Текст книги "Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса"

Автор книги: Надежда Севницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Лиз не было и года, когда всем стало ясно, что дочь больше тянется к отцу. Прис ревновала. Ревность стала фундаментом их отношений. Вначале к актрисам, с которыми он снимался. Потом к ребятам. Это можно понять. Затем началось что-то уж совсем несусветное: она ревновала его к дочери и дочь к нему. Когда же он снова вышел на сцену, она стала ревновать его к музыке. А возможно – к славе? И все же Джон готов был понять жену.

Концерты, турне. По нескольку месяцев в году. Прис начала скучать. Лиз в ее постоянной заботе уже не нуждалась. Ребята, охранявшие ее, сделались ее друзья ми. Особенно Дам и Чарли. Очевидно, Прис в душе проклинала себя за то, что позволила ребятам вернуться. Конечно, они вернулись из-за него. Король и ребята были одним целым. Хорошо, что жена не знала о словах Рэда, сказанных в день рождения Лиз.

Прис не могла почувствовать себя Королевой. Только женой Короля. Ощутимый удар по самолюбию. Круг для нее замкнулся. Даже корректный в отношениях с ней Полковник как-то в ответ на ее ловко замаскированную жалобу на невеселую жизнь прямо заявил:

– Но, девочка моя, это же вполне естественно. Ваш муж – звезда звезд. Вам же в звезды попасть будет трудновато. Ваш удел – жить отраженным светом. Да я полагаю, вы всегда знали это.

Конечно, она давно не строила иллюзий насчет своего положения. Однако от столь прямого замечания менеджера ахнула про себя. О чем и сказала мужу вечером:

– Твой Полковник оледенил меня. Я, значит, аксессуар в твоем имидже?

– Да нет же. Только ты ведь и сама не знаешь, чего хочешь. Ты прекрасно знаешь костюм. Займись рисованием, а то совсем забросила. Танцы тоже.

– Зачем мне танцы, если мы почти нигде не бываем?! И никогда вдвоем?.. Она разрыдалась. Джон перепугался и, пытаясь утешить, подал мысль:

– Может быть – каратэ?.. Сейчас столько женщин занимается. Ты ведь у меня легкая и ловкая.

– Фи, но это так неженственно. Сам же говорил.

– Не об этом, маленькая. Каратэ – отнюдь не борьба только. Философия там какая! Тысячелетняя! Только вдумайся. Полагаю, ты еще меня благодарить будешь. Впрочем, я не настаиваю. Тут еще одно – я ведь побаиваюсь за тебя и Лиз.

– О-о-о! Я теперь должна защищать себя и Лиз? Тогда зачем же нужны твои телохранители? Нахлебники и прихлебатели. Только давай им, – не желая сдерживать себя, в запальчивости чеканила она.

– Да ты что, Прис? Они никогда бы не рискнули появиться здесь снова, если бы не ты. Ты «простила». Дала им понять, что дом для них открыт. О чем же сейчас? – стараясь не поддаться ее тону, попробовал увещевать Джон.

Прис упрямо не хотела принять его мягкость.

– Ладно. За себя я сумею постоять. Только убереги Лиз. Не таскай ты ее с со бой, когда выходишь поговорить с фэнами.

– Погоди, – перебил он, – фэны – друзья. Не могу же я совсем не доверять людям. Не могу, родная.

И, шагнув к жене, Джон обнял ее, прижал к себе.

Солнце уже подобралось к его ногам. Южанин, он любил лето. Но только не этот месяц. Жар сегодня был каким-то пугающим. Словно сейчас загорится все вокруг и погибнет. Однако сам-то он понимал: дело не в этом. Много лет назад в сере дине именно этого месяца умерла мама. Умерла, не прожив и полвека. Закат лета… Закат молодости… Или закат его молодости был давно?

Да, пять лет назад, когда он был еще в расцвете красоты, таланта, обаяния, жажды счастья. Молодость кончилась сразу, без перехода.

– Так же кончилась и юность, – подумал Джон, подтягивая ноги, чтобы встать. Он поднялся, и огромная толстенная тень упала на пол.

– Очень похоже на того мафиози, что приходил к Полковнику, – легкомысленно хихикнул он.

А тогда…

Как-то после очередного своего турне он зашел в офис к Полковнику что-то обсудить.

Менеджер сидел за столом и почему-то не производил обычного впечатления крепко надутого мячика. Было в этом нечто, от чего питомец вдруг остановился в дверях, не в силах сразу сообразить, что приключилось. Полковник сидел с лицом окаменевшим. Видя замешательство питомца, он вскинул брови домиком.

– Ты что, мой мальчик? Заходи. Вот познакомься. Мистер Пьезолини. Как про ник – не знаю. Очевидно – ценное предложение. Нам с тобой…

– Никаких ценных предложений, – отвешивая поклон вновь вошедшему, отверг незнакомец. – Просто я представляю один довольно крупный синдикат Города Развлечений. Люди, выступающие в нашем городе, должны отдавать десять процентов синдикату за это право. Раз. Ну, конечно, подарки правлению за лучшие залы. Два. Подарки нашим парням за безопасность. Три. Ясно?

– Я хотел бы знать о вас побольше. Кто эти парни, которым мы якобы должны?

– Побольше вы узнаете, – нагло распялив глаза, отчеканил гость, – если не подчинитесь нашим условиям.

И, обернувшись к остолбеневшему от дикости услышанного Джону, осведомился:

– Кажется, ваша жена и дочь тоже посетили наш город?

Угроза. Прямая угроза стояла за его словами. Джон не выдержал.

Шагнул в направлении Пьезолини.

– Малыш! Погоди!

Полковник сразу вскочил с места.

– Не трогай эту падаль! А вы, мистер Мафиози-Макароншик, мотайте-ка отсюда. Угрожать мне? Полковнику?! Где же вы были, когда мы только начинали? Набирали силу? Моего питомца знает весь мир. И если хоть малейшая неприятность или просто недоразумение произойдет с ним или с членами его семьи, не будь я Полковником, я найду людей, способных сторицей отквитаться.

Мафиози не испугался, не побелел, но по всему было видно – такого афронта никогда не испытывал. Надо полагать, что и оценил своего противника, – никогда никаких осложнений в Городе Развлечений не было. Однако Полковник принял все меры безопасности.

За себя-то Джон не боялся. Но вот Лиз и Прис. Боже, охрани их! Забота и страх за них терзали постоянно. И крепко-накрепко Джон запретил жене появляться в зале во время своих выступлений. Ей отводилась специальная ложа-кабинет. Затемненная. За шторами всегда был кто-то из его парней. Чаще всего Рэд и Джо. Он прекрасно понимал, что ни Лам, ни Чарли не готовы нести «службу безопасности». Кроме того, Чарли нужен был ему на сцене.

Итак, Рэд и Джо. Правда, здесь тоже была загвоздка – Рэд полагал, что у него больше прав на дружбу Короля, чем у Джо. Годы юности Рэд приравнивал к войне – год за два. Ревность. Все это было бы смешно. Но ведь все претендовали на владение его душой. И Джон был вынужден удовлетворять их амбиции.

Ну, кому нужен был бы этот коренастый и кривоногий Рэд? И все-таки Джон достал Рэду роли, где тот мог бы проявить свои каратистские способности. Отношения с другом юности были самыми сложными. Рэд держал основной состав ребят на расстоянии, вроде бы заботясь о спокойствии друга. Но Джон-то знал – Рэд хитер: сумел стать необходимым Полковнику, победить неприязнь Прис. И всячески старался, чтобы босс забыл ту давнюю неосторожную фразу о маме. Но такого босс забыть не мог. А поскольку простил и позволил вернуться, то считал себя обязанным. И чувствовал – в душе Рэда просыпается жгучее презрение. Рэд, словно сговорившись с Прис, тоже начал все чаще шутить над ним, твердо зная – ему все сойдет, и при этом еще расхваливая чувство юмора своего босса. Положение создавалось самое дурацкое. Джон ума не мог приложить – как быть?

Да ведь видел же! Видел, что компания разделилась на две отнюдь не равные части – Рэд, и с ним трое, и Дам, Чарли, Джо. Последние были друзьями. Настоящими. Но ведь Полковник всегда внушал:

– Никаких друзей. У Короля только подданные.

Яд наставнических слов впитался в кровь. Да еще Прис:

– Правильно… Мы нигде не бываем вдвоем. «Ах, с тобой может что-нибудь случиться! Ах, на нас нападут. Ах, украдут». Нужны мы… Не жизнь, а заточение в башне. Только добровольное. Пойми же, наконец, внушая тебе эти ужасы, твои ребята просто нашли способ прибрать тебя к рукам. Не они для тебя, а ты для них.

Жена не знала ничего об угрозе мафиози. Она лишь хотела жить полной жизнью. А именно такой жизни Джон не мог ей дать. Теперь, когда снова началось турне, он не принадлежал ни ей, ни себе. Полковнику, фирме. Главное – музыке.

Перед ним снова были живые люди. Его изболевшаяся за годы добровольной кинокаторги душа жаждала общения с ними. И в песнях он попытался раскрыть им эту душу.

Он вспомнил, как видимые ему первые ряды смотрели на кумира своей молодости затуманенными воспоминаниями глазами. А он не хотел быть только ожившим прошлым. Он хотел быть частью Вечной Музыки…

Тяжело и осторожно ступая, он еще раз обошел музыкальную комнату, дивясь и почти не веря себе – неужели все развешанные по стенам золотые диски принадлежат ему? Тяжелые отечные веки на мгновение прикрыли глаза, слывшие некогда самыми чарующими.

Так… покончено. Двигаемся дальше. Только бы хватило сил. А Джон остро чувствовал, что силы на исходе. Неужели конец? Что это такое? А как же фэны? Через неделю очередное турне. Билеты давно проданы. А-а… разберутся. Всегда он чувствовал ответственность. Всегда Полковник внушал:

– Всем, что у тебя есть, ты обязан мне и публике. Береги своих фэнов. Ищи путь к их сердцам.

Да, публика обожала его. Они вопили от восторга. Его ровесники сделали своего кумира кумиром своих чад. Он-то хотел другого. И как-то предпринял последнюю попытку соединить себя с людьми. Он в шутливой форме рассказал им о своем пути, надеясь, что они поймут – роз на этом пути значительно меньше терниев. Однако национальный юмор восторжествовал. Они прекращали жевать и весело ржа ли, не желая даже задуматься, что стоит за его словами. Они видели в нем всего лишь развлекателя. Он был из их молодости. А теперь стал живой легендой, воплотив их извечную мечту о сказочном богатстве.

Джон посулил себе за глупость тысячу чертей и замкнулся окончательно. Прис же, наоборот, удивила:

– Прекрасно, милый. Твой новый ход страшно удачен. Ты ведь можешь теперь выходить на сцену прямо из зала. Ты стал частью публики. Значит, мы снова будем вместе. Мы ведь семья. (Припомнила его слова).

– Нет, Прис. И не надейся. Я могу только петь. Я никогда больше не буду пытаться таким образом занимать публику. Не мое амплуа.

– Как хочешь, конечно. А жаль. Ну, не вскидывайся так. Совсем ни к чему столько эмоций. Невероятное у тебя бывает лицо, когда ты поешь. Что ты чувству ешь? Где ты? Со мной у тебя никогда не было такого лица.

– Глупенькая, ты что – ревнуешь? К чему? Музыка – другой мир. И я – выходец оттуда. Я ничего не могу с собой поделать.

– Да-а-а… – задумчиво протянула она. – Я же стою на обочине твоей жизни, а моя проходит. Зачем я тебе?

Даже сейчас помнил он интонацию жены. Словно он, а не она добивалась права быть семьей. Несправедливость вопроса разозлила его.

– Мы уже говорили на эту тему много раз. Мое мнение ты знаешь. Займись чем-нибудь. Хоть воспитанием Лиз. Она все время с дедом и ребятами.

– Благодарю. Я только на это и гожусь? И потом, ты несправедлив. Я присутствую при всех ее занятиях. Гуляю и играю с ней. Но наша Дюймовочка слишком самостоятельна. Ей не интересно со мной.

– Ей, конечно, нужны подруги. Что можно сделать?

– Что? Ты приучил ее; вот и придумай. Учти, Лиз обожает твою музыку. Хитруша затягивает в музыкальную комнату твоих ребят и заставляет ставить ей пластинки.

– Мои?!

– Не только. Но в основном – да.

Едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться от гордости и радости прямо в лицо жене, он пообещал:

– Ладно. Разберусь. – И озабоченно добавил: – А ты, надеюсь, сама выберешь себе занятие?

– Уже.

– Что – уже?

– Выбрала. Если тебе интересно – школа современных танцев и моделирование. Могу заняться и каратэ.

– Отлично, девочка. Я тоже постараюсь не давать тебе скучать…

– Ладно уж. Не выйдет. Не обещай.

– Спасибо, милая, что хоть понимаешь. Прис, мне действительно трудно давать обещания. Я, правда, не принадлежу себе. Ты веришь?

Мрачно кивнув, она подняла на мужа свои голубые глаза. И столько в них было тоски, что он засомневался – выдержит ли?

Не выходила из головы и дочка. Вечером, сидя с Рэдом в гостиной, Джон, словно невзначай, спросил:

– Говорят, Лиз частенько эксплуатирует тебя и других парней – просит проигрывать пластинки.

– Не хитри. Меня – никогда. Малышка знает, что я не поощряю баловство. А вот Лама и Чарли – да. Они у нее просто личные диск-жокеи. Чарли даже рассказывает ей кое-что о музыке и музыкантах. Я уже говорил твоей жене, что зря забивают голову ребенку. Ей ведь нет еще и пяти.

– Ты прав. Когда они обычно этим занимаются?

– После шести.

– 0'кей! Я их застукаю.

– Ну-ну, – снисходительно согласился Рэд, всем своим видом давая понять, что твердо уверен – босс сделает все, как надо, несмотря на свою любовь к дочери…

– Бедная девочка, – вслух проговорил он. Сегодня Лиз было уже девять. Последний год она жила с матерью на Побережье, но все каникулы проводила только с отцом, каждый раз так или иначе проявляя к нему свою любовь и преданность. Лиз стала настоящим другом. Она многое понимала. Все чувствовала. Но это не давало отцу права взвалить на ее хрупкие плечики ни капли своего груза. И так за последние четыре года в девочке произошли разительные перемены. Из маленькой веселой щебетуньи она превратилась в высокую, очень тоненькую девочку. Задумчивую и скрытную. Родители перезванивались, обсуждая, как быть. Но что они могли сделать? Его-то больше всего смущало не только внешнее, но и внутреннее сходство дочери с ним.

Что она делает сейчас в своей комнате? Подняться? Поговорить? Нет. Он остановил себя. Девочка разволнуется. Зачем – зазря? А если не зря, то все равно ей придется пройти через это. Так пусть уж лучше попозже…

По совету Рэда и из любопытства, перенеся запись в студии на другое время, Джон почти робко подошел к дверям своей музыкальной комнаты. Сквозь маленькую щелку донесся голос Чарли:

– Я дам тебе послушать вот это.

– Ой, какие красивенькие и как смешно называются, – заверещала Лиз. Потом молчание, и снова ее ставший уже серьезным голосок:

– А папа их любит?

– Да, очень.

– Ну, тогда и я.

Папа же стоял в полном недоумении – кого же будет слушать дочка и откуда она знает название. Чарли ничего ведь не назвал. Он что же, читать ее выучил? Ей нет пяти. Ох, Чарли. Может, Прис и Рэд правы – пусть подольше продлится детство. И тут же подумал: «А сам? Мама учила меня в том же возрасте».

Печальные голоса «Чернильных пятен» выводили мамин любимый госпел. Чарли-волшебник! Он всегда знает, когда госпел должен звучать. С тем и распахнул дверь…

Двое в комнате не сразу заметили вошедшего за огромной установкой. Не ждали. А он одним взглядом охватил выражение личика дочурки – такое торжественное, и ее самое любимое платье, которое та надевала, как говорила жена, только в предвкушении праздника. Лицо Чарли было грустным. Друг на друга они не смотрели. Каждый был поглощен музыкой.

Ничего-то он не знает толком о тех, кто любит его, дурака, по-настоящему.

Кашель прорвался непроизвольно. Слушавшие испуганно вскинулись, и Джон заметил, как Чарли резко принял оборонительную позу, закрыв собой Лиз. Тут оба увидели – свой. Босс и отец.

– Папочка! – крикнула Лиз. – Ты послушай, как они поют! Ты ведь не будешь ругать нас? – И рванулась к отцу.

Он подхватил ее на руки, крепко, но осторожно прижав к себе.

– Босс… – начал было Чарли.

– Не надо, дружище. Спасибо тебе. Я ведь не додумался. Занят только собой да своей музыкой. Всех забросил. Сам знаешь, скоро концерты.

– Господи, босс! Я давно хотел, но не решался тебе сказать. Она очень тянется к музыке. У нее отличный слух. Может, певица выйдет?

– Никогда! Ни за что! О, Чарли, только не это! Ты-то знаешь об этом труде больше любого другого. Ничего, кроме музыки. О, Господи, нет!

– Ладно, нет. А доведись тебе начинать сначала? Что?.. Джон опустил голову, и Лиз коснулась маленькими пальчиками волос отца, упавших на лоб.

– Да, другого мне не дано, – выдавил медленно и потом заторопился: – Так хотелось бы учиться. И годы не Бог весть какие. Но как подумаю, что мое общество будет мешать и студентам, и преподавателям… Ох, нет.

– Прости, босс, но их учеба только для себя. Ты же даешь им другую жизнь. Жизнь чувств, которая, в сущности, только одна и делает людей счастливыми или несчастными.

– Уж ты скажешь… – смущенно пробормотал Джон, делая вид, что поправляет платьице притихшей дочери.

– Нет, правда-правда, – загорячился Чарли.

– Пусть так. Оставим это. Поздно мне меняться. Так что мой маленький крольчонок? – снова повернул он разговор на дочь.

– Спроси лучше у Лиз.

– Так как, Лиз?

– Папочка, я… Можно, мы с Чарли и Ламом будем слушать твои пластинки? Мы осторожно. Это так интересно. И весело. И грустно. И всем хочется помочь.

– Конечно, мой крольчонок. Только, если хочешь, давай заведем тебе твою дискотеку.

– Папочка! Да! – взвизгнула Лиз, но почти тотчас какая-то тень коснулась ее личика.

– Что, Лиз? Что? – забеспокоился отец.

– А как я узнаю, что мне нравится? Я ведь не покупаю пластинки.

Ошеломленные, Джон и Чарли переглянулись – в вопросе была ясная недетская логика.

– Ну, ты будешь вначале слушать пластинки здесь, а…

– Папочка, ты только не сердись. Здесь – как праздник. И мама скажет – еще музыка…

– Ну, раз мама, мы должны слушаться, – твердо ответил отец, но исподлобья глянул на Чарли.

– Ты бы послушал свое чадо. Лиз, почему бы тебе не спеть?

– Хорошо. Только что, Чарли? Чтобы папе понравилось. Господи, никто так искренне и бескорыстно не старался ему понравиться. Чарли что-то прошептал Лиз на ухо и потянулся к гитаре. Струны жалобно дрогнули, издав звуки, похожие на шум дождя. Лиз от старания облизала губы, сна чала закрыла, а потом широко открыла серо-голубые, как у отца, глаза и запела «Дождь в Кентукки», самую сложную из его последних вещей. Затаив дыхание, он с ужасом ждал, что вот-вот она сорвется. Но она не сорвалась, не сфальшивила. Какая-то сила берегла ее, подсказывая, как обойти трудные места. Музыкальность?

Закончив петь, Лиз робко посмотрела на отца. А тот только и мог, что поцеловать ее да попытаться не показать выступившие слезы…

Лиз пела и теперь. Но очень редко. И отец втихомолку радовался. Но она совершенно не была подвержена влиянию моды. Не слушала супер-группы. Только то, что любил он. Как-то месяца два назад в честь ее приезда отец спросил, не хочет ли она пойти с ним на концерт очень сильной и очень модной европейской группы. Лиз, удивленно взглянув на отца, ответила – нет! Объяснений не последовало, а было интересно – почему?

– Тебе не нравится эта группа?

– И эта тоже.

– Но почему, Лиз? Нельзя же слушать одних кантристов да меня. Мы, в сущности, мамонты.

Он всегда говорил с ней о музыке без скидки на возраст.

– Другого мне не надо, – упрямо заявила дочь. Разговор иссяк. Отец не знал – радоваться или огорчаться. Во всяком случае, упрямство дочери заслуживало раз мышлений.

Он думал упорно. Терялся в догадках. Но не спрашивал, боясь добавить боли к дочкиному горю. Собственно, горе было общим – он и Прис расстались четыре года назад. Только, как мужчине, ему удалось заглушить боль. Лиз же была беззащитна. Любя отца, она и представить себе не могла, что навсегда останется без матери. Рвалась между ними, пыталась сделать невозможное – восстановить семью.

Знал он, что расставание неизбежно? Если покопаться внутри? Знал? Нет. Слава его в тот момент была так абсолютна, что и мыслей не возникало о подобной катастрофе. И самым болезненным оказалось то, что Прис выбрала себе не какую-нибудь «звезду», а самого простого смертного.

Джон даже сейчас скрипнул зубами от пережитого унижения. Предпочти она кого-то вроде Вождя, не было бы так обидно.

Во время очередного фестиваля в Городе Развлечений прилетела Прис, оста вив дочь дома. У них было время походить вместе по злачным местам. Но ребята, на тасканные Полковником после угроз мафиози, держались поблизости, беся Прис.

– Когда-нибудь мы можем побыть одни? Ну, хоть вечер?

– Хорошо, родная. Завтра устроим побег.

Слово Джон сдержал. В наемном автомобиле они приехали к одному из новых баров на окраине, надеясь, что уж тут-то их не обнаружат. Прис не сняла шляпу. Ему же пришлось нацепить светлый парик.

Мирно отдыхая рядом с женой, Джон вдруг увидел, как в дверь бара вошли Рэд, Чарли и их новый знакомый – Майк, инструктор по каратэ.

– Все, – раздался тусклый голос Прис. – Кончилось наше счастье. Рэд уже увидел их и двинулся вперед.

– Босс, так нельзя. Полковник и твой отец бьются в истерике. Ребята рассортированы на группки и разосланы, кто куда. А мы вот уже отчаялись, когда встретили Майка, который видел вас в наемном авто и узнал тебя, несмотря на этот маскарад. Решили искать вместе и, слава Всевышнему, нашли.

– Слава была бы, если бы не нашли, – сердито обрезала Прис, выходя из-за спины мужа и становясь рядом.

– Маленькая, раз уж так вышло, разреши представить тебе Майка. Того самого, что покорил меня своим мастерством во время моих гастролей на Островах.

– О, муж после встречи с вами усиленно уговаривает меня заняться каратэ, – приветливо произнесла она, протягивая руку.

– Позволю себе заметить – правильно, мэм. Вам будет нетрудно. Вы легкая.

– Вот-вот. В точности мои слова, – Джон обрадовался такому совпадению мнений и возможности занять жену. Да и Майк отличный парень. У него тоже маленькая дочка. Кто знает, возможно, лет через десять Лиз и дочка Майка тоже будут заниматься каратэ?

– Спасибо. Я подумаю, – мягко закончила разговор Прис. Рэд смотрел на всю эту сцену странными глазами. Рыжие искры так и полыхали в них.

– Ты чего? – тихо спросил Джон.

– А ничего. Такие вы теперь светские – просто не рассказать. Будто ваши предки приплыли на «Мейфлауэре».

– Ладно-ладно. Издеваешься! – примирительно засмеялся Джон.

– Конечно, босс. Прости. Забылся. Позвольте ваш набалдашник, босс, – Рэд явно дурачился.

Давненько между ним и старым школьным другом не было такой легкости. Возможно, Рэд понял, наконец, что нечего делить? Джон подмигнул Рэду. Оба заговорщически хмыкнули. Рэд, крутя парик на пальце, пропустил его, Прис и Майка вперед, а сам, подхватив под руку Чарли, громко сказал:

– Ча, что-то даст нам Полковник за найденного Короля?

– Как что? По сигаре из полковничьих запасов. Все рассмеялись. Даже недовольство Прис улетучилось. Она никогда не шла на конфликт с менеджером мужа. Боялась его. И чувствовалось – преклонялась перед ним. Как-то раз сказала мужу:

– Хотела бы я, чтобы ты так принадлежал мне, как Полковнику.

– Девочка моя, не понял. Какие претензии к Полковнику?

– К нему?! Никаких.

На том и порешили.

Очень бы не хотелось вспоминать то время. Однако выбросить такой кусок из жизни нельзя – за всем стоит Лиз.

Медленно, но почти без напряжения Джон пошел в гостиную. Диваны-уголки были расставлены так еще Прис. Как она рассчитала – секрет, только ни одного из них солнце не касалось. Единственное, что осталось в доме от ее присутствия… Может, сменить? Не стоит. Так удобно. Пусть уж. И потом, теперь все равно. Он сжился со своими шрамами…

Итак, Прис была занята до предела. У него не всегда хватало сил дождаться ее после многочисленных занятий. Она тоже перестала его беспокоить. Но при встречах за столом сама каждый раз рассказывала о своих занятиях в студии Майка. Она уже получила первый пояс и готовилась к получению следующего.

Прис познакомилась с Мейбл, женой Майка, и нахваливала эту женщину. Подруг у Прис не могло и быть, поэтому муж только радовался, что появилась женщина, с которой она может отвести душу.

Так прошел год. Теперь же Прис почти не говорила о Майке и Мейбл. Джон не спрашивал. Некогда было – готовился к небывалому турне. Вечером, отупевший от усталости, сидя в гостиной, он сквозь дрему услышал звук подъехавшей машины жены. Встрепенулся, не желая показывать усталость и нарываться на нравоучения. Прис вошла слегка грустная и задумчивая.

– Ты что?

– Устала.

Он улыбнулся.

– Теперь ты у меня перегружена. На ногах едва держишься. Садись-ка отдохни. Я сейчас придумаю тебе что-нибудь поесть.

– Ох, не хочу. Погоди. Ты у Лиз был?

– Конечно. Все в порядке. Они с Чарли прогуливали в парке щенка. Потом мы слушали музыку. Я сам уложил ее спать.

Заметив, что упоминание о музыкальных занятиях принято женой с явным неудовольствием, Джон постарался отвлечь ее, перевести разговор.

– Что-то ты давно ничего не рассказываешь о Майке и Мейбл?

– С Майком все в порядке – хочет сделать из нас чемпионов. А Мейбл… Знаешь, она… расходится с ним.

– Силы небесные! Почему?

Он от удивления не заметил, каким смущенным стало выражение ее глаз и как медленно она говорит.

– Майк очень занят. Соревнования. Подготовка спортсменов. Часто вне дома. Ну вот, она и не выдержала.

– Она что, не знала, чем он занимается, когда выходила за него?

– Почему? Знала.

– Какого же дьявола? Ждала, что Майк все бросит ради ее прихоти? А где же любовь?

– Но ее-то жизнь проходит.

– Интересно. Она уже нашла замену, с которой ее жизнь будет новой и наполненной?

– Ну, Мейбл не красавица. Она просто будет жить спокойно. Не будет думать о том, как Майк касается женщин, занимающихся в студии. – Прис засмеялась слегка принужденно. – Не думала я, что Мейбл ревнива. Глупо. Пойду-ка я к себе. С ног валюсь.

Весь тон жены и особенно смешок не понравились Джону. Следовало поговорить с Чарли. В этот час ребята еще сидели в студии.

– Ча, дружище, можно тебя?

– Что случилось?

– Сам не знаю. Прис только что рассказала про Майка и Мейбл.

– ?

– Мейбл подала на развод. Ревность к его ученицам. Может, не стоило мне знакомить его с Прис и отправлять ее на занятия? Вдруг его предполагаемый развод отразится на нас с ней?

– Какая дикость, босс! Прости. Прис вне подозрений. Да и Майк знает, с кем имеет депо. Он сроду не рискнет. И малый-то он славный.

– Ладно, старик. Это я так. Для успокоения собственной совести. Время шло, и Джон все чаше замечал рассеянный вид Прис. Она все время торопилась. Лиз все чаще оставалась с ним. Наступил момент, когда дочурка спросила:

– Папуля, а где наша мама? Я так редко ее вижу.

– Как редко, малыш? – удивился отец.

– Реже, чем тебя, – подумав, ответила Лиз.

Когда дочка ушла, он задумался. Дверь распахнулась без стука.

– Босс, мы ждем тебя. Для записи все готово, – говорил Рэд, в своей стремительности не замечая состояния друга.

– Боюсь, ничего сегодня не выйдет. Не в голосе я. Кроме того, мне срочно нужна Прис. Будь другом, Рэдди, сгоняй за ней и попроси сразу же из студии приехать домой.

– 0'кей! Ты, может, позвонишь ей сначала в студию?

– Нет. Поезжай.

С нетерпением ждал Джон приезда жены. На дорожке парка раздалось – шурк-шурк. Машина Рэда. Где же вторая?

(Даже сейчас он машинально глянул в окно. Подъездная аллея была пуста. Тишина. Так и тогда…)

Вошел несколько озадаченный Рэд.

– Босс, ее там нет. Кажется, она поехала в гости к Мейбл.

– Ладно, – махнул рукой Джон. – Спасибо. Отдыхай.

Итак, Прис в студии не было, и новость эта почему-то успокоила его. Уже в своей спальне он услышал звук подъезжавшей машины жены. Спустя минут десять она слегка постучала в его дверь. Он затаился, боясь встречи.

Утром он пришел к завтраку поздно. Маркизы на окнах были подняты, но день был тяжелым, знойным, и солнце не веселило комнату. Прис уже выпила свой кофе и теперь курила, стоя у окна. Поза ее была какой-то робкой и неуверенной. Обернувшись на звук его шагов и изобразив улыбку, она начала было:

– Вчера я ездила к Мейбл. Она не хочет, чтобы Майк встречался с ребенком. Я согласилась ему помочь – поговорить с ней. Мейбл теперь решила, что отец и дочь будут видеться в ее новом доме, но в ее отсутствие.

– Хорошо, Прис. Я ведь не собираюсь контролировать твои поступки. Я только боюсь за твою безопасность. Кстати, завтра у меня концерт. Ты не забыла? Пойдешь?

И вдруг он отчетливо увидел – она забыла. Краска смущения проступила даже на ее лбу.

– Понимаешь, я не забыла, конечно, – залепетала она, – но у меня получение пояса.

– Я договорюсь с Майком, и получение отложится всего-то на пару-тройку дней. Идет?

Она покорно кивнула.

– А сегодня меня не жди. Буду очень поздно. Последние приготовления.

В глазах Прис появилось что-то похожее на благодарность. Он не захотел вникать.

В день концерта Чарли утром зашел к Джону и сказал:

– Босс, звонил наш друг из полиции – Дейв. Сегодня ночью машина Прис была замечена почти на всех постах города. За твои деньги они хорошо справляются. Дейв послал свою машину охранять ее.

– Та-а-ак… – протянул Джон. – Хорошие дела. Спасибо, Ча. Ты не знаешь, пресса пока ничего не пронюхала?

– Нет вроде. Молчат.

Больше откладывать разговор было невозможно. Но вечером концерт. Надо еще отдохнуть перед этим.

Он зашел в комнату жены. Она была готова. Выражение лица ее было упрямым. Снова молчание.

Концерт прошел, как обычно, – под вой публики. А на следующий день одна из газет все-таки поместила статейку об автопрогулке Прис, перепутав числа, с заголовком «Где была во время концерта жена звезды?». Теперь появился предлог для разговора.

Брезгливо держа газету в руках, он спустился к завтраку. Прис сидела одна. Сидела немного вызывающе, положив ногу на ногу, держа в зубах незажженную сигарету. Очевидно, уже знала про статью.

– Я вижу, ты знаешь, что у меня в руках.

– Да, эта бульварщина.

– Они лгут? Отвечай! Если – да, будем судиться. – Щеки его горели. Ах, как хотелось услышать – лгут.

– Нет. Я правда прокаталась всю ночь по городу. Лиз спала. Тебя нет. Мне страшно. Тоскливо.

– Чего ты боишься, девочка моя?

– Себя! – закричала она неожиданно низким голосом. – Себя! Себя! Тебе я не нужна. Лиз – тоже. Ее первый вопрос – когда папа вернется? Никому не нужна. Зачем я всему училась? Где это все приложить? – Она торопилась высказаться. Он понял – такой разговор у них впервые. Бедняжка, она, может быть, столько лет этого ждала. Его затопила жалость к этой маленькой женщине, его жене.

– Прис, девочка, я так виноват. Что я могу сделать для тебя? Как облегчить твою жизнь?

– Дать мне жить, – неожиданно твердо и зло ответила она.

– Но как? Мы семья…

– Нет. Есть ты – звезда первой величины. И есть я. Никто. Лиз не в счет. А я хочу быть Кем! Обо мне еще услышат. Я ухожу из твоего дома.

– Силы небесные! К кому?

– Да ни к кому. К себе. Я больше не могу. Я сойду с ума или покончу с собой. Что лучше для карьеры Короля? Отпусти меня.

– Ты осуждала когда-то Мейбл. Чем ты лучше? Та хоть ревновала… Прис дергалась от слов мужа, словно через нее пропускали ток. Наконец она взяла себя в руки. Выпрямилась, и лицо ее приняло насмешливо-защитительное выражение. А муж продолжал:

– Ты ведь тоже все знала. Я несколько раз предупреждал тебя. Надоело? Или ты полюбила другого?

– Да, я не рассчитала своих сил. А мои чувства?.. Вряд ли тебе интересно. И хватит об этом. После наступления Нового года я уйду. Не беспокойся, скандалов не будет. Лиз тоже какое-то время останется с тобой. Пока я не устроюсь. А праздники я проведу в твоем доме.