Текст книги "Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Зайдя в дом, он увидел коробки с вещами, пару чемоданов у дверей, и молча поднялся на второй этаж.

– Собираетесь? – спросил очень тихо, потому что пропал голос от ужаса, что завтра, а может быть – уже сегодня, его не разбудит Машенька, он не споткнётся о машинку Лютика, не учует тщательно замаскированный запах сигарет от Арни и, самое главное – он не обнимет Мурочку. От этого стало невыносимо больно.

– А? – на ходу, упаковывая вещи в красный – а какой ещё? – пакет. – Собираемся, думала, управлюсь, но вот… подзадержались, ты не волнуйся, вечером мы уедем, я такси вызвала грузовое.

– Деньги есть?

– Конечно, конечно есть, ты же вроде как продолжал мне переводить деньги на карточку… так что есть.

– Ах, да, да, – растерянно. Когда в первый месяц после того, как они стали вместе жить, Ярослав перевёл деньги за месяц, Мурочка пришла в негодование, и он еле уговорил её, что каждой уважающей себя блондинке нужны деньги на «шпильки», с чем она согласилась, однако от сверхурочных отказалась в категоричной форме. Видимо, она не тратила эти деньги.

Небольшой листик привлёк внимание в полупустой спальне, мужчина внимательно перечитал и даже перезвонил по одному из записанных номеров. Быстро спускаясь по лестнице, он почти споткнулся о сидящего там Лютика, с тоской смотрящего на передвижения в доме.

– Прости, – машинально.

– Ничего страшного, – уныло. – Вы почти не задели меня.

– Вы? – он замер.

– Вы же теперь нам не папа, – он мужественно хлюпнул носом. – Это ничего, папы и раньше передумывали… – отвернулся, чтобы Ярослав не увидел слёз.

Мужчина посмотрел вслед поникшей худенькой фигурке Лютика и двинулся на шум в прихожей, где Мурочка пыталась передвинуть огромную стремянку, но, похоже, стремянка уверенно одерживала победу.

 Он придержал непослушную лестницу.

– Что это? – показывая на листок бумаги с почерком девушки.

– А, так… выбирала, куда поехать.

– Выбрала?

– Да, ты знаешь, я посмотрела… хороший городишко, тихий такой… На местном форуме ничего нет про скинхедов, может и самых скинхедов тоже нет… Недвижимость стоит недорого, моря, жалко нету… Мне понравилось море, но да ничего, не век же за соль в воде держаться, правильно?.. – Она говорила не очень уверенно, Ярослав видел, что Мурочка уговаривает себя.

– Нет, правда, большой дядя, там вполне прилично, садики есть, Машеньку должны без очереди взять, она же сирота… приёмные детки по льготе идут, я работу найду… Ну, должна быть там хоть какая-то работа, должна, я на любую согласна.

– Мурочка, какая работа, Машенька ещё маленькая, рано ей в садик, болеть будет, – мужчина заволновался не на шутку.

– Значит, раньше переболеет всеми детскими болячками, к школе будет иммунитет крепче. – Агата всегда искала положительное в любой, самой плохой ситуации.

– А что же Парис твой, работать не собирается?

– Какой Парис? – перекладывая из ящика детскую обувь.

– Лёшик твой, чтоб ему провалиться.

– Откуда же я знаю, большой дядя, что он собирается?.. Наверное, а может и работает… не знаю я, – в раздражении, словно о надоевшей теме.

– Мурочка?

– Да, большой дядя.

– Ты одна собралась переезжать, в смысле – без Лёшика своего?

– Вот задрал ты с этим Лёшиком! Может, вам вместе жить, а? Конечно, одна, нахрена мне он сдался, этот твой Лёшик?!

– Вообще-то он твой!

– Да что ты говоришь!

– Мурочка, да ты только-только перестала ночами плакать по нему, ты, когда болела, имя его повторяла… Я тебя влажным полотенцем протирал, а ты Лёшика вспоминала, не я, а ты! Так что он твой – этот Лёшик.

– Но ведь перестала. Перестала плакать! А ты меня просто взял и отправил к нему, к Парису этому недоделанному!

– Тебе нужно было разобраться с этим, ты должна была сама решить, с кем тебе быть. Выбрать! Потому что я никогда не был любителем группового секса, а этот парень постоянно между нами, постоянно.

– Да нет никого межу нами, большой дядя. Да, я скучала… я по прошлой жизни скучала, но это всё равно, что скучать по отрезанной ноге после ампутации, она же не вырастет от этого. Не нужен мне этот Парис. Мне не нужен трусливый, жалкий кусок мужика, который бросил меня при первых же трудностях, свалившихся на мою голову, зачем он мне? Для чего? Только напоминать о том, чего у меня уже не будет никогда… а нужно это, то, чего не будет? Да есть ли теперь выбор…

– Говорят, выбор есть всегда.

– Говорят, в Москве кур доят! Ты уже выбрал, ты выбрал… «иди»… просто так… «иди».

– А что я должен был делать?

– Не пускать меня, закрыть, мордой об капот этого Париса доморощенного размазать. Менелай войной пошёл против Трои за свою Елену Прекрасную, а ты?

– Ты вправе сама решать, Мурочка…

– Да хватит уже… сама решать… Что решать-то? Сколько мне жить в этом доме? Когда ты  окончательно устанешь от меня и моих проблем… когда укажешь мне на дверь… когда мальчишки тебя достанут или Машенька… или когда тебе надоест играть в примерного семьянина, и ты вернёшься к своим бабам и гулянкам?.. Что я вообще могу решать, большой дядя?.. Приживалка.

– Ты не приживалка и прекрасно это знаешь.

– Конечно знаю, знаю… отойди, пожалуйста, – забираясь на стремянку, что-то ища на самой верхней полке шкафа. – Говоришь, любая блондинка хочет шубку или платье, а особенно туфли, и знаешь, ты прав. Любая хочет. И я хочу. Мы когда покупали мне шубу, там рядом висела очень красивая, очень, из голубой норки… нереально дорогая, но красивая, и я её хочу. И туфли хочу, в которых даже ходить не смогу, но ведь хочу… А больше всего я хочу жить со своим мужчиной и не думать – надолго ли это? Хочу знать, что это навсегда, что я и мои дети так же дороги ему, как и он мне. Я хочу, чтобы его сердце так же останавливалось, когда он смотрит на меня, как моё останавливается, когда я вижу его. Ох, большой дядя, знаешь, какой ты красивый?! На тебя женщины смотрят, они тебя просто едят глазами, слизывают, как сироп, а я хочу знать, что ты всегда будешь со мной, всегда рядом… вот чего на самом деле хотят блондинки! И я хочу знать, что ты пойдёшь войной на Трою или, в крайнем случае, повернёшь голову до щелчка любому Парису и даже мне за попытку изменить тебе…

– Но я не могу гарантировать тебе это, Агата!

– Чего не можешь мне гарантировать?

– Вот это «навсегда»… Я старше тебя на двадцать лет.

– И чтоооооооо? – она просто завизжала. – Надоел ты со своими двадцатью годами, ты посмотри на себя! Ты в такой форме, что любой двадцатилетний рядом не стоял, но не в этом дело… НИКТО не может и НИЧЕГО не может. В любой момент, любой человек может заболеть, умереть, влюбиться, ему могут привезти тройку-другую племянников, но они хотя бы знают, что человек, который с ним рядом, ХОЧЕТ этого. Когда люди клянутся в этом «долго и счастливо», они клянутся в том, что хотят этого. И пусть я плакала по Лёшику, как дура… я с тобой хотела жить и только тебя видела рядом. Как же хотела этого, как хотела… хочу… – не выдержав, Агата заплакала.

Ей некого было винить, всё, что ей оставалось, это принять ситуацию такой, какая она есть. Она уехала с Лёшиком, её не было всю ночь, и Ярослав, который бог знает по какой причине терпел их присутствие всё это время, теперь, наконец-то, освободится от них и вернётся к своей обычной жизни.

Что ж…

– А ведь я даже не переспала с этим куском урода… – себе под нос.

– Чего бурчишь, Мурочка?

– Да, говорю, что даже не переспала с Лёшиком, прикинь… Не Агата, а королева драмы.

– Тебя всю ночь не было, у тебя засос.

– Не сдержался парень, – она говорила нервно, немного с сарказмом и ненавистью к самой себе. – Бывает, потом я его послала и ушла, погода, знаешь, этой ночью была паршивая, пальто, наверное, до сих пор не высохло… Я не буду его забирать, какой смысл, свернёшь его – кашемир скатается, жалко будет… а так, может, отдашь кому-то. Оно хорошее, модное, – слезла со стремянки и пошла на улицу.

Ярослав смотрел на девушку за огромными окнами и никак не мог смириться с тем, что она уезжает… Долго смотрел, прокручивая в голове монолог блондинки. Где-то между шубой из голубой норки и плохой погодой Ярослав понял главное.

Он стоял рядом с продрогшей девушкой и смотрел на заплаканное лицо и трясущиеся не от холода руки.

– Не уезжайте, Мурочка… ты слышишь меня? Не уезжай.

– Я не могу остаться, большой дядя.

– Конечно, можешь.

– Не могу, – слезы было не остановить, но она не всхлипывала, просто слезинки скатывались одна за другой, – я не могу.

– Я хочу, чтобы вы, чтобы ты осталась, хочу провести с тобой всю жизнь, хочу всегда быть рядом, и чтобы ты всегда была рядом со мной… И, знаешь, на самом деле, очень хочется размазать Лёшика по капоту, и если уж быть до конца откровенным, Мурочка, – он нагнулся, чтобы заглянуть в лицо блондинке, – мне до чёртиков хочется по тому же капоту размазать твоё хорошенькое личико.

– Правда?

– Конечно, ты почему сразу домой не пришла? Почему по ночному городу шлялась под дождём, какого вообще села с ним в машину?! Я зол, Мурочка, но всё равно хочу с тобой «навсегда», даже если тебе ещё пяток племянников привезут бортом МЧС. Не уезжай… не надо. Не потому что тебе будет тяжело, я потому что мне будет невыносимо без вас.

– Аааааааа… ладно, – неуверенно.

– Но!

– Что? – она смотрела на Ярослава и, кажется, была готова выполнить любые условия.

– Я поцелую тебя, когда сойдёт засос, прости, Мурочка, это выше моих сил.

– Хорошо.

– Вот и славно, пойдём в дом, синяя уже.

– Так парни, переезд отменяется.

– Так ты теперь снова наш папа? – Лютик, очень осторожно.

– Людовик, я ваш папа в любом случае, и если ты ещё хоть раз усомнишься в этом, клянусь, я не отдам тебе дополнительный комплект рельс, – в расширенные глазёнки мальчика, который мысленно уже добавил к своей дороге ещё пару путей, – с мостом и туннелем.

– Ооооооо, – Лютик забыл, как дышать, мост и тоннель, даже не на день рождения и Новый год…

– Под кроватью в нашей спальне, беги, – легонько шлёпнув вдогонку мальчика, который стремглав кинулся в родительскую спальню за своими новыми сокровищами.

– Арни, кто тебе сказал, что грецкий орех перебивает запах табака?

– Все так говорят…

– Значит, все врут.

– Агата не чувствует.

– Агата молчит, а я не стану молчать, бросай курить, парень.

Глава 7

Всё уже было расставлено по своим местам, все старались не вспоминать инцидент с несостоявшимся переездом. Лютик был в восторге от новинок его дороги и теперь отчаянно мечтал о переезде с автоматическим шлагбаумом и семафором и ещё парой стрелок, Арни или бросил курить, или научился хорошо это скрывать, а Ярослав так и не поцеловал Мурочку, хотя прошло уже три недели, и засос уже прошёл.

Агата пару раз «нечаянно» появлялась в красивом белье перед Ярославом, но он словно не замечал её попыток. Они так же смотрели свои любимые передачи, лёжа на диване, так же иногда танцевали, но никогда не целовались, и девушка чувствовала, что ей не хватает его поцелуев, его ласк, а очень скоро в её голову стали приходить фантазии разной степени безумства. Во всех она соблазняла  большого дядю, и потом они занимались таким жарким и горячим сексом, что от желания у Мурочки сводило ноги. Поначалу она стойко восприняла ультиматум Ярослава, понимая, что это самое малое, что она заслужила, потом она начала задаваться вопросами, а потом и злиться. Поливая посаженные кусты сирени, которые посадили в тот же вечер, когда Мурочка осталась, она пыталась погасить в себе отчаяние от своего незавидного положения. Она даже уточнила у Ярослава, на всякий случай:

– Большой дядя, ты точно уверен, что хочешь со мной навсегда?

– Конечно, Мурочка, конечно.

– Ааа?..

– Что?

– Да… тебе же три ложки сахара?

– Точно, ты очень смышлёная, Мурочка.

Конечно, Агата чувствовала свою вину, но всему есть предел и предел её терпению – тоже. Она была намерена соблазнить большого дядю во что бы то ни стало, потому что… потому что её организм требовал любви, но не просто снятия напряжения, что тоже бы не помешало, её организм нуждался в любви конкретного человека, и этот человек спал с ней в одной постели, полуголый, иногда выходил из душа, что находился в их спальне, и вовсе голый, и в задумчивости долго заглядывал в комод в поисках белья, как будто его не видно – первая полка, на самом видно месте. А то мог и вовсе завалиться в таком виде на постель, ведь первую половину ночи Машенька спала в своей комнате, и, вальяжно положив ногу на ногу, читать что-нибудь или играть в «стрелялку». Вид обнажённого Ярослава сводил с ума Агату, но хуже было утром, если она просыпалась раньше. Её рука неизменно лежала на вздымающемся внушительном достоинстве, а сама Агата была прижата к мужчине так, что ей казалось – она не может дышать.

Тщательно продумав свой туалет, критически оглядывая себя в зеркало, в красном кружевном комплекте – а каком же ещё? – состоящем из очень номинального бюстгальтера, с краем как раз на середине соска, маленьких стрингов, пояса для чулок и самих чулок с широкой кружевной резинкой, Агата подправила макияж, добавила румян на щёки и алого на губы, небрежно распустила волосы и надела туфли на беспрецедентно высоком, даже для неё, каблуке. Ей предстояло пройти всего пару шагов… из ванной комнаты в их спальне, к кровати, где лежал обнажённый мужчина. Накинув лёгкий халатик, она вышла и встала напротив, уверенная, что Ярослав уже оценил её неуместный для сна макияж, обувь и чулки. Медленно сдёрнутый поясок  окончательно подтвердил мужчине её намерения, и он подтянул простынь на себя.

– Дай-ка сюда, – она дёрнула за противоположный конец ткани, воспользовавшись растерянностью в его глазах, – хочу видеть, нравлюсь ли я тебе?

Простыня валялась, отброшенная подальше, Мурочка нагнулась, отставив попку так, чтобы мужчине была видна не только попа, и убрала ненужный кусок ткани.

Она погладила себя:

– Ох, большой дядя, я таааак хочу тебя…

– Кхм…

– Смотрю, ты отвечаешь мне взаимностью…

Трудно было не ответить взаимностью блондинке в столь фривольном наряде, которая изгибается, как кошка, демонстрируя на доли секунды своё возбуждение.

– Жаль, что нет пилона.

– Ты умеешь танцевать у пилона, Мурочка?

– Я кладезь талантов, ты себе не представляешь.

Не прошло и пары минут, как Ярослав понял всю глубину своего непредставления, потому что Мурочка вытворяла нечто невообразимое своим телом, она тянулась, гнулась, двигалась ритмично и медленно, она почти села на шпагат, а «почти», потому что помешало лицо Ярослава.

– Ух ты, – пальчики пробежались по всей длине, – дааааааааа, – удовлетворённо, – какая взаимность… полная, – она нырнула себе между ног и провела ещё раз по члену, – чувствуешь?

– Мурочка, – он звучал предупреждающе.

– У? – её дыхание было у головки, при этом она крутила попкой в такт музыки прямо перед лицом мужчины. Дабы усилить результат, она отогнула тонкую ткань и стала едва поглаживать себя, едва, потому что в планы Агаты входило лишить самообладания Ярослава, а не кончить самой, о собственный палец, хоть и в десяти сантиметрах от лица мужчины. Но этому было не суждено сбыться, потому что следующее, что она почувствовала – это горячий рот, и вся её сила воли ушла на то, чтобы не испытать оргазм в ближайшие три секунды. Ярослав виртуозно владел этим искусством, и Мурочка никогда не могла продержаться долго… Только она хотела его член, и вовсе не в своём ротике, где он сейчас находился, а значительно южнее – иначе победа не может считаться полной…

За мгновение до того, как станет неважно, насколько её победа полная, она поняла, что лежит на кровати, лицом вниз, оттопырив попку, а большой и вожделенный член Ярослава не так уж и медленно входит в неё до самого конца, от чего она покрылась испариной, но, в попытках получить ещё больше удовольствия, стала насаживаться сама.

Он просто потерял контроль над своим телом, разумом и волей, её желание, настолько очевидное, предъявляемое, её практически ультиматум, свёл его с ума. Он едва сдерживал себя, чтобы не входить на всю длину и с силой одновременно, но, постепенно, и этот страх ушёл от того, как прогибалась Мурочка, взвизгивала и, несмотря на его довольно агрессивное поведение, просила ещё, ещё. Ему стоило огромных трудов дать это ещё, потому что вид Мурочки едва не заставил его кончить, когда она ещё танцевала, а уж когда она практически уселась ему на лицо, одновременно захватывая в плен его орган, ему показалось, что кончит молниеносно. В итоге они финишировали практически одновременно, он почти упал на девушку, успев подставить руку и, медленно и аккуратно выйдя, уложил её на бочок, укрыв простынёй.

– Как ты, Мурочка?

– Ууууррр.

– Мурочка, тебе больно?

– Мне хорошо, – растягивая гласные, – мне тааааааак хорошо, ты почему не занимался со мной любовью три недели?

– Наказать хотел.

– И сколько бы ещё наказывал?

– Примерно неделю… да, ещё пять рабочих дней.

– Какая точность, большой дядя.

– Дядя не без странностей, Мурочка.

Он смотрел на блаженно улыбающуюся девушку, тушь немного размазалась, помада была стёрта о постельное бельё, волосы растрепались, а глаза сияли откровенной радостью и чем-то ещё. Возможно, уверенностью или любовью?..

– Мурочка, знаешь, я люблю тебя.

– Ох, большой дядя, я тоже тебя люблю, – она потянулась, чтобы обнять своего большого мужчину.

– Ты слышишь меня? Я тебе в любви признаюсь.

– Слышу, я тоже тебе признаюсь в любви…

– На самом деле люблю, – он вглядывался в черты молоденькой девушки перед ним. Слишком молоденький, слишком блондинки и слишком его.

– Может, встанешь на одно колено для пущей убедительности, – дразнила самую малость.

– Через пять рабочих дней.

– Да что будет через пять рабочий дней? – она посмотрела на календарь. – Никаких праздников.

– Предложение тебе буду делать, вот привезут кольца, и буду делать тебе предложение…

– Оооооооооо, я соглашусь, большой дядя.

– Правда? – он выдохнул с облегчением.

– Конечно, я же люблю тебя, – так просто, словно она всю жизнь говорит это.

Через пять рабочих дней молодая блондинка оборвала телефон Ярослава с вопросом, привезли ли кольца, он, смеясь, отвечал, что ещё не заезжал в магазин.

Вечером, когда дети прыгали и скакали между ними, каждый требуя внимания, у Мурочки не было возможности уточнить, не передумал ли Ярослав. Но когда все улеглись спать, он всё-таки встал на одно колено и попросил руки и сердца девушки, а она, согласившись в восторге, гладила колечки, которые по какой-то нелепой примете нельзя надевать до свадьбы, и на утро, сразу после того, как отвезли детей в школу, они написали заявление, выбрав день свадьбы.

Проблема была одна, и она очень смущала молодую блондинку – ей решительно не понравился дворец бракосочетаний в этом городе, ведь когда она выбирала город, ей и в голову не пришло обратить на него внимание. Голубые стены и голуби сомнительных пропорций на стенах не внушали оптимизма Агате. А ведь она один раз выходила замуж, другого случая может и не представиться, вряд ли большой дядя пойдёт на это снова. Агата была уверена, что она практически извела мужчину своими расспросами о кольцах, и точно ли он собирается сделать ей предложение? Поначалу он честно отвечал, а потом закрывал ей рот поцелуем и любил её так, что у неё не оставалось никаких вопросов, не то чтобы она возражала…

– Что тебя беспокоит, Мурочка?

– Ты удивишься...

– Я женюсь на блондинке, у которой один сын негр, другой китаец, поверь, нет на свете того, что бы меня удивило.

– Мне не нравятся стены в этом загсе… вот.

– И всё? А где бы ты хотела расписаться?

– Какая разница, здесь ведь нет другого дворца бракосочетаний.

– Но всё-таки, если бы у тебя был выбор.

– На берегу моря… на нашем пляже.

– Значит, нас распишут на берегу моря, на нашем пляже.

– Кааааак?

– Как ты захочешь, Мурочка, как захочешь.

Агата ещё была в постели, Машенька накануне плохо спала, капризничала, и, услышав, как сквозь вату, истошное: «Маааамаааа», она в панике быстро одевалась, чтобы выбежать на крик. Было воскресенье, тёплый, почти летний день, и все были на улице. Выбежав, она быстро оценила ситуацию, увидев спокойно играющую в песочнице Машеньку, Арни, стоявшего к ней спиной, за зиму он сильно подрос, и Ярослава, который сидел на корточках и обнимал Лютика, все трое смотрели на белые шапки сирени, и Лютик повторял одно:

– Она переродилась, мама, она переродилась!

– Я рада, – Агата села рядом и сглотнула слёзы. Несмотря на то, что она почти не знала свою сестру, и куст был куплен заранее, непрошенный комок подкрадывался и душил своей безнадёжностью…

– Я же говорил! – только сейчас стало ясно, как отчаянно важно было маленькому мальчику, чтобы его мечта о перерождении сбылась.

– Ты умница, – она гладила чёрные волосы парнишки, – такой молодец.

Арни не сказал ничего, он не любил разговаривать о маме или о прошлой жизни, но когда Ярослав случайно нашёл несколько потёртых фотографий и увеличил их, по его взгляду было понятно, насколько он благодарен. Он повесил фотографии над столом и часто смотрел на них. Никто не трогал его в эти минуты.

Вдвоём с Лютиком они «взяли шефство» над кустом, огородив его красивой невысокой изгородью, иногда поливая из шланга, в особо жаркие дни, как сегодня.

Агата носилась по дому, снося всё на своём пути, она нервничала, всё было не так, как должно было быть. Ярослав несколько раз сталкивался со злющей девушкой и старался обойти её стороной. Сейчас нервная обстановка стала передаваться Машеньке, а за ней и Лютику, который ходил по двору и проверял, всё ли на месте.

– Мурочка, Мурочка, остановись, пожалуйста.

– Остановись, да тут погром, большой дядя! Это же ни в какие ворота, это же дебош какой-то, я ничего не успеваю, это ужасно.

– Чего же ты не успеваешь?

– Всё!

– Начнём по порядку…

– Какой порядок, нет порядка в этом доме и никогда не будет, и…

– Тшшш, тихо, моя Мурочка, успокойся, давай минуточку посидим вдвоём и успокоимся, – он усадил девушку на колено и гладил по спине, как это делал с Машенькой, когда та капризничала, не то чтобы это не нравилось Мурочке…

– Давай-ка, ты успокоишься немного, совсем чуть-чуть, скоро придёт визажист, стилист или кто там приходит в таких случаях, а у тебя личико в пятнах, это плохо, Мурочка.

– Ааааааааа.

– Ттттшшшшшшш, если помолчишь и не будешь скакать – всё пройдёт.

– Пройдёт… аааа...

– Я сам одену Машеньку.

– Аааааа…

– Лютик оденется сам, но я прослежу, чтобы он не запутался в шнурках.

– Ааааааааа…

– Уверен, Арни справится, он самый спокойный среди нас.

– Понятно.

Они посидели ещё немного, потом ещё немного, потом ещё чуть-чуть поцеловались, потом ещё немного.

– Ты не должен меня видеть до свадьбы! – вдруг взвизгнула блондинка.

– Я закрою глаза, Мурочка, клянусь, я совсем тебя не вижу, – он гладил по очень убедительным местам девушки, и она была согласна на некоторое отступление от традиций. В конце концов, почему бы не заняться немного любовью с будущим мужем, ведь если закрыть глаза – это почти как фантазия? Очень хорошая фантазия, лучшая за всю её жизнь.

На кухне, куда зашла успокоенная Агата, чтобы выпить чай после прекрасного успокоения по методу большого дяди, она увидела Антона. Он чинно восседал на стуле и деловито наливал себе водку в хрустальную рюмку, перед ним была прекрасно сервированная салфетка с закусками, и были даже приборы в виде вилки и ножа, впрочем, куски сыра, колбасы и мяса он брал руками.

– Что делаешь?

– Пью, – смотря, как дурочку, для очевидности даже потряс бутылкой.

– Зачем, ещё же никто не начинал праздновать?

– Десять лет назад, – наливая себе рюмочку и тут же выпивая, – я пообещал, что напьюсь на свадьбе Славки.

– И? Свадьбы ещё не было…

– Ты хотя бы примерно представляешь, сколько мне надо выпить, чтобы напиться? – он говорил абсолютно трезво.

– Сколько?

– Это вторая, – вздохнул.

– Может, горячего? Подогреть чего-нибудь? – Агата начинала сочувствовать Антону, хотя больше ей было смешно.

– Нет! Нет, я тогда вообще не напьюсь, я так, колбаской, ты иди, занимайся… чем там невесты занимаются… пилинг-шмилинг-эпиляция-звукоизоляция… Мне тебя ещё к месту назначения доставить надо. Красивую, чтобы этот хрен не передумал, второй раз я столько, пожалуй, не выпью.

– Я пойду.

– Иди-иди, – ухмыляясь вслед.

Через четыре часа в доме было тихо, оставались Агата, Антон и Бутылка Водки, девушка надеялась, что та же. Мужчина был немного во хмелю, но галантно открыл дверь большого белого внедорожника, помог забраться девушке, поправил подол длинного платья и кивнул водителю, который  очень аккуратно поехал в сторону пляжа, где пересёк и его, подвозя невесту к белому шатру в окружении цветов, где уже стоял Ярослав и заметно нервничал.

Мужчина дёргался, жалел, что когда-то давно бросил курить, сейчас бы это очень пригодилось. Стоя под белым шатром, с ребёнком на руках, в ожидании невесты, он чувствовал себя не слишком уютно под пристальными любопытными взглядами. Прошла вечность, прежде чем показалась машина Антона, и оттуда выплыла его Мурочка. Она была в красном – а в каком же ещё? – длинном платье с открытым декольте, белые цветы в её руках гармонировали с цветами, украшающими шатёр и голову невесты. Маленькая фата была символичной и держалась, словно на честном слове, но сильный порыв ветра не испортил причёску, и фата осталась на месте.

Женщина из местного дворца бракосочетаний с невозмутимым лицом прочитала всё, что полагается в таких случаях, и проникновенно пожелала благополучия и деток. Она впервые столкнулась с подобной прихотью брачующихся, но круглая сумма заведующей и ей лично за внеурочный выход добавила проникновенности в её голос.

Агата не думала ни о чём таком, она смотрела на мужчину рядом с собой и не верила своему счастью. Она даже ущипнула себя разочек, чтобы убедиться, что не спит, и что она в действительности выходит замуж за самого красивого, доброго и прекрасного человека, которого только могла создать природа, на берегу моря и даже в красном платье – а каком же ещё?

Чтобы детям было вольготней, праздник решили устроить дома, так же на улице, расставив столы и такие же шатры-пологи. Погода была тёплая, приглашённые официанты хорошо обучены и инструктированы, еда на редкость вкусной, и даже дети вели себя без капризов. Капризничала Мурочка.

Ярослав с утра наблюдал за бледной девушкой, пытающейся держаться и не срываться на людей, но, похоже, ей это удавалось всё хуже и хуже. Сейчас она выговаривала ему за его внешний вид.

– Большой дядя, зачем ты так оделся?

– Как, Мурочка, ты же сама мне выбрала этот костюм.

– А пиджак ты зачем снял? – на глазах уже стояли слезы, Мурочке совсем не нравилось, как окружающие женщины смотрят на него, и идея с паранджой ей нравилась всё больше и больше.

– Так жарко, очень жарко, а ещё выпил… Ты тоже выпила, тебе не жарко?

– Меня знобит, большой дядя.

– Давай, покушай, смотри, какая рыбка, – он положил ей прекрасный стейк из рыбы, украшенный кусочком лимона, овощами и зеленью, и сейчас смотрел на скривившееся лицо Мурочки, которая, судя по всему, боролась с рвотными позывами. Он быстро убрал тарелку.

– Хм… знаешь, мне совсем не нравится, как ты себя чувствуешь последние месяц-два. Я думаю – зря ты сменила таблетки, я посмотрел аннотацию – это же ужасно, столько побочных явлений. Давай, ты допьёшь, и завязываем, хорошо?

– Не говори ерунды.

– Почему «ерунды»? Головокружение, вялость, слабость, тошнота – всё как по написанному.

– Да потому что я не принимаю никаких таблеток!

– То есть ?

– Ну… там ведь нужно в первый день, а я забегалась, потом аптека была закрыта… а потом как-то этих первых дней и не было, – задумчиво.

– А мне почему не сказала? – он внимательно смотрел на девушку в красном платье.

– А что бы ты сделал?

– В тебя бы не кончал… например.

– Прерванный половой акт – это очень сомнительная контрацепция!

– Конечно, Мурочка, а отсутствие какой-либо контрацепции – надёжное средство? – он силился понять логику блондинки перед ним, но она была слишком блондинкой, слишком молоденькой и слишком его женой.

– Мурочка, я понимаю, что, наверное, это происходит по-другому, но не могу сдерживать своих эмоций. У нас будет ребёнок, Мурочка, ты беременна.

– В смысле? – она схватилась за свой живот, хорошенько к нему присмотрелась, потом прислушалась к себе, всё было как раньше, немного раздражало… но в целом… Потом разглядывала своего большого дядю, ища в нём признаки того, что он шутит.

– Мы не предохранялись последнюю пару месяцев, ты спишь дурью, мне не жалко, но ты очень много спишь, ты злишься на пустом месте и, наконец, тебя тошнит от любимой еды. Что ты хочешь съесть сейчас?

– Я хочу… я хочу… куриную грудку, обёрнутую сырокопчёным беконом, запечённую в духовке под сыром…

– Каким?

– Джугас, да, Джугас, только не Пармезан! И ещё хочу маринованные огурцы… а лучше – солёные по-берлински, острые-острые… и арбуз.

Мурочка посмотрела в спину удаляющегося Антона, вспоминая на ходу, откуда она знает про огурцы по-берлински.

– Антох, ты куда? – Ярослав.

– Ёптыть, запекать грудку с беконом, и, надеюсь, у тебя есть Джугас, иначе, мужик, ты попал, арбуз тебя не спасёт.

– Зачем? – Агата уже не хотела грудку, она вообще ничего не хотела, только спать.

– Так, чего хочет беременная женщина, того хочет бог и нервы мужика…

Проснулась она посредине ночи, рядом спал Ярослав.

– Сла-ав.

– У?

– Я испортила нашу брачную ночь…

– Не-а. Это лучшая брачная ночь в моей жизни, потому что она у нас первая.

– У нас номер был заказан.

– Ну и что?..

– Всё равно…

– Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю, наверное, хочу спать и писать.

– Значит, сначала нужно пописать, боюсь, в обратно порядке будет не очень красиво, – он повёл бровями.

Мурочка долго копалась в ванной комнате, совмещённой с санузлом, писала в баночку, а потом трясущимися руками держала белую полоску, так, как это было написано в инструкции, пока не завизжала так, что Ярослав открыл дверь, словно в ней не было защёлки.

– Мурочка?

– Я беременна! Я беременна, большой дядя, мы не предохранялись, и теперь я беременна, – она повисла у него на шее и попыталась обхватить его ногами, как маленькая обезьянка, грация подводила Мурочку, и Ярослав удержал её под попу.

– Ты рада?

– Да. Наверное, это неправильно, странно… но да, я рада.

– Вот и славно, пойдём спать.