Текст книги "Ласковые псы ада"

Автор книги: Налини Сингх

Соавторы: Шарлин Харрис,Илона Эндрюс,Мелджин Брук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Вернувшись на диван, я прикрыла глаза – всего на миг.

Ноздри защекотал восхитительный запах мяса – веки у меня сами распахнулись. Рафаэль, мытый и ослепительно прекрасный, стоял в кухне, разделывая стейк.

У меня рот наполнился слюной, только я не понимала, на что именно – на мужчину или на стейк. Наверное, на обоих сразу. Очень я проголодалась, и очень хотела Рафаэля. Не надо было мне сюда ехать.

Рафаэль посмотрел на меня – глаза пылали синим огнем. У меня сердце екнуло.

–  Яготовлю ужин тебе, – сказал он. – Невероятно.

– Ты знаешь, что я не могу у тебя его взять.

– Почему?

Я замотала головой.

Он небрежно перебросил нож в пальцах – невероятно ловко обращается с ножом. И в глазах у него мелькнуло раздражение. Рафаэль стал подбирать слова:

– Послушай, я знаю, что ты умираешь от голода. Если не позволяешь мне для тебя готовить, можешь по крайней мере сама себе пожарить?

Впервые я увидела, как он раздражается.

Я встала с дивана:

– Это конечно.

Он открыл холодильник. На задней стенке блеснула сложная паутина, собирающаяся в узел в углу. Ледовый паук, стоит бешеных тысяч. Я, как большинство народу, вынуждена покупать заколдованный лед у городского водопровода – когда техника перестает работать, потому что магия лишает ее электричества.

Рафаэль вытащил еще один стейк и шлепнул на разделочную доску:

– Бери.

– Спасибо.

– Не за что.

Мы обменялись секундным взглядом, потом я взяла солонку и стала посыпать стейк.

В тесной кухне, зажатые между островком, столом и ящиками, мы двигались, как два танцора, не касаясь друг друга, и наконец сошлись у двухконфорочной плиты, жаря каждый свой стейк.

– Я просто хотел бы знать, есть ли у меня шанс, – выдал Рафаэль. – Я пока что терпелив.

– И я тебе за это что-то должна?

Он посмотрел на меня сердито:

– Я всего лишь хотел бы получить ответ. Послушай, уже полгода прошло. Я тебе каждый день звоню – ты звонки не принимаешь. Я пытаюсь тебя увидеть – ты меня отшиваешь. Но при этом ты на меня смотришь так, будто меня хочешь. Ты можешь мне просто сказать: да или нет?

– Нет.

– «Нет» – это твой ответ, или ты не можешь сказать?

– Это мой ответ. Я с тобой спать не буду. Я никогда тебя не завлекала, Рафаэль. Я тебе с самого начала говорила, что этого не будет.

У него потемнели глаза.

– Что ж, это честно. А почему?

– Почему?

– Да, почему? Я знаю, что ты меня хочешь. Вижу это в твоих глазах, чую в запахах твоего тела, слышу в голосе. Потому-то и таскаюсь за тобой, как идиот полоумный. Ты хотя бы можешь мне сказать, почему так.

Я разжала стиснутые зубы. Что ж, я уже полгода знала, что от этого разговора не уйти.

– Твоя мать – хорошая женщина, Рафаэль. И клан ваш – хороший клан. Но так не всюду. Моя мать была самой слабой из шести самок в маленьком клане буд. И остальные ее били каждый день. Самцов было только два, и моей матери спаривание не светило. Стоило одному из них на нее глянуть, и остальные самки тут же начинали ее избивать: в других местах буды не так строго соблюдают Кодекс. Нет у них Властителя Зверей, и наказаний тоже нет. Они правят сами собой, и каков альфа, таков и клан. Знаешь, какое у меня первое воспоминание? Я сижу в грязи и вижу, как Кларисса, наша сучья альфа, бьет мою мать кирпичом в лицо!

Он отпрянул.

– Моя мать не хотела спариваться с моим отцом. Ее заставили, потому что такое извращение приводило их в восторг. А он вообще ничего не думал. Что такое изнасилование – не понимал. Он только знал, что вот есть самка, и ему ее можно. Три года мою мать насиловал мужчина, начавший жизнь гиеной. По умственному развитию он был пятилетним. А когда родилась я, меня стали бить, как только я научилась ходить. Я звереныш, ко мне правила не относятся. И по вашему милому Кодексу я – мерзость. К десяти годам у меня не осталось ни одной несломанной кости. Как только я поправлялась, меня снова начинали бить. И моя мать не могла этому помешать, она ничего не могла сделать. Меня бы убили, Рафаэль. Я была слабее и меньше всех, и меня бы били, били, били, пока ничего бы не осталось, но моя мать собрала те жалкие обрывки смелости, что еще жили в ней. Только потому я жива, что она сгребла меня в охапку и побежала через всю страну.

У него не осталось в лице ни кровинки, но я уже не могла остановиться.

– Когда Кейт везла меня к твоей матери, я все пыталась выпрыгнуть из телеги, уверенная, что тетя Би меня убьет. Вот что значит для меня слово «буда», Рафаэль. Ненависть, жестокость и отвращение.

Резким движением я сняла с огня сковородку, спасая наполовину обугленный бифштекс.

– Значит, ты не хочешь быть со мной из-за моей природы? – спросил он. – Не может быть, чтобы ты была так зашорена. Да, это страшно – то, что с тобой было. Но я не из таких. Я тебя никогда не обижу. Моя семья, мой клан – они никогда не обидят тебя. Мы защищаем своих.

– Твоя природа – это только часть ответа. Будь ты сам другим, я могла бы через это переступить. Но ты – типичный буда-самец. Я хочу любви, Рафаэль. Пусть я и недостойна ее – после многого такого, чего я делала, – но я все равно ее хочу. Я хочу надежности и доброты, хочу семьи. Хочу, чтобы была моногамия, чтобы с моими чувствами считались. Что ты можешь мне предложить? Ты спал со всеми самками, которые с тобой не в родстве. Каждая, каждая из них тебя получила, Рафаэль. Мне наперебой рвались рассказывать, каков ты в постели. Да ты, черт побери, будами не ограничился. Волчицы, крысы, шакалихи… я для тебя просто очередная диковинка, которую ты еще не отшпокал. Да ты помнишь, как ты застрял в шакалихе, когда оба вы были в образе зверя, и пришлось звать Дулитла, чтобы вас расцепить? Ты же на сто пятьдесят фунтов был ее тяжелее, и вообще вы из разных биологических видов!

– Мне было четырнадцать, – огрызнулся он. – И я был еще совсем без понятия. Она вертела передо мной задницей…

– Ты как прожорливый мальчишка в лавке с мороженым. Хватаешь все сразу, устраиваешь в вазочке жуткую радужную смесь и жрешь, жрешь, жрешь до потери соображения. У тебя ни привязи, ни дисциплины. Зачем мне заводить с тобой отношения? Чтобы, когда еще какая-нибудь перед тобой завертит задницей, ты сорвался как ракета? Спасибо, не надо.

Схватив вилку, я ткнула ею в стейк и гордо вышла из кухни, унося обугленный трофей. Вышла наружу, забралась в джип – и тут сообразила, что все оружие и ключи остались в доме. Ничего не оставалось, как мрачно жевать мясо. И очень хотелось плакать.

Полное крушение. Я так старалась быть человеком, а он меня сбил с пути, и я развалилась, как поломанная кукла. Побои, унижения, страх – я все это оставила в прошлом. Общалась с другими будами и ни разу никаких трудностей не испытала. Но вот появился он – и все вернулось удушающей болезненной волной.

Кто я такая, знают только Кейт, буды и Властитель Зверей. Если Стая узнает, что я – звереныш, от физического вреда меня защитит Властитель. Рассмотрев вопрос о зверенышах. Властитель решил, что геноцида против нас не потерпит. Но оборотни – по крайней мере многие из них, – будут меня презирать. Если узнает Орден, меня выгонят, потому что Орден не приветствует в своих рядах монстров. Кроме тех, которые полностью люди.

Годы потаенной жизни – сперва в отрочестве, потом в суровом обучении в Академии Ордена, годы предельного напряжения, мучений физических и душевных, выковали иную форму, новую меня. Потом – служба во имя Ордена. И все это время я строго соблюдала свою человеческую суть, не давая себе отклониться ни на волос – и на чем же я сломалась? На Рафаэле с его синими глазами, теплыми руками и голосом, от которого хочется прижаться и замурлыкать…

Как я могла втрескаться в самца буды?

Рухнув вперед, я уперлась головой в руль. Зачем я ему все это рассказала? Что на меня нашло? Надо было просто рассмеяться в ответ на его приглашение к ужину. Но все это не давало мне покоя уже месяцами, и я просто не совладала с собой. Сейчас в душе была полная пустота, от которой хотелось завопить: «Так нечестно!» А что нечестно и почему – я сама не могла понять.

Нечестно, что я хочу просыпаться рядом с Рафаэлем. Нечестно, что он буда. Нечестно, что буды одиннадцать лет мучили меня и мою мать.

Через полчаса Рафаэль вышел на крыльцо и придержал дверь. Оставаться в джипе было бы ребячеством. Я взяла вилку, выпрыгнула из машины и вошла в дом, стараясь сохранять достоинство.

Рафаэль закрыл за мной дверь. Странный свет играл у него в глазах. Взяв за плечи, Рафаэль привлек меня к себе.

У меня воздух вырвался из легких.

– Мы должны попытаться, и ты на это согласишься, – твердо сказал Рафаэль.

– Что такое?

– То, что было до того, как я встретил тебя, а ты встретила меня, – это не важно. Над своим прошлым ты не властна, но сейчас все в твоих руках, и ты добровольно отказываешься. Ты наказываешь нас обоих за то, что случилось полжизни тому назад. Это бессмысленно.

Я попыталась высвободиться, но он обнял меня крепче.

– С тех пор, как мы познакомились, у меня не было никого. Веду себя хорошо, и не думай, что это из-за дефицита виляющих задниц. Ты видела меня с другой женщиной после нашей встречи? Ты слышала, чтобы меня видели с другой женщиной? Те же бабы, что рвались тебя информировать, могут подтвердить, что я ни одной не коснулся с тех пор, как узнал тебя. Ты к ним ревнуешь? В этом дело?

У меня щеки загорелись, и я знала, что краснею. Я к ним ревновала. Да, к ним ко всем.

– Андреа, нельзя же ревновать к тем, кто был до тебя. Я же тогда вообще не знал, что ты есть на свете. Сейчас мне никто не нужен. У тебя кто-нибудь был?

Я покачала головой.

– Я очень много о тебе думаю. А ты обо мне, Андреа? Только говори правду.

– Да! – зарычала я, чувствуя, как горит лицо. – Да, все время! Не могу тебя из головы выкинуть, а так хочется!

Он так меня обнял, что у меня чуть не хрустнули кости.

– Ты изменила себя до основания – и я тоже. И мы, черт нас побери, заслужили право на попытку. Я хочу тебя, а ты меня, – почему мы не вместе? Я готов мириться с твоими тараканами, если ты примиришься с моими, но если ты так боишься что даже попытаться не хочешь, то не стоишь ты тогда того чтобы тебя ждать. У меня, черт меня побери, осталась какая-то гордость, и ждать вечно я не буду.

С этими словами он меня отпустил.

Мне оставалось либо действовать, либо повернуться и уйти. Я стиснула зубы. Это будет мое решение. Я его принимаю, я беру на себя всю ответственность за него, и никакие воспоминания не заставят меня струсить и убежать. В конце концов, я чего-то стою. И он тоже.

С первой минуты, как я его увидела, мне хотелось это сделать – и я сделала. Отшвырнув вилку, я обняла его и поцеловала.

До спальни мы не дошли.

Когда заснешь на полу между кофейным столиком и диваном, завернувшись в теплое одеяло, а потом утром зазвонит телефон и тебя разбудит, есть одна засада: забываешь о присутствии столика. Рафаэль вот как раз забыл, и потому раздался глухой стук, а за ним потянулась затейливая нить проклятий, пока он пробирался в кухню и брал трубку.

– Это тебя!

Я встала, завернувшись в одеяло, и взяла телефон.

– Ага! – сказал голос Кейт на том конце провода.

– Что «ага»?

Рафаэль, очевидно, пришел в себя после столкновения со столиком и решил потихоньку стащить с меня одеяло.

– Ничего. Ну совсем ничего, – ответил невиннейший голос Кейт.

Я шлепнула Рафаэля по руке:

– Откуда у тебя вообще этот телефон? – спросила я.

– Джим когда-то давно мне его дал. Я звонила тебе на сотовый, звонила в Орден, звонила тебе домой. Логика подсказала этот номер. Я же профессиональный сыщик.

– Ты собственные тапочки под кроватью не сыщешь, даже если они будут плакать и звать тебя по имени. – Рафаэль выиграл битву за одеяло и прижался ко мне всем телом, чуть-чуть покусывая за шейку. – Погоди секунду.

Я прикрыла микрофон рукой и обернулась к Рафаэлю:

– Кстати, о моих тараканах – это один из них. Я говорю по телефону – пожалуйста, не отвлекай меня от этого занятия.

Он вздохнул и пошел к холодильнику, собираясь готовить завтрак.

– Я слушаю, – сказала я, снова натянув на себя одеяло.

– Чем кончилась история с Цербером?

Я кратко изложила события:

– Даже после уничтожения он проявляется снова, как только наступает прилив магии. К этому дому он чем-то привязан. Насчет вампира сегодня поговорю с Народом. Но сомневаюсь, что мне что-нибудь расскажут.

– Насколько это важно?

Я рассказала ей про тетю Би.

– Я ей очень сочувствую.

– Я тоже.

– Гастек у меня в долгу за одну услугу, – сказала Кейт. – Долг документирован и засвидетельствован. Позвони ему.

– Спасибо.

– Это самое меньшее, что я могу сделать. Скажи, как ты вообще в это дело вляпалась?

– Позвонил некто, назвавшийся Тедди Джо, и это рассказал.

Кейт на секунду замолчала.

– Ты с ним поосторожнее, – сказала она тихо.

– А что?

– Ничего конкретного, но что-то в этом Тедди Джо меня настораживает. Если еще раз появится смотри внимательно.

Я повесила трубку. После Натараджи, главы Народа в Атланте, Гастек самый талантливый из Повелителей Мертвецов. И самый опасный.

– Ты уже закончила телефонный разговор? – вежливо осведомился Рафаэль.

– Да.

– Это радует.

Его улыбка стала чуть-чуть менее невинной.

Когда мы говорим «броситься», обычно представляется кошка. Ну, собака, может быть. Но они и близко не умеют броситься так, как может возбужденный самец оборотня-гиены.

* * *

Целых сорок пять минут у нас ушло, чтобы выйти из дома – отчасти потому, что Рафаэль на меня набросился, а отчасти потому, что я ленилась. Лежала в его объятиях, прижавшись к нему, и пыталась разобраться. Мозг разрывали на части противоречивые эмоции, а потаенное создание, живущее во мне, мурлыкало и тыкалось мордой в Рафаэля, предаваясь бездумному блаженному счастью.

Рафаэль оделся в тон: черные джинсы, черная футболка, черная куртка, ножей – хватит отбиться от взвода ниндзя. Он хотя бы не оделся в кожу, а то тянулся бы за ним след дорожных аварий.

Еще он успел позвонить матери. При жизни Алекс Дулос был греческим язычником и почитателем Аида. Подробностей тетя Би не знала. Рафаэль не стал ей рассказывать, что тень ее мужчины держит в плену за оградой какой-то некромант. Мы оба решили, что это ей знать не обязательно.

– Что тебя беспокоит? – спросил Рафаэль, когда джип влился в поток экипажей. Ночью магия снова схлынула, и можно было разговаривать, не перекрикивая водяной двигатель. – Утро не было хорошим?

Он тревожился. Знал бы он, как мне абсолютно снесло крышу, мог бы лопнуть от гордости. Я изо всех сил попыталась сдержать смех.

– Секс – потрясающий завтрак.

– Правда?

– Это было отлично. – Лучше, чем у меня в жизни бывало, но ему об этом знать не обязательно. – Разве ты сам не чувствуешь?

– Женщины – такие сложные натуры. – Он покачал головой. – Но если так, тогда в чем дело? У тебя лицо озабоченное.

– А разве мужчины умеют читать по лицам женщин?

Он вздохнул:

– Если по лицу женщины, которой одержим уже полгода, то да. Рассказывай.

Я промолчала. Он станет хуже обо мне думать если я расскажу.

– А это из моих тараканов, – сказал он. – Я не отстану, пока ты мне не скажешь, что не так.

Справедливо.

– Я – профессионал, – начала я. – Прошла обучение, посвящена в рыцари, все дела. Есть награды за доблестную службу. Но для обращения к Народу я рассчитываю на Кейт. И это меня грызет.

Он ждал продолжения.

– Как-то в Техасе мы с напарницей уничтожали группу вервольфов. Моя напарница подхватила «Лик-5» и стала волчицей, я ее убила. Орден взял у меня анализы, оказалось, что все чисто.

– Как это у тебя получилось? У тебя же вирус в крови.

– Под кожу руки возле плеча я вставила серебряное кольцо. Оно перекрыло мне кровоснабжение, а потом я ввела в вену жидкое серебро, убившее микроба. Перерезала вены на запястье, давая стечь крови с мертвым возбудителем, а кольцо не пропустило «Лик-5» из тела в руку.

Даже от воспоминания о той боли захотелось свернуться в клубок.

– Опаснейший идиотизм. Ты же могла без руки остаться.

– Чуть не осталась. Но анализ крови получился чистый, а амулет у меня в черепе – который ты потом вытащил во время той вспышки – скрыл магию при м-сканировании. Мне дали чистый сертификат, но все равно перевели в Атланту. Тед Монехен, рыцарь-протектор, перевел меня на запасной путь. Я до приезда сюда готовилась стать Мастером-по-Оружию. По огнестрельному.

Рафаэль кивнул:

– Я так понимаю, это важная шишка?

– И очень. Я прошла все инструктажи по безопасности, все тесты. Осталась только официальная номинация рыцарем-протектором моего капитула. Но Тед никогда ее не произнесет.

– А почему?

– Чует, что во мне не так что-то. Не может точно понять, что, а пока что я – единственный рыцарь, не ведущий ни одного дела. У меня даже кабинета своего нет.

Рафаэль упрямо выставил челюсть. Я такое уже у него видела и знала, что это значит.

– Этот взгляд мне знаком.

Он обернулся ко мне, ослепительно улыбаясь.

– Какой взгляд?

– Обещай мне, что ты никогда, ни прямо, ни косвенно не причинишь Теду никакого вреда, действуя в моих интересах. Рафаэль, я серьезно. Вполне серьезно. Обещай.

– То, что он с тобой делает…

– Это то, что делала бы я на его месте. Вступая в Орден, я знала, чем рискую. Орден ничего не сделал такого, что не укладывалось бы в условия нашего контракта. Все отступления – с моей стороны. Я пошла на обман, и если он обнаружится, я заплачу полагающуюся за это цену. На это я шла.

– Что за цена?

Резкий всплеск тревоги на миг помешал мне говорить.

– Меня вышвырнут пинком под зад.

– И это все? Ты уверена, что никого не пошлют тебе вслед – сделать так, чтобы ты с гарантией не перешла к противнику?

– Уверена. Там мозги промывают отлично. Чтобы переступить через преданность Ордену, мне пришлось бы сильно себя ломать, даже если бы меня вышвырнули на улицу. Пообещай.

– Хорошо, обещаю.

Несколько минут мы ехали молча. У Рафаэля потемнели глаза:

– Наверное, нам следует быть поосторожнее с публичной демонстрацией нежности.

Я посмотрела на него – даже не на, а сквозь него, как невероятно усталый солдат после битвы.

– Ой, нет. Ты не понял природу наших отношений. Ты принадлежишьмне. Если в пределах видимости появляется смазливая бабенка, ты немедленно начинаешь публично демонстрировать нежность ко мне. В противном случае я буду отгонять их выстрелами, а подстрелить гражданскую вертихвостку наверняка будет сочтено «неподобающим для рыцаря поведением».

Рафаэль едва заметно улыбнулся, показав кончики зубов.

– А что подумает Тед на тему о том, что ты завела шашни с будой?

– Ради бога. Пусть покажет мне раздел устава, где это запрещается. Устав я знаю не слабо, могу цитировать целыми абзацами и ручаюсь, что знаю правила лучше Теда.

Мозгу понадобилась секунда, чтобы обработать только что произнесенные мною слова, и я удивилась, сколь многое я воспринимаю как само собой разумеющееся. И я тихо добавила:

– По крайней мере я надеюсь, что ты будешь публично проявлять свое ко мне неравнодушие.

Рафаэль тихо засмеялся – как смущенный волк.

– Вот этим ты такой классный рык альфы испортила!

Я видала Рафаэля в бою – он разрушителен, смертоносен. Как он распорол голову Цербера – тут нужны были та сила, та ярость берсеркера, из-за которых так опасаются буд в любом бою. Физически он куда мощнее меня. У меня рост едва-едва пять футов четыре, у него – шесть с мелочью. Он меня тяжелее на восемьдесят фунтов мышц, тренированных постоянным упражнением. Он признан лучшим бойцом клана буд. Но он самец, а самцы буд не любят быть альфами. На роли альфы оказалась я, даже не успев сама сообразить.

– Я не хотела сказать…

– Я доверяю тебе быть лидером почти всегда, – перебил он. – Только с некоторым условием: когда я буду настаивать всерьез, ты будешь слушать.

– Договорились, – выдохнула я.

«Казино», главная база Народа в Атланте, занимает ту огромную территорию, где когда-то размещался Купол Джорджии. Архитекторы Народа взяли за образец Тадж-Махал и увеличили этот образец вдвое. Чисто-белое в свете дня, «Казино» будто плывет над асфальтом, поддерживаемое на плаву сверкающими струями бесчисленных фонтанов вдоль стен. Стройные башни тянутся на головокружительную высоту, обступив затейливо украшенный центральный купол. Их соединяют элегантные переходы, эфирное плетение паутины или резьба по слоновой кости, сделанная искусным художником. Резные центральные ворота всегда открыты, а в сторожевых будках и у военных машин на толстых стенах всегда выставлен полный караул.

Я припарковалась на боковой стоянке и толкнула Рафаэля, чтобы отложил книгу Кейт.

За сто ярдов от ворот мы оба, не сговариваясь, остановились. По парковке тошнотворными миазмами расходилась вонь нежити. Ее никакими словами не опишешь, но если хоть раз услышишь этот запах, не забудешь. Резкий кожистый, сухой запах, определенно запах смерти, но не разложения – запах сухожилий и мускулов, обернутых мерзкой, отвратительной магией.

Меня чуть не настиг рвотный спазм. Рафаэль остановился, я последовала его примеру.

Когда-то я проходила акклиматизационный тренинг для привыкания к запаху и присутствию вампиров. Но одно дело – смотреть на одиночного вампа, которого крепко держат на цепи за двадцать ярдов от тебя, совсем другое – идти в логово, где их больше трех сотен.

Мы прошли через двери, где стояли двое близнецов-часовых, одетых в черное и вооруженных зловеще изогнутыми ятаганами, и оказались среди моря игровых автоматов. Воздух звенел какофонией гудочков и колокольчиков, вспыхивали огни. В маниакальной радости кричали посетители, кто-то смеялся, кто-то изрыгал проклятия. Почти половину автоматов переделали так, что электричество им не было нужно. Так что даже в период вспышки однорукие бандиты будут все так же быстро и беспощадно высасывать деньги из чужих карманов в сундуки Народа. Исследования некромантов стоят недешево.

Мы остановились перед столом клерка в деловом костюме. Я представилась, показала удостоверение Ордена, объяснила, что мне нужно видеть Гастека Молодой человек, представившийся как Томас, быстро нацепил на лицо улыбку.

– Мне очень жаль, мэм, но он невероятно занят.

– Скажите ему, что я пришла от Кейт Дэниэлс.

У Томаса глаза стали большие-пребольшие. Он постучал по интеркому, что-то туда прошептал, кивнул нам.

– К сожалению, он в конюшнях и прямо сейчас выйти не может. Но он с нетерпением ждет встречи с вами, и очень скоро вас к нему проведут.

Мы подошли к зоне ожидания у стены. Нас ждал ряд стульев, но мне как-то не хотелось садиться. Такое было чувство, что мне на груди нарисовали мишень, и десяток невидимых снайперов держит меня под прицелом.

Губы Рафаэля изогнулись в странной улыбочке. Не зная его, можно было подумать, что это рассеянная улыбка человека, погруженного в свои мысли. На самом деле она означала, что у Рафаэля сейчас не было других желаний, кроме как выхватить ножи и все тут вокруг изрубить в котлету. Он ничего такого не сделает, если его не спровоцировать, но если уж спровоцировать, остановить будет невозможно. Стая и Народ представляют две стороны одной и той же монеты власти: из всех гражданских объединений в Атланте эти мощнее других. Они поделили между собой город и на территории друг друга не лезут, понимая, что в случае конфликта битва будет долгой и кровавой и обойдется недешево. Победитель будет ослаблен так, что тоже долго не проживет.

Но в той же мере, в которой они стараются друг друга не провоцировать, обе стороны считают благоразумным на всякий случай показывать оппоненту зубы – и Рафаэль этого этикета придерживался.

В дверях показался вампир – женщина. При жизни, наверное, она была чернокожей, а сейчас несколько полиловела. Иссохшая, лишенная волос, будто связанная из веревок и дощечек, она уставилась на нас голодными глазами. С механической точностью открылся рот, и раздался голос ее навигатора:

– Здравствуйте. Меня зовут Джессика. Добро пожаловать в «Казино». Мастер Гастек просит передать свои глубочайшие извинения. Он занят делом, которое невозможно отложить, но дал мне инструкции отвести вас к нему. При всем искреннем сожалении о причиняемом дискомфорте, я вынуждена попросить вас оставить здесь все огнестрельное оружие.

Этого еще не хватало.

– Это почему?

– Во внутренних помещениях находится очень много тонкой и зачастую невосстановимой аппаратуры. У наших гостей иногда бывает резкое обострение чувства опасности и дискомфорта от присутствия вампиров, особенно же при посещении конюшен.

– Я спросил почему, – напомнил Рафаэль.

– Бывали инциденты, когда наши гости случайно разряжали оружие. Мы не просим вас сдать холодное оружие – только огнестрельное. Боюсь, что это правило обойти невозможно. Еще раз – мои глубочайшие извинения.

– Хорошо, я сдам, – сказала я, кладя на стол пистолеты.

Без них я сама себе казалась раздетой.

– Благодарю вас. Будьте любезны, за мной.

Вслед за этим созданием мы прошли по богатому коридору на лестницу, по ней, вниз, вниз, вниз, подальше от дневного света, к искусственному электрическому освещению. Вампирша пригибалась все ниже, шла уже на четвереньках и так тихо, что это казалось нереальным. Наш путь вился по лабиринту полутемных туннелей, иногда прерываемых случайной электрической лампочкой или темными футовой ширины щелями в потолке.

– А минотавр в этом лабиринте будет? – буркнул почти про себя Рафаэль.

– Лабиринт построен как средство безопасности, необходимое для правильного содержания, – ответил голос навигатора изо рта вампира. – Вампиры, лишенные навигатора, подчиняются инстинкту. Когнитивных возможностей для передвижения по туннелю им не хватает. В случае массового побега туннели сыграют роль буферной зоны. В потолках установлены прочные металлические решетки, выпадающие по тревоге. Они разделяют вампиров на группы, которыми уже куда легче управлять, и минимизируют ущерб от междоусобиц, вызванных жаждой крови.

– И как часто случаются у вас такие побеги? – спросила я. Вонь нежити стала почти невыносимой.

– Никогда. Сюда, пожалуйста. – Вампирша подползла к ярко освещенной двери. – Осторожнее, смотрите под ноги.

Мы вошли в просторное помещение и спустились на десяток ступенек к полу. С потолка бил резкий свет, озаряющий каждый дюйм пространства. К середине подземного грота вел узкий коридор, стены которого образовывали тюремные камеры. В каждой камере шесть на шесть футов сидел вампир, прикованный за шею к стене. Цепи были толще моей ляжки. Глаза вампиров горели неутолимой жаждой крови. Они не подавали голоса, не издавали ни звука, они только смотрели на нас, натягивая цепь при нашем проходе. У меня на загривке все волоски встали дыбом. Моя тайная личность где-то в глубине собралась в тугой ком, глядя на них в ответ и готовая прыгнуть при малейшей возможности.

Коридор оборвался круглой платформой, от которой отходили другие коридоры, как спицы от ступицы. На платформе стоял Гастек. Это был мужчина среднего роста, худощавого сложения. Светло-каштановые волосы отступили назад, оставив залысины, и внимание прежде всего привлекали его глаза: темные, со взглядом таким острым, что, кажется, может до крови порезать. Одет он был во все черное – от сшитых по мерке брюк и до рубашки с длинными рукавами – с расстегнутым воротом и рукавами, аккуратно закатанными до локтей. Но если у Рафаэля черный был цветом агрессивным, вызывающим, то у Гастека – сдержанным, неофициально-деловым, просто отсутствием цвета, а не выражением позиции.

Он посмотрел на нас, коротко кивнул и вернулся к трем молодым личностям, стоящим сбоку рядом с консолью. Они были в одинаковых черных брюках, серых рубашках и темно-фиолетовых жилетах. Подмастерья. Повелители Мертвецов на обучении. Один из троих, высокий рыжий юноша, был очень напряжен и стоял, сжав руки в кулаки. Он смотрел прямо перед собой, в клетку, где сидел на конце своей цепи одинокий вампир.

– Ты готов, Дантон? – спросил Гастек.

– Да, мастер, – ответил рыжий, стиснув зубы.

– Отлично. Действуй.

Вампир дернулся, будто его хлестнули голым проводом.

– Легче, – подсказал Гастек. – Помни: без страха.

Кровосос сделал два медленных шага назад. Голод в рубиновых глазах слегка потускнел. Провисшая цепь лязгнула об пол.

– Хорошо, – сказал Гастек. – Мария, можешь разблокировать клетку.

Женщина-подмастерье с длинными черными волосами набрала на консоли команду, дверь клетки поползла вверх. Вампир стоял неподвижно.

– Сними ошейник, – скомандовал Гастек.

Вампир расстегнул ошейник.

– Подай его вперед.

Вампир осторожно шагнул вперед. Еще шаг…

Глаза твари полыхнули жаждой крови, как два раздутых угля. Дантон вскрикнул, кровосос бросился на нас, разевая челюсти, глаза его горели. Когти рванули платформу.

Нет пистолета!

Я бросилась вперед, выхватывая нож, но Рафаэль опередил меня – занес нож, описав точную дугу. И остановился, не нанеся удара.

Вампир застыл. Просто застыл, окаменев, одной когтистой ступней касаясь пола, остальное все в воздухе. Нож Рафаэля завис примерно в дюйме от горла нежити.

– Великолепная реакция, – одобрил Гастек. – Оборотень?

Рафаэль молча кивнул.

– Приношу свои самые искренние извинения, – сказал Гастек. – Сейчас его пилотирую я, так что он больше нам не доставит хлопот.

Вампир отпрыгнул, приземлился у ног Гастека и обнял пол, прижимаясь лбом к камню. Лицо Гастека было совершенно спокойно. Просто безмятежно.

Рафаэль шагнул назад, нож исчез в ножнах на поясе.

Дантон на платформе рухнул кучей, тихо постанывая, пуская ртом клочья белой пены. Из бокового коридора показалась бригада медиков с носилками, тут же положили Дантона на носилки и пристегнули.

Двое подмастерьев смотрели на него, пораженные ужасом.

– Вы можете идти, – сказал им Гастек.

Они исчезли.

– Опозорились, – тихо сказал Гастек.

– Что с ним случилось? – спросила я.

– Страх. Контакт с разумом нежити, хотя для некоторых отвратителен, но при правильном выполнении совершенно безвреден. – Вампир развернулся, встал и выпрямился. При жизни он был высоким, но теперь передвигался на четвереньках. И все же он стоял прямо, как стрела, вероятно, страдая от боли, но глядя прямо в глаза Гастека. Повелитель Мертвецов внимательно смотрел в две точки красной ярости. – Однако страх контакта может привести к страшным последствиям – как вы только что видели.

Вампир рухнул на четвереньки.

– Наверное, нам лучше будет продолжить этот разговор у меня в офисе, – сухо улыбнулся Гастек. – Прошу вас.

Я пошла рядом с ним, Рафаэль справа от меня, вампирша – слева от Гастека.

– Пилотирование вампира подобно катанию на большой волне: надо оставаться наверху, или она завернется гребнем и утащит тебя в глубину. К сожалению, Дантон позволил себе утонуть. Если ему посчастливится, он сохранит достаточно когнитивных способностей, чтобы самостоятельно есть и совершать гигиенические процедуры. Если не повезет, проведет остаток жизни как растение. Могу я предложить вам кофе?