Текст книги "Покорно направляясь в грядущие времена"

Автор книги: Нарт Ачба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Минут   через   двадцать,   не   закрывая   на   ключ   входную   дверь   своей

квартиры,   Билл,   погруженный   в   раздумья,   вышел   из   дома   и,   перейдя   на

противоположную сторону улицы, зашел в продуктовый магазин.

Выйдя   с   полным   пакетом   продуктов,   он   уже   собрался   двинуться   в

сторону дома, но замер, разглядывая листовку, приклеенную к фонарному

столбу:   на   ней   была   фотография   Мартина   и   сведения   о   совершенном   им

преступлении. Но Билл с полной ясностью видел лишь цифру, написанную

под словом «вознаграждение». Эти деньги – сейчас они для Билла как глоток

свежего   воздуха   для   умирающего   человека,   они,   безусловно,   нужны,   но

Мартин… он виноват перед ним, и неужели опять… но, черт возьми, Мартин

сам виноват, он не просил его убивать, и не греховно ли держать у себя

убийцу, пусть даже если он перед ним виноват и тот его об этом просил.

Однако и он, предав Мартина, поступил греховно, но, впрочем, разве это

соизмеримо? Мартин лишил человека жизни, а он… он загубил, хотя он ни

при чем, виновата она, она во всем виновата. Если даже он не позвонит, все

равно Мартин обречен, его поймают. А эти деньги, они ему нужны, очень

32

нужны. Развернувшись, он медленно пошел в сторону дома. Он уже сделал

выбор.

Череда бесконечных кошмаров мучила Мартина. Сначала он бежал по

пустынным   темным   улицам,   спасаясь   от   догонявших   его   полицейских   и

каждый раз содрогаясь всем телом от предупредительных выстрелов в воздух

и пронзительных криков, принуждавших его остановиться. Затем он оказался

на кладбище, надгробия которого освещались таинственным лунным светом, внезапно луна исчезла с небосвода, закрывшись темными густыми тучами.

Небо прорезала ослепительная вспышка молнии, прогремел оглушительный

раскат грома, по лицу Мартина потекли тяжелые капли дождя, над одной из

могил раздался взрыв, рыхлые частицы земли разлетелись во все стороны.

Сначала   показалась   рука,   потом   голова,   затем   весь   торс.   Сомнений   у

дрожащего от страха Мартина больше нет. С запекшейся на голове кровью и

весь   обмазанный   прилипшей   к   коже   землей,   Берг   выбрался   из   могилы   и

устремился   к   нему   навстречу.   Только   сейчас   Мартин   обнаружил,   что   его

руки   в   железных   оковах,   прикрепленных   к   двум   высоким   массивным

деревьям, а он стоит посреди них, машет руками во все стороны, тщетно

пытаясь   освободиться,   а   Берг,   улыбаясь   и   предвидя   скорую   месть, неумолимо приближается. Его тонкие крючковатые руки обхватывают живот

Мартина, дергают, оков больше нет, Мартин не в силах сопротивляться, его

тело обмякло. Он видит глубокую бездонную яму, летит вниз. Темнота и

встречный   ветер,   нескончаемое   падение.   Он   оказался   в   аэропорту,   вокруг

него, толкаясь локтями, проходил бурный поток людей.

«На   самый   прекрасный   остров,   где   вас   никто   не   найдет.   Самолет

отправляется через несколько минут».

Мартин обернулся, перед ним стояла девушка приятной наружности, улыбаясь, она протягивала ему билет.

«На вашем месте я бы поторопилась».

Пробежав   терминал,   Мартин   непонятно   как   оказался   на   взлетной

полосе, посреди которой стоял огромный белый лайнер. Последний человек

забрался   по   трапу.   Двигатели   завелись,   огромные   лопасти   стремительно

крутились,   создавали   оглушительный   шум.   Тот   же   женский   голос

пронзительно закричал: «Мартин, спешите, это ваш последний шанс!»

Пробежав по взлетно-посадочной полосе то расстояние, что отделяло

его от самолета, он ступил на трап и, пройдя половину пути до входа в салон, в ужасе остановился. Повинуясь какой-то неведомой силе, трап поехал назад, неумолимо отдаляясь от самолета. Мартин развернулся. На том месте, где

раньше находилось здание аэропорта, теперь стояло высокое серое здание с

многочисленными   решетчатыми   окнами.   Внизу   над   массивной   железной

дверью висела обвешанная разноцветными шариками табличка, на которой

печатными буквами было написано: «ТЮРЬМА». Перед тюрьмой появился

дирижер, и оркестр заиграл приветственный марш, в ужасе Мартин закричал.

Очнувшись, он вскочил с кровати и, тяжело дыша, вышел в гостиную, затем в ванную, прихожую и еще в одну комнату. Билла нигде не было. Он

33

вновь зашел в комнату, где только что спал, и выглянул в открытое окно.

Сразу   же   увидел   Билла,   тот   стоял   возле   дороги.   Из-за   поворота   выехала

полицейская   машина.   Подняв   руку,   Билл   начал   махать.   Машина

остановилась, из нее вышли трое мужчин. Жестикулируя руками и указывая

на дом, Билл что-то оживленно говорил. Один из полицейских одобрительно

кивнул, и все вчетвером они пошли к дому. Мартин все понял, он не мог не

понять. Он устремился к двери, она была открыта, значит, Билл не стал ее

закрывать.   Мартин   закрыл   дверь   на   внутренний   замок.   Он   не   собирался

убегать, он устал и хотел всего лишь тишины и спокойствия. Зайдя в ванную

и открыв кран, он снял рубашку и в штанах лег в ванную. Теплая вода уже

доходила   до   лица,   он   закрыл   кран   и,   всполоснув   бритву,   прикоснулся

холодным лезвием к запястью. В дверь квартиры стучали, Мартин прекрасно

знал, что за дверью стоит вновь предавший его Билл в сопровождении троих

полицейских. Внезапно звонкие удары о металлическую дверь прекратились, наступила   тишина.   Закрыв   глаза,   Мартин   надавил   на   кожу.   Вены   были

перерезаны,   с   окровавленной   руки   на   пол   стекала   кровь.   Мартин

почувствовал облегчение – облегчение, которое он пытался найти все эти

дни,   ему   казалось,   что   он   сидит   на   горячем   золотистом   песке   посреди

высоченных   островных   пальм   и   смотрит   вдаль   на   бескрайние   океанские

просторы. Гулкие звуки ударов о входную дверь и крики, принуждающие

Мартина открыть эту чертову дверь, стихали. Они слышались все тише и

отдаленнее, вытесняемые из его сознания шумом накатывающего прибоя и

протяжным писком чаек, взмывающих в воздух с уступа скалы и медленным, полным грации полетом огибающих остров. Вскоре потусторонний шум из

прошлой   жизни   вовсе   прекратился.   Из   дебрей   леса   навстречу   Мартину

вышли люди туземного племени. Их лица были светло-коричневыми, люди

были одеты в легкие, развевающиеся на ветру одеяния. Мужчины, женщины, дети. Счастливые, не обремененные тяжестью современной жизни. Чистые и

непорочные. Встав, Мартин сделал несколько нерешительных шагов к ним

навстречу и, улыбаясь, вытянул руку вверх в знак приветствия. Счастливые

лица,   листва   высоченного   леса,   пляж   с   миллионами   сверкающих   в   лучах

висящего в безоблачном небе солнца песчаных частиц, шум океана, полет

чаек. Внезапно все исчезло, наступила тишина, а затем пустота…

Вскоре   с   помощью   различных   железных   приборов   полицейские

взломали   входную   дверь   и   вместе   с   Биллом   устремились   в   квартиру

обыскивать комнаты.

– Он здесь, – сказал полицейский, зашедший в ванную.

Трое полицейских и Билл окружили мертвое тело Мартина. Его глаза

были закрыты, а лицо безмятежно спокойно.

Один из полицейских нагнулся к нему, а затем, повернувшись, покачав

головой, разочаровано сказал:

– Слишком поздно.

Полицейские   сновали   по   ванной   комнате,   выходили,   затем   снова

заходили,   о   чем-то   оживленно   переговаривались,   составляли   протокол, 34

приглашали   понятых,   а   Билл   пристально   смотрел   на   Мартина.   На

окровавленную воду и одухотворенное спокойное лицо, будто бы Мартин не

умер, а просто уснул сладостным, дающим отдых телу и разуму сном. Билл

никогда не был свидетелем чего-либо подобного. Смерть ему, как и любому

здравомыслящему человеку, подчинявшемуся заложенному в нас инстинкту

самосохранения, казалась самым страшным и ужасным, что только может

произойти в жизни. Но сейчас, смотря на лицо Мартина, он не мог с этим

согласиться. Еще каких-то сорок минут назад Мартин выглядел потерянным, злым, уставшим, а теперь он выглядел так, будто обрел то, что искал, будто

вырвался, освободился от сковывающих его разум оков. Парит где-то далеко, в небесных сферах или отправился на остров, далекий, тропический, где его

никто не найдет, где он никому не нужен и ему мало что нужно. Только

смотреть  вдаль  на то,  как кроваво-красное  солнце  тускнеет  в  безбрежном

океане,   и   знать,   что   наступит   следующий   день   –   и   оно,   повинуясь

неизменным законам, вновь поднимется над океаном и затопит своим светом

весь   мир   вокруг.   «Разве   смерть   так   страшна?»   –   думал   Билл,   не   отрывая

взгляда   от   Мартина.   Разве   она   не   избавление?   Не   дар   небес,   дающий

усталому скитальцу долгожданный отдых…

– Вы хорошо знали умершего? – это был голос одного из полицейских.

Вздрогнув, Билл отвел взгляд от Мартина.

– Нет, то есть да, то есть… – Билл вновь вгляделся в Мартина. Жалость

к нему вновь улетучилась из него. Он вспомнил сумму, которая причиталась

человеку,   выдавшему   Мартина,   сумму,   которая   так   была   ему   нужна   и

переклинивала   в   нем   все   прочие   чувства.   Он   отвечал   на   вопросы

инспекторов,   а   в   голове   вертелась   одна   и   та   же,   не   дававшая   ему   покоя

мысль: а ведь за мертвое тело он никаких денег не получит.

Закончив   рассказ,   Философ   облокотился   на   стул   и,   облегченно

вздохнув, сказал:

– Ну, что ты скажешь об этом?

– Очень необычно.

– Я, конечно, не претендую на лавры великого писателя, но думаю, что

мой рассказ заслуживает внимания.

– Полностью согласен.

5

Очередной   бессмысленный   рабочий   день   был   окончен.   Несколько

кварталов   оставалось   пройти   до   уютного   и   столь   желанного   дома.   Но

вывеска  над небольшим магазином и столпившаяся под ней толпа шумно

переговаривающихся   людей   привлекла   мое   внимание.   Вывеска   гласила:

«Уникальная акция. Купи за несколько брунов лотерейный билет и получи

взамен   десятки,   а   может,   и   сотни   миллионов!»   Обычная   лотерея,   часто

проводившаяся   и   не   оставлявшая   равнодушными   жителей   крупного

мегаполиса. Такие акции всегда притягивали людей в поисках легкого, не

35

требующего каких-либо усилий заработка. Да уж, заплатить десять брунов за

то, чтобы стать счастливым обладателем тридцати миллионов! Небольшая

цена, но выигрыш зачастую сомнителен. Я никогда не покупал лотерейных

билетов,   всегда   смеялся   над   людьми,   сжимавшими   в   руках   десятки

лотерейных   билетов   так   крепко,   словно   ухватили   за   хвост   птицу   счастья.

Выражение   их   лиц   всегда   одинаково.   Блестящие   блуждающие   глаза, перекошенные   от   счастья   губы   и   походка   вприпрыжку   к   экранам   своих

телевизоров, чтобы проследить за объявлением результатов лотереи. Все как

один полны надежды – и все как один разочарованы  после и со словами

горечи   на   устах:   ну   как   же   так?!   Но   все   равно,   нисколько   не   наученные

горьким   опытом,   они   вновь   будут   тратить   деньги,   покупая   лотерейные

билеты, и вновь будут проигрывать, уходя в убыток. Так будет продолжаться

до бесконечности. Естественный круговорот глупости в природе. Легче жить, слепо   веря   в   то,   что   одним   прекрасным   днем   на   тебя,   подобно   манне

небесной, упадут сказочные деньги, чем пытаться трудом своим воплотить

сокровенную мечту.

Чей-то мужской голос в толпе, присвистнув, сказал:

– Можно джекпот выиграть. Представьте, тридцать миллионов брунов!

Даже подумать сложно, куда их деть.

–  Размечтался,  – иронично ответил другой мужской голос. – Ты так

говоришь, будто эти деньги у тебя уже в кармане.

В толпе после этой реплики пронесся дружный смех. Каждый из них

надеялся, что именно он станет счастливым обладателем джекпота на сумму

в тридцать миллионов брунов. Я остановился. Всегда, улыбаясь, проходил

мимо, а сегодня, повинуясь некой неведомой силе, остановился. Я прошел

через   толпу   шумно   переговаривающихся   людей   и   скрылся   за   порогом

небольшого здания.

– Решили попытать счастья? – сказал высокий широкоплечий мужчина

и, улыбнувшись, протянул мне разукрашенный разными цветами лотерейный

билет. – С вас всего лишь десять брунов.

– Я в это не верю, – усмехнувшись, сказал я.

– Не верите во что?

– Не верю в то, что смогу, что-то выиграть.

– Если бы не верили, здесь бы не стояли.

–  Да   бросьте,   это   всего   лишь   надувательство.   Никто   из   этих

счастливых, предвкушающих скорый выигрыш людей ничего не выиграет, за

исключением разве что нескольких брунов, футбольного мяча, бейсбольной

кепки или же абонемента на месячный поход в тренажерный зал.

– Ну, тогда я повторю свой вопрос: если вы считаете все это сплошным

надувательством, тогда почему вы здесь?

–  Я… Я просто. Да и вообще, если в одном из лотерейных билетов и

прописана   сумма   на   тридцать   миллионов   брунов,   вероятность   того,   что

именно я стану счастливым обладателем столь весомой кучи денег, крайне

мала. Один к миллиону. Если переводить мои мысли на арифметический лад.

36

– Почему вы стоите здесь, если считаете себя отличным от этой толпы

безликих глупцов?

Я не знал, что ответить. Я не знал, почему остановился вопреки тому, что раньше проходил мимо, не знал, почему прислушался вопреки тому, что

раньше   вовсе   не   слушал,   не   знал,   почему   задумался   вопреки   тому,   что

раньше   никогда   об   этом   не   думал,   не  знал,   почему   развернулся,   не   знал, почему оказался здесь, рядом с продавцом, с улыбкой протягивающим мне

лотерейный билет. Я не знал, я ничего не знал.

– Вы такой же, как они, и ничем, что бы вы себе в голову ни вбили, от

них не отличаетесь. Держите, с вас десять брунов.

Сжимая в руке лотерейный билет, я медленно вышел из небольшого

узкого  помещения. Улыбнувшись, я с блеском в глазах  уставился на код, состоящий   из   семи   цифр,   а   затем,   уже   удаляясь   и   не   слыша   счастливых

возгласов   людской   толпы,   я,   обижаясь   на   себя   за   беспричинный   прилив

радости,   тяжело   вздохнув,   опустил   билет   в   карман   брюк.   Беспричинная

эйфория прошла, теперь я был уверен, что совершил дурацкий, бесполезный

поступок, но билет  все же не выкинул, он по-прежнему лежал в кармане

моих брюк, и по-прежнему я быстрым шагом шел по тротуару, приближаясь

к своему дому, не обращая на проходивших мимо людей внимания.

С   видом   серьезного   человека,   готовившегося   заключить   важную

сделку,   сулившую   мне   получение   серьезной   прибыли   в   виде   тридцати

миллионов брунов, я сжимал в руке лотерейный билет и, затаив дыхание, смотрел на экран телевизора в ожидании начала розыгрыша. Но как только

зазвучала знакомая с детства веселая мелодия и на экране показалась милая, модельной   внешности   девушка,   я,   со   всей   ясностью   вспоминая   прилив

непонятно   откуда   взявшейся   радости,   с   отвращением   взглянул   на

лотерейный   билет.   Пластмассовые   шарики,   содержащие   тонкие   листы

бумаги   с   различными   семизначными   кодами,   с   головокружительной

скоростью и в хаотичном порядке метались по корзине. Время от времени

корзина прекращала свое движение, и под рев сидевших в студии зрителей

массивный   широкоплечий   мужчина,   натягивая   на   свое   лицо   веселую

добродушную   улыбку,   доставал   с   корзины   любой   шарик   и   передавал   его

милой   девушке,   которая   грациозным   движением   медленно,   поддерживая

общую   атмосферу   царившего   в   студии   напряжения,   открывала   шарик   и

разворачивала   бумажку,   а   затем   столь   же   медленным   и   томным   голосом

произносила цифры заветного кода. Лотерея шла уже около часа. Какой-то

счастливчик получил бейсбольную кепку, в которой великий Дэн Бознер в

составе   «Арлис   Бейз»   одержал   ставшей   культовой   победу   над   «Форресон

Фейр»   и   стал   чемпионом   округа   Хартинг.   Другой   счастливчик   получил

оплачиваемую путевку на далекий тропический остров.

–  Песчаные пляжи, бескрайний голубой океан и многое другое ждет

обладателя   этой   путевки,   –   наигранно   улыбаясь   белоснежными   зубами, заявила прекрасная молодая девушка.

37

– Бутсы полузащитника футбольной команды «Орланс Фленс». Чек на

тридцать тысяч брунов, неслыханный успех! – по залу прокатывается такой

же наигранный, как и всё в этой студии, радостный голос.

Ярмарка   тщеславия,   с   горечью   подумал   я.   Ни   один   из   людей, собравшихся в этой студии, не рад, что какому-то неизвестному гражданину

достались   тридцать  тысяч  брунов.   Возглас  радости   только  из-за   того,  что

организаторы передачи им за это кое-что заплатили.

Лотерея   подходила   к   концу,   напряжение   в   студии   достигло   своего

апогея. Наступило время долгожданного финального розыгрыша. Джекпот на

сумму   тридцать   миллионов   брунов.   Я   равнодушно   глядел   на   экран

телевизора. Корзина вновь закружилась, камера выхватывает раскрытые от

предвкушения радостных воплей в честь победителя рты сидящих в студии.

Корзина   остановилась,   мужчина   передал   шарик   девушке,   которая, продефилировав по студии, остановилась в центре.

–  Пришло   время   узнать…   –   оглушительный   рев   прокатывается   по

студии. – Пришло время узнать… – улыбаясь, вновь повторяет девушка, и

вновь по студии разносятся громкие голоса, – кто станет победителем…

Дикие   вопли   перекрикивали   милую   девушку.   Мне   представился

Колизей:   наверно,   так   кричали   обезумевшие   от   лившейся   рекою   крови

зрители огромного сооружения.

– …Кто станет обладателем чека на сумму тридцать миллионов брунов.

Итак, дамы и господа…

В   студии   воцарилась   тишина.   Словно   загипнотизированные,   все

смотрели на руки девушки. С таким же пристальным вниманием, с каким

зрители   Колизея   смотрели   на   завершающий   эпизод   сражения.   Два

гладиатора.   Один   безоружный,   окровавленный,   почти   что   бездыханный, распростертый   на   пыльной   земле   древней   арены,   другой   стоит,   уверенно

держась на ногах, под лучами палящего и ослепляющего солнца, он занес над

головой лежащего гладиатора меч, он ждет сигнала трибун, через мгновение

участь гладиатора будет решена, но сейчас, в это мгновение тишина тяжелых

раздумий и переживаний парализовала сознание людей, и кажется, что весь

мир остановился, весь мир – сплошная тишина.

Девушка медленно развернула бумагу.

– 21!

Оглушительный гул радостно встретил сказанное девушкой.

Я рассеянно взглянул на код: 21 58 76 45 89 36 33.

Совпадение первых двух цифр ничего не значит.

– 58!

Я улыбнулся. «Ничего не значит», – вновь сказал себе.

– 76!

Проблеск надежды на мгновение пронзил мой мозг. Неужели?! Да нет, это невозможно.

– 45!

38

Не   обращая   внимания   на   гул   в   студии,   я   следил   за   девушкой,   за

каждым ее движением.

– 89, – умоляюще прошептал я.

– 89! – послушно подтвердила девушка.

– 36, 36, 36! – повторял я как завороженный.

– 36! – вновь послушно подтвердила девушка.

Я вскочил с кресла, мои руки дрожали, в голове проносились обрывки

воспоминаний.

«Я в это не верю!»

«Не верите во что?»

«Не верю, что смогу что-то выиграть».

«Если бы не верили, то здесь бы не стояли».

– 32! – радостно произнесла девушка.

В ужасе закричав, я бессильно рухнул на стул, сжав руками голову.

Одна   цифра!   Чертова   цифра!   Всего   лишь   одна!   Как   же   такое   могло

произойти,   ну   как   же   так!   Я   чувствовал   себя   космонавтом,   всю   жизнь

мечтавшим о полете к далеким звездам, и вот, наконец, когда моя мечта так

близка к реализации, когда я уже стою в нескольких метрах от дымящейся, ревущей   и   готовой   к   полету   ракете,   на   космодром   выходит   толстенная

женщина в белом халате. Я уже отдал честь генералу, сказал, что не подведу

человечество   и   выполню   возложенную   на   меня   миссию   чрезвычайной

важности,   от   которой,   возможно,   будет   зависеть   дальнейшая   жизнь   на

планете Земля, но эта расплывшаяся в жире отвратительная женщина в белом

халате мерзким протяжным голосом кричит: «Не пускайте его в ракету, у

него чрезвычайно слабое здоровье, он не выдержит перегрузок!»

6

Вечером я по обыкновению заливал печаль в небезызвестном кабаке.

Одна цифра, всего лишь одна! Скажи она «три» вместо «два» – и я больше не

ходил бы в страховое агентство. Не видел бы одних и тех же никчемных

людей. Неужели все дело заключается в деньгах? А я уж думал, что они мне

не нужны. Я думал, что я выше. Я думал, что пришел к сознанию того, что не

куплю счастье за деньги. Не обрету смысл жизни в бесконечных покупках.

– У меня для тебя важная новость.

Я поднял голову. Передо мной стоял Философ.

– Ну и что за новость? – спросил я, погруженный в раздумья.

– Ты не поверишь, я не пью уже несколько дней.

–  Да…   Действительно,   ты   давно   здесь   не   показывался.   Что,   нашел

метод исправить насквозь прогнившее общество?

Философ сел за стол и, светясь от радости, проговорил:

– Нет, я нашел способ избавиться от общества.

– Что, сбросишь на него атомную боеголовку? – засмеялся я.

– Нет, гораздо лучше. Я покину его. Исчезну из этого мира навсегда.

39

С тревогой я смотрел на Философа. Что он задумал? Такого счастья в

его глазах я не видел никогда.

– Ты чего задумал?

–  Нет,   ты   что.   Не   волнуйся,   я   не   собираюсь   кончать   жизнь

самоубийством.

– Ну, тогда я действительно теряюсь в догадках.

– Они велели мне никому не рассказывать.

– Кто «они»?

– Ну, я даже не знаю, как сказать. Ты подумаешь, что я сумасшедший, вконец   спятил,   но   это   вовсе   не   так.   Я   счастлив,   счастлив   настолько, насколько   может   быть   счастлив   человек,   проживающий   в   этом   ужасном, полном несправедливости мире. Ты знаешь, что здесь, в нашем мире, у них

есть свой филиал. Они находят отчаявшихся людей, тех, в ком еще теплится

хотя бы крупица здравого сознания, и помогают, отправляют этих людей в

свой параллельный мир. Мир, в котором все гармонично. Мир, в котором все

прекрасно.   Это   рай   на   земле.   Идиллия,   царящая   там,   не   поддается

объяснению. Это мечта утопистов.

Я смотрел на Философа и не мог понять, как этот, всегда казавшийся

мне   здравым   человек   превратился   в   того   ненормального,   который   сейчас

сидит передо мной и рассказывает о каком-то параллельном мире.

– Ты в своем уме?

– Они предупреждали. Говорили, что если даже я кому и скажу, то меня

сочтут за сумасшедшего. Но это не так. Этот мир действительно существует.

И   завтра   я   отправлюсь   туда.   Давай   пойдем   со   мной.   Ты   ведь   этого

действительно хочешь.

Я не мог его больше слушать. Мне было тошно сидеть рядом с этим

необычайно   счастливым   человеком.   Что   это?   Может   быть,   сильно

действующие   наркотики?   Старина   Философ   решил   не   ограничиваться

выпивкой,   а   пойти   дальше,   продолжить   нескончаемое   падение.   Я   просто

встал   и   ушел,   не   обращая   внимания   на   удивленный   взгляд   Философа,   я

преодолел   расстояние,   отделяющее   меня   от   выхода,   и,   переступив   порог, быстрым шагом удалялся прочь, желая больше никогда не возвращаться в

этот кабак. Забыть его. Вычеркнуть из жизни.

Но   я   вернулся   на   следующий   же   день,   надеясь   увидеть   Философа.

Увидеть в здравом уме и светлой памяти. Но он не пришел. Не пришел он и

на следующий день. Я ходил в кабак еще неделю, но так и не увидел его. Он

пропал. Пропал так же, как тот незнакомец, который в один из первых же

дней   моего   прихода  в   кабак   начал   рассказывать   историю  своей   жизни.  Я

перестал   ходить   в   кабак.   Перестал   пить,   потихоньку   возвращаясь   к

привычной беззаботной жизни, лишь изредка вспоминая слова: «Мы жрем, чтобы жить, и живем, чтобы жрать».

7

40

Быть   одиноким   среди   восьми   миллиардов   людей   –   что   может   быть

хуже этого. Среди всех этих людей не найти ни одного, с кем можно было бы

поговорить о том, что не дает тебе покоя, что лишает тебя сна и не дает жить

нормальной полноценной жизнью. Нет ни одного человека, которому ты бы

мог озвучить свои сокровенные мысли, нет ни одного человека, кто мог бы

тебя   выслушать   и   дать   совет.   Беспросветное   одиночество   обволакивает, давит   со   всех   сторон,   угрожает   раздавить   меня,   размазать,   как   муху, прибитую мухобойкой.

Я   выхожу   на   улицу.   Влюбленные   пары   стремятся   к   романтичному

уединению.   Компания   друзей   направляется   по   делам,   и   только   я   брожу

бесцельно в одиночестве, с потухшим взглядом, не зная, для чего и куда я

иду. Ранним утром я вышел на набережную. На безоблачном небе замерло

солнце; спокойное, застывшее в бесконечности времен море будто бы спало

и не спешило просыпаться. Белые чайки с протяжным писком опускались к

едва   колышущиеся   поверхности,   черпали   заостренными   когтями   воду   и

вновь взмывали высоко в воздух. На одной из лавочек в тени деревьев  я

заметил   молодую   девушку.   На   холсте,   натянутом   на   подставку,   она

увлеченно писала картину. Я подошел ближе. Она сидела спиной ко мне, лицом к морю. Я видел лишь темные длинные волосы и белоснежные тонкие

пальцы, которыми она держала кисть, аккуратными мазками выводя контур

фигуры, изображенной на картине.

На   картине   был   запечатлен   город.   Кольца   опоясывающих   его

конусообразных   гор,   а   внизу,   в   темноте   ночи,   сверкал   он.   Кварталы   с

возвышавшимися   небоскребами,   которые   соседствовали   с   неприлично

низкими и неказистыми панельными домами и совсем уж жалкими лачугами, о существовании которых жители фешенебельных районов не знали или же, что   более   вероятно,   не   хотели   знать.   А   над   ним   в   вышине   раскинулось

звездное небо – с луной, необыкновенно яркой и большой, с неестественно

выступающими  на   ее   поверхности  глубочайшими,   бездонными   кратерами.

Где-то   вдали   по   чернеющей   поверхности   моря   плыла   небрежно   лунная

дорожка, сверкая сказочным перламутровым блеском, а спиной к зрителю на

одной из гор, образующих полукруг вокруг города, стояла девушка. Ее лица

видно не было, но легкая воздушная фигура и темные, развевающиеся на

ветру   волосы   говорили   сами   за   себя.   Перед   зрителем   стояла   девушка,   и

смотрела она на раскинувшийся перед ней город.

– Вам понравилась моя картина?

Я   вздрогнул.   Обернувшись,   она   смотрела   на   меня.   Белая,   будто

атласная, кожа в сочетании с легким румянцем на щеках и темными ровными

волосами,   мягко   обволакивающими   ее   голову,   произвела   на   меня

неизгладимое   впечатление.   Выразительные   карие   глаза   с   игривым

лукавством смотрели на меня, а маленький аккуратный носик и тоненькие

алые губы придавали ей по-детски наивное выражение.

–  Да,   –   после   небольшой   паузы   произнес   я   восхищенно.   –   Она

прекрасна.

41

– Спасибо. А что вы стоите, присаживайтесь.

– Сесть? – спросил я изумленно.

– Ну да.

– С вами?

–  Ну да, со мной, – сказала она, звонко рассмеявшись. – Почему это

удивило вас?

– Ну, я… я просто… – мямлил я, краснея.

–  А   вы   смешной.   Хотя   что   мы   все   на   «вы»   да   на   «вы»,   давайте

перейдем на «ты».

– Давайте, то есть давай, – сказал я, улыбнувшись.

–  Может, ты все-таки сядешь? – сказала она, придавая своему голосу

некую сердитость.

– Да, конечно, – сказал я, обошел лавочку и сел рядом с девушкой.

– А я, кажется, тебя видела, и даже не раз.

– Кого, меня?

– Ну да, тебя, ты часто гуляешь по набережной, и неизменно один. Еще, по-моему, и в городе видела.

– Неудивительно, у нас город маленький, в одном конце чихнешь, тебе

в другом уже точный диагноз поставят.

– Да, точно, – засмеялась она. – Так ты всегда гуляешь один?

– Да, один.

– Я тоже, – понурив голову, произнесла она медленно.

– И ты тоже?

– Да. А почему ты так удивился?

– Я думал, я один такой.

– Ты действительно смешной. Ты такой не один, таких, как ты, много, может, даже больше, чем мы можем себе представить.

– А что нам мешает быть вместе?! – воскликнул я, вскочив с места.

– Нам с тобой?

– Да. То есть нет, не совсем. Что мешает быть вместе всем одиноким, всем непонятым, всем брошенным, всем отчаявшимся, раз нас так много.

Она молча смотрела на меня, от былой веселости не осталось и следа. В

уголках ее глаз я заметил две слезинки, они скатились по лицу и замерли в

уголках рта. Тусклые безжизненные глаза, наверно, такие же, как у меня.

–  Мы   боимся   быть   непонятыми,   боимся   быть   отвергнутыми, осмеянными. Человеческая жестокость бесконечна и не знает границ.

–  Ну,   ведь   мы,   мы   с   тобой   заговорили.   Два   одиноких   потерянных

человека.

– Да, мы заговорили. Ну, я не знаю, что подтолкнуло меня к этому. Я не

знаю, почему я с тобой заговорила. Ведь ты мог меня не понять, а может, ты

меня не понял, может, ты просто насмехаешься.

В ее глазах вновь застыли слезы.

–  Нет, что ты, нет, я не насмехаюсь. Я такой же, как ты, за маской

беспокойной веселости я храню печать беспросветной тоски и одиночества.

42

Я сел на лавочку и, повинуясь велению сердца, обнял девушку. Она

опустила голову на мое плечо и разразилась слезами. Дрожа всем телом, она

шептала:

– Но теперь все будет по-другому. Два одиноких сердца встретились и

соединились   в   одно.   Мы   найдем   других,   слышишь,   мы   обязательно   их

найдем. Мы будем изучать. Мы будем познавать. Мы создадим новый мир на

обломках старого, сгнившего, умирающего. После ночи следует рассвет. Это

будет наш рассвет, рассвет нашего мира.

–  Да, да, – соглашался я с ее бессвязными словами, – я тоже об этом

думал. Все будет так, как ты говоришь. Я счастлив. Я безгранично счастлив.

Я и не думал, что когда-нибудь испытаю столь безграничное счастье.

Внезапно   резко   похолодало,   небо   заволокло   страшными   темными

тучами,   поднялся   шквальный   ветер.   Все   произошло   внезапно,   в   долю

секунды.

– Что это?! – прошептала она в ужасе, рукой указывая на море.

С   пронзительным   шипением   море   отступало   от   города,   обнажая

скрывавшийся тысячелетиями шельф. Корабли с несметными сокровищами, постройки некогда существовавшего в этих местах города, принадлежавшего

к   смутно   известной   цивилизации,   сотни   предметов,   веками   скрывавшихся

под морской поверхностью, вновь увидели небо – темное, угрожающее. С

молниеносной скоростью вода уходила на километры вдаль и собиралась в