Текст книги "Последний (СИ)"
Автор книги: Наталия Московских
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Наталия Московских
Последний
РОЛОГ
Еще будучи инициативным «желторотым юнцом», как любил называть его отец, Дрейк Талос, начиная свой бизнес, понимал, что среди его клиентов будут встречаться по большей части заносчивые и самовлюбленные кретины, которые готовы будут изображать серьезных личностей с вызванной обстоятельствами дела глубокой личной драмой, скрываемой под наигранной сдержанностью. Дрейк знал, что в этих людях содержания будет куда меньше, чем те постараются показать, однако перспективы эти его совершенно не пугали. С детства он понимал, что его вообще ничто не должно в жизни пугать, лишать мотивации, притуплять его силу воли и смягчать характер, потому что он родился черным. Отец частенько говорил ему, еще когда Дрейк был совсем маленьким, что черному нужно работать втрое усерднее, чем белому, чтобы доказать, что он чего-то стоит. Сам Дрейк по молодости практически не обращал внимания на различия в цвете кожи, разрезе глаз или акценте, однако со временем убедился, что эти факторы являются определяющими для большинства людей.
Когда Дрейк поставил на ноги собственное дело и завязал множество полезных знакомств, он вдруг осознал, что ненавидит людей всех рас и национальностей одинаково. И даже к темнокожим, страдавшим от насмешек и понуканий столько же, сколько и Дрейк в детстве и молодости, у него не просыпалось братских чувств.
Разумеется, он прятал свою неприязнь за дружелюбной улыбкой – столь хорошо проработанной и отточенной годами, что даже прожженным кинокритикам не оставалось шанса уличить его в неискренности. Но в душе он чувствовал, что год от года холодеет к людям, и для них в его сердце не остается ничего, кроме насмешек, делового подхода и рабочего цинизма. Он ходил в церковь и каждый раз просил Бога избавить его от этой ненависти, но, видимо, Всевышний рассматривал просьбы чернокожих только после просьб белых людей, а белых молитв Он получал слишком много. И почему Он не мог создать всех людей одинаковыми? Этим вопросом Дрейк задавался весьма часто, пока хитросплетения судьбы не познакомили его с историей его последнего клиента. Вот уж, чьи переживания и впрямь были взращены не на любви к собственному эго, не на ошибках богатого сынка, перенявшего управление бизнесом от мертвого папаши, и не на непродуманной манере вести дела, наживая опасных врагов. О, нет, судьба этого клиента действительно была особенной и вызывала невольный интерес даже у такого очерствевшего человека, как Дрейк Талос. И, заручившись доверием этого клиента, он не собирался упускать своих возможностей.
Топика, штат Канзас 22 декабря 2003 года
– Все тянется слишком долго, Дрейк, у меня нет столько времени, – сквозь зубы процедил недовольный клиент. Несмотря на сдержанность и отсутствие повышенных тонов в его голосе, было нетрудно увидеть, что внутри он буквально кипит от злости и нетерпения.
Это был белый бледнокожий мужчина высокого роста с волнистыми светлыми волосами, спускающимися почти до середины шеи, слегка растрепанными… впрочем, такая небрежность даже придавала ему некоторой наивной привлекательности для легкомысленных дам. Однако Дрейк не советовал бы женщинам поддаваться своим инстинктам, воспитанным на кадрах из штампованных кинолент, и флиртовать с его клиентом, пленившись таинственным образом оного – на удивление, не наигранным, а совершенно естественным – в коем неизменно сквозило нечто мужественно-аристократическое. Необычный отблеск глаз, в которых читался богатый и горький опыт долгой жизни, словно бы роднил его с сошедшим со страниц книги Оскара Уайльда Дорианом Греем, чей внешний вид оставался безупречным, а портрет вбирал в себя всю черноту и грязь его опустошенной души. Глядя на своего клиента, Дрейк иногда представлял себе, что и у него имеется подобный портрет, однако прекрасно знал, что загадочность этого субъекта заключена не в пресловутом портрете, а в явлении куда более опасном и одновременно занимательном.
Клиент внешне относился к категории «людей без возраста». На лице его едва были заметны следы легких морщинок, которые появлялись после тридцати, однако глаза… их выражение выдавало в этом мужчине едва ли не древнего старца. К слову, его вечное недовольство и придирчивость, также наводили на мысль о ворчливом старике. Слишком уж педантичным он иногда становился в мелочах, слишком уж щепетильно подходил к некоторым деталям сделки и слишком уж многого ожидал от исполнителей в кратчайший срок – воистину, нервы его были на пределе. При этом общая картина положения дел, казалось, ускользала от него, скрываясь за шорами, которые он надел по собственной воле.
В вопросах щепетильности Дрейк разделял мнение клиента, но, если уж на то пошло, считал, что тот не следует своим же принципам. Для него главным фактором должна была быть незаметность. Такому, как он, важно было уметь оставаться в тени, не выделяться. Но что же он делает? Вместо того чтобы выглядеть, как среднестатистический обыватель, он носит длинный плащ, отпускает волосы, надвигает на глаза темные очки даже в пасмурный день и поддерживает свой готический образ, словно думая, что никто не отметит своим вниманием на улице человека, сильно смахивающего на вампира, внешний вид которого плотно засел на страницах фантастических книг и кинолент…
… для субъекта, который и впрямь принадлежит к этому удивительному биологическому виду, это была мелочь, которую не следовало упускать.
Дрейк мог бы намекнуть клиенту об этом, но сейчас предпочел не навязывать своего мнения тому, кто и без того кипит от злости, и в ответ на любой неосторожный комментарий может наброситься на оппонента и вспороть ему горло.
А он ведь и правда может, – напомнил себе Дрейк, глядя на то и дело сжимающиеся кулаки своего собеседника. Стоило быть поосторожнее.
– Послушай, мы целенаправленно занимаемся этим делом всего пару дней, и, поверь моему опыту, это и близко нельзя назвать затягиванием. К тому же я и мои люди вынуждены работать с тем, кто не очень-то горит желанием делиться ценной информацией, – Дрейк прищурился, сделав особый акцент на последней реплике. – Если бы ты был сговорчивее и легче шел на контакт, Валиант, дело бы продвигалось быстрее. Разве ты не знал, что условия, которые ты сам же и создаешь, могут несколько затормозить рабочий процесс?
Что он мог сказать? Валиант Декоре был затравленным зверем, но он точно не был глупцом, поэтому позицию своего исполнителя понимал. Хотя бы отчасти.
– В определенных кругах ходили слухи, что ты и твои люди – лучшие в своем деле.
– И это так, – хмыкнул Дрейк. – Но все же, я не Господь Бог, чтобы творить чудеса и читать мысли. На твое задание требуется время, и я делаю все, что в моих силах, обладая минимумом информации.
– Я сказал тебе все, что мог, – процедил сквозь зубы Валиант Декоре. – Я должен, прежде всего, заботиться о безопасности.
– Ты мог бы доверить ее нам, – предложил Дрейк, терпеливо улыбнувшись.
– Нет, – отрезал клиент. – Не мог бы.
Дрейк вздохнул.
– Тогда мы снова возвращаемся к отправной точке: в таком случае нам нужно время, чтобы выполнить твою задачу. Сколько еще раз мы обсудим этот пункт? Быстрота работы обратно пропорциональна недостатку информации!
Талос чувствовал, что и сам начинает злиться. Он не любил, когда его поторапливали, особенно неоправданно.
– Время…. У меня его нет, – произнес Валиант голосом, свидетельствовавшим о том, что мысленно он уже не здесь, а где-то далеко.
– Пара дней ничего не решит, – вновь попытался Дрейк вернуть своего собеседника с небес на землю.
– Прости, но ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – хмыкнул клиент.
– Черт возьми, Валиант, я же говорю, что не могу сотворить чудо! Никто не может, нужно немного времени. Чего же ты хочешь? – всплеснул руками Дрейк.
– Выжить, – ответил Валиант. Голос прозвучал ровно и серьезно. Об основной и, пожалуй, единственной цели своего клиента Дрейк знал, однако сейчас этот ответ заставил его умолкнуть и растеряться. Крыть было нечем: он знал, что страх за собственную жизнь может кого угодно превратить в затравленного зверя, и повадки будут куда более дикими, чем демонстрировал Валиант Декоре.
– Послушай, – вздохнул Дрейк. – Тебе надо успокоиться и проявить терпение…
Колкий, холодный взгляд тут же нашел глаза исполнителя, и на секунду сковал его ледяным коконом. Усмешка, в которой не было и намека на веселье, послышалась в голосе клиента:
– Уверен, что можешь говорить мне – о терпении?
Из груди Дрейка вырвался напряженный вздох. Воздух в помещении будто стал горячее и продолжал накаляться с каждым ударом сердца. Талос истово боролся с желанием сделать шаг назад, к стене темного кабинета.
Рядом эти двое мужчин являли собой довольно странную картину. Готический образ бледного и худого светловолосого Валианта Декоре, в чьих глазах иногда пробуждалось холодное синее свечение, способное пленить сознание людей, был полной противоположностью внешности Дрейка Талоса. Ниже ростом, с кожей цвета горячего шоколада, и лысиной, как у восьмого бильярдного шара, Дрейк слыл человеком крутого нрава с акульей деловой хваткой. По крайней мере, бегущая вперед него репутация рисовала его таким. Его облик отличался исключительной приземленностью, а в карих глазах горел огонек предпринимателя. Он старался не заводить близких друзей, только деловых знакомых, потому что стоило кому-либо проникнуть за границы его белоснежной улыбки, сразу становилось понятно, что никакого интереса, кроме наживы, у этого человека нет. Это разочаровывало людей, а Дрейк не любил никого разочаровывать. Уже много лет он дистанцировался от общества, считая, что такой образ жизни лучше всего сказывается на репутации. Дистанцировался от общества и Валиант… потому что общества, где его могли бы счесть своим, попросту не существовало. Больше не существовало.
Дрейк постарался сбросить с себя секундное оцепенение и снова вздохнул. Глубоко, как учили на давно пройденных занятиях по управлению гневом.
– Да, Валиант, я уверен, что могу требовать от тебя терпения. Не люблю говорить такого своим клиентам, но у тебя нет выбора. Вспомни, кто ты и какое даешь задание.
– Я помню. И изрядно за это доплачиваю, если ты не забыл. На это уходит огромная часть всех моих сбережений. Моего наследия, если угодно.
– А я выполняю все, что предписано нашим договором, и даже позволяю тебе некоторые вольности. Другой исполнитель такой дезинформации попросту не потерпел бы. Более того, другой исполнитель за твое дело бы и не взялся.
– Отчего же взялся ты? – хмыкнул Валиант.
– Ты меня заинтересовал, – отозвался Дрейк, и в этот раз был предельно честен. – Заинтересовала твоя история. Ты являешь собой мир, который изучен очень узким кругом людей, в который входят исключительно твои враги. И мне не хочется, чтобы с твоей смертью эти знания были полностью погребены в анналах истории.
– Стало быть, печешься о знаниях? – хмыкнул Валиант.
– Знания – это ценный ресурс. А я из тех, кто умеет найти им применение. И мы снова возвращаемся к вопросу о важности информации, – с нажимом отозвался Дрейк. Валиант вздохнул и устало потер глаза, успев недовольно покоситься на яркую настольную лампу. Сейчас – по прихоти клиента – это был единственный источник света в кабинете с опущенными ставнями.
– Это просто лампа, а не солнце, – не удержался от замечания Дрейк.
– Спасибо за пояснение. Я в курсе, – буркнул клиент, опуская руку.
– Ты, вроде, не боишься света. По крайней мере, не настолько.
– Солнце светило ярко несколько дней, от этого зрение стало более чувствительным, если уж тебя интересуют тонкости, – нехотя отозвался Валиант.
Дрейк кивнул, решив вернуться к теме разговора.
– Итак, к сути. Я не могу ускорить процесс работы. Сейчас не средневековье, Валиант, и действовать грубо, привлекая внимание властей и вездесущей полиции, я не могу. У меня много связей, но распоряжаться ими необходимо с осторожностью Тебе ли не знать, что такое осторожность? Твои враги при этом хорошо подготовлены, и, чтобы выполнить твое задание, мне нужно подключить многих влиятельных людей и заставить их поработать, не давая им при этом наводить справки о тебе. Это не так просто, как тебе кажется. На самом деле, ты и сам это знаешь, ведь, если б выполнить твое задание было просто, ты сделал бы все сам.
Валиант вновь озлобленно сверкнул глазами на Дрейка, и тот поднял руки в знак досрочного прекращения спора.
– Я знаю, ты пытался, – примирительно сказал он. – Но это попросту не в твоих силах, поэтому я снова тебе повторю: дай мне время, – Дрейк улыбнулся, понимая, что в этом бессмысленном споре одержал победу. – От тебя пока что требуется просто поменьше свериться. То, что тебя еще не нашли, означает лишь то, что скрываться ты умеешь. Ты делал это много лет. Уверен, сможешь потерпеть еще несколько дней. Просто сейчас ты на нервах, и это мешает тебе рассуждать здраво.
Валиант нахмурился, и выразить свое негодование столь сдержанно далось ему не без труда: сейчас он готов был наброситься на первого попавшегося прохожего, но делать этого было нельзя – его тут же найдут, да и зараженного он сейчас за собой тянуть не сможет. Если инстинкты возьмут верх, жертву придется убить…
– Всего несколько дней, Валиант, – продолжал Дрейк, как заведенный. – И мы найдем того, кто распространил весть. И отыщем твоих сородичей, если они действительно в «Кресте».
– Они там, – с нажимом отозвался клиент, сжав кулаки. – Должны быть там. Должен был остаться… хоть кто-то.
– Тогда мы их найдем. Потерпи еще немного.
Понимая, что дальнейший разговор бесполезен, Валиант вздохнул и направился к выходу из кабинета. Открыв дверь, он заметно сощурился от холодного света энергосберегающих ламп и первые несколько шагов проделал медленно, с трудом борясь с желанием прикрыть глаза рукой. Дрейк следил за ним, пытаясь представить себе, насколько его глаза могут быть чувствительны к свету. Он понимал это лишь в теории, но не мог представить себе ощущения.
– Валиант, – окликнул он, последовав за клиентом в коридор. – Я понимаю, что, рассказывая о «Кресте», ты о многом умолчал. Особенно о том, что касается Джеймса Харриссона, поэтому я навел некоторые справки. Одна история мне особенно бросилась в глаза. Ничего не хочешь мне рассказать? Возможно, так мне будет проще искать твоего информатора…
Некоторое время ответа не было.
– Я ничего не знаю об информаторе, кроме того, что уже тебе сказал. Мне больше нечего тебе изложить о том, что касалось бы дела. А Харриссон… просто имей в виду, что для меня он особенно опасен. Где бы ни находился, чем бы ни занимался, он обязательно последует за мной. Как минимум, потому что так поступили бы все его предшественники.
– Что-то мне подсказывает, что здесь интерес больше личный.
– Личный, – тут же подтвердил клиент, отведя взгляд. – Но к вопросу, которым занимаешься ты, это не имеет никакого отношения. Если б имело, я рассказал бы все, что нужно.
– Ясно. Я это учту.
– Информатор и проверка его сообщения на подлинность, – напомнил Валиант, прищуриваясь. – Вот, что важно.
– Я отыщу его. Скоро.
– До встречи, Дрейк, – кивнул на прощание Валиант и направился к выходу.
Когда клиент скрылся из виду, Дрейк тихо хмыкнул себе под нос и вернулся в свой кабинет, где тут же открыл ставни и впустил внутрь дневной свет.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВИДЕО ВЕКА
1
Лоренс, штат Канзас 23 декабря 2003 года
В каждой семье наступает момент, когда ребенок вырастает, и нужно отпустить его в мир под названием «взрослая жизнь».
Майкл и Мэри Уиллоу всегда хотели, чтобы их дом был наполнен детскими голосами. Мэри Локленд росла в большой семье: у нее было трое братьев, и она привыкла к шуму и веселью. Будучи подростком, она была убеждена, что никогда не выйдет замуж, ведь для нее идеалами мужчин были братья и отец, глядя на которых девушка задавала своим избранникам крайне высокую планку. Однако судьба сделала Мэри подарок и во время обучения в колледже свела ее с Майклом Уиллоу, который завоевал ее сердце, был тепло и радушно принят семьей, а уже через два года стал ее неотъемлемой частью. Подруги пытались отговорить Мэри от свадьбы в столь юном возрасте, но она, как всегда, слушала только собственное мнение. Стоя у алтаря и чувствуя себя самой счастливой девушкой на свете, она вовсе не считала, что девятнадцать лет – неподходящий возраст для замужества. Для нее любой возраст был подходящим, если судьба свела ее с человеком, которого можно было назвать своей настоящей любовью.
Мэри и Майкл очень рано захотели детей, однако любимая дочь родилась лишь через три года, а после родов врачи сообщили, что больше Мэри не сможет родить. Весть оказалась для девушки шокирующей и страшной, однако счастье рождения дочери пересилило горькую новость. Майкл поддерживал Мэри во всем. Он имел обыкновение говорить, что раз река жизни распорядилась так, чтобы наградить их лишь одной дочерью, стало быть, ее судьба будет прекрасной и особенной, а значит, потребует всего внимания родителей. Эти слова очень тронули его молодую супругу, и подтолкнули ее к тому, чтобы дать новорожденной малютке имя Ривер[1]1
River – река (англ.)
[Закрыть].
Детство девочки было ярким и активным, и родители не могли нарадоваться успехам дочери. Дом полнился смехом, уютом и теплом, и даже моменты слез и расстройств переносились в сплоченной семье Уиллоу легко, потому что делились на троих. Майкл благодарил Бога за то, что его семья счастлива и здорова, и мечтал дожить до дня, когда увидит своих внуков.
Но он не брал в расчет, что настанет день, когда Ривер вырастет, и ее смех перестанет наполнять дом. Когда девушке исполнилось восемнадцать лет, она окончила школу и выразила желание поступить в Стэнфордский Университет, чтобы учиться на юриста. Уже два года она училась, и приезжала домой только на каникулы и праздники.
Ривер знала, что каждый раз, когда она возвращается, мать расцветает на глазах, но девушке было мучительно больно видеть ее грусть, когда наставало время снова уезжать. Мэри, разумеется, гордилась своей дочерью и не хотела ни в чем ее ограничивать, но, расставаясь, она лишний раз понимала, как быстро летит время и как скоро ее дорогая дочка упорхнет от нее насовсем.
Впрочем, сегодня Мэри успешно отогнала эти мысли прочь, решив, что никакая тоска по ушедшему времени не испортит ей предпраздничного настроения. По старой традиции, она весь день развешивала над камином вязанные декоративные носки для подарков, наряжала елку и украшала коробки бантами и красивыми открытками. В духовке румянился ее фирменный черничный пирог, и Мэри изо всех сил старалась успеть к приезду дочери. Ривер позвонила вчера утром и объявила об успешной сдаче экзаменов. Это означало, что сегодня она появится дома к обеду.
Мэри хлопотала все утро, и у нее было чудесное приподнятое настроение. В канун Рождества она всегда чувствовала себя живой и веселой. К тому же это Рождество было для нее особенной датой: вот-вот должна была выйти в свет ее пятая книга. Мэри начала писать в жанре мистики и фантастики, когда Ривер училась в старших классах, и успех осветил ей путь через полтора года после написания ее первой книги. Книги стали настоящей отдушиной, когда Ривер уехала учиться в Калифорнию. Мэри посвящала своим романам все свободное время. Критики называли ее «звездой нового времени», и это вгоняло Мэри в краску при каждом цитировании этого отзыва.
Как раз сейчас у нее в голове складывался сюжет для новой книги, но она боялась начинать писать ее в уходящем году. Мэри была довольно суеверна, она почему-то считала, что если идея хороша, то она должна озарить ее в начале следующего года, а если идея не стоит и ломаного гроша, то она останется в прошлом, когда стрелка часов тридцать первого декабря переступит за порог полуночи.
Ее муж не разделял этих суеверий. Майкл был хирургом, и он точно был не из тех, кто откладывает дела на несколько дней или недель, если их можно переделать сегодня. Наверное, этим можно было объяснить, что он работал сверхурочно перед Рождеством. Он хотел помогать как можно большему количеству людей независимо от даты и был убежден, что мало кому поможет, наряжая дома елку. Отчасти Мэри была рада, что ее муж не витает в облаках так же, как она. Потому что, если бы они оба были безнадежными мечтателями, Ривер не от кого было бы унаследовать ее целеустремленность и рациональный ум.
От размышлений Мэри оторвал запах: черничный пирог ароматно возвещал о своей готовности. Женщина радостно побежала на кухню. Ей хотелось порадовать Ривер, а еще хотелось, чтобы к приходу дочери пирог остался горячим. Ривер всегда умела оценить кулинарные таланты своей матери и радовала ее большей многословностью, нежели Майкл, который лучше всего умел делать комплименты выражением лица и аппетитом.
