Текст книги "Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная (СИ)"

Автор книги: Наталия Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Нас привезли, дальше ты знаешь… Только никакой Дед Мороз не исполнит просьбу Лютика, – тут Арни просто заплакал, по-детски, так, как наверное не мог себе позволить всё это время.

– Почему ты не скажешь Агате?

– Она будет переживать, Лютик поймёт, а ему не нужно понимать…

– Понятно… Арни, я не скажу, обещаю тебе, не скажу. Пока. Возможно, потом эта информация будут важна в связи с вашей опекой или ещё какими-нибудь формальностями, но пока я не скажу.

– Ладно, – он всхлипнул. – И… – было видно, что парень сомневается, говорить ли, что в его голове роятся сотни мыслей, но слова всё же прорвались. – И он преследует нас, преследует Машеньку. Он звонил, угрожал, потом приехал, мы уехали сюда, и всё было хорошо, Агата никому не сказала, где мы… но на прошлой неделе он стал звонить, а сегодня она видела его у дома. И… она боится.

– Что? Преследует? Зачем?.. Не отвечай, это не имеет значения. Больше ты ничего мне не хочешь сказать?

– Больше нет, ты не отдашь ему Машеньку?

– Никогда.

Он посмотрел немного на парня, на чьём лице были заметны следы слёз.

– Спасибо за доверие, спасибо.

Повернувшись к двери:

– Я и вас не отдам, никто из вас не пострадает.

Агата перебирала постиранные и поглаженные вещи в гардеробе, когда туда вошёл Ярослав, и он не был похож на большого дядю, он был, кажется, злым, как минимум, он был сильно расстроенным. Она молча села на стул, который стоял рядом и, застыв, смотрела на мужчину. Он был очень высокий, невероятно широкоплечий, мышцы на его груди и руках были просто огромными и когда-то пугающими.

– Агата, – ей не понравилось «Агата», – Агата, почему ты не сказала, что вас преследует биологический отец Машеньки?

– Аааа?

– Агата, я понимаю, что у тебя есть какие-то вещи или секреты, которыми ты в силу обстоятельств не хочешь со мной делиться, это нормально, но это не та вещь, которую тебе следует скрывать.

– Он нашёл нас? Ты отдашь Машеньку?

– Я не знаю, нашёл ли он вас, меня это не волнует. Я не отдам ему Машеньку, тебя, Лютика или Арни, он не приблизится к вам на пушечный выстрел, для меня это очевидно. Он исчезнет из этого города, а если надо – с этой земли. Меня интересует, почему ты не сказала об угрозах?

– Чтобы ты не бросил меня, нас.

– В каком смысле? – он смотрел на растерянное лицо Мурочки и пытался найти хоть какую-то логику в словах девушки, но она была слишком молоденькой и слишком блондинкой для такой роскоши, как логика.

– Чтобы не быть тебе в тягость больше, чем мы уже есть.

– Мурочка? На этом месте поподробней.

– Нууу… Мы живём в твоём доме, кругом игрушки, я стараюсь всё сразу убирать, но они мусорят быстрее, вчера Машенька изрисовала диван фломастером, я оттёрла, но всё равно видно. – Она виновато опустила голову. – Ты не высыпаешься из Машеньки, на продукты уходит много денег… Я не могу отказывать Машеньке, Лютик мало ест, но Арни… Ты не думай, он старается… я всегда контролирую, чтобы он много не ел и сама… вот.

– Что?

– Знаешь, это на самом деле просто. Всё на счёт, мы привыкли. Если Лютик ест половинку кусочка хлеба, то я целый, а Арни две. Он не может есть меньше, он большой… Ты не отдавай Машеньку, если тебе совсем в тягость, ты скажи, мы уедем. Просто… я ведь не справлюсь с вами двумя, я не смогу.

– Мне кажется, я схожу с ума… какой хлеб? Какие кусочки?

– Мы так привыкли.

– Мурочка, девочка, я зарабатываю достаточно, чтобы не думать о хлебе… Мне и в голову не приходило… У тебя на карточке достаточно средств, я не контролирую тебя… а видимо зря, иначе бы я заметил, что расходы на питание не так уж и увеличились. Какая же ты блондинка, Мурочка.

Ярослав хотел разозлиться, на самом деле он чувствовал и злость, и разочарование, и какую-то боль за молоденькую девушку, что жила с ним в его доме, но по старой привычке считала хлеб… У него перехватывало дыхание от собственной невнимательности и обиды за то, что Мурочка так и не научилась за это время доверять ему. А давал ли он повод, показал ли, что она может довериться ему, перестать бояться будущего? В своих глазах Мурочка была тем, кем считал её весь городок – приспособленкой, приживалкой, а он, видимо, не сделал ничего, чтобы переубедить её, неверие же в людей сидело в девушке настолько глубоко, что простое «будем жить вместе» не могло для неё много значить.

На следующее утро Ярослав вышел на кухню и смотрел, как Мурочка, накрывая на стол, пробегается глазами по продуктам, после чего он увеличил порции раза в два всем, Лютик не справился и с четвертью, а вот Арни съел свою, а потом доел и завтрак Лютика, на возражение Ярослава, что можно приготовить ещё, а не доедать, ответил.

– Вот ещё, продуктами разбрасываться, он мой брат, доем.

В словах была доля правды. Агата, проворочавшаяся всю ночь, выглядела бледной, считая воображаемы признаки отчуждения в большом дяде.

– Мурочка, – сказал он, когда зашёл после того, как отвёз детей в школу. – Давай-ка мы сядем на диванчик, Машенька на нём порисует, а ты мне расскажешь всё, что ты знаешь о том человеке, что вас преследует, и заодно ответишь мне ещё на пару вопросов.

– На какие? – сжалась, очередной раз за утро.

– Например, какую ты хочешь шубку, у тебя милая курточка, мне нравится, но моей Мурочке не помешает шубка… и платьюшко. И уж точно, я абсолютно уверен, что тебе необходимы туфли.

– Не хочу я шубку и платье.

– Не бывает девушек, не бывает блондинок, которые не хотят шубку, встречаются глупые Мурочки, которые не признаются в этом.

– Ты не отдашь Машеньку?

– Папа? – девочка протянула ладошки просясь на руки.

– Сама-то ты как думаешь? – он поднял Машеньку и рассматривал игрушку, которую она ему протянула: «На».

– Не отдашь, – улыбаясь. – Большой дядя, ты не отдашь Машеньку.

– Правильно, я не отдал свою Машеньку, свою Мурочку и своих парней, один из которых, все-таки курит тайком, а у другого третий глаз, свои-то два узкие. Куда я без вас? Кто меня, несчастного, объедать будет? Прям не знаю, Мурочка, почему ты такая глупенькая у меня…

– Потому что я блондинка?

– И то верно, рассказывай про этого мужчину всё, что помнишь, слышала, какие есть документы, фотографии, всё…

Глава 5

Приехавший Антон внимательно выслушал давнего партнёра и друга и сейчас молча смотрел в стену, взяв паузу.

– Умеешь ты баб выбирать, Слав.

– Это да, умею.

– Ты уверен, что это всё, что она знает?

– Уверен… не враг  же она детям, в конце концов.

– Верно… верно, слушай, надо с парнем говорить.

– Не трогай его.

– Агата твоя толком ничего не знает, а нам для начала нужно понять мотивы этого мужика… кто он? Если он просто парень, который хочет своего ребёнка обратно – это одна история, а если религиозный фанатик или сектант – другая. По итогам мы решим, обойдёмся собственной безопасностью или придётся подключать официальные каналы. Может, Машенька твоя какая-нибудь избранная или светоч, или что там у них бывает. Это можно понять, только узнав об общине, куда вляпалась их мать… Как так случилось-то, ты не знаешь?

– Всё просто, родила в шестнадцать, пока мать была жива, отец терпел позор семьи, а потом сразу выгнал, вот и пошла она по общинам да сектам в поисках добра… Агате-то тоже не помог.

– Это, блядь, что за отец-то такой.

– Вот такой, – Ярослав уже поднимался в комнату Арни, чтобы позвать его для беседы.

– Арни, это важно, тебе нужно рассказать всё, что ты знаешь, помнишь, слышал, видел, предполагал. Как называлась ваша община, какие именно были правила, какие наказания, в чём суть, распространение этого верования или что там… сможешь?

К концу монолога, когда Антон только изредка перебивал, чтобы задать короткие уточняющие вопросы, Ярослав пытался хоть как-то уложить в своей голове то, что эти два парня видели и с чем росли. Неудивительно, что общительный от природы Арнольд смотрел на людей с подозрением, а Лютик убегал в свои мечты и сказки. Эта особенность – убегать в мечты, – была семейная, не только его мама так делала, живя в какой-то абсолютно бесчеловечной реальности, но и тётя. Его Мурочка тоже имела такую склонность, но Агата всегда боролась с трудностями, справляясь так или иначе, ища выход, даже если он был неправильным или нелогичным.

– Знаешь, парень, – Антон говорил серьёзно, глядя не только на Арни, но и на Ярослава, – думаю, тебе нужен специалист, хороший специалист. То, как ты рос, даже близко не может считаться нормальным, то, что ты увидел… может вызвать замедленный постстрессовый синдром, так что…

– Да ладно? – Ярослав.

– Вообще-то из нас двоих я бо́льший отец, чем ты, так что бери своего парня и тащи к специалисту.

– Агата будет спрашивать, – с сомнением сказал Арни, было видно, что он не в восторге от слов партера Ярослава, он скорее принимает правила игры, оказавшись в невыгодной для себя ситуации.

– У тебя подростковый возраст, ты куришь и, уж прости, парень, ты чёрный, у тебя масса официальных причин, по которым ты можешь смело пройти небольшой курс… и ничего не говорить Агате. Уверен, узнай она и половину вашей замечательной жизни, впадёт в такую панику, что её блондинистые нервишки не выдержат. В этом плане ты всё-таки покрепче будешь, мужик.

На том и порешили.

Ёлку поставили на высокую тумбу, потому что проворную Машеньку очень привлекали огоньки и цветные шары, она постоянно просилась на руки, чтобы потрогать, дёрнуть, а лучше сорвать яркую игрушку.

Она росла смышлёной девочкой, каждый день удивляя родителей и братьев новыми словами или проделками.

Сейчас все спали, каждый в своей комнате, а Машенька в спальне родителей, но уже в своей кроватке, просыпалась она только в середине ночи и после молочка засыпала снова, но всегда между мамой и папой. Агата прочитала, что это плохо скажется на психике ребёнка, но Ярослав считал, что любовь ещё не помешала ни одному ребёнку, так что и их Машеньке не помешает.

Девушка сидела, облокотившись спиной о грудь мужчины, невероятно высокого и с мощным торсом, и смотрела на мерцающие огоньки.

– Хорошо, что мы поставили ёлку.

– И вправду, хорошо.

Ярослав никогда не ставил ёлку на Новый год, но в этом году у него даже не возникло такого вопроса, он взял с собой Лютика и Арни, и вместе они выбрали самую большую и пушистую  лесную красавицу, которая теперь благоухала на весь дом, украшая его.

– Я беспокоюсь, Арни точно нужен был психолог?

– Ну… в школе обратили внимание, почему бы не походить.

– Просто… странно это, он же не детский.

– Мурочка, это маленький город, здесь всё по знакомству, поверь, этот парень лучший в своём деле, так что… может, пользы особой не будет, но и вреда тоже. Пусть Арни походит, ты же видишь, что ему непросто.

– Вижу, – Агата вздохнула и вжалась ещё плотнее в большого дядю. Сколько бы ни обнимал, сколько бы ни давал ей тепла и ласки этот мужчина, ей всегда было мало, она была подобна энергетическому вампиру, который питался теплом другого человека. Молоденькой девушке было невдомёк, что отдавала она ничуть не меньше, что мужчина рядом с ней буквально купался в её ласках, поцелуях и блуждающих по его большому телу ручках. Уже давно он просыпался между Мурочкой и Машенькой. Маленькая девочка раскидывалась на большей половине кровати, но обязательно ручку или ножку, а то и всё тельце закидывала на папу, а Мурочка перебиралась во сне на половину Ярослава и хваталась, что у неё было сил, за мужчину рядом, пытаясь обхватить его руками и ногами одновременно.

Она была  одета совсем просто, в красную – а какую ещё? – трикотажную пижаму, без макияжа и с влажными волосами. Мужчина невероятно любил такую Мурочку. С утра она первым делом красилась, когда ярче, когда совсем немного, но вечером, уложив детей, после душа, пахнущая шампунем и немного духами – она была невероятно соблазнительной, домашней, настоящей Мурочкой. Его.

– Ты ничего о себе не рассказываешь, большой дядя.

– А что ты хочешь знать, Мурочка?

–  Ты был женат?

– Неееееет, – он улыбнулся, – я не был женат.

– Правда? – она резко повернулась, встала на колени, чтобы заглянуть в глаза сидящему Ярославу.

– Конечно, с чего бы мне врать?.. Но я жил с девушкой, это, наверное, считается.

– Расскажи.

– Ой, это было настолько давно, что кажется уже неправдой.

– Всё равно, – Агата почувствовала, что она злится на эту девушку, и очень сильно.

– Нуууууу, сразу после армии, я ещё в загранку ходил.

– Это как?

– Хммм, – он ухмыльнулся разнице в их мировоззрении. – За границу, на торговом судне, это было очень престижно в те времена.

– Так ты моряк дальнего плавания?

– Он самый. Так, о чём я? Мне было лет двадцать пять, ей и того меньше, мы жили вместе… наверное, около пяти лет, да, примерно так.

– Иииииииииии???

– И что, Мурочка? Жили, а потом разошлись.

– Но это же тааааак много…

– Да, для двадцати пяти это много…

– А почему разошлись?

– Наверное, ей хотелось определённости, хотелось узаконить отношения, думаю, она ждала от меня этого, но я как-то не сообразил, и, как итог, мы разбежались, она вышла замуж, а я как-то один… был, до тебя… вас.

– Ты до сих пор любишь её, – девушка опустила голову и готова была заплакать от уверенности, что он до сих пор любит некую девушку, не её… При этом она не могла бы сказать, что бы она ответила на признание большого дяди в любви. Эти чувства были очень противоречивыми, однако ревность побеждала всё.

– О, нет, Мурочка, конечно, нет, я о ней и не думаю, просто ты спросила, я ответил.

– Правда?

– Конечно, клянусь, я вовсе не люблю её, – слова, которые чуть было не сорвались с языка, мужчина оставил себе, проглотив их с комком в груди.

– Это хорошо, – отчего-то девушке действительно стало хорошо. Она была практически вжата в мужчину, в большой комнате, где возвышалась ёлка и потрескивал камин, издавая характерный звук и запах. Она впитывала в себя и этот запах, и ощущение тепла  и покоя, ощущение счастья и какого-то довольства жизнью, разрешая себе не пугаться этого, а наслаждаться.

Уже отдаваясь поцелую целиком и полностью, как умела только его Мурочка, она закинула на его поясницу ногу и буквально втиралась в мужчину, мурлыча при этом.

У мужчины каждый раз перехватывало дух от того, как сверкали глаза девушки, какой открытой и даже смелой становилась она в такие моменты. Она просила больше и больше, ещё и ещё, и получала это.

Его руки сняли сначала красную трикотажную кофточку, и он нежил грудки, казавшиеся меньше из-за размеров его рук, потом шорты и, не найдя под ними трусиков, он долго гладил внутреннюю сторону бедра, видя, как в нетерпении, а то и в злости, Мурочка требует его рук на самом нежном, интимном месте. Возможно, давал он больше, чем получал, возможно, Агата этим пользовалась, но мужчина не возражал, а только приветствовал такое поведение.

Ему хотелось доставить Мурочке удовольствие, радость, хотелось, чтобы она вздыхала, а потом срывалась на крик, хотелось, чтобы её глаза расширялись, когда он входил в неё, всегда осторожно, давая ей время, ускоряя амплитуду и глубину толчков. Они испробовали массу позиций, нашли свои уловки и радости, подстроились друг под друга и получали максимальное удовольствие от занятий любовью. При этом Ярослав отчаянно понимал, что никто и никогда не дарил ему такой спектр удовольствий и радости, как Мурочка. Она была смелой девушкой, немного безбашенной и, порой, просила о неожиданных вещах своего большого дядю, и он мало когда мог или хотел отказать ей.

Сейчас, уставшей от взаимный ласк, ощущающей натёртость, как это бывало всегда, Агате не хотелось никуда идти, подниматься на второй этаж, как и делать любые телодвижения.

– Не хочу вставать.

– Мурочка, скоро проснётся Машенька.

– Я не хочу, не пойду, я тут хочу.

– Хорошо, – он быстро встал, улыбнувшись, принёс пару одеял, подушки, а потом уложил между ними Машеньку, поставив между подушек молоко, которое потребует девочка.

Утром он проснулся от того, что кто-то переступает через него, это был Арни, который пытался тихо забрать свою книгу, но родители спали, растянувшись прямо посредине комнаты, оккупировав при этом подходы к дивану, на котором и лежала книга.

– Тсссссссс, – Арни, показывая глазами на спящих Агату и Машеньку, на что Ярослав только кивнул головой и, подоткнув одеяло под обеих, отправился на кухню, где они втроём благополучно справились с завтраком и отправились кто в школу, а кто на работу.

Агата быстро зашла во двор, закрыла за собой калитку и стала вытаскивать Машеньку из красной – а какой ещё? – коляски. Девочка капризничала всю дорогу, хныкала и просилась на ручки. Всё, что успела заметить Агата – что девочку буквально вырвали у неё из рук, в следующее мгновение она услышала грохот чего-то, и мужской крик, смешанный со своим, от боли и непонимания. Кто-то откинул её далеко по вычищенной дорожке, она упала, больно ударив колено и голову, и сейчас смотрела, как Он, тот самый человек, держит Машеньку на руках, от чего та извивается и отчаянно плачет, а Антон приставил к голове мужчины пистолет…

Агата видела подобное в кино. Скорее всего – с глушителем, во всяком случае она именно так себе и представляла глушитель. Представления её были поверхностны и основаны на паре блокбастеров, которые она видела. В это же время она слышала мальчишеское отчаянное: «Пааааапа» и, скосив взгляд в сторону, видела, как Лютик, в домашней одежде и тапочках, стоял на снегу и кричал что-то в трубку телефона.

– Ребёнка отпусти, – она услышала спокойный голос Антона.

– Нет. – Он.

– Ты что-то не понял? – Агата слышала щелчок, наверное, так и звучит предохранитель, и увидела, как сильнее вдавилась сталь в висок мужчины, который держал её Машеньку.

– Ты уверен? – В этот момент Он просто выронил Машеньку, от чего она упала, распластавшись по дорожке. У Агаты зашлось сердце, остановилось на те доли секунды, пока она не услышала крик ребёнка в купе с приказным Антона:

– Не поднимай её, возможно, травма.

Агата мало что понимала, кроме того, что Машенька плачет, её уронили с высоты об землю, а Лютик сидит в снегу и мелко вздрагивает. Как в замедленной съёмке она увидела, как Машенька сама поднялась на ножки, и какой бы вред не могли причинить её действия, девушка вцепилась мёртвой хваткой в ребёнка и отходила к Лютику под полным ненависти взглядом мужчины, преследовавшим ей и её детей.

– Лютик, заинька, успокойся, мой хороший, тише, – она сидела в снегу и уговаривала мальчика, не в силах поднять его, не в силах встать самой.

Машенька плакала, она заходилась в плаче, скорее машинально девушка ощупала ручки и ножки девочки, на первый взгляд всё было нормально… на первый. Лютик не двигался с места, вцепившись в Агату, Машенька постепенно успокаивалась в руках мамы, пряча личико у неё на шее и сося свой кулачок, что приносило успокоение и Агате, значит, обошлось без травм.

– Пацан, возьми-ка Машеньку и иди в дом.

– Нееет, – Агата завизжала и вцепилась в ребёнка.

– Агата, успокойся, отдай девочку… Парень сейчас околеет, тебе не нужна пневмония.

– А если он не один?

– Он один.

Агата смотрела с подозрением.

– Он один.

– Лютик… иди в дом.

– Маааааам, мама, я не хочу.

– Солнышко, иди, мой золотой, ты простынешь, да и Машенька тоже… Иди, мой хороший, – она передала успокоившуюся девочку Лютику и встала посредине двора рядом с Антоном.

Он, держа её руку, вложил в неё увесистое оружие, крепко удерживая у виска мужчины, угрожавшего ей и её детям.

– Хочешь – стреляй, Агата, никто не узнает.

– Я не могу, – она не могла, пальцы покрылись потом, она интуитивно пыталась отстраниться от оружия.

– Он пытался убить твою дочь.

– Убить?

– Да… жертва. Им нужна была жертва.

Агата всхлипнула.

– Боже, неееет.

– Хочешь – убей.

Она хотела убить, хотела. Хотела растерзать этого человека, разрядить в него всю обойму, как это бывает в кино, а потом сжечь его труп, она чувствовала ненависть к этому человеку, острую, до тошноты и сведённого солнечного сплетения. Но на самом деле она не могла даже удержать пистолет, который был холодным и тяжёлым, тяжелей, чем когда-либо думала девушка, если и задумывалась над этим.

– Стреляй!

– Нееет, – слезы покатились по щекам, девушку трясло, она плакала, чувствовала, что не может не только удержать оружие, но и стоять тоже.

В какой-то момент большая рука взяла её ладонь и освободила от тяготеющего куска металла, подарив взамен тепло. Всё, что она видела перед собой – это пара серебристых кнопок на куртке Ярослава, и чувствовала запах парфюма, всё это приносило если не успокоение, то возможность дышать.

– Явился, не запылился, – Антон быстро обвязывал тёмным скотчем рот мужчины и его руки, пока тот стоял на коленях.

– Давай подробнее, – Ярослав прижимал к себе Агату, которая всхлипывала и мелко тряслась.

– Все живы, может, будут здоровы…

– Рассказывай, – он терял терпение.

– Чего рассказывать? Ребята из службы собственной безопасности присматривают за твоими.

– Что? – девушка, вопрос, оставшийся без ответа.

– Звонят мне, мол, вышла одна с ребёнком, и этот хмырь за ней… что делать? А что делать? Я в квартале, приехал, поймал урода.

– Поймал, значит? – глядя зло.

– Да, поймал.

– На живца?

– Можно и так сказать.

– Да… – у Ярослава потемнело в глазах.

– Ты не на меня ори, ты лучше красаву свою спроси, чего одна ходит? Ты почему одна пошла?

– Машеньке нужна была каша.

– Каша? А подождать эта каша не могла? – Антон.

– Нет, не могла, она капризничает, заболевает и ест только эту кашу.

– Отлично, а муж у тебя на что???

– Какой муж? – Агата растерянно смотрела на Антона, прижимаясь крепче к Ярославу.

– Слав, у тебя же нормальные бабы были, где ты отыскал такую?.. Это же пиздец какой-то… Мужик, с которым ты живёшь, не муж тебе, Агата?

– У него было занято, – кажется, поняв о чём речь.

– Отлично. А позвонить Антону, так мол и так, гони кашу малой, не судьба?

– Ваааам?

– Тебе! Да, мне, жене моей, секретарше его, – в сторону Ярослава, – кому угодно, любой притащит тебе эту несчастную кашу, раз уж ты живёшь с НИМ. Слав, ты бы объяснил на досуге своей молодухе, что мы хоть и пиздим на неё, но она вроде как жена твоя, а значит, в любой момент поможем… включая кашу. Ты вообще из дома не должна была выходить, тебе говорили?

– Говорили.

– И что?

– Каша…

– Каша ей… Ну, ты посмотри на неё, в мозгах у тебя каша, тащи лопату.

– Какую лопату?

– Какую найдёшь.

– А зачем?

– Могилу себе копать будет, – он пнул крепко связанного мужчину, который лежал на боку в снегу и страшно водил глазами.

– Но…

– Тащи.

Агата принесла трясущимися руками и смотрела, как мужчину загружают в большую машину Ярослава, и как она медленно выдвигается за ворота.

Сколько она просидела в дверях, не раздевшись, она бы не могла сказать, кто-то снимал с неё куртку, кто-то поднял на руки, и она уже была в стенах ставшей родной спальни, кто-то мерил ей температуру и растирал холодные ноги, кто-то заставлял есть суп и укачивал, как ребёнка, чтобы она уснула.

Через время она открыла глаза, поняв, что ночь, а она в объятиях большого дяди, и что сделал этот  человек. Она тихо заскулила, пытаясь отодвинуться подальше.

– Мурочка, что с тобой, тебе плохо?

– Оставь меня… оставь.

– Ну что ты, что ты… это лекарства, у тебя был сильный жар, девочка, иди ко мне.

Ей хотелось, но… «Могилу себе копать будет», и медленно отъезжающий автомобиль.

– Вы убили его? ТЫ убил его?

– Нет, с чего ты взяла, но очень хотел, он обгадил мне салон.

– Лопата.

– Это у Антона такие дебильные шутки.

– Не ври мне, большой дядя.

– С чего мне тебе врать, Мурочка, смотри, – он протянул телефон, где был сфотографирован мужчина на перроне вокзала и в поезде, он натянуто улыбался и смотрел с ужасом.

– Мурочка, клянусь, я готов убить за тебя, за любого из вас, но в этот раз, слава богу, не понадобилось.

– Он не вернётся? – Агате стало страшно, и даже на долю секунды она пожалела, что Он всё же остался жив.

– Если совсем не идиот, то не вернётся. Он трус, самый обыкновенный, что ж не поугрожать молоденькой девушке с тремя детьми на руках… Но поверь, он не сунется сюда, зная, что тут ему приставят дуло пистолета ко лбу, и в этот раз уже церемониться не будут.

– Ладно…

– Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит… не знаю, долго у меня была температура?

– Неделю.

– Ооооооооо.

– Да, врач приходит каждый день…

– Машенька, что?

– Со всеми всё хорошо, все здоровы, только по тебе скучаем, завтра Новый год.

– Пааааап, – в дверях стоял Лютик. – Паааааааап, мама проснулась, да?

– Иди ко мне, – Агата попыталась улыбнуться, обнимая худенькое тельце мальчика.

– Не болей больше, мама.

– Не буду.

– А может, и есть Дед Мороз, – Арни, услышавший разговор в спальне родителей, но долго сомневающийся, зайти ли, и только полоска света и голосок младшего брата вселили в него уверенность. Лютик сидел рядом с бледной блондинкой, с синяками под глазами, с небольшой отёчностью на лице, взлохмаченной и в большой мужской рубашке, и  искренне называл её мамой.

Видимо Дед Мороз всё же исполнил желание мальчика.