Текст книги "Запретные страсти"

Автор книги: Натали Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Кэтрин покосилась на подругу с недоверием:

– Ник всегда считал меня размазней. В общем-то я такая и есть... А вот, когда я впервые увидела тебя, мне показалось, что ты как раз очень решительная и независимая.

– Как трехцветная кошка, – непонятно отозвалась Николь и рассмеялась. – Нет, это как раз не я. Если б я была такой, то сейчас жила бы в Нью-Йорке. Потому что Джастин искал в женщине именно это. Как оказалось...

– Он... – начала Кэтрин и не смогла произнести этого. Просто язык не повернулся.

Но Николь уже кивнула:

– Он уехал с другой. Она – его агент. Она и вытащила его отсюда. Я не смогла этого, – девушка усмехнулась. – Как далеко увела нас Нора! Я же говорила, что это очень необычная девочка...

5

Рон Коллиз разрешил Кэтрин приводить на занятия и Майка, рассудив, что дочери не повредит общество малыша, но в первый раз Кэтрин отправилась на их виллу одна. До этого дня учительница не виделась ни с Роном, ни с его женой Маргарет, и это казалось несколько необычным. Все было оговорено или через Николь, или по телефону, и это заставляло Кэтрин думать, что девочке Коллизов было от кого унаследовать странность.

Впрочем, говорила она себе, пока я не увидела их всех своими глазами, нельзя судить ни о чем. Да и когда мы встретимся, лучше не спешить с выводами. Некоторые люди и самих себя не узнают, как следует, за целую жизнь, где уж другим...

Устремленная к небу вилла Коллизов несколько возвышалась над Вайтстоуном, словно эта семья взяла на себя труд присматривать за жизнью горожан. А вот вмешаются ли они, если потребуется помощь, этого Кэтрин пока не знала. С недавних пор ей претила мысль о чьем-либо покровительстве, потому что сейчас смысл ее существования заключался в том, чтобы выжить без помощи других людей. Особенно – более сильных, более богатых, более влиятельных.

И еще. Она приняла некое подобие помощи от Николь, невозможно же было отвергать вмешательство самой жизни! Но Кэтрин ни за что не согласилась бы на поддержку мужчины. Мужчины, как такового... Женщина не хотела думать, что, благодаря Нику, сделалась феминисткой, но собиралась перестать быть размазней. Хотя бы в собственных глазах...

«Архитектор явно был истовым католиком, – усмехнулась Кэт, разглядывая узкие, островерхие башенки дома, куда ей предстояло войти. – Если и внутри все пропитано этим духом, то у Норы не слишком веселое детство. Да это уже и понятно... От хорошей жизни дети не становятся диковатыми».

Но сад, куда Кэтрин вошла, еле дыша после крутого подъема, покорил своей буйной неухоженностью. Здесь не было ни подстриженных кустов, ни геометрически правильных клумб, все росло, как росло, и это, видимо, никого не раздражало. Такое зримое присутствие вольного духа подбодрило новую гувернантку. Она задышала ровнее, и пошла быстрее, широко размахивая руками, хотя обычно двигалась несколько скованно, постоянно помня о том, что Ник считает ее неуклюжей.

Перекликающиеся в ветвях, спрятавшиеся от глаз птицы, и переплетения теней, в которых дрожали солнечные пятна, и свежая, тонкая, не оглушающая смесь ароматов, все это проникало сквозь кожу Кэтрин, наполняя все ее существо ликованием, не имеющим объяснения. Захотелось запеть, чего она не делала уже несколько лет... Да с тех пор, как вышла за Ника замуж! Мужа раздражал ее голос. Все в ней раздражало его. Особенно то, что она была его женой. Почему она мирилась с этим столько лет?

Шаловливо оглядевшись, женщина запела вполголоса песенку Уитни Хьюстон, и, запрокинув голову, улыбнулась яркому небу.

«Вот оно – счастье!» – неожиданно подумалось ей, хотя ничего особенно радостного пока не произошло, и предстояло встретиться с незнакомыми, судя по всему, довольно непредсказуемыми людьми, которым необходимо было понравиться, чтобы получить работу, и не умереть от голода вместе с Майком. Но ведь ощущение счастья зачастую не привязано к каким-либо событиям, оно просто витает в воздухе, и, то и дело, опускается на кого-то солнечной пыльцой... И ты помнишь то, что снизошло на тебя так внезапно, целую жизнь.

Когда молодая женщина подошла к крыльцу, ее радость несколько померкла, вытесняемая утренним волнением, улетучившимся было в саду. Теперь все вернулось, и новая учительница со страхом смотрела на дверь, напоминающую плитку молочного шоколада.

«Это необходимо сделать», – удрученно напомнила она себе, и протянула руку к большому медному кольцу, намереваясь возвестить о своем приходе стуком. Но ее опередили. Дверь распахнулась, заставив Кэтрин слегка шарахнуться, и высокий, загорелый мужчина с пепельным от седины ежиком волос широко улыбнулся, выйдя навстречу. Но первые слова его были обращены явно не к Кэтрин.

– Я ведь говорил тебе, что это вовсе не фея. Миссис Малз, если не ошибаюсь?

– Кэтрин Малз, – согласилась она. – Мистер Коллиз? Я не опоздала? Подъем дался мне труднее, чем я полагала. Но это ничего, – тут же заторопилась Кэтрин, – я люблю ходить. Это полезно, и...

Заметив поодаль за его спиной девочку лет восьми, она быстро переключилась на нее:

– А ты, наверное, Нора? Привет! Почему ты приняла меня за фею?

Нора выступила вперед и застенчиво улыбнулась:

– Ты пела. Мне однажды приснилась фея, которая танцевала и пела в нашем саду.

– Я не танцевала, – смутилась Кэтрин.

Усмехнувшись, Рон Коллиз пригласил ее жестом:

– Прошу в дом! Моя жена сейчас спустится.

Бросая осторожные взгляды по сторонам, Кэт прошла за ним в светлую гостиную, где были распахнуты все окна, и ветер то и дело начинал забавляться букетами, расставленными по всей комнате. Как маленький безмолвный страж, девочка шла позади гувернантки, и явно присматривалась к ней.

«Но вот странно! – подумала Кэтрин. – Ощущения неловкости не возникает».

Она еще помнила, как начинала спотыкаться, когда чувствовала, что Ник наблюдает за ней, и все валилось у нее из рук, хотя в его отсутствие Кэтрин все делала быстро и ловко.

«Он действовал на меня, как удав», – было неприятно, что о муже вспоминается только плохое, лучше бы не думать о нем вообще.

– Присаживайтесь, миссис Малз.

– Кэтрин, если можно.

– Отлично! Кэтрин, – хозяин дома уселся в кресло напротив, расставив крепкие колени, не прикрытые светлыми шортами, а девочка опустилась на подлокотник, прижавшись к отцовскому плечу. – Итак, Кэтрин, это Нора, как вы уже поняли. Меня зовут Рон, мою жену – Маргарет.

– Да, я знаю, – кивнула Кэтрин, – глупо скрывать, что Николь уже рассказала мне кое-что о вас.

Лицо мужчины на мгновенье застыло, будто он кого-то увидел за спиной гостьи.

– Николь...

Он не закончил фразу, будто не нашелся, что добавить к этому имени, и Кэтрин пришлось подхватить:

– Да, Николь назвала мне ваши имена. Это она предложила мне эту работу.

– Я знаю. Скажите, Кэтрин, вы давно знакомы с Николь Роджерс?

– Что вы! Всего несколько дней. Я недавно в Вайтстоуне.

– Прекрасно, – пробормотал Рон, не пояснив к чему это относится. – И что же Николь еще интересного рассказала вам про... про нас?

– Только то, что ваша бывшая гувернантка скоропалительно вышла замуж, и потому оставила это место, – ответила Кэтрин твердо, чтобы не возникло желания пытать ее дальше.

Нора шевельнулась:

– Она была злой.

– Не говори так, милая, – попросил отец. – Кэтрин может подумать, что ты осуждаешь эту девушку.

Вскочив, девочка сжала кулачки:

– Но ведь она была злой! Она пнула Джерри.

– Это собака, – пояснил Рон и усмехнулся. – Честно говоря, Джерри частенько вынуждает дать ей под зад, так что не удивительно...

– Но ты ее не пинаешь! – не унималась Нора.

Кэтрин сочла нужным пообещать:

– Я не трону Джерри. Надеюсь, она не укусит меня первой, и мне не придется отбиваться.

Посмотрев на нее с изумлением, девочка слегка приподняла подбородок и заверила:

– Джерри никогда не трогает фей.

– А их у вас много? – вырвалось у Кэтрин.

Рон хмыкнул и пробормотал что-то вроде: «Если бы...», но его дочь ответила вполне серьезно:

– По ночам много. Они танцуют на лужайке перед домом. Очень красиво.

– А кто им играет?

Выпуклый лобик наморщился:

– Играет?

Кэтрин уточнила:

– Они ведь танцуют под музыку?

Словно с трудом припоминая, Нора ответила ей не сразу:

– Под музыку... Только я ни разу не видела, чтобы кто-то им играл. Музыка сама звучит. Она... она льется прямо с неба!

– Прекрасно, – опять пробормотал Рон. – Итак, вы уже представляете всю картину, не так ли, Кэтрин?

– В общих чертах...

– Особых трудностей возникнуть не должно, – заверил мужчина, – конечно, если учитывать... Ну, вы понимаете. Нора – довольно способная девочка, да, малышка? Хотя и чертовски ленивая на мой взгляд.

За спиной Кэтрин раздался негромкий голос:

– Ты просто многого требуешь от нее, Рон.

– Привет, Маргарет, – бесстрастно произнес хозяин дома, но лицо его будто окаменело. – Познакомьтесь, Кэтрин, это моя жена. К твоему сведению, Маргарет, я вообще ничего не требую. Тем более от Норы.

Маргарет Коллиз наводила на мысль об осеннем дожде. В ней была та же неспешность, и та же грусть, и некоторая холодность, возможно, только оттого, что она была слишком поглощена своей грустью.

«Для которой должны быть причины... Ее девочка нездорова, этого уже достаточно», – решила Кэтрин, хотя помнила матерей инвалидов, которые были полны энергии и решимости научить своих детей вести полноценную жизнь. А эта девочка, Нора, не производила впечатления совершенно неадекватного ребенка.

Закурив вставленную в мундштук тонкую сигарету, Маргарет опустилась на банкетку возле окна и почти отвернулась от происходящего в комнате. Длинные темные волосы отчасти закрывали ее лицо, и Кэтрин так и не удалось разглядеть эту женщину как следует. У нее осталось ощущение чего-то смутного, неуловимого...

Рон проследил за женой, не произнеся ни слова, затем снова обратился к Кэтрин:

– Насколько я понимаю, у вас нет рекомендаций, но я их и не требую. Если я сочту, что ваши методы преподавания и воспитания неприемлемы для моей дочери, то мы с вами расстанемся, вы должны понимать это. Но я уверен, что все сложится просто прекрасно!

– Я тоже уверена, Рон, – ответила Кэтрин, хотя в тот момент не была уверена ни в чем.

6

Первым делом Нора потащила учительницу в беседку, спрятанную в другом конце сада, мимо нее Кэтрин не проходила. Та самая Джерри, большая, пятнистая псина, («Кажется, это сенбернар», – подумала Кэтрин), которая донимала предыдущую гувернантку, сопроводила их до места назначения, и завалилась на траву. Взгляд ее постоянно плачущих, с опущенными краешками глаз, не вызвал у Кэтрин содрогания, хотя до этого ей редко приходилось иметь дело с собаками. Особенно большими. Но Джерри принадлежала Норе, и это словно окружало собаку теплым ореолом особенности, непохожести на других.

– Здесь я слушаю, – сообщила девочка, выпустив руку гувернантки, и устроившись на широкой, потемневшей от времени скамье.

Стряхнув сухие листики, Кэтрин присела рядом и осторожно спросила, понизив голос:

– А что ты слушаешь, Нора?

– Музыку, – ответила та, покосившись на женщину с непониманием. – А ты разве не слышишь?

Кэтрин прислушалась. Другие птицы пели теми же голосами и с той же радостью, деревья напевали свои летние баллады... Может, она эту музыку и имела в виду?

– Да нет же! – Нора нетерпеливо заерзала. – Я же о настоящей музыке говорю! Скрипки, рояль... Ты что, тоже их не слышишь?

– Как жаль, – вырвалось у Кэтрин. – Наверное, у меня что-то не в порядке со слухом. Как мне хотелось бы послушать эту музыку!

Девочка повернулась и требовательно всмотрелась в лицо учительницы. Длинные прямые волосы, которые были гораздо светлее материнских, свисали вдоль загорелых щек, но не придавали лицу ребенка унылого выражения. Оно было вдохновенным и задумчивым, не веселым, но и не таким трагически-печальным, как у Маргарет.

– Но ты мне веришь, что я-то слышу?

– Конечно, – немедленно подтвердила Кэтрин. – Нора, ты, наверное, будешь композитором! Они все с детства слышали ту музыку, которую никто еще не написал.

У девочки просияли глаза. Они были большими, серыми, но очень яркого оттенка.

– Композитором! Никто еще не говорил мне этого! А ты научишь меня играть на рояле?

– А ты не умеешь? – Кэтрин была обескуражена. – Как же ты слышишь, если... Я думала, сперва нужно научиться играть самой... Впрочем, – на миг задумавшись, возразила себе женщина, – это глупость – то, что я сказала. Если в тебе звучит музыка...

Нора оборвала ее:

– Но она звучит не во мне, а вокруг!

– Хорошо, – покорно согласилась Кэтрин. – Беда в том, Нора, что я тоже не умею играть на рояле. Вот незадача... Я могу преподавать тебе только обычные школьные предметы. А для этого твоему отцу придется нанять учителя музыки. Мне жаль...

Нахмурившись, девочка сползла со скамьи и отвернулась, присев на корточках. Ее голос зазвучал угрюмо:

– Папа хочет, чтобы меня учила Николь. А мама этого не хочет.

– Николь умеет играть на рояле? – удивилась Кэтрин, и тут же вспомнила, что в доме, где теперь жили и они с сыном, действительно есть фортепиано. Однако Николь ни разу даже не подняла крышки...

Снисходительным тоном Нора заверила:

– Она лучше всех играет. Правда, я только один раз слышала, но папа говорит, что Николь еще в детстве мечтала стать пианисткой. Жалко, что не стала, правда?

– Правда, – машинально отозвалась Кэт. Она пыталась представить Николь на залитой светом сцене, и соглашалась с тем, что это было бы великолепно.

Нора произнесла уже с меньшим восторгом:

– Мама тоже умеет играть, только папа запрещает ей учить меня.

Кэтрин очнулась:

– Запрещает? Почему?

– Ну, почему! – девочка вскочила, откинув волосы, и неспешно прошлась по беседке. – Потому что она не так уж хорошо играет. А папа говорит, что у меня должно быть все самое лучшее.

Кэтрин призналась:

– Не думаю, что я самый лучший учитель в мире.

Губы Норы исказила взрослая усмешка:

– На это он согласен.

– А почему твоя мама не хочет, чтобы тебя учила Николь?

Нора остановилась:

– Неужели непонятно? Папа же до смерти влюблен в Николь!

Обратно Кэтрин возвращалась, едва волоча ноги от усталости, хотя теперь приходилось спускаться со склона. Информация, полученная в доме семейства Коллиз давила на Кэтрин так, будто она вручную вскопала весь их огромный сад. Рон влюблен в Николь, и об этом знают все, вплоть до маленькой девочки.

И сама Николь тоже, конечно, знает... Можно ли не догадываться о таком? Почему же она не предупредила? Впрочем, что это меняет для гувернантки маленькой Норы?

– Ты не сказала мне, что именно ты была причиной того, что Рон Коллиз поселился здесь, – заметила Кэтрин уже за ужином, который сама приготовила, поборов усталость. И достала припасенную бутылку вина. Надо же было как-то отпраздновать первый рабочий день.

Николь подняла голову, и заметно поморщилась:

– Ты уже в курсе... Нора проболталась?

Майк хихикнул, прислушавшись, потом включил телевизор, и уставился на экран. Комнату тотчас наполнили звуки взрывов и автоматных очередей.

– О, только не война, Майк! – взмолилась Николь. – Умоляю тебя!

Он тотчас начал кривляться:

– А лучше чомк-чмок?

– Ну, хоть посмотреть, – пробормотала Николь.

Согласившись про себя, но не произнеся ни слова, Кэтрин решительно забрала у сына пульт и выключила телевизор. Убрав пульт подальше от парнишки, она заговорила о девочке:

– Не настолько уж эта Нора и странная.

Губы Николь горько искривились:

– Тебя поразила ее проницательность? Ты обманулась, Кэтрин.

– Что ты имеешь в виду?

– Рон Коллиз вовсе не влюблен в меня.

Кэтрин переспросила с недоверием:

– Нет?

Отправив в рот кусочек мяса, Николь отпила вина, и только тогда качнула головой:

– Нет. Скорее, он ненавидит меня.

– Ненавидит?! Да что ты... За что?

– За то, что я – живой укор его совести.

– Господи, Николь, не тяни! – взмолилась Кэтрин. – Что такого вы сделали друг другу?

Девушка аккуратно опустила на тарелку нож с вилкой, и медленно проговорила:

– Рон Коллиз разорил моего отца, и стал причиной его смерти. Не смотри так, это не было убийством. Инфаркт. Но по его вине.

– О боже...

– А все потому, что Рон Коллиз... Как же я ненавижу это имя!

Резко отодвинув стул, Николь встала и отошла к окну. Последние лучи солнца, пробивавшиеся сквозь неприкрытые жалюзи, окрасили ее облик печалью. Кэтрин подумалось, что эта девушка не просто живет в этом доме, она связана с этим городом, с этой землей всем своим существом.

Глядя на темнеющее, спокойное море за окном, Николь бесстрастно проговорила:

– Так вот, Рон безумно любил мою мать. Не люблю это слово, но какое-то безумие в их отношениях действительно было...

Откинувшись на стуле, Кэтрин только простонала: «Николь...»

– Иначе она не натворила бы того, что сделала, – сухо добавила Николь. – Мама ушла к Рону, когда мне было года три. Потом поняла, что сойдет с ума без меня.

– Отец не отдавал тебя?

– Об этом и речи не было. Рон сам не хотел, чтобы я жила с ними. Он был моложе моей матери, и, судя по всему, вообще еще не помышлял о детях... Это сейчас он на свою Нору не надышится... И тогда мама вернулась к отцу. Но и без Рона жить не смогла. Вообще не смогла жить. Вот так-то.

– Извини, я и не подозревала...

– Конечно, откуда? А Рон не простил отцу того, что моя мать все же вернулась к нему. У него большие связи в мире бизнеса, он знает все механизмы. Он пустил наш издательский бизнес по ветру, точнее, просто перекупил наше издательство, только этот книжный магазинчик и остался. Поэтому я так привязана к нему, понимаешь? – дрогнул голос. – Поэтому не могу уехать отсюда...

Кэтрин скомкала салфетку:

– Но зачем... Зачем ты меня туда...

Справившись с собой, Николь пояснила:

– Из-за Маргарет.

– А она-то тут при чем? – не поняла Кэтрин.

Лицо Николь напряглось еще больше:

– Я хочу, чтобы он... Чтобы она... Словом, мне хотелось, чтобы ты поделилась с ней, как вырваться из-под этого чертова пресса, именуемого Рон Коллиз!

7

Он опять позвонил ночью. Еще не сняв трубку, Николь с насмешкой подумала: «Похоже, днем Мэг просто держит его за рукав! Не затекла ли у него рука?»

На этот раз девушке не пришлось пробиваться сквозь пелену снов, она еще и не засыпала, хотя и пыталась. Но разговор с Кэтрин взбудоражил и разозлил, оживив в памяти все, о чем Николь не позволяла себе думать часто. Она даже научилась делать вид, что Рон Коллиз не вызывает в ней ненависти, что они даже могут общаться с ним, как друзья. Или почти друзья...

И он тоже заглядывал в ее магазинчик на правах старого приятеля, и уговаривал давать уроки дочери, ведь в Вайтстоуне не найти более одаренного музыканта, чем Николь. И оба в эти минуты думали о той, от кого Николь унаследовала эту музыкальность.

Те, кто был в курсе их драмы, пространно рассуждали о благородстве сердец, умеющих прощать обиды. Никто и не подозревал, что именно Коллиз пустил по ветру семейство Роджерсов. Старожилы умилялись тому, как трогательно заботится о сироте человек, когда-то любивший ее мать...

– Джастин? – спросила девушка, не сомневаясь.

Его же голос прозвучал неуверенно:

– Не бросишь трубку?

– Что, не спится, Джастин? Волнуешься перед выставкой?

– Немного. Хотя это не имеет смысла. Я написал картины, я продумал, как их разместить, даже подсветку сам организовал. Пригласил, кого надо... Что я еще могу сделать?

Николь посоветовала:

– Выспаться.

– Как раз это мне никак не удается... Я все думаю о нашем последнем разговоре...

– Похоже, ты думаешь о нем только, когда Мэг ослабляет свою хватку...

Ей показалось, что собеседник поморщился:

– Не надо о Мэг. Я скучаю по тебе, Николь. «Что же мешает тебе вернуться?!» – крик застрял в горле, девушка понимала, что не имеет права выпустить его наружу. Ведь он прозвучал бы упреком Джастину, которому, похоже, и так не по себе. А перед первой в жизни выставкой совсем ни к чему терзаться упреками... И она ответила:

– Я тоже скучаю, Джастин.

Иначе он обиделся бы. Но следом Николь добавила, чтобы все расставить по своим местам:

– Но это ничего не значит. Теперь у каждого из нас своя жизнь.

– Тебе нравится эта жизнь?

Вспомнив, что он сам называл ее неисправимой оптимисткой, Николь бодро заверила:

– Я вообще люблю жизнь, ты же знаешь. Что-то меняется в ней, уходит, приходит, но жизнь все равно остается самым интересным из всего, что нам дано.

В его голосе прозвучало разочарование:

– Оказывается, Мэг права: ты уже забыла меня.

Николь вспыхнула:

– Только не впутывай сюда Мэг! Это не я втянула ее в наши отношения с тем, чтобы она погубила их.

– Ты ненавидишь ее?

– Ненавижу? Нет, – девушка сразу подумала о Роне Коллизе. – Если говорить о моей ненависти, то она распространяется только на одного человека.

Несколько секунд Джастин молчал, потом холодно поинтересовался:

– На меня?

– Ну что ты! – Николь рассмеялась. – Как ты мог подумать такое?

– Я ведь предал тебя, – заметил мужчина, не щадя себя. – Я должен был остаться с тобой, а я рванул за Синей Птицей...

– Ну, похоже, ты поймал ее!

– Разве похоже? Мой голос дрожит от счастья?

– Не жалуйся, Джастин. Ты получил то, что хотел, чего тебе еще не хватает? Ты стоишь на пороге славы и богатства, и рядом с тобой шикарная женщина!

– Николь!

Даже по голосу чувствовалось, что молодого художника так и перекосило. Но Николь уже надоело жалеть его. Он-то ведь только делал вид, будто жалеет. Все его слова скорее безжалостны.

– Что такое, Джастин? Я в чем-то не права? В какой именно части, не подскажешь?

– Ты во всем права, – отозвался он глухо. – Я просто подонок.

– Ну, зачем так-то уж...

– Ты никогда не простишь меня?

От боли стиснув кулаки, девушка весело спросила:

– Зачем тебе понадобилось мое прощение? Ты без него спать не можешь? Хорошо, я прощаю тебя, Джастин. Спокойной ночи.

– Так просто?

– А нужно было устроить какой-то обряд? У меня что-то опять отказывает воображение...

Но Джастин заговорил о другом:

– Ты приедешь? На открытие выставки?

– В Нью-Йорк? – от удивления Николь даже расслабилась. – Ты с ума сошел!

– Но ты ведь обещала в прошлый раз.

– Обещала? Разве? Что-то я такого не помню.

Джастин упрямо повторил:

– Ты обещала.

– А если и обещала, хотя я этого не помню, то сейчас это просто невозможно.

Голос Джастина взлетел и едва не сорвался:

– Что?! У тебя кто-то появился?

Она улыбнулась, представив мордашку Майка и распахнутые, лучистые глаза Кэтрин.

– Появился, – согласилась она. – И пока никак я не могу отлучиться из дома. Может быть, я приеду на следующую твою выставку.

Джастин мрачно усмехнулся:

– Если она будет.

– А что может помешать?

– Видишь ли, – у него загрубел голос, – как оказалось, с выставкой все удалось вовсе не по волшебству.

Николь встревожилась:

– Что ты имеешь в виду?

– То, что в этом деле замешаны деньги. Неплохие деньги. А я и не подозревал.

– Мэг нашла мецената? – Николь едва не рассмеялась, представив, как провернула это его блондинка с кошачьим телом. Но Джастину она и намекать на это не стала: – Ну, и что в этом плохого?

Послышался резкий смешок:

– Но я-то полагал, что благодарить нужно только мой незаурядный талант!

Девушке захотелось прижать его лохматую голову и погладить, успокоить, заверив, что его талант истинно незауряден и велик. Однако сделать это по телефону было трудновато...

И Николь лишь строго сказала:

– Не гневи Бога. Ты ведь знаешь, как ты талантлив.

– Правда? – мужчина сразу обмяк. – Спасибо, милая, только ты меня и ценишь. А я – скотина подлая...

– Это правда, – согласилась молодая женщина.

– А он, кстати, мог бы захватить тебя с собой. У него ведь личный самолет, насколько я...

Николь перебила:

– У кого? О ком ты говоришь?

– Об этом чертовом меценате! Нет, спасибо ему, конечно... А я не сказал? Это Рон Коллиз. Ты ведь его знаешь?

– Рон Коллиз устроил твою выставку?

Она не могла поверить в это. В голове все разом смешалось и зашумело, даже пришлось откинуться на подушку. Рон Коллиз... Опять он... Господи, что это значит?!

У нее вырвалось:

– Черт бы побрал твою Мэг! Она не могла обратиться к кому-нибудь другому?!

Джастин удивился:

– Да что с тобой, милая? Она, кстати, и не обращалась к нему. Это он позвонил ей, когда мы все еще были в Вайтстоуне... Хорошее было время, правда? Лучшее в моей жизни.

– Замолчи, Джастин!

...Море еще выглядело сизым от холода, как струйка дыма, которую Николь бережно выпустила изо рта. Сегодня сигареты опять не помогали, она докуривала уже четвертую, а пальцы все также нервно подрагивали. Ночные разговоры с Джастином не проходили бесследно.

Снова и снова девушка пыталась разобраться, зачем Рону понадобилось вкладывать деньги в художника-абстракциониста, ведь насколько ей было известно, Коллиз вообще плохо разбирался в живописи, а современную не понимал вообще. И раз за разом все сводилось к тому, что дело было только в личности художника, слывшего близким другом Николь Роджерс. Слишком близким и слишком любимым, чтобы Рон Коллиз мог позволить этому счастью существовать на одной земле с ним.

«Он дал ей денег только, чтобы она увезла Джастина, привязала к Нью-Йорку, а я опять увязла в своем одиночестве, – Николь закусила согнутый палец, но слезы уже успели пробиться, и в носу горячо защипало. – Рон не перестанет меня ненавидеть, пока я не уеду отсюда... Он ведь сам, кажется, не собирается переезжать... Но как я могу? И куда?»

– Что стряслось?

Шепот Кэтрин заставил Николь быстро вытереть щеки и широко улыбнуться:

– Ты уже проснулась? Прости, идиотский вопрос... Доброе утро.

– Доброе, – отозвалась Кэтрин встревожено. Она стояла в дверях в одной сорочке и не решалась выйти на продуваемое крыльцо. – Это Джастин звонил? Я слышала сквозь сон... Погоди, я накину что-нибудь.

Николь потушила сигарету:

– Не надо. Здесь слишком холодно. Пойдем лучше выпьем кофе.

«Сказать ей? – усомнилась девушка. – Но если я слишком настрою Кэтрин против Рона, сумеет ли она скрыть это? Мне удается. Интересно, какой повод он дал своей жене, чтобы та думала, будто он влюблен в меня?»

На кухне Кэтрин снова спросила о Джастине, но Николь ответила коротко: да, это он звонил. Приглашал на выставку.

– Съезди! – предложила Кэтрин. – А мы с Майком покараулим дом. С завтрашнего дня он выходит в школу, я уже договорилась, так что тебе не придется больше брать его с собой в магазин.

Усадив Николь за стол, как больную, женщина принялась хлопотать на кухне, которую освоила лучше, чем хозяйка.

«Прирожденная хозяйка, – подумала Николь одобрительно. – Ее муж, похоже, полный идиот! Зато сын получился на славу. Вот что странно!»

Она улыбнулась, думая о Майке:

– Ему там интересно. Он – башковитый мальчишка, ты еще гордиться им будешь.

– Я уже им горжусь, – отозвалась Кэтрин. – Хотя это, может, и не по-христиански, но ведь он – единственный, кто хотел вступиться за меня.

– Убийцей он не вырастет, – заверила Николь, хотя не могла знать этого наверняка. Но о Майке ей хотелось думать только самое хорошее.

«А, может, и стоит съездить? – мелькнула отчаянная мысль. – Не с Роном, конечно, а самостоятельно. Преподнести этой скотине сюрприз. Наверняка ведь Рон там будет, не может же он не похвастаться тем, что осчастливил бедного художника... И пусть попробует объяснить мне, зачем выслал Джастина из Вайтстоуна!»

Втянув терпкий аромат кофе, Николь улыбнулась своим мыслям, но произнесла вслух:

– Посмотрим. Я съезжу, если Джастин позвонит еще раз.

8

Кэтрин была рада, что удалось сразу же устроить Майка в школу и не пришлось брать его с собой в этот странный, и теперь неприятный ей дом. С одной стороны, Рон собирался платить неплохие деньги, что было очень важно, вряд ли Кэт могла бы заработать столько где-нибудь в другом месте.

Но, с другой, в роли Немезиды ей было не по себе. Она и своему мужу вряд ли стала бы мстить, Николь же вынуждала ее заставить заплатить по счетам совершенно незнакомого человека. Вполне симпатичного на первый взгляд... Конечно, Николь от него настрадалась, но при чем тут она, Кэтрин?

«Я собираюсь не наказывать Рона, а помочь Маргарет, – убеждала себя женщина, и тут же вспоминала, что как раз хозяйка дома понравилась ей меньше других обитателей Замка на горе, как называла Кэтрин про себя дом Коллизов. – Даже не так! Я буду заниматься с Норой. А остальное... Как получится».

Всего несколько дней она отдохнула от службы, но привычка поспать утром подольше уже образовалась, и Кэтрин еле разлепила глаза, услышав звонок. И сразу же поняла, что это не будильник, а телефон. Звонили явно не ей, и можно было устроиться поудобнее и подремать еще с часок, но голос Николь за стеной то взлетал тревожными всплесками, то пугающе затихал, и Кэтрин не удавалось отрешиться от того, что происходило рядом.

Этот неведомый, совершенно непонятный Джастин... Как он мог оставить Николь ради... Да ради кого угодно! Ведь он же художник, неужели его не очаровали тонкие, нежные черты лица, блестящие черные глаза, красивые руки? Как можно было увидеть и остаться равнодушным ко всей этой красоте?

Мысли Кэтрин перескочили на Рона: а как можно это ненавидеть?! Может быть, Николь ошибается, и Рон вовсе не испытывает к ней ненависти? Конечно, его гложет чувство вины, ведь он погубил родителей этой девушки, но ненависть... Это совсем другое...

«Ненавижу ли я Ника? – спросила себя Кэтрин, продолжая лежать в постели и рассматривая потолок, уже заметно проступивший из ночной тьмы. – Я боялась его, не хотела видеть... Но ненависть предполагает пожелание другому человеку самого плохого, может, даже смерти. Я не желала ему смерти, иначе... Сделала бы я это, если б решила, что Ник не должен больше осквернять эту землю? Не знаю. Ни о чем нельзя сказать наверняка, пока ты не испытал этого...»

Услышав, что голос Николь затих, Кэтрин выждала еще немного, потом осторожно, чтобы не разбудить сына, поднялась, и на цыпочках вышла из комнаты. Она нашла новую подругу на крыльце, бессильно сгорбившуюся, вцепившуюся в сигарету, которая ничем не могла ей помочь. Замерев позади, женщина несколько секунд с состраданием разглядывала опущенные плечики, склоненную тонкую шею, поджатые к груди колени. В этот момент она впервые в жизни почувствовала себя старшей сестрой, и ей захотелось помочь Николь чего бы это не стоило...

...На этот раз Нора, опять сопровождаемая Джерри, встречала гувернантку уже у ворот, за которыми начинался тот запущенный сад, что так очаровал Кэтрин накануне.

«Чье это решение – оставить такую первозданную дикость? – спросила она себя, издали улыбнувшись Норе. – Рон так захотел или Маргарет? В чьей душе живет эта страсть к воле?»

– Сегодня вы не поете? – в голосе девочки явственно слышалось разочарование, но собака приветливо ткнулась носом в руку Кэтрин, и ей пришлось погладить широкий, теплый лоб.

Норе она тоже ответила упреком: