Текст книги "Маскарад"
Автор книги: Натали Питерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
– А я слышала, что он воюет в Пьемонте, – всполошившись, сказала Фоска. – Ты считаешь, он в безопасности?
– Конечно, в безопасности, – успокоил ее Томассо, – он же офицер, а офицеры не сражаются, просто следят за боем с безопасного наблюдательного пункта, расположенного где-нибудь на склоне холма.
«Но почему он не черкнет ни строчки?» – безутешно размышляла она.
– Шесть лет, Томассо. Шесть лет – и ни малейшего подтверждения, что он все еще интересуется мной. Почему? Если бы не ты, то я даже не знала бы, жив ли он! Венеция наводнена французскими шпионами. Он их должен был бы знать, если он действительно занимает важный пост. Он не пишет мне потому, что разлюбил меня.
– Ты говоришь глупости и прекрасно это понимаешь, – быстро возразил Томассо. – Он не может переписываться с тобой. Это слишком опасно. А как раз сейчас он оказался в самой гуще битвы. Как, по-твоему, он должен поступить? Попросить Бонапарта на пару недель прекратить войну с тем, чтобы он, Раф, смог съездить к тебе и поздороваться?
– Шесть лет – большой срок, – сказала она задумчиво, не прислушиваясь к тому, что говорил Томассо. – Он забыл обо мне, нашел другую.
– Не понимаю, зачем я с тобой вообще разговариваю о нем, – раздраженно сказал Томассо. – Это только выводит тебя из равновесия. Не могу видеть тебя, Фоска, в таком состоянии. Ты так изменилась… Ты была полна радости и любви к жизни!
– А сейчас я ходячая смерть. Ты это хочешь сказать, Томассо? – мрачно улыбнулась она.
– Я все время думаю: почему ты не бросила Лоредана? Нет, так ставить вопрос не совсем честно. У тебя, вероятно, не было выбора. Пусть так… Но попытайся же найти хороший выход из плохой ситуации. Он предоставил тебе довольно большую свободу.
– О да. В этом отношении он ведет себя вполне цивилизованно, – с горечью отметила она.
– Тогда воспользуйся этим. Найди кого-нибудь, полюби его и забудь Леопарди. Разбитое сердце лечит лишь новая любовь.
– Как звали человека из известного мифа, Томассо? – спросила она. – Того, которого боги приказали цепями приковать к горе и наслали на него орла, чтобы он вечно терзал его внутренности?
Томассо сдвинул брови.
– Прометей?
– Да. Так это я, Томассо. Я прикована к горе, и орел поедает мое сердце. Эта рана никогда не заживет, ибо меня никогда не перестанут терзать.
Томассо посмотрел в сторону, не зная, как развеять боль сестры или облегчить ее несчастье. Через несколько мгновений Фоска положила свою ладонь на его руку и печально рассмеялась.
– Бедняга Томассо, я совсем не хочу портить тебе настроение. Мы прекрасная пара. Не так ли? Последние из рода Долфинов: одного из нас обрекли на нищету, другая стала рабой жалости к себе самой!
Он заставил себя усмехнуться.
– Как разваливается могущество?
– Как? Очень быстро.
– И как далеко все заходит?
– До самых глубин!
– Ну и в чем тогда между нами разница? – Томассо философски пожал плечами. – Мы оба еще молоды. У каждого из нас свои взгляды. И у обоих есть мозги.
– Не так уж молоды, – Напомнила она ему. – Представь, мне уже почти двадцать девять!
– О Боже мой! Неужели? А я бы не дал больше тридцати пяти!
Она начала смеяться, и Томассо последовал ее примеру. Они хохотали до тех пор, пока хватило сил, пока не почувствовали себя глупцами и не стали задыхаться от смеха.
Томассо вытер глаза.
– Когда у тебя день рождения? Десятого?
– Четырнадцатого. Через две недели.
– Надо его отпраздновать. Позволь мне вывести тебя из дома, угостить обедом и сопроводить в театр. Однако, конечно, ты должна выдать мне авансом небольшую сумму.
Ее глаза загорелись. Перед ним вновь была прежняя, безрассудная Фоска.
– Нет, постой, Томассо. Мне пришла в голову идея получше. Я соберу гостей. Устроим огромное празднество. Бал! Организуем в свою честь большой прием в танцевальном зале дворца Лоредана.
– Блестящая идея! – зааплодировал Томассо.
– Ты, Томассо, пригласи всех своих друзей. Я хочу, чтобы на бал пришли барнаботти – те из них, кого можно будет собрать.
Томассо скептически уставился на нее.
– Ты сошла с ума? – с трудом выговорил он. – Они разорят вас, не говоря уже об их разговорчиках!
В Венеции бытовала пословица, согласно которой один обедневший почетный горожанин способен съесть больше, чем стая саранчи. Барнаботти не очень любили в качестве гостей. Их убогая нужда служила напоминанием о том, как пришло в упадок много прекрасных старых семей. К тому же они были неописуемо прожорливы, когда дело доходило до бесплатных еды и напитков.
– А почему бы им не прийти? – решительно спросила Фоска. – Никто их никогда никуда не приглашает. Представь себе, Томассо, они торжественно проходят через ворота дворца в отрепьях и заплатах. Гордо шагают по дому и радуются, что их пригласили к Лоредану!
– Но… но ведь будут и другие гости, – насмешливо пробормотал Томассо. – Они ни за что не вынесут такого.
– Других гостей не будет. Только барнаботти и я. Мы здесь все в равной степени отверженные.
– А что скажет Лоредан? Он придет в ярость. Никогда не разрешит!
– Это не имеет никакого отношения к Лоредану, – сказала она, вздернув голову. – Он не приглашен. Это мой день рождения, мой бал, а они мои, а не его гости.
Томассо радостно захихикал.
– Когда он узнает, его хватит апоплексический удар. Представляешь, какие разнесутся сплетни? Газеты напишут: «Пятьсот барнаботти принимали в доме комиссара!»
– Да, – сказала Фоска, сопроводив свои слова странной улыбкой. – Мне это безразлично. Я должна это сделать, а потом… Что случится со мной потом, меня мало беспокоит.
– Вот сейчас ты прежняя Фоска, которую я в прошлом знал и любил! – радостно воскликнул Томассо. – О, что будет за ночь!
* * *
В десять часов накануне двадцатидевятилетия Фоски Лоредан первые ее гости стали проходить через ворота дворца и скапливаться на больших мраморных лестницах. Они прибывали пешком, ибо не могли позволить себе нанять гондолы. У них были озябшие и бледные лица. Они надели свои лучшие наряды: испачканные и превратившиеся в лохмотья кружева, чулки, насквозь продуваемые через дыры в них, изношенные ботинки, до блеска начищенные гусиным салом и слюной, вышедшие из моды пальто с обтрепанными лацканами и карманами, а также лоснящимися от долгой носки обшлагами, жилетки из некогда богатой парчи, сейчас поблекшей и покрытой пятнами, потерявшие форму шляпы и панталоны, отвисшие на коленях и задах.
У них были мягкие и белые руки, не привыкшие ни к какому более полезному труду, чем писание обличительных статей против государства и тасовка игральных карт в «Ридотто». Их глаза светились отблеском былого величия.
Все они являлись сыновьями самых замечательных венецианских родов, имена которых при рождении заносились в «Золотую книгу». Немногие из них работали домашними учителями в состоятельных семьях. Было среди них несколько сводников и проституток. Большинство жило лишь на мизерные пенсии, которые им выплачивало государство, плюс жалкие цехины, которые они могли получить, продавая свои голоса в Большом совете.
Большинство из них Фоска знала в лицо, а многих – по именам. Она стояла рядом с Томассо при входе в танцевальный зал и любезно приветствовала гостей. В черном бархатном платье, отделанном у шеи золотой нитью, с длинными в обтяжку рукавами и слегка поднятыми плечами, Фоска была ослепительна, и поэтому траурная расцветка ее наряда ни у кого не вызывала удивления. На ее шее и в зачесанных наверх волосах сверкали бриллианты.
Толпа нищих росла. Вспотевшие ливрейные лакеи носились взад и вперед с подносами, уставленными стаканами вина, фруктами и кексами. Подносы опустошались почти немедленно после того, как появлялись из кухни. Очевидно, барнаботти жили впроголодь, питаясь раз в день, обычно пудингом из кукурузной муки, фруктами и кофе.
Некоторые привели с собой женщин – размалеванных нерях и шлюх, лица которых были обезображены следами оспы или сифилиса, они вряд ли могли рассчитывать на более денежных клиентов, чем эти нищие. Фоска же приветствовала их очень тепло, будто к ней в гости приехали герцогини.
Танцевали под небольшой оркестр. По мере того как вино разогревало глотки и развязывало языки, нарастал гул голосов. Вскоре шум стал оглушающим, подавил треньканье клавесина, сделал почти неслышными звуки скрипки.
Все разговоры вертелись вокруг революции и войны с Францией. У всех на устах было одно имя – Бонапарт. В нем они видели долгожданного спасителя, человека, способного испепелить венецианское правительство и дать барнаботти шанс стать у руля. Бонапарт был в Италии, на севере, и некоторые города целиком покорялись ему. Гости Фоски предсказывали, что и Венеция вскоре станет французской.
Фоска предчувствовала, что французское вторжение в Венецию осуществит то, чего не смог добиться Рафаэлло: сплотит все недовольные души в единое целое, спаянное общими желаниями и верой. Каждый из этих людей, взятый в отдельности, был трогателен и нелеп. Но собранные воедино, они представляли собой сильную угрозу правительству своих отцов. Фоска улыбалась – какая ирония судьбы: она принимает этих бунтовщиков в доме Алессандро Лоредана, главного защитника существующего положения.
Она танцевала с гостями, пока у нее не отказали ноги. Ей преподнесли стихи и песни, ибо умные слова и хорошо развитое воображение были единственными подарками, которые могли позволить себе обнищавшие посетители.
В полночь гости провозгласили тост в ее честь.
– Так выпьем же за донну Фоску, нашу королеву, за счастливейший день рождения! Желаем ей долгой жизни и большого счастья!
Она тоже подняла свой бокал.
– Всем вам, моим братьям, – провозгласила она, – моя глубочайшая благодарность. Выпьем за грядущие для нас всех лучшие времена!
Они приветствовали ее слова, пока не сорвали голоса, а потом потребовали еще вина, дабы промочить глотки. Оркестр заиграл веселый крестьянский танец «фурлану», и Фоску закружили пылкие партнеры.
Как только стало ясно, что за гостей собрала Фоска, управляющий делами Лоредана послал к нему гонца с сообщением о происходящем под крышей его дома. Но Лоредан пошел со своей любовницей в театр посмотреть новую комедию «Вероломная жена», а потом пригласил ее в ресторан на поздний ужин. Когда он в два часа ночи вернулся в свое «казино» и узнал о случившемся, он отправил любовницу домой и немедленно поехал во дворец.
О предстоявшем бале он знал, но предполагал, что Фоска увеселяет орду своих обычных друзей. Однако даже прежде, чем его гондола пристала у дома, он услышал эхом отдающееся веселье. Алессандро вышел из гондолы и первым делом заметил двоих мужчин, мочившихся в пруд в центре двора. В одном из них он узнал представителя барнаботти, недавно победившего на выборах в сенат.
Он подошел большими шагами к ним, когда они застегивали брюки.
– Что вы здесь делаете, Брунеллеши? – В тени деревьев укрылись одетые в ливреи гондольеры, готовые прийти Алессандро на помощь.
Мужчины у фонтана оглянулись вокруг. Более крупный из них ответил пьяным тоном:
– А, наш уважаемый хозяин! Посмотри, Анжело, сам комиссар снизошел до того, чтобы прийти и помочь своей жене отпраздновать ее день рождения!
– Очаровательная синьора, – вздохнул Анжело. – Святая!
– Вон отсюда. Вы оба, – резко сказал Алессандро. Потом обратился к своим слугам: – Покажите этим господам ворота. А если они начнут возражать, выкупайте их в пруду.
– Вы, Лоредан, так легко от нас не избавитесь! – воскликнул Брунеллеши через плечо, когда гондольеры потащили его и Анжело прочь. – Таких, как мы, тысячи. Мы подобны гидре, Лоредан. Отрежьте у нее одну голову, и на ее месте вырастет десяток других.
Приказав своим людям оставаться наготове, но не вмешиваться до его указания, Алессандро побежал вверх по лестнице в танцевальный зал. На первый взгляд все могло выглядеть очередным блестящим сборищем дворян в привычном для них окружении: шелка и кружева, поблескивающий хрусталь, веселый смех и оживленные беседы. Но при ближайшем рассмотрении элегантные образы теряли форму, лица приобретали гротескный вид, реальность оборачивалась отвратительной пародией на возникшую очаровательную иллюзию. Здесь собрались все венецианские оборванцы, транжиры и скандалисты, а в дополнение к ним – группка наипаршивейших шлюх. В центре красовалась Фоска.
Управляющий Алессандро быстро подошел к нему.
– Простите, ваше превосходительство, – прошептал он. – Сначала я не понял, никто из нас, даже Эмилия, не ожидали этого. Я хотел выгнать их прочь, но их было так много. К тому же мы бы поставили донну Фоску в затруднительное положение…
– Все в порядке. Я не виню вас, – сказал пораженный открывшейся перед ним картиной Алессандро.
Рядом появился Томассо Долфин.
– Мой дорогой шурин! Хочу от имени всех своих друзей поблагодарить вас за разрешение воспользоваться на этот вечер вашим домом. Мы проводим здесь политический митинг… Ха-ха!
– Да, я вижу, – бесстрастно сказал Алессандро. – И вероятно, именно Фоска председательствует на нем?
Томассо искренне расхохотался. Его лицо раскраснелось от выпивки и возбуждения.
– Синьор, все мужчины здесь ее чуть ли не боготворят. Так что будьте осторожны. Ваша жена вполне может стать в Венеции потенциальной политической силой. Даже помощнее, чем вы! Если бы только барнаботти оказались у ее ног, она смогла бы завтра же свергнуть правительство и назначить себя королевой!
Появление Лоредана заметили некоторые гости, и новость быстро облетела зал. Наступила тишина, и скоро громкий шум раздавался лишь из маленькой группы, окружавшей Фоску.
Алессандро обдумывал сложившуюся ситуацию. Он мог либо уйти от решения и ничего не предпринимать, подождать, пока вечер завершится сам собой, либо тотчас же положить конец приему и выставить этих негодяев из дворца.
Он пробился через окружавшую Фоску маленькую толпу и схватил ее за локоть. Подумав, что это еще один поклонник, она повернулась и улыбнулась ему. Как только она его узнала, улыбка испарилась и в глазах появился прежний усталый, тусклый взгляд.
– Ну что, синьор Лоредан? – медленно сказала она. – Вы поступили очень хорошо, придя на мой прием. – Фоска говорила невнятно, хриплым голосом, и он понял, что она пьяна. Она попыталась высвободиться, но Алессандро надежно удерживал ее.
– Пойдемте, Фоска, – спокойно сказал он. – Я хочу поговорить с вами.
– Поговорить? – воскликнула она. – Поговорить! Вы выбрали, синьор, самый подходящий момент. Подарок от мужа ко дню рождения! – Она повернулась в сторону окружившей их толпы. – Слышали? После шестилетнего молчания мой муж захотел поговорить со мной именно в этот вечер! Интересно, о чем он хочет поговорить?
– Возможно, – предположил кто-то, – он возражает против того, кого вы пригласили к себе в гости, донна Фоска.
– О нет! – Она решительно покачала своей золотистой головой, – Мой муж весьма терпелив. Он разрешил мне поступать так, как мне нравится, в том числе и при выборе друзей. А вы – мои друзья. Все! Вы же дворяне. Разве не так? Зачем ему возражать против вас?
Прокатилась волна нервного смеха. Алессандро глубоко вздохнул и повел Фоску сквозь толпу. Она шла нетвердо, и он обнял ее за талию, чтобы она не упала вниз лицом. От нее исходил запах вина, ее любимых французских духов и зловонной бедности барнаботти.
– Итак, мне приготовлен дом для умалишенных! – весело закричала она. – До свидания, мои братья! Вы посетите бедную Фоску? До свидания!
Когда Алессандро вел Фоску к дверям библиотеки, он слышал недовольный шумок. Но он не обращал на него никакого внимания, пока не достиг дальнего конца танцевального зала. Потом, продолжая поддерживать свою раскачивающуюся из стороны в сторону жену, он повернулся и сказал спокойным, но пронизывающим душу тоном:
– Если вы не удалитесь отсюда в течение пяти минут, я вас арестую. Я уже послал за полицией инквизиции.
Это была ложь, и он сомневался в успехе своей угрозы. Вокруг раздавались презрительные выкрики и бунтарские призывы.
– Вы можете выставить нас из своего дома, Лоредан, но не из Венеции! – Однако в своем большинстве барнаботти были трусливы, и, покидая танцевальный зал, он понял, что они начали расходиться.
Полный решимости, он чуть ли не донес Фоску до библиотеки. Глаза у нее были закрыты, и она мычала что-то себе под нос.
– Сумасшествие не так уж и плохо, – заметила она. – Похоже на то, будто плывешь. Или летишь.
Они вошли в библиотеку, и Алессандро закрыл за ними дверь. Теперь они были наедине, впервые за шесть лет.
Он опустил ее в высокое кресло у письменного стола и отошел от нее. Она закрыла глаза и наклонила голову в сторону.
– Ну а теперь, синьор, приглашайте десяток своих врачей. Я готова.
– Итак, начало нового мятежа? – вздохнул он. – Очень грустно видеть это.
– О, совсем нет. – Она медленно покачала головой. – Не начало. Конец. Я готова отправиться в сумасшедший дом. Такова моя судьба. То, что произошло, было моим прощанием. С жизнью. Завтра я поеду в Сан-Серволо. Хотела провести последнюю ночь вместе со своими истинными друзьями. Отверженными, как и я. Пленниками. Кажется, что мы свободны! Прогуливаемся, беседуем, пьем кофе, если захотим. Но тем не менее мы заключенные. На нас невидимые оковы. Мы отдаем дурным запахом печали и разочарования. Мы стонем о том, как к нам несправедлива жизнь. Я устала от всего. Очень устала. – Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. – Больше нет раскаяния. Нет горя. Вы победили меня, Алессандро. Правда, вы не предполагали, что все продлится столь долго. Шесть лет я была вашей пленницей. Хорошей женой. Встречалась со своими любовниками тайно. Не причиняла неприятностей, не подавала ни малейшего повода для скандала. Вы именно этого хотели. Не так ли? Теперь все кончено. Я устала, слишком устала. Жить так – значит вообще не жить. Я, должно быть, безумна, если допустила, чтобы это продолжалось целых шесть лет. Я хочу в Сан-Серволо.
Фоска схватилась за подлокотники кресла и попыталась приподняться, но не смогла и упала назад.
– Скажите Эмилии, чтобы она упаковала мои вещи. Я хочу отправиться в сумасшедший дом сегодня ночью.
По ее щекам катились слезы печали и изнеможения. Она была растоптана. Ее терзала боль поражения. Алессандро понимал, что ругать ее бессмысленно. Прием для барнаботти по случаю дня рождения стал ее последним жестом сопротивления перед полной сдачей своих позиций.
– Вы никуда не поедете, – грубо сказал он. – Забудьте о Сан-Серволо. Забудьте о сумасшедшем доме. Я был дурак, что… Я пошлю за Эмилией, чтобы она уложила вас в постель.
– Нет! – упрямо повторила Фоска. – Я хочу выбраться отсюда. Я оставалась здесь и подчинялась вашим желаниям только потому, что хотела видеть сына. Но вы отобрали его, а меня заперли под замок. Он теперь не мой. Теперь у меня нет ничего, никого в мире. Я не вправе видеться с ним наедине. Вы отравили его сознание, настроив против меня, вы лгали ему. Он вырастет, считая меня порочной, безнравственной и безумной. Именно это вы будете говорить ему. Я хочу уехать. В сумасшедший дом. Я все время думаю о своем отце. Он все-таки был храбрее, чем я считала. Я должна уехать в сумасшедший дом, ибо боюсь умереть.
Какое-то время они сидели неподвижно. Фоска прикрыла лицо руками.
– Я думаю… Меня сейчас вырвет, – прошептала Фоска. Лицо ее приобрело зеленый оттенок. Она покачнулась в кресле. Алессандро подхватил ее. Она потеряла сознание – от выпитого вина и переживаний.
Он опустился на пол па колени и словно убаюкивал ее. Голова ее покоилась на его плече, он прижался щекой к ее волосам.
– О, Фоска, – хрипло пробормотал он, – что мы сделали с нашей жизнью?
Он отнес ее наверх, в ее комнату. Там, полная беспокойства, ждала Эмилия. Увидев Фоску в бессознательном состоянии, она испустила испуганный крик.
– Все в порядке, – невнятно успокоил се Алессандро. – Она слишком много выпила.
– Клянусь вам, я не имела ни малейшего представления о том, что она задумала! Что за сумасшествие… О бедняжка!
Алессандро нежно уложил Фоску в постель.
– Как вы думаете, не следует ли нам послать за врачом? – спросил он.
– За врачом! – фыркнула Эмилия, стащив с Фоски туфли и начав снимать драгоценности. – Она поправится, если пролежит ночь и день в постели. Но что касается ее души… Я обвиняю в этом вас, синьор Лоредан.
– Меня?
– Да, вас! – Ее маленькие черные глазки походили на тлеющие угольки. – Вы не допускали к ней ребенка, относились как к прокаженной. Вы не простили ее и наказывали. Год за годом. И еще называете себя христианином! Даже Христос простил Магдалину. Но вы считали, что вы лучше Бога. Не разговаривали с ней, мешали с грязью. Вы даже не знаете, какую боль приносили ей, на какие поступки подталкивали. А вот я знаю. И удивляюсь, как она не бросилась в канал.
Алессандро не сказал ни слова. Эмилия подумала: «Ну что же, сегодня последняя ночь, которую я проведу под этой крышей. Но я не жалею, что высказалась».
Вместе им удалось раздеть Фоску и надеть на нее чистую ночную сорочку.
– Но как мне вернуть все? – размышлял вслух Алессандро. – Как исправить зло, причиненное мною?
– Попросите ее простить вас. И скажите то, что должны были сказать много лет назад. А именно то, что вы любите ее, – резко произнесла Эмилия.
Алессандро невесело рассмеялся.
– Она этому никогда не поверит. Даже через сто лет. Я… Не получится.
Эмилия пожала плечами, будто желая сказать, что тот, кто обратился к ней за советом, должен следовать ему. Алессандро посмотрел на спящую жену.
– Утром, до того как она проснется, принесите сюда цветы. Заполните ими комнату. Белыми цветами. Только не говорите, кто их прислал.
Лоредан дал Эмилии горсть монет и вышел из комнаты. Он вернулся в танцевальный зал. Слуги устраняли оставшийся после бала бедлам. Последние из нежеланных гостей уже ушли. Маленькие неподвижные черные мавры, стоящие вдоль стен, были увешаны кожурой от фруктов и испачканными салфетками. Пол был завален разбитыми бокалами, остатками кекса и смятыми листовками. В воздухе стояли синеватые клубы застоявшегося табачного дыма.
Алессандро ничего не замечал. Он вспомнил, как Раф Леопарди сказал ему в тот день в «Могиле»: «Вы добьетесь того, что ей станет стыдно. Заставите ее заплатить. Я вас знаю».
На следующее утро Фоска проснулась среди роз и тут же ощутила стыд.
Она помнила, как сидела в библиотеке, громко говорила и наблюдала, как складка на лбу мужа между бровями углублялась, подобно расщелине на земле во время землетрясения. Но Фоска никак не могла вспомнить, что именно она говорила или что произошло после.
Она потянулась в постели и слабо дернула за шнур звонка. Голова раскалывалась, ей было тошно.
Дверь широко распахнулась, и в комнату влетел Паоло.
– Доброе утро, мама! С днем рождения! – Он забрался на кровать и поцеловал ее в щеку. – Ты что, больна? Почему ты так поздно в постели? Уже скоро обед. Хочешь пойти со мной и посмотреть, как я запускаю корабль? – Она заглянула ему за спину. Там не было ни Фра Роберто, ни няни, ни даже Эмилии. Она была наедине со своим сыном.
– Но куда все подевались? – спросила Фоска. – Где Фра Роберто? Почему его нет с тобой? Он знает, Паоло, что ты здесь?
– О да. Он сказал, чтобы я пошел к тебе и поздравил с днем рождения. Ты получила много подарков? Можно я посмотрю?
– Нет. Подарков я не получила, – мягко сказала она. – Вот только эти цветы от друзей. И еще один подарок – ты. О, Паоло!
Паоло покорно вздохнул и позволил ей обнять себя и немного поплакать. Затем он вырвался из ее объятий и настоял, чтобы она тотчас же оделась и пошла играть с ним. Это был настоящий день рождения!
