Текст книги "Жила ли Дева Мария?"

Автор книги: Н. Румянцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

г. Успение и вознесение Марии на небо

Как видим, христиане к концу II и началу III в. уже успели выработать довольно обильную подробностями историю Марии, дополняющую евангельские сказания о ней и охватывающую первую половину ее мнимоземной жизни, начиная с. момента зачатия ее и кончая детскими годами Иисуса. Но что с Марией было дальше, особенно после смерти ее сына, и как она закончила свою жизнь, – сказаний об этом тогда еще не было создано. Больше того, мы знаем, что о судьбе Марии ничего не знали еще в начале IV в., в чем мы убедимся дальше. Только к концу IV в. появилось произведение неизвестного автора под заглавием «Об успении Марии», где уже описывается смерть богоматери; следовательно, только к этому времени была создана христианами сказка о последних моментах жизни Марии. Согласно этому произведению и позднейшим сообщениям церковных писателей, обстоятельства, предшествовавшие и сопутствовавшие смерти богородицы, были таковы…

После смерти своего сына Мария пребывала много лет в Иерусалиме, в доме апостола Иоанна, которому препоручил на кресте сам Иисус. Здесь она проводила время в проповеди христианства, молитве и рассказах ученикам об обстоятельствах своей и сына жизни. Во время гонения на иерусалимскую церковь со стороны Ирода она вместе с Иоанном переселилась в г. Эфес, после чего путешествовала по многим местам, посетив, между прочим, Лазаря «четверодневного», епископствовавшего на острове Кипре и никогда тоже не существовавшего в действительности. Ко времени своей смерти она жила опять в Иерусалиме, подвергаясь здесь всяческим опасностям со стороны врагов христианства.

О предстоящей кончине ей возвестил сам Иисус, и она мирно почила в кругу апостолов и членов иерусалимской общины. Смерть ее сопровождалась многоразличными чудесами, сам спаситель с сонмом ангелов и святых спустился в сияющем свете и принял ее душу. Небесное облако окружало также тело и апостолов, когда они несли последнее к месту погребения. Апостолы тоже были заранее предвещены о времени предстоявшей смерти богоматери, и так как находились вдали от Иерусалима на проповеди, то были чудесно перенесены к ней на облаках, – все, кроме Фомы «неверующего», последний почему-то задержался и опоздал.

Мария была похоронена под Иерусалимом, рядом со своими родителями и Иосифом. На третий день после ее смерти явился, наконец, запоздавший Фома и пожелал посмотреть тело погребенной, но, когда открыли гроб, тела там уже не оказалось: Мария телесно была взята на небо. Когда после этого апостолы за трапезой беседовали об исчезновении тела Марии, то вдруг увидели ее живой, во плоти, на небесах, и она сказала им оттуда: «Радуйтесь!», т. е., по древнему, – «здравствуйте!» Таким образом, в отношении своего посмертного существования она последовала примеру своего божественного сына.

Таковы в общих чертах раннехристианские сказания о последних моментах земной жизни богоматери.

д. Апокрифические источники

Все эти апокрифические сказания мы привели, с одной стороны, потому, что они лишний раз показывают, как протекал процесс историзации Марии и выработки ее мнимоземной истории; с другой – потому, что христианская церковь использовала их в качестве мнимоисторической подкладки под ряд своих «богородичных» праздников, играющих большую роль в культе и в народном быту, хотя и отбросила самые произведения, зачислила в разряд «отреченных». Спрашивается теперь, – откуда ранние христиане черпали свой материал для этих сказаний и произведений, что служило для них источниками? Ответ на это дает нам беглый обзор сказаний и их мифологических мотивов.

Начнем с раздела о зачатии и рождении Марии. Темы его и общий план взяты из соответствующих евангельских сказаний об Иоанне-Крестителе и Иисусе (у Матфея и Луки), а материал, вплоть до некоторых мелочей, из ветхозаветных историй об Исааке, Самсоне и пророке Самуиле, матери которых, бездетные, тяготящиеся своим бесплодием и не надеющиеся уже на свой престарелый возраст, рождают их чудесным, неожиданным образом, при чем перед тем выслушивают соответствующие благовествования, предсказания из уст божественных вестников.

Особенно основательно использованы здесь сказания о «заматоревшей во днех» Сарре с Исааком, имена коих не случайно упоминаются автором, а также о матери Самуила – Анне, которая заранее посвящает богу имеющегося родиться от нее ребенка и имя которой – Анна – было присвоено, тоже не случайно, матери Марии (I Царств., 1–2). Торжественный пир и чудесно быстрый рост младенца – обычные сказочные мотивы.

Второй раздел в части мотива оставления Марии при храме, с одной стороны, навеян евангельской сценой принесения Иисуса в храм; с другой – является переработкой ветхозаветного сказания все о том же Самуиле, с детских лет посвященного на служение при храме; с третьей, здесь далекий отзвук того, что в образе богоматери скрывается богиня, связанная с храмовой проституцией посвященных ей женщин, девушек. Иными словами, посвящение Марии на служение при храме и длительное, до замужества, пребывание ее там придают ей сглаженные здесь черты храмовой блудницы, своим телом служащей многоименной богине. Эти черты придает ей и та деталь, что ей было поручено ткать занавес или ковер для храма, что как раз входило в древности в обязанности проституток-служительниц при храме. Не случайно здесь также сравнение Марии с голубкой: последняя, как мы помним, являлась некогда священной птицей и символом, образом богини разврата.

Следующие мотивы – обручения и благовещения – введены в развитие тех же евангельских элементов, сказаний, при чем для последнего материал почти целиком был взят из Луки, а первый имеет целью показать праведность и целомудренность Иосифа, своей деталью о гадании по посохам восходя к обычаям магов, колдунов, шаманов первобытных религий прибегать в таких случаях к своим магическим жезлам, посохам. Явление ангела, его благовествование и дальнейший визит Марии к родственнице Елизавете, – как мы уже сказали, – заимствованы из евангелия Луки. Чудесно зачавшая от святого духа Мария делается беременной, что замечено было самим Иосифом и книжником Анной, которые оба обвиняют: первый – в неверности Марию, второй – Иосифа в растлении девицы. Назначается суд, проходящий на основании указаний книги Чисел, где дается описание этого отвратительного обычая-обряда, состоявшего в том, что заподозренной давали, со всякими заклятиями, выпить чашу воды с землей, грязью, (5, 11–31).

Этому-то отвратительному магическому обряду-суду, якобы, была вынуждена подвергнуться Мария и выдержала его, оставшись невредимой и тем доказав свою невинность. Почему мотив этого суда был введен автором в свою историю богоматери, – понятно и легко догадаться: таким путем он хотел резче подчеркнуть, оттенить, что зачатие ею произошло без греха, без нарушения верности Иосифу, без плотского сожития с каким-либо человеком, а чудесно и от святого духа. Такую же цель, но только, чтобы также подчеркнуть девственность Марии до и после рождения ею сына, преследует рассказ о том, как Саломея рукой обследовала молодую мать и за это жестоко поплатилась. Остальные детали, подробности о неподвижности всего в природе (см. сказку о «спящей царевне»), о лучезарном облаке и свете в пещере, о чудесном исцелении сожженной руки и о скрытии младенца Иоанна с матерью в раскрывшейся горе, – все эти детали заимствованы из мифологического и сказочного материала древности, частично перекочевавшего как в «жития святых», так и в современные народные сказки. Основной же рождественский материал здесь – из евангелий Матфея и Луки.

Таковы источники, использованные автором первоевангелия Иакова. Не менее прозрачны они в сказании об успении и вознесении Марии на небо, произведении конца IV в. Что оно было написано не раньше и что до этого времени вообще не существовало никакого сказания об обстоятельствах смерти богоматери, видно, хотя бы, по труду церковного писателя средины IV в. – Епифания Кипрского, который, между прочим, говоря о Марии, пишет там: «пусть исследуют писания, и не найдут сведений ни о смерти Марии, ни о том, умерла ли она, ни о том, что не умерла; ни о том, погребена ли она; ни о том, что не погребена»…

Так писал Епифаний в средине IV в.; к концу последнего этот зияющий пробел в истории мнимоземной жизни Марии был уже, как мы видели, заполнен вышеприведенным сказанием о ней. Основное содержание его с предчувствием Марией смерти, самой смертью, погребением под Иерусалимом, трехдневными пребыванием во гробе, воскресением, телесным вознесением на небо, явлением ученика и Фомою «неверующим», – это содержание, явно, списано с соответствующих евангельских мифов об Иисусе. Мотив чудесного перенесения апостолов на облаках продиктован указанием Деяний и других ранних произведений, что все ученики Иисуса после его смерти разошлись по всему миру на проповедь евангелия, и желанием сделать их зрителями смерти богоматери, иначе трудно было бы вплести выигрышную сцену с Фомой. Остальные детали заимствованы из существовавших уже к тому времени многочисленных апокрифических «Деяний» – сказаний об отдельных апостолах. Чего-либо нового, оригинального ни автор сказания об успении, ни его ближайшие продолжатели не сказали. Единственно, что они и церковь сделали здесь в качестве отступления от своей программы в целях поставить Марию несколько ниже ее сына– Иисуса, так это то, что смерть и трехдневное пребывание ее во гробе они назвали «успением», смертным сном, а вознесение – «взятием ее на небо». И только.

V. Из истории представлений и культа Марии

Ограничимся этим разбором раннехристианской литературы, подведем итоги всему вышенайденному нами относительно богоматери Марии и кратенько проследим дальнейшую ее историю в рамках церковного учения и культа.

В начале брошюры мы видели, что в странах классического Востока задолго до христианства существовал культ и мифология многоименной богини женского начала, плодородия, производительных сил, земли, природы, – богини, принявшей позднее, в условиях развитой городской и государственной жизни, характер всеобъемлющего божества, якобы, зримо и незримо управляющего миром и всем, что в нем. Культ этой богини был широко распространен и крепко держался там в силу того, что он был связан с хозяйственными, производственными сторонами жизни всего населения. Древнееврейский народ при переселении в Ханаан и переходе там от былого скотоводства к оседлому земледелию воспринял от местного населения местные разновидности этого культа и богини и продолжал держаться их или в их чистом виде, или в переработанном и слитом с религией национального Ягве.

К началу христианской эры культ этой богини и ее многоименного растительного «сына» и возлюбленного, слившегося с идеей и образом мессии-христа, нашел себе хороший и тайный приют в среде многочисленных еврейских сект, которые образовались в силу тогдашних социальных условий на почве распада казенного юдаизма и влияния со стороны «языческих» восточных религий. В данных сектах, называвшихся гностическими за проповедь ими решающего значения в деле спасения «гносиса» – знания, ведения тайных учений, магических обрядов и формул, «спаситель» принял имя Иисуса по Иисусу Навину, былому ханаанскому божеству, культ которого продолжал существовать среди еврейского народа «под спудом». Некоторые из этих сект присоединили сюда еще и культ многоименной богини, получившей у них имя Марии по Мариам-Марии, – матери Иисуса Навина, тоже бывшей былым ханаанским божеством, разновидностью той богини, и тоже чтившейся евреями неофициально.

Из данного гностического движения вышло христианство, вынесшее оттуда культ спасителя-мессии-христа-Иисуса и его божественной матери-Марии, преемственно удержавшей за собою черты богини-матери– девы и возлюбленной своего сына. Первоначально они носили здесь, в раннем христианстве, черты только божеств, неземных существ, потом начался длительный процесс их очеловечивания и историзации, с отведением главного места Иисусу-мессии-христу, ибо от него ждали изменения гнетущих социальных условий. Историзация его началась и шла раньше, Марии – позднее и в связи с ним. Следы всего этого сохранились в тогдашней христианской литературе: в Откровении Иоанна богоматерь рисуется еще со своими явными чертами божества – «царицы небесной»; в лжепавловых посланиях она не фигурирует, заслоненная целиком образом своего сына-христа, что отражало господство мессианских чаяний и настроений.

В евангелиях картина меняется: в древнейшем евангелии – Марка богоматерь Мария только что еще мелькает в качестве земной женщины и таится в лице женщин при кресте Иисуса. У позднейших Матфея и Луки имеются уже главные мифы – моменты ее мнимоземной истории, связанные с мотивами рождения и смерти Иисуса; здесь Мария выводится прямо и скрытно, затушевано в тройном образе девственной богоматери, возлюбленной и матери скорбящей. Иоанн чего-нибудь особо нового сюда не прибавляет. Таким образом, она, дотоле почти целиком заслоняемая личностью и образом своего сына-христа, мнимоявившегося мессии, начинает выступать на сцену, хотя и в связи с ним. Тогда же закладывается фундамент, создается основа ее мнимоземной истории. В последующих, апокрифических произведениях историзация проходит почти целиком и вырабатывается более или менее полная самая история богородицы, хотя черты божественные не затираются.

В это послеевангельское время мы замечаем в среде христиан III и IV в. в борьбу различных течений по вопросу о Марии и ее культе, почитании. С одной стороны, шел бой между сторонниками и противниками учения о приснодевстве ее: одни считали, что она зачала только девой, а по рождении Иисуса лишилась девственности и даже родила еще других детей. Другие, наоборот, учили, что она до и после рождения Иисуса была девой и никаких других детей не имела, в половом общении с Иосифом не была. Последний взгляд, в конце-концов, одержал верх в связи с ростом аскетических настроений и направлении. Другая борьба велась вокруг почитания, поклонения, культа Марии, связанная с процессом ее очеловечения и историзации: одни хотели низвести ее совсем на положение простой, достойной только уважения, женщины; другие, наоборот, стояли за неприкрытое служение ей, как богине; третьи вели среднюю линию.

Хорошую иллюстрацию этого мы находим у того же Епифания Кипрского, уже упоминавшегося нами выше. В своем, дошедшем до нас, труде «Панарион» он дает критический разбор современных ему и более ранних ересей, сект, которых он насчитывает много десятков. И вот среди них он разбирает секту антидикомарианитов – «противников почитания Марии» и пишет о них так: «Некоторые из антидикомарианитов, имея как бы вражду к деве (Марии) и желая унизить славу ее, завистью ли какою побуждаемые или заблуждением, и из желания нанести вред душам людей, дерзнули говорить, что святая Мария после рождения христа сожительствовала с мужем, т. е. с самим Иосифом». Из этих и дальнейших его слов видно, что данные «еретики» старались представить Марию простой, земной женщиной и матерью нескольких сыновей.

Разбор этих взглядов их заставляет Епифания коснуться учения другой, противоположной секты – коллиридиан. «Некоторые безумствующие, – говорит он, – в своем мнении о святой приснодеве старались и стараются ставить ее вместо бога и говорят о ней, увлекаемые каким-то безумием и умоповреждением…

Некоторые женщины, украсивши какую-то колесницу или квадратное седалище, разостлавши на нем белое полотно в один из праздничных дней года, в течение нескольких дней предлагают хлеб (т. е. пирожки) и возносят жертву во имя Марии. Потом все они причащаются хлебом».

Таковы два крайних течения христианства III–IV в. в. по вопросу о богоматери и ее культе: с одной стороны, полное очеловечение и историзация, превращающие ее в рядовую, земную женщину, не заслуживающую особого почитания; с другой, во всей наготе – исконный культ и черты многоименной богини и только богини. Спрашивается, какую же позицию занимал здесь сам Епифаний, представитель господствующего направления христианской и церковной мысли? Золотую середину. В том же труде о ересях он пишет, что «Мария не бог и не с неба получила тело, а от совокупления мужа и жены и по обетованию, как Исаак, предуготована была к участию в домостроительстве божием. Пусть не приносят никто и жертв во имя ее, ибо он тем губит свою душу; но с другой стороны, да не дерзает и безумно оскорбляет святую деву…

Дева не должна служить предметом поклонения: не следует делать ее богом, нельзя приносить жертв во имя ее. В чести да будет Мария, но поклоняться должно отцу и сыну и святому духу, Марии же никто не должен поклоняться… хотя и весьма прекрасна Мария, и свята, и почтенна, но не для поклонения».

Таковы были три типичных течения раннего христианства по вопросу о богоматери Марии: два крайних и одно среднее, примиряющее, но неопределенное, колеблющееся, принадлежащее господствовавшему ядру христиан. И это около средины IV в.! Сколько же было переходных течений между ними и что же должно было делаться в эпоху писания евангелий и дальше, когда только вырабатывались и оформлялись мифология, культ и догматика христианства? Так колебался образ Марии между земной женщиной и богиней. За кем же пошли последующие поколения: за интидикомарианитами ли, или за коллиридианами, или же, наконец, за Епифанием, так ратовавшим против культа богоматери? И кто перевесил в образе последней: женщина или богиня?

Епифаний и противники богоматери в этой борьбе вокруг нее были побеждены. «Сама церковь, – продолжим словами А. Древса, – дала повод к возведению Марии в ранг божества, когда, на вселенском соборе в Никее (395 г.), она установила единосущие сына с отцом и, тем самым, объявила Марию „богородицей“, каковое именование прилагалось обычно к языческой богине-матери». Именование «богородицы» в христианской литературе впервые встречается в трудах епископа Евсевия Никомидийского (ум. 340 г.). До того времени в христе видели только «посредника» между людьми и богом и веровали, что через сына приходишь к отцу. Но раз сын был единосущен с отцом, то требовалось какое-то новое посредничество между людьми и всевышним. Кому же, казалось, более всего подобает быть таким посредником, как ни приветливой, любвеобильной и кроткой матери господа, о коей предполагали, что она была теснейшим образом связана со своим сыном, и каковая поэтому должна была быть ранее других готова передавать своему сыну на рассмотрение и исполнение мольбы людей.

Однако, именование – «богородица» – было малоговорящим. Тогда сирийский монах Несторий, бывший с 428 г. епископом константинопольским, придрался к нему и потребовал, чтобы оно было заменено именованием – «христородица», так как Павел в подложном послании к евреям (7,3) пояснил, что божество Иисуса – без отца, без матери, без пола.

Это заставило выступить на сцену александрийского епископа Кирилла, не желавшего позволить Несторию вводить такое новшество. А так как он не мог преподнести своему противнику убедительных доводов и так как, напротив, спор этот, затронув ряд других догматических вопросов, разгорался все шире и шире, делался ожесточеннее и скоро охватил весь христианский мир, то император Феодосий II для решения вопроса созвал вселенский собор в г. Эфесе, где, будто бы, долгое время жила богоматерь после смерти своего сына. Это было в 431 г.

Взгляд Нестория был осужден, как еретическое заблуждение, а сам он умер в изгнании, потому что не пожелал оставить за Марией подобающее ей именование «богородицы». Эфес, мнимое местопребывание Марии после мнимой смерти ее сына, главный город малоазиатской богини-матери, вернул народу отнятую от него богиню; или, вернее, культ этой древней богини снова ожил в культе Марии, переменив только имя и получив христианскую окраску, («Миф о деве Марии», 92–93).

Астарта-Артемида г. Эфеса, – богиня всяческого плодородия, на что намекают ее символы, носившая именование «многогрудной». Храм ее считался одним из семи чудес света.

Эта победа богоматери Марии, окончательное восстановление ее в былых божественных правах и в сане божества, явились следствием целого ряда социальных причин. Одной из них был массовый переход в христианство «язычников», крепко державшихся за свою многоименную богиню, так как она неразрывно была связана, в их верованиях, представлениях и быту, с их хозяйственными интересами. Переходя в христианство, они не расставались и не хотели расстаться со своим культом богини-покровительницы, а, встречая там родственную ей фигуру, сливали их вместе и требовали особого почитания, культа ее. Другой причиной был массовый переход в христианство женщин, которые в богоматери Марии стали видеть свою небесную покровительницу, лучше понимающую тяжелую женскую долю, страдания матери и тоску возлюбленной.

Что же касается борьбы александрийца Нестория с константинопольцем Кириллом и победы второго на Эфесском соборе, то за ее догматической, внешней стороной крылась внутриклассовая борьба правящих слоев тогдашнего общества, – борьба богатого купечества торговой Александрии с военно-бюрократической и земледельческой знатью столичного Константинополя. Александрия была побеждена в этой борьбе, побеждена потому, что ее не поддержало купечество других торговых городов, конкурировавших с нею и желавших занять ее место.

В результате всего этого культ божественной Марии начинает играть все большую и большую роль; с этого, приблизительно, времени начинают строиться в честь ее храмы, церкви, устанавливаться или закрепляться ее праздники, «обретаться», т. е. фабриковаться, ее «мощи» и реликвии-святыни. Что здесь было установлено, закреплено и «обретено» тогда и позднее, – это мы покажем ниже, а пока остановимся на двух других моментах из истории этого культа и представлений о Марии.

Итак, культ последней идет по линии все большего роста. Наивысшей своей степени расцвета он достигает в средине средневековья, когда Мария оттеснила на задний план не только всех «святых» и т. п., но и своего божественного сына со всеми остальными лицами христианской «троицы». Причин этого было много. Стонавшее под гнетом насилия и эксплоатации со стороны феодалов, лишенное элементарных политических и порой – просто человеческих прав, вымиравшее от бесчисленных неурожаев, эпидемий и феодальных войн, крестьянство искало защиты и утешения у богоматери.

Феодалы-помещики, в силу распада государственного организма и преобладания натурального хозяйства, лишенные общественных связей и интересов, замыкавшиеся в узких пределах своих поместий, загонявшиеся тогдашними условиями в замкнутый круг семейной или ближнесоседской жизни, не имевшие возможности или не желавшие производительно тратить свою энергию, уходили в ненормальную, нездоровую атмосферу повышенной, обостренной половой жизни, создавали и славословили культ «дамы сердца» и переносили последний также на личность, образ и служение Марии. Не малую роль сыграл здесь также проповедывавшийся церковью аскетизм, подавлявший нормальное проявление и удовлетворение полового чувства и подменявший это «любовью» к деве Марии и духовным общением с нею.

Итак, расцвет культа Марии был связан со своеобразными социальными условиями хозяйства и жизни средневекового общества. Можно было заранее сказать, что изменение, отмирание этих условий должно будет отразиться на этом культе. Мы это и наблюдаем. С развитием торгового и затем промышленного капитала, со следовавшими отсюда изменениями социальных условий, культ Марии все падал и падал, держась крепко до сих пор лишь в наиболее отсталых в экономическом отношении католических странах: Италии, Польше, Испании. Этот постепенный упадок его, несший, помимо всего прочего, большие материальные убытки духовенству, не мог не вызвать с его стороны попытки остановить разрушительный процесс, восстановить в былом блеске и силе мариолатрию, культ Марии. Попытка эта была сделана в средине XIX в. римским папой Пием IX.

Первая половина XIX проходит под знаком все усиливающегося развития промышленного капитализма, роста техники, расцвета естественно-научных знаний, выступления на сцену и борьбы молодого рабочего класса. Все это, вместе и порознь взятое, подрывало устои религии, расшатывало материальные и прочие устои церкви или церквей, способствовало росту атеизма, безбожия, отходу широких масс от религии и т. д. Чтобы удержать свои доходы, власть и паству, вернуть заблудшихся на «единоспасающее лоно католической церкви», восстановить былую силу религии вообще, культа Марии – в особенности, Пий решил возвести в догмат, в непреложное учение церкви, учение о непорочном зачатии Марии.

Это учение возникло в среде западного духовенства задолго до того, но не было общепризнанным и вокруг него все время там шла борьба различных группировок рясников, – борьба, где под догматической оболочкой скрывались реальные, земные, материальные интересы. Сторонники его учили, что Мария была зачата непорочно, свободной от первородного греха. Папы долго не решались возвести это учение в догмат церкви, пока, наконец, не пришлось использовать и его, сославшись, разумеется, на данное богом откровение. Это догматическое нововведение было обставлено соответствующей помпой и декорацией.

Как все это произошло, расскажем словами Альфы-Омеги: «Пий IX осенью 1854 г. созвал епископов в Ватикане. 8 декабря в соборе св. Петра была разыграна отлично подготовленная комедия. Папа, увенчанный тронной короной, взошел на трон, декан святейшей коллегии выступил вперед и от имени всех христиан умолял папу высказать решающее суждение о непорочном зачатии. Папа ответил, что для исполнение этой просьбы он должен испросить помощи святого духа, и после того, как было пропето „гряди, творец“, святой дух оказал такую значительную помощь, что папа сейчас же мог прочесть писанный декрет, начинавшийся словами…» («Христианские и еврейские праздники», 87; 1924 г.)…

Так был введен новый догмат, новый элемент церковного учения о богоматери, написана новая страница длинной истории развития ее догматики и культа. Надо только сказать, что догмат этот не принес того, чего от него ждали, и остался непонятным для многих, не разбирающихся или не интересующихся богословскими тонкостями духовенства с его главой – «непогрешимым» папой. Это видно, хотя бы, из того, что многие до сих пор еще не понимают выражения – «непорочное зачатие» и думают, что здесь имеется в виду чудесное зачатие без участия мужчины.

На этом мы кончаем свой общий обзор истории представлений и культа Марии и перейдем теперь к рассмотрению двух важных сторон этого культа: к поклонению «реликвиям» – святыням, мощам богоматери и к ее церковным, богородничным праздникам.