Текст книги "100 великих музеев мира"

Автор книги: Надежда Ионина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

Плимутская скала – родина Америки

Американцы очень гордятся своей страной. Официальное существование Соединенных Штатов Америки укладывается в 220 лет, поэтому события, происходившие век-полтора назад для американцев выглядят седой стариной. А города и памятники, которым перевалило за сто лет, кажутся чуть ли не древними. Поэтому своей историей – настоящей американской историей, янки очень дорожат. Они стараются увековечить все, что связано с прошлым и славой своей страны.

Например, на въезде в крошечный городок Лейк-Сити (штат Миннесота) стоит щит, на котором написано, что это – родина водных лыж. Такой же щит на подъезде к Мемфису (штат Теннесси) объявляет, что этот город – родина Элвиса Пресли. Сент-Огастин во Флориде зовется «Самым Старым Городом Америки» – он был основан еще испанцами. Атланта – родина «кока-колы».

Небольшой городок Плимут в штате Массачусетс считается ни много, ни мало «родиной Америки». Именно здесь, в районе нынешнего Плимута, в 1620 году высадились переселенцы-пилигримы, основавшие плантацию и положившие начало колонии «Новая Англия». Это были эмигранты из Англии, которые, идя на шлюпке вдоль побережья, обнаружили удобную бухту и устроили там свое поселение.

День высадки пилигримов-разведчиков в плимутской бухте отмечается в США 22 декабря как национальный праздник «День праотцов» (или «День отцов-пилигримов»).

Корабль «Мэйфлауэр» («Майский цветок») ушел, а его пассажиры остались на чужом берегу – без крова и с минимум запасов продовольствия. Приближалась зима…

Недостаток запасов, наступившие холода и неопытность новоселов, среди которых половина были женщины и дети, едва не привели к гибели колонии: многие не дожили до весны.

Те, кто выжил, продержались до весны на том запасе зерна, который обнаружили в брошенной индейской деревне. Индейцы Сканто и Хобомок стали их переводчиками и учителями жизни в девственной стране. Они же помогли колонистам заключить мирный договор с соседним племенем вампаноагов.

Осенью 1621 года переселенцы собрали первый урожай и устроили праздник, на котором присутствовали и их друзья-индейцы.

Попутно расскажем, что праздник был назван «благодарение», и первое «благодарение» затянулось на целых три дня, в течение которых пилигримы и их гости угощались жареной индейкой, тыквой и кукурузой.

С тех пор «благодарение» стал праздноваться довольно регулярно, хоть и стихийно. Но в 1789 году президент Дж. Вашингтон узаконил праздник специальным указом. Он стал называться Днем Благодарения, а официально эта дата носит очень длинное название: «День благодарности за благословение прошедшего года, который исторически является национальным и религиозным праздником, начало которого было положено пилигримами».

День Благодарения отмечают в последний четверг ноября. С тех пор прошло почти 400 лет, но американцы стараются сделать так, чтобы праздник был точь-в-точь таким, каким его придумали пилигримы. В каждой семье он превратился в ежегодный ритуал, в котором не должно быть никаких изменений.

Во всех жилищах Америки – от Белого дома до самого скромного ранчо в Техасе – в этот день аппетитно пахнет жареной индейкой и тыквенным пирогом. Пища, которую ели пилигримы, стала символом праздника.

Вечером во многих американских домах встречают гостей: сначала начинается обычная вечеринка с танцами, шутками, смехом. Но наступает минута – и все вдруг становятся серьезными!

Гости и хозяева усаживаются за стол, в центре которого лежит лист мятой фольги, обрамленный веточками зелени. Он символизирует собой Атлантический океан, а посредине его, будто на волнах, качается бумажный кораблик. Он напоминает о «Майском цветке», на котором прибыли в Новую Англию пилигримы. А у краев «океана» лежит камушек с написанной на нем датой – 1620. Камень символизирует Плимутскую скалу, на которой высадились три с лишним века тому назад переселенцы из Европы.

И вот – торжественный момент! Хозяин вносит индейку, начиненную хлебом, потрохами и специями, картошку, запеченную в сливках, и тыквенный пирог… Словом, все те яства, которыми потчевали некогда друг друга пилигримы и индейцы.

К индейке подают клюквенный соус. Он тоже напоминает современным американцам славных колонистов и их друзей-индейцев, которые научили пилигримов разбираться в растениях…

Сейчас, конечно, на праздничных столах блюд гораздо больше, чем в те стародавние времена. Но кто знает?! Может быть, без той индейки, тыквенного пирога и кукурузы история Америки была бы совсем иной, чем та, которая начиналась, когда вокруг первой колонии спустя десятилетия стало создаваться новое государство, известное теперь как Соединенные Штаты Америки. Поэтому, наверное, Плимутская скала и считается самой главной реликвией Америки.

На самой Плимутской плантации, среди лесистых холмов у океанического побережья, сейчас воссоздано поселение первых в здешних местах европейских колонистов. Конечно, от первоначального поселения в Плимуте ничего не осталось, но воспроизведено здесь все так, как было при пилигримах: и частокол ограды, и крепость, и дома колонистов со всем их внутренним убранством, и даже засеянные огороды и поля.

Уклад жизни первых поселенцев был очень нехитрым: низкие темные домишки с маленькими окошками и подвешенными под потолок запасами сушеных овощей, массивная грубоватая деревянная мебель и под стать ей посуда…

Но Плимутская плантация от подобных ей историко-этнографических деревень отличается тем, что она населена. По улочкам поселения ходят мужчины и женщины в костюмах начала XVII века, огороды здесь обрабатываются так же, как это делалось 380 лет назад. И главное – обитатели этого поселения говорят на языке того времени.

Неподалеку от плантации, среди леса, расположилось поселении индейцев Хобомок, с которыми первые колонисты водили дружбу. Сегодняшние обитатели Хобомока выжигают каноэ из цельного ствола дерева, плетут циновки, выделывают шкуры и готовят нехитрую пищу, включая пеммикан и тыквы.

Тегеранский музей ковров

Тегеранский базар – это своего рода город внутри города, со своими законами, обычаями и традициями, со своей особой философией и своим образом жизни Он представляет собой бесконечный лабиринт тусклых сводчатых галерей и переходов. Здесь и в XX веке царит еще средневековье часто встречаются с ног до головы закутанные в темную ткань женщины, слышны резкие выкрики зазывал и звон чеканщиков по серебру и меди. Здесь встречаются торговцы и покупатели самых различных городов и деревень Ирана говорящие на самых различных диалектах и наречиях. Горячие споры, неудержимый водопад новостей. На тегеранском базаре можно найти все, что душе угодно мозаику Шираза и неповторимые ткани одежду отечественного и импортного производства пестрые и яркие ткани, шубы, расшитые причудливой золотой вязью, кругом сверканье медных блюд, ваз, кувшинов и ослепительный блеск ювелирных изделий.

И, конечно, ковры, ведь нынешний Иран (в прошлом Персия) – страна классических восточных ковров. А также самое вероятное место их происхождения, ведь традиции иранского ковроделия своими корнями уходят в древнее художественное творчество народа. С незапамятных времен благодаря своей неповторимости изысканности узоров и высокому качеству они пользовались известностью во всем мире. Их ткали женщины – дома, у родника, готовясь к замужеству или ожидая ребенка. Потом мыли, сушили и водворяли на почетное) место в доме.

Есть что-то общее между ковром и восточной музыкой, каждый завиток, как мелодия, вплетается в общий замысел. Ковры, как музыка, создают разное настроение, бывают грустные и радостные, тревожные или спокойные. Старинные ковры бесценны. Вот почему так кропотливо восстанавливают мастера их неповторимый орнамент.

Музей ковров расположен в парке Лале в самом центре Тегерана, и, наверное, он является одним из немногих в мире музеев такого рода. В его залах, где всегда полно туристов, представлены ковры различных школ и стилей, в частности, исфаганские, кушанские, кумские, керманские, тебризские, ширазские. Случайный покупатель может не заметить разницы между прекрасным керманским ковром и столь же прекрасным ковром кушанским. Однако они так же отличаются друг от друга, как чудесные стихи Саади от не менее прекрасных строф Хафиза.

Любезный гид расскажет вам, что при оценке любого ковра внимание прежде всего обращается на его узор. Иранский ковер, например, всегда имеет замкнутую композицию, ограниченную бордюром, который состоит из нескольких полос орнамента различной ширины.

Основные мотивы коврового узора образуют арабеску, состоящую из сложно переплетающихся растительных стеблей, цветов и листьев, среди которых располагаются фигурки зверей и птиц. Чаше всего узор иранского ковра – это декоративный образ цветущей природы, весеннего сада. А вообще узоры для ковров выбираются самые разнообразные: растительные орнаменты, сцены из дворцовой жизни, портреты правителей и прославленных поэтов, а также копии миниатюрных иллюстраций к известным поэтическим произведениям – «Шахнамэ» Фирдоуси, «Голестан» и «Бустан» Саади и другие.

С появлением и распространением в Иране ислама началось создание новых узоров, в которых используются такие элементы оформления, как михраб и минбар, минареты и купола мечетей. Такие ковры стали называться молельными, ими обычно застланы полы в мечетях. Небольшой такой коврик для совершения намазов старается приобрести себе каждый мусульманин.

Иранские мастера используют богатую красочную гамму – десятки красок при огромном разнообразии их оттенков. Неповторимую прелесть расцветке придает ворс из шерстяных и шелковых нитей, иногда с добавлением золота и серебра. Ворс – это не только бархатистая поверхность ковра, это еще и богатство тонов и оттенков цвета.

В Музее вам расскажут и покажут, как вяжутся узлы «гиордес» и «сеннэ», об их количестве на каждый квадратный дециметр: чем больше узлов, тем ковер дороже. В шелковых коврах количество узлов на квадратный дециметр порой превышает восемь тысяч, поэтому они самые дорогие. Но зато и качество у них отменное: такие ковры не испортятся, не износятся, не протрутся полвека. Если они этот срок выдерживают, они становятся «антиками» и цена их еще больше возрастает. В Тегеранском музее ковров можно увидеть несколько таких «антиков», которые являются гордостью Музея.

На другом стенде – другой экспонат, ведь ковры различаются еще и тем, в каких комбинациях при их производстве используются шерсть, хлопок, шелк, лен, пенька и джут. В Музее можно узнать, что шерсть получается из верблюжьего, овечьего или козьего волоса, она бывает разного достоинства – короткой, сравнительно тонкой, длинной и глянцевитой. Причем во многом это зависит от местности, в которой разводят этих животных. И даже от той части их тела, с которой эта шерсть состригается. Ну и, конечно, от выделки!

Много секретов ковроткачества откроют любознательному человеку стенды Тегеранского музея ковров. Например, использование растительных пигментов. Некоторые из них способны при крашении давать такие глубокие и мягкие тона, которые даже при большой интенсивности не кажутся кричащими. А зависит многое от климата и характера той почвы, на которой произрастают красильные растения. Рецепты крашения до сих пор составляют тайну профессионального мастерства, передаются по наследству, как и вообще все ремесленные хитрости.

Самый старый из всех иранских ковров с узором был обнаружен в ледниковом ущелье Пазирик вблизи российско-монгольской границы. И обнаружил его российский профессор С. И. Руденко. Этот ковер теперь так и называется «Пазирик», длина его составляет два метра, ширина – 184 сантиметра. Проведенные исследования показали, что он был соткан еще в эпоху ахеменидских царей Кира и Дария (558–330 годы до н. э.). «Пазирик» сейчас хранится в Эрмитаже, но он является наглядным свидетельством 25-вековой истории иранского ковроткачества.

В Тегеранском музее хранится и первый в мире объемный ковер, который создал искусный мастер из Тебриза. Ковер выткан одним куском в форме чаши для розовой воды. Высота ковра – 45 сантиметров, диаметр – от 15 до 165 сантиметров. Мастер использовал для работы 11 стоек собственного изготовления. Для изготовления мини атюр были взяты сорок цветов, цветы и кусты роз, а основание ковра прошито золотыми нитями. Крышка этой чаши-ковра выполнена в трех цветах флага исламской Республики Иран.

На изготовление этого ковра у иранского умельца ушло три года, а после него он решил создать ковер на новый сюжет – «Древо жизни», на который его вдохновили бирюзовые изразцы «Синей мечети» в Тебризе.

Владимирский музей «Часы и время»

Часы! Они «ходят», «спешат», «отстают», «бьют». Словно живые существа, они измеряют ход времени, ход жизни, ход самой истории Порой они становятся свидетелями значительных событий и деятельности выдающихся людей. Например, часы «Лэндмарк Ралли» были созданы специально для ралли «Париж – Дакар» Циферблат этих часов дополнительно защищен прозрачной крышкой с защелкой, чтобы песок не попадал на основное стекло циферблата Наружное стекло у этих часов – сапфировое, ему не страшны царапины, а след на нем может оставить только алмаз.

Некоторые экземпляры часов овеяны тайнами и легендами. Рассказывают, что в 1805 году французский часовых дел мастер Абрахам Луи Бреге изготовил часы, которые выполняли 25 функций. В небольшом корпусе было заключено множество выдающихся изобретений: минутный репетир, турбийон, уравнение времени, заводной механизм, вечный календарь. Часы были заказаны еще Марией-Антуанеттой, но, пока мастер работал над ними, королева была казнена на гильотине. Часы поспели только к коронации Наполеона Бонапарта…

То, что время бесконечно, – это аксиома. Но имело ли оно начало? Вот извечный философский вопрос, на который отчасти можно ответить, узнавая и изучая музейные экспонаты.

Владимирский музей «Часы и время» расположился в отреставрированной Михайлово-Архангельской церкви – архитектурном памятнике конца XIX века. Коллекция часов Владимирского музея очень разнообразна и интересна, но, к сожалению, далеко не полная, чтобы составить из нее подробную историю часовых механизмов и строить экспозицию в хронологическом порядке. Поэтому создатели Музея пошли по другому пути, да и само помещение своим пространством диктовало условия планировки и размещения экспозиции.

Для размещения коллекции выбрали шесть арочных ниш, украшающих стены круглого куполообразного зала. Создатели и оформители Музея решили в каждой нише соорудить оригинальную, как бы театрализованную декорацию, чтобы выявить и художественно преподнести посетителям особенности часов разных эпох.

Настрой всей экспозиции задает уже уличная афиша Музея, оформленная в виде открытого часового механизма в срезах различных эпох. Это как часы во времени – уходящие в перспективу детали и тающие в ней циферблаты.

В первой нише музейного зала скульптурно рассказывается о начальных шагах хронометрии. И если мы не можем ответить на вопрос: «Было ли у времени начало?», – то с полной определенностью можем сказать, что у часового механизма оно, конечно же, было. В музейной композиции как раз и рассказывается о первых часах человечества. Здесь представлены выполненные из фанеры и левкаса копии первых измерителей времени, основанных на естественных природных процессах: солнечные часы с фасада страсбургского собора, водяные и песочные часы, китайские средневековые огненные часы. Последняя модель вызывает у посетителей наибольший интерес. Это очень редкостный механизм, действие которого основано на принципе равномерного сгорания однородного вещества. На веревочных жгутах, которых касается медленно тлеющая палочка, висят каменные гирьки. Перегорает очередной жгут – и гирька падает в металлический поднос. Удар раздавался каждые полчаса, видимо, в отсчете более коротких промежутков времени не было нужды.

Завершают композицию первой ниши механические башенные часы XVII века из Александровской слободы. Они кажутся немного примитивными, грубоватыми, от них как будто веет старой кузницей и создавшим их могучим молотом. А рядом выставлены колокола. Ведь первые часы были не карманными, а всеобщими и располагались на культовых и общественных зданиях. Они объединяли людей единым временем и звоном своим созывали их на общинные дела.

Вторая ниша Музея раскрывает новую тему. Здесь рассказывается об изобретателях, внесших самый существенный вклад в создание и совершенствование часовых механизмов. На стенде, собранном из кругов разных диаметров, разместились портреты Галилео Галилея (он открыл законы колебания маятника), голландского математика, астронома и физика Христиана Гюйгенса (он впервые применил маятник для регулировки хода часов), английского часового мастера Джона Гаррисона – создателя морских часов, выдающегося русского механика-самоучки Ивана Кулибина – создателя уникальных часовых механизмов.

В центре второй композиции представлены одни из самых древних часов всей коллекции. Их оригинальность и необычность заключаются в том, что они имеют лишь одну стрелку – часовую. По своему назначению эти часы комнатные, но являются уменьшенной копией огромных башенных часов.

Третий раздел Музея посвящен рассказу о часовом деле XVIII– начала XX веков. В центре его, под стеклянным колпаком, собран своего рода натюрморт из тонких и благородных инструментов часового мастера. Они показывают, что часовое дело – неспешное и требует точности и аккуратности. Инструменты окружены часами, ими выполненными.

В XIX веке часы все чаще стали украшать жилища состоятельных людей, постепенно они превращаются в произведения декоративного искусства. В четвертом разделе экспозиции собраны часы, выполненные в стилях ампир, псевдобарокко, классицизм. Создатели Музея сами называли эту композицию «ротондой». В центре ее, возле богатого кресла, лежат длинный чубук и распластанная медвежья шкура, очень оживляющие всю композицию. Посетитель сразу догадывается, кому могли принадлежать все эти сверкающие и блестящие часовые механизмы: человеку богатому, помещику-аристократу, сибариту.

Время движется вперед, и часы со временем тоже видоизменяются. Из предмета роскоши они превращаются в предмет широкого обихода, появляются часы наручные. Об этом – пятый раздел Музея, в котором как бы сами экспонаты говорят о прагматизме их использования. Все они размещены на аскетичных, ничем не украшенных полках большого шкафа. Мелкие по размерам теснятся в ячейках коробки, напоминающей кассу для типографского набора. Самый значительный экспонат этого раздела – циферблат и механизм часов владимирского банка. В стекле прорезано кассовое окошечко, а рядом висит рекламное объявление начала века.

Шестой раздел экспозиции полностью отдан Владимирской земле. В нем представлены часы, которые выпускают заводы «Эталон» и «Точмаш» бытовые и для промышленных нужд, электронно-механические и кварцевые датчики времени, которые используются на метрополитене, радио и телевидении. Заканчивается эта экспозиция слайдом со знакомой всем заставкой телевизионной программы «Время»

В центре зала разместилась еще одна экспозиция, посвященная знаменитым владимирцам, которые каждый по своему формировали и отражали время. Здесь можно увидеть напольные часы из имения Алябьевых – родственников А. С. Грибоедова. Знаменитый поэт и дипломат, приезжая в гости в село Братилово, не раз сверял по ним время.

Посетители с интересом рассматривают карманные часы, вмонтированные в центр декоративного морского штурвала. Они принадлежали Краснову – матросу с легендарного крейсера «Аврора». Рядом выставлены мемориальные наручные часы владимирского поэта-революционера Г. Фейгина, погибшего в 1921 году на кронштадтском льду.

А вот черная тарелка репродуктора военных лет, студийный микрофон и наручные часы-хронометр. По ним в годы войны хронометрировал время перед выходом в эфир известный диктор Ю Левитан, родившийся и долгое время живший во Владимире.

На одном из стендов Музея выставлен маленький, по нынешним временам вроде даже какой-то несолидный хронометр. Но он напоминает посетителям о суровом 1941 годе и о салютном 1945. Именно этот студийный хронометр поведал всему миру в апреле 1961 года о первом полете в космос Ю. А. Гагарина. А по соседству с ним выставлен крупный, с множеством делений и стрелок сверхсовременный секундомер летчика-космонавта В. Кубасова, побывавший вместе с ним на околоземной орбите.