Текст книги "Там, где шумит океан и царит вечное лето"

Автор книги: Надежда Сушкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Миновав селение Уассу, выходим на участок полувыжженной, скучной, лесной саванны. Рассеянно стоят довольно многочисленные масличные пальмы. Между ними встречается рафия. Это остатки когда-то густого, а теперь уничтоженного леса. Колышатся султаны волнистых по краю метровых листьев антоклейсты (подробнее об этом дереве будет ниже). Попадаются казы.

Перед самым городом Боффа путь нам преграждает очень широкая, мощная река Фатала. Она течет в низких берегах. Кое-где виднеются мангровые заросли.

Мангры, мангрова – это своеобразная растительность тропического пояса, распространенная по низменным морским берегам или по прилегающим к ним берегам устьев рек, то заливаемых в прилив, то освобождающихся в отлив от воды. Для такого ландшафта характерна илистая почва, пропитанная соленой водой и почти лишенная воздуха. К подобным условиям могут приспособляться лишь определенные виды древесных, кустарниковых и травянистых растений. Подробнее с этим нам удалось ближе познакомиться несколько позднее, о чем будет сказано ниже.

Фатала около Боффа, возможно, шире Волги. В среднем течении иногда ее противоположных берегов не бывает видно.

Пятнадцать минут длится переезд через реку на пароме, и вот мы уже на противоположном берегу Фатала. Над самой рекой стоит затененный деревьями одноэтажный отель «Фатала». Отель не имеет европейских удобств, но зато с его веранды можно любоваться широкими водами реки и наблюдать за грифом, который любит подолгу сидеть на засохшем, погибшем дереве около самой веранды.

Питаемся мы в «клубе», расположенном на открытом месте. Около клуба висит предупреждение: «Осторожно! В траве могут быть змеи».

Это предупреждение имело, вероятно, в виду распространенную в Африке очень ядовитую змею мамбу (Dendraspis) – древесного аспида из семейства аспидов (Elapidae), все представители которого чрезвычайно ядовиты, например кобры, очковые змеи (род Naja), крайты и др.

Мамба живет на деревьях (местные жители указывают, что и в кустарниках), окраска ее чаще всего зеленая. Длина тела от двух до трех с половиной метров. Нападая, она падает с дерева. Питается птицами и мелкими млекопитающими.

Мне пришлось встретиться с мамбой, только не у столовой, а около отеля. Проснувшись рано утром, я вышла во дворик и остановилась под деревом манго. Вдруг в траве что-то зашуршало. Посмотрев вниз, я увидела около себя довольно большую ползущую зеленую змею. Видимо, она упала с манго. По понятным причинам я постаралась как можно скорее ее покинуть.

Но зеленая мамба не преследует людей, тогда как другой вид мамбы – змея – с серо-коричневатой окраской – может погнаться за человеком. Местное население называет эту мамбу «минуткой» (если в течение двух часов после укуса не принять соответствующих мер, то смерть наступает очень быстро).

Оправившись от испуга, я поспешила в столовую. Здесь нас ожидал длинный стол, на котором были расставлены тазы с рисом, фоньо[30]30
  Фоньо – злак дигитария (Digitaria exilis) из трибы просовых. Его мелкое зерно, вроде проса, употребляется как крупа для похлебок; молотое – примешивается к муке из других злаков. Вполне заменяет рис в составе кус-куса. Может заменять также манную крупу. Для созревания требует 90 дней.


[Закрыть], листьями маниока, кусочками мяса и курицы в каком-то остром соусе.

Мне лично эта непривычная еда не очень понравилась, и я питалась главным образом бананами с хлебом, запивая их ананасовым соком.

До обеда мы успеваем полюбоваться сверху рекой Фатала, осмотреть помещающиеся недалеко от отеля развалины немецких и английских факторий, куда в свое время завозились товары для торговли с африканцами, и съездить в местечко Киссинг, расположенное в шестнадцати километрах от Боффа по дороге на Боке.

Киссинг стоит на берегу океана, вдающегося в этом месте глубоко в сушу. Это сюда когда-то приходили американские корабли, чтобы забрать сгонявшихся в Киссинг невольников.

Перед нами остатки ограды и стен тех загонов, в. которых содержались невольники перед погрузкой. Стоят старые пушки, когда-то защищавшие дома работорговцев от возможных нападений. Обращает на себя внимание участок морского берега, покрытый манграми.

После обеда для нас были устроены танцы. Танцевали на воздухе, поочередно сменяясь, представители двух африканских народностей – сусу и фульбе.

Музыканты сусу играли на балафонах. Балафон – это национальный африканский музыкальный инструмент. Он состоит из коротких деревянных, помещенных на общей подставке, полосок, к которым снизу прикрепляются разной величины половинки пустых калебассов, то есть «скорлупок» шарообразной формы, покрывающих плоды калебассового дерева[31]31
  Калебассовое дерево – кресченция (Crescentia cyje-te) из семейства бигнониевых (Bignoniaceae). Очень твердые оболочки его шарообразных плодов (могут достигать величины арбуза), так называемые калебассы используются в хозяйстве для изготовления разной посуды и других целей. Плоды развиваются непосредственно на стволе дерева или на его старых ветках. Такое явление часто наблюдается в тропиках (каулифлория).


[Закрыть].

При изготовлении музыкальных инструментов мякоть из калебассов удаляется, а отверстие затягивается бумагой, что в зависимости от величины калебасса дает при ударе звуки различной высоты. Нам довелось слышать, что будто раньше калебассы не затягивали бумагой, а предоставляли паукам заполнять их в различной степени своей паутиной. На балафонах играют, ударяя палочками по деревянным пластинкам, укрепленным над калебассами.

Музыканты же фульбе употребляли какой-то другой инструмент, по которому они ударяли кольцами, надетыми на пальцы. Под аккомпанемент такой местной музыки начались танцы. Они захватывали. В них не было лирики. Это был какой-то вихрь, словно несся все сметающий ураган. Техника, доведенная до сверхъестественного совершенства, поражала. Быстрота движений была такова, что отдельных частей человеческого тела нельзя было различить. Мы не видели ни рук, ни ног, ни лица танцующего, все сливалось вместе в одну сплошную движущуюся массу – человека больше не было. Оставалась только какая-то вращающаяся и все время меняющая свои контуры форма. Впечатление получилось огромное, опьяняющее.

Калебассовое дерево – кресченция. Плод на стволе (каулифлория)

Так закончился первый день нашего пребывания в Боффа.

Окрестности Боффа. На следующий день было Рождество– 25 декабря. Выхожу на террасу отеля. Красный диск солнца стоит низко над рекой. Для тропиков холодно. Зябну, хотя термометр показывает более двадцати градусов тепла. Умываюсь, беря воду из ведра, поставленного на террасе специально для этой цели.

Во дворе отеля, перед окном моего номера, стоит баобаб, увешанный плодами, а рядом сейба, на которой еще сидят ночевавшие на ней грифы. Я сосчитала – их было двадцать.

Тут же невдалеке местные жители жгут костер, чтобы согреться. Они завернулись в одеяла, хотя температура поднялась уже до плюс двадцати трех градусов? Но, повторяю, для тропиков это очень мало. Если в Конакри ночью температура в моем номере падала до плюс двадцати трех градусов, я всегда просыпалась от холода и укрывалась теплым одеялом.

И вот, словно специально для контраста с видом озябших людей, в нескольких шагах от меня, на пригорке, пламенеет шапка похожих на тюльпаны красных цветов на дереве спатодеа, называемом тюльпанным[32]32
  Тюльпанное дерево (Spathodea canipanulata) из семейства бигнониевых (Bignoniaceae). Большое дерево высотой до 15–20 м, встречается повсюду в тропиках. Листья перистые. Цветет крупными красными цветами, похожими на тюльпаны, которые на длинных ножках торчат кверху, украшая крону дерева сплошной шапкой.


[Закрыть].

Однако надо торопиться. Сегодня нам предстоит посетить несколько деревушек в окрестностях Боффа, и чем раньше мы сядем в автобус, тем больше увидим. Итак, поспешно завтракаем и отправляемся в путь. Нам удалось посмотреть две деревушки – Доминья и Тородойя, и надо сказать, что эта маленькая экскурсия оказалась очаровательным дополнением к ранее полученным впечатлениям от предыдущих поездок.

Первой на нашем пути была Доминья, в прошлом греческая колония. Деревушка расположена на берегу океана, украшенном огромной сейбой, баобабом и кокосовыми пальмами.

Около этой деревушки мы впервые увидали дикорастущее дерево кола. В настоящее время культура колы широко распространилась не только в Африке, но и в других странах тропического пояса.

Так называемые орехи, а точнее, семена колы продаются в Гвинее на каждом рынке. Их раскладывают на стойках, обычно на плоских тарелках. В зависимости от вида дерева орехи бывают или розоватые, или желтоватые, или пестрые от покрывающих их темных пятен. Орехи продают поштучно, и прохожие на улицах их постоянно жуют.

Мне хотелось на себе проверить возбуждающее действие орехов колы, но они показались мне такими невкусными и горькими, что я не довела своего эксперимента до конца.

Семена колы экспортируются в Европу, где из них получают различные лекарственные препараты. В США выпускают широко разрекламированный по всему свету напиток кока-кола, якобы содержащий экстракт колы и благодаря этому снимающий утомление. Может быть, вначале это так и было, но сейчас все чаще приходится слышать, что экстракт колы заменяют в этом напитке более дешевыми химическими веществами.

Внешний вид дерева колы ни с какой стороны не привлекает к себе внимания, но его плоды длиною сантиметров в восемь-десять, содержащие обычно в среднем пять-шесть семян-орехов, покрытые сверху толстой, плотной, мясистой, бугорчатой кожей зеленого цвета и собранные по четыре-пять вместе в одной плоскости в виде розеток, своеобразно украшают дерево. Они похожи на крохотные подносики, подвешенные на разной высоте.

Термитники. По пути к деревушке Тородойя сначала ничто не возбуждает нашего интереса. Но неожиданно вдали показываются какие-то темно-коричневые, узкие, островерхие сооружения, разбросанные по равнине. Они выше человеческого роста, некоторые достигают высоты трех-четырех метров и похожи издали на стилизованно вытянутые вверх стога сена или башни, украшенные отходящими от них на разной высоте узкими выростами-шпилями, как на островерхих покрытиях католических храмов.

Подъезжаем ближе. Да это же термитники, гнезда термитов!

Часто термитов смешивают с муравьями. Однако по своему происхождению они стоят гораздо ближе к тараканам, чем к муравьям.

Термиты входят в особый отряд равнокрылых Isoptera, который близок к отряду Blattoidea, куда относят тараканов, и ничего общего не имеют с отрядом перепончатокрылых – Hymenoptera, в который входят муравьи.

Встречаются термиты главным образом в тропиках и лишь отчасти в субтропических областях. В природных условиях питаются сухой травой или древесиной. Они приносят большой вред человеку, пожирая пищевые запасы, портя одежду, разрушая мебель, деревянные постройки, шпалы, телеграфные столбы и прочее.

Проникая в избранный деревянный объект, они вы. едают его изнутри, оставляя нетронутым лишь наружный слой, так что поврежденный предмет при первом же толчке превращается в труху.

Термиты по-разному устраивают свои жилища. Одни виды живут в подземных гнездах, другие выгрызают дупла внутри стволов деревьев, третьи, как встретившиеся нам в Гвинее, возводят очень прочные сооружения – термитники.

Такие надземные постройки некоторых африканских термитов могут достигать высоты пятнадцати метров и занимать значительную площадь в двадцать-тридцать метров в окружности (у основания). Термиты строят свои жилища из земли, нагрызенной древесины или из смеси того и другого. При этом, выделяя из желез особую жидкость, они так прочно цементируют отдельные частицы почвы или древесины между собой, что даже сильные тропические ливни не могут разрушить термитник. Человеку же удается разбить термитник только топором.

В камерах термитов нередко разрастается мицелий, то есть грибница из тонких переплетающихся нитей – гифов, на которых развиваются плодовые тела грибов. Некоторые виды термитов питаются мицелием.

В термитниках, так же как и в муравейниках, встречаются три основные категории обитателей: «рабочие», «солдаты» и функционирующие половые особи, способные к воспроизведению потомства, – «царь» и «царица».

«Рабочие» – это бескрылые, часто слепые особи. Они строят жилища, добывают корм и выращивают из яиц потомство. Они питают личинок жидкостью, которую отрыгают, или содержимым прямой кишки, а кроме того, очищают их от грязи.

Термитники. Окрестности Боффа

Термиты с громадной головой и клешнеобразными челюстями – «солдаты». Они защищают колонию от многочисленных врагов. Головы «солдат» бывают снабжены специальными приспособлениями для отражения врагов. Так, существуют особые, «носатые солдаты», у них колбообразная голова заканчивается длинным острием, на котором открывается проток железы, выделяющей при самозащите особое клейкое вещество.

Молодые самцы и самки крылаты, они обладают прекрасным зрением. В определенное время года начинаются брачные полеты. Затем пары основывают новую колонию.

«Царь» и «царица» у некоторых видов термитов помещаются в особой «царской» камере, где «царь» оплодотворяет «царицу».

Самка-«царица», равно как и самец-«царь», после брачных полетов теряет крылья. «Царица» начинает откладывать яйца. Ее брюшко увеличивается, превосходя в тысячу и даже в две тысячи раз все остальные части тела. В это время она становится неспособной к передвижению и остается лежать в «царской» камере.

Сотни «рабочих» заняты ее кормлением и перемещением яиц в нижние этажи термитника, где выводится потомство.

«Царица» живет очень долго, у некоторых термитов до шестнадцати лет. В течение всей жизни она откладывает через каждые несколько секунд по яйцу, которые сейчас же уносятся термитами-«рабочими» в соответственно приспособленные для этого камеры. Считается, что одна самка может отложить за свою жизнь до ста миллионов яиц. Было определено, что самка из одного африканского термитника откладывала до шестидесяти яиц в минуту.

Размеры обитателей термитников у различных видов термитов очень различны. У крупных термитов «солдаты» достигают в длину двадцати миллиметров, а «царица» даже ста сорока миллиметров. Величина же «рабочих» мелких видов термитов едва доходит до двух с половиной миллиметров.

Термиты способствуют улучшению структуры почвы, прорывая в ней идущие на большую глубину ходы. Кроме того, переработанная термитами почва, идущая на постройку термитников, обладает высоким плодородием. Известно, что некоторые африканские народности используют заброшенные термитники для удобрения своих полей.

Внешне термитники кажутся безжизненными. Термиты ведут скрытный образ жизни и почти никогда не выходят наружу. В случае же необходимости выйти из термитника в поисках пищи они выходят преимущественно по ночам и для передвижения прокладывают по земле крытые галереи в виде трубочек, слепленных из глины или лёсса, по которым они и достигают своей цели.

Такое поведение термитов объясняется тем, что они очень боятся сухости воздуха. В термитниках же у них всегда влажно, так как в случае надобности они прорывают в земле под термитниками ходы вплоть до грунтовых вод.

Но наряду с описанными «городами» высоких термитников, так сказать «небоскребов», в других местах нам довелось встретить словно «игрушечные» грибовидные термитники высотой не больше одного-полутора метров; чаще же они поднимались только сантиметров на семьдесят при чуть меньшем диаметре. По форме они действительно походили на гигантские грибы, потому что сверху были прикрыты свисающей книзу «крышей», довольно точно воспроизводившей шляпку гриба.

Под конец нашего пути мы остановились в Тородойя. Немногочисленные казы этой деревушки были живописно разбросаны среди масличных и кокосовых пальм. На высоких подставках стояли небольшие плетеные загончики для баранов и коз. Около жилья было много насаженного маниока.

При выезде из деревни мы натолкнулись на целый поселок ткачиков. Довольно большая группа масличных пальм стояла буквально обсыпанная их гнездышками. А сами ткачики, словно крупные мухи, висели в воздухе, весело щебетали, целыми стайками бросались вниз и снова взмывали к своим гнездышкам вверх.

Эти чудесные птички-крошки трогали своими размерами и яркой раскраской их головок, грудок и участочков под всегда торчащим кверху хвостиком. Уморительно дисциплинированные и деловитые, они всегда веселы, всегда щебечут и всегда вызывают вашу улыбку, но… до тех пор, пока не разоряют поля, уничтожая урожай.

Пляж «Прекрасный воздух». Наступил третий день нашего пребывания в Боффа. По плану мы должны провести его на недалеко расположенном от Боффа пляже «Прекрасный воздух».

Завтрак окончен, автобус подан, мы начинаем наш путь. От Боффа едем пятьдесят километров по шоссе в направлении на Боке, затем еще двадцать два километра проселочной дорогой, и в одиннадцать часов мы уже на пляже.

По дороге ничего нового. Все та же саванна с небольшим количеством деревьев – много антоклейсты; повстречалась речка, стоят отдельные казы. Около одних сейбы, около других апельсиновые деревья. Мальчишки апельсинами играют в футбол.

«Прекрасный воздух» – это обширный песчаный пляж, окаймленный с обеих сторон пальмовым лесом. Ближе к берегу моря кое-где, выступая из пены, приподнимаются косо лежащие слоистые полосы черных от воды латеритов. Тянется длинный ряд кабин. За ними в некотором отдалении разбросаны среди пальм казы. Вот и всё.

Из местного населения купаются очень немногие, причем в основном дети. Купающихся женщин я вообще в Гвинее не видела. Вся прелесть пляжа «Прекрасный воздух» – это море и тишина.

Возвращение в Конакри. Наше возвращение с пляжа «Прекрасный воздух» в Боффа оказалось довольно романтичным. Уже начинало темнеть, когда мы двинулись в обратный путь. Прежде всего сразу же выяснилось, что на нашей машине не горят фары, и нам пришлось упросить ехавшего с нами молодого парня сесть с электрическим фонарем на капот машины, чтобы освещать дорогу, когда окончательно стемнеет.

Затем в пути на закате солнца мы должны были остановиться и дать нашему шоферу возможность расстелить коврик на земле и помолиться, обратившись лицом к Мекке.

Шел строго соблюдаемый мусульманами пост Рамадан, который требовал не пропускать обязательной для мусульман молитвы при закате солнца и позволял принимать пищу и пить воду только после того, как солнце зайдет. Этот запрет, как говорят, соблюдается у мусульман так строго, что даже не разрешается глотать слюну, и можно видеть, как правоверные мусульмане осторожно ее выплевывают.

После захода солнца тьма быстро спустилась на землю: повсюду зажглись костры. Вокруг них кучки собравшихся людей готовили пищу. Золотистые от огня прозрачные дымки поднимались кверху.

Иногда на остановках нас приглашали подойти к огоньку погреться. Мы были этому рады, сильно продрогнув в открытом кузове машины. В тропиках ведь далеко не всегда бывает жарко.

Но вот и Конакри. Несмотря на поздний час, в городе большое оживление. Повсюду тоже огоньки костров. Кроме того, народ молится. Люди (одни только мужчины) в торжественных белых бубу стоят вдоль улиц в один, а иногда и в два ряда и одновременно падают ниц и снова поднимаются.

Таково было наше возвращение в Конакри из поездки в Боффа. Подводя теперь итог впечатлениям, полученным нами от всех вышеописанных многочисленных поездок, надо сказать прежде всего, что все они были очень разнообразными. Каждая из них щедро одарила нас оригинальным познавательным материалом. Каждая по-своему существенно расширяла рамки нашего восприятия красочных контрастов африканской природы. Но все же ничто не смогло сравниться с чувством незабываемого почтительного восхищения суровой, торжественной красотой и глубоким внутренним содержанием ландшафтов Фута-Джаллона. Это была картина непревзойденной, все побеждающей силы величия. Мне думается, что такие впечатления никогда не забываются.

В лодке по Мелакоре

В царстве мангров. Эта река называется Мелакоре. Длинен ее путь. Долго течет она, спускаясь по ступеням отца рек – нагорья Фута-Джаллон, по дороге к далекому океану, украшая широкой водной лентой прибрежную Гвинею.

Непроходимые зеленые чащи обрамляют ее берега, любуясь своим отражением в ее быстрых водах. Ничто не тревожит спокойствия Мелакоре. Разве что на небольшую отмель вылезет крокодил погреться на солнце и посмотреть на небо.

Но вот дотекла она наконец до деревни Форекарья, и люди разбудили ее дремоту. Мост перекинулся через воды Мелакоре, поплыли по ней пироги.

А 28 декабря мы, шесть человек, пришли сюда и сели на пристани в лодку. В тот день мы проехали из Конакри на машине сто километров, чтобы увидать тропическую красавицу реку. Во время пути в третий раз. прошли перед нами горы Какулима и «Собака, которая курит».

Повернув от Конакри направо на юго-запад вдоль берега океана, мы увидали причудливые каменные навесы, заглядывавшие в ущелья, и гигантские ступени лестниц, которыми горы Манеа (800 метров над уровнем моря) и Курья спускались со своих плоских вершин на равнину.

Пестрые, шумливые рынки встречавшихся нам по дороге из Конакри деревень возбуждали наше внимание и интерес.

Но вот лодка тронулась, и мы поплыли. Перед нами струятся воды широкой реки и расступаются ее пушистые зеленые берега. Как будто ничего особенного. Но как же живописен, как интересен этот пейзаж, если внимательно всматриваться в него.

Смолкли голоса оставшихся на берегу людей. Остался позади мост. Река понемногу начала погружаться в чудесное безмолвие. Берега же мимо нас все плыли и плыли. Сначала богато одетые высокими, стройными масличными пальмами, они постепенно сменили эту, так сказать, парадную официальную одежду на повседневный костюм, в котором смешались все роды и виды древесных и кустарниковых растительных форм.

По берегам встала стена темно-зеленой непроходимой чащи, где все переплеталось одно с другим, образуя какой-то сплошной, запутанный зеленый войлок. Между растениями не было никакого просвета – бессолнечный мрак не позволял взору проникнуть внутрь. А лодка двигалась вперед и вперед и ощущение замкнутости и отрешенности этого маленького, наблюдаемого нами кусочка жизни от окружающего его ландшафта все сильнее и сильнее чувствовалось каждым из нас. И наконец кто-то сказал: «Да это же мангры». «Перед нами мангровые берега». «Мы плывем через мангровый лес – мангрову».

Река Малакоре. Мангровый лес. Ходульные корни

Как уже отмечалось выше, мангровые леса – это растительность низменных, затопляемых приливом тропических морских побережий, а иногда и прилегающих к ним берегов устьев рек, впадающих в море.

Ведущими деревьями мангров во всем мире являются большею частью низкорослые (пять-десять метров) виды деревьев и кустарников, образующих густые заросли. Для них характерны толстые, круглые в сечении, сильно разветвленные, полупогруженные в ил и высоко поднимающиеся над водой так называемые ходульные корни, служащие опорой деревьям и помогающие им удерживаться в полужидком иле.

Из деревьев в мангровах чаще всего встречаются ризофора (Rhizophora) и авиценния (Avicennia).

Ризофора располагается ближе к воде и во время прилива заливается сильнее других деревьев.

Авиценния занимает вторую линию. Затем еще дальше от берега могут расти лагункулярия (Laguncularia) и банистерия (Banisteria).

И наконец, на берегу, вне зоны приливов, в Гвинее мы часто встречаем пальмы – масличную и рафию.

Все растения мангров, кроме ходульных корней, обладают и другими своеобразными приспособлениями, позволяющими им развиваться в таких необычных условиях. Всем им свойственно повышенное осмотическое давление, доходящее от тридцати до шестидесяти, а иногда даже и до ста шестидесяти атмосфер, в силу чего они могут поглощать соленую воду.

Затем у ризофоры, например, кроме прочных ходульних имеются еще так называемые более слабые придаточные корни, вырастающие на основном стволе и на его ветвях и опускающиеся наподобие канатов в илистый субстрат, в котором они способны укрепиться. На эти корни дерево опирается как на подпорки, и это также помогает ему удерживаться в иле даже в прилив во время затопления почвы. Подпорки могут достигать в длину десяти метров.

Но некоторые придаточные корни не доходят до воды, а свисают с деревьев, как бахрома. Такие корни! построены из рыхлых тканей и выполняют дыхательную функцию, возмещая растению недостаток кислорода в почве, и называются тогда воздушными корнями.

Ризофора – «живородящее» растение. Прорастание плода начинается у нее, когда плод еще висит на ветке» материнского растения. Так продолжается до полугода и даже более. В конце концов проросток отрывается от ветки и, падая, вонзается корнем в илистый субстрат, закрепляясь в нем.

Если проростку не удается сразу закрепиться в иле, то он способен долгое время плавать по воде и переноситься таким образом на значительные расстояния, пока в конце концов ему не посчастливится укорениться Я где-нибудь в подходящих для него условиях.

Этой особенностью, вероятно, и объясняется распространение ризофоры по мангровам всего тропического пояса.

Что же касается авиценнии, то ее специальной приспособительной особенностью являются своеобразные дыхательные корни, которые дают ей возможность развиваться на илистом субстрате, почти лишенном воздуха.

Обнажающийся при отливе ил почти всегда бывает отравлен сероводородом. При таких условиях корни растений «задыхаются» и отмирают. Но авиценния, как и ризофора, тоже приспособилась пользоваться кислородом воздуха, применив для этих целей лишь другие средства. У нее отходящие от основного ствола боковые корни располагаются главным образом в поверхностных слоях ила. На этих горизонтально простирающихся корнях развиваются вертикально стоящие отростки, которые, выходя из воды, поднимаются на двадцать-двадцать пять сантиметров над поверхностью ила. Они, как и воздушные корни ризофоры, состоят в основном из рыхлой ткани – аэренхимы, благодаря чему кислород воздуха может ими поглощаться.

Река Мелакоре. Мангровый лес. Воздушные корни

К сожалению, нам не пришлось познакомиться со своеобразно построенной дыхательной системой авиценнии.

Мне же довелось видеть дыхательные корни этого растения на острове Элефанта, расположенном в Аравийском море против Бомбея. Внешне они походили на нетолстые колышки, которые в отлив, словно гигантские карандаши, частоколом торчали кверху из полужидкого ила.

Укажем еще некоторые особенности приспособительного характера, свойственные растениям мангров. Листья у них, как правило, кожистые, глянцевитые, с толстой кутикулой, что исключает излишнее испарение; у многих имеются специальные железки, выделяющие избыток поглощенных солей, вследствие чего листья у них иногда могут быть покрыты слоем соли; в старых листьях растений образуются резервуары с пресной водой, необходимой для роста молодых побегов.

Плоды и молодые растеньица имеют в своих тканях много воздушных полостей, благодаря чему они способны долго плавать в воде, не теряя всхожести.

На седловину горы Какулима

Вторичный тропический лес. Это была одна из тех поездок, которые не скоро забываются, а может быть и никогда.

Мы выехали 8 февраля в восемь часов утра на маленьком автобусе – «газике». Пришлось ограничить число желающих ехать, так как было опасение, что на более вместительном автобусе невозможно будет пробираться почти без дороги к нашей цели. А нашей целью была седловина у вершины горы Какулима, которая поднимается, как говорилось, на высоту 1007 метров над уровнем моря, в пятидесяти километрах от Конакри.

От Дюбрека поехали почти по бездорожью. Кругом злаковые травы метра в три ростом. Поднимаемся все выше и выше, и постепенно перед нами развертывается типично горный ландшафт.

Внизу пересекающие друг друга в разных направлениях развалы долин, завершающиеся на высоте несколько большей, чем та, на которую мы поднялись, столообразными покрытиями Фута-Джаллона.

С высотой начинает появляться лес, который постепенно становится все гуще и гуще. По краям дороги все чаще встречается музанга Смита (Musanga Smithii). Это средней высоты дерево из семейства тутовых (Моrасеае) с очень большими, до пятидесяти сантиметров в диаметре, лапчатосложными листьями, отдельные листовые пластинки которых свисают вниз. Похожие на раскрытые зонтики или маленькие падающие парашютики, эти гигантские, опущенные книзу листья, когда смотришь на густую крону дерева с высоты или сбоку, невольно воскрешают в памяти представление о парашютном десанте. Этим можно залюбоваться.

Дерево музанга Смита

Музанга считается типичной для вторичных тропических лесов, где она часто доминирует, особенно вдоль дорог по лесным опушкам.

Но что такое вторичный лес?

В Африке для получения площадей под сельскохозяйственные культуры применяется система выжигания лесных участков. Но если выжигание прекращают, то освободившейся территорией завладевает саванна, ввиду того что в результате изменившихся после огневой очистки условий тропический лес не может сразу же здесь вновь разрастаться.

Постепенно же лес переходит в наступление, и, если человек длительно не возобновляет своего вмешательства в жизнь древесного насаждения, лес побеждает и вытесняет саванну. Он вторично захватывает свои владения. Это и будет вторичный лес.

Но для этого процесса – развития вторичного тропического леса – требуется не менее десяти лет. Кроме того, надо сказать, что далеко не все виды деревьев способны селиться сразу же после саванны. Одной из первых приходит быстрорастущая музанга, а одновременно или, может быть, несколько позднее появляются масличная пальма, терминалия, фагара и др.

Итак, продолжаем свой путь через участок вторично-; го, как теперь мы имеем право сказать, тропического леса, направляясь к охотничьему губернаторскому домику (сохранился от времен колониальной эпохи), расположенному чуть ниже седловины Какулимы. Известно, что для тропического леса характерно обилие лиан и эпифитов. Изобилия эпифитов мы не встретили на своем пути, но чем дальше мы углублялись в лес, тем все заметнее увеличивалось количество лиан. Они свисали бахромой с деревьев до земли, переплетались между собой, перекидывались с одного дерева на другое, часто обвивая их. И всюду перед нами завесой вставал «войлок» из растений, преграждавших дорогу.

Лианы в тропическом лесу по дороге на седловину горы Какулима

В нескольких шагах от губернаторского домика я попробовала пройти к нему, минуя тропинку. Все мои попытки оказались тщетными. Лес не пропустил меня в свои владения. Пришлось повернуть обратно, хотя совсем рядом перед своими глазами я уже видела и террасу домика и стоящие на ней стол и стул.

Пробираться дальше на «газике» тоже стало почти невозможно. Повалившиеся деревья перерезали дорогу. Мы растаскивали эти завалы, но они начали встречаться все чаще и чаще. Ноги наших мужчин, расчищавших путь, покрылись паутиной и были изранены крупными острыми колючками. Было решено больше не сопротивляться. Вылезли из «газика» и потихоньку стали подниматься вверх к седловине пешком. Идти было трудно. Ноги скользили по склону, кустарники, лианы, цепляясь, тянули назад. Никаких цветов не было. Солнце сквозь плотную зеленую завесу деревьев и кустарников не проникало вниз. Цвели лишь более высокие кустарники и немногие деревья.

Но вот заключительный аккорд к нашей чудесной, впечатляющей поездке.

Обезьяны. При спуске с седловины Какулимы, недалеко от губернаторского домика, нас встретила целая орава крупных обезьян. Они скакали по деревьям как бешеные и пронзительно кричали. Прыгали и скатывались вниз, хватаясь за ветки деревьев, чтобы остановиться. Одна из обезьян с размаху высоко подпрыгнула вверх и тут же одним махом перелетела с одного дерева на другое на расстояние метров в десять, а может быть и больше.