Текст книги "Звёздный огонь"

Автор книги: Наталия Осояну

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

«Нам надо поговорить», – беззвучно сказал капитан, на мгновение ворвавшись в сознание оборотня, и на этот раз Хаген был ему благодарен: подступившая головная боль прогнала воспоминания о Рейго Ларе и его странном увлечении. Он встретил любопытный взгляд Крейна и кивнул, а сам подумал: «Интересно, о чем?»

Долго ждать не пришлось: уже вечером Хаген переступил порог капитанской каюты, и Крейн взмахом руки предложил ему сесть. Отчего-то пересмешнику показалось, что капитан обеспокоен – это было необъяснимое, необоснованное ощущение. Внешне Крейн казался таким же, как обычно; разве что его глаза временами как-то странно поблескивали, словно отражая пламя невидимого костра.

– Я обещал, что не стану читать твоих мыслей, – сказал он. – И слово сдержу, что бы ни случилось, потому что свою преданность ты уже доказал. Но, видишь ли, твоё волнение при виде крылатого глаза… э-э… взволновало и меня. Где ты успел встретить этот знак?

Повисла тревожная тишина. Хаген не знал, что сказать: он испытывал соблазн обмануть капитана, придумав историю о каком-нибудь поручении Пейтона Локка, но всё-таки понимал, что этого делать нельзя при при каких обстоятельствах. Как же быть? Правду он тоже сказать не мог, поэтому ограничился её частью.

– В замке Рейго Лара.

– Вот как? – произнес Крейн с неподдельным удивлением в голосе. – Надо же… Хаген, мне нет нужды знать, как ты там оказался и что делал, но вот если бы ты смог рассказать мне подробно, что именно увидел… Заметь, я пока что прошу.

Оборотень тяжело вздохнул.

– Ох, капитан, мне трудно об этом даже вспоминать! Ладно, уговорили. У лорда Рейго есть немало странных привычек, о которых знает чуть ли не весь двор, но мало кому известно, что у всех этих странностей один-единственный корень: искусство создания полужизни, древняя алхимия. Он ею увлекается самозабвенно вот уже несколько лет и любит иной раз намекнуть, что за короткий срок достиг впечатляющих результатов…

– И ты видел эти… результаты?

– Я… – пересмешник скрипнул зубами. – Да, видел. Это вышло случайно, я просто перепутал двери и попал в лабораторию. Там… там было много всяких устройств, от одного взгляда на которые просто голова кружилась, и хотя мне случалось видеть механику и посложнее, они показались весьма… необычными. Я пошел дальше, решив поискать что-то ещё более интересное, и вдруг увидел стеклянный сосуд, заполненный зеленоватым дымом. На дне сосуда лежал мертвый крикун – с его живота была снята кожа, а тело до самой шеи обволакивала какая-то масса, похожая на студень. Она колыхалась, будто живая… будто дышала. Сам не знаю, зачем это было мне нужно, но я приблизился и, вроде бы, коснулся стекла рукой…

Тут Хаген замолчал надолго, чувствуя, как внутри всё дрожит и сжимается. Крейн терпеливо ждал, пока пересмешник придет в себя, а «Невеста ветра» очень осторожно коснулась его сознания, на свой лад пытаясь успокоить.

– Я никогда раньше не чувствовал чужой боли… – отрешенно проговорил оборотень. – Ну, конечно же, здесь мне многое довелось пережить, но тогда всё было впервые. Крикун был жив, и он испытывал такие страдания, что не мог не обрушить их на первое попавшееся живое существо. Не знаю, как Рейго мог там находиться? Он же чайка, он восприимчив к мыслеобразам… В общем, я отшатнулся в ужасе и невольно сдернул покрывало со стоявшего рядом большого чана, тоже стеклянного. В нем… в нем был человек. Точнее, некое существо, когда-то бывшее человеком… или даже магусом. Оно тоже не было мертво и смотрело на меня так… умоляюще! – Хаген внезапно охрип, но продолжал говорить; слова лились из него, как льется вода во внезапно открывшуюся пробоину. – Его глаза говорили: «Убей меня!» А я не мог… Это бы поставило под угрозу весь мой план – план, стоивший нескольких лет жизни! И ведь… он был там… не один!

– Сколько? – отрывисто спросил Крейн.

– Не меньше десяти… – ответил Хаген и вдруг ощутил странное опустошение. Эта история, о которой он до сих пор никому не рассказывал, была похожа на шип, засевший в ране. Теперь его удалось выдернуть… и, быть может, рана заживет? – Я не мог считать, просто выскочил оттуда при мысли, что все они обратятся ко мне с одной и той же просьбой…

Услышав следующий вопрос Крейна, оборотень не поверил своим ушам и удивленно уставился на капитана.

– Там были крылатые люди? – повторил Феникс, странно морщась, словно ему самому было неприятно спрашивать о таком. Хаген медленно покачал головой. – Хорошо. Это всё, что ты видел?

– Да, – проговорил пересмешник. – Капитан, я не…

– Достаточно, – перебил Крейн. – Ты не должен больше ничего мне рассказывать. Можешь идти.

Хаген с радостью воспользовался этим разрешением и лишь позже почувствовал легкую обиду: капитан явно знал о лаборатории намного больше, чем ему самому удалось выяснить за годы службы. Рейго ревностно хранил свою тайну… Но, выходит, Крейн вовсе не был столь далек от жизни Яшмового дворца и его обитателей? Ещё одна загадка.

Хотя, если поразмыслить…

Пересмешник вспомнил о молчаливом вороне, который инкогнито приезжал к его хозяину несколько раз в году. Легенды говорят, что древняя алхимия была уделом именно клана Корвисс, но сами Бдительные не раз клялись памятью предков, что полностью утратили секреты этого страшного искусства.

А «Крейн», как случайно выяснил Нами, – одна из ветвей семейства Ворона!

«Я не хочу об этом знать, – подумал оборотень. – Он не тронул мою тайну, так пусть и его собственная тайна остается в неприкосновенности!» Эту фразу он за несколько дней повторил про себя не меньше тысячи раз, но легче от этого не стало: Хаген впервые в жизни изнывал от любопытства.

Жизнь, между тем, текла своим чередом. Эсме исцелила всех отравленных; Нами с радостью вручил Кристобалю Крейну тетрадь, в которой были записаны, по его словам, наиболее интересные и необычные легенды из собрания, хранившегося в библиотеке; рабочие заканчивали приготовления ко дню, когда грейна должна была отправиться туда же, куда ушли тысячи лет назад её создатели – в небытие.

И вот настал момент, когда они вчетвером – Нами, Крейн, Хаген и Умберто – стояли на том же месте, откуда впервые увидели черную тварь, весьма метко стрелявшую по всему, что двигалось в обозримом пространстве. Вечерело; водовод перестал работать ещё в полдень, но пока что никаких изменений они не заметили. Нами нетерпеливо ходил по утоптанной полянке, вертел в руках подзорную трубу, которую один раз едва не уронил с обрыва. Умберто скучал, Хаген предавался раздумьям, а Крейн стоял неподвижно, словно статуя, устремив взгляд на полуживую машину.

– Начинается, – сказал он неожиданно. – Смотрите!

Грейна заколыхалась, хотя ветра не было. И без подзорной трубы было видно, как её плоское тело пошло пузырями, словно его поджаривали, а потом начало таять. Края черного покрывала опускались всё ниже и ниже, от них отрывались куски и падали. Вскоре грейна уже ничем не напоминала то грозное оружие, к которому нельзя было подойти на пушечный выстрел: от неё остались неряшливые лохмотья, а потом в один миг они рассыпались тучей не то пыли, не то пепла…

Почему-то Хаген вспомнил о Стражах Эльги – они исчезли именно так.

– Эта машина пережила своё время, – произнес Крейн, будто прочитав мысли своего матроса. – Быть может, люди ещё создадут нечто подобное… когда-нибудь.

– Быть может, – эхом откликнулся правитель. – И всё же мне её жаль.

– Вы странный, Нами! – магус покачал головой. – После всего, что случилось…

Правитель смущенно улыбнулся.

– Я и сам понимаю, что это звучит странно. Но столько лет прожить рядом с таким редкостным сокровищем и утратить его из-за собственной глупости и неосмотрительности…

«Опять он за своё!» – машинально отметил Хаген.

– …Признайтесь, капитан, вы тоже хотели бы её сохранить? Ведь это своего рода посланец из тех времен, когда Основатели были подобны богам.

– Точнее, из тех времен, когда мой предок понес страшное наказание за чужие грехи? – с усмешкой спросил Крейн. – Вы же сами однажды сказали, что Феникс не нарушал запретов – значит, он пострадал безвинно. О чем же мне жалеть? Пусть осколки прошлого уходят в небытие, им там самое место.

– Да, – вздохнул Нами. – Знаете, капитан, мне порою кажется, что Капитан-Император лишил нас и прошлого, и будущего. Прошлым были Соффио, клан Помнящих… – При этих словах Крейн сильно побледнел, но правитель ничего не заметил. – Когда я думаю, сколько ценных знаний ушло вместе с ними, мне становится плохо! А будущее – это Амальфи. Люди твердят, что Буревестники предвидели только беды и несчастья, но это не так. Уверен, они видели и радостные события, но мы их потеряли… и веру в завтрашний день – тоже.

– Вы правы и неправы одновременно, – сказал Крейн негромко. – Император уничтожил только собственное будущее. Совсем скоро это станет очевидным, Нами… а сейчас, пожалуй, нам пора прощаться. Я хотел бы отправиться в путь сегодня.

«Сегодня?..»

Хаген и Умберто ошеломленно переглянулись; помощник капитана чуть заметно пожал плечами. Крейн частенько совершал странные поступки, которые окружающим казались лишенными смысла, но Хаген давно перестал этому удивляться: интуиция феникса была почти безупречной. И всё-таки – отправляться в Кааму сейчас?

– В ночь? – изумился Нами. На его лице было написано искреннее сожаление. – Вам, конечно, виднее… не смею задерживать… ох, капитан, а я ведь так хотел устроить торжественный ужин в честь «Невесты ветра»!

Тактично упомянув имя фрегата, правитель отметил заслуги всей команды.

– Ещё будет возможность, – ответил магус, качая головой. – Но не сейчас. Мы и так задержались дольше, чем я рассчитывал.

– Зачем такая спешка? – не отставал Нами. – Уйдете утром. Разве одна ночь что-то решает?

Крейн вздохнул.

– Одна ночь, один шаг, одно мгновение – иногда они бесценны. Я не могу сейчас всего объяснить, но когда-нибудь это сделаю, обещаю. Мы ещё встретимся, вот увидите!

– Надеюсь, Заступница это слышит, – пробормотал правитель.

Они пожали друг другу руки. «Попадешь в легенду… – вдруг вспомнились Хагену слова капитана, сказанные всего-то несколько дней назад. – Будешь внукам рассказывать…» Тотчас же подступила тревога, а следом – внезапная злость. Да кому она нужна, эта легенда? Кристобаль Крейн ничего не делает просто так, и значит им, в самом деле, пора торопиться в Кааму. Ведь совсем не обязательно враги Лайры Отчаянного хотели, чтобы он сам заявился сюда, спасать отравленный город. Быть может, они как раз намеревались выманить из столицы Окраины самого сильного её союзника? Хаген готов был спорить на что угодно, что верно догадался о причине внезапной торопливости капитана.

Но если так – то они, скорее всего, уже опоздали.

«Шел год седьмой от Великого пришествия, и тогда собрались все Небесные люди. Первым говорил Капитан Ворон, и сказал он так:

– Братья и сестры мои! Вижу я, что люди этого мира больше не ходят на четырех конечностях, словно животные, и не едят плоть подобных себе. И это хорошо!

Вторым вышел говорить Жаворонок, и сказал он так:

– Братья и сестры мои! Теперь люди этого мира знают, как растить пшеницу и рис, бобы и просо. Больше не едят они траву, что стелется под ногами и водоросли, что прибивает волнами к берегу…»

…Прошли почти сутки с тех пор, как «Невеста ветра» покинула Ямаоку, и до прибытия в столицу Окраины оставалось никак не меньше недели, но на сей раз у них нашлось занятие, за которым было приятно коротать вечера. Собрав своих помощников в большой каюте ещё засветло, капитан сказал:

– Я напомню тебе, Джа-Джинни, о том вечере, когда вы с Кузнечиком раздобыли карту…

Крылан при этих словах многозначительно усмехнулся, а Крейн продолжил с невозмутимым видом:

– Остальные об этом ничего не знают, так что им будет вдвойне интересно: дело в том, что Кузнечик случайно захватил из кабинета нашего друга Звездочета очень интересную вещь – тетрадь, в которой записана слегка исправленная легенда о падении Феникса.

– О падении Феникса? – переспросил Умберто. – Капитан, но ведь её знает наизусть любой портовый беспризорник!

– Да, ты прав, – сказал магус. – Но в этой тетради написано, что капитаном «Утренней звезды» был Ворон, а вовсе не Цапля. Послушайте-ка, я вам её прочитаю…

И вот они слушали – ловили каждое слово. Поначалу Хагену казалось, что неизвестный сочинитель этой странной истории попросту развлекался, хоть и рискуя жизнью при этом. Капитан-Ворон? Это же глупо. Алхимики из клана Корвисс никогда не принимали участия в дворцовых интригах, а те из них, с кем Хагену довелось пообщаться, производили впечатление личностей весьма интересных, но напрочь лишенных тщеславия. Любой ворон так и норовил запереться в какой-нибудь башне, желательно – подальше от городской сутолоки, чтобы целыми днями проводить эксперименты. Ходили слухи, что Рейнен Корвисс, старейшина Семейства, даже отказался от некоего весьма выгодного предложения Аматейна, потому что оно, дескать, не позволило бы ему уделять алхимии столько времени, сколько нужно.

И тут Хаген вспомнил, что однажды Рейнен Корвисс отправился в добровольную ссылку, отказавшись от собственного имени. История вдруг перестала казаться глупой, а сделалась пугающей. Если бы тетрадь Звездочета была написана тем, кто имел отношение к готовящемуся заговору против Императора, то в ней наверняка упоминался бы капитан из клана Орла или Ястреба, потому что именно они обладали силой, способной свергнуть владычество Цапли. Но вороны ни за что не стали бы участвовать в подобном, а это значит, легенду никто не переделывал. Скорее, наоборот: как раз известная всем история о падении Феникса и была переделкой.

«Так сбылось предсказание Буревестника, после чего удалился Капитан в великой печали, оставив детей небесных навсегда. В один день лишились они самого мудрого и самого смелого».

Когда прозвучали эти слова, Хаген от волнения вскочил.

– Ради Неба, капитан! – воскликнул он. – Если это правда, то Аматейн – самозванец!..

– Верно, – спокойно ответил Крейн. – И что ты предлагаешь? Заявиться в столицу и предъявить ему сию тетрадь как доказательство?

Растерянно хмурясь, пересмешник сел обратно.

– Я перечел её раз двадцать, – сказал капитан, видя, что его друзья ждут объяснений. – И, в конце концов, понял, что нужна помощь человека, который столько же времени посвятил древним книгам, сколько я – «Невесте».

– Нами… – проронил крылан. – Эрдан мне говорил, он ученый человек…

На миг лицо капитана помрачнело, но голос не изменился.

– Да, Эрдан верно подметил. В общем, я передал ему эту тетрадь и попросил разыскать среди древних легенд что-нибудь… хм… что-нибудь похожее. Столь же странное и противоречивое или, быть может, необъяснимое. Он мою просьбу выполнил… – с этими словами магус выложил на стол ещё одну тетрадь, поновее и потолще. – А вот что из этого получится – сейчас проверим. Ну, кто будет читать первым?

Джа-Джинни протянул когтистую ладонь.

«Было это в те времена, когда некто научил людей видеть сокрытое. В городе Террион что на острове Ки жила девушка, славившаяся по всей округе как умелая рукодельница. Однажды пришел к ней незнакомец и сказал: „Полотно моё истончилось, и желаю я, чтобы ты соткала новое“. „Ни одна ткань не может служить вечно, – ответила мастерица. – Я не смогу тебе помочь“. Разгневался тогда незнакомец и повторил свою просьбу ещё дважды, и оба раза девушка ответила отказом. И тогда сломал он прялку её, сжег дотла ткацкий станок, а иглы и нити выбросил с обрыва в бушующее море. Так лишился город Террион лучшей своей рукодельницы, и ещё долго не появлялось там мастерицы, которая могла бы с ней сравниться».

– Ничего не понимаю, – проговорил крылан после паузы. – О чем она?

– Слыхал эту сказку в детстве, – сказал Умберто. – И мне всё время казалось, что у неё должно быть продолжение.

Хаген молча покачал головой: среди легенд, которые ему частенько рассказывала тётя Эвелла, не встречалось ничего похожего: те истории были куда длиннее и говорилось в них обычно о любви.

– Я, кажется, знаю… – негромко произнесла Эсме, до сих пор хранившая молчание. – Но если я права, сказка получается довольно-таки грустной…

– Расскажи, – попросил Крейн. – Я ведь тоже ничего не понял.

– Всё дело в том, – начала она, слегка смущаясь, – что я в чужом сознании вижу вовсе не живую плоть и кровь, а полотно, в котором встречаются дыры. Чтобы их залатать, нужна нить, которую я беру… э-э… из источника целительской силы. Или, бывает, выдергиваю из собственной… сущности. Чем ровнее удаётся зашить прореху, тем лучше идет исцеление. Получается, меня можно назвать рукодельницей– швеёй или даже пряхой, потому что иной раз дыры слишком уж велики.

– Выходит, девушка из Терриона была целительницей, – подытожил Крейн. – Но незнакомец просил её трижды…

– …и это подтверждает сказанное мною. – Эсме криво улыбнулась. – Все знают, что служители Эльги не могут отказывать страждущим, но что такое слово? Я могу произнести «да», но если моя сущность воспротивится, итог будет весьма печальным. Он спрашивал её один раз, обращаясь к уму, сердцу и душе. Она отказалась и умерла, хоть об этом в истории прямо и не говорится… – она помедлила. – То же самое произойдет, если попросить целителя о невыполнимом.

– Например, вернуть утраченную молодость? – спросил Крейн. – Я прав?

Эсме кивнула.

– Тогда понятно, – задумчиво произнес капитан. – Незнакомец хотел, чтобы целительница соткала ему новое полотно – то есть, омолодила его. Её сил на это не хватило… да и не могло хватить. Заступница весьма сурова к своим служителям, если не может оградить их от таких просьб!

– Мы всего лишь выполняем Её волю, – сказала целительница тихо, но твердо. – Мы помогаем или умираем… но лучше не надо про нас. Я так понимаю, Нами выбрал эту историю из-за первой фразы? «Было это в те времена, когда некто научил людей видеть сокрытое…»?

– Да, да! – оживился Умберто. – Я тоже это заметил! Некто – но не Феникс. Это очень любопытно, так?

– Ещё бы! – ворчливо отозвался Джа-Джинни, успевший к этому времени ещё раз перечитать написанное про себя. – Если верить легенде Звездочета, Феникс взял на себя вину за нарушение запретов, но это вовсе не означает, что он на самом деле их нарушал!

– Мы не знаем истинную сущность этих запретов, – заметил Крейн. – Нами как-то сказал мне и Эрдану, что люди задолго до пришествия основателей пользовались огнем – и это правда. Летать быстрее ветра не умеет нынче никто. А что касается умения «видеть сокрытое», так не мешало бы для начала понять, о чем именно идет речь.

– Как всё сложно… – скривился Умберто. – Легенды, запреты… а где же сокровища?

– Если называть сокровищем истину, – с усмешкой ответил Крейн, – то её расположение нам и предстоит выяснить. Но будут, думаю, и другие… драгоценности. Хаген, не хочешь читать дальше?

Задумчиво кивнув, пересмешник взял тетрадь, раскрыл на первой попавшейся странице:

«…помрачнел Капитан Ворон, словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползали по земле, точно черви. – Хорошо же! – сказал он. – Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас…»

– Не та, – сказал Джа-Джинни, протягивая что-то. – Ты перепутал тетради.

Хаген не ответил, и на него тотчас же внимательно уставились четыре пары глаз. Пересмешник сидел неподвижно и не мог оторвать взгляда от торопливого и немного резкого почерка – такого знакомого почерка!

«Это… нет… не может быть!»

– Что случилось? – спросил капитан ровным голосом, и Хаген понял: сейчас ему придется всё объяснить. – Ты что-то хочешь мне сказать?

– Я… – Хаген от волнения охрип. Капитану нельзя лгать, это он помнил прекрасно и не собирался проверять на собственной шкуре, что получится, если нарушить правило. – Эта тетрадь… откуда она могла оказаться у Звездочета?

Крейн пожал плечами.

– Откуда угодно! Он мог отобрать её у какого-нибудь путешествующего ученого или забрать с захваченного фрегата. Нам-то что?

– Я думаю… – Хаген прикоснулся к странице кончиками пальцев и словно наяву ощутил легкий аромат цветов, чье название так и осталось для него тайной. – Нет, я точно знаю. Капитан, это почерк принцессы Ризель.

Вот так. Шаг сделан, теперь деваться некуда.

– Ризель?! – переспросил Джа-Джинни, не скрывая изумления. – Откуда ты знаешь?

Крейн смотрел на своего матроса, чуть склонив голову набок; взгляд был пристальный, изучающий – и холодный. Пересмешнику даже показалось, что в спину подул внезапный северный ветер. Он подобрался, заставил себя не прятать глаза.

– Да, мне тоже хотелось бы знать, – сказал Крейн без эмоций, словно речь шла о каком-то пустяке. – Ты, выходит, бывал и в Яшмовом дворце?

Это был хороший вопрос – ответ на него мог бы разом всё прояснить, оставив тайну Хагена в неприкосновенности. Пересмешник ответил, стараясь не выдать волнения:

– Бывал. Я… выполнял там одно поручение и видел много документов. В том числе и те, которые писала сама Ризель. Она… не всегда доверяет писцам.

– Но позволяет читать документы незнакомцу?

– Я видел их мельком… – Хаген всё-таки опустил голову, будто спрятался. – Служанка принцессы рассыпала стопку бумаг. Мне этого достаточно, чтобы запомнить и почерк, и текст.

Холодный ветер стал сильнее. Он не верит, понял Хаген с внезапным ужасом. В общем-то, прозвучавшие слова были чистой правдой, но если Крейн почувствовал, что его связывает с Ризель нечто большее, чем мимолетные дворцовые встречи, то…

– Кое-что проясняется. – Крейн встал, прошелся по комнате. – Выходит, это работа Ризель. Принцесса участвует в заговоре против отца и сочиняет фальшивую легенду?

– Которая потом попадает к Звездочету? – Джа-Джинни поджал губы. – Не думаю.

– А если легенда настоящая, откуда принцесса могла её взять? – спросила Эсме.

Пересмешник и Феникс переглянулись: им пришла в голову одна и та же мысль.

– Из Книги основателей, – сказал Хаген, видя, что Крейн молчит. – Той самой, которую мой клан утратил давным-давно.

– Как и мой, – негромко проговорил Крейн. – Как и все прочие…

Он протянул руку; Хаген лишь сейчас понял, что по-прежнему держит в ладонях открытую тетрадь, и бережно передал её капитану. Отдавать не хотелось. Тонкие желтоватые листочки как будто повернули время вспять, перебросили его вновь на ту каменную скамью…

«Я с ума сойду!..»

Крейн вновь посмотрел на него долгим взглядом – почувствовал? – но сказал совсем не те слова, которых Хаген ждал:

– Поздно уже… идите-ка вы все спать.

Эсме, щуря усталые глаза, вздохнула с облегчением.

* * *

Лодка остановилась у причала, где блестящая вода казалась не просто черной, а чернильной. «Прибыли!» – сказал кормчий, шмыгнув носом. Единственный пассажир – высокий мужчина в плаще с низко надвинутым капюшоном, – до сих пор сидел на корме без движения, как будто спал. Заслышав кормчего, он кивнул и бросил монету, которую тот поймал с истинно кошачьей ловкостью.

Путь, проделанный ими за ночь, был коротким и длинным одновременно. Этот пустынный причал располагался не так уж далеко от оживленных улиц Аламеды, но ступить на него мог не всякий, и потому горожане жили своей жизнью, притворяясь, будто их совершенно не волнует толстая цепь, перегородившая вход в огромный залив.

Сорок лет назад, когда правил отец нынешнего Капитана-Императора, по водам залива ходили большие лодки, украшенные разноцветными гирляндами и лентами, а раз в месяц непременно устраивался пир, на который иногда попадали и простые смертные, сумевшие обратить на себя внимание небожителей – певцы и художники, победители боев на Большой арене и первые красавицы города. Но времена изменились: новому Императору было не до пиров, а когда закончились войны – пришла болезнь. Двор, быть может, против воли, последовал примеру своего господина-затворника, и вот уже много лет прогулочные лодки чахли в доках. Мало кто из обитателей Яшмового дворца покидал его хотя бы три-четыре раза в год, хотя, конечно же, многим приближенным Императора, выполнявшим его особые поручения, приходилось делать это гораздо чаще. Ещё были курьеры: их перевозили на маленьких лодочках вроде той, которая оставила на причале человека в плаще.

Он огляделся – и не двинулся с места, чем немало удивил наблюдателей, спрятавшихся так, что человеческим глазом их обнаружить было невозможно.

Он стоял на месте до тех пор, пока не отворились высокие ворота.

Его пропустили в рай…

… – Её Высочество примет вас, сударь. – Дворцовый распорядитель был безукоризненно вежлив и холоден, как айсберг. Он знал, что разговаривает с необычным курьером, но не забыл ни на миг о разнице в положении. – Ждите.

Гость рассеянно кивнул, на миг отвлекшись от созерцания узора на обоях маленькой комнатки, где ему предстояло дожидаться аудиенции самой влиятельной и самой, по слухам, красивой женщины Империи. Ему предоставили покои, где можно было переодеться с дороги и отдохнуть, но сначала следовало выполнить дело, из-за которого он преодолел немалое расстояние, сражался с пиратами и морскими тварями.

А потом – отдыхать… быть может.

Здешние двери открывались бесшумно, но он всё-таки сразу почувствовал, что больше не один: принцесса была окутана нежным тонким ароматом, от которого слегка закружилась голова.

– Ваше Высочество… – Почтительный поклон, всё в точном соответствии с протоколом. – Я рад…

– Не надо церемоний, – раздался в ответ мелодичный голос – его, определенно, принцесса унаследовала от матери, которая происходила из клана Соловья. – Я знаю, что вы привезли план Кредайна и сведения о том, кто из влиятельных жителей города лоялен Императору, а кто – нет. Должно быть, дорога выдалась не из легких. Все ли сведения в целости и сохранности?

Конечно же, её интересовали документы…

– Да, Ваше Высочество.

Курьер выпрямился и взглянул на дочь Императора – чуть более пристально, чем следовало. Ризель была гораздо красивее, чем он ожидал, но это оказалась опасная красота: под широкими рукавами белого платья принцесса прятала кинжалы или какое-то другое оружие – это чувствовалось по тому, как лежали складки ткани, как двигались руки. Возможно, оружие даже отравлено, и не следует сомневаться, что она сумеет им воспользоваться.

Курьер украдкой улыбнулся – и у него было припасено кое-что на крайний случай.

– Что-то не так? – Ризель тотчас же насторожилась. Да, слухи о чутье принцессы тоже оказались правдой. – Вы что-то хотите мне сказать?

– Нет, моя госпожа. Вот… – он протянул ей толстый пакет, чуть подмоченный, но всё-таки целый. – Это всё, что я должен был вам передать.

О, да – там были сведения. Много. И ни слова правды, но ей об этом знать, конечно же, незачем. Их пальцы на миг соприкоснулись; кожа принцессы была холодна. Курьер, словно спохватившись, отступил на шаг – его роль была закончена, теперь следовало поскорее уйти за кулисы. Но принцесса отчего-то медлила его отпускать – неужели что-то заподозрила?

– Вы ведь понимаете, что последует за нашей встречей? – спросила Ризель, пристально глядя на него большими серо-голубыми глазами. – Вы это понимаете?

– Конечно… – осторожно ответил курьер. – Император сможет перейти к решительным действиям. Кредайну не продержаться и трех недель…

– Но это же ваш город! – в голосе принцессы прозвучала укоризна. – Вашего отца избрали правителем. Будет война… погибнут люди… вас это не волнует?

– Война будет в любом случае, – сказал он, гадая про себя, к чему она ведет. Но Ризель прекратила странный разговор также неожиданно, как начала – попрощалась вежливо и с достоинством, пожелала ему приятного отдыха и ушла.

Курьер позволил себе вздохнуть с облегчением и подумал, что, вероятно, вел себя с принцессой слишком уж спокойно – а ведь провинциал в присутствии Её Высочества должен был совершенно растеряться. Этот досадный промах поздно было исправлять, но, похоже, ничего страшного не произошло, и рыбка съела наживку.

Теперь предстояла вторая часть плана…

…Он шел по полутемной галерее – скользил бесшумно, словно призрак. Только один маленький мех заметил его и увязался следом, словно любопытный щенок, но вскоре отстал. Среди то и дело пробегавших по стенам теней вполне могли оказаться и куда менее безобидные создания, но ночной гость не боялся посторонних глаз: ему нужно было всего лишь остановиться в условленном месте, как будто споткнувшись, и подменить лежащую за постаментом одной из статуй папку с бумагами – поутру её должны были забрать.

Папки были одинаковые.

Бумаги, естественно, разные – принцесса и не догадывалась, что он привез на самом деле не один пакет, а два…

Галерея раздалась, превратившись в небольшой зал, посреди которого стояло каменное изваяние – женщина, сидящая на невысокой скамеечке, подперев рукой подбородок. Курьер споткнулся возле постамента, провел рукой по полу… и ничего не обнаружил.

Выпрямился.

Огляделся по сторонам.

Если бы того, кто должен был помогать курьеру, раскрыли, то сейчас настал подходящий момент для имперских ищеек выскочить из засады, однако кругом царила всё та же тишина, что и раньше. Быть может, его неведомый напарник болен и не успел подготовить всё как надо? Не имеет значения. Второй попытки не будет, придется возвращаться домой, выполнив задание лишь наполовину – при условии, конечно же, что его выпустят из дворца и роль удастся отыграть до последнего.

И всё-таки чутье подсказывало, что он здесь не один…

– Эй! – негромко позвал курьер. – Я слышу тебя! Выходи!

Тень метнулась из угла в угол, словно мышь, в приступе безумной смелости решившая удрать от кошки. Курьер гнаться за ней не стал, а поднес к губам тонкую трубочку, которую до этого прятал в рукаве, и дунул. Мгновением позже тень неуверенно шагнула вперед, еле слышно вскрикнула – и рухнула на пол, словно мешок с тряпьем. Папка выпала из ослабевших рук, замочек раскрылся – бумаги ворохом опавших листьев разлетелись по мрамору, на котором даже в темноте отчетливо виднелся жутковатый узор, напоминающий кровавые разводы.

Листок за листком он собрал рассыпавшиеся документы, мельком рассмотрев удивительный почерк Её Высочества – буквы шли ровно, рядами маленьких булавок, – и лишь потом приблизился к тому, кто едва его не опередил. Незнакомец лежал неподвижно, из-под черного плаща виднелась лишь узкая кисть с длинными пальцами.

И при взгляде на эту кисть у курьера отчего-то перехватило дыхание.

– Спасибо… – чуть слышно прошелестел знакомый голос. – Так даже лучше. Это легкая смерть… спасибо, Хаген…

* * *

Засветло матросов разбудил сигнал тревоги, темной волной прокатившийся сквозь сознание. Как оказалось, ночью фрегат занесло в колонию бурых водорослей, которые облепили правый борт и принялись быстро разрастаться. Хаген впервые встретился с подобной напастью и не сразу понял, отчего матросы без промедления ринулись на палубу, но когда у него на глазах бесформенная масса перевалила за планшир, пересмешник не на шутку испугался. «Без паники! – сказал один из моряков постарше, заметив его побледневшее лицо. – Не черная гниль, а всего-то ничего – водоросли! Справимся, не дрейфь…»