Текст книги "Журнал Наш Современник №1 (2002)"
Автор книги: Наш Современник Журнал
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
* * *
Теловидение.
* * *
Люди с удовольствием освобождаются от лучших своих качеств и передают их машинам.
* * *
Если настанут лихие времена и мне придется оставить сочинение музыки, то я в полгода смогу освоить ну хотя бы специальность маляра, штукатура или грузчика. Зато ни маляр, ни штукатур, ни грузчик никогда не смогут освоить специальность композитора – и в этом вся разница между нами.
* * *
Музыка эта хороша, хотя, конечно, с молчанием не сравнить.
* * *
Лесков и Гоголь – бесконечные поиски ТИПОВ. Вечный двигатель литературы.
* * *
Если музыка Стравинского – жемчужина искусства, то она, как и настоящий жемчуг, развилась в смертельно больном организме.
Вообще очень много изысканных красот создается из продуктов распада, подобно амбре или карельской березе.
* * *
В отношении к миру Стравинский чуток, как крыса. Но в нем начисто нет сердцеведения, т. е. того качества, которое является неотрывной частью именно русского искусства. Его познания о человеке доскональны, но они на уровне рентгенографии. Представьте, как это ужасно, если, к примеру, вместо головки любимой женщины вам дадут любоваться рентгенограммой ее черепа.
* * *
Человек, умеющий довольствоваться малым, незаметно для себя начинает довольствоваться только малым. В искусстве – это ужасно.
* * *
Меня обвиняют в том, что мой успех обусловлен использованием традиционных средств сочинения. Я это не отрицаю. Очень и очень многое и важное в жизни дается, к счастью, традиционными средствами. В том числе и люди, между прочим. Не худо почаще вспоминать мудрые слова Верди: “Вернемся к старине, и это будет прогрессом”.
* * *
В хоре, поющем фальшиво, человек со слухом будет петь фальшиво, пытаясь пристроиться то к одному, то к другому голосу, надеясь найти наконец опору для своей линии. И наконец махнет рукой и отступится. В фальшивом хоре невозможно петь чисто!!!
* * *
Мода – вещественное выражение комплекса неполноценности.
Мода – тряпичный мост от действительного к идеальному.
Мода – средство против боязни быть самим собой.
Мода – атавизм стадного чувства.
Мода – рабство, которое позволяет почувствовать себя господином.
Мода – “нас возвышающий обман”.
Мода также есть нечто совершенно не имеющее значения. Так, для жизни человеку необходимо дышать воздухом. Поэтому в моду не может войти, скажем, азот: нынче модно дышать азотом – это никогда и никто не скажет.
Мода – ошибка, которую исправляют последующей ошибкой.
* * *
– Этика начинается там, где кончаются разговоры.
– Добро есть деяние, направленное на сохранение и совершенствование жизни.
* * *
Исчезла жертвенность!!
Жертвуют лишь жизнью, дорогими часами жизни во имя того, чтобы повкуснее, понаряднее, повеселее выжить, забывшись от терзаний совести в полном угаре.
* * *
Каждое новое поколение людей цивилизованного общества попадает все более в положение цветка, срезанного с грядки (собранного в поле) и поставленного в вазу с водой, т. е. из условий естественной жизни перенесенное в искусственные. Ваза все больше, ваза все роскошнее, воды больше, она чаще меняется, подкармливается укрепляющими порошками, даже подкрашивается, круглые сутки освещается светом лампионов, воздух шевелится при помощи особых механизмов, нагревается при помощи других, охлаждается при помощи четвертых, на это уходят жизни и силы миллионов других людей, губящих ради этого постоянно солнце, настоящую воду, настоящий воздух, ветер, землю.
И жизнь эта – не жизнь, а особая разновидность смерти.
* * *
С утра до позднего вечера звучат в эфире песни Резника и Рябинина. Их неуемная сочинительская энергия не сдерживается ни культурой, ни вкусом, ни совестью. Кажется, любая тема для них не более как для петуха курица – налетел, отмултозил и соскочил, кукарекая. Нечистая поэзия.
* * *
Вопрос. Ваше отношение к А. Пугачевой?
Ответ. Если человек читает “Республику” Платона, “Город солнца” Кампанеллы, читает Толстого и Горького, слушает Брамса и Мусоргского, следит за развитием наук, любит архитектуру, волнуется за положение дел в природе и помогает ей, любит свою работу и совершенствуется в ней, слушает Шаляпина и Пиаф – артистка Пугачева займет в жизни такого человека подобающее ей место. Если всего этого не будет – скромная по содержанию работа артистки примет в глазах такого человека совершенно циклопические очертания.
* * *
Фосфор в чистом виде сведет вас в могилу, фосфор в заливном судаке – продлит вам жизнь. То же относится и к пище духовной: музыка, выведенная из законов математики – смертельна, музыка, точно выполняющая свою заданную духовную работу – прекрасна, как бином Ньютона.
* * *
Русская литература!!! Какой могучий, развернутый, глубоко эшело-нированный в веках фронт, наступающий постоянно в одном направлении – к братству, добру, свету.
Разрушив первую линию, еще не окрепшую линию, враг наткнется на старую, более могучую; удастся повредить ее – он выйдет на еще более старую, чудовищно могучую.
* * *
Люди стали бродягами – почти никто не живет там, где родился. Отсюда забвение, атрофия чувства родины, всюду человек – пришелец, и отсюда отношение его к природе, к родине других людей, своих братьев соответственное – уничтожительное, как к чужому. И пока такой пришелец безобразит на малой родине других своих соплеменников, эти, другие соплеменники, безобразят на его малой родине – без любви зорят, без сострадания, ибо это – чужое гнездовье, и для тебя оно – лишь кормушка, место добычи, место охоты за своим убийственным для природы благом.
В свою речку не плюнешь, в свой лес не нагадишь, свои покосы, свои грибы не потопчешь – каждый корешок прикроешь травкой.
* * *
Диктатура крестьянства, диктатура рабочих, диктатура буржуазии. Но самая страшная впереди, во время ноосферы, зарегулированной природы – диктатура ИТР. Все в человеческой жизни будет зависеть от знаний, которые далеко, далеко не каждому будут доступны – только избранным по силам будет их освоение. Они станут жрецами новой эры. Диктатуры жрецов.
* * *
Много музыки вокруг нас, мало музыки в нас.
* * *
Все дела в этом мире делаются от страха смерти (добро – от любви к жизни, зло – от боязни смерти).
* * *
Амбра – дорогой товар, ароматный, наслаждение, удовольствие, радость; но нельзя забывать, что это всего лишь продукт гниения, разложения смертельной болезни. Так и современное положение искусства – нет впереди звезды, нет неба, нет идеала.
Уничтожена не просто соц. система – уничтожен санитарный форпост (легкие), где мировой дух очищался от грязи. 12 мая 1991 г.
* * *
У лакеев нет героев.
Лакей – состояние души.
Лакей понимает свою низость.
И хочет всех окружающих и все великое опустить до своего уровня и ниже.
* * *
Мы не пойдем на гражданскую войну, но к войне за нашу веру, за Божий порядок должны быть готовы.
* * *
Есть артисты, музыканты яркие, странные. Свет от них нехорош и пуст. Кто помнит время керосиновых ламп, тому знакомо, как иногда умирал огонь под стеклом, и вдруг вспыхивает сильно и коротко. Это значит, что кончился керосин и загорелся фитиль. Это плохо и опасно – когда горит фитиль. Лампа пуста, а огонь есть.
Так и эти артисты, иной раз большие мастера – горючего нет, а они полыхают. Фитиль горит.
* * *
Эпоха окончательного падения церкви и религии сейчас. Раньше гнали церковь, но учили выполнять Божьи заветы.
Теперь приветствуют атрибутику церкви, но открыто не выполняют ни одного учения Господня – свобода! Напротив, все устои держатся на непрерывном воинственном узаконении безбожия. Истинное царствие лицемеров и фарисеев.
Впереди (отмена учения Христа, его корректировка, приведение его в гражданско-правовой уровень). 22 августа 1994 г.
* * *
Слова, как тень (у Шварца) – отделение от того, что они обозначают, и начали жить отдельной ужасной жизнью (эпоха словесного блефа, “мысль изреченная есть ложь”. На словах стало возможным все доказать и все опровергнуть – и нет ни в том, ни в другом – правды.
* * *
Бюрократизм прессы. Реклама – воинствующий бюрократизм, сводня.
* * *
Вам нужна среда обитания, а мне – отечество. Для творчества.
Для вас отечество – костюм, а для меня кожа.
* * *
Национальный художник оставляет нации знак любви – произведение, становящееся любимым украшением нации, душой нации, талисманом, – “Жаворонок” Глинки, пушкинские вальсы и “Вставайте, люди русские” Прокофьева, “Песня о встречном” Шостаковича, колокола М. Мусоргского (“Рассвет над Москвой-рекой”), “Три медведя” Шишкина, “Грачи” Саврасова, Пушкин Аникушина и т. д.
* * *
Мы сложены в общий костер и горим. И каждый кричит: потушите меня! Как будто это возможно – ну, зальют тебя, ну, будешь тлеть дымной головешкой среди пожарища – много ли радости?
* * *
Интеллигент в рыночных условиях подобен домашнему псу, прижившемуся в волчьей стае, – он не боится людей (ни огня), (презирает все человеческое).
* * *
Любовь к чистому искусству обеспечивается грязной жизнью, безнравственной.
* * *
Анализ Евтушенко вне социального немыслим.
Студент, вечный скандалист, забывший свой возраст. Обман. Подкуп воробьиной массы.
* * *
Наше искусство живет и развивается по законам поздним, того времени, когда оно служило все-таки узкому кругу лиц, с отличными от массовых запросами, положением и т. д. и т. п. Оно все более и более делалось ремеслом, все больше, чаще теряло духовное начало, которое не может рождаться и являться не то что каждый день, но даже и в целое столетие.
Истинно духовное мало переменчиво и живет ЭПОХАМИ, тысячелетиями...
* * *
Громадное количество новых храмов и монастырей не спасло нравственности России. Господин рубль не дал. Так и искусство не поможет, если все общество тщится о земном благе.
* * *
Рост, развитие, соединение и укрепление антинарода – бандитов, грабителей, вымогателей, насильников, чиновников, звезд кино– и шоу-бизнеса, которые обложат данью все человечество и подчинят его себе. Связующее звено между антинародом и народом – правоохранительные органы и медицина, которые будут тесно связаны и будут работать под руководством антинарода.
* * *
Что рок – не искусство, явственно из того, что на рок невозможна пародия. Будет тот же рок. Рок – уже пародия.
* * *
Музыку теперь не надо даже слушать: ее пихают, она сама лезет в уши.
Громкая звучность развивает безынициативность, духовную, моральную слабость, почти беспомощность. Современный молодой человек в тишине беспомощен, он беззащитен внутренне, не имеет той опоры на духовность, которая необходима каждому живому человеку для правильных, нормальных отправлений человеческого организма.
* * *
Эгоизм – смерть души.
* * *
Нельзя уходить в мир прекрасного, искусственного, забыв о живом мире. Это – пьянство. Отдавать всю силу духа искусству (выдуманному?), позабыв о требованиях жизни... позабыв о живых, не искусственных Каинах, значит... значит изготовлять продукцию для торговцев в храме, для торговцев святым духом.
* * *
Желание слушать Пугачеву и ей подобных – способ пристойной легализации тайных пороков или: для обывателя – лояльный способ подпитки своих тайных пороков. Пройдет время, и об этом “искусстве” будут вспоминать со стыдом, как об угаре загула.
* * *
Искусство – это религия воссоединения живых с ушедшими. Церковь – явление искусства. Заседание царя инков (в окружении мумий) – это собственно спектакль огромного эмоционального воздействия.
* * *
Вербицкая, Чарская – мыло с сахаром, смесь демократической идеологии с самым лютым мещанством.
* * *
Музыка – консервы из чувств и переживаний. Законсервированные впечатления. На память.
* * *
Когда я слушаю музыку N, вижу его изможденное лицо, пред моим внутренним взором рисуется картина из Андерсена – Кай, поцелованный ледяными губами Снежной королевы, в великолепных, ослепительных чертогах изо льда составляет из ледяных геометрических пластин палочкой – слово “вечность”... (отогретый Гердой, составил слово в один момент).
Четкая, чистая работа хорошо отлаженного механизма, с которого смыты, однако, циферблат и стрелки.
* * *
“Русский народ – самый мудрый, самый сильный и т. д.”...
Не говорил это Пушкин будучи в США, Гоголь – в Африке, что звучало бы шовинистически, как “вы все никуда не годитесь, одни мы молодцы”, нет, они сказали это дома и для своих, и весь разумный Божий свет всегда понимал это как особую форму объяснения в любви.
* * *
ОЧЕНЬ опасные люди те, которые когда-то чему-то начинали учиться или заниматься – они уже всю жизнь будут с полной уверенностью говорить: я это дело знаю. А это так же близко к истине, как, скажем, человек, собравшийся на Северный полюс, добрался бы до Петрозаводска, надоело, вернулся обратно, а потом бы всю жизнь говорил: “Хаживал я на Северный полюс!”
Чтобы знать дело, надо делать его каждый день до конца дней своих.
* * *
Цель – спасение, украшение, укрепление в себе частицы вечного – души.
* * *
Музыка все больше превращается в монетный двор – из всего гонят монету.
* * *
Высоцкий, Пугачева и К0? – несколько уголовная манера пения, и оттого она (манера эта) так популярна, что у нас огромная часть населения в большей или меньшей мере пассивные, потенциальные или активные воры, и каждый из них в глубине души ощущает себя уголовником, и ему мила и одобрительна ЭТА БЛАТНЯЧЬЯ красота – расхлыстанность, грубая чувственность, дешевенькая романтика и суперменство.
* * *
Какие же они звезды, коли работают на электричестве? Звезды светят сами.
* * *
Это не звезды – это фонари, которые светят, пока есть электричество. То, что они делают, так же похоже на искусство, как обезьяна на человека. Это ниже уровня человеческого достоинства. Можно иметь высшее образование, но от постоянного слушания эстрады можно превратиться в идиота. Это продукция для птичьих мозгов, для маленькой полевой...
* * *
Россия – единственная страна, гражданин который может сказать, что он как чужой в своем отечестве – так хорошо у нас иностранцам и так плохо своим.
* * *
Ничей артист. Вырождение национальной школы. Нежелание работать на одном месте. Исполнительское гетерианство. Исполнительский манкуртизм.
Межконтинентальные коробейники, офени. Конец эры творчества. Проедание накопленных богатств. Нулевая пассионарность, отсутствие жертвенности. Шниф.
* * *
Закон – это протез, замещающий вышедшую из строя гнилую совесть.
* * *
Сексо-желудочное мировоззрение.
* * *
...А служил он в Дрёматическом дряньтеатре...
* * *
Шоу-бизнес основан на системе вседозволенности, без умения, искусство настоящее – на системе ЗАПРЕТОВ.
Первое, ошибочно считающееся самовыявлением, такового как раз и не дает, т. к. организм артиста не развивается (он опускается во вседозволенности все ниже и ниже нулевой отметки), а второе – как раз вытренировывает возможности артиста, подымает их недосягаемо (иной раз) выше НУЛЯ. Возьмите жизнь спортсмена, занятия юного пианиста, скрипача – дисциплина пальцев, кисти дают подлинную технику...
* * *
Наше русское болото, из которого сочатся хрустальные родники.
...На Западе – искусственные, зарегулированные хранилища. В них можно лишь разводить, само в них не произрастает. Вытекать из них ничего не может – это было бы нарушением технических правил их существования.
* * *
Музыка – следствие жизни. Но она ничего не дает слушателю, знатоку, специалисту, если его нравственность не будет в гармонии с породившей ее причиной, т. е. неслышная еще, даже не рожденная музыка должна быть ожидаема.
* * *
Слава как муха – садится и на розу, и на навозную кучу. 1998 г.
* * *
Мы не открытое общество, мы оголившееся общество, причем в самой непристойной позе. 1998 г.
* * *
Я живу на своей родине, я охраняю и сохраняю ее музыку.
В.Казарин • Центр и русская провинция (Взгляд из Крыма) (Наш современник N1 2002)
Владимир Казарин
Центр и русская Провинция
Взгляд из Крыма
Чтобы подчеркнуть важность заявленной мною в заголовке проблемы, я сразу сформулирую тезис, который должен стать итогом раздумий на заданную тему: неправильное, исказившееся за последние десятилетия существования СССР понимание (в теории и на практике) проблемы Центра и Провинции, Столицы и Окраины стало одной из причин крушения нашей Родины.
Связь Центра и Провинции в последней трети XX века начала вырождаться, стала односторонней, а в результате не выиграл никто: слабым стал Центр (не сумевший в итоге справиться с ситуацией на местах, так как он ее просто не знал, продолжая жить в своем выдуманном “столичном” мире), бессильной стала Провинция (утратившая чувство собственного значения, важности, незаменимости, “самостоянья”, говоря словами Пушкина). А такая Провинция никогда не выдвинет Минина и Пожарского и не спасет Центр в трудный для него час.
В основе наших самых больших неудач в XX веке сплошь и рядом – страх перед Центром, нежелание брать на себя ответственность, безропотная готовность выполнить любое, самое безумное распоряжение, полученное сверху.
Возьмем для сравнения две войны, которые прокатились когда-то по земле нашего полуострова: Крымскую войну середины XIX века и Великую Отечественную войну середины века ХХ-го. И в той и в другой войне одинаково хорошо проявили себя солдаты, матросы, офицерский состав. И образы этих героев (от матроса Кошки до советских матросов, остановивших немецкие танки ценой своей жизни у Верхнесадового) живы в памяти народа по сей день.
Обратимся теперь к именам генералов и адмиралов, руководивших сражениями на крымской земле. Мы обнаружим, что Отечественная война XIX века выдвинула плеяду военачальников, в которой одно имя ярче другого, и эти имена вот уже 150 лет хранит благодарная память народа: П. С. Нахимов, В. А. Корнилов, В. И. Истомин, В. И. Васильчиков, Э. И. Тотлебен, К. Р. Семякин, Д. Е. Остен-Сакен, С. А. Хрулев и многие-многие другие.
И это не случайно. В этих полководцах было очень ярко выражено личностное начало, самостоятельность, готовность брать на себя всю ответственность за принимаемые решения, повседневная забота о воинах, высокое понимание кодекса офицерской чести.
Вспомним блестящую операцию по спасению армии и гражданского населения города, которую осуществили в ночь с 27 на 28 августа 1855 года генералы В. И. Васильчиков и А. Е. Бухмеер. С помощью специально спроектированного понтонного моста они обеспечили эвакуацию на северную сторону почти 38000 севастопольцев. При этом начальник штаба гарнизона В. И. Васильчиков, как отмечает его биограф П. М. Ляшук, принял на себя всю ответственность за эту трудную и рискованную операцию, так как главнокомандующий кн. М. Д. Горчаков не пожелал подписать диспозицию, опасаясь последствий в случае неудачи. В 7 часов вечера В. И. Васильчиков прибыл к плавучему мосту через Севастопольскую бухту и не покидал своего поста всю ночь, решая на месте возникавшие вопросы. Он оставил город и прошел по мосту в числе последних.
По итогам сражений на крымской земле в Отечественной войне XX века мы тоже можем назвать множество блестящих имен адмиралов и генералов: Ф. С. Октябрьский, Ф. И. Толбухин, Н. А. Остряков, А. В. Мокроусов...
Но одновременно приходится констатировать, что, изучая историю этой войны, мы будем достаточно часто сталкиваться с нежеланием некоторых высших должностных лиц брать на себя всю полноту личной ответственности за свои действия, со страхом высказать свое мнение по поводу явных губительных последствий того или иного приказа.
Как известно, в период обороны Севастополя Ставка запретила разрабатывать планы эвакуации войск. Приказ был неукоснительно выполнен. В результате, по данным севастопольского историка Г. И. Ванеева, после эвакуации командования на мысе Херсонес осталось 78 230 воинов, большая часть которых погибла в фашистском плену.
Несомненны мужество и героизм гарнизона Аджимушкайских каменоломен, который предпочел смерть плену, но кто ответит за то, что войска остались на Керченском полуострове, а не были своевременно эвакуированы на Тамань?
Стереотип поведения, основанный на беспрекословном подчинении Провинции Центру во всем, вырабатывался в годы жесткого правления И. В. Сталина, когда абсолютизация государственной дисциплины была в значительной степени оправдана суровой эпохой. Но время шло, уже и генералиссимуса не стало, а требование абсолютной, почти военной дисциплины в мирное время и в мирных делах осталось. При этом парадокс заключается в том, что именно при “вожде народов” за крупными фигурами признавалось право на самостоятельность, которое, правда, нужно было отстаивать в нелегкой борьбе. Вспомним непростые биографии К. К. Рокоссовского, А. Н. Туполева, С. П. Королева и других. Вспомним конструктора М. И. Кошкина, который, нарушив прямой запрет вышестоящего начальства, вывел из заводских ворот созданный им танк Т-34 и своим ходом отправился на смотр военной техники в Москву. В результате этого непослушания мы встретили 1941 год с лучшим танком в мире.
Н. С. Хрущев кладет начало практике руководства, при которой всякий, кто не укладывался в усредненный ранжир, беспощадно изгонялся. Достаточно сравнить трудную, но яркую военную судьбу Г. К. Жукова при И. В. Сталине и пенсионерское существование “маршала Победы” при последующих генеральных секретарях.
Во второй половине XX века верх все очевиднее берет официальная табель о рангах и все меньше становится личностей, все меньше деятелей. Есть карьера, но нет судьбы. Есть место службы, но нет поприща. Шел постоянный кадровый отсев: строптивых – обуздывали, непокорных – увольняли, ярких – отодвигали на задний план. На поверхности оставались дисциплинированные и безынициативные. Исключения, разумеется, были (в их числе, несомненно, легендарный первый секретарь Крымского обкома партии Н. К. Кириченко), но они своей единичностью только подтверждали правило. Не случайно, например, самыми малоизвестными военными оказались в последние годы наши министры обороны, имена которых большинству людей, в лучшем случае, ни о чем не говорили.
Именно в силу указанных обстоятельств армия, весомого слова которой всю перестройку ждал народ, так этого слова и не сказала. “Прославленные” генералы последних лет СССР (Руцкой, Лебедь, Громов) оказались на поверку обыкновенными чиновниками, которые, как показали последующие события, искали не судьбы, а карьеры.
Страна, выстроенная по чиновному ранжиру, отученная от общественной инициативы, на все ожидающая приказа сверху, стала легкой добычей жуликов от перестройки. Просто оторопь берет от того, с какой легкостью вымуштрованный в повиновении госаппарат, обладавший колоссальным потенциалом сопротивления, был парализован бездеятельностью верхушки и с равнодушием стороннего наблюдателя смотрел на крушение одной из величайших в истории империй – СССР.
Да, мы – наследники великой истории. Но, к сожалению, мы вспоминаем о ней, начинаем ею гордиться и пытаемся чему-то у нее учиться лишь в периоды тяжких испытаний. Так, например, только в годы Великой Отечественной войны были учреждены ордена, носящие имена наших великих полководцев – Александра Невского, Суворова, Кутузова, Ушакова, Нахимова, Богдана Хмельницкого. Жаль, что нам нужно каждый раз дойти до кризисной черты, чтобы вернуть себе историческую память. Сегодняшний день – тому новое подтверждение.
Имена адмиралов Черноморского флота всегда ярко вспыхивали в кризисные моменты в истории страны. Например, в период Революции и Гражданской войны (тот же адмирал А. В. Колчак, при всей противоречивости его фигуры). В последний период мы всё чаще имели на должностях высокопоставленных военных чиновников, но не вождей, не сынов Отечества. И только новейшая трагедия Черноморского флота на исходе XX столетия стала опять рождать не просто адмиралов, но лидеров, имена которых с уважением произносила вся страна: Игорь Касатонов, Эдуард Балтин.
В отличие от нас, наши предки умели оставаться самими собой не только в грозные периоды тяжких испытаний.
Как богат и полон самой разнообразной жизни XIX век в Крыму!
Вспомним, кто сопровождал, кто встречал и провожал, кто беседовал, кто осенял Раевских и Пушкина в их путешествии по Крыму. Какая блестящая и многоликая плеяда людей! В Керчи – это археолог, основоположник первого в России археологического музея П. Дюбрюкс и капитан-лейтенант, будущий известный адмирал Н. Ю. Патаниоти, в Феодосии – бывший градоначальник, автор ряда серьезных книг о Кавказе и Крыме С. М. Броневский и действующий градоначальник, будущий Таврический гражданский губернатор Н. И. Перовский, в морском плаванье на корвете “Або” – капитан корабля, будущий адмирал И. П. Дмитриев, в Гурзуфе – сенатор, бывший Таврический губернатор А. М. Бороздин, в Георгиевском монастыре – знаменитый митрополит Хрисанф, в Симферополе – профессор Ф. А. Дессер, врач Ф. К. Мильгаузен, губернатор А. Н. Баранов и многие другие.
Наследие XIX века питает нас своими живительными соками во всех сферах бытия до сих пор.
Если обратимся к живописи (хотя точно так же можно было бы выбрать музыку и архитектуру, предпринимательство и науку, театр и виноделие), тотчас вспомнится плеяда художников, в которой особо блещет имя И. К. Айвазовского, а рядом с ним и после него – В. Суренянц, М. А. Волошин-художник, а потом К. Богаевский, Н. С. Самокиш, Н. Барсамов и, наконец, уже в наше время в ряду многих ярких – заслуженно знаменитые Ф. З. Захаров, В. Д. Бернадский, В. П. Цветкова, Я. А. Басов. Этот перечень имен можно пополнить применительно к любому периоду.
Да, традиция, слава Богу, не умерла, но чью персональную галерею, сопоставимую с галереей И. К. Айвазовского, мы создали, чтобы оставить в наследство своим потомкам? По-моему, ничью. Мало того, мы даже не открыли в Крыму коллективной галереи – Музея современного искусства, и после смерти наших художников их собрания “тают” и утрачиваются как единое целое, в лучшем случае оседая в музеях на Западе, которые скупают живопись наших мастеров буквально за гроши.
XIX век, оставляя нам свое наследство, оставил в том числе города, которые были наполнены памятью выдающихся современников. Вспомним хотя бы, что улица Киевская в Симферополе до революции называлась Мильгаузеновская в память о знаменитом крымском враче пушкинской поры Ф. К. Мильгаузене.
XIX век пропитывает окружающий мир прославляемыми им героями. Достойные граждане отмечались не только званиями и должностями, но и именованием места: Мекензиевы горы, Малахов курган, Петровские скалы в Симферополе, Долгоруковская яйла в долине Салгира, Боткинская тропа в Ялте, курган Патаниоти в окрестностях Керчи...
Мы, в отличие от них, перестали наполнять мир памятью своего бытия. Мы стали пропитывать его столичной идеологемой, одной для всех регионов. Например, улицы у нас назывались преимущественно именами из общесоюзного пантеона: Пушкина, Гоголя, Маркса, Ленина, Гагарина. Но если задуматься, то это не результат заботы о прошлом и желания увековечить имена этих действительно замечательных людей. Тиражирование таких названий улиц по всей стране, по большому счету, проявление не любви, а казенного равнодушия (в Симферополе имя Ленина носят сразу улица, бульвар и площадь), а также гипертрофированного централизма. Сверху нам всем как бы сказали: “Будем помнить и любить вот этих”. Все это обескровливало периферию, стирая ее историческую память, стимулируя ее бесплодность, неверие в свои силы.
В Крымском медицинском институте когда-то учился знаменитый ортопед Г. Илизаров. Там же работал и заведовал кафедрой профессор В. Ф. Войно-Ясенецкий (архиепископ Лука). Сравнительно недавно от нас ушли всемирно известные профессора-медики Е. И. Захаров, А. И. Блискунов, К. Д. Тоскин. Имена кого-нибудь из названных мною знаменитых людей увековечены в названиях наших крымских улиц? К сожалению, нет. Мы предпочитаем другие, более “содержательные” названия: Херсонская, Залесская, Балаклавская, Ковыльная. Памятника В. Ф. Войно-Ясенецкий удостоился как архиепископ, а не как выдающийся медик. Поблагодарим за это нашего митрополита и Православную Церковь, которая, в отличие от нас, не забывает своих иерархов.
Мы не культивируем в регионах память о своих выдающихся современниках. Мы не подаем пример уважения к малой родине подрастающему поколению, которое тем самым лишается важного стимула для своей самореализации (ведь память о человеке, гордость за выдающегося соотечественника – это протекция созревающему таланту и в то же время это знак того, что люди собираются на этой земле жить всегда, что они никуда не собираются уезжать, не исповедуют философию чеховских трех сестер: “В Москву! в Москву! в Москву!”).
Потому-то у нас часто неуютно и неприбранно в городах и весях, что мы живем всё как будто временно, всё как бы в ожидании, что скоро куда-то уедем, в какой-то настоящий город, где начнется настоящая жизнь. А всё, что сейчас, здесь и вокруг, – это зал ожидания, общежитие, временная (пусть даже и затянувшаяся) остановка.
Отсутствие общественного признания, публичного интереса лишает талант самого главного условия его самореализации – востребованности. Талант в этом случае начинает искать новое место приложения своих сил, что приводит к печально знаменитой “утечке мозгов”. В каждой сфере деятельности мы назовем десятки имен наших современников, которые в разные годы покинули Крым. В результате сегодня впору говорить о том, что древо нашей культуры не только не цветет ярким цветом, а напротив – начинает желтеть. Например, у нас есть Союз писателей (сейчас их даже три), но с отъездом в Москву не поладившего когда-то с начальством замечательного исторического романиста Владислава Бахревского круг маститых писателей, признаваемых и печатаемых далеко за пределами Крыма, сузился: Е. Г. Криштоф, С. К. Славич, А. И. Домбровский... Среди начинающих однозначно крупное имя даже трудно и найти (многие молодые также подались в столицу или в иные большие города). В результате и В. А. Бахревский в Москве растворился среди многих знаменитостей, и Крым обеднел.
Старая Провинция питала своими соками не только коренных обитателей, но, будучи яркой и богатой, давала толчок в развитии талантов приезжих. Вспомним ту роль, которую сыграл Крым в судьбе Пушкина (его всероссийская слава началась именно с поэмы “Бахчисарайский фонтан”), В. В. Набокова (именно здесь он окончательно оформился как поэт) или В. И. Вернадского (в Симферополе была написана едва ли не главная книга ученого – “О живом веществе”).
