…

«Так, а с ним придется много сложнее, чем я ожидал», – подумалось Кириллу.

– Что же, выслушай меня внимательно… – начал он.

Филипп Болховитинов был еще молод. Ему только исполнилось двадцать семь лет, и Кирилл, который был его старше на десять лет, имел некогда огромный авторитет в глазах младшего брата. Теперь же, глядя на Кирилла, Филипп только диву давался. Куда все подевалось? Ни любви, ни трепета былого к братцу он не испытывал. Он лишь видел, что сидит перед ним богатый да изнеженный барин, нарумяненный, с нелепейшей мушкой над верхней губой, в напудренном парике и лазоревом шитом камзоле, да постукивает небрежно тросточкой по башмаку.

Филипп украдкой взглянул на себя в зеркало. Сколь разительное отличие! В сравнении с изнеженным и по моде бледным старшим братцем, его собственное загорелое лицо внушало некоторый трепет. Да и сравнение с лицами придворных, которые он имел возможность производить достаточно часто, каждый раз было вовсе не в его пользу. Этот ничем не истребимый загар вызывал колкие насмешки многих дам. Однако те же самые дамы, что смеялись публично, довольно часто наедине признавались, задыхаясь в его объятиях, что блеск синих глаз на столь темном фоне, делается еще ярче и устоять противу него никак невозможно! Филипп внутренне улыбнулся своим мыслям. Тщеславие… Куда же от него?

Кирилл подметил эту внутреннюю улыбку брата. Этот молодой богатырь, прекрасно сложенный и закаленный лишениями и невзгодами, во многом превосходил его. Кирилл не мог этого не чувствовать. По частям разбирая недостатки внешности младшего брата, старший не мог в конечном итоге не признать, что все сии недостатки образуют вкупе одно, но весьма превосходное достоинство: молодость, еще не иссякшую, и мужественность, уже приобретенную. Словом, то был идеал мужчины, и несоответствие его канонам придворной красоты вовсе не мешало, а только подчеркивало его незаурядность.

– Что же, я ничего не понял из твоих слов, – рассмеялся Филипп. – Ты хочешь, чтобы я женился? Но для чего?

– Как ты, в сущности, еще молод! Хотя в твои годы уже пора понимать жизнь… Двадцать семь лет – уже не юность.

– Я, кажется, недурно понимаю жизнь, точнее, понимал до сих пор, брат. Иначе бы, наверное, не дожил бы до сей поры, – ответил Филипп.

– Ты говоришь о войне, а я тебе твержу о жизни! Пойми же, наконец, разницу!

– Хорошо, хорошо, я понял. И внемлю тебе со всем возможным усердием!

– Вот и ладно. – Кирилл поудобнее сел в кресле. – Итак, тебе надобно жениться. И жениться выгодно. У тебя ведь никого нет на примете?

– Нет, – легкомысленно махнул рукою Филипп.

– Вот это дурно… Но! Для того у тебя и есть старший брат, который может о тебе позаботиться! – воскликнул Кирилл.

– Что же, это дело. Жениться я не прочь, только сомневаюсь я в том, что за меня отдадут богатую девицу. Я же сам вовсе никакого состояния не имею, – лукаво усмехнулся Филипп.

– Ну во-первых, у тебя есть имение, – начал Кирилл.

– Имение! Что с того имения – один убыток…

– А во-вторых, – неуклонно продолжал старший брат, – я подыскал тебе девицу и с состоянием, и хорошенькую, и молодую… И она с радостью за тебя пойдет, а главное, ее матушка жаждет отдать ее именно за тебя!

– Вот как? – удивился Филипп. – Отчего? Разве она меня знает?

– Достаточно того, что она знает меня, – самодовольно заявил Кирилл.

– Так, – произнес младший брат. – Что это вдруг? Уж не амурный ли тут интерес у тебя с этой матушкой? А впрочем, сколько сей матушке лет?

– Еще нету и тридцати. Прелестнейшая женщина, прехорошенькая!

– Постой, а сколько же невесте? – опешил Филипп. – Я на тринадцатилетней жениться не стану. На нормальную жену я еще так-сяк согласен, а сопливая девчонка мне ни к чему.

– Ей восемнадцать лет.

– Это как же? – удивился Филипп.

– По правде сказать, это не ее матушка, а мачеха…

– Ах вот оно что. Небось не чает от падчерицы избавиться и рада отдать ее за первого встречного, да чтоб еще и похуже?

– Ну что ты! – воскликнул Кирилл. – Как можно! Да разве ты хуже кого? Ты лучше многих!

– Ну, это как посмотреть, – задумчиво ответил ему брат.

– Как ни посмотри, а ты превосходный кандидат. Дворянин, фамилия не из последних, имение какое-никакое…

– …один убыток…

– …имение какое-никакое, имеешь! – упрямо продолжил Кирилл. – К тому же ты офицер, награды заслужил, чин полковничий носишь, при дворе принят! Ну чем ты не жених?

– Да уж, – усмехнулся Филипп, – жених что надобно…

– Смех твой тут неуместен. Тем более что приданого за ней мачеха дает достаточно и, к слову, дом твой я уж начал приводить в порядок на деньги невесты…

– Что? Да как ты мог! – Филипп вскочил. – Ты в какое положение меня поставил?

– В какое надобно, – преспокойно заявил Кирилл. – В такое, чтоб ты отвертеться уже не мог. Ты, я чаю, денег вовсе не имеешь, так что долг тебе вернуть нечем. Стало быть, жениться придется!

При сих словах Филипп расхохотался.

– Ну братец, ну узнаю теперь тебя! Смотрю – и пудреман, и мушка на губе, и трость, – а все тот же ты, ничуть не переменился!

– Я рад, что ты так легко смотришь на вещи. Стало быть, я могу объявить родне невесты, что ты согласен?

– Ну да, уж объявляй! Куда мне теперь деваться?

– Хорош! Сколь я верно рассчитал!.. А что, братец, – продолжил вдруг Кирилл, – скажи, не бывал ли ты влюблен?

– Бывал, и частенько. Но что за странный вопрос? – спросил Филипп.

– Хотел лишь узнать, не разобьется ли чье-нибудь сердце, ежели ты женишься?

– Не разобьется, – уверил брата Филипп. – Сердца ныне крепки. Ежели кто и вздрогнет, то наскоро оправится.

– А ты? Твое сердце?

– С чего бы ему биться? Я вроде ни о ком не страдаю…

– Как ты холоден.

– Да ты не жарче моего, любезный Кирила Илларионыч!

– Все так, – рассмеялся Кирилл. – Однако ж я бывал и влюблен в молодые лета.

– Что же, коли на то пошло, так и я тебе скажу, что любовь не обошла меня стороной.

– Мы никогда не говорили о том с тобою, – задумчиво произнес Кирилл.

Он встал и подошел к окну. Филипп с удивлением посмотрел на брата. Что вдруг тому вздумалось вести такие речи? Довольно странно было глядеть на Кирилла, столь уверенного в себе и временами даже похожего на некую разукрашенную куклу, и слышать от него, что он был влюблен и, быть может, весьма от того страдал.

– Ты страдал от любви? – тут же спросил Филипп у него.

– О нет, – живо ответил Кирилл. – Никогда! И это так же верно, как то, что солнце восходит каждое утро. Страдать по сему поводу я считаю неприличным, а уж признаваться в сем, ежели имел глупость мучиться от стрел Амура, и вовсе недостойно.

– Воистину, ты современный человек, – пробормотал Филипп. – А все же я тебе расскажу кое-что, – добавил он.

– Что же? – Кирилл с любопытством уставился на брата.

– Несколько годов тому, в Петербурге, я имел случай увидеть некую особу, которая до того пленила мое воображение, что я и по сию пору не вполне забыл ее.

– Вот насмешил! Что же сие за особа была? – Кирилл не мог скрыть веселья.

– Это была совсем еще юная девушка, лет шестнадцати, не более, – проговорил Филипп. – Она была с теткой, и подойти я к ней не мог, и никак по-другому не мог узнать ее имени. Я не знаю его и по сию пору.

– Что за интересная гиштория!

Филипп задумался. Перед его глазами столь ясно предстали воспоминания, которые он не ворошил уже несколько лет. То было мгновение, но мгновение чудное, дорогое, что бывает одно на целую жизнь, и он тогда же, много лет назад, и прогнал его, чтобы не мучило оно его. Но вот пришел миг, и все вспомнилось, будто нарочно для того, чтобы его потерзать!

– Да, она была еще совсем дитя, – медленно проговорил Филипп. – Но какая красавица! Глаза ее с таким любопытством смотрели вокруг себя, и мне чудилось, будто я вижу ее такой, какой должна бы она была стать через малое количество лет: обольстительной, прелестной и желанной женщиной…

– Да ты поэт, Филипп, – заметил Кирилл.

– Поэт! – Младший брат рассмеялся.

– Что же ты не разузнал все о ней, ежели она так тебе глянулась?

– Не знаю… – Филипп помолчал. – Не знаю…

– Что же, теперь уж поздно, – с неожиданным равнодушием заметил Кирилл.

– Да, – ответил ему брат. – К тому же я женюсь.

– Вот разумные слова, – похвалил старший.

– Не будем же откладывать сие дело в долгий ящик…

– Все решится совсем скоро, – заверил Кирилл брата.