Текст книги "Пропуск в райский сад"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава 26,
которая опять сейчас

– Привет, Соланж. – Кларисс обняла меня сзади.

Я даже не заметила, как она подошла: я все смотрела вслед Марку, хотя он давно уже скрылся за углом летней кухни.

– Я так рада тебя видеть! – сказала она, не обращая ни малейшего внимания на Полетт.

– Я тоже. – Я прижалась к ней. – Знаешь, мне кажется, что это какой-то кошмарный сон.

– Ты молодец, хорошо держишься. Не думай ни о чем. Что бы ни случилось, мы всегда с тобой.

– Еще бы! – ехидно встряла Полетт. – Куда вы денетесь! Она же теперь, считай, хозяйка Бон-Авиро! Имеет право выставить вас отсюда в любую минуту!

– Послушайте, мадам! – резко распрямляясь во весь рост, заговорил адвокат. – Чего вы добиваетесь? Что вам надо? Кто вы вообще такая?

Маленькая толстуха, запрокинув голову, посмотрела на него снизу вверх, но так, как если бы она была двухметрового роста, а он – букашкой.

– Я-то – законная супруга шефа жандармерии Куассона. Мадам Бетрав. А вот ты кто такой?

– Прекрасно выглядите, мадам Бетрав. – Адвокат лучезарно улыбнулся и отодвинул стул от стола. – Присаживайтесь! Замечательная погода, не правда ли?

Полетт была явно сбита с толку, но не унималась:

– Кажется, я задала вопрос!

– Вы совершенно правы, мадам Бетрав, – мягко заговорил отец Марка. – Мы так увлеклись, что совсем забыли представить нашего старинного друга и адвоката мэтра Лежье… Ой! Смотрите! – Он показал рукой в сторону летней кухни.

Из-за угла появились Бетрав и Марк. Они волокли под руки отвратительно пьяного грязного старикашку. Тот практически висел между ними, почти не касаясь ногами земли.

– Это же Круговорот! – воскликнула я. – Где вы его нашли? – Мы все устремились им навстречу.

– В погребе, где же еще, – мгновенно отреагировала Полетт с таким видом, будто она знала это всегда, а ей не верили.

– Ага, – сказал Марк. – С ума обалдеть! Этот мерзавец уже вторые сутки наслаждается жизнью в нашем погребе, а ключ преспокойно торчал снаружи в замке!

– Сам ты торчал! – неожиданно вскинулся бродяга, делая движение, будто отшвыривает Бетрава и Марка. – Ты меня запер! Требую адвоката!

– На фига ж ты его запер?! – возмутилась Полетт. – Где мы теперь на всех адвокатов напасемся?

– Никто его не запирал! – возмутился уже Марк.

– Требую адвоката! Требую адвоката! – пьяно выкрикивал бродяга.

– Все! Хватит! – рявкнул Бетрав. – Будет тебе адвокат! Успокойся. Вот, годится? – И показал на Лежье.

Бродяга исподлобья смерил того взглядом.

– А как его звать?

– Лежье, – деликатно представился адвокат, но было заметно, что он едва сдерживается от смеха. – Франсуа Лежье, член адвокатской коллегии Парижа, доктор права, професс…

– Не! Не пойдет! – презрительно хмыкнув, перебил бродяга. – Мне нужен Жерар Филен! Мне другого не надо!

При имени Жерар Филен, которым была подписана та самая статья, напряглась не только я.

– Хорошо, мсье, – деловито произнес Лежье, доставая мобильный. – Скажите номер, и мы его немедленно пригласим.

– Ха! Размечтался! – Бродяга поднял руку вверх и погрозил пальцем. – Без моего адвоката я ничего не буду говорить! Я знаю, любое мое слово может быть истолковано…

– Толковано, истолковано! – грозно передразнил Бетрав. – Говори номер своего Филена, или сейчас едем в участок, там мы быстро разберемся.

– Ничего я не скажу! Никуда не поеду! Требую адвоката! Это нарушение моих гражданских прав!

Бетрав кашлянул и извлек из кармана наручники.

– Руки!

– Чего?.. – протянул бродяга и отпрянул.

– Руки! Я тебя задерживаю за проникновение в чужую собственность и попытку ограбления.

– Да говорю же, меня заперли в подвале! – Он трезвел на глазах. – Я ни в чем не виноват! Я требую адвоката!

– Ну чего ты кобенишься? – маслено заговорила Полетт. – Своего адвоката номер не даешь, этот тебе не нравится. Тебя звать-то как?

– Круговорот.

– Не. По имени, по фамилии?

– Жерар Филен… Все замерли.

– Ты мне это брось! – первым опомнился Бетрав. – Адвокат у него Жерар Филен, сам он Жерар Филен! Что за бред?

Бродяга надменно улыбнулся и опять воздел вверх указательный палец.

– Сие есть суть круговорота! Все в природе находится во взаимном круговращении! Что есть человек? Тварный сосуд, исполненный водной сущности, каковая имеет обыкновение…

– Простите, что перебиваю, мсье Филен, – мягко заговорил Лежье, – но вы ведь именно на эту тему беседовали вчера с мсье Дени, – и показал на Марка, – когда видели его вчера в последний раз? Не так ли?

– Ну. На эту, поскольку круговорот – тема глобальной ипостаси, каковая открывается лишь в процессе…

– Безусловно! Безусловно! И вы в это время находились, так сказать, в процессе у куста роз, а мсье Дени был…

Бродяга хихикнул и показал на верх дома.

– Там он был! На верхотуре! На лесах! Прямо, считай, под крышей! И ведь углядел меня. Ты представляешь? – Бродяга доверительно взял Лежье под локоть и повел к дому. – С такой выси углядел! А почему? Потому как процесс истины…

– Ну конечно! Процесс истины! И Дени в это время был на верхотуре один, когда вы беседовали?

Мы все, затаив дыхание, почти на цыпочках шли за ними.

– Один. Один беседовал. С глазу на глаз. Только, знаешь, кто-то нас подслушивал, потому как ржал сильно.

– Ржал?

– Ну не то чтобы как конь ржет, а эдак по-оперному, с раскатом, но громко! Глупый человек, недалекий, не дано таким проникнуться мудростью мироздания!

– Конечно-конечно. Не дано проникнуться. Выходит, вы второго человека не видели, а только слышали?

– Нет, не слышал я человека! Я хохот слышал, а потом грохот! Та-а-акой грохот, я тебе скажу… Может, это вовсе и не человек был, а? И смех нечеловеческий, и грохот?..

Бродяга снизу вверх заглянул в лицо адвоката, но тот лишь пожал плечами.

– А я вот точно думаю: не человек! Нет, не человек.

– Вы испугались нечеловека и спрятались в погребе, потому что двери погреба были открыты?

– А ты бы не испугался? Сначала хохочет, как Мефистофель, а потом грохот и дикий крик?

– Ну, уж тут всякий испугается. Только должен вам признаться, что это был все-таки человек, и теперь он при смерти. И многие считают…

– Человек? При смерти?

– Увы, увы. И многие считают, что именно мсье Дени сбросил его с лесов.

– Кто? Он? – Бродяга обернулся и показал пальцем на Марка. – Нет! Он один был и никого не сбрасывал. Там и человека-то никакого не было! Хохот один и грохот!

– А вы бы могли, мсье Филен, проехать вместе со мной и сделать официальное заявление, что мсье Дени не покушался ни на чью жизнь?

– А почему я?

– Потому что вы – единственный свидетель.

– Я – единственный?

– Боюсь, именно так. И только вы один можете доказать, что мсье Дени не виноват ни в чем. Иначе ему грозит…

– Гильотина?!

Лежье кашлянул.

– Ну, что-то в этом роде, а они с женой ждут ребенка.

Бродяга оглядел всех, почесал в затылке.

– Я бы сейчас чего-нибудь выпил, потому как жидкость – суть вселенское вещество…

Глава 27,
в которой все испытывают облегчение

Лежье, Бетрав и бродяга, еще немного – скорее для красного словца – поторговавшись насчет гражданских прав, поехали в участок, причем очень радовало, что и Полет тоже отбыла с ними, прихватив вина – для поддержания круговорота жидкостей в организме единственного свидетеля. Тот вел себя важно и покровительственно, очень серьезно осознавая свою необыкновенную миссию, но даже дипломату Лежье пока еще не удалось разобраться, кого же все-таки зовут Жерар Филен. А в моей голове все настойчивее ходили соображения насчет этого имени, но тоже никак не складывались во что-либо конкретное.

Мы проводили их до ворот Бон-Авиро, где Бетрав всегда оставлял свою машину, помахали им вслед и вчетвером неторопливо направились обратно.

– Не перестаю восхищаться, – заговорил старший Дени, восторженно разводя руки, – какая же здесь красотища!

– Самое красивое место на свете, – сказал Марк.

– Особенно сейчас, осенью, – поддержала Кларисс, – когда много разных красок. Смотрю и никогда не могу насмотреться.

– Слушай, Марк, – сказал отец. – Может быть, отпустишь сегодня пораньше строителей, чтобы не стучали? Очень хочется в тишине посидеть после такой нервотрепки.

Марк улыбнулся.

– Пап, давай просто быстренько перекусим, и надо съездить навестить Бруно. Отвезти ему белье, туалетные принадлежности. И, наверное, договориться насчет сиделки, неизвестно же, сколько он еще пробудет в таком состоянии.

– Родственникам сообщили? – спросила Кларисс.

– Ох, как же мы не подумали об этом? – сказал Марк и посмотрел на меня.

– А у него нет никого, – сказала я. – С бывшими женами и детьми он принципиально не поддерживает отношений, говорит, хватит с них алиментов. Может быть, есть какие-нибудь дальние родственники, но я не помню, чтобы он с ними общался.

– Разве они не приезжали на свадьбу?

– Нет. Мы ведь поженились во Французской Гвиане. Кто туда поедет? Была только моя съемочная группа да его тамошние коллеги по работе. Слушайте, а имя Жерар Филен вам никому ни о чем не говорит? Мне оно почему-то кажется очень знакомым.

Кларисс и старший Дени пожали плечами.

– Может быть, Лола упоминала? – предположил Марк. – Наверное, это же какой-нибудь их газетный сотрудник.

– Не думаю. Тогда бы Бетравы его точно знали. Они ведь знают всех в городе.

Вдруг сзади засигналили машины. Мы обернулись.

К воротам имения подъезжало сразу три автомобиля. «Пежо», «мазда» и «рено». Они остановились, словно по команде открыли дверцы, наружу выскочили три женщины и замахали нам руками.

Пришлось возвращаться.

– Готова поспорить, – прошептала я, – это пресса.

– И спорить нечего, – сказал Марк. – «Мазда» оранжевый металлик у нас одна на всю округу. У жены хозяина местной газеты.

– Как ее зовут?

– Как и его – Дюшаг. Мадам Дюшаг.

Я хотела спросить, как ее имя, но уже не потребовалось: мы подошли достаточно близко, чтобы видеть лица.

– Софи Дюшаг? Да? Я ее знаю. Но как Софи Вержиль. Мы работали вместе. Софи Вержиль, Фифи… Это же многое объясняет!

– Что именно? – насторожилась Кларисс.

– Жерар Филен – это она! Это ее статья.

– А бродяга? – спросил отец. – Какое он имеет отношение?

– Пока точно не поняла. Сейчас разберемся.

– Ты будешь давать интервью?

– Посмотрим.

Мы вышли за ворота. Журналистки уже вооружились диктофонами и камерами. Я шагнула к Софи.

– Привет. Прекрасно выглядишь. Я и не знала, что ты по соседству. Что ж раньше-то не заходила?

– Ты тоже совсем не изменилась. Даже похорошела. Вот… – Она показала на своих товарок. – Хочу тебя познакомить. Агата Шьен из «Новостей Альбуа», где ты сама когда-то начинала…

– А ты была моей старшей мудрой наставницей.

– …и Розиль Ориньяк из «Огней Тулузы».

– Простите! – взвизгнула Розиль. – Мое издание называется «Тулуза в огнях»! Самый продвинутый веб-ресурс тендерного направления. Мои пользовательницы всегда…

– Конечно! Конечно! – Я вспомнила о приемчиках мэтра Лежье. – Безусловно, самый продвинутый и очень популярный ресурс. И вы конечно же торопитесь познакомить своих пользовательниц с сенсацией? – Глазки Розиль жадно разгорались. – И вы наверняка видели по дороге, как отсюда уехала машина жандармерии Куассона? Так вот эксклюзив, специально для вас. В этой машине вместе с шефом местной жандармерии и собственным адвокатом отсюда только что уехал человек по имени Жерар Филен…

– Жерар Филен?.. – пробормотала Софи, меняясь в лице. – Этого не может быть…

– Человек по имени Жерар Филен, – повторила я, игнорируя ее реплику. – Он намерен, во-первых, – я загнула один палец, – опровергнуть ложь по поводу покушения на доктора Дакора, поскольку был сам свидетелем события, а во-вторых, – очень медленно я загибала свой второй палец прямо перед физиономией Софи, – подать иск на «Вечерний Куассон», опубликовавший грязные измышления под его именем!

«Новости Альбуа» и «Тулуза в огнях» уставились на Софи, и Розиль уже совала диктофончик почти в ее рот:

– Как вы можете это прокомментировать, мадам Дюшаг?

– Это ложь! Блеф! – Софи сжала свою камеру так, что побелели костяшки пальцев. – Человека с таким именем здесь не могло быть!

– Отчего же? – снисходительно сказала я. – К тому же по профессии он сам адвокат. И если вы, милые дамы и коллеги, не станете здесь задерживаться, то вполне догоните машину, в которой он едет, и получите возможность сами его обо всем расспросить. А ты, Софи, просто смени псевдоним. Удачи! – Я повернулась и быстро пошла к воротам Бон-Авиро.

– Соланж, – тихо сказал Марк, – может быть, стоит вообще закрыть ворота?

– Да, пожалуйста. Это первые ласточки. Вполне деликатные. Электронная версия газеты быстро приманит сюда настоящих стервятников…

Марк с отцом закрывали ворота, явно не переживавшие такого процесса десятилетиями, а мы с Кларисс стояли поодаль, смотрели на них и на уезжающие машины.

– Насколько я поняла, – заговорила Кларисс, – этот бродяга и мадам Дюшаг как-то связаны. Он правда адвокат?

– Был когда-то. И откуда он только взялся на нашу голову!

– Ты что, Соланж? Он же единственный свидетель!

– Никакой он не свидетель. Он сумасшедший. Псих, который сбежал из дурдома! И ничем он нам не поможет, разве что припугнуть Фифи за промашку с псевдонимом… Даже не знаю, как сказать об этом Марку.

Кларисс развела руками.

– Но, это же сразу выяснится, как только Бетрав начнет устанавливать его личность.

Вдруг из-за машин журналисток на изрядной скорости выскочил «ситроен» с разноцветными дверцами.

– Господа! – воскликнула я. – Открывайте ворота! Моя маман пожаловали!

Они едва успели развести скрипучие створки, как «ситроен» ворвался во двор и резко затормозил. Мама распахнула дверцу и, выскакивая из машины, завопила, стуча кулаками по капоту:

– Какого черта, дочка! На час нельзя оставить одну без присмотра! Удумали! Бруно с крыши! Вендетту развели! А родной матери сказать боишься! Родная мать узнает из газеты! Конечно, все Дени уже здесь, а твоя родная мать!..

– Мамочка, как хорошо, что ты приехала. Но не волнуйся ты так, в газете просто грязные сплетни. Бруно сам упал!

Мама передернула плечами, выпрямилась, обвела всех взглядом.

– Честное слово, он сам упал, – сказал Марк. – Меня даже рядом с ним не было. И тому нашелся свидетель!

Я поймала взгляд Кларисс и промолчала. А мама, услышав про свидетеля, как-то сразу обмякла, вздохнула и грустно посмотрела на меня.

– Я вот так и знала, дочка, что эта стерва Фифи со своим адвокатом рано или поздно тебе отомстят. Его что, выпустили наконец из психушки?

– Кого, мадам Омье? – спросил отец Марка.

– Ну этого Филена. Он ведь в дурку попал после той аварии. И перестань ты, Жан-Луи, «мадам, мадам»! Просто Люси. Мы же ровесники!

Все молчали.

– Вы чего? – спросила мама. – Я что-то не то сказала?

– Мама, а как к тебе попала куассонская газета? Ты ведь в жизни не выписывала и не покупала никаких газет!

– Привет! Мне же ваша Лола сделала бесплатную подписку на полгода по акции! В качестве рекламы в соседних городах… Я еще не хотела – терпеть не могу Фифи Вержиль, она ж в здешней газете заправляет…

– Мама! Ты знала, что Лола работает с Фифи Вержиль! Что Фифи в Куассоне!.. Почему ты мне раньше этого не сказала?

– А ты не знала? Ну ты прямо с Луны! Сидишь тут в имении безвылазно… – Она обвела рукой вокруг и вдруг наткнулась взглядом на вчерашний «форд». – А вы чего его держите, позвонили бы в прокатную контору, пусть забирают, неизвестно ведь, сколько еще Бруно…

– Так это он на нем приехал? – перебила я.

– Ну! Анатоль утром проспался, рассказал, как было. Умора! Только я к тебе вчера уехала, как буквально через полчаса приезжает Бруно и тебя ищет, а сам не говорит, кто он, дескать, дальний родственник из Америки. Мой Анатоль ему и поверил, и все выложил, как ты от мужа ушла и обрела нового в Бон-Авиро. Бруно говорит, что очень рад и хотел бы лично поздравить, ну и они на этом «форде» – Бруно его прямо возле аэропорта в прокате взял, так торопился, – поехали сюда. Ну и сразу они с Марком друг друга сильно узнали. Скажи, Марк?

Марк поморщился.

– Ладно, не будем вспоминать. Тем более что Бруно…

– Ох! – охнула мама. – Все-таки теперь помер?

– Ой, мама! Ну что ты такое говоришь? Нет, он жив!

– И чего, до сих пор не оклемался?

– Вроде нет, позвонили бы…

– А вот ты мне, почему не позвонила? Газету вашу мне только утром приносят, я ее никогда сразу не читаю, если читаю вообще… Анатоль, да, читает. А сегодня он уехал чуть свет. Я его проводила и легла спать дальше. Устаю я с ним очень все-таки… Не молоденькая… Потом встала, кофе попила. Люстру помыть, что ли? Пыльная какая-то. Надо на стул встать и подстелить на него чего-нибудь. Беру газету, разворачиваю… Меня чуть удар не хватил!.. Думаю, вот какого черта я уехала? Ну, поспал бы Анатоль в машине, ничего бы ему, бугаю, не стало. А уж я бы не допустила, чтобы эти два пьяных идиота на леса полезли! Черт знает что… Ну, Лола, что ли, ваш свидетель?

– Нет, – сказал Марк. – Жерар Филен.

– Филен? Да он же статью написал для этой стервы!

Марк, его отец и Кларисс стали наперебой объяснять ей и рассказывать, а я стояла и смотрела.

Я смотрела на старые каменные постройки имения, на винограднике вдалеке, на горы, на небо. Оно было ярко-прозрачное и необыкновенно красивого безмятежно-голубого цвета. Оно сияло и переливалось. И ему было абсолютно наплевать на маленьких людишек где-то там внизу, со всеми их такими же малюсенькими, как их малюсенькая жизнь, проблемами…

Марк вдруг погладил меня по спине.

– Ау! Ты где? Садись в машину, поехали!

– Куда?

– К Бруно, в больницу.

– Но вы с отцом вроде бы хотели сначала перекусить.

– Успеется. – Отец махнул рукой. – Лучше давайте сначала Бруно навестим, а то как-то нехорошо: мы тут все вместе будем вино пить, а он там совсем один. Тем более, как выяснилось, у него нет никого, кроме нас.

Я вздохнула.

– Можно, вы съездите без меня? Вы не думайте, что я такая бессердечная. Просто как-то дискомфортно. Голова кружится. Хочется прилечь.

– Сынок, ты бы тоже не ездил, – задумчиво сказал отец. – Мы сами управимся. Побудь с Соланж.

Глава 28,
которая про месть

Я устроилась на диванчике в гостиной.

– Накрыть тебя пледом для уюта? – спросил Марк.

– Нет, не нужно. И так жарко. Лучше окна распахни.

Он занялся окнами и спросил:

– Соку хочешь? Или минералки?

– Лучше не стоит. И так ноги отекли.

– Помассировать? – Он подошел, присел на диванчик и погладил мои ступни.

– Так приятно… Но они же пыльные…

– А мы их сейчас вымоем! – Вскочил, метнулся к буфету. – Прохладной водичкой! Будет еще приятнее!

Я смотрела, как из недр древнего буфета он извлек большую миску, потом выдвинул ящик, достал полотенце, повесил его себе на плечо и начал наливать в миску воду. Принес ее ко мне, поставил на пол.

– Опусти ноги!

– Обе не поместятся.

– А ты по одной. – Он примостился на полу и смотрел на меня снизу вверх.

Я села и опустила в миску ногу. Он стал ее мыть и спросил:

– Не слишком холодная вода?

– Нет. Очень приятная. И ты так приятно трогаешь…

– Ну, так! – Он подмигнул. – Руки художника! Я улыбнулась в ответ. Он вытер эту ногу, занялся второй. Поднял голову.

– Эй, мамочка! Что притихла?

– Просто очень, очень приятно.

– Нравится ощущение дежавю?

– Ты читаешь мои мысли…

– Я не читаю, я их вызываю! – Он игриво обмотал полотенцем мою щиколотку. – Ну как? Еще убедительнее?

– Я бы даже сказала, достовернее. – Я вытянула ногу и пальцами пощекотала ему шею.

Он расхохотался.

– Да ты акробатка! – Схватил мою ногу и поцеловал изнутри подъем. – Давай вторую, чтобы не обиделась!

Я протянула ему другую ногу. Там же он поцеловал и ее. Потом проворно перехватил одной рукой обе мои щиколотки и второй перемотал полотенцем вместе две ноги.

– Ну что, попалась, русалка? – Забросил мои ноги себе на плечо, поцеловал мое ближайшее колено, и его свободная рука, перебирая пальцами, заскользила от моих коленей вверх между сдвинутыми бедрами.

Пронзительно зазвонил телефон.

– Жак, ну почему именно сейчас? – укоризненно сказал ему Марк и чмокнул мое колено. – Извини! – Он опустил мои ноги и поднялся.

– Ты уверен, что это Жак? А вдруг из больницы?

Но это действительно был Бетрав. Марк сначала отвечал односложно, потом сказал:

– Жак, не переживай. Мы тут уже все разобрались, что он псих. Соланж и ее мама его вспомнили… Ну откуда я знаю?!. Нет, она с моими уже уехала. Как это куда? К Бруно, в больницу. Надо же человека навестить… Просто Соланж себя плохо почувствовала, вот мы и остались… Что?! Не может быть… Ну ладно. Пока. – Марк повесил трубку и сосредоточенно смотрел на телефон.

– Что не может быть? – спросила я.

– Ты приляг, пожалуйста. Сама же говорила, что кружится голова… Лола пропала.

– Как? Когда? – Я снова села на своем диванчике.

– Бетрав ей позвонил, чтобы пришла в участок, может, вспомнит этого бродягу под кустом. Оказалось, что она не ночевала дома. Родители даже не беспокоились, думали, что она опять осталась спать у нас.

– А утром? На радио она была?

– Сегодня не ее смена.

– А в газете?

– Но она, же не ходит туда каждый день. В общем, ее мобильник не отвечает, и ее родители подадут в розыск, если она не объявится в ближайшие дни.

– Ужас, какой!..

– Соланж, рано еще переживать. – Марк шагнул к холодильнику, открыл дверцу и, склонив голову, изучал его содержимое. – Может, она у какого-нибудь своего бойфренда.

– А у нее есть бойфренд?

– Откуда я знаю?! Мне она такие вещи не рассказывает! – Он с силой захлопнул дверцу холодильника. – Слушай, я пойду на дворе покурю и заодно посмотрю, что там делают строители.

– Как хочешь. Но я тебя очень прошу, Марк, пожалуйста, успокойся! Ну, нет у нас свидетеля, значит, нет. Значит, просто положимся на судьбу и будем ждать, когда очнется Бруно.

– Но если…

– Марк! – рявкнула я. – Прекрати! Я не узнаю тебя! Ничего же не изменится от того, что мы будем психовать, только измотаем друг другу нервы!

– Прости! – Он бросился ко мне и, присев на краешек дивана, схватил мои руки и стал целовать их. – Пойми же! Больше всего на свете я боюсь, что ты вернешься к нему…

– Ты с ума сошел? Мы ведь ждем ребенка!

– Ну и что? Он ведь лучше меня! Умнее! Красивее! И он очень тебя любит!

– Не болтай ерунды! Он любил всегда только самого себя.

– А ты? Ты не пошла бы замуж без любви. Ты же его любила?

– Ой, не знаю, Марк. Это было так давно… И вообще, к чему этот разговор? У тебя до меня тоже были другие женщины, я же не ревную к ним.

– А вот я готов ревновать тебя даже к Филену!

– Ну ты точно сегодня с ума обалдел. – Я постучала пальцами по его виску. – Или это просто неудачная шутка?

– Шутка, конечно. Хотя Бетрав очень удивился, когда…

Я не дала ему договорить, закрыв его рот рукой, и тут же ощутила поцелуи на своих пальцах.

– Марк, Филен был дружком Фифи Вержиль, а она – не самая моя близкая подруга, чтобы через двадцать лет я помнила имена ее кавалеров, которых не видела никогда в жизни. Тем более что за глаза она называла его всегда «мой адвокатик». Он же правда маленького росточка. Мама – другое дело. Она всю жизнь живет в Альбуа и не хуже вашей Полетт знает все про всех, хотя и нос дерет, что все это ниже ее достоинства.

– Ну и чем же ты так досадила Фифи и Филену, что они, как Монте-Кристо, двадцать лет готовили месть? – Марк заметно оживился.

– Понимаешь, я тогда была моложе Лолы, и меня абсолютно не интересовали амуры таких старых теток, как тридцатилетняя Фифи. Меня вообще не интересовали амуры! Меня интересовала только экология и журналистика. Да, не смейся. Экология. На полном серьезе. И я мечтала сделать какой-нибудь совершенно необыкновенный материал, чтобы получить большой грант и, соответственно, возможность образования. А потом приложить все силы для защиты окружающей среды. Ну не смейся, Марк. Надо мной же тогда смеялись абсолютно все! И мама, и ее поклонники, и мои одноклассники.

Не смеялась одна Фифи. Она пыталась вести у нас в школе факультатив по стилистике, но буквально через пару недель на занятия стала приходить только я, и ее факультатив быстро прикрыли. Но Фифи, тут надо отдать ей должное, все-таки что-то там во мне разглядела и устроила внештатником в нашу местную газету, где работала сама. Мама уже не смеялась, а страшно негодовала: незачем девочке общаться с незамужней женщиной! Ничему хорошему та ее не научит. Тем более незачем вертеться среди репортеров – одно пьянство и разврат. Девочке должно подружиться с хорошим одноклассником, желательно с соседом, а по окончании школы, не затягивая, выйти за него замуж. Одноклассник и сосед имелся у мамы на примете, но меня тошнило уже от самой ее идеи. Экология и журналистика!

После школы я сразу же отправлялась к Фифи в редакцию. И делала там все для нее – перепечатывала ее тексты, расшифровывала интервью, составляла по ее запискам материалы, вычитывала верстку. Сама же Фифи после моего прихода обычно убегала по делам редакции. Теперь-то я понимаю, что была для нее просто «негром», а тогда страшно гордилась ее доверием – я же сидела за ее столом! Зато и научилась многому, чему никогда не научит институтская профессура. Только практика.

Однажды позвонил какой-то мужчина и попросил Фифи к телефону. Я сказала, что мадемуазель Вержиль еще не вернулась из мэрии, где она делает репортаж о встрече нашего мэра с мэром итальянского города-побратима, и посоветовала позвонить ближе к концу рабочего дня. Мужчина поблагодарил и повесил трубку. А через какое-то время в редакцию влетела разъяренная Фифи и стала орать на меня, дескать, как я смела всем докладывать, где она и что она делает. Я была потрясена. Я сказала чистую правду! И она сама всегда просила меня обязательно говорить, где она, когда звонят и спрашивают.

Я вернулась домой в слезах и пожаловалась маме. А мама начала злорадствовать, мол, она всегда мне говорила, что не нужно с газетчиками якшаться. Что там – сплошной разврат. И что Фифи – любовница мэра. И что после встречи с мэром-побратимом наш мэр наверняка с ней отдыхал. А тот мужчина, который звонил, тоже наверняка ее другой любовник. И что весь город уже знает, что он застал их вместе и устроил скандал.

Я не поверила и в другой ситуации поссорилась бы с мамой, но в тот вечер я уезжала в Париж. Это был мой последний вечер дома, и было бы глупо ссориться. Мама же могла бы запросто не выпустить меня из дома. Через пару дней я позвонила маме из Парижа. Она отругала меня, что я столько времени не давала о себе знать, и как бы между прочим рассказала, что Фифи с ее адвокатиком в тот же вечер поехали куда-то на машине и попали в жуткую аварию. Позже выяснится, что у адвоката после аварии помутился рассудок, а Фифи уволится из газеты и уедет из города. Еще мама рассказывала, что адвокатик периодически сбегал из лечебницы, каким-то образом добирался в Альбуа, бродил по городу и разыскивал Фифи, чтобы ее убить.

– Убить? Но, по-моему, он совершенно мирный.

– Марк, меня и тогда, и позже все это мало волновало. У меня была совсем другая новая жизнь.

– Неужели Фифи и Филен таили на тебя обиду двадцать лет? И разве ты в чем-то виновата?

– На самом деле – девятнадцать. Понимаешь, Марк, зная всю эту историю, ну, может быть, более подробно, моя мама, прочитав статью и увидев подпись, моментально сделала вывод: месть. Месть девчонке, которая «заложила» неверную любовницу. К тому же поговаривали, что адвокатик якобы нарочно устроил эту аварию, чтобы убить себя и Фифи. Так что у нее для мести еще больше оснований. Есть и объяснение, почему она жутко боится Филена – он же до сих пор ее разыскивает, чтобы расквитаться за измену.

Марк хохотнул.

– Просто образцовый латинский сериал! Только почему же она подписалась его фамилией, если жутко боится?

– «Жареный» ведь в принципе материал. Факты фактами, но ведь выводы-то очень популистские. Мы же можем и в суд потащить за них. Стало быть, нужно отвести удар от газеты. Вот мадам Дюшаг и ставит под статьей имя человека, на которого невозможно подать в суд, – имя сумасшедшего. Никто в редакции не обязан требовать от авторов медицинскую справку, и в любом издании всегда где-нибудь меленько написано: «Мнение редакции может не совпадать с мнением автора». Все! Мсье и мадам Дюшаг чисты, как бы ни завершилось расследование. Ведь всему Куассону давно хочется свести счеты с твоим, извини, одиозным Бон-Авиро, и самой мадам Дюшаг – со мной. Статейка-то у четы Дюшаг давно готова, а тут такой момент роскошный, лучше и не дождешься.

– Допустим, сведение счетов с одиозным Бон-Авиро вполне логично. Но с тобой? Просто смешно.

– Нет, Марк. Не смешно совсем. Потому что я действительно очень виновата. По-настоящему. Но знаем об этом только Фифи и я. Знал и адвокатик, конечно.

Фифи собирала материал об экологической обстановке в наших краях, а ей помогала приводить его в порядок. Причем в полной тайне, потому что материал был обличительным для ряда предпринимателей, не очень приятным и для самого мэра, по чьему распоряжению она его и собирала. Дело происходило накануне предвыборной кампании, и понятно, что ему нужно было запастись информацией – как в свою пользу, так и компрометирующей конкурентов. Это было очень давно, и я подробностей не помню, а личные отношения меня не волновали, но все равно я по-прежнему не думаю, чтобы Фифи была у мэра любовницей. Он вообще довольно пренебрежительно относился к женщинам, и в его окружении были только мужчины. И я не могу припомнить, чтобы на каких-то мероприятиях, даже в ходе предвыборной кампании, рядом с ним оказалась бы его жена. Только мужчины! Поэтому неудивительно, что сам факт периодических встреч журналистки Фифи с мэром воспринимался людьми как амурная связь.

Собирать материал Фифи помогал адвокатик. Тогда еще не было великих возможностей Интернета, и любая информация добывалась большим трудом. А у адвокатика – он жил в Тулузе и специализировался на корпоративных исках; как они познакомились с Фифи, я не знаю, – были кое-какие связи и нужные ниточки. Были ли они любовниками, я бы тоже не стала утверждать, но то, что адвокатик имел к ней чувства и ради нее рисковал многим, – это точно. Он был как-то связан с конкурентами нашего мэра. Она сама мне об этом с гордостью рассказывала. Больше-то было некому! Только я – бесплатная машинистка – была посвящена в эти изыскания.

Думаю, едва ли адвокатик устроил в мэрии именно сцену ревности. Стали бы тогда они с Фифи в тот же вечер кататься на машине? Чтобы романтично улететь в реку с моста?

– Машина упала в реку?

– Ну да. Такая вот черная ирония судьбы. Материал же как раз был про загрязнение вод от нефильтрованных стоков.

– То есть кто-то хотел от них избавиться?

– Откуда я знаю, Марк? Меня там не было… В общем, мы с Фифи подготовили большую, добротную статью с множеством фотографий, и она понесла ее на ознакомление мэру. Тот прочитал статью и попросил с публикацией не торопиться. Фифи послушно положила ее в стол. Мне было семнадцать, и я негодовала! Я уговаривала ее напечатать наш материал без согласия мэра, тем более что хозяин газеты его всегда демонстративно ненавидел и принадлежал другой партии. Фифи назвала меня сопливой дурочкой и сказала, что не нужно пытаться бежать впереди паровоза. Статья готова, пусть полежит, есть-пить не просит, придет ее время.