Текст книги "Ядвига Фрей (СИ)"

Автор книги: Наталия Северская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Марвин отшатнулся, как от удара.

– Нет!

– Тише, – покачала я головой. – Рано или поздно, ваш незавершенный сигнал приведет вас к моменту, когда у вас останется лишь одно – смотреть.

– Это не значит, что я смогу смотреть на чужую агонию спокойно.

– И пока не научитесь, пока не поймете, как это может быть, спокойно видеть следствие чужого выбора – будете смотреть, снова и снова.

– Я скорее возненавижу себя, что не смог помешать этому произойти, чем буду спокойно наблюдать.

Покачав головой, я прошептала:

– Вы уже наблюдали. И возненавидели себя за то, что могли спокойно смотреть.

– Откуда вы знаете?

– Могу показать, чтобы мы прекратили эти постоянные "откуда вы знаете?!".

– Вот также, как ему показали?

Я кивнула.

– Я готов.

– Нет, – улыбнулась я хищно. – Вы... не готовы.

– Сделайте это!

Я коснулась пальцем его лба и он упал замертво.

– Предупредила же... – склоняясь над ним, вставая на колени, я положила руки ему на грудную клетку и стала тихо напевать древнюю колыбельную. А затем, он открыл глаза и я прошептала, склоняясь ближе. – Повезло вам, что смерть, это еще не конец.

8.2

Ветер растрепал мои волосы. Я сидела на траве и смотрела на прохожих. Хорошо, что они нас не видят. Волшебное поле оберегает. Но вскоре, я сниму его.

– Как я мог так равнодушно смотреть, как горят люди? – спросил Марвин, подсаживаясь ближе.

– Как и любой другой, кто закрывает сердце, чтобы не броситься в самую пучину пламени, дабы: либо сгореть вместе, либо прекратить эти пытки, протыкая ножом того, кто горит.

– Убить, чтобы он перестал орать?

– Вы называете это "помочь умереть быстро".

– Ага. Но ... в этом случае: заткнуть пылающего и кричащего, потому что эти вопли раздирают мою душу на части.

– Душу ли?

– Что-то внутри... .

– Ваш мир – один из многих. И сожжение заживо, лишь небольшой кусочек того ужаса, который, человек, способен привнести.

– А есть еще хуже? – не поверил он мне.

– Могу показать, но не буду.

– А я бы посмотрел, – отозвался Файет.

– Ты с ума сошел?! – воскликнул капитан.

– Смотреть и быть в эпицентре – вещи разные.

– Со знанием дела говоришь, парень.

– Ты смотрел, как сжигают заживо, а я был утоплен. Ощущения различаются.

– Вы еще начните выяснять, кому повезло больше, – грозно сказала я. – Как дети малые, которые не помнят ни прошлого, ни будущего.

– А можно помнить будущее?

– Можно много всего, – кратко ответила я.

– Что-то мне разонравилось быть человеком, – сказал Марвин. – Какие то, мы, "люди" ... страшные, черствые, холодные внутри.

– Не обобщайте, капитан, – толкнул его Файет.

– Хорошо хоть не сказал: "не суди по себе".

Я рассмеялась.

– Вы оба, всё еще не понимаете, к чему это идет, да?

Марвин приосанился.

– Какой-то частью мозга, я думаю, ты нас обоих испытываешь. Никого не сожгут.

– Идите, Марвин, скажите это вот тем, которые ходят по этим улицам, – сухо произнесла я, – в жажде единственного развлечения, – и проскандировала тихо, – "Ведьму сжечь! Ведьму на костер!", – делая руками жест, как в бойцовском клубе болеют.

– Боже мой, – выдохнул он. – Опять жутко стало, будто ледяным чем-то изнутри окатили. И вот, каждый раз, когда вы такое вслух произносите – леденит изнутри.

Я засмеялась.

– Там, – указывая в сторону площади, часть которой можно было увидеть из нашей подворотни, – согреетесь.

– Да иди, ты! – выругался он.

– Не переходи со мной на "ты", смертный, – медленно и мощно отчеканила я, поднимаясь. – Не принимай мою приветливость, за приглашение к панибратству.

Капитан замер. Он, впервые за сегодня, вдруг отчетливо понял, что это всё... каждая мелочь, что происходит с ним – не шутки и не сон.

– Боже правый... – прошептал он, едва слышно.

– Начнете молиться, застрянете здесь надолго.

– Это угроза?

– Предупреждение, – ответила я, глядя на него сверху вниз. – Одно из многих, к которым вы, капитан, решили не прислушиваться. И где вы теперь? Стоило дать мальчику поспать. Но нет же... ! Теперь, вы тут. И самое важное, что мне не обязательно присутствовать, рядом с вами. Я могу уйти. А вы – нет. Хотя... – я посмотрела на профайлера. – Он может переместить вас обратно. Если сможет решить вопрос с незавершенным сигналом, который привел его сюда. Но куда именно вы, после, отправитесь? И еще, – я наклонилась к Марвину. – Когда я уйду, вас станет видно.

Файет коснулся моей руки и произнес:

– Не бросай нас, пожалуйста.

Марвин не выдержал этого. Я видела, внутри он уже заплакал, но не покажет. Он поднялся на ноги и сказал:

– Ты права. Я воспринимаю это как сказку, где не может произойти ничего страшного, отвратительного и тем более, в сказке нет места человеческому насилию. Ты права, что я подверг себя и младшего сотрудника большой опасности, не прислушавшись к тебе. Я даже не спросил тебя, почему так. Я настоял, чтобы ты его разбудила. Согласен. Я – всё это начал. И я же веду себя, как капризный малец, хотя именно Файет... выглядит на семилетнего. Я смотрю на это так же отрешенно, как и на горящего человека. Закрывая нечто в себе. Это не по-настоящему, повторяю я внутри. Это скоро закончится. Но теперь, я начинаю осознавать, что это действительность. Это реальность. Это то, куда я привел себя и человека, который на меня полагался, которого мне уставом положено оберегать.

– Начинайте мыслить, как капитан отдела убийств, – сказал я. – Тогда у вас есть шанс, выбраться к нормальной бытовой жизни, которая у вас была до того, как одна сумасшедшая, будто сотканная из воздуха, явилась к вам.

– Да. Я так и сказал. Все верно.

– Марвин! – закричал на него Файет. – Прекратите. Вы капитан. Думайте, как капитан.

– Это страшно произнести вслух, – сказал он обреченно. – Мне кажется, я не могу. Мне... – он обнял себя... – страшно.

– Гореть заживо страшно, – ответила я. – А это... это еще не страшно.

– Когда же я пойму это?

– Когда люди потащат вас на кострище! – отрезала я.

9

И он горел... а как он орал!

Он верещал, завывая от боли.

Марвин взял на себя ответственность за то, что потребовал от меня разбудить младшего сотрудника. Я произвела трансфигурацию и перенос образа. Файет стал выглядеть как капитан, а капитан – обрел вид мальчика семи лет, которого еще двое суток, как утопили у всех на глазах. А затем Марвин встал, взглянул на нас, развернулся и решительно вышел из поля невидимости – навстречу толпе.

Люди узнали его. Они закричали, схватили мальчика и потащили на площадь. Не ожидая суда, своими руками, они привязали его к шесту, на центре помоста. Обнесли соломой, которую доставали отовсюду. Крича о дьяволе, о сатане, о черной магии, они плевали мальчику в лицо, били его, кто-то проткнул ему брюшину ножом. Первый крик и Файет забился к стене, закрывая глаза и лицо руками. Он тяжело дышал. А затем, люди зажгли факел и подожгли кострище.

Марвин кричал. Он вопил, как завывают дикие звери, когда их медленно режут. Высокий, пронзительный рёв. И скандирующая, довольная толпа.

Файет спрятался в дальнем углу переулка, закрывая уши. Он захлебывался от слез. Я знала, даже затыкая уши пальцами, то, как Марвин кричит, медленно умирая, сгорая заживо – ... слышно. Я подошла к парню и села рядом, обнимая его. Он уткнулся в меня и закричал. Закричал, надрывая легкие и сердце. И я сжала его крепче, окутывая волшебным полем.

И мы сидели так, до тех пор, пока крики не утихли. Сначала не стало слышно Марвина. И лишь час спустя, толпа начала расходиться.Они даже во второй раз подожгли, нанося еще соломы, чтобы уж точно не встал. Но капитан больше не издал ни звука.

Он больше не кричал. И по лицу Файетта я видела – эта тишина резала во сто крат сильней.

– Он ведь вернется?

– Конечно, вернется, – прошептала я.

– Мы тоже вернемся?

– Да.

– Ты не обманываешь меня? – он поднял лицо и в этих глазах не осталось взрослости, только детство, которое не понимало, как жить с тем, что только что произошло.

– Я не посмела бы...

Он сжал пальцами мою руку и нас окутала золотисто-голубая дымка.

Файет, отметив начало перемещения, этот необычный свет – заплакал навзрыд, еще крепче цепляясь в меня. Мы возвращались обратно.... .

В нем не осталось банального, наивного-взрослого, только ясное, невинное-детское, которое больше не хотело быть там, где люди с радостью и воодушевлением сжигают другое... живое существо.

– ... нет... нет... нет... – продолжал шептать он, когда нас завертело и переместило.

10

Мы вернулись в момент, когда я произнесла «шш-ш-ш-шш...» и Файет заснул. Капитан держал его на руках и смотрел на меня. Взгляд!

– Когда он проснется, он будет помнить? – спросил Марвин.

– Это он решает там, внутри, сейчас.

Я потянулась к мужчине рукой, касаясь его кожи. Еще горячая.

– Как вы?

– Феерически, – ответил он, улыбаясь лишь едва. – Рад, что это закончилось... не понимаю, как пережил это и сохранил рассудок. Запомнил глаза тех, кто со злобным довольством орал, что я дитя Дьявола и место моё в Аду, – он прикрыл веки, сделал глубокий вдох и открыл глаза. – Я больше не буду спрашивать, зачем ты убиваешь священников.

– Это не связано с тем, что ты прожил на костре, – ответила я, осторожно приподнимая уголки губ.

– Серьезно? – на время он стал четким и трезвомыслящим. – Тогда, можно я таки спрошу, зачем же? Я решил, что есть смысл. Если они насаждают это и поощряют, сами охотятся и делают такое – то они мало чем отличаются от маньяков и серийных убийц, которых я уже годами ловлю на этой работе. Священник или кто еще, убийство есть убийство. А это не просто убийство – это кровавый праздник, – он удивленно нахмурился. – И ты... перешла на "ты"?

– Ты видел лица людей? – спросила я, улыбаясь шире.

– Да. В тот момент я поверил в бесов и демонов. В них не было ничего человеческого. Глаза блестят в жажде, чтоб я подольше вопил, – он мягко взглянул на паренька; Файет лежал, такой умиротворенный, во сне. – Как он?

– Я бы сказала, ему досталось больше всего.

– Не могу судить, я был в эпицентре. И почему ты перешла на "ты"?

– Ты сидишь здесь, и в тебе проявилось, на время, нечто точное и заостренное, – продолжила я. – А в нем -... что-то сломалось. Осталось только невинное, которое отказалось находиться в мире людей. Не хочет. И главное, не обязано быть там, где искра его молчит и боле не поет – Файет свободен уйти.

– Он ведь проснется? – напрягся капитан.

– Не знаю, – покачала я головой. – Это ему решать.

10.1

Капитан стоял у окна, а я села в кресло.

– А где, то семечко, что ты ему подарила?

– Он его снял, с ремешком, когда душ принимал утром: опаздывал на работу, забыл надеть, – ответила я, сканируя память профайлера.

– Выходит, если отсутствует достаточная противодействующая сила, – задумался Марвин, – я попру и сломаю нечто тонкое и хрупкое.

– Наступишь на цыпленка ногой, в ботинке, – кивнула я.

Он передернулся, даже чуть выгибаясь, словно по нему электрическую дугу пустили.

– Ну и примеры, у тебя. Кровь в жилах стынет. Я не успел захотеть это представить, как, только услышав фразу – прожил. Ужас!

– Вот, я – достаточная противодействующая сила для определенного круга существ, которые ходят и бросают, котят, в котел с кипящим маслом.

– Хватит аналогий! – воскликнул капитан, ежась.

– Ты спросил, зачем я убиваю священников. Вот, – пожала я плечом, – я, как... то семечко, которое Файет забыл дома. Я создаю достаточную силу противодействия, как в физике. Пока я стою – дом держится. Отойду – дом рухнет. Пока дом чинят – я стою. Или даже вот: пока у хозяев дома мозги набекрень, я убиваю гостей, которых они приглашают.

– Потому что...?

– Потому что гости едят детей, а там, целых три младенца.

– Ты что, других аналогий не знаешь?!

– Но работает же, – улыбнулась я.

– Еще как. Я месяц к еде не притронусь, и на котят и цыплят нормально смотреть не смогу.

– А как же младенцы?

– Этих не встретишь на улице.

– А в колясках?

– Хватит!!! Гости, жрущие младенцев, и ты с ружьем, которая отстреливает гостей, потому что хозяева дома рухнули мозгами в самый ад. Это такая метаморфоза для воображения, что не знаю, удастся ли мне сегодня заснуть.

– А после сожжения – удастся? – напомнила я.

– Что удивительно, – ответил он. – И даже, пугает немного.

10.2

– Ты уйдешь и больше не вернешься?

Вечерело. За окном темнело, включались фонари. Мы пили горячий чай с мятой. И я стояла у окна. Капитан – сидел в кресле, наблюдая за умиротворением Файетта. Я сделала глоток, сжала чашку в руках.

– Я еще не все дела завершила в вашем мире.

– Не всех убила? – без сарказма спросил он.

Я кивнула, стоя к нему спиной.

– А куда дальше?

– Тибет, Индия, Северная Америка, Нидерланды, Рим.

– Рим? В самую гущу?

– Там средоточие печати. Некий артефакт, звучание которого как яд. При медленном, постепенном отравлении, люди лишаются разума. Им не хватает внутренней чистоты, чтобы понимать, что именно с ними происходит и как собой управлять.

– А по-конкретнее можешь разъяснить?

– Могущественные артефакты, они, как крепкое и сладкое вино – пьянят. В данном случае, у каждого человека проявляются соблазны, которым он следует, путая соблазн с истинным желанием, – я повернулась к Марвину. – Само наличие соблазна указывает на запрет внутри. Нет запретов – есть чистое звучание истинных желаний. Будь-то магия или волшебство, ты слышишь "что есть – что". Не домысливаешь – видишь, слышишь и знаешь, потому как – ясно распознаёшь.

– И ты заберешь артефакт?

– Я не могу его забрать. Это нарушит баланс в планетарных процессах. Люди построили маленький город в том месте, где находится артефакт. Подсознательно, они установили там средоточие самой мощной культуры запретов.

– Грех?

– Политика стыда, вины и страха.

Марвин поднялся и подошел к окну, встал рядом со мной.

– Ты не можешь забрать артефакт, что же ты будешь делать?

Я хищно улыбнулась.

– А вот это, меня пугает.

– Они бросают, котят, в котел с кипящим маслом.

– Убери котел.

– Они поставят новый.

– Унеси котят.

– Начнут бросать птичек.

– Унеси птичек?

– Они будут бросать тех, кого смогут поймать.

– Кто не может составить для них достаточную силу противодействия?

Я кивнула.

– Если ты их убьешь, придут новые.

– Это я тоже знаю.

– Что же ты будешь делать?

11

Я стояла под дождем. Светает.

Стены маленьких домов покрывались нежным оттенком лилового, предваряя восход голубого солнца. Файет так и не проснулся, а в его разуме, я прочла единственное трепетное желание: забери меня с собой.

Я стояла под дождем, на холме, и держала на руках спящее тело профайлера.

– Добро пожаловать... – улыбнулась я, – ... Домой.

Часть 2

Предисловие

Каждое существо, в нашей линии, нарекают именем «Ядвига».

Когда наступает момент, мы слышим звук колокола внутри, зов в далекие "запределы" – и отдаем личность свету, который сжигает, обрушая все печати убийств. Только... если убийства совершаются в чистоте. Хоть капля, хоть грамм более вязкой субстанции внутри и сгорает не только "Ядвига", но и само существо, которое, посредством обряда, надевает, как временную одежду – эту личность.

1

Мне открыта память каждого, в моей линии. Как они мыслили, как выбирали действовать и почему. Скольких они спасли, вступая между хищником и невинным, хрупким существом, как рычаг между крышей и полом, удерживая пространство, когда стены рушатся. Умение управлять собой, облекаясь разнообразными силами природы Миров; глубина знаний в механике и инженерии; точность движений и нюансы свойств восприятия.

Гряда убийц внутри моего разума, как сотни душ одного мунина – смотрят моими глазами.

Я стояла в тишине храма и слушала шепот молитвенных губ, треск кузнечиков под полой, шевеления одежд.

– Могу я помочь тебе, дитя моё?

Я взглянула на священника, сканируя уровень отравления его крови. Нетерпимость и соблазн.

– Вы, – сакцентировала я, качая головой – не можете.

Он странно поглядел и ушел.

Перед тем, как добавлять каплю эликсира в воду, я хотела выяснить, насколько глубоко отравление затрагивает материал генетики. Те уровни, которые проходят слышимостью по всей человеческой расе. Те участки, где если просочится – я добавлю эликсир в моря и океаны; а не просто в единичный баллон с водой.

Рассеивать по воздуху и смотреть, кто продолжит стоять... .

Присутствовать и видеть.

Видеть исходный выбор каждого... и наблюдать, как чистильщики убирают территорию, подготавливая почву для нового засева.

Распознавать тех, кто с каждым засевом, с каждой новой расой – проходит предел. И продолжает стоять, выбирая себя, а не других, которые, к слову, упали замертво. Даже не тех, других, которые также продолжают стоять, улыбаясь солнцу и черному Космосу.

Распознавать, кто выбирает двигаться дальше по узору новых и новых тел-рас.

Сам, с причиной внутри него, а не потому, что так будет правильно или что, раз он могучий экземпляр – на нем и обязанность делать такой выбор.

Элегантность искренности.

Даже не потому, что там мои друзья – я пойду с ними.

А сам ты чего хочешь? А что, если кого-то из "друзей" попытаются убить, уничтожить, истлить? Моментально активируется сигнал: "он причина моего смысла к движению – не трогай его!"

И ... добрый, старый – инферно. А затем, прихожу я... и всё по-новой.

Так вот, с каждым вбросом эликсира – такие существа продолжают стоять.

Именно они – квинтэссенция расстояния от самого первого засева и к становлению цивилизации, в её глубинном понимании.

Иногда... таких существ на планете нет. Есть те, кто прошел пять, десять, двадцать семь или сто пять, но не все, триста пятнадцать, засевов.

Я улыбнулась.

А только тот, кто прошел, в элегантности искреннего выбора, все триста пятнадцать – называется действующим представителем цивилизации. Он продолжает стоять на каждом уровне, каждой новой тело-расы, которую изобретают инженеры. Изобретают в стремлении создать нечто потрясающее, раскрывая красоту природы такого явления, как уникальность.

... квинтэссенция генетических узоров и выбор личности.

2

Он сидел, привязанный к стулу.

Красная комната.

Важная и славная "красная комната", где решаются очень значимые вопросы власти. Так и срывается с языка, как легко, в этом месте, допустимо сплавить: важность, значимость, власть и насилие в одно, подменяя насилием – разумность, власть – принуждением, значимость – безысходностью, а важность – наболевшим участком, которому уже нечем дышать и он разлагается внутри, как омертвевшее дитя в матке, еще живой матери.

Средоточие раскаленного сплава, который воздвигают, как рычаг для контроля над остальными, кто этот контроль выбирают внутри, чтобы подчиняться снаружи.

– Ну и... как тебе здесь живется, Карл? – спросила я, прохаживаясь.

– Великолепно!

– Заметно. Они тебе кланяются, боятся, ждут, когда ты подохнешь, чтобы занять твоё место.

– Не все ждут, некоторые пытаются ускорить наступление этого, сладкого, мига.

– Карл... Карл... – я обошла вокруг и встала за его спиной.

– Вот так просто, свернешь мне шею? Не будешь мучить? Я стольких, в прежние времена, на костер отправил, стольким в глаза смотрел, когда ломал им кости, – он рассмеялся, пробуя меня спровоцировать. – И всё, что ты мне подаришь это – мгновение тишины? Быстрый переход? Так скучно, – протянул он. – ...так банально.

Старый демон, поднатаскан испытывать представителей расы. Слушай его голос, но не привлекайся... не обольщайся вниманием, не пей, как из источника, иначе гнев пропитается раздражением и сорвешься. А это именно то, что он хочет. Проверить, где ты лжешь себе. Где ты, на самом деле, выбрал путь адских чертогов, но не среди исполинских демонов, а среди, орущих по подвалам существ, которые жаждут наслаждения болью... но не собственной, а чужой. А лишь собственный крик они, там, слышать могут.

– Я пришла переговорить, Карл.

– И для этого – связала? Ты правда хочешь, чтоб я начал отпускать пошловатые шуточки на эту тему?

– Нет. Давай по сути, – обошла его, заглянула в лицо и достала из кармана баночку с эликсиром.

– Э нет, дорогая. Еще не было утверждено такого приказа. Еще рано.

– Повсеместно – рано, – согласилась я. – Но в точечной дозе по местности, допустимо.

– Также допустимо как то, что творится в этой комнате?

– Тебе меня не спутать.

– Кто же я, если не попытаюсь?

Я улыбнулась.

– Ты первый, – сказала я, откручивая крышечку.

– Милая, я на этой планете дольше, чем галактика существует. Эта субстанция не тронет меня.

– Кто же я, если не проверю? – и протянула ему. – Пей.

– Руки?

– Открой рот.

– Вовсе не элегантно, – покачал он головой. – Я ж не какой-то там смертный!

– Смертный? В этой комнате? Сохраняя разум? – я рассмеялась.

– Ты удивишься, как долго они могут составлять мне компанию по вечерам.

– Выйти на своих двоих, продолжая дышать, не значит сохранить разум в ясности.

– Общая память тебе на руку, кем бы ты ни была, прекрасная дама, – кивнул он мне, скалясь.

– Не тяни, Карл.

– Что есть время? – и открыл рот.

Я капнула эликсир, он сомкнул губы.

– Я же говорил, – улыбнулся. – А теперь, развяжи.

– Сам развяжись, – буркнула я.

– В этих веревках не более того, что я себе решу? О! Какой древний прием! – захохотал он, снимая путы, поднимаясь из кресла.

– Древний, но не древнее твоего, дать мне ощутить некое подобие власти, будто ты не знаешь, что за заклятие пропитывает ворс.

Он взглянул на меня с искренним теплом.

– Приятно встретить равного, миледи.

Я отследила его поле. Куда направляются сигналы? Где, на этот раз, он запрятал подвох, оперируя, всего четырьмя словами?

– Равного в чем?

– В пристальном и доскональном отслеживании крупиц, что отбрасывают частицы.

Я покачала головой.

– Хотелось бы мне увидеть твоего партнера, который свободно может двигаться рядом с тобой, без опаски нарваться на очередную мину.

– Думаешь, я с ним не столь разумен, а спускаю планку до захудалого демонского командира, который отдыхает от грации, рядом с теми, кто ему близок?

– Не перекручивай.

– Ты выбрала фразу "без опаски", моя дорогая. Значит, не в радость ему и не в задор, слышать каждую крупицу меня.

– Дьявол!

– О да. Я бы точно посмотрел на спутницу нашего Дьявола. Кто с яростью и драйвом танцует с ним, по дороге к Расцвету этой планеты?

Я прищурилась и признала.

– Да, Карл. Твоя формулировка изящнее в сути.

Он налил себе вина. Задумался и взял еще один бокал, бросая на меня взгляд. Я мотнула головой. Он – заполнил сосуд темно-красной субстанцией, но мне не протянул.

– Духи этого места ценят виноградный аромат, более даже, чем я его вкус. Но к сути, – сел на край стола. – Что привело тебя ко мне?

– Я сама пришла. Хватит уже, а? Я ж не человек.

– Но ты и не достаточно внимательна, возможно я смогу занести в мой список падение, еще и, наследника ордена убийц?

– К сути, – повторила я, отвергая его запутанный, в... до ясности прямых сигналах, клубок. – Дай разрешение пытать людей.

– Повтори-ка, – нагнулся он чуть. – Слух ласкает то, как ты просишь меня об этом.

– Изверг ты, – сказала я.

– Не видела ты извергов, раз меня таким словом называешь.

– Познакомь, буду знать, в чем разница.

– Дорогая моя, – тепло произнес он. – Различие, а не разница. Различие... – и сделал глоток вина. – Не в стенах этого прекрасного храма путать столь трепетные понятия.

– Разница: мешок с овсом, мешок с гречкой. Различие, какой тип овса в том и в другом мешке. Ты хочешь сказать у тебя с извергом одна кровь?

– Кровь, нет! То, как – он подмигнул, – они упиваются пытками, мне не понять. Но.... у нас есть несколько идентичных сигнатур. А кровь – разная.

– Различие, хорошо.

Он пристально вгляделся в меня.

– Ты на днях одного человека унесла?

– Это ж не твоя зона.

– Моя. Люди – моя зона. Ты его вместе с телом унесла.

– Мне следовало и об этом у тебя разрешения спросить?

– Не спросить разрешения, а спросить, согласен ли я отпустить этого человека в волшебную страну.

– Не пудри мне мозги, Карл. Только сам человек решает, куда ему можно, а куда ему нельзя.

– Ага. В правах людей обознана, а в нюансах терминов, не очень, – он поджал губы. – Человек решает: куда он хочет, а куда не хочет. Как только человек решает: куда ему можно или нельзя – он оказывается в поле моей юрисдикции. Да, мне с тобой было бы скучно уже через... полчаса.

Он взглянул на часы, а я рассмеялась.

– Ты что, действительно думаешь, я обижусь?

– Зная твою личную историю, я бы многое на это поставил. Только формулировку-ключ подобрать и с эмоциями сопряжение точно выверить, – он дал мне сфокусированный взгляд разумного хищника, – и ты моя.

– А теперь, ты рассчитываешь, я тебя захочу оскорбить или унизить? Либо ты хватку потерял, либо очеловечился, либо отвлекаешь мое внимание.

– Ты сама сказала, только люди решают, что им можно, а что им нельзя. Сама у них и спроси, можно ли тебе их пытать.

Я, открывая рот в осознанном, к ловушке, молчаливом восклике – застыла.

– Поймал, а?

И закусила нижнюю губу.

– Мастерски.

– Ой нет. Это не комплимент. Если бы я, вот так же легко, мог поймать Дьявола, тогда это было бы "мастерски".

– Радует, что хоть кто-то может тебя раскусить, если не я.

– Радует, – он посмаковал. – И правда, тебя это радует. А почему?

– Потому как ты отыгрываешься на менее профессиональных игроках.

– Думаешь я, не тренируюсь каждый день на тех, кто более силен в нейро-аналитике?

– С дьяволом каждую субботу?

– Нет.

Я изучила его глаза.

– Каждый третий вторник месяца?

Он засмеялся.

– С нашим Дьяволом, хоть на микрон, нехватка внутреннего тепла к себе и я буду бегать среди опоссумов, поднимаясь к бабочкам, чтобы стать деревом. Если меня к форме человека и допустят, то лишь, чтоб посмеяться – я ж не хочу становиться смертным. А посмеяться – это уже прокол... – он нахмурился, – даже инферно какое-то! – и дернул плечом. – Потому, я буду деревом... еще много столетий торчать на планете... где-нибудь в американской пустыне.

3

Получить разрешение священника, дабы его же и пытать – не проблема. Людская невнимательность – основной к этому фактор. Это даже скучно как-то. Подсунуть бумажку, среди множества документов. Он подписал всё скопом. Ему ж такое событие даже в голову не придет. Думает, кроме людей в этом мире нет никого. Достаю, свой листок из стопки. Жду ночи. Хватаю, привязываю к стулу, показываю ему документ. Спрашиваю, его ли подпись, а затем даю прочитать вслух.

– Читай!

– Я Александр Димитрий Рах, разрешаю, тому кто покажет мне этот, заверенный моей подписью, документ – пытать меня.

С содроганием дочитав до конца, он не мог поверить тому, что происходило.

– За что?

– Как там у вас написано? – я нахмурилась, вспоминая. – За дела отцов и дедов твоих, прадедов еще. И прапрадедов.

– За грехи предков? – возмутился он. – Но я ничего тебе не сделал! Я тебя даже не знаю.

– Меня – нет. А вот моих дальних родственников, да. Ведуньи, маги, колдуны и целительницы, – я зажимала пальцы, перечисляя. – Слыхал про таких? – я задумалась. – Оборотни, вот про них точно знаешь.

– Это кошмар! – заверещал он, когда я достала из-за пояса клинок. – Я хочу проснуться!

– Священник, который практикует осознанные сновидения? Это что-то новенькое, – улыбнулась я хищно. – Может, хочешь что-то сказать перед тем, как я начну?

– Тебе это не сойдет с рук! – завопил он. – Бог всё видит.

– Хорошо бы и тебе это помнить, – я натерла клинок, окунула в пылающий огонь, в камине, и подошла к священнику.

Нет, я его не убила. Только хорошенько напугала и порезала. Ну еще... пару костей выломала. Собрала вещи и отправилась к следующему. Так, вскоре и слух пошел о мстительнице, которая вершит самосуд над священными личностями церкви.

За что мстит – слух умалчивает.

А ведь, мог же сказать, что документ добыт путем подставы. Мог даже сказать: я не хочу, чтобы ты меня пытала.

Вот только, к злобным в ненависти людям, такая мысль в голову не заглядывает. Они отказываются учитывать чужое: не хочу. И решают, что и я такая же, как они – пренебрегу их "не хочу". А фишка в том, что я, как раз, учту.

... но они этого не учитывают.

3.1

Я сидела на бревне, у деревянного дома, и вдыхала аромат свежей травы.

Много крови пролила я за эти два месяца. Теперь, и священники и монахи, и даже сестры в одеждах бело-черных, памятуют о страшной женщине, которая приходит ночью, пытает, но не убивает. А главное, они стали внимательнее, подписывая документы, соглашаясь, не дослушав предложение или просто кивая, при виде моей улыбки, опять-таки не дослушав до конца.

Ведь, это столь учтиво, кивнуть такой милой девушке.

– Ты очень изящно справилась, – услышала я голос Карла.

– Слишком просто, достать у них разрешение.

– Теперь, они будут очень внимательны.

– Не получится у них, когда страх внутри и ложь, и боль, – повернулась я к нему, пересаживаясь на бревне. – Зачем ты пришел?

– В прошлом, несколько инквизиторов убили некоторых людей, и... кое-кто так и не родился.

– Скажи прямо, Карл, – прикусывая губу, усмехнулась я.

– Защити тех, чьи потомки очень много значимого сделают для этой расы в современном мире.

– А остальных не трогать? Дать им погибнуть?

– Не-е-е... ты меня этим не купишь.

– Я по существу спрашиваю. Почему защищать только тех, чьи потомки внесут ценный вклад в будущее?

– Потому что те, остальные, уж очень много продали способностей за внимание общества, которое их и порешит.

– А те, другие, кого защитить?

– Они лишь чуток не дотянули до силового поля, которые убережет их от трагического события.

– Чуток? Это ж как чуток яда в вине. Чуток – а каков разворот!

Карл вздохнул.

– Ты со мной торгуешься за людей с примесью магии в крови?

– И волшебства тоже! И космоса! И еще разных основ мирозданий!

– Так ты всех пойдешь спасать от священной инквизиции.

– А чем плохо?

– Я не дал разрешения убивать их.

– А мне и не требуется твоего разрешения. Ты уже сказал, что если они разрешат мне, пытать или убивать их, накормить, может, кашкой с ароматом миндаля. Не каждый в курсе, что так цианид пахнет, – подмигнула я. – Если они мне сами дадут разрешение.... – один раз ты сказал, этого достаточно.

– Да, ты сильный игрок, хоть по виду и не скажешь.

– Чуть не догнала оттенок и ты решил, что со мной скучно будет?

– Чуть, как щепотка отравы в колодце?

– Туше.

– Нет, моя дорогая, это не туше. Это ты, не хочешь дальше соревноваться со мной.

Я засмеялась, покачав головой.

– Очень уж старая уловка.

– Правда?

– Да она, уже бородой, раз десять, обросла.

Он хмыкнул.

– Тебе следовало ответить, что отрава в колодце, щепотка или полкило, это геноцид.

– Если только я не соберу со всех подписи, отслеживая, чтоб гости не понаехали. Тогда это массовое убийство с согласия поселенцев.

– А как же мышки и кошечки? С них ты тоже подпись возьмешь?

Я зарычала.

– Видишь? Нюансы... нюансы.

– Мышки и кошечки, другая живность – имеют внутренний нюх и слышат свой организм, они пойдут пить к речке, нежели будут лакать воду с отравой.