Текст книги "Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– А тебе? – она показала глазами на зажжённую сигарету в его руке.

– Да вроде нет, – он выпустил струйку.

– Может, и мне не вредно…

– Так не вырастешь.

– А сам?

– Я уже метр семьдесят, а ты? Полтора?

– Сто пятьдесят пять.

– Оооооооооо, ну тогда кури.

Они ещё немного покурили и разошлись.

Иногда встречались в столовой, иногда куря, каким-то образом в одно и то же время, которое Арни не менял, отчего-то.

– Ты что, с Катькой мутишь?

– Какой Катькой?

– Да которую в столовке пирожками кормишь.

– Ааа… Не-а, просто кормлю.

– Ну, корми, корми, надо же ей хоть где-то есть… Или ты за определённые услуги?

– Услуги? Что она может-то?

– Ну, хоть и мелкая, но всё же девочка, сестрица её, говорят, многое может, – мечтательно.

– А что ещё говорят?

– Про сестрицу?

– Про всё.

– Чего… отец у неё пьянь, раньше в порту работал, а теперь пьёт, уволили его что ли… Мать туда же, сестра проститутка, но красииииивая, а из Катьки-то, похоже, и проститутки не получится, не уродилась.

– Не уродилась, – Арни помолчал. Он тоже не уродился, вернее, уродился не таким, и брат его тоже не уродился…

– Она в каком хоть классе?

– На два года младше.

– Ясно…

– Тебя чего в школе не было?

– Да так…

– Ясно, – парень внимательно смотрел на проходящий и плохо замаскированный синяк под глазом. – Отец?

– Он, – она вздохнула.

– А уйти некуда?

– В детский дом, если только.

– Там паршиво… лучше, наверное, с таким отцом.

– Ты знаешь, как в детском доме?

– В приюте, жил там, когда привезли, пока оформляли документы…

– Так плохо?

– Не, тебе-то может и ничего будет, ты ж девчонка и белая.

– Это да… а откуда тебя привезли?

– Африка.

– Шутишь?

– Чё, похоже, что я в Африке не был?

– А льва видел? – она подпрыгнула от нетерпения.

– Не-а.

– Нуууууууууууу, как же так, а говоришь – Африка.

– Ты медведя когда последний раз видела?

– Вообще не видела, в цирке, сказали, был, но я не попала.

– Вооооооот, а говоришь – Россия. Не ссы, в следующий раз свожу тебя в цирк, и сам заодно посмотрю, а то я тоже цирка не видел…

– Ух ты.

– Ага, – он подмигнул девочке с высоты своего роста.

Огромный внедорожник остановился у ворот школы, где Арни разговаривал с Катей. Рядом с чернокожим парнем она смотрелась ещё более маленькой, ещё более светлой и ещё более тенью. Скорей тенью от своей тени.

– Ой, – она подпрыгнула на месте.

– Ты чего? – он смотрел удивлённо на, возможно, испугавшуюся девочку.

Она показала на машину, у которой уже открылась дверь, и оттуда вопросительно выглядывал высокий, широкоплечий мужчина. Катя знала, кто это, понаслышке, не лично, но знала. Разные слухи ходили, её сестра как-то сказала, что у него не дом, а дворец, хотя и очень лаконично обставлен. Девочке понравилось слово «лаконично», она решила, что когда вырастет, её дом тоже будет обставлен «лаконично».

Мимо проскочил маленький мальчик и уже сидел на заднем сиденье, смотря на Арни, который смотрел на девочку и всё пытался понять, испугалась она или удивилась.

– Ну? – он услышал голос Ярослава и сел рядом, на правое пассажирское сиденье.

– Твоя подружка?

– Не знаю, Катя.

– Катя…

– Угу, просто Катя.

– Тебя подвезти, просто Катя, а то кавалер из Арни так себе получился, – он медленно подъехал к быстро-быстро идущей девушке, дождь уже промочил её курточку и волосы, обувь ещё держалась, но, похоже, это ненадолго.

– Ооооооооой, – девочка смотрела в ужасе, – я не могу, я ещё маленькая…

– Чего? – Ярослав внимательно осмотрел ребёнка перед ним, класс пятый? Седьмой?

– Нееееет, не надо, пожалуйста.

– Что это с ней? – к парню.

– Не знаю, – по глазам было видно, что понял, как несколько мгновений спустя понял и мужчина.

– Зашибись, и давно мною детей пугают? Парень, давай подвезём твою подружку, она вся промокла, ты посмотри на неё… Как-то это некрасиво, что ты уедешь, а она так и будет шлёпать по лужам.

Девочка неуверенно села на заднее сиденье, ничего не подозревающий Лютик забрасывал её вопросами и рассказами о прошедшем дне. На нужной улице машина остановилась, и Катя стремглав выскочила и забежала в дом, где тут же нарвалась на кулак отца: «И ты туда же, потаскуха».

Выпускной после девятого класса проходил под зорким взглядом учителей, впрочем, зоркий взгляд вскоре стал наливаться весельем, и мало уже кто контролировал радость выпускников, которая грозилась перелиться через край.

– Ты пришёл? – девочка заглядывала в глаза высокого темнокожего парня и улыбалась.

– А почему я должен был не прийти? – он пожал плечами. – Тебе идут эти очки.

– Спасибо, что подарил мне их, они такие лёгкие.

– Не за что. Долго тут ещё?

– Нет, сейчас уже автобус подъедет.

– Оу…

– Подожди, я не поеду.

– Ясно… – конечно, ясно, отец Кати ни за что бы не заплатил за выпускной, на школьный ей не могли запретить приходить, а потом – «за кого уплачено», но девочка не обижалась.

– Прогуляемся?

– Давай.

Море, тёмное, низкое, с хмурыми облаками, шумливое и недоброжелательное, шелестело под ногами, парня рядом было видно только по светлой одежде.

– Надо было в училище уходить…

– Лучше одиннадцать классов, может, в институт поступишь.

– В какой? – она засмеялась. Она средне училась, почти плохо.

– В какой-нибудь.

– А ты всё-таки в Москву?

– Скорей всего, – он держал в ладони её руку и не переставал удивляться, какая она маленькая.

– Хорошо, – вздохнула на минуту. – Это хорошо, что у тебя есть такая возможность.

– Мне надо, понимаешь, надо, я бы не уехал, не оставил тебя, но надо.

– Что со мной случится? Самое страшное – закончу школу, – она наигранно засмеялась, – и на швею выучусь.

Что могло случиться с девочкой? Что угодно. Её мог любой ударить, любой обидеть, её мог избить отец, или сестра потребовать обратно деньги, которые она даёт на питание… Маленький город, полный слухов, домыслов, сплетен, и девочка, больше похожая на тень.

Год назад Арни не выдержал, он пришёл к ней в дом и, отводя глаза от увиденного, прижал к стене тщедушного алкоголика, который считался её отцом, и настоятельно порекомендовал, как научил его Антон, не поднимать руку на Катю.

Он уедет осенью… уедет.

– Может, ты приедешь ко мне после десятого?

– Смешной. Никуда я не уеду, ты знаешь это…

Он обнял Катю, она немного напряглась, ожидая чего-то, но потом расслабилась и снова стала тихой девочкой, которая больше слушает, чем говорит, интересуется миром, хочет увидеть всё-всё-всё-всё на свете, но знает, что навсегда останется в этом маленьком городке, и только надеется на свою внешность – невзрачную, и что никому и в голову не придёт отправить её по стопам сестры. Швеёй она заработает гораздо больше.

– А ты не боишься? – вдруг забеспокоилась. – Это тут к тебе привыкли, а таааам, по телевизору показывали, азиата убили и чернокожую девушку.

– Катюш, не спрячешься на всю жизнь, я такой, какой есть. Если я не поеду, я не стану от этого белым, или ниже, а вот поехав…

– Хммм, – шмыгнула носом.

– Не плачь, – хотя и хотелось самому.

Когда Арни уезжал в благоустроенную столичную жизнь, он не знал, вернётся ли он в этот город, наверное, вернётся. К брату, к сёстрам, к Агате, которую теперь называл мамой уже спокойно, не спотыкаясь, как первое время, давясь эти словом, только ради Машеньки… И к Кате, ему хотелось вернуться к Кате, к бесцветной девочке, но заходя в актовый зал школы в день, когда выдавали аттестаты, он не знал, к какой Кате он приехал. Прошлое лето он провёл, изучая дополнительные дисциплины, столь нужные ему, и сейчас, через два года, он с замиранием сердца смотрел на сцену, где видел девочку, которая поднялась, взяла корочку в руку и так же тихо вышла. Её родителей, конечно же, в зале не было.

– Привет, – неуверенно, снизу вверх.

– Привет, – он разглядывал девочку, не такую уж и бесцветную. Красиво уложенные, блестящие волосы, зелёные глаза, линзы? Лёгкий румянец на щеках.

– Ты подросла…

– Да, сто шестьдесят пять.

– Все равно маленькая, – он улыбнулся, – маленькая.

– Это ты высокий.

– А я высокий.

– Ты ведь ко мне, правда, тогда пойдём?

– Пойдём, – у неё была живая мимика, очень забавная, и горячие руки, и красивое платье, и красивая линия плеч с родинками, и белая, словно светящаяся, кожа.

Этот вечер не заканчивался, он слушал Катю, её нехитрые планы на будущее, небольшое хвастовство, что платье себе она сшила сама, и оно обошлось в копейки, и у неё даже появилось несколько заказчиц, заработки совсем скромные, но всё же…

– Куришь?

– Бросил.

– Я покурю?

– Кури, конечно.

Затягивалась она как и раньше, и, как и раньше, сигарета казалась чем-то инородным на её лице и губах, но он внимательно смотрел на губы, на то, как они сжимаются вокруг фильтра, потом выпускают струйку дыма и расслабляются до следующей затяжки.

– Я ждала тебя, долго, потом решила, что ты не приедешь…

– Катюша, я не мог.

– Да, ты писал, я и слов таких не знаю…

– Могу объяснить.

– Для чего мне это? Я в училище пойду, конструктор одежды, думаю, мне это больше пригодится.

– Наверное, – «не уродилась», – тебе холодно? – он быстро снял с себя белый свитер, оставшись в одной футболке, и привычным жестом, как это бывало раньше не раз, надел на девочку.

– Ого, – она провела по мышцам руки, – анаболики ешь?

– Нет, расту ещё и хожу в зал.

– Растёшь… куда уж ещё, а я вот…

– Эй, ты целых сто шестьдесят пять сантиметров.

– Угу, – она опустила вниз глаза и резко подняла, заливаясь румянцем, если бы Арни мог краснеть, он бы это сделал от того, что понял её мысль.

Это было очень странное лето, отчаянное. Он часто заходил за Катей, они гуляли, никто не обращал внимания на странную парочку, и если бы парень не видел её белую ладошку в своей ладони – он бы тоже не замечал, насколько они разные. Как юг и север, как запад и восток, которые не сойдутся никогда.

– О чём думаешь, парень? – Ярослав.

– О Кате на самом деле.

– И чего думаешь?

– Разное.

– Долго ещё будешь думать?

– В смысле?

– Она вроде как ждала тебя, забегала иногда спросить, как ты, когда ты забывал ей писать, радовалась, как за родного, когда тебя приняли вольным слушателем после собеседования, только грустила часто, но ждала… Парень, решайся на что-нибудь.

– Мы разные.

– Ну, мы с Агатой тоже, знаешь, не тютелька в тютельку.

– Я чёрный.

– Уверен, Катя это видит, она очень внимательная девушка, к тому же, это довольно очевидный факт.

– Но…

– У тебя за это время появилась чернокожая подружка?

– У меня вообще никакой подружки не появилось.

– О, как… хм, в смысле…

– В прямом, пап, в прямом. Мы можем это не обсуждать? Я не гей, не импотент, не что там ещё можно подумать… просто…

– Просто все не Катя, парень. Спроси её, просто спроси, она всё ещё ждёт, если нет, то нет. Если сам не знаешь, что хочешь – не морочь ей голову.

– Наверное… спрошу… а что потом?

– Да сделай для начала первый шаг, будь мужиком, а то она выйдет за какого-нибудь беложопого уродца, и будет он её мутузить по понедельникам и пятницам, пока ты сомневаешься и сопли жуёшь.

«Спроси её».

Лето стремительно подбегало к концу.

«Спроси её».

Когда она сидела рядом с ним на пляже, всегда в футболке, даже в солнечную погоду, а он рассматривал её маленькие стопы и тонкие лодыжки.

«Спроси её».

Она быстро переворачивалась на живот, край футболки задирался, открывая круглую попку и родинку на краю плотного зелёного трикотажа. Зелёный не шёл к её белой коже.

«Спроси её».

Провожая её домой, он долго стоял, обнимая, прижимая к себе, до боли, отказываясь отпускать и её, и лето.

«Спроси её».

– Катя. – У парня остановилось сердце.

«Спроси её». Как? О чём? Легче… да, легче поцеловать, и хочется этого до боли.

– Поцелую тебя, можно?

– Можно.

Сначала немного, пробуя, осторожно, как будто он может поранить, как будто его поцелуй может быть неприятен, углубляя и не встречая сопротивления, наоборот.

Она отвечала, цеплялась, прижималась, он почувствовал влагу на щеке. Плачет?

– Катя?

– Я думала, ты никогда меня не поцелуешь.

– Я думал, что неприятен тебе…

– Почему?

– Эм… я ведь чернокожий.

– Какое это имеет значение?

– Эм… ты не боишься вот так… близко?

– Нееееет… совсем нет, – встала на цыпочки, целуя. – Ты не страшный, ты «красивый, как и все мулаты», так говорила наша классная.

– А ты как думаешь?

– Думаю… я просто думаю о тебе, почти всегда, жду тебя и я… – пауза была слишком долгой.

– Катюша?

– Я думаю, что хочу быть с тобой, не знаю как, ты уедешь, но, возможно, хотя бы этим летом, возможно, это лучшее, что может быть у меня… пусть ненадолго… я думаю, что хочу тебя. – Она сглотнула тяжело. – Тебя, я всё ждала тебя, ждала, я хотела, чтобы ты стал моим первым, кто знает, сколько их потом будет, и что потом будет, но первым я хотела тебя, но ты… я всё такая же невзрачная.

– Катюша, ты не невзрачная, да и… какая разница, я люблю тебя.

– Аааааа…

– Я люблю тебя, и все эти «взрачная» или «невзрачная» – такая ерунда, для меня ты самая прекрасная, какая только может быть, я не вижу других девушек, может, они и красивее, я не знаю, уже давно я вижу только тебя и думаю только о тебе.

– Правда?

– Я никогда не обманывал тебя, Катя, – это было правдой, он никогда не обманывал её.

Не лукавил, боялся – да.

Через неделю он завёл её за руку в дом родителей, было тихо, все спали.

– Есть хочешь?

– Нет, – у неё тряслись руки, – а вдруг я захочу пить… потом.

– У меня есть лимонад в комнате, пойдём.

Целовать её было невыносимо сладко, дурманящее чувство рождала её близость, сбившееся дыхание и лёгкие прикосновения. Она казалось в светящейся дымке, покрытая лёгкой испариной и ароматом летних трав и моря. Он увидел страх на её лице, не страх близости, страх наготы, удивляющий его. Она была красивой, самой красивой, такой, как он о ней и думал, мечтал, представлял, но ещё красивее, потому что сейчас она не была мечтой или фантазией, сейчас она лежала на его кровати, где он с утра сменил простыни, уже обнажённая. Её руки немного тряслись, она сжималась под его взглядом, боясь, что это не только первый, но и последний её раз с ним. Она боялась не понравиться, остаться невзрачной. «Не уродилась».

– Катюша, ты очень красивая, – разглядывая нарочито внимательно, чтобы перестала, уговаривая, рассказывая, насколько она красива для него, проводя руками по каждому месту, которое он считал красивым, опуская глаза к светлым завиткам, проводя рукой и по ним.

Учащённое сбивчивое  дыхание, громкое сердцебиение, её невероятное маленькое и словно светящиеся тело под ним, молчаливое согласие и зажмуренные глаза – он всё-таки сделал ей больно.

– Катя, прости, сильно больно?

– Жжёт как будто, – она качнула бёдрами и вздрогнула, – поцелуй меня.

Целовал её долго, пока не пропало дыхание, пока не почувствовал ногти у себя на шее и не увидел сквозь утреннюю дымку из окна, что она улыбается, счастливо. Пока не почувствовал, что она двигается – сама, ему навстречу, аккуратно, медленно, приноравливаясь, пока не стал отвечать так же аккуратно, смотря на её улыбку, пока не потерялся в этой улыбке, утренней дымке и её сбившемся, влажном дыхании.

– Ты ведь не кончила? – он накручивал на палец длинный локон.

– Не знаю.

– Как это?

– Ну… ты ведь у меня первый…

– Катюша, ты тоже у меня первая, но я знаю.

– Это потому что ты, наверное… сам.

– А ты?

– Нееееееееет. Когда ты уехал, я маленькая была, а потом меня некому было смущать… в том плане, что я никого не хотела.

– А просто, самой?

– Не хотелось как-то.

– Понятно.

Утром кто-то аккуратно открыл дверь и так же аккуратно закрыл, он увидел поднос с керамическим чайником, сладкие булочки и записку: «В десять никого дома не будет. Мама». Арни улыбнулся в светлые волосы Кати, она бы ни за что не вышла, зная, что всё семейство в доме. Она скорее просидит целый день одна в комнате, голодная, чем покажется перед Агатой или Ярославом.

Учась в двух местах одновременно, посещая семинары, тренировки, он ни на день, ни на час не забывал Катю, с которой общался постоянно, приезжал, срываясь с места неожиданно, падая в её любовь.

Годы пролетели быстро, у них были планы, огромные планы, Катюша все-таки поступила в институт, и оставалось совсем немного, чтобы его закончить и уехать с Арни, теперь уже навсегда. Иногда она жила с ним в Москве, но чувствовала себя ещё более одинокой, чем живя дома, вернее – в маленькой квартирке, которую он для неё снимал. Он всегда учился, у него была цель, были планы. У них всё получалось, складывалось, его практика, её диплом, уже присматривали новое место жительства, уже вовсю велись переговоры о новом месте работы и сотрудничестве, когда, быстро взбегая на третий этаж, с лестничной площадкой на две квартиры, он наткнулся на красное, заплаканное лицо Кати. Его Катюши. Его утренней дымки.

– Катя? Катюша, что?

Она молча протянула листочек, скомканный не один раз и разглаженный столько же.

– Я сделала тест, я думала – это ошибка, – её руки тряслись. – Но вот… восемь – девять недель, извини.

– Каких недель?

– Арни, я беременна.

Невозможно осуществлять свои планы, ехать в ту далёкую страну с беременной Катей, мегатонны трудов, начало пути и…

– Я могу сделать аборт.

– Тебя смущает, что ребёнок будет чёрным?

– С ума сошёл?! Просто, так мы не сможем, а ведь у тебя уже договорённости… ты столько лет ждал, мы ждали.

– Да, конечно. Катя, я могу выйти?

– Выходи.

Она сидела у двери, свернувшись, устав плакать, уже не замечая головной боли и онемевших ног.

– Катюша, – он всегда её легко поднимал, в его руках она не весила ничего, теперь их было двое, а вес был по-прежнему маленький.

– Я такой болван, какой аборт, Катенька?.. Это наш ребёнок, твой и мой, радоваться надо, а мы трагедию развели, так он заподозрит, что мы не хотим его. А мы ведь хотим, ты хочешь?

– Да, – в подушку.

– Хочешь нашего ребёнка, это правда?

– Хочу, – ещё тише.

– И я хочу, я не знал, но оказалось, что хочу… Нам надо расписаться, как можно скорее, чтобы не был виден животик… или это неважно?

– Я могу сшить так, что будет незаметно.

– Вот и славно.

– Ты поедешь один?

– Никуда я не поеду, я позвонил, отказался, объяснил, меня поняли.

– Но...

– Тшшш, – перебил, – никуда не поеду, никогда не оставлю нашего ребёнка и тебя, больше не хочу оставлять. Мы решили, что с этого года будем вместе, решили, что мы семья… а где и при каких условиях – неважно. Для меня – неважно. Отец всегда говорил, что семья важнее всего, ему не повезло, он поздно нашёл свою семью… Мне повезло больше, я нашёл тебя, всё остальное… пустое.

– Ты уверен?

– Уверен в том, что хочу ребёнка? Не хочу уезжать от вас, хочу видеть, как растёт у тебя животик и одним из первых взять на руки малыша? Катюшка, конечно, я в этом уверен.

Мальчик, никогда не знавший своего отца, поменявший мест жительства больше, чем мог запомнить, мальчик, который был уже слишком взрослым, чтобы полностью принять свою новую семью, ставшую родной для брата и сестры, тем не менее, полюбивший всем сердцем людей, ставших ему родителями, мальчик, который никогда не имел семьи в полном смысле этого слова – нашёл её в маленькой квартирке. А его семья привычно устроилась на его плече, кажется, собираясь засыпать.