Текст книги "Там, где шумит океан и царит вечное лето"

Автор книги: Надежда Сушкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Н. Н. Сушкина
ТАМ,
ГДЕ ШУМИТ ОКЕАН
И ЦАРИТ ВЕЧНОЕ ЛЕТО

*

М., Главная редакция восточной литературы

издательства «Наука», 1971.

«Как прекрасна жизнь, между прочим, и потому, что человек может путешествовать».

И. А. Гончаров. «Фрегат «Паллада»

НЕВЕДОМОЕ ЗОВЕТ

Перед моими глазами пальмы, гигантская сейба[1]1
  Сейба (Ceiba) – огромное красивое тропическое дерево, достигающее в высоту 48 м и более. Принадлежит к семейству бомбаксовых (Bombacaceae). К этому семейству относится около 22 различных родов: среди них баобаб (Adansonia digitata) и многочисленные виды из рода Ceiba. Сейба встречается в Тропической Африке и Индии (подробнее см. ниже).


[Закрыть] – красавица, ростом с десятиэтажный дом, и уходящая в в бесконечность голубизна Атлантического океана.

Шум прибоя будит меня по утрам и убаюкивает к ночи.

На моей сейбе живут по-семейному два грифа[2]2
  Грифы – очень крупные птицы, величиной не меньше орлов. Относятся, как орлы, к дневным хищникам из семейства орлиных (Aquilidae). Они очень распространены в Гвинее. Шеи грифов лишены оперения.


[Закрыть]. Птицы молчаливы, покойны, как уважающие себя солидные люди, нелюбопытны, и мы не мешаем друг другу. Меня, наоборот, интересует их «жизненный уклад», но иногда, мне кажется, они тоже наблюдают за мной, сидя ссутулясь неподвижно рядом друг с другом на своих неизменных местах у вершины сейбы, вытягивая по временам длинные голые шеи.

Все это происходит в городе Конакри – столице Гвинейской Республики в Западной Экваториальной Африке.

Я живу в отеле «Камайенн» и с балкона своего номера впитываю в себя первые впечатления от этой новой для меня страны.

Но как я попала сюда?

Я, профессор Московского университета, командирована в Гвинею Министерством высшего и среднего специального образования СССР для прочтения курса лекций по почвенной – микробиологии в высшем учебном заведении – Политехническом институте. Я с радостью приняла эту командировку. Конечно, я очень волновалась, но вместе с тем мне интересно было испробовать свои силы лектора в незнакомой стране, у студентов другой национальности, да еще на чужом, французском языке. Было также заманчиво познакомиться и сблизиться с новым для меня народом и узнать его страну, его быт, его душу. Мне же, исследователю-натуралисту, рисовались заманчивые картины близкого знакомства с тропической природой.

Сейба на берегу океана перед отелем «Камайенн»

Я немало путешествовала в своей жизни. Смею сказать, что мне было бы трудно назвать какую-либо значительную область нашего Союза, где я еще не побывала.

Многие зарубежные страны тоже знакомы мне, и не только из окна вагона, парохода, комфортабельной автомашины или отеля.

Но разве когда-нибудь может насытиться с детства присущая страсть – мечта к познанию нового и неведомого в путешествиях? И поэтому, сидя на балконе, я была погружена в величайшее спокойствие от удовлетворения своих желаний. И должна сказать, что это чувство не изменило мне в течение всего довольно длительного моего пребывания в Гвинее, несмотря на известные трудности, которые неизбежно встречались и в быту, и при выполнении такой, я бы сказала, не всегда легкой работы.

Но все эти трудности так ничтожны по сравнению с тем большим, вечно и неизменно ценным и незабываемым, что навсегда сохраняется в сознании человека.

И это было первое, что подарила мне Гвинея.

МОЕ ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ГВИНЕЕЙ

Отель, в котором я живу. Отель «Камайенн» – одно из лучших зданий в Конакри, находится примерно в пяти километрах от центра города. Его красивый многоэтажный белый корпус обращен фасадом к океану. С этой стороны каждый этаж отеля смотрится как цепочка соприкасающихся между собой балконов.

Противоположная стена здания выходит на дорогу, ведущую в город, и архитектурный облик ее совершенно необычен. На стене нет окон, но вся она «дырчатая». Снизу и доверху стена изрешечена небольшими квадратными отверстиями (примерно 30×30 сантиметров), разделенными лишь узенькими перегородками. Отверстия ведут в соответствующие им по ширине каналы, которые, пронизывая стену наискось снизу вверх, имеют выход такой же величины в коридоры отеля, куда открываются двери номеров.

В сухую погоду дырчатая стена обеспечивает прекрасную вентиляцию, что чрезвычайно важно в условиях тропического климата, а в дождь при таком устройстве вода не попадает внутрь здания. С этой стороны отеля тоже высится огромная сейба.

Свое название отель «Камайенн» получил, видимо, по имени основателя Ботанического сада, почти примыкающего к его территории. Это современно оборудованная гостиница, очень тихая и спокойная, с хорошим рестораном и хорошим обслуживанием.

Отель «Камайенн»

Перед отелем находится покрытая зеленым газоном площадка, всего шагов семьдесят шириной. Она отделена от моря лишь низеньким каменным парапетом, о который в высокий прилив разбивается волна, обдавая проходящих взлетающими брызгами.

Газон украшают масличные пальмы[3]3
  Масличная пальма (Elaeis guineensis) из семейства пальм (Palmae) достигает в высоту 20 м. Очень распространена в Гвинее и других местах Тропической Африки. Встречается как в диком, так и в полукультурном состоянии. Представляет большой экономический интерес. Ее различные по окраске – красные, черные, зеленые– плоды, похожие по размерам и форме на финики, образуют огромные соплодия величиной с голову человека. Плоды едят сырыми; из них также добывают масло. Лучшие сорта масла под названием «пальмового» употребляются в пищу и расцениваются очень высоко. Сорта худшего качества идут на освещение, приготовление мыла, маргарина. Листьями этой пальмы местное население кроет крыши своих хижин – так называемых каз. Дикая пальма дает в год до 27–36 кг плодов, а культурная почти вдвое больше.


[Закрыть], сейба, небольшой бассейн, а на выступе второго этажа здания в правом углу, словно гигантские цветы, пестрят над столиками открытого кафе красные, синие, желтые, розовые зонтики. По воскресеньям здесь играет джаз.

Время от времени на газон с деревьев, словно горох, начинают «сыпаться» стайки многочисленных ткачиков[4]4
  Ткачами, ткачихами (сем. Ploceidae) называется семейство птиц из отряда воробьиных (Passeriformes), близкое к вьюркам (сем Fringillidae), к которым относится наш обыкновенный домашний воробей (Passer domesticus). Эта большая группа птиц распространена главным образом в субтропиках и тропиках Восточного полушария. Особенно многочисленны ткачики в Африке (известно около 150 видов), но обильно представлены также в Азии и Австралии.


[Закрыть] – птичек-малюток, величиной семь-восемь сантиметров. У одних перышки на головке, на грудке и под хвостиком красные, у других головка черная, постепенно переходящая в блестяще-синие тона остального наряда. В общем же оперение этих птичек довольно яркое и пестрое.

Некоторое время птички-малютки, поднявши хвостики, деловито бегают по газону, собирая корм, а затем, словно по команде и обязательно всей компанией сразу, шариками вспархивают вверх и исчезают среди деревьев.

Как и громадные сутулые грифы-созерцатели, так и эти суетливые крошки очень типичны для Гвинеи. И те и другие являются неотъемлемым элементом гвинейского пейзажа, и с ними постоянно приходится встречаться.

Почти все ткачики, которых мне пришлось наблюдать в Гвинее, селятся на масличных пальмах, причем единичные их гнездышки встречаются очень редко. Обычно их бывает на одном дереве двадцать-тридцать, иногда же сто и более.

Свое название ткачики получили за удивительно искусное плетение гнезд. Они «ткут» их из гибких стеблей травы, иногда только из одних жилок листьев или же из полосок (ленточек), которые птички отрывают от листьев деревьев. При этом они захватывают клювом край листа и падают вниз, используя таким образом тяжесть своего тела.

Работают ткачики целеустремленно, быстро и весело, целой компанией, в результате чего выбранная ими масличная пальма часто оказывается совершенно ощипанной. От красивого султана листьев на вершине дерева сохраняется лишь каркас из голых вай, украшенных теперь, словно фонариками, рядочками ткачиковых гнезд.

Отметим еще одну интересную черту этих птичек. Эти малютки – путешественники. Общительные и деятельные, они, как только выкормят своих птенчиков, соединяются в стаи, насчитывающие многие тысячи птиц, и начинают кочевать, совершая поистине опустошительные налеты главным образом на поля с созревшим африканским просом – сорго[5]5
  Сорго (Sorghum) – травянистое растение из семейства злаковых (Gramineae). Стебли высотой до 7 м. Листья линейные. Соцветие– густая метелка колосьев. Встречаются и дикие и культурные виды. Семена культурных видов используются как съедобное зерно, а также для получения патоки и крахмала. В Западной Африке сорго введено в культуру очень давно. В наиболее сухих частях Гвинеи возможно разведение в качестве пищевого и кормового продукта еще одного сорта африканского проса (травянистое растение Pennisetum) тоже из семейства злаковых (Gramineae), которому французы дали название «миль». Его, между прочим, особенно любят ткачики, истребляя в огромных количествах.


[Закрыть]. В некоторых районах Африки их считают страшнее саранчи. В Нигерии, например, по данным 1957 года, убыток, нанесенный ткачиками только в одной провинции, исчислялся суммой более миллиона фунтов стерлингов. Особенно плохой репутацией пользуется красноклювый ткачик песочного цвета, так называемый квели-квели. Это поистине гроза полей.

Но продолжим начатое нами обозрение приотельного участка. Идем дальше по дорожке вдоль берега моря. И вот вдруг среди этой тишины и такой отличной от нашей африканской природы раздается с детства знакомый громкий голос российской вороны. Это прокаркал африканский белоплечий ворон (Corvus scapulatus из сем. вороновых – Corvidae), но прокаркал он все же с иностранным акцентом. И одет-то он был тоже не по-нашему, а по другой, зарубежной, иностранной моде. Он был не одноцветно черный, как у нас в СССР, а с белой манишкой и с отходящей от нее такой же белой широкой лентой вокруг шеи.

Случайно я взглянула вниз, на стволы масличных пальм, и тоже удивилась. Бесшумно бегали по ним какие-то юркие цветастые существа. Оказывается, это ящерицы. Но они ярко-голубые, как ясное небо, а головки у них красно-рыжие, равно как и кончик хвоста. Таких у нас не встретишь.

Со стволов же некоторых тоже необычных для нас деревьев свисали какие-то огромные зеленые букеты. Это оленерогий папоротник (Platycerium alcicorne). Он назван оленерогим потому, что его крупная, зеленая, рассеченная по краю листовая пластинка, выходящая из центра тоже зеленой, точно воронкообразной тарелки, прикрепленной к стволу дерева, заканчивается длинными, разветвленными, узкими выростами, похожими на рога оленя.

У нас, в наших средних широтах, папоротники не растут на стволах или ветвях деревьев, а селятся на земле под ними. Почему же в тропиках растения изменяют своим привычкам? Существует такое объяснение. Темно во влажных, тропических лесах. Гигантские деревья, сплетаясь вверху своими кронами, лианы, перекидываясь с ветки на ветку, образуют плотную завесу от солнца, не пропуская его лучей вниз, к земле. Поселяясь на ветвях или стволах деревьев, растения поднимаются выше от земли и выходят из сумрака к свету.

Но как же питаются они, оторвавшись от почвы, из которой берут влагу и необходимые для питания различные минеральные соли?

Они не паразиты и не отнимают пищу у приютивших их деревьев, а добывают все необходимое для поддержания своей жизни из окружающей их среды. Так, в нашем случае, воронкообразная зеленая тарелка, составляющая часть тела папоротника, служит ему резервуаром, в котором собирается дождевая вода. Кроме того, в той же тарелке накапливаются земляная пыль, опавшие листья и другие органические частицы, и таким образом искусственно создается «почва», обеспечивающая растение пищей.

Но существует в растительном царстве много и других разнообразных приспособлений, которые помогают поддерживать жизнь в описанных условиях.

Растения, полностью или частично живущие на других растениях, главным образом на ветвях и стволах деревьев, без связи с почвой, но не паразитирующие на них, носят название эпифитов.

Наш оленерогий папоротник – эпифит.

Эпифиты очень распространены в тропиках. Иной раз они сплошным, густым ковром покрывают ветви и стволы деревьев в тропическом лесу. Особенно хороши среди эпифитов многочисленные орхидеи. Пышные букеты их цветов или свисающие цветущие плети так украшают темный, мрачный, безмолвный тропический лес.

Но вот мы подошли к левому краю площадки перед нашим отелем. Здесь на небольшом мысочке, вдающемся в океан, стоит в одиночестве наша красавица – могучая, гигантская сейба. Она хороша во все времена года. В тропиках их не четыре, как в наших широтах.

Дерево, покрытое эпифитами

В тропиках нет ни осени, ни весны, а только сухой период – зимний, без дождей и дождливый – летний. В Гвинее сухой период продолжается приблизительно с середины октября до начала мая и дождливый – с начала мая по конец октября.

В дождливый период все покрыто зеленью и большинство растений цветет. В сухой же – многие деревья сбрасывают листву.

Сейбу перед нашим отелем я увидела впервые в конце октября. Она была в расцвете своей красоты. Округлая густая шапка темно-зеленых пальчатых листьев (из пяти-семи «пальцев») на длинных стебельках украшала ее вершину. Она парила высоко над плоской крышей нашего шестиэтажного отеля, достигая высоты примерно дома в десять этажей.

Ее поддерживал гигантский, идеально прямой ствол диаметром у основания метра в два. Обходя как-то вокруг него, я сделала пятьдесят семь шагов.

На высоте примерно двадцати метров от этого ствола начинают отходить горизонтально вытянутые могучие ветви толщиной не меньше, чем стволы наших крупных деревьев. Снизу же это гигантское сооружение поддерживается контрфорсами, то есть дополнительными досковидными «корнями», которые, составляя одно целое со стволом, заканчиваются на высоте приблизительно семи-восьми метров. Внизу на них угрожающе торчат большие и острые шипы.

У сейб кроме контрфорсов такие же досковидные выросты могут отходить не только от ствола, но и от корней, которые расположены горизонтально неглубоко под землей. Тогда они, как извивающиеся ползущие по земле змеи, поднимаются на метр-полтора кверху.

Контрфорсы – досковидные выросты, отходящие от ствола сейбы, и такие же выросты на корнях, неглубоко расположенных в почве.

Но вот в первой половине декабря я заметила, что сейба начала терять листья. В конце января, уже совершенно голая, она стала обильно цвести мелкими желтовато-кофейного тона цветочками, вслед за которыми быстро появились небольшие плоды.

Go второго февраля показались новые, молодые листочки, а восьмого февраля я фотографировала дерево уже в его новом, свежем наряде. Таким образом, наша сейба сбросила с себя листья всего только на два месяца.

В конце февраля ее плоды созрели и, растрескиваясь, начали выпускать грязно-белый или желтоватый пух. Этот пух тучами носился в воздухе, покрывал дороги, скапливался в обочинах и досаждал жителям, вызывая при попадании в глаза их воспаление. Его многие не совсем правильно называют капоком, как подобный же пух других многочисленных видов сейб и даже других родов, лишь принадлежащих к тому же семейству бомбаксовых (Bombacaceae). Однако настоящий, истинный капок дает лишь один вид сейбы, так называемое хлопчатое дерево (Ceiba pentandra). Капок этого дерева состоит из длинных, светлых, шелковистых волосков, обладающих замечательными свойствами: плавучестью, эластичностью и способностью сохранять тепло. Каждое дерево дает ежегодно не менее шести-десяти килограммов капока. Капок находит широкое применение: его используют при изготовлении теплой одежды, спасательных поясов (взамен пробки). Более низкие сорта употребляются для набивки подушек и мебели. Капок можно сравнивать с хлопком невысокого качества, но как прядильный материал он непригоден, так как имеет очень низкую прочность.

Сейбы быстро растут. Через двадцать пять-тридцать лет они достигают по величине размеров дерева средней высоты, а начиная лет с двухсот превращаются в гигантов. Древесина сейб идет на пироги, она может быть также использована как материал для изготовления музыкальных инструментов. Кроме того, из нее делают иногда своеобразные большие тазы, употребляемые местным населением в хозяйстве в том случае, если требуется их особая прочность.

Гвинейцы мне рассказывали, что, учитывая пользу, приносимую сейбами, каждая деревня старается посадить на своей территории это дерево. Поэтому говорят, что если увидишь сейбу, которая не имеет себе равных по высоте, то почти безошибочно можно рассчитывать найти около нее и жилье.

Но кроме масличных пальм и сейбы на площадке перед «Камайенном» было еще одно растение, сразу же обратившее на себя внимание. В дальнейшем, путешествуя по Гвинее, мы постоянно встречались с ним, и мне хочется сказать о нем несколько слов.

Начну с того, что попрошу вспомнить наше комнатное растение – старомодный фикус, который в свое время украшал большинство гостиных в купеческих, зажиточных домах, да и теперь нередко встречается посаженный в цветочные горшки. Но у себя, так сказать на воле, в тропических и субтропических странах, этот же старомодный фикус, довольствующийся в наших комнатах глиняным горшком, вырастает в крупное дерево и играет немалую роль в жизни местного населения.

Итак, заинтересовавшее нас на площадке перед «Камайенном» растение тоже принадлежит к роду фикусов (Ficus).

Этот род, относящийся к семейству тутовых (Моrасеае), объединяет около 1000 видов, распространенных в тропиках и субтропиках обоих полушарий, главным образом в лесах Индии и на Зондских островах. Среди них преобладают лианы, эпифиты, однако нередко встречаются также и очень крупные деревья.

В наших субтропиках – Закавказье и Средней Азии – в диком состоянии растет и разводится в культуре лишь один вид фикусов – инжир, или винная ягода (Ficus carica).

Но в тропиках можно познакомиться с большим количеством представителей этого рода. Вы встретите там южноазиатский фикус (Ficus elastica), в млечном соке[6]6
  Млечным соком называется жидкое тягучее вещество грязновато-белого цвета, выделяемое каучуконосными растениями. Его можно получить, делая надрезы на коре деревьев-каучуконосов, откуда он каплями стекает в подвешенную посуду (иногда для этого используются половинки скорлупы кокосовых орехов). В таком млечном соке или, как его называют, латексе содержится значительное количество каучука; латекс является сырьем для получения каучука.


[Закрыть] которого впервые был обнаружен каучук[7]7
  Чистый каучук для приготовления резиновых изделий непригоден, так как даже от нагревания солнцем он начинает растягиваться и ко всему прилипать. Резина, используемая в промышленности, получается от совместного нагревания каучука и серы и содержит от 2 до 5 % серы. Каучук был впервые применен в Европе в 1770 г. для стирания карандашных рисунков.


[Закрыть]; в Восточной Африке вы найдете дерево сикомору[8]8
  Иногда сикоморой (Ficus sycomorus), которая принадлежит, как и все фикусы, к семейству тутовых (Могасеае), называют дерево платан (Platanus) из семейства платановых, которое растет в Северной Африке, Азии, Европе. Из платанов наиболее известен восточный платан (Platanus orientalis), или чинар, достигающий 30–45 м высоты при диаметре в 3–6 м. Чинар встречается как дикорастущее дерево в СССР (восточная часть Закавказья). Называют сикоморой и еще одно дерево – явор, т. е. клен белый или клен ложноплатановый (Acer pseudoplatanus) из семейства кленовых. Это дерево достигает до 40 м высоты и до 150 см в диаметре. Распространен в Средней и Южной Европе; в СССР главным образом по Черноморскому побережью.


[Закрыть], отличающуюся прекрасной твердой древесиной и широко культивируемую также из-за съедобных плодов; в Азии вы услышите легенду, что за шесть веков до нашей эры Будда предавался размышлениям и получил просветление, под сенью священной смоковницы – священного фикуса (Ficus-religiosa), который в память этого события до сих пор выращивается буддистами около их храмов, и, наконец, вы будете поражены гигантскими деревьями индийского баньяна (Ficus bengalensis), крона которого может достигать трехсот метров в окружности, а воздушные корни числом до трехсот и до пяти-шести метров в обхвате, спускающиеся с ветвей этого дерева и укрепляющиеся в почве, поддерживают гигантскую крону баньяна. Одно дерево баньяна – это целая роща, по которой можно гулять.

Индийский баньян

Вообще же мне посчастливилось познакомиться со всеми перечисленными видами, принадлежащими к роду фикусов, но я никак не ожидала встретить на нашей площадке еще один, незнакомый мне вид – Ficus parasitica.

В Гвинее этот паразитирующий фикус чаще всего поражает масличную пальму.

Из семени фикуса, случайно занесенного птицами к основанию ствола пальмы, развивается сначала слабое растение, которое ни в какой мере не вредит ей. Но постепенно, разрастаясь и поднимаясь вверх по дереву, фикус опутывает ствол пальмы своими корнями, которые одновременно укрепляются все больше и больше в почве около растения, отнимая у него необходимое питание. Пальма начинает голодать и постепенно хиреет, в то время как фикус, наоборот, все сильнее укрепляется, превращаясь в крупное дерево, которое, словно канатами, охватывает своими корнями ствол погибающей пальмы. И очень скоро вершина пальмы совсем потеряет свою крону или от нее останется один каркас – голые вай с отходящими от них такими же голыми черенками, которые когда-то были красивым султаном зеленых листьев, венчавших вершину масличной пальмы. Этот вид фикуса вполне оправдывает свое название душителя.

Фикус-душитель. Начало развития у основания ствола масличной пальмы

Фикус разрастается. Пальма голодает и хиреет.

В Гвинее множество пальм страдают от фикуса-душителя, в особенности же масличная пальма, которая слишком часто не только бывает близка к дегенерации и гибели, но и полностью погибает от напавшего на нее фикуса, обрекающего ее на голод.

Однако мое повествование об отеле «Камайенн» не было бы полным, если бы я не сказала несколько слов об океане, которым мы, живущие в отеле, любовались повседневно.

Живописно выглядел его берег, когда ранним утром рыбаки начинали спускать свои лодки, отправляясь за добычей в море. Не менее интересно было наблюдать и как те же лодки под парусами возвращались обратно с уловом. Женщины сбегались тогда к берегу из деревни. Они шли босиком по мелкой воде, подбирая свои пани-юбки, подходили к лодкам, заполняли тазы пойманной рыбой и, поставив их на голову, не спеша, длинными вереницами направлялись домой.

Иной раз в отлив я бродила по обнажившемуся дну океана. Но, должна сказать, что это было далеко не так интересно, как, например, на биологической станции в Мурманске или в Крыму, где мне приходилось работать еще студенткой.

Океан у гвинейских берегов в районе Конакри довольно безжизнен.

Обнажившиеся островерхие, изрытые морем черные глыбы латеритов[9]9
  Латерит – плотная глинистая или каменистая горная порода красного цвета, состоящая преимущественно из окислов железа и алюминия. При увлажнении становится темным.


[Закрыть], в которых, пока они мокрые, не заметишь ржавого цвета железа, были пустынны – ни водорослей, ни «зоологического» населения. Но все же в отлив женщины и дети постоянно бродили по этому черному, мрачному полю, переходя от одной впадины к другой, там, где удерживалась вода. Они вычерпывали и выбрасывали ее тазами как можно дальше, а потом в обмелевшей луже руками ловили мелкую рыбешку или креветок, которые из чистой невзмученной воды тотчас уходят, и тогда их невозможно поймать.

Сначала я с большим вниманием следила за этими собирателями морских даров, но, убедившись в однообразии их находок, перешла на берег соседнего небольшого заливчика, где обнажилась широкая песчаная отмель. И тут я получила большое удовольствие.

Откуда же исходит шорох, услышанный мною, спрашивала я себя, идя по гладкому влажному песку. И не сразу заметила, что каждый мой шаг обращает в стремительное бегство сонмы каких-то плоских пятачков – двух-трехсантиметровых крабиков, которые вылезли погулять наружу, а теперь в панике, шурша песчинками, удирали от меня молниеносно, бесследно исчезая в своих норках.

Пальма, «задушенная» фикусом. Видны лишь остатки ее голых вай

Этими небольшими норками, входы в которые были не больше двух сантиметров в диаметре, была занята вся песчаная отмель. Крабики мчались по песку, передвигаясь боком, как это свойственно крабам, и одна из их несимметрично развитых клешней ярко-красного цвета[10]10
  Крабы при быстром передвижении всегда бегут боком, но при медленной ходьбе могут перемещаться и прямо. Почти у всех крабов-самцов, особенно у живущих в норках или раковинах, клешни несимметричны – левая гораздо больше правой и, кроме того, обычно окрашена в ярко-красный цвет. Это способствует привлечению самок.


[Закрыть], несоразмерная по величине с их телом, создавала впечатление, что они тянут за собой какую-то цветастую поклажу, чуть ли не больше их самих по объему. Те же из рачков, которых испуг заставал в норках, продолжали сидеть у входных отверстий с высунутой наружу боевой клешней.

Я пробовала деревянной палочкой задерживать некоторых спасавшихся от меня крабов. Тогда они останавливались, принимали боевую позу и уморительно начинали сражаться с палочкой, размахивая своим оружием– большой клешней. Говорят, что рассердившийся крабик может больно ущипнуть.

Продолжая свой путь, я дошла до каменного парапета, огораживающего заливчик. Отлив достиг в это время своего максимума. Около парапета воды совершенно не оставалось, а сам парапет был теперь сплошь усеян так называемыми морскими тараканами (Idothea), которые ползали здесь в огромном количестве. Своей темной окраской, величиной и формой сплюснутого тела они действительно напоминали крупных тараканов, но это тоже ракообразные.

Кроме нескольких женщин, мальчишек и меня интерес к тому, что, отступая в отлив, оставил после себя океан, проявили наши старые знакомые – грифы с нашей сейбы. Они прилетели на ту песчаную отмель в небольшом заливчике, где я занималась своими наблюдениями. Но скоро к этой семейной паре присоединились и другие грифы, так что в общей сложности их собралось до пяти или шести. Все они важно и медленно, в развалку, крупными шагами расхаживали по песку, выглядывая поживу.

Надо сказать, что грифы, принадлежащие, как уже говорилось выше, к дневным хищникам, питаются исключительно падалью, в то время как другие, родственные им по семейству представители орлиных, как-то: многочисленные орлы, луни, все ястребы, а также все без исключения соколы (сем. соколиных – Falconidae) – потребляют только живую, свежепойманную ими добычу.

Питание грифов падалью связано с тем, что они не способны ловить живую добычу ни на лету, ни на бегу. Для этого у них слишком слабые когти и лапы, такие же, как у птиц из отряда куриных (Calliformes). Поэтому им приходится довольствоваться отбросами, которые они и уничтожают, выполняя роль хороших ассенизаторов.

Ствол дерева, обвитый фикусом-душителем

Наши грифы, например, частенько приносили под свою сейбу мертвых пальмовых крыс или еще каких-нибудь зверьков, которых они обгладывали до костей.

Между собой они делили добычу очень мирно, но с чужаком, пожелавшим принять участие в пиршестве, расправлялись безжалостно.

Мне приходилось наблюдать, как гриф-самец клал чужака «на лопатки», и, хотя тот, распластав крылья по земле, энергично отбивался поднятыми кверху лапами, гриф быстро обращал его в бегство. Самка же обычно не принимала участия в сражении, а только издали наблюдала за происходившим.

Но если дело не касалось пищи, то нередко грифы’ сообща целой компанией мирно коротали время. Часто их можно было встретить сидящими по нескольку на одном дереве или на коньке крыши какого-нибудь здания, где они располагались по семь-десять птиц в один ряд. Позднее, путешествуя по Гвинее, мне пришлось наблюдать, как перед моим окном в гостинице двадцать грифов устроились вместе на ночлег на общей сейбе.

Это зрелище оставляло внушительное впечатление.

Малиновое закатное небо. На багрово-лиловом фоне ажуром вырисовывалась сейба, а на ее могучих, распростертых ветвях выделялись двадцать темных силуэтов огромных птиц с высоко поднятыми сутулыми плечами, неподвижных, безмолвных, ко всему безразличных. Лишь изредка они поводили головами на длинных, голых, змееподобных шеях.

Торнадо. Это случилось на второй день моего пребывания в Гвинее. Шел конец октября – последнего месяца несколько затянувшегося в этом году в Гвинее летнего, дождливого периода.

Утро и день были ясными. С безоблачного неба нещадно палило тропическое солнце, и ничто, казалось, не предвещало каких-либо перемен в погоде.

Как и всегда под экватором, ночь и на этот раз наступила внезапно. Едва только успели догореть лилово-малиновые краски редкой красоты заката, как на землю опустились непроницаемая, черная ночь и великий покой.

Первое время по приезде в Гвинею я часто выходила по вечерам на берег океана «послушать тишину». Я любила смотреть, как восходит и заходит луна.

В тропиках, на экваторе, лунный серп не стоит, как у нас, вертикально, а лежит обращенный рогами кверху. II со своего балкона в отеле «Камайенн» я всегда видела, как этот серп, словно лодка, покоится перед своим закатом над безбрежной далью темного океана, почти касаясь воды, и освещает узенькую дрожащую водную дорожку, устремив свои рога в небо. Это всегда было для меня необычно, загадочно и уносило в мир фантастики.

Но на этот раз спокойствие и безмолвие ночи продолжались недолго. Внезапно, точно сцена под опускающимся занавесом в театре, небо задернулось черной тучей. Словно зарницы стали вспыхивать над океаном. Они освещали горизонт, а по этому фону пробегали шейки молний – и вертикальные, и горизонтальные, и петлеобразные, и прямые, и завитые фестонами или спиралями. Они вычерчивали на небосклоне то арки, то круги.

Через несколько минут уже все небо полыхало. Полукружие небесного свода, видимое от меня с балкона, освещалось вспышками света такими яркими, что часто приходилось закрывать глаза. На стыке океана с небом текла словно огненная река, в которую при вспышках падали блестящие змеи молний.

Временами точно огненные пауки появлялись на небе в зените и спускали во все стороны свои ноги, к багровому горизонту. По небу прокатывались клубы огненного пара. Казалось, их выкидывают невидимые паровозы, с грохотом проходящие под прикрытием темной тучи. Порой словно страшные взрывы сотрясали воздух.

Это была вакханалия огня в небе. Брызги молний не только разлетались по небу над океаном, но и захватывали всю видимую небесную сферу. Яркой широкой полосой вспыхивал горизонт над морем. По временам океан освещался как днем, и была видна прибойная белая пена, а потом снова – кромешная тьма.

Это было непередаваемо грозно и захватывающе великолепно.

Грифы всполошились на сейбе перед отелем – вытянули шеи и замерли неподвижно.

Вдруг одна широкая ослепляющая полоса пересекла все небо над горизонтом и опустилась в глубь океана. И я подумала, что, может быть, именно такие явления природы были источником поэтических рассказов некоторых африканских племен, в которых утверждается, будто «вот эта река упала с неба, а до этого она была молнией» (об этом упоминает в своих очерках корреспондент «Известий» Н. Хохлов).

Но вот откуда-то долетел первый порыв ветра. Второй был сильнее. Третий разбудил нашу красавицу сейбу на площадке перед отелем. Она ожила и заговорила, закачала из стороны в сторону своей вершиной, зашумела могучей кроной, зашевелила своими ветвями-стволами. И мне стало страшно…

Ведь сейбы – это не наши гибкие березки, дугой склоняющиеся перед порывами ветра. Это – гиганты, колоссы. Они не сгибаются, они могут только ломаться. И я стала ждать, что вот-вот рухнет, расколется на куски наша сейба. Так и случилось в ту ночь, только не у нас на площадке отеля, а у входа в порт рухнула одна из самых больших сейб в городе Конакри.

Гром грохотал непрерывно, но вдруг до меня донесся какой-то другой, особенный шум – шум низвергающегося с высот водопада. Я никогда не слыхала и не представляла себе, что так может шуметь дождь. Сплошная водяная стена закрыла все. Это был страшный, тропический ливень. Ливень с ураганом – по-местному он зовется торнадо. Торнадо срывает крыши с домов и хижин, рушит деревья, смывает дороги, превращая их в глубокие (до метра) бурлящие реки. Тогда останавливается транспорт, разрушаются постройки, гибнут люди. Эту стихию обуздать невозможно.

Ливень продолжался часа три. Во всем городе погас свет. Я сидела в темноте, но это только помогало мне сильнее воспринимать все величие, всю грандиозность и красоту торнадо, несмотря на страх перед происходящим.

Торнадо – это Гвинея, это могучие, грозные силы ее природы, думала я.

Никто в отеле не ложился спать в ту ночь. А наутро снова засияло солнце, и только погибшая, сломленная у входа в порт сейба напоминала о пронесшемся урагане.

Брожу по Конакри. С нетерпением жду завтрашнего дня. У меня завтра нет лекций, и наконец-то я смогу провести хоть целый день в Конакри, осматривая город и впитывая аромат еще незнакомой мне западноафриканской жизни. Как же это будет увлекательно, предвкушаю я свои впечатления!

Наш отель «Камайенн», как говорилось, находится на окраине города. Такси довозит меня до центра.

Большая часть Конакри расположена на острове Томбо, который в свое время искусственной дамбой был соединен с материком.

На материке помещаются Политехнический институт, среднее учебное заведение – лицей, несколько начальных школ, отель «Камайенн», Ботанический сад, госпиталь, стадион, некоторые посольства, много вилл и более скромных частных жилых домов.

Все ведомственные и общественные учреждения, магазины, рынки, кино сосредоточены на острове.

Такое размещение главной части города на острове становится понятным, если вспомнить, что Конакри еще недавно был маленьким городком и лишь после провозглашения независимости Гвинеи в 1958 году необычайно быстро разросся в сторону материка.

Такси везет меня как раз по дамбе, соединяющей остров с материком. В некоторых местах она настолько узка, что океан виден с обеих сторон.

Конакри имеет двести тысяч жителей (данные на 1965 год) и занимает относительно большую площадь. Город довольно разнороден. Наряду с центральной частью, застроенной европейскими домами, в городе немало улиц с низенькими одноэтажными постройками из необожженного кирпича-сырца, выбеленными снаружи и часто покрытыми соломой злаков, растущих в саванне[11]11
  Саванны встречаются в Азии, в Северной и Южной Америке, в Австралии. В Африке саванны занимают около 40 % площади материка. Это – степеобразные, преимущественно равнинные пространства. Травянистый покров саванны состоит главным образом из различных крупных злаков. Считается, что некоторые крупные злаки являются любимой пищей слонов, особенно злаки из родов Pennisetum и Andropogon. Это дало основание к объединению такой группы злаков под именем слоновых трав. Во влажных местах слоновые травы могут достигать высоты 5 м, обычная же их высота 2–3 м. При посещении района города Маму, где в природных условиях на воле сохранились слоны, мне по дороге довелось видеть значительные пространства, занятые такими травами, намного превышающими рост человека. Слоновые травы, равно как и другие крупные злаки, как мы указывали, используются для покрытия каз, в которых живет население Гвинеи вне городов.


[Закрыть]. Каркасом же для крыш при этом обычно служат длинные прочные стержни больших листьев разных видов пальм, например рафии или какой-либо другой, если рафия не встречается в данном районе. Крошечные окна прорезают стены таких жилищ.

Эти домики в сущности те же самые казы, то есть хижины, лишенные каких-либо элементарных удобств, в которых живет местное население вне городов.