Текст книги "Запретные страсти"

Автор книги: Натали Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– А ты сегодня обращаешься ко мне на «вы»? Я чем-то обидела тебя вчера?

– Вовсе нет, – девочка затрясла головой. – Просто папа велел мне говорить так. Он сказал, что это непозволительно, потому что вы – взрослая.

– Ах, вот как! А ты сама, как думаешь? – засмеялась Кэтрин.

Однако Нора отозвалась серьезно:

– Я думаю, что вы не очень взрослая.

– Нет? Почему?

– А взрослые не поют. Просто так – не поют. Если это для них не работа. Ну, есть там всякие певцы... но они ведь поют только, когда на них смотрят. Значит, вы только притворяетесь взрослой, чтобы папа ничего не заподозрил. А то он не даст вам эту работу.

Немного подумав, Кэтрин согласилась:

– А знаешь, ты ведь права. Я действительно очень часто не чувствую себя взрослой. Поэтому ты можешь смело говорить мне «ты».

Личико Норы вспыхнуло радостью:

– Правда? И ты скажешь папе, что так можно?

– Конечно, скажу, – заверила Кэтрин. – А ты мне скажи вот что: кто из твоих родителей решил не благоустраивать этот сад? Ну, не подстригать деревья, не разбивать клумбы... Кому так захотелось?

Быстро оглянувшись, Нора прошептала:

– Это мама. Она увольняет всех садовников, которых нанимает папа, они даже ничего сделать не успевают. Они с папой все время ссорятся из-за этого. Я слышала, как папа кричал ей, что она противится тому, чтобы я выросла нормальным человеком.

– Господи, Нора! Да ты – чудесный человек.

– Но не нормальный, – девочка пристально посмотрела ей в глаза. – То есть не такой, как все. Это правда. Папа говорит, что нормальные дети не видят ни фей, ни карликов, и не слышат, как поют деревья.

Кэтрин вздохнула:

– Жаль, что я этого никогда не слышала.

Но про себя с сомнением подумала: «А хотелось бы мне, чтобы все это мерещилось Майку? Вряд ли. Меня ведь радует, что он – нормальный. Получается, в этом я, скорее, на стороне Рона...»

– А твоя мама, значит, хочет, чтобы ты продолжала все это видеть? – осторожно поинтересовалась она.

Нора вздохнула и перешла на другую сторону:

– Здесь меньше слышно, как ворчат папоротники.

– А они ворчат?

– Очень громко.

– Что же им не нравится?

– То, что уже вторую неделю нету дождя.

«Надо спросить у Николь, правда ли это? – взяла Кэтрин на заметку. – Нас с Майком еще не было здесь неделю назад... Впрочем, если и правда, это еще не значит, что папоротники действительно жалуются на засуху».

– Моя мама боится, что я буду чувствовать себя несчастной, если меня лишить всех обитателей этого сада, – вернулась Нора к тому, о чем Кэтрин едва не забыла.

– А ты бы очень страдала без них?

– Мне стало бы скучно. У меня ведь больше никого нет. Ни одного друга. А папа считает, что мне пора завести настоящих друзей, а не придуманных. Он хочет, чтобы я поскорее смогла... – она на секунду замолчала, видимо, произнося слово про себя, а затем продолжила вслух: – адаптироваться в этом мире.

Девочка улыбнулась, а у учительницы сжалось сердце.

– Я хотела бы стать твоим другом, – сказала Кэт. – Правда, не знаю, весело ли тебе будет со мной... И еще у меня есть сын, Майк. Я могла бы вас познакомить. Только он помладше тебя.

Нора оживилась:

– А это неважно! Даже лучше. Он не будет воображать себя взрослым.

– Сегодня он в первый раз пошел в новую школу, я очень за него волнуюсь, – поделилась Кэтрин. – У него ведь тоже нет здесь друзей.

Нора остановилась:

– Здесь?

Кэтрин увлекла ее за собой:

– Мы с ним приехали из другого города.

Из осторожности Кэтрин сразу решила никому, кроме Николь не говорить, откуда они в действительности. Нора может проболтаться Рону, а если они с ним начинают войну, о чем Рон, правда, не догадывается, то вряд ли будет разумным снабжать врага важной информацией.

«Враг? – подумала она с удивлением, издали заметив крепкую фигуру Рона Коллиза, поджидавшего их на высоком крыльце. – А ведь он мне даже понравился... Улыбка хорошая... Кто бы мог подумать, что он окажется такой скотиной!»

9

И до, и после занятий с Норой, Кэтрин хотела повидать Маргарет, переброситься хотя бы парой фраз, но хозяйка дома так и не спустилась из своей комнаты.

«И как же я смогу помочь ей, если я практически не вижу ее? Чем она там занимается целый день?» – женщина начинала беспокоиться по этому поводу, потому что Николь откровенно ждала от нее помощи. И Кэт действительно очень хотелось помочь.

Строго говоря, она видела сегодня Маргарет, но только издали, когда они с девочкой подходили к дому. Возле одного из окон на втором этаже качнулся с трудом различимый силуэт в темном, и Кэтрин слегка наклонила голову, приветствуя хозяйку дома, хотя и не была уверена, что та смотрит на нее.

Во всей этой сцене, и даже в реакции самой Кэтрин, ей почудился привкус сентиментального романа восемнадцатого века, будто Маргарет пребывала в заточении в этом мрачном замке. Отсюда ее печаль и молчаливость. И Кэтрин почувствовала себя рыцарем на белом коне, который должен спасти прекрасную пленницу. Почему бы в век феминизма ей не сыграть эту роль?

Но тут ее отвлек Рон, который приветствовал новую гувернантку с таким радушием, словно они были старыми друзьями. Настроившаяся на боевой лад Кэтрин даже растерялась. Она, конечно, и не собиралась откровенно нападать на этого человека или отвечать ему сквозь зубы, нужно было играть, если она собиралась добиться успеха в их с Николь деле, но радостная улыбка Рона вообще обезоружила ее.

«Да он куда лучший артист, чем я, – подумала женщина, впервые испытав прилив страха. – Он раскусит меня в два счета! И ни черта не заплатит!»

– Вы так точны, Кэтрин! – похвалил Коллиз, привычным жестом обняв дочь, которая прильнула к нему, как вьюнок к дереву. – Я сейчас смотрел, как вы идете, и ругал себя на чем свет стоит!

– За что же? – Кэтрин подумала, что выглядит запыхавшейся, и быстро поправила волосы.

– У вас ведь нет машины, верно? А я не догадался предложить вам свою.

– Голубую! – восхитилась Нора. – Папочка, отдай Кэтрин голубую!

Густые брови Рона так и подлетели:

– Отдать? Ну, детка, мои мысли на этот счет заходили так далеко...

– Что вы, Рон! – поспешила вмешаться Кэтрин. – Мне вообще не нужна машина! Я просто наслаждаюсь этой утренней прогулкой.

Мужчина посмотрел на нее с сомнением:

– В гору-то? Нет, Кэтрин. С завтрашнего дня я поручу своему шоферу заезжать за вами.

– Что вы!

– По крайней мере, до тех пор, пока вы не обзаведетесь собственной машиной, – заявил Рон категорично. – Я собираюсь платить вам столько, чтобы это свершилось уже в ближайшем будущем.

«Хорошо бы, – усомнилась Кэтрин. – Но сдается мне, это он перед дочерью пишется».

Однако Нора осталась недовольна размерами отцовского великодушия. Отодвинувшись от него, она спросила, глядя на него исподлобья:

– У тебя целых пять машин, почему ты не можешь одну подарить Кэтрин?

Ей пришлось заверить девочку, что она и не приняла бы столь дорогой подарок.

– Такое возможно только между родными людьми, Нора. Вот тебе твой отец вполне может подарить машину, когда ты подрастешь.

Рон бросил на нее быстрый взгляд:

– Вы полагаете, это безопасно?

Кэтрин представились целые сонмы существ, которых Нора может вообразить на дороге, и она с сомнением пожала плечами:

– Там видно будет.

– Действительно. До этого еще далеко. Ну что, Нора, покажи Кэтрин свою комнату, и... желаю вам обеим удачи! Не слишком мучайте мою девочку, Кэтрин, мы не собираемся делать из нее доктора.

Кивнув, Кэтрин прошла за Норой в дом, рассчитывая до начала занятий переговорить и с Маргарет, но та не появилась. А спрашивать у девочки – почему? – женщине показалось бестактным.

Комната Норы оказалась бело-кремовой, достаточно обычной, но милой. И все же Кэтрин, настроившаяся на нечто незаурядное, ведь в самой девочке было это, почувствовала некоторое разочарование.

«Они изо всех сил стараются превратить ее в одну из многих, – разгадала она родительский замысел. – А им, возможно, достался настоящий бриллиант! Хотя, скорее, она действительно просто больной ребенок, которого необходимо вытянуть в нашу реальность».

У учительницы тут же мелькнула мысль: а зачем? Что уж такого хорошего в этой реальности? Люди обманывают и унижают друг друга. Предают и убивают. Бросают детей и делают аборты, чтобы те вообще не рождались... Станет ли Нора счастливее, если прозреет и увидит все это? Не лучше ли ей продолжать танцевать среди фей и слушать неземную музыку?

«Но кто станет охранять ее и заботиться о ней, когда не станет Рона? Он ведь уже не так молод, – подумала Кэтрин со страхом за девочку. – Сколько ему? Под пятьдесят? А со стороны матери я что-то особой заботы не ощущаю... Ох, Николь! Ты хотела от меня одного, а мои симпатии распределились совсем иначе... Что же делать? Николь ведь надеется на меня».

Собравшись, женщина велела себе перестать ломать над этим голову, а заняться прежде всего Норой, которая все же была главным персонажем этой запутанной истории. И самым симпатичным человечком... Своего сына Кэтрин считала изолированным от всего происходящего.

Обзорный опрос показал, что девочка довольно неплохо для ее возраста разбирается в биологии, в истории искусства и литературе, а вот географию не знает совсем. Но Кэтрин не удивилась бы, если б Нора сообщила, что на земном шаре существует лишь один город – Вайтстоун. И тот она, собственно, видела только из окна своего Замка на горе.

«Надо сказать Рону, чтобы купил ребенку глобус и карту мира!» – взяла Кэтрин на заметку.

Математика, как она и подозревала, нагоняла на девочку скуку, и ее познания ограничивались арифметикой. Зато писала она грамотно и аккуратно, при этом, правда, не помня ни единого правила. Но Кэтрин и раньше была убеждена, что с детей, обладающих врожденной грамотностью, требовать знание правил просто глупо.

– Ты много читаешь? – спросила она, обернувшись к книжным полкам, и девочка тотчас вскочила и принесла ей книгу, лежавшую на тумбочке возле кровати.

– Вот моя любимая!

– Что это? «Маленький принц»? Я тоже очень люблю эту книгу. Почему она тебе нравится?

– Потому что она грустная. Ее читаешь и по душе что-то разливается...

– Да, я понимаю, – Кэтрин вспомнилось, как она сама плакала над томиком Сент-Экзюпери. – Нора, а кого из героев напоминает тебе твой папа?

Нора посмотрела на нее с удивлением:

– Как кого? Маленького принца, конечно!

Кэтрин была сражена. Она-то подумала о бизнесмене, и уже сочла свой вопрос бестактным, но девочка опять сумела опрокинуть ее на лопатки.

– Господи! – вырвалось у нее. – Чем же он похож на Маленького принца?!

– Как чем? Он тоже мечтает развести здесь розы, а мама их ненавидит. И говорит, что вырвет все, если он их посадит.

Кэтрин изумилась еще больше:

– Почему?

– Потому что ей во всем мерещится Николь, – сообщила Нора взрослым тоном. – А папа говорит, что это я – его роза.

– Конечно, ты. Знаешь, если честно, я не думаю, что твой папа влюблен в Николь.

Прижав к груди книгу, Нора посмотрела на Кэтрин испытующим взглядом:

– Не думаете? Почему?

– Потому что... Ну, потому что у него есть твоя мама. Разве они не любят друг друга?

– А что, похоже, будто любят? – насмешливо спросила Нора. – Я сама слышала, как мама кричала, что он женился на ней только ради денег.

Кэтрин остолбенела:

– Так это все... на ее деньги?

– Ну да, – спокойно подтвердила девочка. – И папа уже ненавидит маму за то, что она каждый день напоминает об этом.

10

Николь услышала быстрые шаги Кэтрин, еще более тяжелые, чем обычно, и сразу угадала, что ту гонит желание сообщить нечто из ряда вон выходящее. Сохранив информацию, касавшуюся заказа новых книг, она повернулась к монитору спиной и приготовилась к нашествию Кэтрин.

– Ты знала, что состояние Коллизов принадлежит Маргарет?

– Ходили слухи, – уклончиво отозвалась Николь.

Кэтрин с трудом перевела дух:

– Это не слухи. Это Нора сказала.

– Ах, Нора!

– Но ведь ты говорила, что Рон отобрал бизнес твоего отца.

Николь устало потерла виски и достала сигарету:

– Не кричи, пожалуйста. Так и было. Пора бы тебе усвоить, что Рон Коллиз – банальный жигало. Наглый, безнравственный красавчик.

– Что?!

– Когда-то он был тренером по теннису. Так и моя мать с ним познакомилась... Зачем ей приспичило учиться играть в теннис?! До отвращения заурядная история. Даже принцессы в это влипали... Маргарет была следующей. А, может, еще кто-нибудь был в промежутке... Но окрутив Маргарет, он обзавелся деньгами, а потом с их помощью разорил моего отца.

Слегка поморщившись от дыма, Кэтрин опустилась на диван, издавший нелегкий вздох:

– И она позволила ему?

«И это говорит женщина, позволявшая мужу бить ее!» – Николь не позволила себе открыто усмехнуться.

– Рон сам принимает решения.

– Но почему? Если это ее деньги...

– Разве деньги все решают в человеческих отношениях? Будь Ник богат, разве ты не сбежала бы от него?

Сникнув, Кэтрин пробормотала:

– Это другое.

– Это то же самое! Пойми, Рон – это человек, способный подавить другого только силой своей воли. И ему не нужны для этого ни деньги, ни титул, ни прочая ерунда. Он смотрит на тебя, и ты уже цепенеешь.

Кэтрин пожала плечами:

– Признаться, я не почувствовала в его присутствии никакого оцепенения.

– Значит, тебя он попытался очаровать, – заключила Николь. – Это тоже один из его приемов. Он и на мне пытался его опробовать, чтобы раздавить окончательно, но я слишком ненавижу его, чтобы...

– Что такое ненависть? Для тебя, – перебила ее Кэтрин. – Ты ненавидишь его настолько, что способна убить?

– Убить? – бесстрастно переспросила Николь. – Когда совершаешь убийство, есть риск оказаться в тюрьме, и тогда еще неизвестно, кому будет хуже... Нет, такого подарка я Рону Коллизу не сделаю.

– А что ты хочешь ему сделать?

Затянувшись, Николь долго смотрела поверх ее русой головы прежде, чем ответила:

– Я хочу лишить его всего, что он имеет. Отплатить ему тем же. Не больше и не меньше.

– С моей помощью, – уточнила Кэтрин.

– Ты можешь отказаться в любой момент, – напомнила Николь. – Мы не подписывал контракта.

Кэтрин ужаснулась:

– О чем ты говоришь, Николь! Какой контракт! Я думала, что мы с тобой – друзья.

Улыбнувшись, Николь протянула руку:

– Надеюсь.

– Разве друзьям помогают по контракту?

– Я лишь хотела сказать, что если это все тебе не по душе, ты не должна считать себя обязанной, – миролюбиво заметила Николь.

– А я опасаюсь лишь того, что у меня ничего не получится... Я ведь даже не встречаюсь с Маргарет! То ли она избегает меня... Я не знаю, но она даже не спустилась вчера вниз.

Николь прищурилась, будто пыталась разглядеть, что же происходит в доме ее врага.

– Может быть, он запретил ей?

– Видеться со мной? Что за глупость! Или... Думаешь, он что-то подозревает?

– Рон Коллиз – хитрая сволочь, – проговорила Николь сквозь зубы. – Тем более, он знает, что мы с тобой друзья. Друзья?

– Конечно, – уверенно отозвалась Кэтрин. В этом у нее сомнений не было.

Послав ей ту самую светлую улыбку, что была на её губах, когда они встретились, Николь добавила:

– Я не сказала тебе еще кое-что... Рон лишил меня Джастина.

– Что?! Ты же говорил, он уехал с...

– Именно, – Николь сделала нетерпеливый жест. – Но тут выяснилось... Ночью Джастин сказал, что, оказывается, Рон обеспечил Мэг деньгами, чтобы она смогла устроить эту выставку в Нью-Йорке.

– Господи...

– Для Джастина это черт знает как важно! И Рон точно рассчитал, что он клюнет... От такой перспективы не отказываются. Ради какой-то любви, – закончила девушка почти шепотом.

Рванувшись к ней, Кэтрин обхватила подругу за плечи, прижала к себе, опять ощутив прилив той самой сестринской нежности, которую уже чувствовала к Николь. Она зашептала ей на ухо тем тоном, каким в минуты обид утешала сына:

– Тихо, тихо, все будет хорошо! Вот увидишь, дорогая, все образуется. Как-нибудь... Ты такая красивая, такая хорошая, ты заслуживаешь самой великой любви. Самого большого счастья...

Николь засмеялась сквозь слезы:

– Ты действительно считаешь меня красивой? О, Кэтрин, спасибо! Мне так давно никто не говорил этого! После папиной смерти – никто.

Кэтрин была поражена:

– А Джастин?

– Он говорил, что мое лицо нужно рисовать и рисовать, но ведь этого заслуживают не только красивые лица, правда?

«А мне никто даже этого не говорил», – припомнила Кэтрин с горечью. Она и в детстве считалась гадким утенком в своей семье, и в прекрасного лебедя так и не выросла. Наверное, поэтому ей трудно было избавиться от чувства щенячьей благодарности к Нику, однажды спьяну приласкавшему ее.

– Он написал твой портрет? – вернулась она к Джастину. – Хотела бы я увидеть...

Николь кивнула, шмыгнула и утерла слезы неловким, детским движением.

– Не знаю, выставит ли Джастин мой портрет в Нью-Йорке... Наверное, Мэг будет против. Впрочем, никто ведь не знает, кто именно на портрете... И что я что-то значила для художника. Когда-то.

– И сейчас значишь, – заверила Кэтрин с жаром. – Иначе почему он названивает тебе по ночам?

Николь снова шмыгнула:

– Да, действительно, почему?

– Именно потому, что ты живешь в нем, и это не дает ему покоя. Угрызения совести редко беспокоят тех, кто уже разлюбил. Он не стал бы звонить, если бы это была всего лишь тревога за тебя. Я уверена, что он любит тебя не меньше, чем прежде, и презирает себя за то, что предал тебя ради...

Она замялась, и Николь завершила за нее:

– Ради искусства, Кэт. Не ради Мэг, это я и так знаю. Но именно она смогла проложить для него дорогу к славе. А что могла сделать я?

«Отобрать свои деньги у Рона Коллиза и потратить их на любимого человека, – внезапно осознала Кэтрин. – Вот почему она начала действовать только сейчас, когда поняла, что именно нужно этому Джастину. Теперь все понятно... Кроме одного: как это сделать?»

– Даже если Маргарет и в самом деле уйдет от него, – продолжила она свою мысль вслух, забыв, что Николь говорила о другом, – чему я попытаюсь поспособствовать, чем это поможет тебе?

Высвободившись, девушка испытующе посмотрела на подругу:

– Не понимаешь? Действительно, не понимаешь? Если Маргарет уйдет, тогда я выйду за Рона Коллиза замуж.

11

Кэтрин ворочалась без сна всю ночь. Сынишка, с которым они спали на одной кровати, сладко посапывал и причмокивал рядом, но эти мирные звуки не усыпляли Кэтрин. Ей не давало покоя ощущение, что она, вырвавшись из семейного ада, угодила в такую геенну страстей, что живой отсюда не выбраться.

«Выйти замуж, чтобы отомстить! Такого я еще не слышала! – женщина в сотый раз перевернулась на живот, но подушка оказалась такой горячей, что Кэтрин застонала от неудовольствия. – Господи, мне ведь хотелось только одного: спокойно жить вместе с Майком и наслаждаться каждым днем. Так и было бы, не очутись я именно в этом городке, и не повстречайся с Николь... Но я ведь сама побежала за ней в тот день... А теперь я уже никак не могу подвести ее!»

Сквозь медленно наплывающие сны пробивались лица Норы, Маргарет, Рона... И смутное, лишенное черт – Джастина. Чем так пленило Николь это лицо, что она готова ради этого парня пожертвовать собой и разрушить жизнь нескольким людям?

«Впрочем, – остановила себя Кэтрин, – их жизнь и так – сплошные руины. Бедная Нора, такая славная девочка, ей бы жить, как цветку, нежась на солнце, а она только и слышит, как родители орут друг на друга... Или не видятся целыми днями. Почему люди отказываются расстаться даже когда им так очевидно плохо вместе? Если бы Ник не держал меня силой и не противился разводу, мне не пришлось бы бежать, сломя голову, и я не оказалась бы в эпицентре бури, из которой теперь попробуй выберись...»

Закрыв глаза, женщина в очередной раз попыталась притянуть сон, но вместо этого увидела перед собой лицо Ника. Ухмыляющееся и гневное одновременно. Лицо, в котором никогда не было любви к ней...

Пытаясь спастись от видения, Кэтрин быстро открыла глаза, но зацепившиеся за тьму черты мужа все еще были перед ней. Он смотрел сердито и в пронзительном голосе, который Кэтрин услышала вполне явственно, звучала злость:

– Что, сбежала от меня, стерва? Чем тебе не жилось со мной, а?

– Ох, Ник, – пробормотала Кэт, натянув простыню. – Оставь ты меня в покое...

– Или в постели я был плох? Теперь-то небось одна спишь, кто на такую уродину позарится?

– Это не твое дело, Ник!

– Как же не мое! Я еще вроде как твой муж, так что с кем ты спишь – это как раз мое дело, – видение угрожающе ухмыльнулось, нависнув прямо над лицом женщины. – Что, небось на Рона Коллиза глаз положила?

Кэтрин ужаснулась:

– Да что ты несешь? Ты не представляешь, что это за человек! К тому же, Николь...

– Сдалась тебе эта Николь... Француженка! Мой батя не зря вечно твердил, что нельзя доверять иностранцам. Кто она тебе, эта Николь? Сестра? Мать? Плевать, чего она хочет! Ты давай свою жизнь устраивай, если уж от меня сбежала. Дура несчастная!

– Наверное, я дура, – согласилась Кэт. – Только и ты не понимаешь, что для меня значит Николь. Она приютила нас с Майком, она заботится о нас, она нашла мне работу. Что бы я вообще делала без нее?

Ник презрительно фыркнул:

– Да уж, поди с голоду не сдохла бы. Выкрутилась бы как-нибудь...

– Не знаю, Ник...

– Да теперь вон, куда ни плюнь, там какая-нибудь социальная служба. Поплакалась бы им на мужа-злодея, они бы с тобой носились, как с писаной торбой.

– Но сложилось не так... Что тебе нужно, Ник? С чего это ты вдруг беспокоишься обо мне? Уже ведь убедился, что в моей постели не бывает других мужчин. Так чего же ты от меня хочешь?

Его крепкая рука потянулась к горлу Кэтрин, и женщина вскрикнула, пытаясь увернуться, защититься, как-то спастись от этого человека, которого любила когда-то. Он хрипло рассмеялся:

– Стра-ашно? А ты бойся, бойся. От меня тебя ведь никто не защитит. Николь твоя не защитит. Кишка у нее тонка! И у тебя тоже. Так что, женушка, или возвращайся по добру, по здорову, или ищи спину покрепче, за которой можно было бы спрятаться, а не то найду тебя, и...

Встревоженный голос Николь пробился сквозь сон:

– Кэтрин! Кэт! Проснись, это всего лишь кошмар. Слышишь меня?

– Слышу? Да, слышу, – приподнявшись на локте, женщина испуганно огляделась: Майк спал рядом, сбросив простыню. – О, Господи...

Николь лукаво улыбнулась:

– Любимого мужа видела?

– Откуда ты знаешь? – она приходила в себя постепенно. Сердце все еще колотилось от страха, который Ник внушал ей даже будучи лишенным плоти и крови. Никогда она не перестанет бояться его...

Укрыв сына, Кэтрин вопросительно посмотрела на подругу, присевшую на край ее постели.

– Ты бормотала его святое имя, – насмешливо пояснила Николь. – Ну, и нагнал же он на тебя страха!

Кэтрин нехотя призналась:

– На самом деле все было еще ужаснее.

Перестав улыбаться, Николь погладила ее по руке:

– Ну, все уже позади. Здесь он тебя не найдет. Для этого нужно прочесать все Штаты. Вряд ли он испытывает столь горячее желание отыскать тебя. Это не в обиду, – поспешно добавила она. – Просто такая сволочь всегда найдет на чьей груди утешиться, вот что обидно! Бабы всех любят, чужое горе их не учит...

– Ты думаешь, он уже кого-то нашел?

– Да нет! Откуда мне знать?

– Наверное, так и есть. Вообще-то он нравился женщинам.

Николь процедила:

– Я же говорю! Какая-нибудь дурочка обязательно найдется.

Кэтрин боязливо покосилась на спящего сына:

– А если он захочет отыскать Майка? Чтобы вернуть его себе? Майк – его единственный сын.

– Если он захочет вырастить из него такого же подонка? – задумчиво проговорила Николь. – Тебе в отместку? Все может быть. Это уже сложнее.

Девушка с досадой поморщилась:

– И почему ты ни разу не обратилась в полицию, когда муж избивал тебя? Что за безграничное всепрощение? Нельзя было спускать это ему с рук!

Кэтрин начала беспомощно оправдываться:

– Понимаешь, я же учительница, мои дети узнали бы... Такой позор!

– Кому? – возмутилась Николь. – Это же ему позор, не тебе! Бить женщину, мать своего сына, учительницу – вот, что называется позором. Ну, ничего, ничего, – Николь похлопала подругу по руке, заметив, как сжалась Кэтрин, – все уже позади. Я уверена, что он даже не предпринимает попыток найти тебя. И Майка.

– Мне нужен человек, который смог бы меня защитить, – пробормотала Кэтрин.

Николь выпрямилась:

– Ты действительно полагаешь, что еще не нашла такого человека? Да я ему башку снесу, если он появится! У меня припрятан хороший обрез. Ему хватит.

12

В книжном магазине Николь царила особая тишина, хозяйка специально прислушивалась: в библиотеках тоже было тихо, но по-другому. У Николь не запрещалось разговаривать вслух, но когда кто-то из покупателей углублялся в книгу, она невольно начинала разговаривать тише, и остальные следовали ее примеру. Тишина опускалась внезапно, и могла быть прервана в любой момент: распахивается дверь, весело, тоненько звякает колокольчик, и голос очередного покупателя врывается в зависшее безмолвие.

За те три года, что хозяйкой магазина была Николь, сложился круг людей, которых она без натяжки считала, если не своей семьей, то очень близкими друзьями. Николь знала их вкусы, и просматривая новые каталоги, опережая возможные заказы, отмечала новинки фантастики для Джимми Фокса, книги по садоводству для миссис Клемминг, сборники современной поэзии для Клэр Барроу.

Все чаще заглядывал и Рон Коллиз, который никогда не уходил из магазина с пустыми руками. И это должно было бы радовать Николь, но у нее всякий раз возникало ощущение, будто ее оскорбили этими деньгами, которые она вынуждена была принять (не дарить же ему книги, в самом деле!). Он обязательно покупал что-нибудь для Норы, и те покупатели, а особенно покупательницы, что находились в этот момент рядом, провожали его взглядами полными умиления: «Какой заботливый отец!» Николь одобряла его выбор: Линдгрен, Марк Твен, Жюль Верн, она сама выросла на их книгах. Но даже это сходство вкусов воспринималось ею, как оскорбление. Ей не хотелось иметь с Роном Коллизом ничего общего.

И все же девушка не солгала, когда сказала Кэтрин, что в случае удачи собирается выйти замуж именно за этого человека. Это решение созрело внезапно, когда она поняла, что Рон лишил ее еще и Джастина. До этого желание отомстить не заводило Николь так далеко. Мстительница рассчитывала обойтись помощью Кэтрин, лишить его жены и дочери, которую Рон любил по-настоящему. Хотя, догадывалась Николь, и не понимал девочки, глазам которой открывался совсем другой мир, не доступный виденью Рона, и потому отрицаемый им. Ему хотелось вытянуть дочь в свою реальность, и он готов был для этого даже вырубить сад, который та любила.

«Почему же он до сих пор не сделал этого?» – спрашивала себя Николь, и с неудовольствием отвечала, что, очевидно, дело в той загадочной интуиции, которой обладает истинная любовь. Рон полагал, что будет правильным лишить девочку почвы, на которой произрастали ее фантазии, но обостренное чутье любящего отца предостерегало: вместе с ними может зачахнуть и сама Нора. И даже мысль об этом ужасала...

Приступы ненависти пытались склонить Николь к мысли, что худшим (и самым справедливым!) наказанием для Рона Коллиза будет смерть дочери. Обрек же он саму Николь на то, чтобы пережить смерть обоих родителей и остаться в одиночестве! Но стоило ей представить теплые, грустные глаза девочки, она приходила в ужас оттого, что могла вообще допустить эту мысль. Ребенок не должен лишаться жизни даже из-за того, что его отец уничтожил целую семью... Но лишиться самого ребенка этот отец все-таки должен.

Как отнять у Рона Коллиза дочь – эта мысль теперь владела Николь неотступно. Она присматривалась к Кэтрин: удастся ли убедить подругу выступить на бракоразводном процессе и засвидетельствовать, что Рон бил свою дочь, издевался над женой, и прочее, прочее... Ее слова могли бы опрокинуть Коллиза на обе лопатки, лучшего свидетеля не найти, ведь прислуга в их доме работает годами, и насколько удалось разведать Николь, все эти горничные и кухарки чуть ли не влюблены в своего хозяина. Но и ни о каких грязных историях тоже, к сожалению, слышно не было...

Кэтрин, проработавшая в этом доме уже дней десять, тоже ничего предосудительного до сих пор не заметила. Послушать ее, так Рон Коллиз просто рыцарь без страха и упрека!

– Да, про рыцарей Круглого стола. У вас есть такая книга?

Стоявший перед ней мальчик повторил просьбу, похоже, уже в третий раз, а Николь никак не могла понять, чего он от нее хочет.

– Извини, – пробормотала девушка, очнувшись. – У меня есть просто превосходная книга о временах короля Артура. Погоди минутку...

Пока продавщица искала, за спиной призывно звякнул колокольчик, и Николь, еще не обернувшись, всей кожей почувствовала приближение Рона Коллиза. Если б ее тело было покрыто шерстью, то сейчас вдоль хребта поднялся бы гребень...

Сняв с полки книгу, девушка растянула губы в улыбке, и, обернувшись, посмотрела Рону прямо в глаза.

– Привет, Николь! – глаза мужчина так и сияли.

«Прирожденный воин, – решила она. – Предчувствие схватки делает его счастливым. О том, что предстоит настоящая битва еще не догадывается, а то прыгал бы до потолка...»

– Как дела, Рон? – отозвалась Николь, и, не дожидаясь ответа, отвернулась к мальчику. Впрочем, и вопрос-то был риторическим...

Раскрыв книгу, продавщица продемонстрировала поклоннику рыцарства выразительные иллюстрации, схемы построения средневековых замков, и даже кое-что зачитала вслух, чтобы малыш смог проникнуться духом повествования. И все это время Рон стоял рядом с ними и улыбался, слушая декламацию Николь.

«Ему смешно! – задохнулась девушка от ненависти. – Тупой урод! Думает, будто я все забыла или вообще не догадываюсь, что это он погубил мою семью... Джастина отнял... Но я напомню ему. Так напомню, что он этого уже вовек не забудет!»

– Вам удается ладить с детьми, – одобрительно отозвался Рон Коллиз, когда маленький покупатель убежал, прижимая к животу книгу.

Николь отозвалась сухо:

– Я хорошо помню себя ребенком.

– Вы были прелестным ребенком!

«Сейчас я чем-нибудь его ударю!» – она поискала глазами что-нибудь потяжелее.

– А выросли настоящей красавицей!

– Неужели? – процедила Николь. – Это моя мать была красавицей. По крайней мере, так все говорят... А я ведь больше похожа на отца.

Он подхватил с такой легкостью, будто речь шла не о тех людях, которым разбил жизнь:

– Это верно. Но в вас чувствуется ее шарм. Нет, Николь, все не так! Это ваш собственный шарм. При чем здесь ваша мать?

– Ах, так она уже и ни при чем?!

Почти не сознавая, что делает, Николь, размахнувшись, ударила ладонью по вазочке с простыми цветами, которые принес ей утром Джефф Баковски – молодой, прыщавый учитель физкультуры, уже с год очень трогательно ухаживавший за Николь. Керамика раскололась о стену с глухим звуком, но и его оказалось достаточно, чтобы все в магазине вздрогнули и, замерев, уставились на хозяйку.