Текст книги "Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса"

Автор книги: Надежда Севницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

О чем еще было говорить? Но жене показалось мало:

– И не вздумай предъявлять свои супружеские права. Иначе я вынуждена буду защищаться через прессу.

Вульгарность угрозы была столь чудовищна, что он, не проронив ни слова, повернулся и вышел из комнаты.

Пройдя к себе, набрал номер менеджера:

– Полковник, это я. Мне необходимо повидаться с вами. Нет, нет. Лучше прямо сейчас. И у вас. 0'кей!

Полковник встретил питомца явно встревоженный.

– Что, мой мальчик? Мафия? Что? Не томи.

– Прис, Полковник. Она оставляет меня. Она полчаса назад объявила мне об этом, сопровождая свои слова угрозами на случай, если я… Я виноват перед ней. Но это из-за кого-то. Не надо догадок, Полковник. Я хочу от нее услышать.

– Стоп, стоп. Я ждал чего-то в этом роде. Уж очень много у нее было свободного времени. Надо было бы завести еще парочку крошек.

– Она не хотела. Теперь ведь женщина всегда может сделать так, чтобы их не было. Она мечтала о другой жизни, но я-то не гожусь на эту роль.

– Тогда выполняй ее условия. И ты выиграешь. Ты Король, мальчик. Нельзя, чтобы даже из-за такой хорошенькой женщины рухнула твоя империя. Не спорь. Все вижу. Все понимаю. Но мы должны идти дальше. Держись. Пусть все видят – нет твоей вины. Есть ее взбалмошность. И еще держись за Лиз. Друг растет.

Странно, но менеджер говорил без присущей ему в таких ситуациях патетики, и глаза его даже выражали печаль. Постарел, что ли? Но все равно – Королю бы такую уверенность и хватку.

– Ребята, конечно, будут в курсе. Не вздумай только обсуждать с ними свои проблемы и не говори о нашей встрече.

– Естественно. И еще – она проведет праздники в моем доме. Хотите – приезжайте. Я буду рад, – просто добавил Джон.

– Спасибо. Нет. Не хочу, чтобы кому-нибудь пришла мысль, что я тебя охранять приехал. Да… Ты отцу сказал?

– Нет. Вам первому.

– За доверие спасибо. Но ты ему скажи. Сказать отцу… Джон тут же и отправился.

– Сынок, привет. Как девочки?

– Па… Прис уходит от меня.

– То есть?! Не понимаю. К кому?

– Говорит – к себе. Хочет жить полной жизнью.

– И ты поверил? Нет. Что-то не так. Я сам разузнаю.

– Прошу тебя, папа, не надо. Это моя забота. Никто не должен вмешиваться. Послезавтра мы с ней летим домой. Надеюсь, ты тоже?

– Как скажешь, сын. Только не волнуйся, а то опять давление подскочит.

– Ничего, па. Не такое выдерживал.

Грустной была та новогодняя ночь, хотя гости, ничего не подозревая, веселились вовсю. Прис старалась очаровать каждого. Но ни на секунду Джон не обманулся. Она уже далеко. Однако для всех держаться надо. Он тоже разыгрывал роль радушного хозяина и заботливого супруга. Прис танцевала весь вечер, а он переходил от одной группы гостей к другой, держа ее в поле зрения. Вот после очередного танца она подсела к Бэкки и ее мужу и начала что-то оживленно рассказывать. Джон решился подойти.

– Что-нибудь надо, детка? – наклонившись через ее плечо, спросил он.

– Благодарю. Ничего. Мне чудесно, – слегка передернув плечами и отодвинувшись от него, ответила жена, даже не взглянув.

Обида захлестнула Джона, но он тут же взял себя за горло: не сметь, не поддаваться.

Два дня спустя Прис постучалась в его кабинет.

– Нам надо поговорить, ты не находишь?

– Я слушаю тебя внимательно. Мне сказать нечего. Ты ведь все решила, на сколько я понимаю?

– Однако ведь есть же масса вопросов, Лиз, средства к существованию, наши взаимоотношения.

– О, наши – что? – Оборвал себя. – Говори.

– Пусть Лиз пока поживет с тобой. Объясним ей что-нибудь.

– Нет. Только правду. Ты уходишь, потому что хочешь жить по-иному.

– Хорошо. Пусть так. Я буду брать ее на уик-энд. Обещаю никоим образом не настраивать дочь против тебя. Надеюсь, ты не слишком урежешь сразу мои расходы и не заставишь срочно браться за любую работу. Иждивенкой я не буду. Я пойду работать. Обещай не интересоваться моими знакомствами. Для своего же блага. И послед нее – возможно, я пойму, что не могу без тебя. Поэтому я пока не подам на развод.

Он удивленно воззрился на жену. Всерьез? Или это спектакль?

– О, Прис! Благодарю за снисхождение. Но последнее я не очень приемлю. Я вовсе не хочу быть женатым холостяком. А уж ждать такой милости, как возвращение… Нет. Я для этого не создан. Не рассчитывай на меня. Да и тебе стоит решить, хочешь ли ты снова выйти замуж.

– Вот как? Ты печешься о моем счастье? – Недоуменная обида от столь спокойного поведения мужа явственно читалась на ее хорошеньком лице. И, не удержавшись от укола, она спросила:

– Ты хоть знаешь, кому меня отдаешь?

Нельзя было проронить ни звука, если Джон хотел узнать, кого Прис предпочла ему. Просто равнодушно пожал плечами.

– Да, Майк! Майк!!! Ты ведь догадывался. И знай – это с ним я чувствую себя, как за каменной стеной. С ним хочу начать новую жизнь. Нет, замуж за него я не выйду. Он просто помог мне обрести себя, стать личностью.

Все сдвинулось со своих мест, но не мог же он показать перед ней свою слабость. Никак не отреагировав на откровения жены, Джон подвел черту:

– Хватит истерики. Разводом я займусь, когда у меня будет время на это.

В день отъезда жены он даже не вышел попрощаться. Лиз, проводив мать, пришла к нему.

– Папочка, мы ведь поедем на Побережье? Мама будет ждать.

– Да, мой крольчонок. Только прости нас, но тебе придется быть то с ней, то со мной.

Лиз по-старушечьи вздохнула и тихо сказала:

– Я знаю. Мама говорила.

Она подошла к отцу, и тот усадил ее на колени, прижался щекой к ее пушистым волосам. Что можно сказать? Ничего. И оба молчали.

Ребята тоже жались по углам, не решаясь показаться на глаза. Даже Лиз как-то спросила:

– Папочка, а Чарли уже никогда не будет слушать со мной пластинки? Страшно сделалось от этого «никогда», но, не подав вида, он спросил:

– Почему, крольчонок?

– А почему он не приходит?

– Вот ты сама его и спроси. Позвони и попроси зайти.

Чарли пришел не один. Ребята поняли – опять наступили перемены. Король с инфантой были им рады. И, вопреки случившемуся, в тот вечер всем было хорошо. Лиз сидела на коленях отца, слушая воспоминания его друзей, и была взволнована так, что, несмотря на позднее время, сна не было у нее ни в одном глазу. Наконец, усталость все-таки взяла свое, и головка Лиз припала к плечу отца. Он бережно отнес ее в спальню.

Вернувшись к ребятам, с порога выложил:

– Все, мужики. Я снова холостяк. С той только разницей, что у меня дочь. Надеюсь, мы по-прежнему будем вместе…

– Да ладно тебе реверансы-то делать, – заговорил Рэд. – У нас тоже не сахар. Сам знаешь: Джо с женой разошелся, я и Пат живем отдельно. У Лама и Чарли сроду семьи не было.

– Господи, я виноват и перед вами.

– Чушь порешь. Не в этом дело. Знаешь же отлично – мы все дышали смолоду одним воздухом. Нам сам черт не брат. Мы даже с родными готовы расстаться. Ты тоже. Ведь не покончишь же ты с собой из-за ухода Прис? Ну, вот. А Лиз будет с тобой.

– Ребята, я хочу задать вам один вопрос. Вы знали – с кем она и что происходит? – Смущенное молчание повисло в комнате. Лам и Чарли сидели, опустив головы. Джо начал что-то мямлить. И снова вступил Рэд:

– Знали. Все знали. И что она с Майком. Думаешь, я не знал, где она, когда ты велел ее найти? А как-то однажды, когда ты забыл сумку с шарфом и сувенирами для фэнов, и я примчался за ней домой, у ворот стояла машина Майка, в которой сидели они оба. Только чужая семейная жизнь – темный лес. Мы бы ни за что не стали вмешиваться. Но, коль скоро она сама тебе все сказала, я готов выполнить любое твое приказание.

– Какое, Рэд?

– Хочешь, он исчезнет? Навсегда?

– Господи помилуй, ты заигрался в мафию, дружище. Ни за что! Я не хочу ни единого волоса с его головенки. Просто я еще раз начинаю сначала. И хочу, чтобы вы были со мной.

– Когда собираться, босс? – тут же и подвел черту Рэд.

– Завтра. А теперь – спать! Простившись с ребятами, Джон вернулся в гостиную выключить свет и увидел стоявшего у стола Чарли.

– Случилось что, Ча?

– Босс, я был так уверен в Прис, так уважал Майка. Я и тебе об этом говорил. Погано мне. Может быть, Рэд и прав?..

– Чарли, – строго прервал Джон, – никогда, слышишь, никогда не смей даже думать так. Да, я раздавлен. Оплеван. Но я сам в этом виноват. Не надо было жениться.

С тех пор Джон ни с кем больше не заговаривал о своей жизни. Молчали и ребята. Лиз всю неделю проводила с ним. Она прекрасно чувствовала, когда у отца есть время. Никогда не досаждала ему. Такое стремительное взросление пугало его. Но малышка так была весела в обществе отца, что оставалось надеяться – ребенок не стал обостренно чувствительным.

Тем не менее он не знал свою дочь до конца. В день развода, почти полтора года спустя после их с Прис расставания, Лиз за завтраком была тиха.

– Мой крольчонок плохо себя чувствует? – кладя ей на лоб руку, спросил отец. Дочка подняла свои серо-голубые серьезные глаза:

– Папа, как я буду жить, когда вы с мамой разведетесь?

Ох, как он испугался. Откуда она знает? Кто посмел сказать? На ходу придумывая отговорку, начал плести что-то успокаивающее. Лиз вдруг, сорвавшись с места, подбежала к отцу, прижалась к его коленям и зарыдала, сотрясаясь под охватившими ее отцовскими руками.

– Мой крольчонок, может быть, ты хочешь жить с мамой и приезжать ко мне на уик-энд?

– Я хочу с тобой и с мамой. Руки его разжались.

– Невозможно, Лиз. У мамы своя жизнь. Она заслужила ее. Я слишком долго бывал в отъездах и всегда занят. А маме было тоскливо ждать.

– Мне вот не тоскливо. Я тебя жду и, папочка, я так рада, когда ты возвращаешься.

– Лиз, ты не должна так говорить. Ты же любишь маму?

– Да, папочка. А ты?

– Ох, дочка, мы с мамой всегда будем друзьями, потому что у нас есть наш крольчонок.

В тот же день, обеспокоенный таким разговором, Джон позвонил Прис и предложил встретиться. Та без колебаний пригласила бывшего мужа к себе. Очевидно, предложение принимать не стоило: пресса караулила. Но было не до всех. Слишком напугала его дочурка. А пресса со смаком мурыжила имена Прис, Майка и его. Но прав оказался Полковник. Питомец стал одиноким и несчастным, и общественное мнение оказалось на его стороне. Он выиграл свою карьеру. Душа? Кого интересовала его душа? Да и положена ли душа Королю имиджа?

В общении с ним Прис была собранно-деловита, всячески стараясь показать, что у нее появилось дело всей жизни. Присутствие Майка не ощущалось. И, когда Прис пообещала уладить по-матерински все дела с дочуркой, он встал, откланиваясь.

– Может, выпьешь кофе? Или пепси?

– Нет, благодарю, – церемонно ответил он. Прямо глядя ему в глаза, Прис спросила:

– Как живешь?

– Нормально, как всегда.

– Ну да, по-прежнему музыкой.

– Музыкой и Лиз. До свидания.

Не мог же он сказать ей, как наваливались то черная бессонница, то какой-то обморочный сон. Расслабиться он тоже не мог. И стал снова принимать наркотики, прячась от Лиз и обманывая ее, как когда-то его мама. Все чаще он ощущал, что почва уходит из-под ног. Давление скакало. Внутри все разладилось. Но имидж обязывал. Выступления продолжались. Рыдающая нота прорывалась теперь в каждой песне. Словно пел смертельно раненный человек. Он сделался трагичен, но не мрачен. Если условия контракта ничего почти не позволяли ему в действительной жизни, то в песне он мог все.

А была ли она у него – действительная жизнь? Он был словно законсервирован. Ничего не знал. Не видел. Даже заграничные гастроли были не для него. Полковник не хотел, чтобы питомец осознал свою настоящую ценность. Он, размазня, и не бился вовсе. Только когда Полковник заболевал или уезжал отдыхать, что-то менялось в его творчестве. Прорывалось заветное, настоящее. Но Полковник такие периоды ненавидел и ругательски ругал перед фирмой самые лучшие и любимые вещи. И умел, проходимец, сделать так, что два ведущих музыкальных журнала после первых восторженных отзывов вскоре находили в этих же вещах «но». Публика проглатывала пилюлю. Спрос именно на эти пластинки падал. Они уценивались. Полков ник сокрушенно говорил:

– Видишь?.. Я говорил. Ты настоял на своем. Давай попробуем программу фирмы.

Джон смирялся. Нельзя было упрекнуть программу фирмы в дурном вкусе. Вещи отличные. Подборка составлена в высшей степени грамотно. Хотелось просто другого – того, что облегчало боль. Он не мог душить ее куревом или алкоголем. Оставались наркотики. Даже док Джордж считал, что транквилизаторы пациенту не противопоказаны. Действие их, правда, было несколько странным – появлялся зверский аппетит. Джон набрал лишних тридцать фунтов. Появились отеки. Перепуганный врач отменил таблетки и посадил его на жесточайшую диету. Вес-то он согнал быстро, но засбоило сердце. Вот тогда он и вспомнил про наследственность. Начал читать книги по медицине и узнал, что ему нельзя никаких транквилизаторов. Мало того, нельзя пользоваться и теми лекарствами, которые были постоянными спутниками его слабого горла и связок – результат чрезмерной нагрузки. Последствия предсказывались самые плачевные.

Ладно. Выяснили и это. Только мало, в сущности, осталось у него невыясненных вопросов.

Подумаешь, умник-всезнайка. Все знания-то – фу-ук! Просто выяснять нечего. Бездарно прошла жизнь. Песенки пел. Больше ничего не мог. Ой ли? Может быть, все-таки что-то и ему удалось? Положа руку на сердце, он все же не мог считать себя неудачником. Неудачник – это когда талант, заложенный в человеке, не реализо ван. Человек не может найти свое место. Появляется скепсис, брюзжание. Тяжелый характер был и у него. Возможно, от сверхреализации себя. Не прародитель современной музыки. Не Король. Артист. Ведь равнодушных не было. Не всем нравился. Не стал просто развлекателем. Возможно, именно поэтому и решили фэны отметить его сорокалетие. Он-то всегда забывал свои дни рождения. Никогда не отмечал. Не удобно как-то.

Но его родной город готовился к юбилею активно. Город еще не знал, что кумир во время своего последнего турне вдруг снова увидел перед глазами кровавые полосы. Звон в ушах становился все непереносимей. Сдержав нечеловеческим усилием воли эту круговерть, Джон нетвердо вышел за кулисы.

– Босс! Что с тобой?

– Ча, мне плохо… Воздуха!..

Прямо с концерта его отправили самолетом в госпиталь родного города. Там и встретил он свое сорокалетие. К себе он допустил только отца и дочь.

– Папочка, милый, мы с дедушкой тебя поздравляем. Ты скоро поправишься? Я так соскучилась. Хочу пойти с тобой в парк на аттракцион. И потом, там на улице столько народу, и все тебя ждут. Дедушка уж меня прятал. Но они и меня приветствовали.

– Крольчонок мой, спасибо вам с дедушкой. А мы с тобой нашу программу выполним обязательно.

– Всегда-всегда?

– Что, малышка?

– Всегда-всегда мы будем выполнять наши программы? Да, папуля?

– Я постараюсь, Лиззи…

Отец смотрел на сына грустными влажными глазами. В руках он держал огромный пакет. Лиз вдруг обернулась к деду:

– Дедушка, почему мы не взяли свои подарки?

– Лиз, мы же договорились. Папе будет приятно получить их дома.

– Да-а… А вот ты привез какой-то пакетище.

– Лиз, это же поздравления. Сын, я привез тебе кое-что из почты. Отобрал самые красивые конверты. Развлекайся.

– Спасибо, папа, – сказал Джон растроганно.

Расцеловавшись с дочкой, пожав руку отцу, он облегченно вздохнул – не хотелось, чтобы даже они видели его поверженным. А под окном, Джон твердо знал, безропотно ждали ребята, которых он запретил пускать к себе. Все по той же при чине.

Сам-то он понимал, что «ребята» уже давно не ребята. И нечего думать о таких пустяках. Но за этим стояло другое: Джон знал, что парни, давно поняв, что жизнь при Короле хоть и нелегка, зато обеспечена, потеряли вкус к откровенности. Перемена была заметна многим. Винить же можно только себя. Он был готов и к этому. Горько? Да. Джон не стал требовать объяснений. Не проронил ни слова. Просто собирал урожай от воспитания Полковника – «никаких друзей у Короля». В его речи все чаше стали проскальзывать повелительные нотки босса. Парни покорились мгновенно и безропотно.

Чувство вины надо было заглушить теперь, как и тогда. Вообще есть ли среди окружающих его лиц, перед кем он не был бы виноват? Мама и отец. Лиз и Прис. Ребята. Отчего это? Только не от самовлюбленности. В этом его нельзя обвинить. Как и в сверхсерьезном отношении к себе. Пресса, правда, иногда обзывала его Нарциссом. Но как только за двадцать с лишним лет не обзывала его пресса?! Время от времени газеты начинали обсуждать вопрос – почему Король ведет столь замкнутый образ жизни? Откуда им было знать (но что началось бы, если б узнали!), что жизни-то, по правде говоря, и не было. Музыка, Лиз и… и… пустота.

В попытке занять себя Джон стал разбирать письма из пакета. Отец действительно отобрал очень красивые конверты. Фирмы, фэны. Все ликующее тепло-национальное. Как реклама соков, повышающих гемоглобин. Снова от «стариков» – Скотти и Ди Джи, Карла и Мэка. Письма Джерри среди кипы не было. Так. Чье вот это великолепие? Ох, батюшки, старый знакомый! Мистер Пьезолини. Что там? О, угроза. Столько лет спустя.

Джон протянул руку к телефону и набрал номер Полковника.

– Алло? Ты, мальчик? Поздравляю. Выздоравливай скорее. Что? Ах, от того макаронщика. Читай. Что-что?! Обещает отомстить? Как? Через какой-нибудь прогрессивный журнал? Где? В Италии? Будешь выставлен самым мерзким пугалом? Стукачом? Плюнь. У мафии везде щупальца, даже в самых прогрессивных журналах. Это уж не твоя забота. И хватит об этом. Испугал ты меня, мальчик. Черт-те что померещилось. Даже твои дурацкие слова перед тем старым концертом вспомнил. Тьфу-тьфу-тьфу.

– Что мы так-то, по телефону? Приезжайте. Вам можно.

– От молодец. Хорошо придумал. Твоих не возьму: они не должны видеть никакой твоей слабины.

– Да, ладно. До скорого.

Разговор с Полковником был долгим. Менеджер соглашался на все. Бил себя в грудь, клятвенно заверяя в преданности. Обещал дать отдых своему мальчику. Устроить, наконец, заграничные гастроли. Лишь бы питомец ожил. Лишь бы захотел чего-нибудь. Пусть хоть взбрыкнет.

О, как понимал тогда Джон своего наставника! Все шито белыми нитками. Или так было всегда? Только он не догадывался. Сейчас он смотрел на все словно со стороны. Полковник снова боялся. На сей раз уж не провала, а конца. Если Короля не будет, зачем Полковник? Ничего, найдет себе занятие. Будет торговать па мятью о нем. Тогда уж ему будет все равно. Или нет?..

В конце разговора Полковник вдруг сказал:

– Слушай, не мое это дело. Знаю. Только бы лучше рядом была какая-нибудь женщина. Друг. Любовница. Но постоянно. Тебе нужно расслабиться.

Джон посмотрел на своего менеджера чуть ли не с ужасом – тот повторял фразу, сказанную одним врачом двадцать с лишним лет назад в городке, где его свалила ангина. «Научитесь расслабляться». Он не научился. Видно, таким был рожден.

Он слышал ее потом столько раз, эту фразу, ни разу не вняв, не вникнув По-настоящему в смысл. Прис столько попыток предприняла:

– Остановись. Деньги нам не нужны. Отдохни. Ты становишься тяжелым, раздражительным. Вскрикиваешь по ночам. Утром выглядишь, словно с похмелья. Ты так долго не протянешь. Может быть нервное расстройство.

Он отмахивался, полагая, что жена просто хочет засадить его дома. А мама? Мама сколько раз говорила:

– Мальчик мой дорогой, мне невыносимо видеть тебя после твоих концертов. Изможденный. Опустошенный. С погасшими глазами. Ты не доживешь до тридцати.

Но и она не могла удержать сына от бесконечного марафона, превратившего его в сорок с небольшим в жирного, обрюзгшего, отечного полуслепого старика.

Не ради денег он так работал. В музыке была его единственно настоящая жизнь. Некогда было заниматься собой. Даже когда три года назад у него обнаружили глаукому и могли бы вылечить, Джон не нашел на это времени. Мчимся дальше. А сейчас вот – специальные очки. Газеты тут как тут – «Новое в образе Короля». Пресса с упоением обсуждает его нынешние стати. Да, в благословенном отечестве, особенно для звезд, самое страшное – потеря сексапильности. Талант уж вроде и не ну жен. Холеное тело – основа успеха. Будь тебе хоть сто лет. За последний год газетный вой на эти темы, благо никаких интервью он не давал, сделался невыносимым. Пресса сумела втянуть в дискуссию даже фэнов. Да и что такое фэны? Им несть числа, с безумным блеском в глазах и открытыми в вопле ртами. Ценителей мало…

В памяти всплыл концерт в родном городе. За год до злополучного юбилея.

Джон вглядывается в зал. Дома! Наконец-то опять дома. Он вернулся сюда на совсем. Как обещал когда-то. Он так волновался – свои, родные. Он так тщательно отбирал песни. Но стоило ему открыть рот, как земляки зашлись в истошном вопле, мешая ему петь, а себе слушать. Да им это было и не нужно. Сегодня и навсегда Король принадлежит им. Даже в своем родном городе он не смог выйти на бис – толпа рвалась к сцене. Пришлось уходить через черный ход. В машине ждали Джо и Рэд.

– Господи, – сказал первый, – я уж начал волноваться. Давно не видел, чтобы публика так очумела.

– Может, я тому виной, ребята? Ведь столько раз повторялось.

– Ага-а, почувствовал. Самое время тебе послушаться Полковника. Сменить репертуар. Вон Вождь сколько лет процветает, потому что держит нос по ветру, – горячо заговорил Рэд.

– Ты: что, дружище? Ты это – мне?!

– Тебе. Кому же еще? На кого стал похож. Отец за тебя боится: «Рэд, присмотри за сыном» .Как? Ты ведь никого слушать не хочешь.

– Хватит – наслушался.

– Раньше хоть ради матери держался, – хлестко обрезал Рэд. Бессмысленная жестокость фразы даже Джо заставила вздрогнуть. Джон же сидел, растерянный, словно мальчишка. Снова Рэд имел над ним власть старшего.

Снова. Сколько можно?

– Предлагай!

– Уйди на радио. Передохни. Пой рождественские песни. Другие же поют. И ничего. Приведи себя в порядок. Пока все…

– Да?.. Все?.. Программа минимум, дружок? – тон был зловещим. Рэд затаился – такого Короля он явно побаивался. Джо, не отрывая взгляда от дороги, примирительно забормотал:

– Хватит вам. Ведь вы же ближе всех друг к другу. Рэд, ты сейчас не трогай босса. Сам понимаешь…

– Заткнись, шестерка, – заорал Рэд и тут же прикусил язык.

– Ты всех обличаешь сегодня? – осведомился Джон все с той же тихой яростью. – А ну, катись отсюда, обличитель! – И повелительным жестом притронулся к плечу Джо. Тот остановил машину.

– Катись. И в ближайшее время не попадайся мне на глаза. Будешь нужен, сам позову.

– О'кей, ваше величество. Век не забуду вашей монаршей милости. Отблагодарю…

Снова в голове забухали молоточки. Дурнота облепила. Пот заструился по спине. Нет, надо поскорее дозвониться до дока Джорджа. Он, наконец, добрался до телефона. Набрал номер. Ти… ти… ти… Не судьба. А что, собственно, Джордж? Чем он поможет? Никто уже не поможет. Солнце раскаленное. Земля раскаленная. Ни облачка в небе. Значит, и маме ничто не угрожает. Мама, мама. Хорошо, что ты меня не видишь. Хорошо, мамочка.

– Фу, брежу я, что ли? Нет, так нельзя. И ничего нет страшного. Сейчас поднимусь наверх. Лягу. Отдохну. Пройдет.

Еще посидел. Подождал. Не отпускало. Еще пару таблеток. Закрыть глаза. Отогнать мысли. Воспоминания. Все. Не-е-т. Воспоминания – груз не пристегнутый. На дороге не оставишь. Все вросло в душу.

Да, его жизнь более всего похожа на мутную реку. Стоит только опустить руку в воду, как веером поднимается грязь. А если в эту реку войти – засасывает ил. Как в одной из песен – «Я мыл руки в мутной воде». Уж куда как мутна река его жизни.

Собрав себя в кулак, Джон прошел через гостиную мимо бильярдной. Кий на столе напомнил, что еще вчера Чарли и Лам здесь бились, а он и Лиз были маркерами. Дочь отнеслась к своим обязанностям абсолютно серьезно, он же погрузился в мрачные размышления, связанные с Рэдом…

После того разговора Рэд заходил к ребятам, но всегда в его отсутствие. Однажды хозяин вернулся домой раньше обычного и, проходя через гостиную, где сидели ребята, лишь слегка кивнул им. Вдруг лицо Рэда словно надвинулось на него. Красное. Пьяное. Донеслись хвастливые слова: «… никуда не денется». Резко повернувшись, Джон пошел назад. Что было делать? Выяснять при остальных отношения с самым старым другом? Ни за что.

Чтобы успокоиться, он пошел проведать Лиз, которая снова была с ним. Однако тут покоя тоже не было. Из-за двери дочкиной комнаты доносился тихий плач. К такому он не был готов. Поэтому и ворвался в ее комнату, не думая, что может испугать дочь еще больше.

Лиз всхлипывала, уткнувшись в одеяло, и не сразу заметила, что в комнате отец.

– Девочка моя! Лиззи!!! Кто обидел тебя? Или ты больна?!

Испуг отца был столь очевиден, что Лиз мгновенно перестала плакать.

– Папуля, родной, не бойся. Ничего. Я читала грустную сказку. Там про мальчика, которого украла Снежная Королева и заставила из ледышек складывать слово «вечность», а он не мог.

Отец уже успокаивался, как вдруг дочка спросила:

– А ты читал эту сказку, когда был маленьким?

– Нет, моя хорошая. У меня не было книг. Мы жили очень бедно. Я ведь рассказывал тебе.

– Да, я помню. Тогда я тебе расскажу все, что я прочитала, а ты почитай мне конец, ладно? – ластясь, спросила Лиз.

– Как скажешь, родная.

– Тогда ты мне почитай вот отсюда: «Стены чертогов Снежной Королевы намела метель, окна и двери проделали буйные ветры».

Джон начал читать, и что-то смутное его мучило. Когда он прочитал про ледовую игру Кая и произнес слово «вечность», Лиз вдруг обрушила на него один из тех вопросов, от которых нельзя отделаться общими словами:

– Папочка, а что это – вечность?

– Ох, Лиз, не знаю и боюсь, никто не знает. Думаю – сюда входит все: жизнь, любовь, счастье и бессмертие. Ты понимаешь меня?

– Кажется, немножко… Только тогда получается, что вечности нет…

– Почему?

– Потому что все умирают, и потому что нет счастья, потому что ты и мама… – Она снова заплакала, сквозь слезы продолжая. – Я, значит, правильно все поняла.

– Крольчонок мой, погоди. Не плачь. Счастье у тебя еще будет. Уже есть. Мама и я любим нашего крольчонка. Мы постараемся дать тебе счастье

– А у вас оно есть? Что же вы будете мне давать?

Справедливый и жестокий детский упрек. Вот что мучило, когда он читал сказку, – счастья нет. Уж до вечности ли тут?

В тот вечер дочурку удалось успокоить. Надолго ли? Корни обреченности человека могут быть в воспитании, в домашней обстановке. У него – мамина опека. Он знает об этом чуть ли не с рождения. А Лиз? Травма, нанесенная ей родителями, скажется обязательно. Вопрос – когда? Было страшно думать: дочь проживет жизнь (или то, что под этим подразумевалось) так же бездарно, как ее родители. Результат – одиночество.

Один. Сейчас и всегда – один. Сам знал – музыка затмила всех. Осталась толь ко Лиз. Вспомнил со страхом, что вчера звонила Прис. Спрашивала планы относительно дочери, потому что завтра начинается очередное турне. А он тут сидит, как квашня. Плохо, плохо… Сполохи перед глазами. Тошнота. Дурнота. Конец? Путь вниз? Туда? Сам себе накаркал – записал песню с таким названием. Да и содержание подходящее. И вышел громоподобный хит. Прис поздравила с успехом:

– Ты меня радуешь. А то пресса совсем завралась: «Толстый, петь не может, в брюки не влезает». Я-то не верю. Ты есть ты.

– Ты льстишь мне. Зачем, Прис?

– Может, одумаешься?.. С Майком я рассталась. Собственное мое дело – горит. Нет, прав был твой Полковник. Не стоило мне затеваться…

– Поздно, Прис. Я уже ничего, даже прежних крох не смогу тебе дать. Так что Майк? Где?

– С твоим Рэдом. Организуют новую студию каратэ. Да, хочу тебя предупредить во имя былого. Твой бывший друг затевает какую-то пакость против тебя. Книгу воспоминаний, что ли.

Он вежливо поблагодарил. Поверил не очень, но проверить не мешало. С Прис они договорились, что та приедет за дочерью на премьеру.

Разговор разбередил еще одну рану. Царапину? Неважно. Очередной шрам. Рэд… «Друг, почти брат». Рэд не простил ему той выволочки из-за Джо. Все чаше его рыжие глаза нахально, с вызовом оглядывали отяжелевшую фигуру Короля. Разговора по душам так и не получилось. Рэд ускользал, явно рассчитывая, что сломит сопротивление босса и тот снова ощутит свою вину.

Но в Джоне что-то заколодило. Не мог. Не хотел. И понимал – Рэд озлобляется еще больше. Чарли, Лам, Джо и все остальные пытались помирить их будто ненароком. Ан, не вышло. Пожалуй, даже стало хуже.

Около года назад произошел окончательный разрыв. Как-то, вернувшись с просмотра фильма, Джон услышал в гостиной голос Рэда:

– О чем ты говоришь? Конечно, помогу. Могу и лично принять участие. Это был удобный момент для разговора, и Джон уже было собрался уйти, что бы не мешать Рэду, а потом перехватить друга, как услышал:

– Чего бояться-то?.. Ах, Короля?.. Еще чего? Он замер на месте. Рэд действительно не боялся, что кто-то его услышит. И Джон стал слушать, стыдясь и желая выяснить все до конца.

– Да и вообще, осточертела мне вся эта королятина. Подумаешь, некоронованное величество! Что он, собственно, сделал? Направление? Олухи вы все. Ален дал направление. Полковник все это расширил и оформил. Фирма субсидировала, потому что юнцы жаждали новенького. Вот тебе и империя. Ну, был хорош вначале. Свеж. А вдуматься – все поет: ритм-энд-блюз – пожалуйста, кантри – пожалуйста, рок – пожалуйста. Ты вслушайся – каша. Нет ни того, ни другого, ни третьего. Все смешано. Называется – музыка Короля. Ведь скучно. Чем он лучше Вождя и остальных? Сопли сплошные стали. Да нет же, старик. Плевать я хотел. Я и сам давно собираюсь уходить. С помпой. Хочу воспоминания отгрохать. Зол я. А? Нет. Пусть покрутится. Все думают – образец для подражания. Не пьет. Не курит. Куда к черту! Личность-то ничтожная. За душой ничего. Вахлак, в сущности. Ногти до сих пор грызет. Порочен? Уж как водится. Вседозволенность полная. Даже Полковник в руки взять не может. Наркотики. Бабы. Нет-нет. Не вру. Ей-ей! Хорошо, что Прис тогда ушла с тобой, Майк. Услышит и услышит. Сам давно собираюсь оставить сей мрачный замок. Всего. Можешь на меня рассчитывать.

Положив трубку, Рэд поднялся с кресла и встретился с взглядом Короля. Не вздрогнул, но поежился.

– Прекрасно, Рэд. Надеюсь, мне не придется выставлять тебя из замка, коль ты сам решил его покинуть. Счастливого пути, – без видимых эмоций обронил Король. Рэд стоял, упрямо набычив шею:

– Слышал? Вот и прекрасно. Ты еще силен, но я сделаю из тебя чучело. Не отмоешься. За все мои унижения.

Джон молчал, пораженный сходством угроз мафиози и лучшего друга, но лицо его говорило яснее слов – бесконечное омерзение было на нем. Рэд вышел, не проронив больше ни звука.

Так… Еще одна связь с молодостью оборвалась.

Рэд был вычеркнут. О нем не вспоминали в присутствии Короля. Впервые он снова услышал о бывшем друге два месяца назад. Незадолго до своего последнего концерта, устроенного крупнейшими звукозаписывающими фирмами страны, Джордж отозвал его и, весь трясясь от гадливости, сказал, что от верных людей знает – Рэд уже сделал книгу. Никто, правда, не хочет связываться – столько там мерзости. Но Рэд нашел какого-то писаку. Тот обещал пристроить в одно полупорнографическое издательство. Если у них выйдет, неприятности начнутся после середины августа.