Текст книги "Ядвига Фрей (СИ)"

Автор книги: Наталия Северская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– И даже гномы? – воодушевленно спросил мальчик.

– Даже гномы, – ответила я, целуя его волосы.

– А эльфы?

– Редко, но встречаются.

– А драконы? – он показал руками размах крыльев.

– Тоже.

– Как же они помещаются? – не поверил мальчик.

– Кожа человека – волшебная. Она вмещает в себя даже Великана.

– Не может быть!

– Может, может, – я обняла маленького человечка на прощание.

– А ты еще придешь?

– Если ты, на утро, будешь обо мне помнить, то может быть, однажды, я снова приду к тебе... .

– Я хочу помнить, – прошептал он, уже пугаясь того, что может забыть.

– Тогда помни, мой мальчик, – ответила я, рассеиваясь как туманная дымка.

Я наблюдала за капитаном. Он медленно вспоминал эту встречу. Глаза его сменяли тональность звука. Он молча стоял и смотрел на меня. Я сидела на стуле и смотрела на него. Помахать рукой или воздержаться?

Воздержусь.

Он только-только начал вспоминать.

Не спугнуть... не спугнуть... .

– Я забыл... .

5

– Я не понимаю... . Волшебное существо, которое убивает священников, – он наклонился ближе, через стол. – Я не понимаю!

– Чего именно ты не понимаешь?

– Они же люди.

– Что, если я скажу: ты не единственный, к кому приходили создания звезд и сказок, кто забыл об этом?

– Согласен. Но как это касается священников?

– Никак, – я откинулась на спинку стула.

– Объясни мне. Как мальчику, который ... – оборвав эту фразу, он попытался вернуть себе облик мышления капитана отдела профайлеров. – Объясните мне.... пожалуйста.

– Твой "добрый" тон, – я показала кавычки пальцами, – не обманет меня.

– Но я не могу, вспомнив это, – он многозначительно взглянул, – допрашивать тебя... вас... как полчаса назад.

– А почему? – поинтересовалась я. – Что изменилось?

Он поднялся из-за стола и прошел по комнате вдоль.

– Ты.... ты не человек, – прошептал он, так, будто его, после этого заявления, выгонят с работы и будут высмеивать до конца жизни.

– О да, я – не... человек.

И он замотал головой, отгоняя мысли.

– День заканчивается... , – сказал капитан, вдруг. – День заканчивается!

– Верно, – кивнула я.

– Все, кто был тут и слышал нас, когда проснутся – забудут?

– Это было бы для тебя удобно, да?

Он резко посмотрел на меня.

– Да, – произнесла я, аккуратно, – по глазам вижу.

– И я забуду... .

– О да! Теперь, да. Ты тоже забудешь.

Он, будто маленький, сжал кулаки, сопротивляясь этому.

"Я не хочу забывать" – услышала я его мысли.

5.2

Они, все – забыли, кроме молодого профайлера. Я сидела на крыше дома и наблюдала за капитаном, который куда-то шел.

... даже Лидия забыла.

– И почему им так сложно помнить? – услышала я голосок волшебного создания.

– Им так выгодно, – ответила я, приветствуя друга.

– Кому может такое быть выгодно? – удивился он.

– Им, – указала я рукой. – Так проще жить, – и добавила, – им.

– Ты ведь, туда, – он показал на здание, – вернешься?

– Конечно.

– Зачем?

– Они все еще хотят знать, кто убивает священников, – улыбнулась я.

6

Я свободно зашла в здание. Ко мне отнеслись, как к обычному человеку, спросив, могут ли они мне чем помочь. Я показала бумажку, где написала «Файет».

Меня спросили: "по какому делу?". Я ответила: "он знает".

Никто из них не помнил о пугающем создании, которое было тут вчера.

Минут пять и Файет вышел из лифта. Оборачиваясь в поисках того, кто его вызвал – наткнулся на меня и глаза его расширились.

Я отозвала его в сторону, к окну, подальше от кафетерия и приемной.

– Почему они всё забыли? – шепотом спросил он.

– Неверно вопрос ставишь.

– Почему я все еще помню?

– Пока еще помнишь, – уточнила я.

– А я тоже могу забыть?

– В тот миг, как ты, хотя бы в мыслях, решишь, что так будет удобнее, лучше или еще как-то, тебе на руку – ты, просыпаясь утром, забудешь.

– Даже та женщина, травница, она тоже забыла, – всё еще шепотом, показал он жестами свои ужас и удивление.

– Она решила, так будет удобнее или спокойнее дожить свой век. Она хотела, чтобы я забрала её в волшебную страну, а я ответила: мы такого не делаем. Не забираем людей.

– Но ведь это – не так. Я читал легенды. Вы постоянно крадете наших лучших умельцев.

– Серьезно? – засмеялась я. – Ты хочешь сказать, мы обворовываем людскую расу?

Он нахмурился.

– Так, в книжках пишут.

Я, подумав, ответила:

– Если я, когда-нибудь, заберу тебя, в этом смертном теле, с собой, в волшебную страну, значит правду пишут.

И я видела его лицо, это колебание между фактом обворовывания и желанием, чтобы это оказалось правдой, тогда и его смогут туда забрать, или хотя бы показать тот мир. И я похлопала его по плечу.

– Не переживай: вдруг ты там уже был, только не помнишь? – и подмигнула.

– Еще скажи, вдруг я сам оттуда, только не помню.

– С каких пор, ты со мной на "ты"? – спросила я его спокойно, но с силой в голосе.

– Забылся, – сказал и рассмеялся. – Страшное это слово... ой, – поежился, – страшное! – обнимая себя, будто озноб ощутил.

– Идем, сегодня по второму кругу. Делай вид, что ты в шоке, когда будут наступать такие моменты.

– Прикидываться?

– Можешь не прикидываться, только ж тебя начнут подозревать в соучастии. Вы, профайлеры, мимику и жесты, читаете как открытую книгу.

– Верно... – задумался он, – но лгать... это как-то не правильно.

– Решай сам, как поступить. Все следствия, которые произойдут, от того или иного твоего выбора, они, все – твои.

Мы сели в лифт. Парень нажал на кнопку одиннадцатого этажа.

– Он ведь, правда, тогда сказал, что понял, отчего ведьм жгли, да?

– Да.

– Он ненавидит волшебное?

– Скорее, боится этого до жути.

– Страх произрастает из недостатка точных данных, – со знанием дела ответил Файет. – Когда я еще плохо разбирался в маньяках, тоже их боялся.

Я на него посмотрела.

– Я, – покачал он головой, – не намеренно сравнил тебя с маньяками.

– А "не намеренно"... это как? – я нажала кнопку "стоп" и лифт замер.

6.1

....бояться нас до жути; «до жути» это очень верное слово.

Мы не подыгрываем вашим страхам, люди.

– Зачем вы убили священников? – рявкнул капитан, ударяя руками по столу.

– Думаете, я вас испугаюсь?

– А вам следует... меня бояться.

– Почему это?

Он замешкался. И правда, а что он мне сделает? Я проявилась в его кабинете, как дух воплощается материей, прям на его глазах.И заявила, что я – та, кто убивает людей веры. Он так разъярился, что, на несколько мгновений, забыл, как именно я появилась перед ним. Но все же, затащил меня в допросную, а я не мешала ему делать это со мной, тащить за руку. Он не решился надеть на меня наручники. Подумал, может что, я испарюсь.

– Зачем вы убили священников? – повторил он вопрос.

– Я не человек, зачем вы продолжаете кричать?

– Потому что, вы, обязаны ответить за содеянное!

– У меня великолепный слух, – произнесла я спокойно. – Незачем повышать голос.

Файет стоял рядом и наблюдал, с непроницаемым лицом, за этой сценой. Он подмечал, насколько разнится поведение капитана, после того, как он подзабыл, что уже разговаривал со мной. И он, не зря, предположил, что нечто в человеке, продолжает помнить. Только, почему-то, выражается это в довольно агрессивной форме.

– Зачем вы явились? Если я не могу вас отдать под суд, зачем вы... пришли?

Он действовал в состоянии аффекта от моего прибытия. В первый раз, я уплотнилась на глазах членов команды, а ему лишь пересказали историю. А теперь, он увидел это своими глазами.

– Вы хотели узнать, кто совершает эти убийства, я пришла вам сообщить.

– Думаете, я буду спать спокойнее?

– Уверена, завтра утром, вы ничего не вспомните.

Он дернулся, как от пощечины. Замер. Мотнул головой и вернулся к своей тактике.

– Вчера, у нас был более продуктивный диалог, – сказала я.

– Вчера?

– Да. Вчера.

– Я... вас... – он четко расставил акценты, – впервые вижу.

– А вот, видеокамеры могут с вами, в этом, поспорить, – улыбнулась я.

Хорошая штука эти современные датчики слежения. Если бы пленка и могла засветиться, то цифровые данные более гибкие в этом смысле. Максимум, я буду там, как белое полуразмытое пятно. Но остальное, запишется на отлично. ... а через пару суток – испарится.

И вот, нам принесли ноутбук и отыскали, в базе данных, вчерашний день.

Более двух часов, капитан, я и молодой профайлер слушали и смотрели то, что происходило вчера. И лишь для капитана, данные на экране звучали впервые. Я и Файет, мы переглядывались, отмечая по времени, сколько еще сидеть.

– О чем я забыл? – повернулся ко мне этот мужчина с темно-серыми глазами.

– Как я вам отвечу?

– Я там повторяю, что забыл. О чем я забыл?

Я рукой указала на монитор.

– Вы забыли об этом... сегодня. Также само, вы забыли о чем-то, уже давно.

– Я вспомнил вчера и снова забыл? – ему не верилось, но современный человек мало `что может противопоставить, технически зафиксированным, данным; особенно, если сам он там, на видео, ходит и разговаривает.

Я молча смотрела на него.

– Так, для чего же вы вернулись? – устало спросил капитан.

– Сказать вам, что убийца – я.

– И для чего вам убивать священников? – он поднялся, выключил монитор. – У каждого убийцы есть причина, мотив. Какой он у вас?

Он устало глядел на меня, будто на его плечи обрушились века и эпохи; но это не так. Он просто не мог уместить то, что увидел и не мог опровергнуть это. И не знал, что с этим делать. Факт, стер агрессию, что рвалась из него, еще пару часов назад. Теперь, он просто не знал, как быть.

– А ты? – он повернулся к молодому сотруднику. – Не умеешь держать лицо. Два часа и ни грамма удивления.

– Мне не нравится лгать.

– А притворяться ты не умеешь, – и повернулся ко мне. – Он всё помнит, да? Он не забыл?

– Почему вы у меня спрашиваете?

– И правда? – стушевался мужчина. – Файет, как тебе удалось не забыть?

Парень чуть выпрямился, немного побаиваясь капитана или скорее, отдавая ему уважение через страх, как у некоторых зверей бывает.

– Я сегодня никого уволю, отвечай.

– А если завтра не вспомните о "сегодня", то и ...

– Файет?! – капитан не стремился быть спокойным.

– Мне, – замялся он, – то, что я знаю, не мешает жить.

– А мне, значит, мешает?!

– А разве нет? – расхрабрился младший сотрудник.

– Хотите жить с тем, что сегодня узнали? – спросила я.

– Придется.

– Неа, не придется, – и улыбнулась. – По утру, как туман, память сойдет.

Капитан не совсем понимал, какое решение более в нем преобладает: гнев на меня, гнев на профайлера или на то... как, к чертям, всё это может происходить взаправду?

– Может, я все еще сплю, – пробормотал он, – поднимаясь из-за стола.

А я вспомнила одного монаха, который усердно молился. И когда я проявилась, принял меня за ангела. Я не отрицала и не подтвердила его вывод.

Я спросила:

– Для чего ты мучаешь себя?

И он изумился.

– Как, о святый ангел, я мучаю себя?

– Молишься, живешь в этой келье, не видишь планеты, не знаешь мира вокруг тебя.

– Это не причиняет мне мучений, о святый ангел, – ответил он смиренно.

Тогда я достала из кармана баночку с золотым эликсиром и протянула старцу.

– Выпей, если правду говоришь.

Но лишь потянувшись ко мне, рука его замерла. Он ощутил нечто, лицо его исказилось страданием, и он заплакал, убирая руку назад.

– Я не достоин благодати Господней, – прошептал он, принимая позу "головой к полу".

– Встань, пожалуйста, – попросила я его.

И он, не веря своим ушам, поднялся. Лицо его было омыто слезами. В глазах страдание. Я достала из кармана зеркало и поднесла к нему.

– Что ты видишь, человек?

– Измученного старого монаха, – просто ответил он, успокаиваясь и вытирая слезы.

– Чем же ты измучил себя?

И он перевел взгляд на меня. А для него, я сияла, как звездочка на небе. Волшебное поле озаряло келью, и он мог видеть это. Только вот, решил он, что я ангел. Это как видишь зебру, не знаешь, что за зверь, видишь копыта – говоришь "о, лошадь!". И тут также.

– Непрестанными молитвами во славу Господню, – ответил он и снова упал лицом к полу.

– Поднимись, пожалуйста, – попросила я.

И он поднялся,а я повернула к нему зеркало.

– Кого ты видишь?

– Себя.

– А кто ты?

– Смиренный раб Божий, Василий.

Я протянула ему эликсир во второй раз, со словами:

– Выпей, если говоришь правду.

Старец поднял руку, потянулся за баночкой, но замер.

– Не достоин я благодати Божьей, – и начал, кряхтя, опускаться на колени.

– Почему? – я бы за голову взялась, да это порвет весь эффект и окончится для монаха психозом.

– Избил я мальчика. Совесть меня замучила. И молюсь я, по сей день, о прощении за этот грех.

– Почему ты избил мальчика? – я присела на корточки, заглядывая, насколько получается, в глаза монаху, а он их сцепил плотно, закрываясь от моего сияния.

– Решил я проучить мальца. Он своровал у меня десяток рублей. Я его поймал и избил. Что, тот десяток рублей? Воровство – грех. Маленький, ведь, человек, а уже душу пятнает, – он боялся раскрыть глаза. – Я мальчика ударил один раз, подумал, что этого мало будет. Ударил еще, он заплакал. Тогда я решил, что третий раз закрепит в нем постыдность его действия. А как утром проснулся, не мог в зеркало смотреть. Отвращение испытал. И никуда от него не мог деться. Думал – пройдет. Как царь Соломон писал на кольце своем. Но не уходило и не забывалось содеянное. И тогда я отправился к батюшке. А он сказал, что не велик грех, если в назидание. И я успокоился. А неделя прошла, совесть вернулась, снова мучить меня стала.

Умолк монах.

– Почему же ты до сих молишь?

– Как почему? Боженька прощение только и может мне даровать.

– За что ты прощения просишь?

– За то, что в третий раз на маленького, еще глупого человечка, руку поднял.

Я спрятала эликсир в карман. Ничего больше не сказала. Меня передергивало уже. Сияние вокруг начало искры высекать, это гнев мой так проявлялся, и я растворилась в воздухе.

Вот и капитан, смотрел на меня и ждал ответа. А что я ему скажу?

– Зачем вы пришли? – он присел, обратно, на стул. – Вы убиваете и мы вам помешать не можем. Теперь, я об этом знаю. Что дальше?

– Ничего, – я встала из-за стола. – Я сообщила вам информацию.

– Которую я не могу проверить. Зачем мне полагаться на ваше слово? Какой у вас мотив?

Он побледнел, словно был готов потерять сознание. Я приблизилась к нему, он не отшатнулся, поднял ко мне лицо и смотрел. Я наклонилась ближе. Здесь капитан отрезвел. Он стал думать ... разное. И по его глазам я читала эти мысли, и то, как они его самого напрягают. Я нагнулась еще ближе, но чуть в сторону, к его уху.

– Я покажу вам мотив, – и коснулась его плеча рукой.

Да, он потерял сознание. Но прежде, он увидел лицо каждого, кого утопили, сожгли, кому ломали кости и голодной смертью мучили, оставляя в камере. Каждого, кому заливали кипящее масло в глотку; кому вскрывали живот и зашивали туда дохлых крыс. Лицо каждого, кто не мог составить достаточную силу противодействия – жестокому насилию во времена инквизиции и раньше.

Да, он потерял сознание – но не умер.

И тот монах, еще долго и упорно молился в келье. И когда я, во второй раз, к нему пришла, не узнал и не вспомнил, и вновь назвал меня «о, святый ангел». Я задала ему те же вопросы, предлагая выпить эликсир, показывая ему зеркало. Но ответ был один и тот же: не достоин я благодати Божьей.

В той келье он и умер.

6.2

– Он вновь всё забудет? – спросил Файет.

– Увидим, как придет в себя.

– А те, кто в отделе?

– Они, да, забудут. Видеозапись я, ночью, подчищу.

– Зачем?

– Мы не оставляем следов, которые не будем задействовать в будущем.

– Мы... – протянул парень.

– Ага, именно так, – кивнула я, сидя на диване. – Мы.

Капитана отнесли в офис, вызвали врача, тот констатировал перенапряжение и влил ему дозу, каких-то лекарств, внутривенно. Мы ждали.

В смысле, я и Файет, а не всё волшебное воинство.

– Я тут подумал, а ведь и правда: как, обычные люди, живут с таким знанием?

– Перестают быть обычными.

– Или забывают.

Я пожала плечом, типа, каждый сам решает, какой дорогой идти. И мне было любопытно, что ни один из них, за двое суток, не спросил, как меня зовут. Словно, узнай они моё имя – умрут на месте.

... как в легендах пишут, если сердце твоё мутностью запачкано – не выдержишь ты знания истинного имени.

– А ты, – спросила я его, – как собираешься жить с этим знанием?

Файет приободрился, улыбнулся мне и произнес:

– Знать, что на людях мир не кончается, очень вдохновляет. Особенно, по ночам.

Я засмеялась, как тысячи колокольчиков, из света и кристаллов, одновременно зазвучали.

– А чем это ты по ночам занимаешься?

– На крыше сижу, книги читаю. Когда выходные дают или отпускные.

– Редко, значит?

– Чаще, чем обычные люди.

– А ты по ним себя равняешь?

– До вчера, по ним, да.

– А сегодня?

– А сегодня уже не равняю. Сегодня, я это я.

Капитан заворочался и мы направили к нему внимание.

– Скажите мне, что этот кошмар закончился, – прошептал он, не открывая глаз.

– Какой кошмар, капитан? – спросил Файет, сдерживая смех.

– Про сумасшедшую, которая явилась, будто её из воздуха соткали, вынесла мне мозг, будто это она убивает священников, – он приоткрыл один глаз, увидел меня и застонал. – Дерьмо! Я все еще сплю!

– Нет, капитан. Вы уже не спите, – ответил парнишка, помогая ему сесть.

7

– Как получается, что даже при том, что мне жутко неудобно помнить об этом всём – я помню? Вы же сказали, я забуду, если будет неудобно.

– Вы помните, что я показала вам?

– Лица, – он передернулся. – Жуткие, искаженные болью лица. Попробуй их забыть.

– Это то, почему вы теперь, вряд ли, когда-нибудь, забудете то, что произошло сегодня.

– Почему? При чем тут эти лица?

– Я показала вам каждого, кого осудили и казнили.

– За то, что они не люди?

– За то, что, по каким-то меркам, они сильнее, умнее, мудрее или страннее, чем среднестатистический человек того времени.

– Очень у вас формулировка получается. А кстати, – он сел ровно на диване, – как вас зовут?

– Вы действительно хотите знать?

– Ну, я не верю, что если вы мне представитесь, то я умру на месте. Упал, как стоял – заржал он. – А я сижу.

– Помрете, как сидите, – ответил без смеха Файет.

– Не дури. Это всего лишь имя, – махнул капитан рукой.

– Тогда, давайте, я представлюсь, а мы посмотрим, кого из вас увезут в катафалке? – прагматично спросила я.

Он насторожился.

– Что действительно, если у меня мутность в сердце, я тут же умру? – на этот раз он попытался быть вежливым.

– Я могу показать, как это работает.

– Явно не мне, если уж я погибну. Вот он, – тыкнул пальцем в младшего сотрудника. – Он увидит. А я уже нет.

– По ту сторону рассмотрите, своё, хладное тело внимательнее, – поправила я его. – Думаете, после смерти вы прекращаете существовать?

– Я не знаю, что уже и думать. Я обычный капитан, в самом обычном отделе убийств. Ну, может не совсем обычных убийств, но это ж не отдел "за гранью". Явись вы там, никто бы не удивился... наверное.

Он встал, прошелся по кабинету, поправляя одежду, застегиваясь, осматриваясь, будто не был здесь очень давно.

– Так при чем тут лица? И что, я теперь, буду помнить нашу встречу до конца жизни?

Я внимательно его изучала.

– Капитан, – сказала тихим голосом.

Он подпрыгнул, хотя ничего пугающего не произошло.

– Что вы делаете?

– Шепчу.

– Так, что я до полусмерти испугался! – он выдохнул. – Как... как вы это делаете?

– Я не человек, – напомнила ему. – Капитан, – повторила я и он не смог укрыть дрожь. – Будь в вашем веке так, что священники охотятся на ведьм и сжигают их на площадях, а инквизиторы – подвешивая на дыбе, пытают и убивают эмпатов, экстрасенсов, обычных людей, как еретиков... что бы вы, как отдел по преступлениям – сделали?

– Арестовали и, скорее всего, суд вынес бы им смертный приговор.

– Вы бы убили их?

– Ну, не собственноручно.

– Через систему суда.

– Да, – он переступил с ноги на ногу. – Я вижу, к чему вы клоните. Сейчас вы спросите меня, в чем же суть разницы между моими и вашими действиями, если стереть границу временных эпох.

– Верно, – улыбнулась я. – Так в чем же?

– Ну, в том, что я передаю убийц суду, а вы решаете за суд, кого убить, а кого нет. Вершите самосуд.

– Значит, если я отправлю каждого священника, которого хочу убить – на суд моего мира, это будет равносильно законным действиям вас, как капитана, в вашем мире?

Он переварил это длинное предложение и кивнул.

– Да.

– Значит, вы осуждаете личную расправу, но общественную признаете?

– Вы снова это делаете!

Я спокойно выдержала его взгляд.

– Орден инквизиторов действовал также через общественный выбор. "Жгите ведьму!", – прокричала я, не сильно громко. – Люди, как ваши присяжные, выносили вердикт. Хотя сначала вердикт выносили священники. А люди поддерживали, даже солому подкидывали, когда плохо горело.

– Или вынимали, если горело слишком хорошо. Быстро прекращались крики боли и ужаса. Люди расходились, – сказал вдруг капитан и умолк. – Откуда я это знаю?

– Хороший вопрос, не правда ли? – я посмотрела на молодого профайлера, задержала дыхание, приложила палец к губам и произнесла:

– Шш-ш-ш-ш-ш-ш.......

Он медленно осел, теряя сознание. Капитан бросился, подхватывая его, мягко опуская на диван.

– Что вы делаете? – зыркнул он на меня гневно.

– Лишаю его возможности услышать то, что навсегда изменит его судьбу, – прямо сказала я.

– Разве это не против его воли?

– Он не успел выразить протест.

– Буквоедствуете, ведь, вы не спросили его, хочет ли он пропустить этот кусок своей возможности измениться.

Я задумалась.

– Вы правы. Давайте разбудим его и спросим.

Капитан прищурился.

– И в чем тут подвох?

– Файет очень хочет увидеть. Только в отличие от вас, который выстоит увидеть то, что я вам покажу, он – мальчик тонкой нервной организации, его еще долго будут мучить кошмары. Я могу его разбудить... .

– Дело не в этом. Разбудите его, я настаиваю, и скажите, слово в слово то, что вы сказали мне, не выворачивая правду наизнанку.

– Я не занимаюсь таким, – твердо произнесла я.

– Да, вы либо выбираете точный момент, чтобы это не было нарушением воли, либо буквоедствуете, оперируя фактами так, что и слова вам против не сказать, потому что факт есть факт.

– Так, вы определитесь, – прошептала я, – я выворачиваю правду наизнанку или состыковываю данные так, что правда вам нелицеприятна?

– Состыковка фактов, еще не правда.

– А что правда? – все еще шепотом спросила я.

– Не знаю... уже, – ответил он, тоже шепотом.

7.1

Я разбудила профайлера.

– Как я оказался на диване?

– Она сделала что-то... и ты вырубился. Я едва успел тебя подхватить.

Парень на меня странно взглянул.

– Зачем вы меня усыпили?

– Чтобы ты не мог вспомнить то, о чем не сможешь забыть, если увидишь.

– Вот, вы снова выворачиваете наизнанку суть вещей, – тыкнул капитан в меня пальцем. – Мне она сказала, что я выдержу то, что будет мучить тебя. Блин, – он мотнул головой. – Не так. Ты малец, человек – тонкой организации нервов и тебя еще долго будут мучить кошмары, если ты увидишь то, что она хочет показать только мне. Черт! – выругался он. – Почему не получается? Я в голове слышу ваши слова в точности, как вы их произносили, но открываю рот и выходит – каша. Вроде близко к правде, но чуть иначе.

– И кто из нас выворачивает суть вещей наизнанку? – усмехнулась я.

– Хватит, – попросил Файет.

Он словно мальчик, смотрел на нас, как на родителей, которые ссорятся.

– Взгляните на него, – сказал я капитану. – Что вы видите, прямо сейчас?

– Ребенка. Испуганного ребенка.

– Файет, ты хочешь увидеть то, что я хочу показать твоему капитану, – и повернулась к нему, – как кстати ваше имя?

– Мне значит можно представиться и вы не пострадаете, да?

– Вы человек, ваше имя лишь номинальная табличка, как вот та, что висит у вас на двери.

– О, – встал он, – спасибо! Это так приятно слышать!

– Чего вы кричите? Вам что, правда не нравится?

– Это не правда. Это ваше мнение о моем имени, – взорвался он.

– А чего это он кричит? – спросил Файет, у меня, шепотом.

– Это так смертные пытаются сдержать сияние волшебных существ. Если очень громко орать, кажется, что всей этой "не-бывает-такого-никогда" не происходит.

Парень засмеялся.

– Верно, давайте поржем вместе, – выдохнул капитан и сел. – Марвин. Меня зовут Марвин Блейк.

– Фамилия древняя, а имя номинальное.

– Она снова это делает.

– Что делает? – спросил парень.

– Издевается надо мной!

Файет взглянул на меня, на капитана, снова на меня и засмеялся.

– Ему смешно... . Ну, хоть кому-то, в этой комнате, смешно.

Гогот не успокаивался. Файет начал икать и лишь тогда, попытался успокоиться.

Я не смогла сдержаться и заулыбалась. Даже капитан чуть приподнял уголки губ.

– С меня...ик – произнес парень. – Смешно, что... ик... мне икается? И кто теперь издевается, а? – он задержал дыхание.

– Нет... нет! – закричала я, срываясь с места.

7.2

– И что, к чертям собачьим, произошло?

Марвин оглядывался и начинал сознавать, где, все мы втроем, находимся.

– Файет применил силу.

– Что я применил?

Мальчик. Там, в 21-м веке, взрослый юноша, здесь, в 15-м... – буквально, выглядел, как мальчик. Он стоял рядом с нами в простой, длинной до колен, грязной рубашке и смотрел вопросительно.

– У вас ведь есть зеркало? – аккуратно ткнул меня капитан пальцем в локоть.

– Чего у вас такие лица, будто... нет,нет,нет... . Не-е-ет! – закричал Файет.

Я успела закрыть ему рот рукой, прежде, чем нас заметили прохожие. А когда они стали оглядываться, я накрыла нас невидимым полем. И они пошли себе дальше.

– Какой это век? – шепнул мне Марвин.

– Нет, нет, нет...

– Я же говорила! – гневно посмотрела я на капитана. – Я говорила вам, что не стоит будить мальчика.

Марвин чуть не перекрестился на автомате, хотя и не верующий.

– Я же не имел понятия, о чем вы... .

– А теперь? Теперь вы вникаете?

Он вдруг побелел и перевел взгляд на мальчика.

– Лицо. Его лицо... !

– Да! Его лицо, глупый ты человек! – разозлилась я.

Лицо мальчика-Файетта было в том страшном видении, когда Марвин отключился от ... перенапряжения.

– Верните нас обратно! – потребовал мужчина.

– Верните нас обратно, – перекривляла я его тон. – Это вам не сказка. Это пространственно-временной континуум. Файет нас переместил, ему и возвращать.

– Не правда, – сказал капитан. – Я не знаю, откуда я знаю это, но я знаю, что это не правда.

– Тогда скажите нам, оттуда, откуда... вы сами не знаете откуда, но вы знаете – скажите, что нам делать!

– Я бы хотел так уметь выражаться, – это был голос мальчика. – Так прикольно. Ни фига не понятно, но и .. всё ясно, одновременно.

Марвин сконцентрировался.

– Файет переместил нас сюда, потому что применил ту часть "жеста", которую за десять минут до этого, активировали на нем вы, – он показал на меня пальцем. – Он превратился в мальчика. Я знаю, что если мы вернемся, не завершив то, почему он, по какой-то своей причине, переместил нас сюда – он и в будущем останется в таком виде.

– И? – смотрела я на него гневно.

– Но... завершение состоит в том, что мальчика утопят.

– О, вы еще не все знаете, – процедила я. – Мальчика уже утопили, на момент его появления сейчас. Если его заметят... .

– То сожгут, чтоб уж наверняка, – это был Файет.

– Вы сказали, что его будут мучить кошмары. Вы сказали, что я могу выстоять то, что угробит нервную организацию мальца. Вы предупредили меня, – вздохнул Марвин. – Какой же я идиот!

– Сами сказали, – буркнула я.

– Его завершение можно перенести на меня, – он утверждал, не спрашивал.

Тишина.

– Вы хотите забрать следствие моего неосторожного действия на себя? – спросил мальчик.

– Ты в зеркало смотрелся? Тебе лет семь на вид. Стоишь тут в грязной, длинной рубахе. У меня уже сердце разрывается только при одной мысли: это я настоял, чтобы она тебя разбудила! Это следствие моего действия по неосторожности ты сейчас будешь проживать. Так что, мне – мое. А ты тут не при чем. Она, – он посмотрел на меня, – хотела уберечь тебя от этого.

8

– А давайте, мы вернемся, я буду мальчиком, вы меня усыновите, все дела, – предложил Файет. – Я снова закончу университет, теперь с красным дипломом, уж точно.

– А незавершенный сигнал будет настойчиво возвращать тебя к завершению, – напомнил Марвин.

– Ну не сожгут же меня в двадцать первом веке! – изумился он.

– Не по той причине и не на костре, – прояснила я.

– Что серьезно? Незавершенный сигнал реализуется в любом времени?

– Ты переместил нас троих сюда. Вот настолько, незавершенность – могуча.

– Но... что я не завершил? – мальчик сел на траву. – Что именно сожжение заживо – завершит, что не окончилось с утоплением? О, у меня начинает получаться, говорить так же странно, как делаете вы, – обрадовался он.

И тут мы услышали всхлип и обернулись на Марвина.

– Вы чего, капитан? – мальчик поднялся и шагнул к нему.

– Ты продолжаешь радоваться простым вещам, зная, что в итоге, это окончится на костре.

– Ну... вы сказали, что примите это на себя – он похлопал его нижнему краю лопатки, выше не дотянуться. – Чего мне печалиться?

Марвин резко отрезвел.

– Да шучу я, капитан, шучу.

– Он издевается, прям как вы! – и не смог не улыбнуться.

– О, видите. Теперь и вам весело, – Файет вернулся к стене дома и сел на траву. – Так вот, что именно требует завершения? И обязательно ли для этого меня жечь, – и, показывая Марвину большой палец, уточнил, – или капитана.

Я присела рядом с ним.

– Чтобы ты это рассмотрел внимательно, я могу погрузить тебя в момент, когда тебя топили.

Он передернулся.

– Пережить смерть при жизни, – он потер детские ручки, – да уж. О таком, современный человек и не мечтает.

– Ну так, как?

Марвин подошел к нам и присел напротив Файетта на корточки, затем тоже сел на траву.

– То, что я могу взять на себя и прожить, что даст результат – я готов взять, – он глянул на меня. – Это что заразно?

Я вопросительно повела бровью.

– Так странно выражаться?

– Ваша кровь пробуждается. Еще неизвестно, куда вы переместитесь, когда мы завершим эту задачу. И не вырвете ли вы себя из нашего тройного контекста, той силой, которая дышит внутри вас.

– А вот теперь, мне действительно страшно, – беспокойно произнес он, зябко потирая плечи.

8.1

Я держала ладони на висках парня-мальчика. Он хватался за мои руки, впиваясь пальцами в кожу, пытаясь вырваться. Он ныл, стонал, повторяя «нет, пожалуйста, не надо... не надо... не надо... я не буду.. не буду... НЕТ!» – последний крик был очень ярким.

Марвин закрыл уши, смотря на меня в ужасе.

Наконец, тело мальчика обмякло и он опустился на траву. Я аккуратно помогла ему лечь. Он дышал ровно, но не открывал глаз.

– Что с ним? – капитан подсел ближе, наблюдая, как поднимается и опускается его грудная клетка.

– Он, там, умер. Сейчас он видит "тот" мир.

Капитан передернулся, как от резкого холодного вихря, хотя на улице было тепло.

– Я могу прожить, но не могу наблюдать.

Я наклонилась к нему и прошептала на ухо.

– Именно поэтому, вы будете смотреть, как он горит.