Текст книги "Маскарад"
Автор книги: Натали Питерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
– Добр! Хорошо оплачивал ваши услуги?
– Да, – сказала она равнодушно. – Он платил очень щедро. А почему нет? Я стою этого. Раф, я должна сама заботиться о себе. Никто за меня этого не сделает. Я не найду мужа – кто захочет жениться на танцовщице? Мне он нравился. Даже больше чем нравился! – Лиа проницательно посмотрела на Рафа. – Я понимаю, почему вы злитесь. Это из-за нее. В чем дело, Раф? Разве она не бросилась в ваши объятия? Не обрадовалась, увидев вас?
– Успокойтесь, – проворчал он.
Она пожала плечами и наклонилась к камину, чтобы зажечь огонь.
– Он единственный человек в Венеции, – сказал Раф, – способный сколотить для себя такую поддержку, которая причинила бы нам трудности. Он популярен среди рабочих Арсенала и военных. Народу он нравится. Он сумел бы организовать сопротивление.
– Если вы просите выпытать у Алессандро Лоредана какие-нибудь секреты, то не тратьте усилия, – мягко сказала Лиа. – Он мне ничего не скажет, даже если бы я заставила его снова спать со мной. Спросите его жену. Свои самые интимные тайны он нашептывает теперь только в ее уши.
– Это неправда. Она ненавидит его!
– Вам хотелось бы этому верить. Не правда ли? – Она смотрела на него с сожалением. – Если она ненавидит его, то зачем ей надо было лезть из кожи вон, чтобы увести его от меня? Почему она проводила все ночи в его «казино» уже после того, как она добилась своего и он прогнал меня? Если хотите знать, он заставил ее влюбиться в себя. Он способен на это. Я знаю. Сама почти влюбилась в него.
– Пытаетесь разозлить меня.
– Зачем? Вы уже разозлились. Нет, я говорю правду. Вы так не считаете, но он очень привлекательный мужчина. Спросите донну Фоску. Она теперь это поняла! Вот так шутка! – Лиа пронзительно рассмеялась. – Теперь она изменяет своему любовнику с мужем, которому раньше с этим любовником наставила рога!
Раф бросился к ней и начал ее трясти.
– Замолчите же! Клянусь, я покончу с ним! Я уничтожу его! Я ненавижу его всю жизнь!
– Если вы так сильно ненавидите его, то почему пытаетесь стать таким же, как он? – требовательно спросила Лиа. – Вам нужны его власть, его деньги и его женщина. Все ваши разговоры о революции не больше чем предлог, который позволил бы вам избавиться от него и взять себе все, чем владеет он. Через несколько лет вы станете таким же продажным и порочным, как любой дворянин. Раф дал ей пощечину. Она прижала руку к щеке.
– Убирайтесь из моего дома, Раф, – сказала она убийственно холодным тоном. – Больше здесь вас видеть не хотят. – Она быстро вышла из комнаты.
Стоя перед тлеющим камином, он изо всех сил ударил по каминной полке.
– Будь он проклят! – пробормотал он. – Будь проклят Лоредан!
Фоска и Паоло провели утро, рассматривая носорога, недавно привезенного из Африки. Животное вызвало в Венеции сенсацию, и всю осень разговоры велись не об угрозе французского вторжения, а вокруг чудовищно отвратительного существа с одним-единственным рогом.
Носорог привел Паоло в восхищение, и тот хотел обязательно прокатиться на нем верхом. Фоска с трудом отговорила его от этой затеи. Когда настало время встретиться в кондитерской с Рафом, она поинтересовалась у Паоло, не хочет ли он угоститься взбитыми сливками. Выбрать между дальнейшим наблюдением за необычной тварью и взбитыми сливками было трудно, но победа оказалась на стороне неутолимого аппетита Паоло.
Раф уже пришел и выделялся в маленьком зале своим огромным ростом. Фоска отметила, что он не надел маску, и испугалась. Она усадила Паоло за столик, рядом с которым расположился Раф, и, сделав официанту заказ, притворилась, будто только-только заметила Рафа.
– А, синьор Бусони! – защебетала она. – Присоединяйтесь к нам. Вы незнакомы с моим сыном Паоло?
Раф пересел за их столик. Отменно воспитанный Паоло встал и отвесил вежливый поклон. Раф ответил на его поклон – так, во всяком случае, показалось Фоске – несколько насмешливо. После этого оба сели и некоторое время с любопытством разглядывали друг друга.
– Мы, синьор, ходили смотреть носорога, – сказал Паоло. – Это поразительное животное! Он очень большой. Папа говорит, что они рождаются без рогов, а потом, когда становятся старше, у них рога отрастают, как бороды у людей.
– Не болтай, Паоло, – сказала Фоска покровительственно-материнским тоном, который, однако, не смог скрыть ее гордости за сына.
– Ничего страшного, – сказал Раф. – Меня очень заинтересовали слова Паоло. Полагаю, Паоло, твой папа был в Африке и там видел носорожьих детенышей?
– Я не думаю, что он побывал там, но мы посчитали, что это весьма логичное предположение. Ведь детеныши козлов тоже рождаются без рожек.
– Да, это так, – признал Раф, испытывая неловкость. Принесли заказ. Фоска маленькими глотками отпивала кофе, а Паоло стал со смаком расправляться со взбитыми сливками.
– Полагаю, твой папа знает очень много разных вещей? – спросил Раф.
– О да! – с энтузиазмом ответил Паоло. – Думаю, что ему известно больше, чем напечатано во всей «Энциклопедии» месье Дидро.
– Неужели! А ты читал ее?
– Кое-что из нее. Я главным образом рассматриваю картинки, а папа мне объясняет, что на них изображено. Я пока еще не могу хорошо читать по-французски. Там на одной картинке нарисован человек, в голове которого высверлено отверстие, – сказал Паоло, отправляя в рот ложку. – А на другой показан камень, вынутый из его желудка! Знаете, существует изогнутый нож, одним надрезом которого можно отделить кожу от черепа?
– Прошу тебя, Паоло, – поспешно вступила в разговор Фоска. – Не очень пристойно говорить о таких вещах во время еды.
– А почему? – удивился Паоло.
– Это может испортить аппетит сидящим рядом с тобой, – объяснила она. – Правда, на твоем аппетите это обычно никак не сказывается.
– Прости, мама. Я не знал, – попросил он извинения веселым тоном. – Я думаю, что стану доктором и буду целый день резать людей. Ой, опять забыл! – Паоло выглядел виноватым, а лицо Фоски приняло строгое выражение.
Паоло покачал под столом ногами, а потом обратился к Рафу:
– А вы, синьор, были в Африке?
– Да, несколько раз. Главным образом на ее Средиземноморском побережье.
– Мне хотелось бы съездить туда, – решил Паоло. – Хочу посмотреть на животных и джунгли. Но рабов мне увидеть не хотелось бы. Папа осуждает рабство. Однажды на Моло мы видели целую группу прикованных друг к другу чернокожих людей. Они выглядели не очень-то счастливыми. У маминого друга синьора Валира есть маленький черный мальчик по имени Забар. Но он не раб. Он слуга.
– А существует разница? – спросил Раф.
– Конечно. Слугам платят, а рабы должны работать бесплатно. Ведь это же несправедливо? Если они выполняют одну и ту же работу, они должны получать одинаковую оплату.
– Я полностью с тобой согласен, – улыбнулся Раф. – Ко всем людям следует относиться одинаково.
Паоло выскребал ложкой остатки сливок на дне своей чашки.
– Я съел. Мама, не можешь ли ты мне дать цехин, и я пойду посмотрю на кукол? Пожалуйста!
– Два удовольствия в один день? – с сомнением в голосе спросила Фоска. – Не знаю… Дай я посмотрю, есть ли у меня цехин.
– Позвольте мне, – сказал Раф.
Порывшись в кармане, он вынул из него монету. Прежде чем принять ее, Паоло посмотрел на свою мать и, когда та одобряюще кивнула головой, вежливо поблагодарил Рафа и выбежал из лавки. Раф наблюдал за ним.
– Хороший мальчик, – сказал Раф нежно.
– Боюсь, что моя доля в этом весьма мала, – заметила Фоска с сожалением. – Это заслуга его учителей, няни и главным образом Алессандро.
– Приходите сегодня вечером на Бурано, – сказал Раф, положив свою руку на ее. – Это важно. Прошу вас.
Когда он притронулся к ней, Фоска почувствовала теплое возбуждение, но сказала:
– Я не смогу, Раф. Не сегодня. Предполагается, что я пойду в салон Джакомо на карточную игру.
– Придумайте какой-нибудь предлог. Скажите, что вы заболели. Приходите.
Она покачала головой.
– Так поступать нельзя… нечестно по отношению к Лоредану или Паоло. Прошу вас, Раф, мне кажется, что мы не должны этого делать.
– Я, Фоска, завтра уезжаю. Я должен с вами увидеться еще раз.
– Уезжаете? – На ее лице мелькнула тревога. – Куда?
– На линию фронта. Здесь я уже все привел в движение, и в настоящий момент никаких дел у меня не осталось. Я вернусь через несколько недель или, может быть, через месяц. Приходите сегодня вечером. Прошу вас.
Она кивнула, понимая, что не в силах отказать ему. Она заметила, что он вдруг весь напрягся, и, поглядев ему через плечо, увидела проходившего мимо кондитерской полицейского, служившего при инквизиторах. Раф достал из складок своего плаща белую ларву, прикрепил ее и исчез в толпе на площади.
Фоска оплатила счет и медленно последовала за ним. «Почему наши встречи, – подумала она, – всегда бывают такими – напряженными и опасными?» Было время, когда она любила опасности. Но теперь это прошло. Ее пронзил страх, и она успокоилась, лишь увидев Паоло, который стоял у театра кукол и весело смеялся, любуясь гримасами Пульчинелло и Арлекина.
Некогда она возмущалась и злилась на Лоредана, который ограничивал ее передвижения, но теперь, когда она вновь обрела свободу, а вместе с ней и его доверие, она чувствовала, что не хочет выходить за установленные рамки. Она сузила сферу своих желаний, ей стали не нужны опасности и авантюры, чтобы проверить, где проходят границы вседозволенности, провозглашенной Лореданом.
У нее порой мелькала мысль, насколько была проще ее жизнь, если бы не вернулся Раф. Теперь она вновь оглядывалась через плечо, пытаясь разглядеть, не следят ли за ней шпионы, чувствовала себя больной и разбитой при мысли об опасности, которой подвергается Раф, а также из-за того, что она изменяет человеку, который любит ее. Внезапно получилось так, что наставлять рога Лоредану перестало быть развлечением, как было раньше.
Она поехала на Бурано одна и самостоятельно отыскала дорогу к таверне. Когда она увидела Рафа, то побоялась произнести хотя бы единое слово и немедленно бросилась ему в объятия. Он тоже не сказал ни слова, лишь стал жадно целовать ее. Они раздели друг друга и опрокинулись в постель.
– Я увезу вас отсюда, Фоска, – позже сказал Раф. – Поедете в Рим. Там будете в безопасности, а когда все кончится, я пришлю за вами.
– Я не понимаю, – сказала Фоска, сдвинув брови и отбрасывая с глаз копну растрепавшихся волос. – О чем вы ведете речь? А что будет с Паоло?
– Я увезу и его тоже. Хочу, чтобы вы уехали из Венеции. Папская область сдалась Наполеону. Агенты инквизиции не смогут последовать за вами в Рим: французские власти организовали очень хорошую охрану. В Риме вы будете в безопасности.
– Я не знала, что мне угрожает какая-то опасность, – медленно сказала она. – Я не хочу уезжать из Венеции. Не хочу увозить Паоло из его собственного дома. Он этого не поймет. Да и я, откровенно говоря, тоже. Раф нетерпеливо ходил по комнате.
– Я не понимаю вас, Фоска. Несколько лет назад вам не терпелось уехать отсюда. Вы хотели быть со мной. Вам было наплевать на Венецию, на ваш дом. Что случилось, Фоска? Вы не хотите покинуть Лоредана? В этом вся суть? Он настроил вас против меня. Вы любите его.
– Нет, нет, я не люблю его! – пылко возразила она. – Раф, вы же знаете, я люблю вас и никого больше. Но почему вы требуете от меня невозможного? Вы испытываете меня? Хотите заставить сделать нечто совсем нелепое и убедиться, что коль я люблю вас, то выполню любое ваше требование? Но я так не поступлю. Моя жизнь здесь. Не плохая жизнь. У моего сына есть надежный дом и любящий отец…
– Любящий тюремщик! – взорвался Раф. – Послушайте, Фоска, Венеция больше не будет безопасным местом.
– Но сейчас она безопасна. Нам ничто не угрожает. Вы пытаетесь запугать меня, ревнуете к Лоредану. Но для этого нет оснований. Я не люблю его, – твердо сказала она. – Правда, я его теперь не ненавижу, как прежде. Я уже не могу выносить гнет ненависти. Алессандро совсем не тот сатана, каким я его представляла. Он просто поступал так, как считал правильным. Теперь я поступаю так же. Я не допущу, чтобы вы, запугав меня, заставили бежать без всяких на то причин. Вы даже не поедете с нами в Рим. Останетесь здесь, чтобы уничтожить Республику!
– Черт побери, Фоска, – на одном выдохе произнес он, – я не испытываю вашу верность. Знаю, что вы любите меня. Я считаю, что, уехав отсюда, вы будете в большей безопасности.
Она вздохнула.
– О, дорогой, не стоит сердиться в нашу последнюю ночь. – Она прижалась к нему и поцеловала. – Я люблю вас…
Раф отстранился от нее.
– Вы спите с ним! Разве не так?
– После того как вы покинули Венецию, я спала с несколькими мужчинами, – возразила она. – Лоредан, в конце концов, мой муж. В прошлом я обращалась с ним очень плохо, и теперь я должна ему…
– Ни черта вы ему не должны! – рявкнул Раф. Он схватил ее за запястья. – Я не пущу вас назад к нему, Фоска. Вы моя. Моя! Я увезу вас этой ночью с собой, хотите вы того или нет.
– Я не поеду с вами, – сказала она, вырывая руки. – А если будете принуждать меня, он последует за нами. Я знаю. Ни Наполеон, ни все его армии не остановят его! Я хочу остаться в Венеции. Когда вы вернетесь, я буду… я стану приезжать к вам, когда вы захотите. Я сделаю все, что вы скажете. Но только не это. Я не уеду.
– А будете по моему заданию шпионить за ним? – требовательно спросил Раф. – Рассказывать мне, о чем он думает, что намечает сделать? – Глаза Рафа сверкали. – Это вы ради меня сделаете? Мне надо знать, какое сопротивление он сумел создать здесь… я знаю, кое-что ему удалось… Сколько людей может встать под его команду? Каковы их силы? Вы могли бы все это выяснить и рассказать мне?
Фоска уставилась на Рафа.
– Нет, – сказала она. – Нет, этого я не сделаю!
– Почему же? Сейчас он вам доверяет. Любовь развязывает языки. Мужчинам льстит, когда женщины интересуются их делами. Задайте ему несколько вопросов. И он расскажет вам все, что мне нужно узнать.
– Но это же дурно, – заплакала она. – Он действительно доверяет мне. Но предать его сейчас, да еще действуя вместе с вами… это принесет мне величайшее страдание. Я, однако, люблю вас… и с этим ничего поделать не могу. Как вы можете просить меня о таком поступке… воспользоваться его любовью ко мне как оружием… чтобы уничтожить его?
– Я уже вам говорил, Фоска, что идет война. Вы должны выбрать, на чьей вы стороне. На моей или его. Вы за свободу для всех людей или за сохранение привилегий для избранных? В душе вы понимаете, что старые подходы ошибочны. Перемены неизбежны. Даже в Венеции.
– Но у него возникнут подозрения, – возразила Фоска. – Он узнает, что вы были здесь, и догадается, что по вашему заданию я шпионила.
– Какое это имеет значение? – усмехнулся Раф. – Вы боитесь, что он перестанет любить вас? Ну и что? Когда все закончится, вы будете принадлежать мне, а не Лоредану. Вы никак не уразумеете, Фоска, – жизни, которую вы знали, приходит конец. С царившим старым режимом покончено. Дворяне вышли из игры. Люди, подобные Лоредану, обречены. Будущее у порога! Свобода и равенство для всех, право высказывать все, что вам нравится, и писать все, что вам по душе, участвовать в управлении государством… Вот о чем сейчас идет речь!
– И что же, – спросила Фоска, – французы уже свободны? Я видела Париж в тот день. И слышала о терроре.
Раф нетерпеливо фыркнул.
– Не в этом дело, Фоска. Почему вы не прислушиваетесь к моим словам? Я признаю, что во имя свободы были совершены преступления. Я был тогда у Бастилии и видел то, что видели вы. Ужасно. После мне пришлось видеть вещи куда похлеще. Террор… День, когда они казнили короля… Жаждущие крови толпы у гильотины… Головы, скатывающиеся в окровавленные корзины как кочаны капусты… это вызывало тошноту. Нет сейчас во Франции человека, которому бы не было стыдно и который не сожалел бы о происходившем. Теперь это уже позади.
Фоска поднялась с постели и стала одеваться.
– Вы кое-что забываете. Ведь я – одна из них. Часть старого режима, который вы пытаетесь похоронить.
– Нет, вы одна из нас.
– Вы полагаете, что если я вас люблю, то хочу того же, чего хотите вы, и верю в то, во что верите вы. Но мне это не по силам, Раф. Вы говорите об уничтожении всего, что важно для меня, что составляет основу всего моего существования. И это касается всех венецианцев. Не думаю, что вам удастся убедить даже простой люд отказаться от того, с чем они прожили всю жизнь.
– Ребенок, взращенный в клетке, не осознает значения свободы, – возразил Раф. – Но спросите любого человека с улицы, понравилось бы ему избирать своих собственных представителей в правительство, захотел бы он быть равным дворянину, и он ответит: «Да». Это будет громовое «Да».
Она присела на край кровати и начала натягивать чулок.
– Помните последний день в Париже? Тогда вы сказали, что я для вас важней любой революции. Вы были готовы взять меня с собой и увезти в безопасное место, где мы могли бы ждать рождения нашего ребенка, где не боялись бы за свою жизнь. Готовы ли вы на это сейчас, Раф? – мягко спросила она. – Бросите ли вы все и уедете вместе со мной? В Англию, в Америку, на Луну? Уедете?
У него был мрачный вид.
– Не могу, Фоска. Вы помните, что случилось в тот день? Агенты инквизиции вонзили мне в спину нож и насильно притащили нас обоих обратно в Венецию. Когда в дело вступает революция, мечты не имеют ни малейшего значения. У нас не было тогда выбора. У нас нет его и теперь. Я никуда не уеду до тех пор, пока не увижу Венецию свободной, а людей, подобных Лоредану, уничтоженными. Я зашел слишком далеко, возврата нет, – решительно продолжил он. – Мы оба, Фоска, зашли слишком далеко. Что сталось с вами, Фоска? Был момент, когда вы рисковали всем, лишь бы быть со мной. Гроша ломаного не дали бы за Венецию, Лоредана или любого другого. Вы бы бросили вызов самому небу, лишь бы остаться со мной. Потому что любили меня.
– Я все еще люблю вас. И никогда не переставала любить.
– Тогда почему не хотите помочь мне? – настаивал он.
– Потому что то, на чем вы настаиваете, вызывает у меня отвращение. Это безобразно.
– Война безобразна. Революция безобразна. Угнетение безобразно. Пробудитесь, Фоска! – Он повернул ее лицом к себе. – Теперь пути назад нет. От правды не укрыться. Наши жизни изменились навсегда в ту ночь на Лидо, когда я впервые поцеловал вас. Вы тогда почувствовали это. Помните? И я почувствовал. Вы полюбили революционера и приняли революцию. Ведь она составляла часть моего существа, а вы любили меня. Ничего не изменилось. Я вернулся, и вы нужны мне, Фоска. Очень нужны. Он зарылся лицом в ее волосы. Она вздрогнула.
– Когда все закончится, мы будем вместе. Только мы вдвоем. Никто не будет шпионить за нами, никто не попытается разлучить нас. Я никогда не отпущу вас, никогда!
Она позволила ему поцеловать себя, а потом поднялась и взяла плащ и маску.
– Вы, как всегда, умеете убеждать, – заметила она, не глядя на Рафа. – Вам бы очень хорошо быть вождем.
– Итак, вы сделаете то, о чем я прошу?
– Если бы вы любили меня, то не просили бы делать то, что вызывает у меня отвращение.
– Все зависит от того, как вы на это смотрите, Фоска. В другое время у вас вызывали бы отвращение встречи со мной в подобных местах.
Она направилась к двери.
– Откройте, пожалуйста, засов. Мне, вероятно, с ним не справиться.
– Конечно.
Он выпустил ее. Прежде чем уйти, она пристально посмотрела на него. Они не сказали друг другу ни слова и не коснулись друг друга.
В январе 1797 года армия Наполеона в Италии подчинила себе Папскую область. Папа римский и его войска приняли условия капитуляции. Французы установили контроль над всей Италией, за исключением Венеции.
В Венеции приближался к самому разгару последний карнавал. Живя в предвкушении войны, венецианцы, казалось, думали только об удовольствиях. Никогда прежде приемы не были такими веселыми, проделки столь диковинными. Женщины никогда не выглядели такими красивыми и не отдавались так свободно. Улицы не пустели, и шум на них не стихал. До рассвета их заполняли безудержно веселящиеся люди, мечтающие о том, чтобы ночи длились бесконечно. Венецианцы боялись, что, уйдя домой, утром они проснутся под иностранным владычеством.
Алессандро Лоредан день и ночь трудился с комиссией сенаторов над текстами новых договоров с Францией и Австрией. В феврале французы и австрийцы объединились, чтобы развернуть сражение на земле Венеции, тем самым нарушив ее нейтралитет.
Венецианский сенат подготовил проект послания Наполеону, поздравляя его с победой и обращаясь с просьбой возместить ущерб, нанесенный городам Бреши и Кремона. И вновь сенат просил уклонявшегося от такого поручения Алессандро Лоредана вручить это послание корсиканцу.
Накануне отъезда Алессандро Фоска побывала на театральном спектакле и балу. Она вернулась домой очень поздно и увидела, что в спальне Алессандро все еще горит свет. Поколебавшись, она легонько постучала в дверь.
– Войдите.
Комната была завалена книгами, бумагами, одеждой, свернутыми в свитки документами, кожаными папками. На тлеющих углях камина валялись груды обгоревшей бумаги.
Фоску потрясло, каким усталым и старым выглядел муж. Увидев ее, он улыбнулся.
– А, мне нанесла визит моя дама в маске. Прошу, Фоска, заходите. Простите меня за этот ужасный беспорядок… Я пытаюсь собраться и до отъезда рассортировать некоторые вещи. Но боюсь, ни в том, ни в другом не преуспею.
Она сняла маску и предложила руку для поцелуя.
– Я слышала, вы отправляетесь с еще одним поручением, – сказала она. – Желаю вам удачи и благополучной поездки.
– Я был бы благодарен небесам, если бы мне не пришлось ехать, – вздохнул он. – Даже не начав поездку, я уже чувствую себя дураком. Я очень хорошо знаю, что собирается ответить Бонапарт, и мне совсем не хочется это выслушивать. Если эти идиоты в сенате перестанут считать, что они с помощью дипломатии смогут выбраться из такой кутерьмы… Впрочем, простите, я утомляю вас. Сегодня вечером, Фоска, вы выглядите прелестно. Хорошо провели время?
– Бал оказался довольно милым, но пьеса ужасна. Мы с Антонио ушли до окончания спектакля. – Она сняла плащ и осталась в платье из зеленого шелка, изящном, с высокой талией. – Должна сказать, что вы, Алессандро, весьма добры и не осуждаете меня за то, что я пренебрегаю вами, – сказала она, усаживаясь в единственное свободное в комнате кресло.
– Это я пренебрегаю вами, – сказал он извиняющимся тоном. – Простите меня. Я никогда не думал, что снова так глубоко погружусь в работу. За последнее время мне даже не удалось побыть с Паоло. Уверен, что это его очень обижает.
– Он все понимает, – сказала Фоска. – Да и я тоже.
– Если бы только это не было столь бесполезно! – возбужденно сказал он. – Они настолько слепы, настолько слабоумны!.. Обращаться с просьбами о компенсациях вместо того, чтобы, готовясь к войне, перепоясать свои чресла! Мы могли бы защитить себя. Мы не должны сдаваться без борьбы.
– Так, значит, правда, что французы вторгнутся в Венецию?
Алессандро, похоже, сожалел о своей вспышке.
– Не думаю, Фоска, что вам следует о чем-то беспокоиться, – сказал он, пытаясь смягчить свой взрыв чувств. – Вы же знаете, что до сих пор в Венецию никому вторгнуться не удавалось. Стратегически расположение нашей страны великолепно. К тому же всегда существует шанс, что Бонапарт…
– Не нужно меня обманывать, Алессандро, – сказала Фоска. – Я хорошо знаю, что вместо военно-морского флота мы имеем смехотворную коллекцию кораблей, которой некому управлять. Знаю и то, что мы незащищены и уязвимы. Итак, он придет, этот Наполеон.
– Боюсь, это неизбежно. – Алессандро устало сел на край кровати и уперся локтями в колени. – Несмотря на колоссальные усилия многих способных людей в Совете и сенате, стремящихся сдержать Бонапарта, он все равно придет. А почему бы и нет? Пребывая в старческом слабоумии, Венеция, быть может, и бессильна, и излишне патетична, но все еще может оказаться полезной алчному завоевателю. Представьте себе престиж, который принесет первое в истории завоевание королевы Адриатики – какой бы беззубой и искалеченной старостью она ни была. Бонапарт близок к этому и был бы идиотом, если бы не попытался захватить Венецию. А Бонапарт, поверьте мне, далеко не идиот. Но не думайте об этом. Не стоит лишаться сна из-за нависшей угрозы.
– Ну а что случится потом? После того как французы овладеют Венецией?
– Я позаботился, чтобы вы и мальчик оказались в полной безопасности. Богатства, которые, как считали вы и моя мать, я растранжирил на своих любовниц, на самом деле вложены в банки Швейцарии и Англии. В Лондоне у меня хорошие друзья, которые позаботятся о вас обоих, если вам придется бежать. До сих пор Бонапарт воздерживался от репрессий против жен и детей своих противников. Когда все уляжется, вы и Паоло сможете спокойно отправиться в путь, если только посчитаете необходимым уехать.
Фоска поднялась и стала напротив него.
– А что будет с вами? Вы ничего не говорите о себе. Он взглянул и слабо улыбнулся.
– Я намерен попытаться по мере сил спасти Венецию от полного унижения. Не считаете ли вы, что сдаться без борьбы – позорно?
– Вы окажете сопротивление французам?
– Но, Фоска, я не один выступлю против захватчика, – уверенно сказал Лоредан. – Есть множество людей, рассуждающих так же. Они скорее умрут стоя, чем будут жить на коленях.
– Но ведь это безумие! – задыхаясь, сказала она. – Вы не сумеете защитить город, который не хочет обороняться. От целой армии! О, Алессандро, это невозможно!
– Я сделаю все, что в моих силах, только бы не дать этим головорезам без борьбы захватить Республику, – сказал он спокойно, взяв ее за руки.
– Но вы погибнете, – прошептала она в ужасе. – Погибнете!
Он крепко сжал ей руки.
– Послушайте меня, Фоска. Я не полный идиот. Я постараюсь сохранить свою никудышную жизнь, но не буду убегать от опасности, не буду прятаться. Что бы ни решил сенат, я не капитулирую. Мужчина должен поступать так, как он считает правильным, – заявил Лоредан. – Пусть даже он грубейшим образом, предельно ошибается, как это со мной случалось много раз. Я полагаю, что страна, размягченная наслаждениями, ослабевает, и история подтверждает это. Последние двадцать лет я старался доказать, что нам нужно крепить свою оборону. Если я сейчас убегу, то это будет означать, что годы, отданные мною правительству, не имели никакого смысла. Я не хочу прослыть благородным. Я не благородный. Я не храбр и не особенно стремлюсь стать мучеником. Но я не заслуживал бы имени Лоредан, если бы до последнего вздоха не стал защищать свою родину.
Фоска склонила голову ему на руки.
– Простите, Фоска, что я огорчил вас. Вы были правы, попросив меня не лгать вам. Я почувствовал себя лучше, высказав правду. А теперь идите спать. Уже поздно.
Ее щеки зарделись, а глаза засверкали.
– А что будет с Паоло? – спросила она. – С вашей матерью? С людьми в этом доме, которых обеспечиваете вы?
– Осмелюсь сказать, что все они преодолеют трагедию. Паоло еще ребенок. Он все забудет. А моя мать стара… – Он изучающе взглянул на Фоску. – А вы, Фоска? Вам будет недоставать меня?
– Нам всем будет недоставать вас.
– Конечно, – сказал он нежно, притрагиваясь к ее щеке. – Я не так уж долго был вашим мужем. Да и любовником не был долго. Вы еще молоды и красивы… Очень скоро кого-нибудь встретите и полюбите. Она отступила в сторону.
– Вы сказали, что любите меня. Но ведь это ложь.
– Я не лгу, Фоска. Я действительно люблю вас.
– Нет, не любите. Если бы любили, то не думали бы о том, чтобы покинуть меня! Вы страшно торопитесь уехать и оказаться убитым. Разве не так? Еще одна великолепная демонстрация силы венецианского духа! Какое проявление несносной гордости! Вы думаете, мир оценит ваш поступок… или хотя бы заметит его?
– Нет, – сказал он спокойно, подавляя приступ гнева. – Но я буду знать об этом. И мой сын будет знать.
– Да, тот самый сын, который, как вы считаете, так легко вас забудет. Вы ведь обманываете Паоло. Он сейчас нуждается в вас, а с возрастом станет нуждаться еще больше. Вы способны много дать ему – помочь, научить, направить, но вас это не заботит. Вас волнует только ваша слава. Что за бессмыслица?! Вы не имеете права оценивать свою значимость для других людей. Предполагать, например, что ваша мать не будет страдать, поскольку она стара. Она обожает вас, но вас это не волнует. А я? Вы упорно пытаетесь выдать меня замуж еще до того, как ушли из дома. Продолжаете убеждать себя, что я не люблю вас. Правда же в том, – пытаясь разобраться в двигающих им мотивах, сказала Фоска, – что любовь для вас слишком большая обуза. Вам она причиняет и всегда причиняла одни неудобства, и именно поэтому вас привлекает роль любовника, а не мужа. Вы не хотите жену, Алессандро. И никогда не хотели. Вам нужна была еще одна любовница – очень удобно, что она живет в вашем доме, не предъявляет чрезмерных претензии, готова всегда, как только вы захотите, заниматься с вами любовью, а если не хотите, не показываться вам на глаза. Мне сдается, игра в «даму в маске» нравилась вам даже больше, чем мне. Я полагала, – с прежним напором продолжала Фоска, – что вы переменились. Но вы остались таким же высокомерным, убежденным, что знаете все о других. На здоровье – пусть французская армия изрешетит вас пулями, только прошу, не пытайтесь рассказать, что буду чувствовать при этом я.
Фоска внезапно оборвала свой монолог. У нее перехватило дыхание. Алессандро медленно поднялся.
– Что с вами, Фоска? Она, моргая, смотрела на него.
– Я… я не знаю, – произнесла она дрожа. Фоска прикрыла лицо руками. – Не знаю, что со мной!
Он отвел ее руки вниз и указательным пальцем поднял подбородок.
– Вы начинаете меня любить, – изумленно произнес Алессандро.
Она откинула голову назад.
– Нет! Я ненавижу вас! Ненавижу так, как ненавидела всегда! Даже больше!
– Пожалуй. Иначе не накинулись бы на меня, не позволяя сказать ни слова.
– Дайте мне уйти! – Она вырвалась из его рук. Ее щеки пылали, а глаза наполнились слезами. – Я ненавижу вас, Алессандро Лоредан! Я…
Фоска зажала руками рот и выбежала из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась за ней. Целых две минуты Лоредан стоял неподвижно как каменный столб. Потом стряхнул с себя оцепенение и попытался продолжить паковать и сортировать вещи. Но все валилось из его дрожащих рук. Он споткнулся о край ковра. Он не мог собираться, не мог думать.
«Черт с ней!» В приступе гнева он ударил ногой кресло, вылетел из комнаты и распахнул дверь в ее спальню. У своей кровати она оставила зажженную свечу. Ее одежда была разбросана по ковру. В комнате стояла тишина, и было слышно лишь потрескивание затухающего огня в камине.
