355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Натали Питерс » Маскарад » Текст книги (страница 4)
Маскарад
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 13:34

Текст книги "Маскарад"


Автор книги: Натали Питерс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

Он решил, что ее поведение не что иное, как временное умопомешательство, и что она оправится. Но он больше не приближался к ней. Мать рассказывала ему, что Фоска завела двух чичизбео. Он не возражал. Он обеспечил ей щедрую сумму на расходы, половина которой, как он выяснил, исчезала в тощих карманах Томассо. Временами он заходил к ней в будуар для того, чтобы поинтересоваться здоровьем, но никогда не задерживался больше чем на одну-две минуты. Они никогда не оставались наедине. Таковы были правила игры.

А между тем Антонио и Джакомо знакомили ее с реальным миром. Они сопровождали ее на приемы и в концерты, посещали вместе с ней магазины, присутствовали при ее туалете, помогали зашнуровывать корсеты, надевать туфли, делать прическу.

Они обрушили на Фоску поток легких и забавных разговоров, льстили ей, восхваляли ее, оказывали ей столь желанное внимание. Они обучили ее правилам поведения в свете: как вести блестящую беседу на любую тему, ограничиваясь лишь остротами, как сочинять эпиграммы, как одеваться, сплетничать, когда и как смотреть свысока. Они научили ее понимать оперную и камерную музыку и драматическое искусство. Познакомили с карточными играми. Она знала, что испытываемая венецианцами страсть к азартным играм отравила жизнь отца, но тем не менее играла, поскольку это забавляло ее и потому, что она проигрывала деньги Лоредана. Она расширила круг друзей. Словом, начала жить своей собственной жизнью.

Как подтверждает изучение человеческой натуры и чтение басен Эзопа, всякий раз, как только тот или иной предмет становится недосягаемым, он тут же обретает особую, неведомую до тех пор притягательность.

Так случилось и с Алессандро Лореданом. Видя жену в компании других мужчин, он замечал, сколь внимательны они к ней, и не только ее чичизбео. На нее обрушивались потоки лести и восхищения, которые она тут же со смехом отвергала. С помощью двух друзей красота Фоски расцветала, и она избавилась от пут печали и разочарований.

Постоянно лишенное средств венецианское правительство обычно поручало увеселение заезжих знаменитостей своим состоятельным гражданам. Так получилось, что Лореданы готовили грандиозный бал в честь герцога и герцогини Савойских.

Фоска появилась на балу рядом с мужем сразу же после прибытия первых гостей. Разодетый в черный бархат, белый атлас и напудренный парик, Алессандро сердечно приветствовал ее. Ему с трудом удалось удержаться от того, чтобы не выдать своего изумления. На ней было великолепное платье из золотистого атласа с юбкой, на которую пошли метры материи, и небольшим шлейфом. Сквозь V-образный вырез обтягивающего корсажа виднелась расшитая мелким жемчугом кружевная вставка. Такой же формы вырез ниже талии демонстрировал расшитую нижнюю юбку. Волосы Фоска не напудрила и соорудила из них невообразимо высокую прическу, увенчав ее золотистым плюмажем из страусовых перьев, который опускался на одно ухо. Шею украшало ослепительное бриллиантовое ожерелье, подаренное ей свекровью. Фоска, несомненно, оказалась самой восхитительной дамой в зале.

Приглашая ее на открывавший вечер менуэт, Алессандро тихо сказал:

– Сегодня, синьора, вы выглядите отменно. На вас потрясающее платье. Вы собираетесь стать венецианской Марией Антуанеттой?

Ее глаза сияли.

– Если вы имеете в виду мои драгоценности, синьор, то это на самом деле подарок. Королева Франции Мария Антуанетта была однажды вовлечена в скандал в связи с бриллиантовым ожерельем, которое она, как предполагалось, купила у некоего кардинала в обмен на свою «благосклонность».

Алессандро поднял брови и уверенно повел ее в сложном менуэте.

– Я имел в виду ваше платье. Вчера я получил за него счет и вернул с просьбой дополнительных разъяснений. Я полагал, что в счете допущена ошибка.

Она рассмеялась. И когда Алессандро провел ее в конец зала, где ее ожидали Антонио и Джакомо, весело заметила:

– Мои дорогие, я только что выяснила разницу между любовником и мужем. Любовник восхваляет красоту дамы, не обнаруживая при этом каких-либо колебаний, муж же неизменно придирается к цене!

Мужчины рассмеялись. Лоредан же впервые в жизни не нашелся, что сказать на остроумное и высокомерное замечание жены.

Фоска решила узнать, на что она способна. Она крупно играла и столь же крупно проигрывала, а Алессандро молча оплачивал долги. Портные, модистки и парикмахеры представляли счета, бросавшие его в дрожь. Но он и их оплачивал. Естественно, что занимающий высокое положение в обществе мужчина обладает красивой женой, платья которой обходятся дорого. Это лишь демонстрирует его собственную значимость.

Кульминацией первой фазы светского становления Фоски стала попытка самоубийства, предпринятая герцогом Савойским, влюбившимся в нее на балу и преследовавшим ее лично и в письмах. Он посылал ей в подарок книги, цветы, стихи и испытывал сильнейшие страдания, встречая от нее одни насмешки.

Герцог, малопривлекательный и угрюмый, Фоске не нравился. Она безжалостно насмехалась над ним, возвращала подарки и исправляла итальянский язык, на котором он писал ей стихи. Когда же он, возможно, вдохновленный самоубийством героя популярного романа Гете «Страдания молодого Вертера», попытался застрелиться, то утверждали, будто Фоска заметила, что, дескать, очень жаль, когда мужчина приводит в негодность свой пиджак за ее счет.

Эта острота распространилась в свете подобно лесному пожару. Имя Фоски было у всех на устах. Продолжая заявлять о своей любви и поклявшись никогда не возвращаться, герцог покинул Венецию. По общему согласию, поведение Фоски в описанном эпизоде было безупречным, а герцог просто спутал литературный вымысел и реальную жизнь. Все это прибавило дополнительный блеск ее набирающей силу репутации бессердечной сирены.

Алессандро решил, что не может пройти мимо происшествия. Настало время, по его мнению, остановить жену, прежде чем она совершит нечто действительно скандальное.

Он решил встретиться с ней, когда она вернется домой с очередного бала. Фоска выглядела крайне уставшей, и суровое выражение лица мужа отнюдь не доставило ей удовольствия. Во время беседы Эмилия оставалась в комнате, помогая своей хозяйке приготовиться ко сну.

– Вы выглядите чудесно, моя дорогая, – заметил Алессандро, вежливо склонившись к ее руке. Он сел в низкое кресло рядом с туалетным столиком. – Это платье воистину превосходно.

– Вы так думаете? – Фоска слегка улыбнулась в то время, как Эмилия распускала шнурки у нее на спине, а она высвобождала руки из рукавов. – По всей вероятности, вы еще не получили за него счет.

– Но, Фоска, я никогда не возражаю против оплаты ваших пышных нарядов. Никогда не выговариваю вам за ваши расходы. Хотя в последнее время они стали несколько чрезмерными. Ваш внешний вид – роскошный праздник для глаз.

Она переступила через платье, а Эмилия уже приготовила ее пеньюар.

– Благодарю вас, синьор.

– Я прекрасно понимаю, что у вас бесчисленное множество горячих поклонников, – продолжал он, пытаясь не останавливать взгляд на розоватых выпуклостях ее груди, выступающих из-за выреза корсета. – Вы ураганом проноситесь сквозь общество, оставляя после себя разбитые сердца.

Она широко улыбнулась.

– А также приведенные в негодность жилеты. – Фоска уселась перед зеркалом и стала снимать драгоценности. Эмилия расчесывала ей волосы.

Алессандро заговорил слегка снисходительным тоном:

– Уверен, что вы не хотели поощрять известного вам мужчину.

– Как раз наоборот! Я смело и открыто флиртовала с ним. Он едва ли сомневался в том, что я имела в виду.

– Вы так себя вели! – Алессандро внимательно посмотрел на нее. – Но зачем?

Она пожала плечами.

– Потому что так поступают все знатные венецианки. Они обещают все и не дают ничего. Я научилась отдавать свое сердце любому – и никому.

– Но вы должны предвидеть, что из этого может произойти, – запротестовал Алессандро. – Что, если ему бы удалось покончить с собой?

– Ну и что? – спросила она легкомысленно. – Умереть из-за меня гораздо лучше, нежели постепенно жиреть, болеть и скончаться в постели.

– Вы, синьора, стали циничны, – мрачно заметил Алессандро. – Это вам не к лицу.

– Вы так думаете? Но это не к лицу никому из венецианцев, и тем не менее все поступают именно так. Я полагаю, это отнюдь не цинизм. Всего лишь реализм. У нас не осталось иллюзий, следовательно, нет разочарований. Исчезло доверие, а потому нет предательства. Я заметила, что светские люди всеми силами притворяются, что для них нет ничего важнее, чем причинить неприятности ближнему. Для них – и для меня – неприятности просто не существуют.

– Светские люди могут изображать обитающих в джунглях обезьян, – проворчал Алессандро.

– Я так бы и делала, если бы жила в джунглях. Но пока я живу в свете и, коль скоро не хочу остаться одинокой и заброшенной, следую его законам и считаю всех, игнорирующих эти правила, людьми низшего сорта.

– Да, вы все схватываете на лету.

– Конечно. Я не могу вечно оставаться невежественной. Возраст обладает свойством обогащать человека опытом, нравится это ему или нет. – Фоска подняла подбородок. Эмилия неторопливо расчесывала ее длинные волосы. – Красота обладает собственной властью. Моя красота не вечна, поэтому я должна ею пользоваться, пока это возможно. Вы не согласны со мной?

– Нет, не согласен. Вы безрассудно относитесь к своей репутации и вашему доброму имени!

– Это имя не мое, а ваше, – ответила она со смешком. – Имя Лореданов – первое богатство, которое досталось мне взаймы!

– Хотел бы напомнить, что ругать полученные взаймы вещи – дурной тон, – сказал он резко.

Она рассмеялась.

– Так считают прежде всего те кредиторы, которые назначают более высокие ставки, нежели обычные владельцы ломбардов.

Он нахмурился.

– Я предпочел бы, чтобы в будущем вы вели себя осмотрительней. Вам повезло, что этот человек остался жив. Если бы он умер, то сенсация обернулась бы скандалом.

– А я бы предпочла, синьор, чтобы вы любезно воздержались от советов, как мне вести себя. Мне бы никогда не пришло в голову давать вам советы. Я заметила, что воспитанные люди не вмешиваются в чужие дела, коль скоро их об этом не просят.

– За минувшие два года вы сделали немало наблюдений, – едко заметил Алессандро. – Верю, что вы примете во внимание то, что диктует здравый смысл.

– Я не собираюсь считаться с диктаторскими требованиями, общепринятыми и благоразумными правилами! – усмехнулась она. – Это, синьор, так старомодно!

– Старомодность тех или иных вещей не лишает их цены. – Он начинал терять терпение. – Эти вещи выдержали испытание временем.

– Я не люблю испытания, – заметила она беззаботно. – Зачем человеку, который сам не сумел выдержать испытание временем, беспокоиться о прошлом? Каждый возраст оказывается перед собственным выбором. Каждое поколение устанавливает свои стандарты, новые ценности, новую моду. Я вижу, синьор, вы со мной не согласны. Однако это не имеет значения. Что стало бы с молодежью, коль скоро не существовало бы стариков, жизнь которых напоминает, какой скучной предстоит стать и ей, достигнув их возраста?

Итак, из ее слов следовало, что она считает его стариком! Старомодным человеком! У него перехватило дыхание.

– Я не намерен вмешиваться в вашу жизнь, Фоска. Я хочу лишь предупредить вас о подстерегающих вас опасностях, с тем чтобы вы смогли избежать их.

– Вы очень любезны, синьор, – сказала она, подавляя зевоту. – Вам пришлось сегодня остаться дома, чтобы поговорить со мной.

Он упрямо не хотел отклоняться от заданной себе темы.

– Если вы станете игнорировать мои советы, то я буду вынужден ограничить вашу свободу.

– Правда? – Она с любопытством посмотрела на него. – Интересно узнать, каким образом вы это сделаете. Захлопнув свой кошелек, чтобы мне пришлось одеваться в лохмотья – то есть именно так, как я одевалась, когда мы встретились, – и чтобы мне было стыдно где-нибудь появляться? О, это было бы, синьор, жестоко. – Она вздохнула. – Лишило бы вас популярности не только среди городской молодежи, но и среди десятка купцов. Не говоря уже о крупье из казино, которые извлекают выгоды из моих неудач за игорным столом! – Она поднялась и потянулась. – Ну а теперь, если не возражаете, я хотела бы завершить этот невыносимо утомительный день. Правильно говорят, что Венеция так скучна в это время года! Я не знаю, как я выдержу! – В знак прощания она протянула руку.

Он пожал ее и холодно поклонился.

– Сожалею, синьора, что мы показались вам скучны, – спокойно заметил он, надеясь, что последнее слово останется за ним. – Очень, очень жаль, что вам пришлось променять тысячи радостей монастырской жизни на эту невыносимую жизнь.

Однако она лишь сонно улыбнулась.

– Вы совершенно правы. В монастыре человек по крайней мере свободен от непрошеного внимания со стороны стариков. Спокойной ночи, синьор.

Он ушел. Фоска, несомненно, превзошла его в остроумии и хитрости, как опытная обольстительница. Она действительно быстро и хорошо познала уроки жизни. Алессандро оказался не в силах проникнуть сквозь прочный панцирь ее изощренного образа мысли. Фоска была непроницаема, весела, недоступна обидам. В ней не осталось ничего от дрожащей девочки, на которой он женился. Она стала во всех своих проявлениях истинной женщиной. Обнаружила, что красива, и умела пользоваться своей силой.

Алессандро злился. Он вел себя нудно, самодовольно, напоминал неуклюжих мужей из комедий Гольдони, которых обводили вокруг пальца и ставили в тупик их юные жены. Но он-то, Алессандро, не был стар. Ему еще не было и тридцати пяти! А она все еще оставалась ребенком, едва достигшим двадцатилетнего возраста.

Он подозревал, как завтра она станет пересказывать увивающимся вокруг ее тунеядцам смешные детали их разговора, и он, Алессандро Лоредан, сын дожа, восходящая политическая звезда, станет предметом шуток. Он стиснул кулаки и заскрипел зубами.

Лоредан с головой погрузился в работу и достижение своей единственной цели – власти. Он упрямо игнорировал выходки и способные породить сплетни поступки жены. Некоторое утешение приносило то, что, насколько он знал, несмотря на свои многочисленные увлечения, Фоска оставалась целомудренна, не отдавалась ни одному мужчине.

Это был типичный брак по-венециански. Фоска и Алессандро Лоредан вращались вокруг планеты Венеция. Две луны, орбиты которых пересекались очень редко, и ничего хорошего из этого не получалось. Алессандро сожалел, что Фоска не родит ему сына. По мере того как росли его амбиции, он все больше хотел иметь наследника. Развестись с ней он не мог в силу обещания, которое дал тестю. Ничем иным объяснить его нежелание отпустить ее на свободу было нельзя.

Он видел, какое влияние оказывает она на него при встречах. Он ведет себя напыщенно, чего никогда не случается в других местах или в иной компании. Ее дразнящий смех возбуждал в нем внутренний гнев. Ее язвительные замечания и ехидные намеки на его возраст и консерватизм раздували искры злости, которая разгоралась после того, как он расставался с Фоской. Он избегал ее, ибо когда бывал с ней, то терял самообладание. И вместе с тем он часто задумывался, чем она занимается, с кем проводит время.

Но до того момента, когда тренер пригвоздил его шпагой к стене, ему не приходило в голову, что он любит Фоску. Сверкнувшая сталь шпаги стала для него ударом молнии, рожденной Юпитером, ярчайшей вспышкой, высветившей все, что он чувствовал. Он понял, что инструктор сказал правду.

Купидон сыграл с ним злую шутку, отомстил. Алессандро Лоредан совершил непростительную глупость – влюбился в собственную жену.

Глава 3
ЕВРЕЙ

Огромные валы бушующего моря словно щепку швыряли большегрузное торговое судно. Оно так кренилось, что верхушки мачт чуть ли не касались воды. Волны окатывали палубы, и матросы привязывались к найтовым тумбам, чтобы не разбиться или не оказаться в море. В расположенных под палубами грузовых трюмах огромные бочки сорвались с удерживающих их канатов, и издаваемый ими непрерывный грохот смешивался с оглушающим шумом небес. Матросы, хорошо знающие нрав морской стихии, позже вспоминали, что им не приходилось попадать на Средиземном море в столь яростный шторм.

Капитан судна мертвой хваткой удерживал огромный штурвал и мужественно переносил бурю.

Несколькими часами позже, когда ветер утихомирился, капитан приказал снова поднять паруса и направился вниз, в свою каюту. Когда он приблизился к ней, то услышал громкие стоны и обрывки молитвы на идиш. Он вошел в каюту и увидел там небольшого, одетого в черное мужчину с бородкой, лежавшего на спине в луже рвоты. Несчастный вертелся, согнувшись в три погибели. При каждом раскачивании судна на все еще бурных волнах он корчился и жалобно стонал.

– О Бог – покровитель евреев, – бормотал он. – Я знаю, что я жалкий грешник, но никто не заслуживает подобного наказания!

Капитан рассмеялся.

– Ну, Малачи, разве я не говорил вам, что погода подозрительно хороша? Я боялся, что за весь рейс вы так и не узнаете, что такое настоящая буря. – Он опустился на колени рядом с крошечным человеком и нежно приподнял его за плечи. – Вам, старина, нужно помойное ведро?

– Ведро?.. Ведро?.. – пропищал Малачи. – Зачем мне ваше ведро? У меня в животе уже ничего не осталось, даже внутренностей. Я все отрыгнул в море. Теперь я пустая раковина. От человека осталась лишь оболочка.

Большой мужчина безжалостно рассмеялся.

– Заклинаю вас, Рафаэлло, уходите. Если вы не можете посочувствовать умирающему…

– Вы не умираете, Малачи. Просто хотите, чтобы вам посочувствовали. Я пришлю к вам боя с какой-нибудь едой.

– Едой? А как я стану есть, коль у меня нет желудка? Умоляю вас, Рафаэлло, дайте мне спокойно умереть. Когда увидите мою жену, передайте ей, что я ее люблю, да и своих малышей тоже. Присмотрите за ней. Надеюсь, что после этой поездки у меня все-таки кое-что останется…

– Я проверил трюм. Немного черной патоки разлилось – раскололись бочки, – но с остальным все в порядке.

– Это хорошо, – проворчал Малачи. – Теперь я могу спокойно умереть, зная, что о моей семье позаботятся… Забавно… Оказывается, смерть совсем не ужасна. Как я всегда и думал, она приносит облегчение. Как хорошо, когда познаешь еще одну, последнюю истину.

– Оставьте ваши философствования до берега, – посоветовал Раф. Он просунул руки под плечи и колени Малачи, легко приподнял его и уложил на койку, прикрыв одеялом. – Думаю, вы, Малачи, выживете. Буря окончилась, и море уже спокойное.

– Спокойное? Взгляните на фонарь наверху. Он раскачивается так, что бьется о потолок. Все в каюте движется и вертится. Когда койка наклоняется, то мне кажется, она вот-вот разобьется о противоположную стену комнаты. И вы это называете спокойным морем?!

– Не думайте об этом, – посоветовал Раф. – Думайте о том, что возвращаетесь домой. Теперь можете хвастаться перед девочками, вы – настоящий герой.

– Герой? – пропищал Малачи. – Я не герой. Я жертва, обыкновенный человек, купец. Если человек должен плавать на корабле, то пусть Бог снабдит его крыльями и чешуей. Человек – сухопутное животное. Двуногое. Он обитает в городах – вместе с другими людьми.

– Конечно, конечно. В убогих комнатах без вентиляции, прислушиваясь к звукам, которые издают, занимаясь любовью, другие, вдыхая чад от приготовляемой соседями пищи и воздух, которым они дышат. Нет, Малачи, вам от жизни нужно слишком мало. Человеку не пристало жить, как нам, в загаженных гетто, в которых христиане не стали бы держать даже свиней. Куда лучше иметь грациозный палаццо, возведенный на обширном открытом участке земли, и несколько апельсиновых и оливковых деревьев. Однако я еврей, а потому не вправе рассчитывать на такое жилье. И поэтому дайте мне высокий корабль с открытыми палубами, а к тому же столько свежего воздуха и солнца, сколько я захочу.

– Ваши разговоры, Рафаэлло, о затхлом воздухе и вонючей пище отнюдь не улучшили мое состояние. Сжальтесь, прошу вас, над своим старым другом. Вы – моряк, храбрый человек. А я – всего лишь бедный ученый…

Их беседу прервал матрос.

– Господин, слева по борту судно! Венецианский военный корабль. Точнее, то, что от него осталось.

Раф Леопарди вышел и стал рассматривать судно в подзорную трубу. Оно сильно накренилось. На нем не хватало одной мачты и, как полагал капитан, имелось серьезное повреждение на правой стороне носовой части – как раз над ватерлинией. Он отдал приказ матросам подвести свой корабль «Мага» к потерпевшему бедствие судну и спустить на воду небольшую шлюпку. Абордажную команду возглавил он сам.

Корабль умирал. Недавно он был в бою. Не были даже закрыты некоторые орудийные порты.[3]3
  Герметически закрывающиеся вырезы в бортах судов типа амбразуры для пушечных стволов военного парусного судна.


[Закрыть]
Едкий запах исходил от пропитанной дымом и кровью палубы. Если бы не сбивший пламя шторм, «Серениссима», безусловно, сгорела бы. Не смытые за борт убитые или захлебнувшиеся моряки лежали на нижних палубах. Высадившиеся с шлюпки матросы обнаружили внизу несколько выживших человек команды, в том числе адмирала Анджело Сагредо, командующего венецианским флотом.

Они закрепили буксирный трос, а спасшихся моряков переправили на борт «Маги». Большая их часть страдала от охлаждения и истощения. Когда Сагредо пришел в себя, он рассказал Рафу, что его корабль дал бой пиратам, которых отогнал шторм.

– Два моих корабля пошли на дно со всеми матросами, – печально сказал адмирал. – Остатки флота. Два года назад сенат отправил нас в море с заданием очистить его от пиратов. Мы просили подкрепления, больше боеприпасов, кораблей и моряков. Но новый комиссар Лоредан нам в этом отказал. Ответил, что не в силах выполнить наши просьбы. Ему нужны деньги на балы для иностранцев.

Раф кивнул, почувствовав прилив злобы. Итак, Лоредан виновен в столь жалком окончании благородного крестового похода против пиратов из варварских племен с целью очистить Адриатику и Средиземноморье.

Лоредан! Раф знал его. Помнил ужас, охвативший гетто в те дни, когда ужесточились ограничения для евреев. Тоже дело рук Лоредана. Когда новые законы вступили в силу, дед Рафа решил покинуть свой дом и попытаться обосноваться в стране с более благоприятным для деятельности климатом. Раф отказался присоединиться к нему.

– Разве ты не понимаешь, что именно этого они и добиваются от нас? – убеждал он деда. Но старик устал от противоборства с венецианским правительством. По пути в Грецию он заболел и скончался. Раф винил в его смерти Лоредана. «Почему они не могут, – спрашивал он себя, – оставить евреев в покое, пусть даже не предоставляя им возможности участвовать в своем правительстве?»

И вот теперь Лоредан – ненавистник евреев стал Лореданом – комиссаром морей. По мнению Рафа, Лоредан воплощал в себе истинный позор Венеции – ее величия, низведенного до слабости и бессилия. Дворянство погрязло в коррупции. Зловоние распада нависло над ним подобно миазмам чумы, заражая места, где бывали дворяне, вещи, к которым они прикасались. Дворянство стало умирающим классом, но не осознавало это. Однако наступил новый день.

– …должны были сдаться, – продолжал свой рассказ Сагредо. – Отступить. Мы были уже так близко. В нескольких сотнях миль от Туниса, где пиратский главарь базировал свой флот. Если бы у меня было достаточно пороха и солдат, я бы захватил их врасплох. Пустил бы весь их флот на воздух.

Раф несколько минут молчал, а потом, погруженный в размышления, сказал:

– У меня трюм забит порохом и двадцатью баррелями[4]4
  Баррель равен в Великобритании примерно 184 литрам жидкости.


[Закрыть]
рома. Если я не ошибаюсь, вход в гавань Туниса довольно узок.

– Правильно. Сама гавань очень мала.

– И уязвима, – усмехнулся Раф. – Думаю, что нам следует преследовать их.

– Вы что, с ума сошли? – уставился на него адмирал Сагредо. – На этой старой калоше? Да они сожрут нас!

– Но я имею в виду не сражение, хотя я был бы не прочь ввязаться в него. Я думаю о бомбе. Очень большой бомбе.

– Не понимаю.

– «Серениссима» покинет сей мир в блеске славы, а не приковыляет в Венецию на буксире торгового судна. Первым делом мы снимем с нее пушки и установим на моем корабле. Потом загрузим ее ромом и порохом и ночью, как только задует нужный ветер, введем ее на парусах в гавань Туниса и подожжем. Они, конечно, не смогут к ней приблизиться. Огонь распространится на их суда, а если кто-нибудь из них попытается спастись на выходе из гавани, здесь мы и будем их поджидать.

– Более безумного предложения мне не приходилось слышать, – сказал Сагредо. – Но кто введет «Серениссиму» в гавань? Как они потом спасутся?

– Это сделаю я, – сказал Раф как само собой разумеющееся. – Предполагаю, мне надо будет потом добираться вплавь. – Внезапно он рассмеялся. – Надеюсь, прежде чем мы попадем домой, я кое-что продемонстрирую моему другу Малачи.

Фоска критически изучала свое отражение в зеркале.

– Уродство, – самоуничижительно произнесла она. – Я не поверю, что вы допустите, чтобы я появилась на улице с прической, напоминающей метелку из перьев для смахивания пыли! Это отвратительно! Пусть такую прическу делает Мария Антуанетта. Мне она не нравится!

Парикмахер Фоски бросил на Антонио умоляющий взгляд.

– Поговорите с ней, синьор. Я больше не могу! Ей не нравится все, что я делаю. Я стараюсь изо всех сил, а она все равно брюзжит. Я сделал такую прическу самой королеве Франции. Она была довольна, а синьора Фоска называет эту прическу уродливой! Что же делать? Что?

Антонио сделал успокаивающий жест и встал позади Фоски, которая сидела за своим туалетным столиком. Он симпатизировал маленькому французу. Антонио и сам в эти дни не мог угодить Фоске. После истории с Моросини она находилась в возбужденном состоянии, была раздражительна и недовольна всем и всеми. Антонио подозревал, что у нее с Лореданом состоялся крупный разговор.

Фоска постоянно жаловалась на скуку, но отклоняла любые предложения развеять ее. То, что когда-то нравилось, больше не доставляло ей удовольствия. Фоска напоминала Антонио заключенную в клетку львицу, которую ему довелось однажды увидеть в зверинце.

Антонио выбрал из стоявшего на столе букета пышную розу и укрепил ее над правым ухом Фоски.

– Вот и все в порядке. Теперь при сравнении роза выглядит уродливей. – Он поцеловал руку Фоски. Фоска слегка улыбнулась.

– Несносный комплиментщик, – вздохнула она. – Милый Антонио, я обожаю вас. – Она приподняла голову и прикоснулась к розе. – Теперь немного лучше. Интереснее. И, – добавила она язвительно, – привлекательней того, что соорудил монсеньор де Валле. Если, монсеньор, у меня появятся соперницы в любви, я пошлю их к вам. После того как вы поколдуете над ними, они перестанут быть моими конкурентками.

Француз чуть не плакал. Он не привык к подобному афронту со стороны обычно любезных венецианских дам. С его точки зрения, они были самыми прекраснодушными и очаровательными созданиями. Такой же была и синьора Фоска, пока не поссорилась со своим любовником. Во всяком случае, так объясняли перемену в ее характере другие клиентки.

Когда парикмахер выходил из будуара, Антонио сунул ему в руку еще один цехин.

– Простите ее, – прошептал он. – Она говорит не то, что думает. Она знает, что с тех пор, как появились вы, она никогда не выглядела такой красивой, но она просто не может…

– Я понимаю, синьор, – печально ответил француз. – Когда у женщины разбито сердце… – Он типично по-французски с ужимкой пожал плечами, глубоко вздохнул и вышел.

Фоска надула губы.

– И вы на меня сердитесь. Не пытайтесь отрицать. Но почему же, почему вы тогда не бросите меня? Мне все равно! Вы ведь никогда не любили меня.

– Я вас, Фоска, никогда не оставлю, – тепло сказал Антонио и взял ее за руку. – Возможно, это и случится, когда я постарею, оглохну, ослепну. Но и тогда я поступлю так лишь потому, что мне будет страшно грустно, что я больше не смогу наслаждаться вашей красотой. Но до тех пор я сохраню вам верность.

– Но вы все еще сердитесь, – презрительно фыркнула Фоска. – Я уверена.

– Да нет же! – запротестовал Антонио. – Разве может кто-нибудь сердиться на солнце, если его затеняет облако? Нет, Фоска, вы – дитя природы, дочь богов. И если вы ведете себя не так, как все мы, остальные смертные, то мы не вправе жаловаться. Нам остается лишь дрожать от страха – и боготворить вас.

Фоска рассмеялась, а Антонио просиял. Впервые за долгие недели чичизбео услышал ее смех.

– Ах вы, мой милый бедный обманщик, – нежно сказала она, погладив его щеку. – Я даже не знаю, что бы я делала, не будь вас. Ну а какие развлечения вы приготовили для меня на сегодня? Быть может, предсказательницу счастья? О нет, к ней я не пойду. У меня нет будущего, а потому я не могу надеяться на счастье. А не прокатиться ли нам под парусами по лагуне? Нет, это плохая мысль. Я захочу броситься в воду, вы последуете за мной, чтобы спасти меня, а я должна буду спасать вас. Ведь вы не учились плавать. Мы можем пойти и послушать лгунишку-сказочника с его побасенками о любви, о судьбе, романтические небылицы о дальних краях.

– А что, если еще раз сходить к алхимику? – предложил Антонио.

– Для того чтобы он лишил меня последней серебряной монеты? Нет, мне это не нравится. А как насчет маленькой таверны, которая, как я слышала, расположена за Сан-Цулиана? Там, говорят, собираются масоны и занимаются якобы весьма странными и непостижимыми вещами.

Ответ Антонио не заставил себя ждать:

– Боюсь, моя дорогая, делать этого не следует. Как раз два дня назад инквизиторы прикрыли это заведение и конфисковали все их книги и принадлежности. – Антонио попытался отвлечь ее от того, что Лоредан мог посчитать опасным или непристойным. Но сделать это было не всегда легко.

– Какая скучища! – проворчала Фоска. – И тем не менее играть не пойду. Я проигралась в пух и прах и решительно отказываюсь занимать у вас деньги. Стыдно так себя вести. Не кажется ли вам, что я либо заколдована, либо лишилась разума?

Антонио поспешил заверить ее, что ни одно из ее предположений не соответствует действительности.

– Я должна знать, к чему приводят азартные игры. Мой отец разорился, остался ни с чем. И только потому, что он не мог оторваться от игорного стола. С Томассо тот же случай. Берет у меня деньги и пускает на ветер каждый цехин. Проматывает государственную пенсию. Я пыталась поговорить с ним – бесполезно. Чем я лучше его?

Антонио увидел, что печаль окрасила взгляд Фоски, и стал утешать ее.

– Вы, мой ангел, женщина отчаянная и безрассудно храбрая. Именно это меня в вас восхищает. Да и всех ваших друзей. А теперь давайте немного прогуляемся. Если не возражаете, я предлагаю пройтись по Листону. Понаблюдаем, поболтаем, может, и развлечемся. Попьем кофе у Флориана, зайдем в кондитерскую и полакомимся славными взбитыми сливками. Затем пообедаем и направимся в театр.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю