Текст книги "Развод по любви (СИ)"

Автор книги: Натали Лавру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 20. Спасение утопающих

Следующие пару недель от Кости не было ни слуху ни духу. Вроде хорошо, но я по привычке ждала, что он явится ко мне со своими признаниями и виноватыми глазками.

Но нет. Тишина.

Не сказать, что затишье меня прям так уж беспокоило, но, зная Костю… Либо он пошёл пабабам-пабабам, либо погрузился в работу, либо убивается чувством вины.

Ответ на свои предположения я вскоре получила. От Глеба, бывшего Костиного друга.

Может, мне удалить страницу в сети к чертям? А то любой встречный-поперечный может меня найти.

«Привет, Наташа. Что у вас с Костей случилось? Куда он пропал?»

Пишу: «Мы в разводе. Я не знаю, что с ним».

«Я встретил Костиного начальника. Тот ответил, что Костя разбил машину в хлам и появлялся на работе в невменяемом состоянии, поэтому его отправили в принудительный отпуск на месяц. Я не могу до него дозвониться третий день», – прилетело мне в ответ.

И тут мне стало страшно.

«Я сейчас еду к нему. Если не откроет, вызову спасателей», – написал Глеб вдогонку к предыдущему письму.

«Я тоже приду. Не надо спасателей. У меня где-то были запасные ключи», – ответила я ему.

Идти мне не хотелось, но как-то нехорошо, если из-за меня Костя с собой что-нибудь сделал.

В позапрошлом году нас затопило, потому что сосед сверху вскрыл себе вены и забыл перед смертью выключить воду в ванной.

Мне не хочется верить, что Костя такой же дурак, но проверить не помешает.

***

К счастью, обошлось без потопа, и Костя просто валялся дома на полу пьяный.

К несчастью, от Глеба и приехавшей вместе с ним Инны я узнала, что у Кости непереносимость алкоголя: ему даже от бокала вина становится плохо, не говоря уже о…

Двух бутылках водки. Пустых.

Пропоицу, воняющего, как образцовый бомж, раздели, погрузили в ванну, окатили прохладным душем, переодели в чистое и утащили на диван.

Пока мы с Глебом вдвоём производили все эти манипуляции, Костя и не думал приходить в сознание.

– Плохо дело. Сильное отравление, – резюмировал Глеб. – Надо звонить в скорую.

– Н-н-ы-ы… – простонал Костя и скрючился от рвотного рефлекса.

Его тут же пересадили с дивана на пол и буквально влили в него стакан воды.

Следующие два часа Костю рвало. Обессиленный, он отказывался пить воду, но мы заставляли его пить. Насильно. Ибо не фиг пичкать свой организм отравой.

Будет знать, как алкашкой баловаться.

В конце концов, выполосканного и относительно протрезвевшего страдальца усадили за кухонный стол – поговорить за жизнь.

– Уходите… – отвратительно пьяным голосом потребовал Костя.

– Ты в курсе, что, не явись мы сюда, ты бы окочурился тут? – предъявил претензии Глеб. – Какого чёрта, Костян?

Тот лишь уронил голову на сложенные на столе руки и промолчал.

Пока Глеб с Инной распекали пьянчушку, я поставила Костин севший телефон на зарядку и включила. Запиликали уведомления о пропущенных звонках и сообщения.

– А почему вы развелись? – спросила Инна, скорей, у меня, чем у Кости.

– М-мы не развелись! – пробурчал Костя.

– Он бросил меня после того как я попала в аварию, – ответила я на вопрос.

– Аварию? – навострила ушки Инна.

– Да. Я ехала со свадьбы подруги на такси. Одна. Костя, как обычно, отморозился. Ну и… История повторилась, с тем исключением, что я выжила, – сообщила я.

Глеб с Инной переглянулись.

Костя всхлипнул и шмыгнул носом.

– И? – не поняла вопрошательница. – А расстались-то из-за чего?

– Пока я была в коме, он возомнил себя чёрным вдовцом. Якобы, если мы будем вместе, то меня будут преследовать несчастья и смерть, – удовлетворила я любопытство собеседников. – Не успела я толком прийти в себя, как он сделал мне ручкой.

– Я, конечно, подозревал, что с тобой что-то не то, но теперь… – вздохнул Глеб, обращаясь к Косте. – Ну ты и идиот.

Костя только простонал.

Зазвонил заряжающийся на столе телефон. Костин. На экране высветилось «мама».

– Алло, – взял трубку Глеб. – Здравствуйте, Светлана Георгиевна, это Глеб… Да, Костя рядом, но он малость перебрал алкоголя…

Зря он это сказал Костиной матери. Началась буча, и остановить её было уже никому не под силу.

Не успела я отвертеться от перепившего муженька и его участливых друзей, как нагрянула Светлана Изверговна и устроила всем такой тарарам, что хоть беруши вставляй.

Зря я не удрала сразу после её звонка. Могла предвидеть, что Костина маман примчится на такси.

Глеб с Инной с надеждой поглядывали в сторону парадной двери, пока моя хищная свекровь распекала единственного человека, повинного в несчастьях её сыночки, – меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍От ненавистной родственницы я узнала, как рады были они отделаться от пигалицы-вертихвостки в моём лице, как я всё не оставлю бедного Костю в покое, что житья ему от меня нет. Вон, седой весь, все жилы из него вытянула, прошмандовка.

– Мама, хватит! – что было сил выкрикнул Костя и для верности шарахнул кулаком по столу. – Я сам разберусь!

– Ага, разберётся он, как же! Все мозги тебе эта потаскуха малолетняя запудрила! – в тон сыну возразила Светлана Изверговна.

Если к «пигалице» и «вертихвостке» я уже как-то привыкла, то «потаскуха малолетняя» – это уже непростительное оскорбление.

Я оттолкнула свекровь с кухонного прохода и выскочила вон.

– Наташа, стой! – крикнул мне Костя, но догонять не побежал. Не в том он состоянии, чтобы ловко лавировать по коридорам. И к лучшему.

«Довольно с меня этой семейки. Все беды у них, видите ли, из-за меня… – ворчала я про себя, глотая слёзы по дороге домой. – Ноги моей в их доме больше не будет!»

Последнее обещание, конечно, слишком громкое, но я уж постараюсь его сдержать, ради своего же блага.

– Наташа! Наташа! – окликнули меня.

Сначала я хотела сделать вид, что не слышу и вообще я – не я, но уж больно знакомый и родной был голос.

Я обернулась.

– Наташенька, милая, кто опять довёл тебя до слёз? – подошла ко мне Елена Николаевна.

– Све… Све… – в общем, что-то заела моя говорилка от стресса.

– Опять с Костиной мамой поцапались? – догадалась мудрая женщина.

– Угу, – кивнула я.

– Идём к нам, за чаем всё расскажешь.

Так и вышло. Как только моё горло смочилось ароматным цветочным чаем, говорилка открылась и говорила, говорила без умолку, пока не выдала Елене Николаевне всё как на духу.

– Светку я, хоть убейте, не понимаю… – вздохнула моя благодарная слушательница. – Досталась её сыну жена с золотым сердцем, так нет же, всюду надо влезть со своей критикой!

Это я сейчас не поняла… Она про меня что ли?

Увы, вовсе у меня не золотое сердце, а самое обыкновенное. Мясное. Или как там его называют?

Как ни странно, Елена Николаевна встала на защиту Кости.

– В общем, я решила держаться от этой семейки подальше, – сообщила я собеседнице.

– Возможно, вам с Костей просто нужно время, чтобы помириться.

– Да не собираюсь я с ним мириться! – воскликнула я. – Он меня бросил в тот самый момент, когда был так нужен мне. Этого я ему никогда не забуду.

– Но ты же знаешь, почему он так поступил?

– Знаю. Потому что струхнул, что я могу остаться на всю жизнь инвалидом на его шее. Историю вот придумал про злой рок…

Елена Николаевна покачала головой.

– Нет, Наташа. Он так поступил, потому что боится, что его бредовые домыслы правдивы и с тобой может случиться что-то плохое. Да, он перенервничал. Мы тут, знаешь ли, все с ума сходили. Пока ты была в коме, Костя каждый день дежурил у тебя в палате, вызвал из Москвы высококлассного хирурга, чтобы тот прооперировал тебя, – поведала Елена Николаевна. – Это всё потому что он тебя любит. А ты его?

– Я уже не знаю, – пожала я плечами. – После того, как он поступил со мной, язык не поворачивается говорить о любви.

– О, девочка моя… – Елена Николаевна по-матерински обняла меня. – А ты представь, каково Косте. Он же во всём винит себя.

– Это, конечно, да. Чувство вины и всё такое… – ответила я. – Но по большому счёту всё верно: в том, что ещё до аварии наша семейная жизнь летела к чертям, во многом виноват он.

– У каждой пары в отношениях случается кризис, – сказала моя собеседница.

– Да. Но не каждая пара способна его преодолеть, – я встала из-за стола. – Спасибо вам за чай. Мне пора домой.

Глава 21. Уйти. Уехать. Остаться

Спустя три дня, как раз, когда еженедельные выходные совпали с моими, в гости ко мне приехала Наташа Гринкевич.

Я встретила её на вокзале и, стыдно признаться, не узнала. Мы и виделись-то лично несколько раз на тренировках и соревнованиях, остальное общение у нас проходило через интернет уже после трагедии с кислотой.

Наташа была выше меня на голову, а короткая стрижка и спортивная одежда и вовсе сделали её похожей на парня.

– Это мне Макс одолжил шмотьё, – пояснила Наташа, заметив, что я разглядываю её наряд, – мой парень.

– Удобно, однако, когда вам подходит один и тот же размер, – отметила я.

– Ага, – усмехнулась подруга. – Макс сказал, что его вещи будут оберегать меня от всего дурного. Кроссы, кстати, тоже его. Тёплые, удобные и по льду не скользят. Настоящая находка для меня. Я после операций перестала носить платья с туфлями.

– А парень у тебя давно? – поинтересовалась я.

– Да уж четыре года, скоро пять. Мы со старшей школы вместе. Приезжай ко мне в гости, познакомлю, – ответила она.

– Замётано!

Как мне удастся вырваться в другой город, я ещё не знала, но выход есть всегда, было бы желание. А оно есть! И вообще в этом городе меня держат только Юлины родители и учёба. Зато множество всего, от чего так и тянет откреститься раз и навсегда.

Однажды меня обманом заманили в подвал и пытались изнасиловать. Пятеро.

Да, я чудом спаслась. Да, этих утырков схватили и посадили. Но пройдёт пять лет, и их выпустят. Захотят ли они разыскать меня и довершить начатое? Встретятся ли мне где-то случайно в подворотне? Есть такая вероятность.

С Костей вообще всё мутно. То он кидает меня, переломанную, в больнице, то хнычет, что я нужна ему. Нет ему доверия. Я уже сама встала на ноги и не позволю всяким там Светланам Изверговным оскорблять меня.

На-до-е-ло.

Так что мысль слинять куда подальше из маленького грязного городка посетила меня не впервые. А значит, я над этим подумаю. Крепко так подумаю, с оценкой всех потенциальных перспектив.

На прогулке я показала Наташе город, затем мы отдохнули у меня дома, выгуляли Дружка и отправились на ночной сеанс в кино.

По дороге болтали:

– Извини, что спрашиваю, но чем в итоге закончилось следствие по твоему делу? – спросила я у Наташи.

– Ха! Знаю, конечно. Эту сучку, Милану Линдберг, оправдали. Всё свалили на какого-то гастарбайтера. Якобы поджог и кислотные шампуни организовал он. Суд – это был чистой воды цирк: бедный мужик даже не понял, в чём его обвиняют. По-русски только «я не знаю» и «да-нет». Может, он чего и совершил, но упекли его, кажется, надолго.

– Мда… – расстроилась я, хотя нисколько не удивилась. – Папочка Милану выгородил. И гастарбайтера жалко.

– Да только я верю во вселенскую справедливость, – неожиданно бодро заявила Наташа Гринкевич. – Прошлой зимой Милана пьяная села за руль и на скорости впилилась в какой-то грузовик. Сама выжила, а ногу выше колена ей ампутировали. Девица не выдержала утраты и плотно подсела на наркоту и теперь лечится в какой-то клинике для наркозависимых.

– Ого! А ты откуда знаешь?

– Мир тесен. У меня Макс ездил лимитчиком на заработки в Москву, он дорожник у меня. На операцию мне зарабатывал. Там и узнал обо всём. Плюс в группе столичных сплетен была целая статья про нашу героиню.

– Хотелось бы и мне верить во вселенскую справедливость, – вздохнула я.

– А ты возьми и поверь! – легко ответила Наташа.

Действительно, глядя на неё, можно и поверить. Сильная она девушка, волевая.

– Я очень рада, что Милана получила по заслугам, – искренне ответила я. – И рада, что ты восстановилась после той трагедии.

– Лицо мне в первую очередь выправили. На твои, кстати, денежки, – она игриво-благодарно улыбнулась и ущипнула меня за предплечье. Через куртку получилось не больно. – А волосы – уже летом мне пересадили. Я раньше в парике ходила, а теперь с удовольствием его выкинула. Свои, хоть и короткие, куда лучше.

– Тебе даже идёт! – не покривила я душой.

– Вот и Макс мне тоже самое говорит, – кивнула она. – Я, наверное, отращу длину до пяти сантиметров, а там буду стричь.

Нет, всё-таки какая сильная девушка Наташа. И я сейчас не про себя. Она, мало того, что вернулась к нормальной жизни, так ещё и с иронией относится к событиям прошлого. Не боится того самого страшного, что случилось с ней год назад.

То ли от Наташиного бесстрашия, то ли ещё с какого-то перепугу мы выбрали для ночного просмотра фильм ужасов.

Для меня, человека, никогда раньше не смотревшего ужастики, ночной кинозал превратился в комнату страха. Я и визжала, и отворачивалась от экрана, и прятала голову между колен…

Всё равно сюжет, где двух тёток-псевдоохотниц за привидениями изощрённо уродуют и медленно убивают в подвале заброшенной школы, приснился мне под утро, когда мы с Наташей легли спать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Этот зловещий щелчок замка, открываемого монстрами… Кошмар! Последняя преграда стёрта, последнее убежище раскрыто и героиням теперь точно не спастись.

«А-а-а!» – я с воплем ужаса вынырнула из сна и…

– Вуф! – сообщил мне Дружок.

Надо мной со страшным лицом стоял… ну, почти монстр – нездоровая любовь моей непутёвой жизни. Причём нездоровая во всех смыслах.

– Брысь отсюда! – грозным шёпотом прошипела я.

– Быстро ты… – обвиняюще-обличительно бросил мне Костя.

Я закатила глаза и обернулась на спящую к нам спиной Наташу в белой майке-алкоголичке.

И вдруг мне стало смешно.

Нет, с Маркеловым оно, конечно, было веселее. Укушенная задница и всё такое, но… какова же ирония судьбы, что Наташа приехала ко мне в гости в одежде своего парня!

От шума моя подруга проснулась и повернулась, разом разрушив видимость того, что я провела ночь с парнем.

– Наташ, чё за мужик? – спросила Наташа.

– Да так… – пожала я плечами.

– Твой что ли?

– Раньше был мой, а теперь ничейный, – дразняще пропела я.

– А что он тогда здесь делает? – продолжила расспросы моя неробкая подруга.

– Наташа, почему твой телефон вне зоны доступа? – подал голос Костя.

Да потому что какой дурак-извращенец додумается звонить мне ночью? К тому же я поставила мобильник на режим полёта, пока сидела в кино, да так и забыла снять.

– А тебе какое дело? – хмуро огрызнулась я.

– Хотел поговорить с тобой, а ты тут… – он кивнул на Наташу.

– Я Наташа, – представилась моя гостья. – Мы вместе участвовали в шоу скалолазов. После того как меня облили кислотой, Наташа отдала свой выигрыш мне на операцию.

Костя не знал. Если до этого он был бледный и помятый, то теперь лицо его вытянулось, глаза округлились и вопросительно уставились на меня.

– Ну а что? Ты же меня не спрашивал, – ответила я.

– Как это не спрашивал?! – продемонстрировал свой охреневший вид Костя.

– А так, что тебе надо было, чтобы я сидела дома и никуда не рыпалась! И моё желание участвовать в соревнованиях ты считал глупостью! – прямо при Наташе высказала ему я. – А теперь, будь добр, свали куда-нибудь. Нам с Наташей нужно привести себя в порядок.

– Пса надо выгулять? – голосом, напрочь лишённым спеси, спросил он.

Дружок заскулил и жалобно посмотрел на меня.

– Нет уж! – решительно ответила я. – Сама выгуляю. Это мой пёс.

И Костя, понурый, ушёл.

– Ну и дела… – вздохнула Наташа.

– Там всё непросто, – махнула я рукой в знак того, что даже говорить об этом тошно.

А дальше я ушла выгуливать пса, и тема бывших мужиков у нас больше не поднималась.

Мы неспешно собрались, позавтракали и я проводила Наташу на поезд.

Всё-таки мы с ней разные. В её жизни фигня случается только по недоразумению или из-за чьей-то зависти, а вот моя жизнь – это сплошная фигня с редкими вкраплениями чудес. Поэтому мне было неловко рассказывать Наташе о себе. Нечем похвастаться. Не знаю, есть ли будущее у нашей дружбы.

***

С понедельника началось вышеупомянутое слово на букву «ф».

– Наташ, хочешь, сходим вместе погулять? – поинтересовался мой бордовощёкий одногруппник по имени Костя Сергеев.

Мы, бывало, мило общались, обсуждая учёбу и домашки, но я, кажется, чётко провела границы, что шуры-муры – ни-ни.

А тут он ко мне – бац! – и решил подкатить.

– Ты меня, конечно, извини, но я только-только пережила болезненное расставание с чуваком, которого зовут так же, как тебя. Поэтому от имени «Костя» во мне бурлит агрессия и желание кого-нибудь замочить, – ответила я.

– О… – ещё больше покраснел мой собеседник, но внял словам и отстал.

Однако радовалась отсутствию назойливых кавалеров я недолго.

В этот же день, после третьей пары, меня на лестнице выловил Костя. Не одногруппник, а который козёл.

– Наташа! Наташа! Надо поговорить, – схватил он меня за руку.

Выглядел Костя неважно. Даже несмотря на то, что побрился и надел свежий костюм. Будто на деловую встречу отправился, а не на выяснение отношений со мной.

Именно сейчас, глядя ему прямо в лицо, я заметила, что он постарел. И дело даже не в седине и не в синих кругах под глазами. Просто человек сдал. Утратил какой-то свой шарм, что ли…

– У меня сейчас начнётся ещё одна пара, – ответила я и дёрнула руку.

Не отпустил.

Прозвенел первый звонок на пару.

– Умоляю, выслушай, – Костя смотрел на меня обречённым молящим взглядом. – Я прошу прощения за всё. За свою невнимательность к твоим интересам, за мою маму, за мои косяки… Умоляю, дай мне шанс всё исправить? Я так больше не могу. Я не смогу без тебя. Что мне сделать, чтобы ты хотя бы не гнала меня?

– А смысл? Чтобы ты принёс очередное дерьмо в мою жизнь? – вопросом на вопрос ответила я.

Прозвенел второй звонок. Лестничный пролёт и коридоры опустели.

Пока воздух вокруг звенел, мы стояли и ждали, а потом…

Вместо того, чтобы рассыпаться в обещаниях, Костя предпринял отчаянный шаг: схватил меня в объятия и попытался поцеловать.

А я что? – перешла в защиту, естественно.

– Нет! Не отталкивай! Наташа! – почти кричал он.

– Не смей ко мне больше прикасаться! – завизжала я. – Я ни за что больше не буду с тобой! Проваливай! Знать тебя больше не хочу!

Костя отшатнулся, опустил руки, затем схватился за сердце, скривился, сдавленно простонал и упал без чувств на ступеньки лестницы, ведущей вверх.

Глава 22. Расстрига окаянная

Мне уже доводилось видеть смерть. Грудная клетка, в которой не бьётся сердце, замирает и становится какой-то впалой, что ли…

Костя лежал на ступеньках побелевший, будто из него выкачали всю кровь. А я стояла в ступоре и не знала, что делать. Как помочь?

Может быть, Костя умер? Может быть, он был прав, что смерть ходит где-то рядом, и на этот раз она вместо меня забрала его? Стало быть, злой рок существует?

И не говорите мне, что это глупости, пока сами не побывали в подобной ситуации. Человек в момент надлома готов поверить во что угодно.

Я сказала Косте, что больше не хочу его знать, а всё вышло слишком буквально. Нет более прочного способа уйти из жизни дорогого тебе человека, чем смерть.

Если Костя умрёт, что станет со мной? Я много раз представляла себе, как мы с ним ругаемся и выясняем отношения, но чтобы он исчез навсегда – нет.

Такая вот любовь-расстрига. Вроде и простить не могу, но всё ещё люблю. А времени на обиды нет! Если Кости не станет, мы так и не поговорим, не помиримся. Не станет ещё одного человека, который меня любил и которого любила я.

«Боженька, пожалуйста! Пусть он будет жив! Только пусть выживет… Я не готова его потерять», – мысленно взмолилась я.

В ответ мне послышался только гул пустого коридора и чьи-то торопливые шаги снизу…

Это торопился на пару Костя Сергеев, мой одногруппник.

– Умоляю, помоги! Ему стало плохо… – сдавленно проблеяла я.

Парень бросился к лежащему на ступеньках Косте, на ходу крикнув мне:

– Звони в скорую! Быстро!

Дрожащими вспотевшими пальцами я трижды промахивалась мимо нужных кнопок, но всё-таки дозвонилась до скорой.

Костя Сергеев, не оглядываясь на меня и ни на что не отвлекаясь, делал Косте непрямой массаж сердца и искусственное дыхание до самого приезда скорой.

Я, заметив у крыльца белую машину с красной полоской, побежала вниз встречать медиков, чтобы показать им дорогу.

Лишь бы успеть…

Костю погрузили на носилки. В больницу я поехала с ним.

Пока врачи колдовали над Костиным телом и бросались страшными фразами типа «пульса нет», «зрачки не реагируют», я вела переговоры сама с собой.

А что если вселенная услышала мои слова о том, что я ни за что больше не буду с Костей, и решила отнять его у меня? И как теперь забрать все эти сказанные в сердцах слова обратно? Раз Костя так нужен мне живым, готова ли я простить его прямо сейчас?

«Я люблю Костю. Верните его, пожалуйста…» – обратилась я к создателю и целой вселенной.

Перед лицом смерти обиды померкли. Я держала Костю за руку, прохладную, словно он замёрз на морозе, и плакала.

Сегодня я получила от жизни жестокий урок, что нельзя разбрасываться громкими острыми словами.

Кажется, кто-то из поэтов говорил, что словом можно убить. Уж теперь-то я знаю: да, можно.

– Вы родственница? – поинтересовались у меня.

– Жена, – еле ворочая окостеневшим языком, ответила я.

Машина мчалась, включив сирену, и за всю дорогу не притормозила ни разу.

Судя по тому, что на Костю навесили каких-то трубок и проводили над ним малопонятные мне манипуляции, шанс, что он выкарабкается, был.

А по прибытии Костю на каталке увезли куда-то, куда посетителям путь закрыт.

Всё, что мне оставалось, – это ждать новостей в холле больницы.

Я следила взглядом за снующими туда-сюда медиками, не очень-то надеясь, что о состоянии Кости мне сообщат быстро.

Светлане Изверговне я звонить не стала. Вообще никому не звонила и ничего не сообщала. Ибо вестником смерти быть как-то не моё, а если Костя оклемается, то сам разберётся.

Врач вышел и обвёл взглядом ожидающих.

– С Зориным кто? – спросил он.

– Я! – подняла я руку, как школьница.

По-дурацки, блин… Да неважно. Сейчас мне скажут про Костю. Но почему так быстро? Его же только пять минут назад увезли. Или десять минут…

– Откачали, – коротко сообщил врач. – Нужны его полис, паспорт и вещи для больницы.

– Я привезу, – пообещала я, но вместо того, чтобы радостно бежать исполнять поручение, села обратно на стул и заревела.

«Живой! Живой!» – вопило моё девичье сознание. С души свалилась массивная бетонная плита, будущее перестало видеться в мрачных тонах, розовыми гвоздиками посыпались мечты о счастливой любви…

Пора бежать за губозакатывательной машинкой и опускателем с небес. Ибо так можно и размечтаться.

Со всеми дорогами я промоталась по городу до вечера.

Холод помог мне вернуть мозги на место и выключить мечтательную дурёху.

У Кости дома я собрала в сумку всё необходимое: документы, зарядку для телефона, футболку, спортивки, резиновые тапки, носки, трусы…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вот, знаете, это странно – рыться в нижнем белье человека, с которым мы расстались. Трогать семейники с пуговками посередине…

«Расстегни пуговки», – нашёптывал мне мятежный дух.

Нет, ну это ни в какие ворота! У нас тут, понимаешь ли, драма, а я о пакостях думаю… Пуговки вот расстёгиваю.

Трусы. Скомканные как попало, перемешанные с носками, что для Кости совершенно нехарактерно. Остальная одежда примерно в таком же виде: измятая, местами несвежая, местами расползающаяся по швам.

Дома грязно и тяжёлый затхлый запах.

Это совершенно не тот Костя, к которому я когда-то залезла в форточку.

Неужели это всё моими стараниями? Ох…

Вечером, когда я привезла вещи, меня к Косте не пустили, да я и не рвалась.

О чём нам говорить? Я ещё не придумала, что скажу ему. В голове царит хаос, мысли не складываются. Неподходящий момент для разговора.

На стойке дежурного, куда я сдавала вещи, мне сообщили, что Костя пришёл в себя, и его состояние стабильно. И всё.

Засыпать, зная, что Костя жив, мне будет проще. Наверное. Во всяком случае, плакать ночью я буду без скорби, а просто от переизбытка эмоций.

***

Днём после пар я помчалась в больницу.

Ночь выдалась бессонной. Мой мозг решил, что пора поговорить с Костей и поставить все точки над «и», поэтому я до утра репетировала свои реплики.

И вот, моя голова, работающая из-за недосыпа в аварийном режиме, неслась навстречу приключениям (пока не забыла реплики).

Волнительно, однако.

И я бы с облегчением вздохнула, если бы Костю забрали на процедуры или ещё куда, но меня беспрепятственно пустили к нему.

Я постучалась и вошла.

В палате стояло две койки, одна из которых была смята, но тоже пустовала. Судя по разложенным на тумбочке знакомым вещам, палатой я не ошиблась.

Вдруг из душа вышел Костя в одном полотенце на бёдрах.

– Наташа? – удивился он и встал на месте.

– Привет, – нехарактерно застенчиво сказала я. – Рада, что тебе лучше.

– Спасибо, что привезла мои вещи. Мне придётся наблюдаться здесь неделю.

– Понятно, – кивнула я, растерявшись.

Ни одна из заученных реплик не подходила в качестве ответа. Засада…

– Послушай, мне жаль, что всё так вышло, – сказал Костя. – Я больше не буду тебя преследовать. Я всё понимаю и не стану убиваться и делать новые глупости. Попробую жить дальше.

Что угодно ожидала я услышать, но не прощальные слова.

Чёртова любовь-расстрига!

Ноги отказались топать прочь. В носу засвербело, предвещая мокрые обстоятельства. В горле образовался ком. Вот оно, сейчас начнётся…

Всхлип.

– Наташа? – Костя отмер и рывком преодолел разделявшее нас расстояние. – Наташа, скажи, ты всё ещё любишь меня? – вопрос в лоб.

– Угу, – только и смогла ответить я.

– Маленькая моя, иди ко мне… – прошептал он мне в губы и поцеловал.

Это был очень мокрый поцелуй.

А следом за истерикой наступило оно: желание. Всё моё тело превратилось в одну сплошную эрогенную зону. К чему ни прикоснись – горит.

Костя, не переставая целовать, увлёк меня в ванную комнату.

– Боже, как я по тебе скучал… – шептал он, не отрываясь от моих губ.

– А-а… тебе же нельзя… А вдруг придут? – пробился сквозь густой туман возбуждения голов рассудка.

– Мне всё можно. Это отдельная палата. Ни о чём не думай. Я так хочу тебя…

Костя торопливо развернул меня спиной к себе и стянул мои джинсы. Полотенце с его бёдер слетело ещё где-то на пороге ванной.

Наш самый первый секс был не таким волнительным и чувственным, как этот. Крышу нам обоим снесло ураганом, и мы совокуплялись жадно и торопливо, как кролики.

Я вцепилась одной рукой в белую, но шаткую раковину, а другая моя ладонь упёрлась в стену. Рядом висело зеркало, и я видела в нём край своего распалённого, одурманенного вкусом оргазма, лица и Костино плечо.

Закончилось всё так же стремительно, как и началось.

– О-ох, – воскликнул Костя, замер на пару секунд, а затем собственнически обхватил сзади мою талию.

Мало-помалу до меня начало доходить, что сейчас произошло. Гормоны перестали бушевать и успокоились. Буря улеглась, и включился мозг.

– Наташа, хочешь в душ? Я принесу тебе, чем вытереться, – заботливо предложил Костя и, не дожидаясь моего ответа, вышел.

Душ я приняла не столько ради того, чтобы смыть с себя следы секса, сколько ради нескольких минут размышлений.

Даже в самых смелых вариантах моих ночных мысленных разговоров с Костей я не представляла себе такого. И вот, поговорить мы не поговорили, но зато удовлетворили плотские желания. Класс!

А если честно, совсем не класс.

Стоя под струями в душевой кабинке, я вдруг поняла, что вот так сразу не смогу снова быть с Костей. Во-первых, мы не всё обсудили, не обо всём договорились. Во-вторых, как только опасность смерти для Кости миновала, обиды снова повыползали, как тараканы в темноте.

И вот что мне прикажете делать?

Из ванной я вышла полностью одетая. Постеснялась щеголять перед Костей в одной простыне. Мы долго были порознь. Я отвыкла от мужчины.

Костя тоже оделся в сухое и чистое.

– Прости… – первым начал он. – Знаю, сначала надо было поговорить, но я не удержался.

– Да… Я и пришла, чтобы поговорить, – ответила я, опустив взгляд в пол. – Понимаешь, я не могу вот так сразу. Глупо это говорить после секса, но… Я всё ещё боюсь тебе доверять, – ну, наконец-то хоть одна из заготовленных с ночи фраз пригодилась!

Костя сел на свою кровать и жестом показал, чтобы я устроилась рядом.

– Я всё понимаю, Наташа. Я не тот, кто тебе нужен, да и вообще в последнее время косячу так, что успел возненавидеть себя. Но я люблю тебя, и это правда. Не могу представить рядом с собой никого, кроме тебя. Ты моё всё. Поэтому, если ты согласишься, я попробую всё исправишь.

– М… – как-то произвольно вырвалось у меня.

– Наташа, ты дашь мне шанс?

– Ну, я больше не хочу иметь ничего общего с твоей мамой, – вспомнила я своего главного врага.

– Об этом не волнуйся. С мамой я поговорю в первую очередь, – пообещал Костя.

– И жить мы будем раздельно. Я не готова переехать обратно к тебе.

– Ладно, – ответил он, но вздохнул так, будто это его самая большая уступка.

– Ладно, – вторя ему, сказала я. – Ну, я пойду?

– Подожди! – Костя обнял меня одной рукой за плечи. – Расскажи, как ты? Как спина и шея? Вижу, ты всё ещё носишь спинной фиксатор.

– Лучше, – коротко ответила я.

– Где ты пропадаешь вечерами? Я заезжал на скалодром и в детдом, но тебя там давно не видели.

– В кафе работаю. Официанткой.

– Наташа! – страшно посмотрел на меня Костя.

– Всё нормально. Я уже привыкла. Мне хватает, чтобы платить за квартиру и покупать еду.

– Может, всё-таки вернёшься домой? Ко мне?

– Вот ещё. Сам в своём свинарнике прибирайся, – сказала я, припомнив ему, в каком состоянии обнаружила квартиру.

Он горько усмехнулся.

– Об этом не волнуйся. Квартира будет в лучшем виде. Только, пожалуйста, не загоняй себя работой. Увольняйся. Тебе надо как следует выучиться, – настаивал он.

– А у самого у тебя что с работой? Я в курсе, что ты разбил машину и что тебя попёрли с работы, – блеснула я осведомлённостью.

– Меня не попёрли, а отправили в принудительный отпуск, – поправил меня Костя. – Я сегодня звонил начальнику. Он сказал, что я могу вернуться, но теперь меня с моим помощником поменяют местами. Но это лучше, чем ничего, – сказал Костя. – На жизнь нам хватит. Как только меня выпишут, я сразу же вернусь на работу.

– Что ж, надеюсь, так и будет, – я посмотрела на часы. – А теперь мне, правда, пора.

– Наташа? – окликнул он меня, когда я уже ступила одной ногой за порог. – Я люблю тебя.

На работу я шла с грустной улыбкой. Я люблю и это взаимно. И хотя раньше у нас получались не отношения, а полная фигня, то теперь во мне теплилась надежда, что мы с Костей, наученные горьким опытом, поумнеем и будем счастливы. Вместе.