Текст книги "Пропуск в райский сад"
Автор книги: Натали де Рамон
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Глава 4,
в которой мадам Бетрав
Шаги Марка звонко удалялись по лестнице, а мадам Бетрав рассматривала меня. Я не успела подняться, протянуть руку и вежливо произнести: «Очень рада. Марк много рассказывал о вас», – как она мгновенно подкатилась совсем близко, и между нами даже не было места, где бы я могла встать на пол.
– Так ты точно Соланж Омье из «Коктейля»? – спросила она и разгладила на моих коленях мое же платье.
– Разве не похожа? – Я заставила себя улыбнуться.
– Ха! – Она подмигнула и дополнительно разгладила мой подол. – Мало ли кто на кого похож! Сама видишь, – и потыкала толстеньким пальчиком свои щеки. – Что ж с того? Она – это она, я – это я. А про тебя с Марком люди всякое говорят.
– Э-э-э… Спасибо вам большое за круассаны и молоко. Просто потрясающие круассаны! А какое молоко! Козье молоко вообще очень полезно, но могу себе представить, как непросто управляться с козами! А у вас их много? Какой породы?..
Прекрасное Софи-Лоренское лицо светилось лукавством. Я не выдержала:
– Извините меня, мадам Бетрав, но мне нужно в ванную!
– Да брось ты всяких мадам! Просто Полетт! Ну, ступай, ступай. А я посуду грязную заберу да тоже пойду.
Я хотела возразить, что вполне способна и сама справиться с посудой, но она, проворно подхватив поднос, уже катилась к двери.
– Спасибо огромное! Не стоило бы…
В ответ – Софи-Лоренская улыбка через круглое плечико. Хлопок двери. Я вздохнула с облегчением и пошла в ванную, стараясь думать только о гигиенических процедурах, а не о родственно-деликатном жандармском надзоре и электронной версии «Вечернего Куассона».
С леечкой для комнатных цветов я вернулась в спальню, твердо решив сначала, как обычно, напоить свои растения, заняться уборкой, только потом позволить себе позвонить в больницу поинтересоваться состоянием Бруно и лишь после этого включать компьютер.
Но постель уже была идеально застелена! На ночном столике стоял поднос с красивым компотом в стеклянном кувшинчике и какой-то новой выпечкой – аромат восхитительный! – прикрытой салфеткой. А возле угощения в кресле сидела мадам Бетрав – коротенькие ножки не доставали до пола – и изучала местную газету…
Я воскликнула:
– Здесь эта статья?! Дайте мне!
– На, держи. – Она колобочком выпрыгнула из кресла, протянула мне газету. – А мне лейку давай. Ты сядь поудобнее или, может, ляжешь? Чтобы тебе было комфортно! И читай вслух, а я послушаю и заодно твои цветочки полью. Ну, чего ты застряла? Садись, ложись! Читай! Я вертела газету в руках.
– Я обязательно должна читать вслух? При вас?
– Не при мне, а для меня! Поняла? И кончай мне выкать. Это мужчины пусть нас величают, а мы, девочки, все на «ты»! И сядь ты или приляг, а то мне тяжело так с тобой разговаривать, голову все время вверх задирать!
– Все время?.. Вы… ты теперь будешь со мной все время?
– Сколько надо, столько и буду! – Она подошла к цветам, потыкала пальчиками землю, отщипнула пару сухих листиков. – Хорошие у тебя цветы! Этот как называется?
– Понятия не имею.
– А этот? Где покупала?
– Да не знаю я! Они всегда здесь были.
– И вот этот всегда цвел?
– Не знаю. У меня цветет.
– У меня такой тоже есть. – Она потеребила листья. – Никогда не цвел! И такой. Даже не знала, что цветут. Чем ты их поливаешь?
– Водой.
Она с искренним интересом цветовода смотрела на меня, и я добавила:
– Может, цветут оттого, что я пересадила все в новую землю? Старые горшки были ужасные, разномастные, я заменила горшки, ну и землю.
– А старые горшки куда дела? – Она заботливо поливала мои цветы, второй рукой ловко удаляя кое-где сухие листочки.
– Где-то в сарае валяются.
– Они тебе совсем не нужны? А то я бы взяла!
– Да, пожалуйста! Только они такие страшные, нелепые…
– Ну не нелепей меня! Сгодятся! Да сядь же ты, у меня прямо уж вся шея заболела на тебя голову задирать! И читай. Страсть до чего охота узнать, чего там эта тварь наваляла!
Я опустилась в кресло.
– Разве вы… ты еще до сих пор не читала?
– Нет. А когда? Вчера мой поздно пришел, злющий-презлющий на эту тварь. Все газетой махал да ругался. Я его, считай, до утра жалела, утешала. А чуть свет мы сюда поехали. Не поспав толком, собирались как лунатики. Я очки-то и позабыла взять!
– Как же вы… ты готовила?
– А! – Она вертанула кругленькой ручкой. – Стряпать я и с закрытыми глазами могу! А читать – все расплывается. Особенно газета. Мелко! И вязать, шить тоже теперь никак без очков. Да еще для телика одни – для дали, читать – другие, для близи. И те, и те забыла! Такая досада! Ну читай уже!
Глава 5,
в которой «Тайна имения Бон-Авиро»
«Вчера в имении Бон-Авиро известный кардиохирург доктор Бруно Дакор упал с лесов при странных обстоятельствах.
Бон-Авиро принадлежит некоему Марку Дени – несостоявшемуся художнику и любовнику бывшей телезвезды Соланж Омье, которая уже почти полгода открыто живет с ним в его виноградном имении и вскоре подарит ему ребенка.
В феврале этого года доктор Дакор оперировал мать Марка Дени. Операция прошла неудачно – мадам Дени скончалась на операционном столе. Пересадка сердца – дело достаточно сложное, процент риска летального исхода весьма велик. Тем не менее д-р Дакор был очень расстроен своей неудачей в тот день и отказался давать интервью в прямом эфире в передаче «Коктейль с…», ведущей и автором которой являлась тогда его жена Соланж Омье, сохранившая свою девичью фамилию в качестве псевдонима.
Об отказе от интервью доктор Дакор сообщил за несколько секунд до прямого эфира, устроив скандал в студии и практически сорвав программу. Руководство канала, конечно, нашло чем срочно заполнить пятничный эфир, однако в понедельник Соланж Омье было указано на дверь.
Решение было принято советом директоров «Каналь попюлер», не смог его изменить даже сам мсье Консидерабль – владелец значительного пакета акций канала и на протяжении почти двух десятков лет покровитель и, не исключено, что бойфренд упомянутой экс-звезды. Ситуация осложнилась тем, что из-за срыва прямого эфира с мсье Консидераблем случился тяжелый сердечный приступ, повлекший за собой фактическую отставку мэтра по состоянию здоровья.
Трудно сказать, каким образом Соланж Омье и Марк Дени друг друга нашли, но причин для мести доктору Дакору было достаточно у обоих. Наш земляк Дени не мог не винить Дакора в смерти своей матери, случившейся, вероятно, в результате халатности и спешки доктора из-за выступления в прямом эфире. А Соланж Омье именно из-за отказа мужа дать интервью (собственной жене!) потеряла престижную работу и бесценного покровителя. Кроме того, в случае смерти супруга ей достается гораздо больше, чем в случае развода.
На строительных же лесах, ставших роковыми для доктора Дакора, остановимся поподробнее. Как известно, виноградное имение Марка Дени было в полном упадке, и наш земляк искал на него покупателя. Но вот в его доме появилась Соланж Омье, и все финансовые затруднения виноградаря закончились до такой степени, что он даже затеял капитальный ремонт главного дома – мансарда, новая крыша.
Дело в том, что в качестве своеобразной моральной компенсации покойный ныне мэтр Консидерабль тет-а-тет преподнес экс-звезде ключи от нового «бугатти» ручной сборки, не забыв при этом все бюрократические формальности. Мы не будем настаивать на том, что это был подарок бойфренда, напротив – владельца канала, во славу которого долгие годы трудилась небезызвестная Соланж Омье. Выручки от машины с лихвой хватило на то, чтобы залатать все дыры имения Бон-Авиро. Мудрый шаг – доктор Дакор никогда не смог бы доказать, что жена тратит на любовника деньги их семьи.
Естественно, не смог бы доказать в том случае, если бы дело дошло до развода. Но зачем тратиться на развод, когда можно просто напоить супруга, заманить на строительные леса и руками молодого любовника, у которого с Дакором свои счеты, столкнуть вниз? Однако наш доблестный бригадир жандармерии Бетрав не торопится со следствием, и это понятно – не исключено, что Марк Дени – его незаконнорожденный сын.
Кстати о детях. Совершенно не ясно, является ли будущий ребенок экс-звезды ребенком мсье Дени, ведь известно, что официальной причиной ухода Соланж Омье с телевидения была ее беременность. За доктором Дакором звезда замужем уже более шести лет, давно пора бы обзавестись потомством.
А пока хочется пожелать доктору Дакору скорейшего выздоровления, только он сможет пролить свет на это загадочное и столь прозрачное преступление, когда выйдет из комы. Впрочем, на сегодняшний день состояние его здоровья крайне тяжелое, и врачи готовятся к самому худшему: всемирно-известный кардиохирург может превратиться в растение. Но, может быть, хоть это заставит жандармерию заняться делом?
Жерар Филен».
Глава 6,
в которой крайняя степень возмущения
– Вот мразь! – по мере моего чтения периодически басила Полетт, плескала нам компотику и отрезала по ломтику кекса, который был просто фантастическим – таял во рту, с цукатами, грецкими орехами, изюмом и еще чем-то загадочным и совершенно изумительным.
Едва я проглатывала очередную порцию, как она торопила меня читать дальше. Наконец прозвучала подпись: «Жерар Филен», – и мадам Бетрав со сжатыми кулачками натурально подпрыгнула в кресле.
– Ну и гадина! Хоть бы своим именем подписалась! Но так, исподтишка, поливать грязью всех вплоть до моего Жака!
Я отшвырнула газету. Жерар Филен, Жерар Филен – что-то очень знакомое, но я никак не могла вспомнить человека с таким именем.
– Гадина… – повторила Полетт, внимательно глядя на последний кусочек кекса.
– Бери, – сказала я. – Я уже наелась.
– Еще чего! Так нечестно. Давай поровну! – Она разрезала его и ножом пододвинула мне чуть большую порцию, поглядывая на пустой кувшин. – Тьфу! Не рассчитала я с компотом. Подожди, никуда не уходи! Я сейчас еще принесу. Слушай, а давай винца? А? Ну по чуть-чуть? Хуже-то от глоточка вина еще никому не бывало.
Я усмехнулась.
– А не проще, если мы вдвоем спустимся на кухню? Там все есть, и вино, и минералка. И вообще, тебе не кажется, что уже пора начинать готовить обед?
– Обед? – Маленькая ручка крутанулась в воздухе. – А! Успеется! У тебя людская кухня такая шикарная! И посуда! Прям жалко. Хоть ресторан открывай! Ну, чего ты тормозишь? Пошли, пошли! – Она мгновенно подхватила поднос и покатилась к двери; я едва поспевала следом. – Слушай, одного я не пойму, Консидерабль – правда твой любовник или она это выдумала? – Мы спустились с лестницы, и Полет, распахнув дверцу холодильника, изучала его содержимое. – Вот чудаки! Вина своего завались, а у них полхолодильника пивом забито! – Она пощелкала пальцами по жестянкам.
– Просто Марк любит пиво…
– Я и говорю, чудаки! И фрукты покупные…
– Но киви и манго у нас не растут!
– Дались они тебе! Деньги портить. А вино-то где? Не вижу ни одной бутылки!
– Не может быть! – Я подошла поближе, тоже заглянула в холодильник. – Да вот же! – Я потянулась к глиняному кувшину.
– Так бы и сказала, что не в бутылке, а в кувшине. – И он был уже в ее руках! – Ты давай сядь, сядь, а то мне опять надрывать шею.
Я послушно опустилась на диванчик – самое низкое из того, чтобы было на первом этаже.
– Ну, выдумала подруга или правда путь на экран лежит через диван?
– Все не так просто, Полетт. Для кого-то, не исключаю, так, но мои отношения с Консидераблем складывались иначе.
– То есть ты ему подольше не давала, чтоб не бросал?
– Да нет же! Пойми, он стал моим учителем, почти отцом. Понимаешь, у меня не было отца. А Консидерабль, умный, добрый, взрослый человек, стал возиться со мной. Я ужасно его полюбила! Правда. Искренне. И все остальное произошло потом как-то само собой… Я просто не знала, как иначе выразить ему свою любовь!
– Отца не было вообще?.. Это у тебя чего? Пармская ветчина? Обожаю! Будешь?
– Был, конечно. Бери-бери, ешь что хочешь. Я уже сыта. Я даже ношу его фамилию. Но родители развелись, когда я была совсем маленькой, и он уехал к новой семье в другой город. Я его практически не видела.
– А с отчимом не сложилось? Понятно. А где у тебя хлеб?
– Да этих отчимов было с десяток! Хлеб вон в шкафу, открой верхние створки… Мать была просто одержима идеей снова выйти замуж, и ей было совсем не до меня, а уж им – тем более. Но они все от нее довольно быстро сбегали. С ней очень трудно жить под одной крышей.
– И ты тоже сбежала? С Консидераблем?
– Я сбежала, потому что хотела учиться. Не было бы Консидерабля, я бы все равно сбежала! Я не хотела жить как она, не хотела выходить замуж за соседа, как она, лишь только потому, чтобы у меня был му-у-уж! А потом всю свою оставшуюся жизнь тратить на поиски нового!
– А я хотела за соседа… – Прекрасные Софи-Лоренские глаза вдруг повлажнели. – И вышла, и родила девчонок…
– Извини. Я не думала тебя обидеть. Просто я сама не своя от этой всей ситуации и плохо соображаю, что говорю.
– А вино вы из каких бокалов пьете? – Она отвернулась и с нарочитой сосредоточенностью изучала посуду в буфете.
Низенькое, круглое женское существо в бесформенном темном платье с наивными оборочками. В разбитых туфельках на стоптанных каблучках. Жидкие волосики, аккуратно подобранные в пучок пластмассовой заколкой с полустертой «позолотой» и разноцветными пластиковыми стразами.
– Бери любые, Полетт. Только я вино не буду. Я налью себе минералки… Правда, я не думала тебя обидеть…
Я собралась встать и принести себе минералки, но она резко крутанулась ко мне. Прекрасное лицо теперь старательно изображало
улыбку. Настолько же прекрасное, насколько неуместное рядом с кургузым шарообразным тельцем без шеи.
– Ой, да сиди, сиди! – Коротенькие ручки запорхали. – Я тебе все дам! Точно минералки? Лучше сбегаю-ка я за компотом на людскую кухню. – Она подхватила пустой стеклянный кувшин, а в следующий миг была уже на пороге дома. – Я его литров десять наварила! – И скрылась за дверью.
На миг в темноватое помещение влетел яркий поток света с дружно заплясавшими в нем пылинками. Гомон голосов, звуки движения, работы. И снова все стихло. Каменная кладка старинного дома заботливо гасила внешний шум.
Окна, что ли, открыть, а то прямо как в склепе, подумала я, обводя глазами первый этаж. Если не считать большого нового холодильника и кое-какой новой кухонной утвари, все здесь было точно так же, как и полгода назад, когда я впервые увидела эти облупленные крашеные стены кое-где даже со следами плесени, этот потемневший от времени потолок с массивными балками, очень большой деревянный стол даже не на четырех, а на шести толстых ножках. Разномастные стулья, два из которых явно очень древние и наверняка бесценные, настоящий антиквариат. Антикварный же буфет позапрошлого века с гранеными разноцветными стеклышками и медными прутиками перекладин между ними, но, похоже, безнадежно утративший свою ценность – за долгую жизнь его красили и перекрашивали не раз и белой, и всякими другими красками. Ровесник ему – диван, покрытый полупротертым гобеленом неведомого возраста и происхождения. Еще один диванчик – на котором я сейчас сижу – куцый и низенький.
Два кресла: одно высокое, солидное, кожаное, с ушками и подлокотниками, другое – некогда бордовое или даже красное в клетку, разлаписто-бестолковое, шестидесятых годов прошлого столетия. Под ними – старинный небольшой и до сих пор еще мохнатенький ковер. Марк им очень гордится – он выткан монашками и был приданым его прабабушки, получавшей «образование» в том монастыре. Внушительные часы в резном корпусе – из того же приданого. И совсем уникальная вещь – клавикорды, но Марк даже не может сказать, кто и когда на них играл. Замечательный по строгой красоте камин, хотя им нельзя пользоваться – не действует дымоход. Над камином висят охотничьи ружья – тоже гордость Марка, и он знает историю каждого и историю каждого из их хозяев. Остальные стены густо увешаны картинами в рамах и без. А на каминной полке стоят разнообразные подсвечники – своего рода коллекция его матери – и керосиновая лампа. Именно эта лампа светила нам в первый день моего здесь появления.
Глава 7,
которая опять полгода назад
Марк внес меня в дом на руках, небрежно толкнув ногой входную дверь.
– Лола! Смотри, какая у нас гостья!
В нос ударил характерный запах старого сыроватого дома, смешанный с ароматами какого-то пряного кушанья, и я вдруг поняла, что жутко хочу есть… Здесь было тепло, но еще темнее, чем на улице, где по-прежнему лило с мрачного неба.
Из полумрака нам навстречу метнулась высокая тоненькая девушка, пожалуй, даже подросток.
– Что за гостья?! – Очень возмущенный голосок. – Она ж вся в грязи! Кого ты приволок? Ты с ума сошел! Ой… боже… – Лола подошла ко мне совсем близко, и я уже вполне отчетливо видела хорошенькое юное личико и растерянные большие глаза. – Ой… Марк! Этого не может быть! Это ж сама… Ой! Нет!.. – Длинные пальчики с остатком облезлого маникюра на ногтях прижались к ее щекам. – Этого не может быть, Марк!..
– Может, может, Лола! Ты давай свет тут организуй! Свечи, что ли, зажги. И поищи эластичные бинты! Они точно должны быть! В аптечке! – Он уверенно нес меня куда-то; Лола торопливо семенила следом.
– Ни в какой они не в аптечке, а в буфете! Я знаю, где они! А где ты ее взял? И почему она в грязи? Зачем бинты?
– Ногу она вывихнула! Упала, не может ходить! И поищи, что ей надеть после ванны! – Он стал подниматься по лестнице. – Халат какой-нибудь потеплее, чтобы…
– Халат – ерунда! Но с ванной проблема, Марк. Бак пустой. Надо греть тридцать минут!
– С ума обалдела? Какие еще тридцать минут?! – Марк пихнул ногой какую-то дверь, и мы оказались вроде бы в спальне. Здесь было немного светлее.
– А сколько, Марк? Ну, двадцать пять! Не меньше!
– Подождите! – вмешалась я, выходя из оцепенения.
Они замерли на месте и смотрели на меня так, будто секунду назад меня здесь вовсе не существовало.
– Спасибо огромное за заботу, но, думаю, моей ноге сейчас полезнее лед, чем горячая ванна. А одежды у меня в машине полно. И если вам, Марк, будет не сложно…
– Не сложно ему, не сложно! – перебила Лола. – А вы правда сама… э-э-э… Соланж Омье?.. – Мое имя она произнесла с придыханием и восторгом.
– Правда, правда! – закивал Марк. – Между прочим, Лола – ваша самая горячая и пламенная фанатка!
Лола потупилась.
– Ну, Марк…
– Да, да, да! Истинная фанатка! Она так переживала, когда узнала, что вы больше не будете вести «Коктейль»! Лола, ну не стой ты! Свечку, что ли, принеси! – Марк сделал пару шагов и остановился у двери в конце комнаты. – В ванной ведь будет полная темень! Ванна не ванна, но умыться-то гостье надо?
– Ты меня не слышал, Марк? Бак пустой! Набирать да греть полчаса! Не волнуйтесь, мадам! Я сейчас моментально вскипячу чайник! Чтобы умыться, вам хватит! – Она развернулась и бегом побежала вниз по заскрипевшей лестнице. – А ты не стой, Марк, неси ее сюда и сходи за ее одеждой! Это ж ужас, какая она грязная! – донеслось уже снизу.
– Извините, – пробормотал Марк и понес меня обратно. – Мне так неловко, что у нас ни воды, ни света…
– Не страшно. Это мне неловко! Свалилась на вашу шею.
– Да ну, какие пустяки…
– Лола – это ваша сестра? Он фыркнул.
– Нет, что вы! Лола ухаживала за моей мамой, когда мама болела. А теперь просто заходит, ну чтобы помочь по хозяйству.
– Хорошенькая. Ваша невеста?
– Шутите? Ей семнадцать лет! А мне тридцатник!
– Ну, так что же? Можно и подождать, если она нравится вам и, похоже, вашей маме. Да?
– Нет, – неожиданно сухо ответил он. – Моей маме уже никто не нравится. Ее нет больше на свете.
– О… Простите, я не знала… Я…
– Пожалуйста, не будем об этом. – Он опустил меня на низенький диванчик. – Лола, ну что ты там копаешься?
– Сейчас, сейчас!
На большом столе вспыхнула керосиновая лампа, осветив нежное лицо и фигурку, и я еще раз подумала о том, до чего же хорошенькая девушка.
– Лола, а чайник?
– Я не могу все делать одновременно! – Она схватила электрический чайник и ковшиком стала наливать в него из ведра воду. Обернулась ко мне и со смущенной улыбкой добавила: – Не волнуйтесь, мадам. Он закипает ровно за минуту! Это очень хорошая фирма. Я сейчас принесу вам полотенце. – И стремглав унеслась вверх по лестнице.
– Спасибо, Лола! – крикнула я ей вслед и тихо сказала Марку: – Она, правда, хорошенькая и очень славная девочка.
Он с заметным недовольством передернул плечами. Снял свою перепачканную куртку, свернул ее грязью внутрь, положил на ближайший стул.
– Мне-то что? – Подошел к раковине, открыл кран и стал мыть руки.
– По-моему, она в вас влюблена…
Он обернулся и пристально посмотрел на меня.
– Не придумывайте! – Завернул кран, обтер руки какой-то тряпкой, шагнул к буфету. Вытащил из буфета миску, повертел в руках, убрал обратно, достал побольше. Оттуда же извлек чистое кухонное полотенце и направился к ведру с водой, из которого Лола наполняла чайник. – Если уж она влюблена в кого, то в вас!
Без куртки, в футболке с коротким рукавом он оказался еще более плечистым, а оттого даже, пожалуй, коренастым. И двигался он немножко косолапо, и кисти рук были непропорционально великоваты, и эта дурацкая короткая стрижка, и курносый нос, и теперь я уже точно знала, что он моложе меня на целых пять лет, но…
Он налил в миску воды, опустил туда полотенце, подошел ко мне, присел на корточки, поставил миску на пол и заговорщицки понизил голос:
– Вы себе даже представить не можете, какое чудо для нее сотворили своим появлением. – Осторожно стянул носочек с моей распухшей ноги, закатал штанину моих перепачканных грязью брюк. – Вы ее кумир! – Он снизу вверх смотрел мне в глаза.
– Вы мне это уже говорили. – Я едва справлялась с дыханием от уверенных и очень нежных прикосновений его огромных рук к моей ноге. Наверное, следовало бы самой освободить от всего свою ногу, но…
– Вам неприятна популярность? – Его взгляд сделался еще более пристальным, а руки ловко оборачивали холодным полотенцем мою щиколотку.
– Да, Марк. – Я больше не могла выносить его взгляд и отвернулась. – У вас есть запретная тема. У меня тоже.
– Понимаю. Но, пожалуйста, будьте снисходительны к Лоле. Она же еще совсем ребенок.
Где-то наверху в темноте – горящая лампа отсекала теперь верхнее пространство дома – скрипнула и открылась дверь. Легкие шаги по деревянным половицам.
– О! Марк! Ты еще здесь? Или ты уже принес ее одежду? – Лола появилась на лестнице, нагруженная смутными в полутьме вещами, и, спускаясь, заговорила уже со мной: – Мадам! Я несу вам полотенце и большой плед! И еще несу чистый таз. В нем никто никогда не мыл ноги! Только умывалась мама Марка. Такая была чистюля!
Я видела, как Марк поморщился.
– Ладно, милые дамы, – тем не менее, весело сказал он, вставая во весь рост. – Я пошел! Не скучайте без меня. Вернусь через полчасика. Почаще меняйте холодный компресс. Вернусь – наложим тугую повязку.
Лола растерянно посмотрела на него, на меня, на него.
– Как это через полчасика? Я же слышала, как подъехала твоя машина!
– Но ее вещи в ее машине, а не в моей!
– Как это? – От растерянности Лола в обнимку со своей ношей даже опустилась на ближайший стул. – Ой, а лампочки! Ты же ездил за лампочками… А привез ее…
– Лола, я вам все объясню, – сказала я. – Идите, идите, Марк, а то совсем темно делается!
– Нуда. Ваша-то машина открытая стоит… Слышь, Лола! Не утомляй гостью дурацкими расспросами и сама поменьше глупостей болтай!
– Что ж я, дура совсем, что ли, что ж я совсем не понимаю… – повторяла Лола, а он смотрел на меня и не двигался с места.
Смотрел так, будто я могла исчезнуть в любую секунду.
– Ну идите же, идите, – поторопила я, только сейчас окончательно осознавая, что абсолютно все мои вещи и даже документы сейчас в машине, которая брошена неизвестно где.
– Да-да… – словно придя в себя, произнес он и ринулся к куртке на стуле. Схватил ее, начал надевать, по-прежнему не сводя с меня взгляда.
– Ты чего? – сказала Лола. – Так и пойдешь в грязной?
И тут снаружи донесся шум подъехавшей машины. Мы все переглянулись так, как если бы нас застали за чем-то ужасным.
– Кого еще принесло в такую дождину? – недовольно проворчала Лола, опуская на пол таз и вскакивая со стула.
Она ринулась к двери, Марк – за ней.
– Подожди, я сам! – Он распахнул дверь. На пороге стоял высокий человек в черной, блестящей от дождя накидке и форменной фуражке. Со своего места я не видела его лица.
– О! Здорово, дядя Жак! – сказал Марк, протягивая ему руку. – Какими судьбами? Заходи!
– Здорово! – добродушно ответил тот, шагнул внутрь, и они обменялись рукопожатием. – А у тебя чего телефон не работает?
– Ага, – встряла Лола. – Отключили за неуплату! Добрый вечер, дядя Жак! А мобильник он в колодец уронил.
– Свет тоже за неуплату отключили?
– Ха! – фыркнул Марк. – Нет! У меня же свой движок. Просто лампочки кончились! Заходи, не стой на пороге!
– Да погоди ты! Тут дело такое…
– Какое?!
– Ну как тебе сказать… Короче! Я тебе во двор «бугатти» на тросе приволок…
– «Бугатти»?.. – выдохнула Лола. Марк закашлялся.
– Ну да, – сказал дядя Жак, глядя в пол, и почесал рукой под фуражкой. – «Бугатти». Красный. В твоих виноградниках стоял. Крыша сломана. Бензин кончился. И битком набит сумками с бабьим шмотьем!
Лола покосилась в мою сторону.
– Черт знает что!.. – продолжал жандарм. – Просто пусть у тебя в сарае постоит, чего ему под дождем мокнуть? Пока еще разберемся чей, да что, как сюда попал, куда делась его хозяйка… Ладно?
– Дядя Жак, понимаешь, дело в том… – откашлявшись, начал Марк.
– Офицер! – сказала я. – Простите, что вмешиваюсь, но это мой «бугатти», и я никуда не делась. Я здесь.