Текст книги "Бывшие (СИ)"

Автор книги: Настя Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Так какого черта я сижу сейчас здесь в Москве, отвечая на письма, до которых мне нет дела, и собираясь на завтрашний прием, который принесет мне очередной миллион долларов, уже мне не нужный? Какого черта я в Москве, когда моя женщина в Ростове, взращивает свою неприязнь ко мне, возводит вокруг своего сердца все новые бастионы, через которые мне будет все сложнее пробиться?

Я должен был, должен был исправить все.

Я позвонил Игорю и без всякой прелюдии сказал, что ему придется самому отдуваться на завтрашнем приеме в администрации, но пообещал через несколько дней взяться за ум и включиться в работу. Не беспокоя секретаршу, которая давно ушла домой, я сам купил билет и зарегистрировался на ближайший рейс. Порадовался, что не оставил дома паспорт.

Часть меня понимала, что я веду себя как безумный, но мне было все равно. Я слишком долго вел себя так, как велела гордость. Настало время слушать свое сердце.

У меня оставалось несколько свободных часов, и я поехал к Татьяне. Не то, что она могла как-то повлиять на мои действия, но я чувствовал, что мне нужно было разобраться во всем до конца. Если Ксения действительно ушла от меня уверенная, что у меня роман с Татьяной, а та поддерживала эту иллюзию, я должен был знать.

– Ты действительно говорила моей жене, что мы любовники? – спросил я ее прямо, сидя в уютной гостиной в ее просторной квартире в фешенебельном районе в центре. – Правда, что в ночь, когда она потеряла ребенка, она звонила в офис уже из больницы и просила передать мне, что ждет меня?

Сначала Татьяна сделала удивленный вид. Потом в глазах появился вызов. А потом, совершенно неожиданно для меня, она заплакала. На мой взгляд вполне искренне, но в моей душе не возникло ни тени жалости.

– Ты должен был быть моим, – зло всхлипнула она. – Так было предначертано. Я любила тебя. Наши родители хотели, чтобы мы были вместе. Мы с тобой хотели этого, пока не появилась она.

– Я никогда не хотел этого, – сиплым от шока голосом произнес я. – Мы с тобой спали лишь однажды. Но я никогда, слышишь, никогда не собирался женится на тебе.

– Ты бы женился. Обязательно. Если бы эта сука не забеременела, ты бы рано или поздно устал от нее, – бросила она, яростно вытирая слезы. – А нас с детства связывало слишком многое.

Я посмотрел на нее, будто видя в первый раз. Как, черт возьми, я так долго был слеп, принимая за чистую монету все, что говорила и делала эта женщина?

– Ты хоть понимаешь, что было со мной, когда Ксения ушла и увезла с собой Миру? – спросил я, даже не пытаясь скрыть своего отвращения. – Или ты настолько жестока, что тебе было наплевать на меня? Ты говоришь, что всегда любила меня. Но любящие люди не ведут себя так, Татьяна. Ты понятия не имеешь что такое любовь.

Когда я вышел из ее квартиры, внутри меня была пустота. Я даже не злился. Я просто не понимал, как я мог просмотреть то, что творилось у меня под носом. При этом, я отдавал себе отчет в том, что было бы глупо с моей стороны винить во всем только Татьяну. В расставании с женой в первую очередь виновным был я сам. И только на себя я мог возложить ответственность за бесцельно потерянные годы.

В самолет я сел уже под утро, в почти болезненном нетерпении, и все время обдумывал, что скажу Ксюше . Проигрывал в голове разговор, подбирал слова, которые должны будут быть произнесены. Представлял ее реакцию. Но как только самолет взлетел, напряжение последних дней и усталость взяли свое и я заснул.

В Ростове я взял такси. Было раннее утро, дороги были свободными, солнце только-только начинало припекать, и я надеялся застать жену дома до того, как она уедет на работу.

Дверь мне открыла Мира, уже одетая в школьную форму. И хотя я не предупреждал о своем приезде, дочь ничуть не удивилась, увидев меня на пороге. Она без слов обняла меня и не отпускала чуть дольше, чем обычно, будто понимая, зачем я пришел.

– Мне пора в школу, – шепнула она, снимая с вешалки тонкую ветровку и закидывая за спину рюкзак. – Мама в спальне. Удачи.

К прикрытой двери комнаты Ксении я шел крадучись, чувствуя, как потеют ладони и сердце неистово стучит в груди, будто отбойный молоток. Хотел постучать, но не сделал этого. Вместо этого медленно распахнул дверь и заглянул внутрь.

Ксения сидела на краешке кровати спиной ко мне, с зеркалом в одной руке и умело подводила глаза. На ней был уютный белый халат, волосы были все еще влажными после душа, а голые ноги были вытянуты так, что я смог оценить и их длину, и гладкость кожи, и даже изысканную форму маленьких босых ступней.

За какие-то секунды я вобрал в себя весь ее образ, чувствуя, как сладко заныло сердце. И вдруг отчетливо понял, что мое место здесь, рядом с ней. И нигде больше. И если это не любовь, то я даже не знаю, что это было.

– Кто приходил? – спросила Ксения оборачиваясь и вдруг застыла, осеклась на полуслове, когда вместо дочери увидела меня.

Она сразу будто бы подобралась, подтянула к себе ноги, выпрямила спину и вздернула подбородок. На ее лицо опустилась маска отчуждения, губы скривились в холодной усмешке, а глаза недобро сверкнули, хотя за долю секунды до всех этих метаморфоз, до того, как она осознала происходящее, ее глаза вспыхнули отчаянной радостью и теплом, и одно только это придало мне силы двигаться дальше.

– Кажется, ты говорил, что тебя не будет два дня, – бросила она, вставая, складывая руки на груди и этим жестом будто отгораживаясь от меня.

– Кажется, ты советовала мне вообще не приезжать.

Я прошел дальше в комнату, с интересом оглядываясь вокруг, отмечая какие-то детали, вроде фотографии пятимесячной Миру в рамке на столе и сексуальной шелковой комбинации на подушке.

– Давай поговорим, – предложил я, останавливаясь перед Ксенией. Разглядывая ее, изучая, радуясь тому, что она рядом, на расстоянии вытянутой руки, но в то же время негодуя, что я не могу приблизиться к ней еще ближе. Что по своей глупости я лишился законного права обнимать ее, целовать ее и требовать от нее чего-то.

– Не о чем нам говорить, – устало ответила она. – Мне через двадцать минут выходить на работу. Не понимаю, зачем ты приехал. Да еще в такое время.

– Не мог ждать дольше, – честно признался я. И мне показалось, что мой ответ удивил ее.

Какое-то время она молчала, видимо прикидывая, как побыстрее выставить меня из дома. А я любовался ее вызывающей позой, чудесными глазами, в которых сверкал огонь, маленьким вздернутым подбородком и сочными сладкими губами, вкус которых сводил меня с ума.

– Что тебе нужно? – требовательно спросила она, наконец, понимая, что силой ей меня не одолеть, и остается только дать мне выговорится побыстрее.

– Ты, – быстро ответил я. – Я говорил тебе, что мы должны разобраться в наших отношениях. И для себя я понял, что наше расставание три года назад было ошибкой. Что ты нужна мне… А я нужен тебе.

Ксения вытаращила на меня глаза, ее губы скривились в саркастической усмешке:

– Ну и ну, а ты не теряешь времени зря. Уже и за меня все решил, – она смерила меня презрительным взглядом. – Только ты просчитался, Влад. Ты мне не нужен. У меня своя прекрасная жизнь, в которой для тебя нет места. Я давно пережила и тебя и наш развод. Советую тебе сделать то же самое.

Помимо воли мои губы дрогнули и уголки приподнялись в улыбке.

– Отрицание не делает вещи менее реальными, Ксения.

– И что это должно означать?

– Ты сколько угодно можешь отрицать чувства, которые сохранились между нами, но это не сделает их менее реальными, понимаешь? – понизив голос до шепота, сказал я.

– Ты сколько угодно можешь пытаться воскресить чувства, которые были между нами, но это не отменит реальность, в которой мы чужие люди, понимаешь? – саркастически парировала она.

– Воскресить? – переспросил я. – О, Боже, Ксюш. Мне незачем их воскрешать, потому что они здесь, между нами, разве ты не чувствуешь?

Сделав шаг по направлению к ней, я остановился всего в нескольких сантиметрах. И хотя наши тела нигде не соприкасались, я чувствовал ее тепло и нежность, и легкую дрожь, которая сотрясала ее тело. Я протянул руку и ласково дотронулся до жилки, которая билась у нее на шее.

– Видишь? – шепнул я.

– Что ты хочешь от меня Влад? – срывающимся голосом произнесла Ксения. – Наказать меня сейчас, три года спустя, за то, что я имела наглость и смелость бросить тебя? За то, что я приняла единственно верное решение, которое помогло мне выжить?

– Неужели ты действительно считаешь, что я здесь, чтобы взять реванш? Какого ж ты мнения обо мне, если думаешь, что я руководствуюсь только попранной гордостью?

– Я не знаю, чем ты руководствуешься, – устало сказала она, будто эта перепалка отняла у нее последние силы. – Я давно перестала понимать твои мотивы и поступки.

Несмотря на демонстративную холодность, в ее глазах тлело пламя желания. Я знал, что стоит мне приблизиться, потянуться, поцеловать, как она с горячностью ответит мне. Но я не мог поступить так с ней. С собой. Я хотел, чтобы она пришла ко мне сама, по своей воле, сделав осознанный шаг. И все же, потребность обнять ее была такой сильной, что у меня начали чесаться ладошки. Поэтому я спрятал руки в карманы, обошел ее и встал перед окном, невидящим взглядом уставившись на картинку за стеклом.

Игорь как-то говорил мне, что страсть может сжечь тебя без остатка. Во время бурной молодости они со Светой устраивали такие концерты, что сбегались все соседи, и расходились сотню раз, так что я ему верил. Она без стеснения быть услышанными другими людьми высказывали друг другу в лицо все претензии. Между ними никогда не было недомолвок. Они бурно выясняли отношения и не менее бурно мирились. Мы с Ксенией были другими – никогда не выставляли эмоции напоказ, всегда скрывали чувства, мирились в постели, а не на словах, сексуальным удовлетворением заглушая тоску по настоящей духовной близости, которой у нас не было никогда. И я не мог, не мог позволить себе поступить так и сейчас.

– Я был у Татьяны, – тихо сказал я.

– Меня не касается, – бросила Ксения после секундного колебания.

– Конечно, касается, – я обернулся и встретился с ней взглядом. – Я говорил тебе уже и скажу снова: я не спал с ней с тех пор, как мы с тобой познакомились. Не спал. Точка. Но теперь я знаю наверняка, что она говорила тебе обратное. Я должен извиниться перед тобой.

– И это должно меня утешить? Ты опоздал на три года.

– Ксения, это не должно тебя утешить. Я пришел не утешать тебя, – в раздражении ответил я, проклиная ее несговорчивость и желание противостоять каждому моему слову. – Я пришел доказать тебе, что несмотря ни на что, у нас с тобой есть будущее. Я пришел, чтобы мы проговорили с тобой все наши претензии к друг другу и могли начать заново. С чистого листа.

– И с чего ты взял, что мне это интересно? – с издёвкой в голосе спросила она. – Последний раз, когда я была у врача, он не выявил у меня тяги к садомазохизму.

Отвернувшись от меня, она демонстративно прошла к гардеробу. Сняла с плечиков тонкий пиджак, достала с полки джинсы и топ, всеми своими действиями говоря: «Извини, мне нет до тебя дела».

– Зато у тебя явная тяга к побегам. Вместо того, чтобы сесть и попытаться поговорить, ты снова убегаешь.

– Я ведь уже сделала это однажды и это было лучшее решение в моей жизни. Так почему бы не повторить? – спросила она, направляясь в ванную комнату и в сердцах хлопая дверью.

Из нее она вышла через минуту уже полностью одетая, яростно расчесывая щеткой все еще влажные волосы.

Эта женщина была непостижима! После того, как она буквально таяла в моих объятиях три вечера назад, сегодня она обрывала любые мои попытки наладить наши отношения.

– Я ждал, что ты вернешься, – сказал я, после секундного колебания, надеясь, что, перейдя к нашим проблемам, я смогу добиться признаний и от нее тоже. – До того, как ты прислала документы на развод, я верил, что ты одумаешься и вернешься.

– Я одумаюсь? – словно не веря повторила она. Рука ее замерла в воздухе с щеткой, и из горла вырвался истерический смешок. – Я просто поражаюсь тебе, Влад. Ты действительно думал, что я бы приползла к тебе после всего, что было? После всего, что ты сделал?

– А что ты хотела от меня?

– Для начала, чтобы ты через месяц после моего ухода не начал шляться по бабам! – яростно выкрикнула она. – Я не успела даже свыкнуться с потерей ребенка и мужа, как ты уже красовался на журнальных фотографиях с тощей блондинкой! И после этого ты серьезно думал, что я вернусь? Да если у меня и оставались какие-то иллюзии насчет тебя и нашего брака, то своим поведением ты напрочь лишил меня их. Как только я ушла, ты просто заменил меня на одну из своих красоток. Ничего не скажешь, прекрасный способ продемонстрировать жене, что она для тебя что-то значит.

– Но ты сама ушла от меня! Поэтому, ты не имеешь права обвинять меня в измене. Особенно, если учесть, что я впервые лег с кем-то в постель уже после того, как мы развелись.

– Долго же тебе пришлось терпеть, – ядовито произнесла она, в сердцах бросая расческу на столик. – Надеюсь, она удовлетворила все твои потребности.

– Я бы предпочел, чтобы их удовлетворяла ты, но тебя рядом не было. Ты ушла от меня, лишив не только жены, но и дочери. Что я, по-твоему, должен был делать?

Ксения побледнела. Ее грудь тяжело вздымалась, будто ей не хватало воздуха, а дыхание было резким и прерывистым.

– Какое-то время я верила, хотела, чтобы ты приехал в Ростов и забрал нас домой, – наконец произнесла она. – Но я быстро пришла в себя и поняла, что мой поступок просто облегчил тебе жизнь и ты скорее отправишь нас еще дальше, чем приедешь и заберёшь домой.

Я подошел к ней, чувствуя растущий ком в горле. Одну руку я положил ей на плечо, второй поднял подбородок так, чтобы наши глаза встретились. И медленно, но твердо произнес.

– Больше всего на свете я жалею, что не приехал за тобой и Мирой в Ростов. Если бы я мог повернуть время вспять, в самолете, который увез тебя из Москвы было бы на одного пассажира меньше. И мы бы никогда не развелись.

Она вздрогнула. В ее глазах впервые за сегодняшний день мелькнула тень печали и нежности. И это уже было маленькой победой, но все же, когда она заговорила, ее голос звучал все также бескомпромиссно.

– Не понимаю, зачем мы вообще обсуждаем это сейчас.

– Потому что, может быть, если мы наконец выскажем друг другу все обиды, претензии и недомолвки, мы сможем двинуться дальше.

– Я этого не хочу.

– Конечно, хочешь.

Я медленно наклонился к ней, будто раздумывая, хотя на самом деле все внутри меня горело от нетерпения и, чтобы выждать эту секунду, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю.

– И зачем только я ждал так долго? – спросил я, чувствуя тепло ее дыхания на своих губах.

Она вырвалась, будто очнулась ото сна, и с размаху врезала мне пощечину, так что у меня на мгновение потемнело в глазах. Но не усела она поднять руку еще раз, как я остановил ее, перехватив запястье в сантиметрах от своего лица.

– Хочется подраться?

– Да!

– Ну, давай, – я разжал пальцы и скрестил руки на груди, вызывающе глядя на нее, предлагая выпустить пар.

Наши глаза встретились.

– Я тебя ненавижу, – выдавила она. – Как ты смеешь приходить ко мне сейчас, спустя три года и говорить мне, как ты хочешь все исправить? Три. Долбанных. Года. Я убью тебя!

И следующее, что я почувствовал, это ощутимый удар ее кулачком под дых. Еще мгновение и Ксения налетела на меня, осыпая болезненными ударами, без разбора молотя по любой части тела, до которой она дотягивалась.

–

Пожалуй, мне стоит изменить категорию на «Неидеальные герои». Они ведь действительно абсолютно неидеальные и оттого более настоящие

Глава 18. Откровения

Злость. Отчаяние. Беспомощность и ярость. Испытывала ли я когда-нибудь все эти чувства разом и с такой интенсивностью? Я не могла припомнить. Вряд ли в тот момент я вообще была в состоянии вспомнить хоть что-нибудь из прошлой жизни. Перед глазами все плыло. Руки с силой сжимались в кулаки, а внутри разгоралась такая отчаянная жажда крови, что я всерьез испугалась возможности совершить насилие. Мне хотелось крушить, ломать все вокруг, сжигать мосты, убивать. Мне хотелось выбить из стоявшего напротив меня человека всю его самоуверенность. Мне хотелось стереть с его лица его всезнающую улыбку. Мне хотелось, чтобы он никогда, никогда больше не смел появляться на моем пороге и иметь наглость заявлять свои права на меня.

– Я тебя ненавижу, – с жаром выдавила я. – Как ты смеешь приходить ко мне сейчас, спустя три года и говорить мне, как ты хочешь все исправить? Три. Долбанных. Года. Я убью тебя!

И, как если бы физическое насилие могло облегчить мою боль, со всей отчаянной силой, с беспомощной яростью и ненавистью, бурлившими внутри меня, я обрушилась на единственного в мире мужчину, который был способен вызвать во чувства такой силы – на моего бывшего мужа.

Когда мой кулак впервые ударил его в грудь, Влад даже покачнулся, а мои пальцы пронзила резкая боль, отчего у меня на мгновение потемнело в глазах, но я не остановилась, а он не остановил меня. И, наверное, именно его смирение, его готовность принять всю силу моей злости позволили мне окончательно слететь с катушек. Будто реальный мир перестал существовать, и все, что мне оставалось делать – это молотить кулаками по груди Влада, по его рукам и животу, чтобы выплеснуть всю боль, и обиду, и отчаяние. Чтобы найти себя. Чтобы выжить. А он только чуть отклонял голову, когда мои кулаки поднимались выше, безропотно принимая удары и молча ожидая, когда бурлящая во мне ярость уляжется.

Я отдавала себе отчет, что в этой буре была не только злость на Влада. На его самоуверенность, на его гордость, на его наглость. Здесь была злость и на меня саму. На поступки. На стечения обстоятельств. На судьбу, которой было угодно, чтобы я в одночасье потеряла ребенка и мужа. Эмоции, которые я так долго держала внутри, прорвали шлюзы, и я не могла, просто не могла остановить то, что так долго было спрятано под замок.

– Ненавижу тебя, ненавижу, – повторяла я без остановки.

О, да, я ненавидела Влада. Но кровь бурлила в моем теле, подгоняемая не только ненавистью. Мне так хотелось продолжить драться, сцепиться с ним… Прижаться к нему. Внезапно в моей голове возникли непрошенные и нежданные картинки темных ночей и смятых простыней. Мимолетных свиданий, голодных поцелуев, судорожных объятий… Мой пульс вновь участился. А понимание того, что я совершенно не способна контролировать физическую реакцию своего тела на бывшего мужа только сильнее распалило гнев.

И я била его, царапала, кусала. Я обзывала его самыми грязными и обидными словами, которые могла придумать. А он все стоял и молчал, давая мне возможность выплеснуть тоску, негодование, фрустрацию, только в темных глазах плескалась мука и горечь, которые, мне казалось, не имели ничего общего с физической болью, причиняемой мной.

Я не знаю, сколько времени продолжалась эта битва. Мне кажется, довольно долго. Потому что костяшки моих пальцев болели, а кулаки то и дело сводило от напряжения. Да из горла все чаще вырывались не обидные слова, а судорожные всхлипы, грозящие перерасти в настоящую истерику.

И когда я почувствовала, что силы уже на исходе, что злость утихает, а на ее место приходят тоска и печаль, я услышала тихий голос Влада:

– Достаточно.

Он уверенно сжал в своих руках мои запястья, предотвращая очередной, уже достаточно слабый, удар по своему телу. Только сейчас я с изумлением почувствовала, что меня всю трясет и оковы его теплых пальцев приносят с собой неожиданное спокойствие и теплоту.

Наши глаза встретились. В его взгляде было столько участия и понимания, что меня охватило отчаяние от собственной несдержанности. О, этим всплеском эмоций и судорожным бормотанием я рассказала ему куда больше, чем хотела бы. И он, конечно, обязательно воспользуется всей этой информацией.

Он сделает меня уязвимой.

В тот момент я была совершенно ошеломлена тем фактом, что я могу вести себя так по-детски, что Влад способен вывести меня из себя до такой степени, что спрятаться за холодным равнодушием мне больше не удастся, что теперь я для него – как открытая книга.

Я с трудом перевела дыхание, ощущая сухость в горле. Боль и обида беспощадно жгли сердце. А потом, вдруг, я почувствовала, что на глазах выступили слезы.

Я отвела взгляд и опустила голову в попытке спрятать их, не дать Владу увидеть мою слабость.

Но он увидел. С нечленораздельным восклицанием, он рывком притянул меня к себе, так что я уткнулась лицом в его грудь, скрытую тонкой рубашкой. Его сильные руки освободили мои запястья, но только лишь для того, чтобы сжать дрожащие плечи. Я застыла в его объятиях, чувствуя напряжение каждой клеточкой тела. Пока вдруг мое тело не начало сотрясаться от конвульсивных рыданий, которые, наконец, вырвались из моего горла.

– Я не могу… – всхлипнула я. – Я не могууууу...

И в тот момент я сама не знала, что скрывается за этим «не могу». Эмоциональная вспышка всколыхнула глубоко запрятанные воспоминания, темные, уродливые тени прошлого, которые так пугали меня, и я оказалась неспособна отличить их от реальности.

Из моих глаз градом катились слезы. Горло саднило. Всхлипы становились все сильнее. Я хваталась за Влада, как за соломинку, которая еще держала меня на плаву, не позволяя увязнуть в водовороте печальных воспоминаний, горечи и обид, готовых поглотить меня всю.

Я оплакивала свою юность, свои разбитые надежды, свой неудавшийся брак, своего ребенка, который так и не родился, и надежду, вспыхнувшую во мне, когда я поняла, что могу забеременеть вновь.

Все это время Влад молчал, только медленно гладил меня по спине, предлагая утешение, которое я, к собственному изумлению, на этот раз приняла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не знаю сколько времени прошло прежде чем слезы стали иссякать, прежде чем тело перестало вздрагивать от судорожных рыданий, прежде чем я вновь могла рассуждать. Я закрыла глаза, уступая предательскому желанию подольше продлить ощущение спокойствия и безопасности, которые я вдруг испытала, отгороженная от мира кольцом рук Влада. К собственному ужасу я осознала, что мне было так хорошо, что даже желание воевать и отстаивать свою независимость в этот миг исчезло. Я подняла руки и несмело обхватила бывшего мужа за талию. Влад, видимо, не ожидал этого, потому что на мгновение застыл и тело напряглось, будто от нового удара. Но потом с тяжелым вздохом расслабился, прижал меня к себе еще ближе и склонил голову так, что его подбородок уперся в мою макушку.

Это было такое простое, но такое интимное, такое чувственное объятие. Я спрятала голову у него на груди. Руки стали инстинктивно поглаживать его спину. А обоняние купалось в теплом, солнечном, таком мужском и чистом запахе, который всегда был присущ Владу.

И в этот миг я уже знала правду. Знала, что я все еще люблю этого сложного мужчину. Что никто и ничто не смогло вычеркнуть его из моего сердца. Что моя душа и мое тело так же, как и пятнадцать лет назад, принадлежат только ему.

Какое-то время мы молчали. Теперь, когда выплеск негативных эмоций остался позади, я вновь начала чувствовать незримую связь между нами. Связь, которая не исчезла за прошедшие годы.

– Я очень хотел, чтобы ты забеременела, – внезапно раздался у меня над ухом голос Влада. Я замерла, затаилась, размышляя, не послышались ли мне эти слова, но он, после секундной заминки, продолжал: – Я так отчаянно хотел этого ребенка, потому что мне казалось, что тогда я смогу привязать тебя к себе, и ты больше никогда не покинешь меня. Но за последние сутки я многое понял. Понял, что я хотел этого ребенка, потому что он бы был частью тебя и частью меня. Потому что для меня он был бы символом любви. Моей любви к тебе. Любви, которую я когда-то имел, а потом, по своей глупости, потерял.

Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, и поняла, что все время этого короткого монолога сдерживала дыхание. Судорожно вздохнув, я попыталась отстраниться от него, но он не позволил.

– Я бы хотел изменить многое, что произошло с нами три года назад, но это не в моих силах, – тихо сказал он. – Я могу лишь постараться сделать так, чтобы мы были счастливы в будущем, потому что я вижу, чувствую, что, не взирая на все, что было в прошлом, мы хотим быть вместе сейчас, – он как-то печально усмехнулся. – Прости, я вновь говорю за нас обоих. Правильнее будет сказать, что я хочу быть с тобой и я готов на любые, любые испытания, только бы ты дала мне шанс доказать тебе как сильно я дорожу тобой.

Сделав усилие, я все-таки отстранилась от него и прямо встретила его взгляд. Его глаза были темными и печальными. Уголки губ опущены. На лбу появились морщинки, так что мне хотелось протянуть руку и разгладить их.

– Простишь ли ты меня когда-нибудь? – не сказал, выдохнул Влад. – За нашего малыша? За то, что не был рядом тогда, когда ты нуждалась во мне? За то, что не остановил тебя, когда ты уходила? – на его лице застыло такое выражение покорности судьбе, неуверенности и надежды, что я даже немного растерялась, поскольку этот образ совершенно не вязался с тем Владом, которого я знала.

– Я никогда не винила тебя в том, что у меня случился выкидыш, – прошептала я. Голос дрожал, но я постаралась подобрать слова, чтобы он понял мои чувства. – Ты знаешь, я чувствовала, что с моей беременностью что-то не так… И потом врачи сказали мне, что это было практически неизбежно. Патология развивалась молниеносно.

– Даже если это действительно так, в тот день я должен был быть с тобой, не взирая ни на что. Ты звонила и делилась со мной своими опасениями, но я… – неожиданно его голос охрип от нахлынувших чувств. В его глазах была такая мука, такая горечь сожаления, что я почувствовала его боль как свою. – Я помню тот день от начала до конца. Сотни раз прокручивал его в голове. Помню, как плохо спала ты накануне, помню, как утром думал, что ты совсем измучилась и мне нужно быть повнимательнее к тебе, помню сожаление, что вместо меня в лагерь Мирославу отвез отец. Я понимал, что работа отнимает у меня все время, которое должно было принадлежать тебе, и я обещал себе, что исправлюсь, но так и не успел сделать этого. В тот день у меня была очень важная встреча. И когда я говорю важная, я действительно имею это ввиду. Весь бизнес, все состояние нашей семьи было поставлено на карту. Это правда. Ты можешь узнать у Игоря. И все же, и все же я должен был быть с тобой. Я не ищу себе оправдания. Я бы отдал все богатства мира, чтобы вернуть нашего малыша.

– Ты не говорил мне, что компания испытывала какие-то трудности, – с ноткой удивления прошептала я.

– Тебе было за что переживать и без этого. Я просто не хотел взваливать на тебя еще и свои проблемы. К тому же, когда я был с тобой, мне не хотелось говорить о работе. Мне хотелось держать тебя в объятиях и не отпускать, потому что только рядом с тобой я чувствовал себя как живой человек, а не как калькулятор.

Я вздохнула. Я не сомневалась в его искренности, не могла ставить под сомнение его слова и чувствовала, что на его честность я тоже должна ответить откровенностью.

– Мне казалось, что ты сожалеешь о нашем браке. Я никогда не сомневалась, что ты любишь Миру, но опасалась, что этого второго ребенка ты не желаешь. Что он приносит тебе только неудобства, как и то, что я так тяжело переношу беременность и тебе приходится постоянно со мной носиться. Я… – я покачала головой, мысленно возвращаясь к делам давно минувших дней. – Я чувствовала себя такой одинокой и потерянной. Я вдруг оказалась ненужной тебе, отрезанной от привычного общения, потому что мне приходилось сидеть дома одной, ведь даже Миру мы отвезли в лагерь. Я помню, что просто ходила по нашей стерильной квартире и чувствовала себя так, будто я в больнице с заразной болезнью и никто не может находиться рядом…

Влад застыл, а потом протянул руку и нежно погладил меня по щеке, медленно повторяя движение мокрых дорожек, оставленных слезами.

– Прости меня, – прошептал он. И в этой мольбе было столько чувства, столько боли и отчаяния, что мой мир, который я так тщательно выстраивала после нашего развода, поколебался.

Я молчала. Только чувствовала его тело рядом со мной, его руки на моих плечах, его теплое дыхание. Он по-прежнему не отрываясь смотрел на меня, и я смотрела на него, чувствуя в воздухе странную наэлектризованность, которая просто не должна была сейчас появляться.

Возможно, нам следовало отвернуться друг от друга, но никто из нас этого не сделал. Влад вздохнул, будто покоряясь судьбе, и начал наклоняться ближе, так что я стала ощущать тепло его дыхания на своих щеках, губах. И затем медленно приблизился настолько, что его губы смогли коснуться моих. Легонько, почти незаметно, но и этого было достаточно, чтобы я поняла, чем это все может кончится, и успела предпринять меры, чтобы не допустить этого.

Только я застыла. Не мешала ему. Не протестовала. Смотрела на него и молчала.

И когда он поцеловал меня, поцеловал по-настоящему, а я не оттолкнула его, я кристально ясно осознала, что с моей стороны это капитуляция. Абсолютная, бесспорная капитуляция. И теперь назад дороги уже не будет.

Мои руки крепче сомкнулись вокруг его талии, а доводы разума утонули в лавине ощущений, вызываемых нежными прикосновениями его губ и языка, которые ласкали, покусывали, гладили и совращали, изгоняя из головы все разумные мысли и медленно погружая в океан чувств и восторгов.

Через минуту, показавшуюся мне вечностью, он отстранился от меня. Тяжело дыша, он пытливо глядел на меня. И голод, сверкавший в его глазах, был соизмерим со звериной похотью. Некоторое время мы пожирали друг друга глазами, обуреваемые слишком бурными чувствами, чтобы говорить. А потом его руки сомкнулись вокруг меня, притянули ближе с нетерпением, граничащим с грубостью. И этот новый поцелуй уже не был нежным и осторожным, теперь он был неистовым и жарким, наполненным долго сдерживаемыми чувствами – испепеляющим желанием, жгучим вожделением и чувственным голодом.

Его щетина царапала кожу. Дыхание было влажным, язык нежным. Руки жадными. Поцелуи ненасытными. И все перестало иметь значение. Утро и спешащие прохожие за окном. Моя работа, на которую я безбожно опаздывала. Обещание, что я больше никогда не позволю Владу коснуться меня. Прочные барьеры, сдерживающие взаимные чувства на протяжении долгих трёх лет, наконец, рухнули, открыв путь бурлящему потоку страсти и все растворилось в водовороте чувственного удовольствия, в котором просто не было места сожалениям.