Текст книги "Один на один с Севером"

Автор книги: Наоми Уэмура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Состояние лап у собак не ухудшается, но внезапно наступивший холод явно их беспокоит. После похолодания пластиковые полозья моих нарт стали скользить лучше, чем при морозе до 20 градусов. И это легко объяснимо: при движении нарт по твердой поверхности создается сильное трение, в результате которого верхний слой снега подтаивает. Образующаяся вода, смачивая полозья, действует вроде смазки.

Несмотря на то, что сегодня собакам, видимо, приходится тяжело, они бегут, не теряя чувства ритма.

Нуссоа, весь израненный, подвергается гонениям со стороны своих собратьев. Пытаясь ускользнуть от их зубов, он несколько раз чуть не попадает под нарты: в Заполярье больные и искалеченные собаки всегда идут сзади. К сожалению, я не могу останавливаться из-за Нуссоа и тем самым на целый день увеличивать срок своего путешествия. Я, как цыган, сегодня провожу ночь на одном месте, а завтра, каким бы милым и насиженным оно ни показалось, переезжаю на другое. Впереди еще две тысячи километров – задерживаться нельзя.

По эскимосским понятиям, ездовых собак следует воспитывать по особым правилам. Баловать их означает делать непригодными к здешней жизни. Эскимосы считают, что хозяин, слишком оберегающий свою собаку от различных невзгод, в условиях сурового Заполярья укорачивает ей жизнь. Если после окончания сезона не заставлять собаку служить хозяину до следующей зимы, то она теряет работоспособность. Когда собака не чувствует постоянной власти хозяина, она теряет рабочую форму и обессиливает.

Среди эскимосов распространено также мнение, что щенки должны воспитываться группой, все вместе. Тогда среди них не бывает любимчиков, и они с самого раннего детства включаются в трудовую жизнь, восполняя недостающую рабочую силу в собачьей упряжке.

И в экспедиции японских университетов, и у меня среди эскимосских собак встречались такие, которые не желали работать, единственное, что они делали, – это линяли. Но нам, к счастью, достались и такие собаки, которые обеспечили успех всему делу. Мы собирались по возвращении снизить цену на собак, оказавшихся негодными. У эскимосов же на уме всегда одно: как бы подороже сплавить пришельцам хотя бы и плохих собак.

Все это мне представлялось естественным и потому было вполне понятным. А чем в сущности воззрения людей цивилизованного общества, людей, зависимых от материального благополучия, лучше понятий эскимосов? Мы, цивилизованные люди, в своем якобы благородном стремлении защитить животных спешим нацепить на них бантики, приютить у себя дома, даже одеть их в платьица. Между тем делаем мы все это из собственного эгоизма. Так нам ли упрекать в эгоизме эскимосов? Они не просто используют собак – вся их жизнь зависит от них.

24 июня

Ясно. Временами облачно. Температура воздуха – минус 21 градус.

С базы Аврора меня предупредили, чтобы я был готов к получению новой партии снаряжения. Но сегодня ни в два, ни в четыре часа сеанс радиосвязи не состоялся из-за сильных помех в эфире. Самолет так и не прилетел.

Еды для собак хватит только на сегодня. В последнюю кормежку я предусмотрительно приберег половину их нормы на потом. Собак надо кормить хорошо, иначе у них быстро истощаются силы.

Канадская авиация всегда регулярно, в намеченные сроки снабжала меня продовольствием. Однако с тех пор, как я начал свое путешествие по Гренландии, местная авиация постоянно испытывает мои нервы. Если бы я попал в такой переплет на пути к Северному полюсу, вполне вероятно, что мне не удалось бы его достигнуть.

Когда я был на подступах к Северному полюсу, мне также не удавалось связаться с базой из-за сильных помех в эфире. Но, к моей радости, самолет был выслан без всякого предварительного извещения с моей стороны. Пилот Гарри, который с огромным трудом сел среди торосов, был мастером своего дела. В нем чувствовался надежный мужчина. Такой к себе в самолет мог взять помощником даже женщину. Гренландская авиация в прошлый раз заставила меня ждать целых четыре дня. Эта неразбериха приводила ко всякого рода недоразумениям и даже к материальным потерям. В тот раз, например, мне прислали вместо шестнадцати двенадцать ящиков собачьего корма. Кроме того, в такой ситуации трудно было рассчитывать на замену раненых собак.

Я не думал о том, что у гренландских летчиков могут быть какие-то обстоятельства, которые не позволяют им выполнять свои обязанности. На уме у меня было одно: если дело так пойдет и дальше, то это путешествие мне не завершить.

«Спокойствие. Терпение. Все образуется», – уговаривал я сам себя…

Ну, уж коли представляется случай, опишу-ка я лучше, как проходит обычный день моего гренландского путешествия.

…21.00. Подъем. Разжигаю печку, топлю снег. Пока готовится кофе или чай, быстро сворачиваю спальник. 21.30. Завтракаю. Обычно это овсянка, которую готовлю не отдельно, а засыпаю прямо в кофе, и два куска бисквита. Это вкусно. Наливаю кофе в термос.

21.50. Сворачиваю палатку, гружу вещи на нарты. Это занимает у меня минут тридцать.

22.20. Пристегиваю упряжку собак к нартам.

22.30. Отправление.

0.50. Сеанс связи с Авророй (или Дандасом).

2.00–05.00. Нахожусь в пути.

5.00–06.00. Останавливаюсь на отдых.

8.30. Конец пути. В благодарность собакам обязательно их поглажу, потом начинаю разгружать нарты. Разворачиваю их в направлении точно на юг. Ставлю палатку выходом к востоку. Затаскиваю в нее и расстилаю на полу две шкуры карибу. Вношу необходимые вещи.

8.50. Делаю астрономические измерения.

9.30. Отстегиваю упряжку от нарт, привязываю собак к передку, кормлю.

9.50. Залезаю в палатку, зажигаю печку. Кипячу воду и примерно с час варю медвежатину. В это время делаю расчеты по произведенным астрономическим измерениям.

11.00. Обед. Он состоит из 700–800 граммов подсоленной медвежатины. На десерт чай с двумя кусочками сухого бисквита.

12.10. Слушаю коротковолновую японскую программу «Нихон хосо кайся». Узнаю, что в Токио стоит тридцатиградусная жара и что к Японии приближается тайфун.

12.30. Делаю астрономические измерения вторично.

13.00. Пишу дневник. Чиню порвавшиеся ремни и обувь.

14.00. Ложусь спать.

27 июня

Обещанный на 24 июня самолет до сих пор еще не прилетел. В тот день связи не было. 25 июня было воскресенье и аэродром не работал. 26 июня он тоже бездействовал. Как мне сообщили, из-за плохих погодных условий самолет не прилетит и сегодня. Мне стало казаться, что в Гренландии всегда найдется причина, чтобы можно было отложить полет.

Вчера доел остатки медвежатины. Больше продуктов не было. Хочется сладкого чая, маринованных овощей, мечтаю о рисе, политом сладким чаем. Собаки ничего не ели с 25 июня. Отощали и не могут идти.

Погода все ухудшается. Мне сообщили, что завтра прилетит самолет. А если завтра опять будет плохая погода, что тогда?

Пью соленый чай. Сладкого нет. Собаки тоже страдают от голода.

За две недели пройдено 600 километров, хотелось бы хорошенько отдохнуть, но передышка получилась очень тяжелой.

В ожидании погоды провожу время в бездействии, стараясь стойко переносить голод. Если такое положение будет продолжаться, у меня, пожалуй, пропадет пыл идти дальше. Впрочем, без регулярного снабжения путешествие и без того прекратится. Что я тогда скажу людям? Ведь сытый голодного не разумеет. Что будет, если я не выкручусь из этого положения? Я исступленно жду сеанса связи.

Глава IV. Следы на снегу

30 июня

Ясно. Температура воздуха – минус 22–26 градусов.

Снова в путь! Отправляюсь в семь часов утра, держу курс прямо на юг.

Получив снаряжение, я три дня усиленно откармливал собак, но для того, чтобы они полностью восстановили свои силы, требуется еще не менее недели. Итого набирается десять дней. А температура с каждым днем все повышается, и снег становится все более рыхлым. Нельзя задерживаться ни на минуту.

28 июня с самолетом, доставившим продовольствие, мне прислали двух собак. Теперь их в упряжке 16. Собаки хорошо отдохнули и преодолели за шесть с половиной часов более 50 километров, несмотря на то, что бежать им пришлось уже по рыхлому снегу.

На этот раз я не смог, как намечал, отправить обратно Нуссоа и Рису, поскольку летчик боялся, что на той высоте, на которой находилась взлетная площадка, он не сможет поднять самолет со слишком тяжелым грузом. Поэтому этим собакам пришлось тащиться вместе с остальными. На них жалко было смотреть. Тянуть они не могли. Самое большее, на что они были способны, – это кое-как переставлять собственные ноги.

Вновь прибывшие собаки в течение двух-трех часов выглядели здоровыми и бодрыми, но потом только делали вид, что работают. Очевидно, они еще не освоились в условиях высокогорья, куда так внезапно попали. Чувствуется, что к концу пути и остальным собакам уже приходится нелегко. Дыхание их становится частым, прерывистым. Вновь на ум приходит мысль о горной болезни. Не только собаки, но и я начинаю чувствовать высоту. После десятиминутной пробежки уже задыхаюсь. Поэтому бегу за нартами лишь минуты три-четыре, а потом стараюсь сесть. Когда я немного отстаю, чтобы сделать очередной снимок, догоняю упряжку с трудом. Приходится останавливать собак, крича им: «Ай! Стой!»

Во время одной из таких остановок откуда-то прилетели две чайки, посидели неподалеку и, когда мы тронулись в путь, исчезли.

Придумываю имена новым собакам. Одну называю Нута, что по-эскимосски означает «новая душа». Такое имя вполне подходит для вновь прибывшей. У этой грациозной собаки лисья голова, ловко посаженная на туловище, покрытом пепельной шерстью. Ей около трех лет.

Вторая собака была названа мною Аринна. Она участвовала в моем путешествии на Северный полюс и до прибытия сюда находилась на базе Аврора, дожидаясь своего часа. Это было существо пяти лет от роду, с рыжей шерстью и с жалко свисавшим набок полуоткушенным левым ухом. Она была настолько грязной, что я ее не сразу признал. Так я и назвал ее Аринна, что на эскимосском языке означает «грязная».

4 июля

Ясно. Минус 11–14 градусов.

Отправляюсь в путь в семь часов утра, когда еще довольно холодно. Постепенно температура повышается, и к полудню жара начинает изрядно мучить моих собак. Вносит свою лепту и рыхлый снег.

Время нашего девятичасового трудового дня распределяется следующим образом: два с половиной часа езды, затем час отдыха, вновь два часа езды, час отдыха и под конец еще два с половиной часа езды. Поскольку во второй половине дня скорость нашего продвижения резко снижается, за весь день проходим всего около 40 километров.

На месте нашей стоянки собаки в течение 20–30 минут никак не могут отдышаться: открыв пасти, они жадно глотают воздух. Немного погодя ложатся и засыпают как мертвые.

До получения последней партии продовольствия я совершал свой путь в ночное время. Теперь белые ночи кончились, и со вчерашнего дня я перешел на дневной образ жизни. Следует сказать, что, когда сутки перестают делиться на ночь и день, это делает вашу жизнь в известной мере неупорядоченной. Но наступившее четкое разделение дня и ночи неожиданно внесло в мое существование оттенок суеты и нервозности: они по очереди подгоняли меня.

Уставшие собаки спали. Сегодня Аринна так и не включилась по-настоящему в работу. Нуссоа еле тащился, и его пришлось отстегнуть. Что-то снится ему, так намучившемуся за сегодняшний день? Мне кажется, что собакам снятся сны: может быть, им слышится мой приказ «яя!», или они видят, как дерутся за свою долю в кормежке. Только во сне они все время вздрагивают и повизгивают.

5 июля

Облачно и снег, затем ясно. Температура воздуха – минус 14–13 градусов.

Проснувшись, я выпил кружку кофе и отправился в путь в восемь часов. Из-за густого тумана я почти не вижу бегущую в 15 метрах впереди меня Рису. Сегодня впервые я пользуюсь компасом. Большой морской компас, сделанный в виде глобуса, я прикрепил к передней части нарт и с его помощью веду упряжку. Я не пользовался до сих пор компасом, потому что мой путь идет по району, находящемуся близко к магнитному полюсу. На мысе Колумбия необходимо было вносить в показания компаса поправку почти в 90°, здесь она составляет около 45°. Внося эти поправки, я каждый раз рискую ошибиться.

Но солнца не было, снежных застругов тоже не видно, и мое путешествие напоминает путь морского судна в открытом море ночью. В таких условиях ничего другого не оставалось, как идти по компасу. Когда восемь часов спустя в конце пути я сверил показания компаса с данными своих астрономических наблюдений, то обнаружил, что отклонился всего на 1,6 минуты, или на три-четыре километра к западу.

Кроме того, сегодня я впервые опробовал еще одну вещь – четырехугольный прямой парус, изготовленный для меня Тадой. При сильном ветре он был весьма эффективен, но при слабом только мешал движению нарт. Это происходило оттого, что его сбивал набегающий при движении нарт встречный небольшой ветерок.

Нуссоа, которому было трудно идти, я привязал к мачте. Двое новичков бежали кое-как и нарт не тянули. Мало того, что эти собаки не работали, они стали еще и обузой для других. Они крали у меня километры. Сегодня прошли всего 47,6 километра.

6 июля

Облачно. Снег. Температура воздуха – минус 5–3 градуса.

И сегодня видимость плохая. Почему это: погода все время противится моему путешествию? Каждый день мне приходится ехать в густом тумане, ограничивающем видимость десятью метрами. Такое ощущение, что он поглотил меня. Настроение становится мрачным, мало-помалу впадаю в уныние. Безразличным голосом погоняю собак. Они, кажется, чувствуют мое настроение. Даже хорошо бежавшие собаки начинают замедлять свой ход. Боковые оглядываются назад и, мне кажется, всматриваются в мое лицо. Нехотя пытаюсь заставить их занять свое место. В довершение всего запутываются постромки, и в беге собаки продолжают спутывать их еще больше.

Со времени отправления я нахожусь в пути более семи часов.

Вдруг мне показалось, что я теряю равновесие и падаю с нарт. Впопыхах хватаюсь за привязанную к ним веревку и удерживаюсь от падения. И тут вдруг перестаю понимать, куда наклонена поверхность, по которой пролегает мой путь, – вверх или вниз. По всей вероятности, вверх. По моим соображениям, я еще не достиг наивысшей точки гренландского ледяного купола. Впрочем, может статься, что именно сейчас я и перевалил на его другую сторону. Значит, еду вниз. Если так, то едут ли нарты под уклон в нужном мне направлении – на юг? И не кручусь ли я на одном месте уже со времени сегодняшнего отправления в путь?

В душу закрадывается беспокойство, думы мои омрачаются. Остановил нарты, схватил пригоршню снега и приложил к вискам. От холода немеет лицо. Кругом белым-бело. Как вчера… Как позавчера… Бескрайняя белая ледяная равнина. Словно в белой трясине. Других красок здесь нет. Собаки, нарты да я не в счет. Впрочем, может быть, это в голове у меня белым-бело – не знаю. Может быть, я стал терять чувство равновесия, направления, расстояния… По мере того как я растираю занемевшие виски, ко мне возвращается спокойствие.

Снова отправляюсь в путь, но туман становится все гуще и гуще, и я правлю упряжкой вслепую. Мрачен и подавлен. «И зачем я сейчас заставляю собак бежать? Куда я еду? Зачем я это делаю?» – вертелось у меня в голове, пока я машинально продолжал двигаться.

Обычная история: как только мной овладевает мрачное настроение, так я непременно начинаю задавать себе вопрос: «А зачем я…» Так было и по пути к Северному полюсу, и в этом гренландском путешествии, и в прошлые мои походы.

Я приехал в город из родного дома в горной деревне, что находится в префектуре Хёга, совершенно необразованным человеком. Я затерялся в людской толчее и, как любой деревенщина, совершенно был сбит с толку городской суетой. Затем, как самый настоящий провинциал, стал страстно мечтать о том, чтобы городские люди признали меня за своего. Но стать с ними в один ряд мне никак не удавалось. За что бы я ни брался, везде меня опережали. Выросшее из комплекса неполноценности желание сравняться с этими людьми, а затем и выделиться среди них затаилось в самой глубине моей души и постепенно, совсем незаметно для меня самого в один прекрасный день превратилось в движущую пружину всего моего существования.

В университете я записался в альпинистскую секцию, но поначалу оказался в этом деле абсолютной бездарностью и в горы не ходил. Я был предметом насмешек, потому что ни разу не поднялся даже на Фудзияму. Это было унизительно. И в альпинистских лагерях я постоянно испытывал чувство огромного стыда из-за своего невежества. Тогда, не желая выказывать свое неумение, я тайком от своих товарищей по секции стал уходить в горы, постепенно все больше и больше испытывая удовольствие от занятий альпинизмом. Так и начались мои самостоятельные походы в горы.

Когда я окончил университет, то, честно говоря, сомневался, что мне удастся устроиться на работу. Если бы я и нашел место в какой-либо фирме, то все равно не смог бы выдержать конкуренцию с другими претендентами на него. Я был твердо убежден, что не смогу преуспеть ни в одном деле.

Единственная возможность компенсировать свою ущербность, свою неуверенность в собственных силах заключалась в занятиях альпинизмом. Отдаться этому целиком оставалось для меня единственным спасением. Теперь естественным ходом событий моей жизни стало покорение одной вершины за другой – сначала в Японии, а затем и за рубежом. Не знаю, получал ли я при этом то же удовлетворение, что и мои друзья, идущие обычным путем в обществе. Не знаю.

Подгоняемый собственными устремлениями в жизни, я начал бродяжничать по свету и, в конце концов, снискал себе славу человека, способного лишь на поступки, называемые людьми авантюрой. Но для меня горы и рискованные путешествия были единственной опорой в жизни. Если бы я лишился их, мое существование стало бы позорным и напрасным. Именно во время своих путешествий я впервые ощутил себя полноценным человеком.

Осуществление одного плана влекло за собой возникновение нового, более трудного и опасного. Это было постоянное движение вперед. Но при каждой неудаче я вновь падал духом, думал, что выхода из создавшегося положения нет. При любых встречавшихся трудностях терялся и готов был спасовать перед ними, пустив прахом все, что мной уже было достигнуто. Не раз меня охватывали сомнения в своих силах, и я с трудом отгонял от себя мысль о том, что остается только с позором вернуться назад.

И все-таки мне больше по душе пробираться сквозь этот вселенский хаос, чем блуждать в потемках человеческого общества. Есть способ выйти живым и из него. Вынести это сводящее с ума однообразие, не распускать нюни, победить самого себя – в этом весь секрет. Идти вперед и только вперед…

Решаю остановиться. Сверяюсь с картой. Высота над уровнем моря – 2900 метров. Самая высшая точка Гренландии – 3200 метров – находится в районе 73-го градуса северной широты. Я подошел к ней почти вплотную.

7 июля

Снег. Облачно, затем ясно. Температура воздуха – минус 13–16 градусов.

Вчера прошел 43,5 километра, сегодня еще меньше – 35,4. Надеяться на ту скорость, которая была до сих пор, не приходится: снег стал глубже, собаки устали.

Идет снег, и отличить снежную равнину от неба невозможно. Поскрипывают едущие нарты… А вокруг безмолвие.

Вечного источника моих забот – Нуссоа к концу пути пришлось посадить на нарты. На других собак легла дополнительная нагрузка. А ведь их стало теперь меньше. Бег по глубокому и рыхлому снегу и так доконал их. Бегут, открыв рты и высунув языки.

Придумал способ хоть как-то развеять скуку – занимаюсь перестановкой собак. Вожака Куму оставляю на месте. Микисё, его помощника, передвигаю назад, к Тину, с которым они ладят. Кроме того, перестраиваю всю упряжку на прежний манер: из колонны в веер. После всех этих перестановок собаки дружно бегут в течение двух часов. Но в скором времени они привыкают к новому построению, и сосед Микисё – Горо норовит укусить его. В результате, вместо того чтобы сделать лучше, я устроил беспорядок. На стоянке скулит искусанный Горо, который первый втянул в драку и Микисё, и Панду, и Нукки.

Вот говорят, сложны человеческие отношения. У собак они, видно, тоже не просты.

8 июля

Ясно, затем облачно. Температура воздуха повышается от минус 10 градусов до нуля.

Приближаюсь к наивысшей точке Гренландии. Настроение приподнятое. Да и снег прекратился. Вглядываясь в снежную гладь, я обнаруживаю, что она вся состоит из кристалликов, которые играют на солнце, как алмазы. У меня вдруг возникает такое чувство, будто я мчусь по залитой ярким светом сцене.

Но не прошло и часа, как на небе появилась огромная черная туча, подул ветер и повалил снег. Во второй половине дня направление ветра изменилось и он усилился. Начался буран.

С полудня температура воздуха повышалась, и постепенно снег становился все более мокрым.

Сейчас на высоте 3000 метров нулевая температура, значит, на уровне моря плюс 16 градусов по Цельсию. Это рассчитать нетрудно, зная закономерность понижения температуры с высотой. Очевидно, на 200 метров ниже уже идет не снег, а дождь. В Японии сейчас сезон дождей – начало лета. «А для меня с января не прекращается зима», – подумал я и ошибся. В Арктику сейчас тоже пришло лето, правда очень короткое.

Перед самым окончанием пути собаки вдруг резко свернули в сторону. Присмотревшись, я увидел впереди небольшой темный предмет, похожий на камень. Это был труп небольшой птицы. То ли ветер ее занес, то ли сама она в поисках корма прилетела сюда. Залететь в эти места, за 700–800 километров от берега моря, с ее стороны было безрассудством. Неужели инстинкт ей не подсказал, что она погибнет в этой огромной ледяной пустыне? «Как же ты, птичка? Что заставило тебя прилететь сюда?» – задавал я вопросы, на которые некому было ответить.

А как попали сюда чайки, навестившие меня, когда я получал снаряжение? А медведь? Внутренняя часть Гренландии – это такой район, где живое существо оказывается случайно. В определенном смысле я тоже затерялся здесь.

Когда собаки заснули, я занялся образцами снега, но было тепло, и у меня ничего не получилось.

Принялся за астрономические наблюдения, но солнце скрылось за облаками, ртуть в чашке из-за ветра постоянно рябила, и толком сделать тоже ничего не смог. Отложил до половины третьего, когда солнце находится точно на западе. Но в это время опять ничего не вышло из-за ветра.

Солнце, которое, как известно, садится на западе, здесь лишь близко подходит к горизонту, но не скрывается за него. В это время равнина погружается в светло-лиловый полумрак, исчезает ощущение пространства и взору предстает величественное полотно, вызывающее непередаваемое настроение…

9 июля

Облачно. Небольшой снег. Температура воздуха – минус 4–3 градуса.

После шести дней трудного пути решил отдохнуть. Собаки спят, почти целиком засыпанные снегом. Даже братья Каунна выглядят больными. Да и я чувствую себя уставшим: ведь приходилось спать меньше шести часов в сутки. Кроме того, и видимость плохая: идет небольшой снег, и от него рябит в глазах.

Я сказал «небольшой снег», употребив такое невыразительное слово только потому, что живу в Японии. А здесь, в Гренландии, слово «снег» вызывает совершенно жуткое чувство, потому что никогда не знаешь, во что превратится мелкий, сыплющий, как песок, снег в следующую секунду.

Провожу астрономические наблюдения, которые не удалось сделать вчера. Координаты моего местоположения близки к тому, что я и предполагал, – 73°40 северной широты и 39°08 30" западной долготы.

Больше делать нечего. Забираюсь в спальник. Мысль о собаках не дает мне покоя: «Все-таки хорошо, что сегодня они отдыхают». Если свалятся собаки, весь мой план лопнет, как мыльный пузырь. Не справлюсь с этой проблемой – все пойдет прахом: Суетиться и нервничать – значит провалить все дело. Следует помнить не только о сэкономленном времени, но и о том, что еще предстоит пройти длинный путь.

Это мое путешествие по Арктике отличается от прошлого двумя моментами. Во-первых, эта экспедиция лучше обеспечена с научно-технической точки зрения. Прежде всего я имею в виду установку для приема и обработки информации, разработанную для меня Смитсоновским научно-исследовательским институтом США, функционирующую с помощью искусственного спутника через систему слежения НАСА. И кроме того, для доставки снаряжения сейчас используется авиация. Во-вторых, на эту экспедицию были затрачены большие средства. И в частности, мне была оказана немалая материальная помощь в виде регулярной доставки снаряжения грузовыми самолетами. Оставив пока в стороне второй вопрос, скажу пару слов по поводу научно-технического обеспечения, которое мне приходилось подготавливать самому. Говорят, что в наш космический век, когда наука продвигается вперед быстрыми темпами, на Земле не осталось неизвестных мест. И действительно, сейчас самолетом, автомобилем, теплоходом сравнительно легко можно добраться до любого места. Поэтому теперь широко распространено мнение, что давно прошло время экспедиций в неизвестные, полные опасностей места, какие предпринимались в начале XIX – середине XX века. Наука и техника, мол, обеспечивают полную безопасность путешествия, эпоха плаваний на утлых посудинах канула в прошлое.

Однако так ли это в действительности? Взять хотя бы мой случай. Да, снаряжение мне доставляет самолёт, и, конечно, по сравнению с экспедицией Пири, это намного сокращает затраты труда. Находясь в лабиринте торосов, я все-таки всегда мог определить свое местоположение с помощью установки для приема информации, и это, конечно, вселяло в меня некоторую уверенность. Все так. И при всем этом я не могу согласиться, что дойти до Северного полюса в одиночку легче и менее опасно. Хотя авиация и радиосвязь в большой степени обеспечивают безопасность; тем не менее никогда нет полной гарантии того, что вдруг не возникнет такое критическое положение, при котором любые средства обеспечения безопасности будут бесполезными. Тогда над вами нависает смерть. Ваша экспедиция при всей вооруженности научно-техническими средствами передачи информации уподобляется плаванию на утлой посудине. И чем большая опасность возникает для жизни, тем меньшее значение имеет ваш запас теоретических знаний, тем больше приходится полагаться на собственный практический копыт. Надеяться на то, чем вы обеспечены извне, скажем на самолеты и искусственные спутники, означает в такой ситуации усугублять грозящую опасность.

Экспедиция Пири на Северный полюс стерла и это «белое пятно» на карте земного шара. Однако человечеству ещё не был известен опыт достижения Северного полюса в одиночку. А мне казалось, что такое путешествие таит в себе много неизведанного.

В этом смысле моя экспедиция на Север в одиночку не что иное, как путешествие в неведомое. По крайней мере для меня.

10 июля

Облачно. Температура воздуха – от минус 10 до минус 5 градусов.

…У меня уже выработалась привычка, встав утром, прежде всего определять направление ветра. Сегодня он южный. Был бы хоть небольшой попутный, можно было бы «плыть» под парусом.

Но, несмотря на встречный ветер, собаки легко преодолели около 49 километров. Очевидно, дает себя знать вчерашний отдых. Высотомер показывает 3050 метров над уровнем моря. Несмотря на то, что подъем доставляет собакам чрезвычайные трудности, я хочу добраться до 71-й параллели к 17–18 июля, когда намечено прибытие следующей партии снаряжения. Сейчас мои координаты 73 15 30" северной широты и 38°41 20" западной долготы.

11 июля

Облачно. Температура воздуха повышается от минус 11 до минус 6 градусов.

При западном ветре отправляюсь в долгожданное «плавание», однако от порывистого ветра нарты заносит, и я уже пожалел, что установил мачту для четырехугольного паруса.

Но есть и хорошие новости: сегодня я достиг наиболее высокой части ледяного купола Гренландии. Никак не верится, что под этим слоем снега вплоть до самого уровня моря находится более чем трехкилометровая толща льда. Она образовалась, наверное, тысячи лет назад. Возможно, за счёт выпадения снега ее рост продолжается и сейчас. А может быть, она остается прежней? То ли этот покров существовал всегда – со времени образования Земли, то ли возник потом, когда под влиянием каких-то изменений на нашей планете наступило похолодание, и на поверхности Гренландии стал накапливаться снег?

Да, много возникает вопросов по этому поводу. Мне хотелось бы немного помочь ответить на них, и поэтому еще перед отправлением у меня было намерение исследовать толщину ледяного купола. Это делается с помощью искусственных взрывных волн, которые, отражаясь от скального основания, дают возможность измерить толщину льда. Но на нартах не нашлось места для такого прибора, и мне пришлось расстаться с этой затеей.

Северо-восточный берег Гренландии, от которого я отправился в путешествие, обрывается вниз отвесной кручей высотой две-три тысячи метров. А внутренняя часть острова, я слышал, оседает под давлением льда, и основание его уже опустилось ниже уровня моря. Все это выглядит загадочно и величественно.

Но я несколько отвлекся. Каждый день для приготовления питьевой воды я вырезаю с поверхности кусок снега толщиной примерно 15 сантиметров и растапливаю его на печке. Снежный покров состоит из нескольких слоев. Всегда беру верхний слой. А слои прошлых лет смерзлись в единое целое – их различить нельзя. С интересом разглядываю, как при таянии снег раскрывает свои тайны…

12 июля

Облачно, затем ясно. Температура воздуха – минус 6–4 градуса.

Ветер северный. Добро! Снова в «плавание». Вчера разобрал мачту с четырехугольным парусом и сегодня поставил парус треугольный, который буквально всасывает ветер.

Как я уже понял, ветер, дующий точно с тыла, не очень хорош: он почему-то обходит парус. Тем не менее и такой ветер создает дополнительную тягу в две-три собачьих силы. Собаки бегут хорошо: за шесть с половиной часов было пройдено 45,6 километра.

Во второй половине дня небо проясняется. Впервые за последнее время я вижу совершенно чистое небо. Сверкает на солнце снег. Солнечные очки не помогают – от проникающего сбоку отраженного сияния в глазах у меня темнеет.

Становится жарко, и я помаленьку снимаю с себя верхнюю одежду; на мне остается лишь вязаный шерстяной свитер.

После полудня измерил высоту над уровнем моря. Было 3220 метров. Немного проехал – высота не изменилась. По карте же наибольшая высота гренландского ледяного купола – 3240 метров. Не хватало совсем немного. Но я уже ехал по совершенно ровной поверхности. Поскольку мой высотомер не измеряет атмосферного давления, то я не могу сказать, насколько точны его показания. Думаю, однако, что это было самое высокое место Гренландии, поскольку несколько раз я получал одни и те же показания прибора.