Текст книги "Ядвига Фрей (СИ)"

Автор книги: Наталия Северская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Он задумался. Я рассмеялась – это как в шахматы играть.

– Тогда сразу упирай на принцип свободы: если человек отказался просканировать то, что принимает внутрь, пьет или ест – то это его выбор. Не захотел увидеть – умер – его выбор: не смотреть.

– Слишком тонкая грань, – покачала я головой. – А если человек не умеет сканировать элементы на составляющие?

– Значит, отказ от ответственности за личную безопасность – еще глубже.

– Не хочешь открывать способности – умер – сам выбрал?

– А почему нет?

– И если инквизитор, которого я иду убивать, не просматривает своё будущее – я его убью – это его выбор?

– Его выбор не видеть следствия своих же действий.

Я засмеялась.

– Инквизитор, который смотрит будущее?! Применяет способность, людей с которой – убивает?

– И вот тут, наступает самый важный момент.

– Неа. Не наступает, – захохотала я. – Он ведь не знает, что мог посмотреть будущее. Я просто пришла и убила его. Он даже не в курсе такого глобального разворота эволюции умений. Всё, что он увидит – это мои "насильственные" действия, мою месть, его мертвое тело. Остальное – останется за ширмой его личной слепоты к тому, что такое сверхспособности и какова их функция.

– То, что инквизитор не сможет постичь суть происходящего – не отменяет работу основных принципов. Если он ненавидит незримые умения – не открывает умение видеть собственное будущее – оказывается там, где его убивают, ты или кто другой – он сам выбрал это. Он выбрал...

– Ненависть.

Пару минут мы смотрели друг на друга и я первой нарушила молчание:

– Значит, я могу и без сбора подписей?

– Только с теми, кто решает чего хочет, а чего нет.

– А с теми, кто решает, что ему можно, а что нельзя.

– Достань прежде, их – разрешение.

– Почему?

– Потому что я так сказал.

– Ты не можешь решать за этих людей.

– Могу. Те, кто отказываются от своих истинных желаний, оказываются в поле моей юрисдикции. И я ставлю для них условия.

– Ты ставишь условия для меня! – сказала я.

– Я ставлю условие, чтобы ты прежде достала их разрешение, если хочешь пытать их внутри тел. Если хочешь убить – можешь действовать и без запроса.

– Они думают, что тела – это их собственность. Убить – это глупо. И с каких пор ты защищаешь людей?!

– С тех пор, как уровень инферно зашкалил. Как ты сказала, они не поймут, что происходит, если ты просто придешь и будешь их пытать. А если они для начала дадут своё разрешение – это покажет им, что их судьба только в их руках.

– И что: каждое действие имеет следствие.

– Даже, если оно неосторожное.

– Самое абсурдное, что ни один из них не сказал: "я не хочу".

– Они отказались от истинных желаний. В их голове только две опции: можно и нельзя.

– И они убивают за то, что "нельзя".

– Они дают себе "можно" на убийство тех, кто поставил своё "можно" на их "нельзя".

– А если я приму воплощение и буду действовать со своим "хочу", ступая по их "нельзя"?

– Для начала тебе потребуется раскрепостить геном, чтобы твоё "хочу" приобрело кристальную чистоту. Без доказательств и страха. Когда ты будешь ясно видеть, как именно работает твоё "хочу" – ты сможешь управлять силовым полем, оберегая себя и продолжая делать то, что хочешь.

– А это выбесит их, но они не смогут меня достать, потому как будут натыкаться на возврат собственных сигналов обратно.

– Шел-упал-умер, сбила машина, попал в больницу, лопнула селезенка, нарвался на маньяка, когда шел из магазина – домой и другие проблемы, но менее радикального характера. Вот только... – усмехнулся он подозрительно, – где ты отыщешь таких родителей, которые бы не раздробили твою структуру в теле, прежде чем ты раскрепостишь геном и сможешь двигаться своим "хочу"?

– Договорюсь с некоторыми созданиями.

– А им тоже потребуется найти себе родителей, которые бы заботились о них, без подмен и лжи, а в теплой и чуткой трепетности.

– В 15-м веке? Где мы таких отыщем?

3.1

После разговора с Карлом, я отложила идею о воплощении «на подумать» и занялась делом. Я скопировала генетические сигнатуры тех родовых линий, которые в будущем испарились, хотя присутствуют, но теперь, лишь как фантомы нерожденных. Есть там линии, которые в обоих случаях загнутся к двадцать первому веку, как иссушенный листок. А есть те, кто в будущем, такая же личность наживы, как и в прошлом. А еще, есть те, кто, слыша рассказ о сожжении прабабки, возненавидит церковь, тем самым вклеиваясь в неё со всеми манатками, как муха в еще жидкую смолу на коре дерева.

Ненависть это клей, похлеще современного... с припиской "супер".

Я скопировала те линии, о которых упоминал Карл и задумалась. Факт магической или волшебной примеси в крови смертного, это конфликт. Как современная молодежь говорит: конфликт версий. И чем ниже опускать потолок смысла, тем быстрее наступит «синий экран». Достаточно один раз променять сверхзадачу волшебной крови, на сверхзадачу социума и волшебство иссякнет. Маленький и сухой кузнечик, когда-то живой, когда-то отбивающий ритм на рассветах и закатах – будет заботиться лишь об одном: о решении кризиса социальной реализации. Все его мысли будут оканчиваться на потолке «успешность человека».

Вот только, сколько он знает о том, что такое тело-раса "человек"?

И кстати, где там этот древний документ со словами: «Расколи кусок дерева и я буду там; Подними камень и найдешь меня ...» ?

Евангелие от Иисуса не признано Ватиканом до сих пор. Может, потому как в предыдущей, этим строкам, говорится о том, что Бог только в тебе, не в строениях из дерева и камня. Это как написать современное евангелие, сказав, что лишь ты, внутри себя, можешь узнать себя истинного, не в кабинете психоаналитика или видящего, экстрасенса или ведущего по вспоминанию воплощений, не в руках шамана – внутри себя.

В первом случае восстанут служители одной организации, во втором – служители другой. И в какой-то момент восстанут все те, кому на руку, чтобы не получалось чувствовать божественное или знать себя межвоплощений.

Чтобы .. не получалось до конца.

... или чтоб можно было прийти к кому-то, кто скажет, что делать.

Всё это работает, пока люди выбирают применять это – так что, какой тут смысл в ненависти к первым, вторым или третьим?

... вообще, какой смысл в ненависти?

Разве что, хочешь врасти в то, что разрушится.

Я не могу перебить всех инквизиторов. Это очень сильно изменит историю. Но я могу выследить определенных. Тех, кто с особым пристрастим калечит тонкие нервные организации. Ломает там, где сломать, еще пока, можно.

Нет, ну я могу их перебить, только если сама приму воплощение и на уровне людей сделаю то, что хочу. Опять-таки без мести, обиды или чувства несправедливости. Применяя механику чистого убийства, когда убийство есть, а насилия в нём ни на грамм.

Я прикинула такой расклад. В моей крови волшебства на 80 процентов и магии на 18, а еще два процента к космической реликтовой субстанции. Я, как в

зиготу войду, геном меня в штыки возьмет со всеми этими "можно" и "нельзя", "обязана" и "должна". И только, при раскладе с трепетными родителями, я смогу, если просижу в изоляции лет двадцать, день за днем решая изнутри все эти задачки человеческого выбора за века и эпохи – разрулить капканы. И к годам тридцати я буду готова убивать чисто. Высокая обознанность в нюансах механики, иначе скрючит. Не от убийства, а от недостатка активированных в центральной нервной системе – знаний.

А без трепетных родителей можно даже не начинать входить в воплощение – сломает в первые пару лет. Затем еще лет двадцать, чтобы разрулить сломанное и еще двадцатку на решение капканов. И к сорока или пятидесяти я, если буду еще в состоянии – начну реализовывать исходный план. Я почесала затылок.

Да уж ... не все мы видим одни и те же звезды, когда поднимаем лик к ночному небу.

3.2

Не так просто защитить ведунью, которая спасти других жаждет больше, чем заботится о будущем своей линии рода. Один раз уберегла, второй, третий. На четвертый, я вздохнула и решила убить инквизитора, но остановилась. Дело не в нем, а в том, что ведунья, своим искареженным сигналом, привлекает к себе насильственную смерть, как кошка – привлекает кота во время течки.

Чем больше помогает, тем сильнее пахнет феромонами в пространстве. И именно насильственную смерть, не абы как.

Сущность внутри смертного тела уверена, что она для людей вон сколько "добра" сделала – они её не тронут. Каждый раз, снова и снова, я наблюдаю один и тот же механизм: слепота к людской единице. Убеждая себя в том, чего точно не произойдет – она, ведунья, не смотрит, откуда придет человек, который воспользуется её слепым пятном, чтобы сделать то, что "можно", раз она делает то, что "нельзя".

Я бы и хотела поохотиться: загнать инквизитора, всадить ему капсулу; посмотреть, как его кровь, черным гноем – истекает на пол. Но... в данном случае, ведунья сама призывает насилие. Не этот, так другой или третий. Не буду я столь глубоко нарушать историю. Не каждого инквизитора доступно убить, без необратимых изменений основного хода событий в будущем. К тому же, эта женщина сама укрепляет в себе слепоту и отказывается видеть действительность. Думает, наверное: раз не вижу, то и нет того, о чем я даже и не думаю. Еще одно повальное допущение и как показывает практика – ложное.

Вот, попытайся он фею, в теле человека, на дыбе подвесить – я бы этому инквизитору показала красоту волшебных зельев. Красоту и быстродействие. Потому что фея, в смертном теле, событие редкое, кратковременное и всё вокруг неё поет, когда она спит и бодрствует. И убить её легко, потому как пришла она на пару десятков лет, если не меньше. И поле её сильное, но геномные капканы, это – капканы. Если фея аналитик или инженер – тогда да, она может вскрыть капканы и запустить, активировать мощное силовое поле, и каждый инквизитор, что решит её словить – подскользнется, как бы на ровном месте, а по факту на собственном сигнале "убить", и свернет себе шею задолго до того, как вообще из дома выйдет.

Получит свой же импульс – быстрой доставкой.

3.3

Был среди них особо жестокий. Он брал везде, где только мог. Брал жизни, одну за другой. И мало ему было просто смерть видеть. Он жаждал запаха крови. Он хотел той славы, которую вспоминают по прошествии эпох, веков и столетий, с ужасом, содрогаясь. Он жаждал доказать, что единственное верное решение в теме ведьм это ловить их и убивать.

А я вот не могла его убить. Он слишком отпечатался в истории людей. Но я могла сделать кое-что другое – приходить к нему, снова и снова. Приходить и напоминать, что есть силы превосходящие его жажду властвовать посредством ужаса и боли. Силы, которые могут ответить ему – на его языке. Затем уйти и вернуться на следующую ночь. И на после_следующую. И так... очень много ночей подряд.

Напоминать ему, что не он, здесь, владыка кошмаров. И не я, конечно. Кто встречал владыку кошмаров, носят в себе его след. Однажды узнав, кто перед тобой – не забудешь вовек.

__________________

– Ночь слышит твои мысли... – прошептала я, присаживаясь на край окна. – Знает твои сокровенные страхи.

– Иди прочь, дьявольская шлюха! – перекрестился инквизитор.

Он не видел моего сияния. Он видел молодую и соблазнительную девушку, которая влезла в его окно и волосы её развевались, хотя ветра не было.

– Крест твой не властен надо мной, – усмехнулась я.

Он начал читать молитву. Не из страха. Нет. Он действительно верил, что именно благодаря его заслугам (сколько ведьм он истребил, скольких пытал и сжег, скольких заставил признаться в союзе с дьяволом) – бог встанет рядом с ним и защитит, стоит лишь позвать.

– Не слышит тебя твой бог, – произнесла я нежно.

Он продолжал читать молитву, а в глубине его мыслей, крутилась лишь одна: "если эта тварь подойдет ближе; если она сильнее меня – я проиграл!". Жуткая слава, которую он приобрел не может оберечь его. И господь не отвечает ему. Он подумал о кинжале, который припрятан под рубахой, но я улыбнулась и шепнула:

– Спи.

Инквизитор рухнул.

Когда он, по утру, пришел в себя – не знал, сделала ли я с ним что отвратительное. Он внимательно осмотрел своё тело, но не нашел ни следа. Он подумал страшное, что я отравила его душу и поехал в ближайший храм на причащение. Он поклялся доказать всем, что ведьмы существуют и они опасны.

В двадцать первом веке абсурдно звучит, что бог позволяет сатане давать женщинам сверхъестественные силы. Но в прошлом, инквизитор кропел над книгой, четко описывая, как это всё работает и почему Бог так делает.

Страх перед ведьмами существовал и ранее, одиночные случаи, домыслы, тихие истребления непослушных целителей самими людьми, живущими в поселении. Но этот инквизитор постарался, чтобы его личный ужас был услышан многими, был взят за основу к обширным действиям. А много ли требуется тем, кто боится... – начать совершать открыто то, что ранее они делали втихую?

Инквизитор променял милость защитников Небес и Земли, на возможность впечатать в геном людской расы личную ненависть к женщинам и непостигнутый ним страх перед сверхъестественными силами и необъяснимыми явлениями.

Я приходила к нему десятки лет, с навязчивой регулярностью, и делала одно и тоже, показывала себя и усыпляла его. Он начал сходить с ума. Он не мог противостоять мне. Ни крест, ни кинжал, ни пуля не берут меня. Он боялся кому-то об этом рассказывать. Ведь, я – была единственной ведьмой, которую он не мог схватить, пытать и сжечь. Я приходила к нему в разных обличьях, но непременно женских. Инквизитор боялся утолять животную потребность к соитию. В каждой женщине он начинал видеть меня. Он до ужаса боялся, что я появлюсь на людях и покажу всем, как он, на самом деле, слаб и беспомощен. Он боялся, что я покажу всем торжество дьявольской силы, которую он поклялся истребить.

И лишь за несколько часов до прихода Смерти, я оставила на его теле печать, незримую, но активную. Прямо посреди груди. Разум его оболочки выдохнул свет, замыкая существо под кожей в твердые кандалы подземных уровней – где множество, таких как он, лежат и смотрят, на времена, которые проплывают мимо. Смотрят, не слыша. Лежат, не имея возможности встать. Лежат до тех пор, пока печати их дел действуют в геноме. И вернуть вспять сделанное не могут и встать, но лежат и смотрят, глухие к происходящему – какими и были при воплощении.

____________________________

Не каждого инквизитора я могла убить, но... молодых охотников на ведьм – ела на завтрак. И они плодились десятками, взамен ушедших. В который раз подтверждая теорию о том, что спрос есть, пока человек это выбирает.

Люди, жаждущие крови ведьм, были твердо убеждены в гнусности ведомства и колдовства, сублимируя зловредных ведьм с любым человеческим созданием женского пола, которое знает чуть больше обычных людей и умеет врачевать, или того страшнее призывать силы природы, общается со зверьми – и единственно как получило такую силу это от сношений с инкубом или самим дьяволом.

И чем меньше магии в крови ведьмы, тем больше ненависти к истребителям всего магического она испытывала, начиная мстить, порождая инквизиторам почвенный предлог действовать жестоко в слепой уверенности, что колдовство – не знание, а сила Дьявола.

Во многих случаях, ведьмы столь пали, что продавали наговоры на смерть, травили детей-сирот, чтобы достать эссенцию человеческой крови для новых заклятий, показывали молодым девушкам, как привязать к себе мужчину, но чаще применяли не магию, а науку: яды, травы, гипноз. Они жаждали мести – потому, ни о каком духе магии и уж тем более волшебства – речи и не шло.

Благодаря таким ведьмам, которые отвергли дружбу с Природой, выбрали ненависть, пали до страшных ритуалов, направляя волю на мысли об ужасном – мало чем отличались от инквизитора, коего я годами навещала, усыпляя.

Но были и среди ведьм те, кого Природа защищала, отгоняя убийц, запутывая им следы, наводя сны и отталкивая от местности посредством глубинного страха, который они не могли ни подавить, ни превозмочь – только идти в другую сторону, подальше от жилища истинной ведуньи.

Те же, кто стоял посреди людей и не совсем понимал свою роль в этом безумии, стараясь помогать, только в этом сторону добра и видя – их ловили сотнями и жгли.

Почему не защищала их Природа? Потому что эти ведьмы выбрали слышать только людей и не воспринимали языка ни духов леса, ни духов планеты. Не слышали предупреждений, когда Природа давала их. Пренебрегая языком самой Земли, эти ведьмы вкладывали внутреннюю силу исцелять – в людей, без разбора "какой" человек пришел за помощью. Они не слышали Космоса и брали на себя чужие болезни, не понимая механику последующих эффектов.

Они давали советы и поучали, убежденные, что с силой исцелять, сама матушка-Земля, наделила их таким правом: говорить другим что делать, как думать и жить. По чуть-чуть, ради сохранения одобрения людей, некоторые из них, стали падать: резать домашних животных или голубей, чтобы кровью связать на бесплодие или смерть. И той же кровью, связывали душу ребенка рождаться здоровым и послушным. В какой-то момент своей радости, что их ценят и слушают, они переступили грань того добра, которое, ранее было для них смыслом.

3.4

– Я приношу людям только добро, – сказала женщина.

– А что есть добро? – спросила я.

– Это когда другому человеку хорошо. Когда он здоровый и радуется миру и природе, радуется своим детям и родственникам.

– И как ты приносишь добро?

Почему она и вовсе со мной говорила? Потому как видела сияние моего поля и решила, что я добрый дух. Добрый дух, который пришел научить её или проверить, как она делает своё дело среди людей.

– Я даю им советы, как жить. Как жить правильно, – уточнила она, улыбаясь. – Я исцеляю их детей, когда они болеют. Забираю на себя боль взрослых. Помогаю старикам тихо умереть. А еще, я наговариваю на злых сердцем людей, чтобы они быстро умирали и не мешали нам жить радостно.

– И что Природы Дух говорит тебе на твои действия?

– Дух не говорит со мной, – ответила она. – Но я делаю своё дело. И делаю его очень хорошо. Люди в деревне любят меня. Может потому Дух и не говорит со мной, что я делаю своё дело хорошо. Что еще сказать, когда работа сделана в радости и с теплом сердца, – засмеялась она звонко.

– С огромной ли ты радостью наговариваешь на "злых сердцем"? – уточнила я.

Она замерла. Я слышала, как ведунья перебирает в мыслях, думая: какой же ответ будет правильным в такой ситуации? Да или нет? Какой ответ даст ей благость от доброго духа? Она колебалась и я повторила свой вопрос.

И, наконец, женщина определила тактику:

– А как будет правильно? – спросила она.

Я проигнорировала её вопрос и задала свой:

– Как много тепла рождается в твоем сердце, когда ты наговариваешь на злых сердцем людей?

Ведунья решила выложить как есть и сказала:

– Я заставляю себя испытывать к ним жалость. Это не правильно наговаривать на смерть, не испытывая ничего внутри. А жалость это доброе чувство. Они бедные духом люди. А я уберегаю нашу деревню от действий, которые эти люди могут сделать, не ведая, что творят.

Я бы закатила глаза, но вывалюсь из образа.

– Ты делаешь, как твоя бабка тебе заповедала?

Ведунья в испуге взглянула на меня.

– Любишь людей? Даешь им кров в твоем сердце?

– Я люблю людей, – ответила женщина медленно.

– А тех, на кого наговариваешь, их любишь?

– Я люблю людей из нашей деревни, они меня слушают. Бывает приезжают из других поселений, их я тоже люблю, – и поучительно добавила, – но не всех. Некоторые из них очень не хотят знать, как правильно жить.

– Их ты любишь?

Ведунья понимала, как прозвучит её честный ответ и слегка его изменила:

– Не совсем, – а, вкладывая в слова убежденность в собственной правоте, продолжила. – Я заставляю себя испытывать к ним жалость. Я говорю себе: "Ольга, они не виноваты, что такими стали. Они хотели быть лучше, но им не дали."

– Кто не дал?

– Другие злые сердцем люди. Потому, когда я наговариваю на "злых сердцем", я делаю очень большое доброе дело. Я помогаю тем, кто хочет быть лучше – стать лучше. Если злой сердцем человек умрет, он не сможет сделать других, добрых людей – злыми.

Я повернулась к женщине спиной, будто рассматриваю вышивку, в рамочке на стене – и закатила глаза.

4

– И что? Ты её спасла? – спросил Марвин, когда я его навестила. – Уберегла от инквизиторов?

– Нет. Я бы от нее людей отселила подальше. Но век тот... и люди такого мышления, что они бы и сами наговаривали на тех, кто им мешает жить радостно... если бы могли.

– А что же за сила такая в той женщине, что её наговоры работают, но Дух Природы с ней не говорит?

– Личная воля существа, которое в тело пришло через рождение.

– И что, она действительно, – кашлянул он, – убивала с помощью... мысли? Тех, кто, злые сердцем.

– Только на тех её импульс работал, кто хотел помешать людям в деревне жить радостно, методом нарушения их устоев и быта, в стремлении подчинить.

– Кто мешал самой ведунье управлять людьми в деревне? – переспросил капитан, уточняя. – Кто хотел перехватить у неё вожжи.

Я улыбнулась.

– И что, люди гибли, которые мешали деревенским радоваться?

– Во-первых, что это за радость такая, которая только от условий внешних зависит, – спросила я его в ответ.

– А во-вторых?

– Она добавляла импульс злобы к импульсу злобы, который уже есть в том человеке, который решил, что может прийти и под себя подмять окружающих. Злобы больше, электрика тела проявляет очевидное – существо умирает быстрее, за счет увеличения количества злобы в организме.

– Подобное притягивает подобное?

– Ну, не совсем так. Это больше к механике того, что ваши люди называют эмпатией. Когда в тебе есть раздражение, то если, – я показала на официантку рядом с нами, которая прошла, – в ней тоже есть раздражение; но, из вас двоих, эмпат – ты, то твоё раздражение приплюсует её раздражение и умножит на само себя. И ты получаешь резкий всплеск агрессии. И тебя будет нести дальше в умноженном варианте. И с каждым встречным, в ком тоже есть импульс раздражения, но, из вас двоих, эмпат – ты, масса раздражения в тебе будет увеличиваться в геометрической прогрессии. А когда ты встретишь эмпата, в котором есть раздражение – ты поделишься с ним тем, что уже есть у тебя, а он с тобой тем, что есть у него. Вы проумножаетесь друг на друга и разойдетесь, ненавидя мир людей.

– Подобное умножает подобное, – произнес Марвин. – А это ж верно. Насилие порождает насилие, продажность требует окружающих соответствовать.

– Вокруг тебя увеличивается ровно то, что ты в себе выбираешь носить. И, по тому, что окружает тебя и событиям, в которых ты выбираешь участвовать, которые формируешь сам – можно достаточно четко сказать, что именно ты выбираешь в себе носить.

– Вау! Так элементарно, как математика в третьем классе. А что я в себе ношу, раз меня на костре сожгли?

– Хороший вопрос, но не ко мне.

– Я взял на себя ответственность за следствие моего выбора, когда сказал тебе, разбудить парня.

– Ты не учитываешь, что я могла тебе отказать.

– А ведь, и правда, могла, – он замер. – А почему ты не отказала мне?

– Сейчас откажу и не отвечу.

– Ты хотела, чтобы Файет попросил тебя забрать его в волшебную страну? Если так, то это очень страшный метод привести событие к итогу.

– Есть разница между домыслом и действительностью, капитан.

– Ну да, я о тебе не очень хорошие мысли сейчас думаю.

– И можешь продолжать в том же духе. Подобное приумножает подобное.

– Как я могу думать о тебе хорошее, если ... а что, если ты провернула свой план, задействуя меня, как пешку?

– Если ты видишь так – то так твоя судьба и развернется.

– Я не понимаю. Ты на что-то намекаешь, но я, – он прокашлялся, – я не понимаю.

– Есть вещи, о которых я не могу говорить со смертными, которые носят в себе смысл к насилию.

– Я ношу в себе смысл к насилию?

– В том или ином виде, песчинка или громадный камень, насилие, есть насилие, капитан.

– Вот теперь, я не знаю, что о тебе думать.

– А зачем тебе думать обо мне, подумай о себе.

– О том, что дальше произойдет со мной, когда я подумаю о тебе, то... что выберу о тебе подумать, да?

Я пожала плечом.

– Я как-то бывшей девушке сказал, чтоб она своей головой думала, а не меня спрашивала. Так я услышал, что думать самостоятельно её жутко изматывает и утомляет, – он повторил её жест и тон голоса. – Теперь я вижу, почему.

– В ту встречу, которую ты забыл и пересматривал на мониторе, помнишь? Ты сказал мне, когда я показала тебе действие волшебства, что понимаешь, отчего инквизиторы жгли ведьм. Ты хочешь повторить?

– А ты не носишь в себе насилие, если убиваешь? – воскликнул он. – Я значит ношу, а я-то всего пару раз убил, и то это были маньяки. Убил, защищая гражданских. А ты убиваешь священников и других "энтузиастов", охотишься за инквизиторами. И ты хочешь сказать, что в тебе нет насилия, а во мне есть?

– Насилие это глухота к чужой воле, – ответила я спокойно.

– Хочешь сказать, те, кого ты убила, хотели этого?

– Кто-то дал, по невнимательности, разрешение мне на такое действие, а некоторые хотели этого.

– Да, как же ты можешь знать, что они хотели, чтобы ты их убила?

– А как вы профайлеры узнаёте, что маньяк хочет, чтобы его поймали?

Капитан умолк. Ему было нечем крыть. Но это не надолго. В нем столько возмущения поднялось, дать ему минут десять и он найдет, куда мне ткнуть. И ведь будет думать, что уел меня.

Говорю же, крупица или камень громадный, насилие – есть насилие. И боль – есть боль. У него в голове не укладывается, как я могу убивать чисто. Ведь он, каждую смерть, которую принес, не может себе простить. Покрестили, в детстве, называется. А он взял и кивнул, вместо того, чтоб телепатически батюшке сказать: "не, чел, спасибо; видел, слышал, не хочу".

Свобода выбирать – могучая сила.

И пока он рассматривал мимо_проходящих официанток, думая о том, что же ему теперь думать, я растворилась в воздухе.

Часть 3

Предисловие

Однажды, я услышала зов.

Будто кровь закипела, указывая мне путь. Я видела, другим зрением, как сияющую нить, которая звала меня, увлекала вглубь леса, не по тропинкам, что вытоптаны, а по каким-то другим линиям. Я не могла противостоять этому зову внутри. Я могла отказаться и я знала, что тогда сила покинет меня, ведь я приму решение и, уходя обратно к прежней судьбе – дам знать, что я отказываюсь от нового приключения.

Но я уже завершила дела в той среде, куда пришла. И наступила пора двигаться дальше, отправиться в путешествие. Я не страх испытывала перед неизведанным, я хотела увидеть, узнать, что там... .

Куда природа миров зовет меня?

Разум силы свободен от инферно и я понимала, что новое, которое привлекает меня столь прочно – видит меня. И зовет туда, где я могу реализовать себя... ярче, глубже: новыми оттенками и полутонами.

Я выбрала зов силы.

А спустя несколько лет – наблюдала, как эти незримые сверкающие глаза разума, который управляет телом... когда я убиваю, нарушаю функцию биологических систем – он перетекают в разум самой материи.

Разум тела и разум материи объединяются в одну субстанцию, не сливаясь, но сочетаясь, сопрягаясь, будто держатся за руки... не друг за друга, но словно на качелях катаются, держась за руки, не выпуская ладонь друг друга.

Я усвоила, что, когда я пытаю и убиваю, трогать существо в теле – это нарушить основное положение свободы. Я разрушаю работу биологической системы. Разум оболочки погружается в сияющий океан материи, той самой Единой субстанции, из которой можно, с легкостью, выточить любую форму. А в тех местах, где воплощенное существо перенесло ответственность и отказалось от знания, где вязкой субстанцией склеило себя с биологией – оно начинает испытывать боль, ужас, страх, панику. Я взаимодействую с биологией оболочки, а существо в теле испытывает дикую боль, только в тех местах, где сам пошел против универсальных принципов единого пространства.

И каждая пытка, каждое убийство, я координирую с временными слоями, пространственными изменениями, с разумом тел и планетарными процессами.

На поверхности, если смотреть узко – я возвращаю содеянное тому, кто выбрал насилие, но в глубине, глазами незримыми ясно видно, что я нарушаю работу биологии, чтобы проявить, сделать очевидным насилие, которым существо в теле сплавило себя с той самой видимой биологией.

Зачем?

Чтобы напомнить тому, кто воплощается и несет инферно, что всегда есть некто, кто видит и слышит, кто знает и кто может прийти и дать ответ. Свой собственный ответ на то, что происходит. Ответ тому, кто эти события порождает.

Если ты пытаешь, и готов, чтобы тебя пытали, ровно также, в ответ – я тебя не трону. Если же ты боишься, что с тобой сделают то, что ты делаешь с другими.. а может и похуже что – я приду за тобой.

Твой страх – то, как я тебя опознаю и выслежу.

... и в любом теле, на любой планете, куда бы ты ни убежал – я буду там.

1

Я сидела на холме и наблюдала за танцем волшебных духов, что резвились на лугу. Рядом присел Файет. Он почти исцелился.

Каждый исцеляется Дома.

Если конечно, он, дом не попутал.

Некоторые магические создания рвутся в волшебную страну, потому что наш звон трепета нравится им больше, чем собственный.

Но здесь, им не найти себе пристанища.

Не здесь их дом.

Звучание их трепета больше напоминает нарастающее гудение колокола, перед тем, как грозовое небо ... рухнет!

Наш звон в их Доме – это пронзительно-тонкий посеребренный отзвук снежинок, которые несутся на крыльях ветра... в этой дикой буре.

– Сложно представить, как такие создания, – он указал на луг, – могут быть достаточной противодействующей силой.

– Где ты услышал ...?

– Поспрашивал о тебе.

– И теперь, ты знаешь, как такое может быть?

– Примерно, – он кивнул. – Это как волшебная соломинка, которую можно согнуть, но не переломить; её можно поставить меж двух скал и пройти, как по мосту; ею можно держать небеса, а она, все еще, соломинка.

– Книгу тебе кто дал? – усмехнулась я.

– Гном. Он за мной ухаживал.

– Ми`анно Полапл`атти, – догадалась, кивая. – Старший или младший?

– Вот да, такое длинное и странное имя. А как понять, какой из них, кто?

– Старший всегда носит шапочку. Даже спит в ней.

– Значит, старший.

Файет шепотом спросил:

– Я... могу остаться здесь? Я могу... больше не возвращаться туда?

Под "туда" он имел в виду мир людей. Я обняла его одной рукой, прижимая к себе. И его "могу больше не возвращаться?" звучало как " больше не могу туда возвращаться!", наполненное ужасом, что кто-то способен принудить его пойти обратно, выгнать отсюда или выбросить туда, удерживая там... против его воли.

– А тебе еще не сказали?

– Что?

– Это твой Дом. Ты можешь пребывать здесь, сколько захочешь. Хоть миллиарды вечностей! Это, теперь, – произнесла я с триумфом нежности, – твой Дом.