Текст книги "Как Запад стал богатым (Экономическое преобразование индустриального мира)"

Автор книги: Н Розенберг

Соавторы: Л Бирдцелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

9. Разнообразие предприятий

Большие, принадлежащие публике корпорации в отраслях массового производства представляют собой наиболее внушительную форму экономических организаций Запада. С этими корпорациями некоторые сторонники западного капитализма связывают его дальнейший рост, а критики капитализма видят в их появлении признак того, что рост капитализма заканчивается. Одно время социалисты считали корпорации последней стадией капиталистической эволюции, готовящей передачу средств производства государству. Как социалистические, так и слаборазвитые страны были убеждены, что если организовать свое хозяйство в форме гигантских государственных корпораций, то удастся воспроизвести экономический рост Запада. Большие, принадлежащие публике корпорации появились на сцене слишком поздно, чтобы служить основательным объяснением экономического роста Запада. В последних трех главах мы видели, что в США поразительный хозяйственный рост начался за сто с лишним лет до возникновения большой промышленной корпорации, а в Европе это опережение было еще большим. То же с замедлением роста экономики на Западе: большие корпорации были видной частью хозяйственной системы США шестьдесят с лишним лет прежде, чем появились признаки замедления роста. Чрезмерное подчеркивание роли больших корпораций в экономике Запада косвенно служит умалению роли менее крупных предприятий. В западной системе большие предприятия являются основными потребителями капитала, а малые – главными нанимателями рабочих/и об этом часто забывают в странах с ограниченными капитальными ресурсами и значительной безработицей. Большие предприятия почти не участвовали в сельском хозяйстве, но именно расширение сельскохозяйственного производства сделало возможным урбанизацию и рост населения Запада. Аграрный сектор являет собой только один из примеров отрасли, где экономия от увеличения масштабов производства (экономия на масштабе) редко перевешивает издержки делегирования полномочий. А успех большей части инноваций есть заслуга небольших, вновь организованных предприятий, не обремененных приверженностью к статус-кво. Для более сбалансированного понимания истории и современности стоит подчеркнуть, что Запад использовал предпринимательские организации всех видов и размеров, в зависимости от природы экономической задачи, стоящей перед предприятием. В соответствующих обстоятельствах полезны предприятия многих типов и размеров, но мы намерены подчеркнуть разнообразие экономических организаций на Западе – то есть разнообразие предприятий по способам организации, а не по размеру. Это разнообразие есть результат приспособления организаций к различным видам экономической деятельности, особенно к инновациям. В первых трех из семи разделов этой главы мы рассматриваем некоторые источники разнообразия в промышленности Запада, начиная с конкуренции как источника разнообразия в организации предприятия (первый раздел). Дифференциации принадлежит центральное место в стратегии конкуренции, и не удивительно, что конкурентная экономическая система порождает дифференциацию предприятия по самым различным признакам, в том числе и по размеру. Во втором разделе мы обсуждаем роль новых, обычно небольших предприятий в осуществлении изменений, и вполне возможно, что значимость этой роли есть результат инертности стареющего бюрократического аппарата крупных предприятий. Любопытный момент – роль новых предприятий в создании рабочих мест, утрачиваемых угасающими предприятиями. Ну и конечно, западные фирмы различаются не только по размеру. Этот вопрос рассматривается в третьем разделе на примере отраслей с небольшим числом очень крупных и множеством небольших предприятий. Различия в размерах достаточно велики, чтобы оправдать предположение, что большие и малые фирмы должны заниматься разными видами деятельности, даже если они входят в одну отрасль. Общий подход, согласно которому размеры предприятий определяются их задачами, часто оспаривается теми, кто настаивает, что на Западе размер есть результат политики поглощений, проводимой крупными финансистами. Этим спорам посвящен четвертый раздел, где рассматривается сравнительная роль поглощений и конкуренции в установлении размера предприятий. Мы считаем, что финансисты нередко могут предполагать что-либо о размере предприятий, но – если судить по результатам – рано или поздно располагают конкурентные силы. В пятом разделе мы рассматриваем предприятия как фактор в развитии западной технологии. Опять-таки, большие размеры представляются важными для определенных типов технологического развития и маловажными – для других. Можно утверждать, что самые полезные инновации обычно порождают одно или несколько гигантских предприятий просто потому, что полезные часто означает "широко используемые", а широко используемые вполне может быть синонимом "массового производства". В химии, электронике, производстве лекарств и электротоваров существуют большие предприятия, которые оставались большими длительное время, поскольку являлись системой развития новых продуктов. Есть другие большие фирмы, которые своим размером обязаны одной единственной инновации, осуществленной, когда фирма была еще маленькой. Может быть неизбежно, что разнообразие и экспериментирование с внутренней организацией предприятий приведут к образованию секторов хозяйства, где не конкурентные факторы, а монополистические будут определять цены, прибыли и заработные платы. В шестом разделе мы даем обзор долгих споров по этой проблеме и пытаемся ответить на вопрос, действительно ли отрасли, где большую часть производства осуществляют несколько больших фирм, ближе к монополии, чем отрасли с большим числом фирм. Реальность очень непроста, но, по крайней мере, в Соединенных Штатах она не в пользу утверждения, что общество, предоставляющее полную свободу организации предприятиям, платит за это монополизацией. В последние годы интереснее стал другой вопрос – выживут ли гигантские предприятия США в конкуренции с японскими и европейскими фирмами, а также с фирмами стран третьего мира, где низка оплата труда. В завершающем разделе мы еще раз подчеркиваем, что в Соединенных Штатах, где и возникли гигантские корпорации, большинство людей зарабатывают на жизнь в сравнительно небольших предприятиях. Западная стратегия роста состояла в подгонке организации предприятия к стоящим перед ним задачам, в использовании как гигантских корпораций, так и самозанятых индивидуумов, зависящих от конкретных заказчиков. Большая роль малых предприятий далеко не случайна; ее можно, хотя бы отчасти, объяснить меньшими издержками на делегирование полномочий и особенной пригодностью малых предприятий для прохождения экспериментальных этапов инноваций. Конкуренция и разнообразие В капиталистической системе конкуренция возникает из соперничества предприятий за редкие ресурсы и за благосклонность покупателей, и эта конкуренция не ограничена контролем за появлением новых фирм или решениями управленческой иерархии, стоящей над отдельными предприятиями (как это происходило в Советском Союзе и в других плановых экономиках). Отсутствие властей, способных ограничить соперничество между предприятиями, есть следствие относительной свободы хозяйственной жизни от политического контроля. Для всех видов конкуренции (не только для деловой) характерно, что для успеха нужно определить важнейшие факторы победы и каким-то образом достичь преимущества по некоторым из них, при этом не очень сильно ухудшая свои позиции по остальным. Поскольку это основная стратегия конкуренции, и каждый стремится отделить себя от соперников, конкуренция является важнейшим источником разнообразия западных предприятий. Особенно важными для экономического роста и инноваций были следующие типы дифференциации: создание уникальных продуктов, методов производства и сбыта и форм организации. Конкуренция, то есть целенаправленное поведение соперничающих предприятий, не анализировалась в традиционной экономической теории, и только в 1970–1980-х годах ученые сумели сравнительно систематически определить, что же представляет собой конкурентная стратегия деловых предприятий. [В книге М. Портера приведена библиография (pp. 382–287), да и сама по себе она вошла в список книг, рекомендуемых по разделу "Деловое планирование" (М. Porter, Competitive Strategy: Techniques for Analyzing Industries and Competitors, New York: Free Press, 1980). Кроме того, мы рекомендуем две другие недавно изданные и широко читаемые книги по данному предмету: Kenichi Ohmae, The Mind of the Strategist: The Art of Japanese Business (New York: McGraw Hill Book Co., 1982); Thomas J. Peters and Robert H. Waterman, Jr., In Search of Excellence: Lessons from America's Best-Run Companies (New York: Harper Row, 1982).] Эти помогло понять, как выбор фирмами различных стратегий конкуренции приводит к их дифференциации по размеру и по другим параметрам. В этих публикациях подчеркивалась стратегическая значимость величины издержек, которые при любом данном качестве продукции и услуг должны быть меньше, чем у конкурентов. В общепринятом подходе к факторам конкуренции на первом плане не издержки, а цены, качество и услуги, и предполагается, что в основе экономически значимой тактики дифференциации – использование фирменных продуктов и фирменных знаков. Более низкие издержки важны потому, что они открывают перед предприятием следующие стратегические возможности: "обналичивать" низкие издержки в форме повышенных дивидендов; снижать цены и увеличивать сбыт; повышать качество продуктов или услуг; более энергично продвигать свои продукты на рынок способами, которые не по карману соперничающим фирмам. Большая часть способов сокращения издержек доступны фирмам всех форм и размеров, а потому не имеют особого отношения к разнообразию предприятий. Однако три следующие играют значительную роль в дифференциации предприятий: экономия на масштабе, специализация и управление потоком производства. Для сокращения издержек через расширение производства фирма должна разработать продукты и организацию сбыта, рассчитанные на очень большой рынок. Чтобы сократить издержки через специализацию, фирмы сосредоточиваются на узком сегменте рынка с меньшим разнообразием продуктов. Экономия на расширении масштабов производства обычна для крупных фирм, а стратегия специализации -для небольших. Какой из методов обеспечивает более низкие издержки, зависит от технологии производства и сбыта, и от требований, предъявляемых потребителями к данной отрасли. Это зависит также от темпа изменений технологий производства и сбыта, поскольку расширение производства дает наибольшую экономию при неизменности самого продукта и методов производства, то есть в случае отказа от способности адаптироваться к изменениям. Кроме того, потребители, желающие платить дороже за особый несерийный продукт, могут представлять собой важный сегмент рынка, и небольшое экономичное производство для этого сегмента может оказаться выигрышнее, чем экономия на масштабе при массовом производстве. Типичным примером управления производственными потоками служит интегрированная нефтяная компания, изобретенная в 1880-х годах Джоном Д. Рокфеллером. Это крупнейшая отрасль, где координация управления может быть источником экономии на всех стадиях производства и сбыта – от скважины до потребителя. Соединение в одной фирме нескольких стадий производства ведет к увеличению размеров фирмы, чем бы они ни измерялись – числом работников, величиной материальных активов или величиной добавленной стоимости. Выбор стратегии ведет к возникновению в рамках отрасли или рынка фирм, различающихся по размеру, по производимым продуктам, по потребителям, которых они хотели бы обслуживать, и по выполняемым ими функциям. Портер разделяет фирмы на "стратегические группы", что представляет собой нечто среднее между классификацией по "отраслям" и по "фирмам" [Porter, Competitive Strategy, pp. 129–155]. В большинстве крупных отраслей производителей можно отнести к одной из следующих групп, хотя порой эти группы частично перекрывают друг друга: 1. Контрактные производители, не дающие своего имени продукту. 2. Полноценные производители, ставящие на продукт собственный фирменный знак. 3. Производители, специализирующиеся на обслуживании определенной территории, или на продуктах определенного типа или качества. Первые две группы объединяют довольно большие фирмы, владеющие широкомасштабными производствами. Специализация более характерна для небольших фирм. Использование фирменного знака открывает путь к расширению фирмы за счет интеграции сбытовых и сервисных функций. Тактика соперничества, почти по определению, покоится на изобретении ходов, которые обеспечивают фирме преимущество перед конкурентами и предотвращают утрату преимуществ из-за их ответных имитирующих или репрессивных действий. Некоторые приемы этого искусства вроде телерекламы потребительских благ сами по себе являются целыми профессиями. Из множества тактических приемов конкуренции три особенно важны для процесса дифференциации фирм: инновация, прогноз и ценообразование. Изменения продукта, методов производства и сбыта могут быть особенно прибыльными формами конкуренции, потому что их можно осуществлять втайне от соперников. В какой-то момент о них узнают, и тогда их можно скопировать, но на это нужно время, и вы получаете некий выигрыш во времени, может быть, только первый в длительной серии изменений. Иногда соперники могут решить, что нет смысла копировать ваши новшества, а может быть им не хватит для этого ресурсов, и тогда ваше преимущество будет длительным. В 1920-х годах Альфред П. Слоан предложил потребителям разнообразные модели автомобилей разной окраски; модели модифицировались ежегодно, и он укрепил сеть дилеров, работавших с "Дженерал Моторс". Тогдашний лидер рынка Генри Форд не обратил внимания на эти изменения, потому что он не предвидел будущего и полагал тактику "Дженерал Моторс" ошибочной. Видимо, успешность инновационной политики является важнейшим фактором дифференциации размеров фирм, входящих в одну стратегическую группу. Другой фактор успеха – способность предвидеть объем и структуру будущих продаж. Поскольку будущее в принципе неопределенно, разные фирмы по-разному его себе представляют. Некоторым не хватит производственных мощностей, чтобы удовлетворить спрос потребителей, а другие обнаружат у себя избыточные мощности, и в обоих случаях пострадают издержки и прибыли. Преимущества достанутся самым прозорливым или удачливым, тем, кто сумеет правильно предвидеть будущее. Ценовая конкуренция также влияет на размер фирм. Фирмы с меньшими производственными издержками могут назначать цены на уровне или чуть ниже уровня издержек у конкурентов и таким образом косвенно способствовать расширению своего производства, поскольку эта тактика не дает расширять производство соперникам и подталкивает их к выходу из отрасли. С тактической точки зрения не имеет значения, что конкуренты устанавливают такие же цены -они и должны это делать. У специализированных фирм также есть некоторые возможности играть ценами, и это помогает объяснить их выживание: когда они изменяют цены или продукцию, это затрагивает только их сегмент рынка и другие специализированные или универсальные фирмы могут счесть невыгодным принятие ответных мер. При изучении причинно-следственных связей между конкуренцией, разнообразием предприятий и ростом западных экономик на ум приходят несколько возможностей. Фирмы располагали различными мотивами и критериями обновления. Этот момент можно проиллюстрировать на примере Шокли, который изобрел полупроводники, чтобы повысить надежность телефонной связи. Интерес лаборатории компании "Белл" к совершенствованию полупроводников и к подысканию новых сфер их применения был существенно меньшим, чем у тех сотрудников компании, которые их разрабатывали, и вскоре эти сотрудники начали создавать независимые полупроводниковые компании. Легкость создания предприятий с другими критериями развития, чем у "Белл Телефон Компани", ускорила внедрение и совершенствование полупроводников. Также и в случае других крупных технических новшеств, начиная с парового двигателя. Их изменения, ускорение внедрения и расширение сферы использования обеспечивали предприятия с другими целями, интересами и идеями, чем у первоначальных изобретателей. Если бы критерии финансирования инновационных проектов были едиными, многие изобретения так никогда и не были бы реализованы, или были бы реализованы с большой задержкой. Природный мир, рассматриваемый через призму западных технологий, открывает множество возможностей для удовлетворения нужд и потребностей людей, и предприятия, созданные для эксплуатации этих возможностей, почти с неизбежностью должны различаться по целям, функциям, размеру и другим аспектам организации. Возьмите сравнительно узкие возможности, предоставляемые эскимосам природным миром Арктики. Рыбы и несколько видов животных были единственными источниками еды, одежды и орудий труда, и для утилизации этих скудных ресурсов требовались сравнительно простые формы организации. Напротив, экономический подъем Запада состоял в успешном освоении новых территорий и новых технологий ради открытия новых возможностей удовлетворять человеческие потребности. Если экономические образования, участвующие в поиске и использовании этих новых возможностей, хорошо приспособлены к осуществлению своих задач, они будут столь же различны, как и сами задачи. Если бы разнообразие фирм ограничивалось жесткими правилами, каждое предприятие было бы хуже приспособлено к решению своих задач, и рост был бы замедлен, хотя невозможно определить, насколько медленнее он был бы в этом случае. В пределе, если бы возможности предприятий были, как у эскимосов, ограничены кооперацией внутри семьи и рода, мы бы вообще не имели феномена западного роста. Разнообразие форм предпринимательских организаций на Западе является и причиной, и следствием разнообразия продуктов и услуг, доступных потребителям. Это разнообразие связано с действующей системой стимулов. Наблюдатели, сравнивавшие скудость товарного рынка в Восточной Европе с гораздо большим разнообразием на Западе, отмечали сильное впечатление от контраста между серостью, монотонностью одного мира и яркостью, многообразием выбора в другом. Этот контраст соответствует различию трудовых стимулов, которые сводятся не к деньгам, а к тому, что может быть куплено за деньги. Существенное многообразие доступных продуктов порождает качественно иные стимулы и вознаграждения. Иными словами, богатство можно определить как широту покупательского выбора. Индивидуум ощущает как рост богатства расширение возможностей выбора. Это расширение не может быть чисто количественным, поскольку, в соответствии с теорией предельной полезности, ценность любого блага уменьшается при увеличении его количества. Расширение возможностей должно носить качественный характер. В этом смысле экономический рост отчасти является качественным расширением возможностей потребительского выбора, и чисто количественный характер роста вел бы к ослаблению стимулов. Создаваемое конкуренцией разнообразие само по себе является элементом богатства Запада. Наконец, отметим и мало восхваляемую функцию конкуренции в процессе экономического роста: устранение устаревших форм экономической деятельности, то есть расчистка подлеска или, если угодно, закапывание экономических мертвецов. Не следует считать эту функцию элементарной. Оцените трудности политиков, которые должны прикрыть устаревшую или просто провалившуюся программу. Роль новых и малых предприятий в осуществлении изменений При ставших привычными для Запада темпах экономического роста, объем хозяйства удваивается каждые двадцать пять лет, плюс-минус пять лет. Поскольку в результате изменений прежние направления бизнеса непрерывно устаревают, требуемый для удвоения хозяйства размах экономической деятельности существенно превосходит тот, который подлежит удвоению. Источником нового становятся либо расширяющиеся старые предприятия (остальные стагнируют или погибают), либо старые предприятия, меняющие направление деятельности, либо вновь создаваемые предприятия. При важности всех трех источников новой деятельности, особенно значима для процессов обновления роль новых предприятий. Эти предприятия полезны для экспериментов с инновациями, поскольку их можно учреждать именно в форме эксперимента, с небольшими издержками и в большом количестве, и они могут сосредоточить все свои усилия на одной цели. Экспериментальный характер новых предприятий виден из того, что обычно все они вначале очень невелики, их много и большая часть их – как и во всяком эксперименте – проваливается. Но немногие преуспевшие были важным источником инноваций, и доля роста, соотносимого непосредственно с новыми предприятиями, велика. Простота создания новых предприятий дисциплинирующе действует на старые. Зрелые деловые предприятия подвержены тем же силам, что ведут к бюрократической окостенелости зрелых правительственных учреждений, и в обоих случаях эти силы противодействуют росту и изменению. Возможность создавать новые предприятия есть не только способ обойти бюрократические препоны, но и источник стимулов для старых предприятий, которым приходится ради самосохранения принимать меры против ведущих к окостенению привычек и навыков. Создавать под новое дело новое предприятие так же не ново, как желание предусмотрительного торговца снизить риск при незнакомых операциях. Господствующей чертой промышленной революции было учреждение новых предприятий, которым и поручали создание фабрик, вначале почти всегда очень небольших. С умножением числа и размеров фабрики вытеснили ремесленное производство и резко увеличили объем производимых благ. Распространению промышленной революции из Англии на континент, в Соединенные Штаты, а потом в Японию и другие страны, гораздо больше способствовало формирование новых предприятий, а не открытие подразделений старых компаний. Частичной, а, может быть, и главной причиной угасания волны создания трестов в США в 1880–1890-х годах была их неспособность помешать формированию новых предприятий. Новые предприятия, ориентированные на новые технологии, внедрили в практику электричество, двигатели внутреннего сгорания, автомобили, самолеты, алюминий, нефть, пластмассы и многое другое. Это не значит, что старые компании не играли никакой роли, – напротив, некоторые из них вполне держались в ногу со временем. Это означает лишь то, что для конечного результата и прямая, и косвенная роль новых предприятий – как стимул для старых компаний – была очень велика. Некоторые экономисты и публицисты, подчеркивая важность больших предприятий для экономики Запада, утверждали даже; что только такие гиганты и значат что-то в настоящее время. Подобные аргументы серьезно недооценивают роль малых предприятий. Эта ошибка свойственна всем марксистам, которые рассматривают монополистический капитализм как стадию развития, ведущего к национализации монополий и к монополистическому социализму. Результаты были трагичны, поскольку под влиянием этого воззрения социалистические страны и страны третьего мира пытались обеспечить свой рост, копируя крупнейшие зрелые западные предприятия, вместо того, чтобы копировать западную практику роста через экспериментирование с множеством первоначально небольших предприятий. По иронии судьбы как раз такого типа ошибку – неспособность различить процесс и его результат – Маркс часто приписывал своим критикам. Хорошим показателем роли новых и малых предприятий в процессах роста является число рабочих мест, созданных и потерянных в фирмах разного размера и возраста. На Западе экономический рост обычно был результатом либо повышения эффективности старых отраслей, либо вытеснения их новыми отраслями. В любом случае рост часто требовал перемещения работников из старых отраслей в новые. В каждом регионе занятость сокращается в угасающих фирмах и растет в расширяющихся. В Соединенных Штатах процент ежегодного сокращения занятости различен в разных районах. По оценке Дэвида Бирча, ежегодно теряется примерно 8% рабочих мест. [David Birch, "The Contribution of Small Enterprise to Growth and Employment". Massachusetts Institute of Technology, неопубликованная рукопись.] По аналогии с демографической статистикой это можно назвать уровнем смертности рабочих мест. Уровень смертности рабочих мест – это достаточно хороший показатель скорости, с какой экономика движется из прошлого в будущее. В 1970-х годах на уровне возникновения новых рабочих мест отразился послевоенный бум рождаемости и массовый приток женщин, оставлявших кухню ради оплачиваемой занятости. Ежегодно число рабочих мест увеличивалось примерно на 1,8. млн., но общее число новых рабочих мест, требовавшихся для компенсации утраченных и для создания чистого прироста, должно было быть 8–9 млн. Новые рабочие места могут появиться либо в результате расширения старых фирм, либо в результате возникновения новых. Между 1954 и 1970 годами компании, входящие в индекс "Fortune" 500 крупнейших промышленных фирм – в отличие от торговых, финансовых, транспортных и фирм из сферы услуг – примерно удвоили число своих рабочих мест. В 1970-х годах эти фирмы перестали расти, и по оценкам Бирча сейчас в них работает на 1,2 млн. человек меньше, чем десять лет назад [там же, с. 27]. Сокращение может быть объяснено обычным ростом производительности в сочетании с недостаточным увеличением спроса на их продукцию, причиной чего мог быть рост потребления непромышленных продуктов, главным образом медицинских услуг и образования. [Yale Brozen, "Industrial Policy", University of Chicago, в неопубликованной рукописи утверждает: "В 1966 году мы потратили на медицинские услуги 5% национального дохода. К 1982 году расходы на медицинские услуги возросли до .12% национального дохода. В 1966 году мы тратили 5% национального дохода на образование. К 1982 году наши расходы на образование выросли до 8% национального дохода. Если мы направляем большую часть дохода на непромышленные нужды, у нас остается меньше средств для приобретения промышленных продуктов". Брозен связывает рост расходов на образование и медицинское обслуживание с политикой предоставления их по цене ниже издержек.] Бирч анализировал ситуацию периода с 1979-го по 1980-й год и обнаружил, что чистый прирост числа рабочих мест был достигнут только за счет новых фирм. Создание новых рабочих мест в уже существовавших фирмах не перекрывало сокращения занятости в других уже существовавших компаниях. Создание новых фирм было главным. [Birch, "Contribution of Small Enterprise", fig. 2, 25 and table 3, 12. Данные Бирча свидетельствуют, что в 1979–1980 годах уже существовавшие фирмы утратили больше рабочих мест, чем было ими же создано. Количество рабочих мест возросло благодаря деятельности фирм, созданных в этот период. Если учесть рабочие места в новых фирмах, получим, что численность рабочих мест выросла в фирмах всех размерных категорий. Любопытно, что доля потери рабочих мест была выше всего на предприятиях с числом занятых от 0 до 19.] Приблизительно три четверти новых рабочих мест было создано молодыми предприятиями (независимыми или отделениями других компаний), возраст которых не превышал четырех лет. Бирч обнаружил, что малые фирмы отвечают за непропорционально большую долю новых рабочих мест. Толковать ли этот факт так, что малые предприятия сами по себе благоприятствуют росту занятости, или видеть здесь статистическое отражение того факта, что в быстро растущих отраслях новые фирмы начинают с малого, но это сильный аргумент против стратегии развития, игнорирующей или даже подавляющей формирование малых предприятий. Это аргумент против попыток истолковывать капитализм только как систему крупнейших предприятий. Разнообразие размеров внутри отрасли Поразительным примером разнообразия предпринимательских организаций является сосуществование внутри отрасли фирм, сильно различающихся по размерам и функциям. Важно отметить, что разнообразие размеров отражает другие, не столь легко измеримые различия структуры и функций. Например, крупнейшие – по своим материальным активам и объему продаж – корпорации действуют в нефтепереработке и автомобилестроении. При этом в 1972 году "Бюро цензов" насчитывало в нефтепереработке 152 компании, в производстве стали – 245, в автомобилестроении – 165, в производстве автомобильных частей и деталей -1748, а штамповкой автомобильных деталей были заняты 788 компаний. То же самое характерно для электропромышленности и для химической промышленности [данные в этом параграфе заимствованы в Бюро цензов, Министерстве торговли США, -Statistical Abstracts, 1979 (Government Printing Office: Washington, D. C.), pp. 813–814, table 1429], хотя здесь цифры не столь впечатляющие, так как в основе классификации лежит несколько товарных групп. [Можно без преувеличения сказать, что все отрасли с крупнейшими фирмами включают также и ряд сравнительно небольших фирм. Например, в авиастроительной промышленности существовала 141 фирма; в производстве электронных компьютеров – 518 фирм: производством фотооборудования и материалов занимались 555 фирм. Единственным спорным исключением было производство сигарет, где действовали только 13 фирм (там же).] Поскольку подавляющая часть фондов в этих отраслях сконцентрирована в нескольких крупнейших фирмах, очевидно, что небольшие фирмы занимаются чем-то совсем иным. Они явно требуют куда меньшего капитала, и их операции не обещают экономии на масштабе при расширении производства. В американской автопромышленности, например, четыре очень больших корпорации разрабатывают, собирают и сбывают легковые автомобили. Но поразительная статистика их закупок свидетельствует, что они приобретают на стороне большое количество частей и материалов. Многие производители запасных частей и автомобильных принадлежностей существуют независимо от главных фирм, занятых конструированием, сборкой и сбытом. А есть еще множество производителей специализированных транспортных средств – вездеходов, лимузинов, катафалков и т. п., – которые просто закупают шасси, производимые большой четверкой. Короче говоря, в каждой отрасли с большими компаниями в силу разделения отраслевых функций между контрактными фирмами, полноценными и специализированными производителями возникают ниши для небольших фирм. Можно предположить, что своим существованием малые фирмы обязаны некоторым недостаткам гигантов – лени, недальновидности, робости или некомпетентности, – но гораздо вероятней, что они просто нашли для себя особые функции, которые могут выполнять прибыльней и дешевле, чем гиганты. Некоторые экономисты создали теории промышленных организаций, предлагающие общее объяснение того, как возможно такое сосуществование. Например, Оливер Вильямсон подошел к вопросу об организации с позиций выбора между рыночной и иерархической формой организации [особенно в: Oliver Williamson "Markets and Hierarchies" (New York: Free Press, 1975)]. Представим себе столь примитивную систему разделения труда, что происходящий там прямой обмен между специализированными работниками не может быть усовершенствован при условиях совершенной конкуренции. Тогда нужно объяснить, почему иерархическая административная организация иногда вытесняет обмен. Вильямсон видит объяснение в трансакционных издержках и в неполноте доступной участникам обмена информации. Следует учесть также и издержки делегирования полномочий, возникающие при переходе от рынка к иерархической организации. Вильямсон предполагает, что пока рынок поставщиков конкурентен, большой фирме нет смысла отказываться от закупок на стороне и брать на себя административные издержки любого производства. В результате компании, осуществляющие сбыт конечных продуктов, обильно используют услуги независимых поставщиков, производителей и сборщиков. Издержки сбора информации и осуществления множества трансакций объясняют, почему потребители покупают готовые сложные продукты, вроде телевизоров и автомобилей, вместо того, чтобы делать отдельные заказы разработчикам, производителям частей и сборщикам. Иерархически управляемое предприятие выполняет примерно те же функции, что и генеральный подрядчик при строительстве дома; владелец дома может принять на себя функции генерального подрядчика, но обычно это ему станет дороже. С учетом почти бесконечного разнообразия препятствий при сборе информации и изменчивости издержек на заключение договоров и на координирование множества трансакций неудивительны межотраслевые и внутриотраслевые различия в иерархичности структур управления разными функциями производства: разработкой, производством, изготовлением частей, сборкой, рекламой, оптовым и розничным сбытом. Именно благодаря этим различиям существует жизненное пространство для широкого многообразия специализированных фирм различного размера, почти всегда малых сравнительно с теми фирмами, которые упаковывают результаты отраслевого производства для сбыта на массовом рынке. Слияния и конкуренция больших предприятий Есть несколько традиционных подходов к объяснению сил, определивших размер возникших между 1880 и 1914 годами американских корпораций. Одна крайняя школа подчеркивает роль учредителей и финансистов, создававших крупные предприятия с помощью трестов, холдинговых компаний, слияний и консолидации. Согласно их логике, существующая структура американской промышленности является преимущественно делом рук этих "баронов-грабителей" начала века. Противоположная школа утверждает, что технологии производства и сбыта, так же как развитие управления и организации, благоприятствовали возникновению крупных предприятий в некоторых отраслях, и что единственной ролью трестов и слияний было экспериментальное выявление этих отраслей. Эта вторая школа признает, что такие эксперименты сопровождались краткосрочным ущербом для общества в форме потерь благосостояния из-за монополизма, но утверждает, что краткосрочный ущерб был перекрыт ростом благосостояния, ставшим возможным благодаря выявлению отраслей, в которых было выгодно осуществлять массовое производство. Промежуточных позиций почти столь же, сколько изучающих эти вопросы. Общая позиция, что размер предприятия зависит от природы процессов производства и сбыта, находит подтверждение в результатах обширных и подробнейших исследований Джона Д. Гловера, который подверг изучению факторы, влияющие на размер предприятий. [John D. Glover, The Revolutionary Corporations (Homewood, Ill.: Dow Jones-Irwin, 1980). Один из авторов этой книги составил краткое изложение и комментарий к книге профессора Гловера. Данное изложение заимствовано оттуда, особенно со с. 10–12.] Он разделил американскую промышленность на 54 отрасли, схожие со стандартной промышленной классификацией министерства торговли. Затем он разнес по этим отраслям "большие" корпорации, то есть корпорации с активами в 250 млн. дол. и более (в ценах 1971 года). Он проделал это сначала с большими корпорациями 1929 года, а затем с большими корпорациями 1971 года. Группа 1929 года почти совпала с перечнем 200 крупнейших корпораций, который используют Берль и Мине в "The Industrial Corporation and Private Property" [Berle and Means, Modern Corporation and Private Property],тогда как в группе 1971 года оказалось 559 компаний. Для каждой отрасли им были подсчитаны: 1. Число больших корпораций в данной отрасли – "распространенность". 2. Сумма активов, принадлежащих большим корпорациям в данной отрасли, -"присутствие". 3. Средний размер больших корпораций в каждой отрасли. 4. Процент активов, принадлежащих в каждой отрасли большим корпорациям, или "относительное присутствие". После этого стало возможным проранжировать 54 отрасли по распространенности, присутствию, среднему размеру и относительному присутствию в них больших корпораций. Если бы экономическая мощь больших корпораций была просто следствием их размера, тогда следовало бы ожидать, что они более или менее равномерно распределены между отраслями. Но Гловер обнаружил, что 86,6% всех активов больших корпораций в 1971 году пришлись на двадцать из пятидесяти четырех отраслей. Оставшиеся 13,4% распределились между тридцатью отраслями. В четырех отраслях просто не было больших корпораций. Одиннадцать отраслей по всем четырем параметрам своих больших фирм вошли в верхнюю двадцатку: + Электричество, газ и санитарные услуги. + Нефть. + Телефон и телеграф. + Автотранспорт. + Железнодорожный транспорт. + Химикаты. + Торговля. + Сталь и чугун. + Компьютеры и офисное оборудование. + Радио и электронное оборудование. + Авиатранспорт. В 1971 году на эти одиннадцать отраслей приходилось 71,4% всех активов больших корпораций. Еще 10,7% приходилось на другие шесть отраслей, которые попадали в верхние двадцать по трем из четырех параметров: цветные металлы, деревопереработка и бумага, авиатехника, фармацевтика, резина и шины, табак. В большинстве этих отраслей действуют фирмы с активами более 250 млн. дол. в каждой, и по использованным Гловером критериям они явно относятся к "большим" корпорациям. Сравнение данных Гловера за 1929 и 1971 годы проливает свет на вопрос о том, в какой степени роль большой корпорации зависит от менеджеров, а в какой она отражает действие более могущественных сил. Можно предположить, что если в выражении "экономическая мощь" вообще есть какой-нибудь смысл, то оно должно означать способность к выживанию и неуязвимость со стороны чужаков. Если использовать эти критерии, то получаем, что в 1929 году в списке двухсот крупнейших корпораций были сорок три железные дороги, а к 1971 году только тринадцать из них сохранились как большие корпорации. В 1971 году из двадцати одной большой железнодорожной корпорации восемь являлись новичками, которые в 1929 году еще не входили в список крупнейших. Среди двухсот крупнейших в 1929 году было восемь компаний городского транспорта; к 1971 году все они превратились в муниципальные предприятия через механизм банкротства. Помимо железных дорог, компаний городских перевозок и компаний коммунального обслуживания в 1929 году существовало еще сто две больших американских корпораций; из них двадцать две не дожили до 1971 года. Как бы мы ни определяли экономическую мощь крупнейших двухсот, она не помогла им сохранить свое дело – после 1929 года наплыв новичков вытеснил многие старые большие корпорации и довел их общее число к 1971 году до-559. Это был период большого сдвига в экономике США – от железных дорог и коммунальных компаний к автомобилям, грузовикам и нефти; железные дороги пытались помешать этому изменению, но безуспешно. Сравнение 1929 и 1971 годов проясняет связь между слияниями и структурой промышленности. Со временем структура хозяйства изменяется, так что обобщения, выведенные из наблюдений за воздействием слияний на структуру промышленности в 1900 году, нельзя просто переносить на промышленность 1929, 1971 или 1985 годов. В 1929 году еще не производили компьютеров, и "ИБМ", ведущая фирма отрасли, до 1980-х годов еще не обращалась к политике слияний. Авиастроительная и фармацевтическая промышленность в своей нынешней форме возникли после 1914 года. Время серьезно изменило созданную слияниями и поглощениями структуру даже тех отраслей, которые уже существовали в начале столетия. "Дженерал Моторс", ведущая фирма автопромышленности, возникла в результате слияния компаний, которым в то время принадлежало 11% рынка, на котором господствовал "Форд". Из истории компаний "Форд" и "Дженерал Моторс", описанной Чандлером, ясно, что слияния никак серьезно не отразились на результатах их непрерывного соперничества [Alfred D. Chandler, Giant Enterprise: Ford, General Motors, and the Automobile Industry (New York: Harcourt, Brace World, 1964), особенно части 1 и 2: "Ford – Expansion through Mass Production"; "General Motors Innovations in Management", "General Motors Innovations in Marketing"]. Современная нефтеперерабатывающая промышленность напоминает компанию Рокфеллера, которая снабжала потребителей керосином, разве что названием. "Дюпон" в начале века производила порох; в результате множества разных присоединений сейчас это диверсифицированная химическая компания. "Дженерал Электрик" и "Вестингауз" были среди первых производителей электрооборудования, и до сих пор они поставляют на рынок значительную часть электрогенераторов и распределительного оборудования; но большая часть их прибылей идет совсем из других производств, которыми они прежде не занимались просто потому, что в 1900 году еще не существовало самих этих производств. Крупнейшей нефинансовой корпорацией 1929 года была "Юнайтед Стойтс Стил", активы которой составляли 7012,6 млн. дол. (Все величины даны в долларах 1971 года.) К 1971 году ее активы сократились до 6408,6 млн. дол. С другой стороны, крупнейшей нефтяной компанией 1929 года была "Стандард Ойл" из Нью-Джерси, с активами в 5421,2 млн. дол. К 1971 году ее активы выросли более чем втрое, до 20315,2 млн. дол. Сходным образом выросли активы крупнейших автомобильных компаний. Активы "Дженерал Моторс" увеличились с 4294,5 млн. дол. в 1929 году до 18241,9 млн. дол. в 1971 году; "Форда" – с 2334,4 млн. дол. до 10509,8 млн. дол.; "Крайслер" – от 643,3 млн. дол. до 4999,7 млн. дол. Другим примером воздействия изменений на структуру экономики США служит отрасль "Вычислительные машины и конторское оборудование". В 1929 году в этой отрасли не было "больших" корпораций, а к 1971 году их стало семь, с общими активами почти в 20 млрд. дол. [Glover, The Revolutionary Corporations, pp. 1, 73–92]. Гловер смотрит на экономику как на своего рода экосистему, в которой предприятия ради выживания адаптируются к изменениям в технологиях, вкусах потребителей и стиле жизни, к изменению всей структуры общества. После гражданской войны Соединенные Штаты превратились преимущественно в городское общество. Чтобы поддерживать городское хозяйство пришлось создать: + Систему производства сырья для городской промышленности. + Систему транспортировки продуктов питания и сырья в городские центры. + Систему транспортировки произведенных продуктов из городских центров и между городами. + Сеть коммуникаций для обеспечения коммерческого взаимодействия городов. + Системы энергоснабжения, освещения, удаления отходов и перевозок населения. Еще более сложной задачей было развитие в каждом городе комплекса отраслей и рынков для поддержки населения и поддержания сбалансированного товарообмена с остальным миром. Урбанизация Соединенных Штатов между 1880 и 1930 годами потребовала массивной, бесконечно сложной перестройки всей системы хозяйства. Перестройка хозяйства сделала урбанизацию возможной, но одновременно подталкивалась ею. Обоим процессам способствовало совершенствование технологий; и здесь опять прогресс технологий шел под давлением потребностей процессов урбанизации и перестройки хозяйства. Гловер похоронил крайние формы утверждения, что существующая структура американской промышленности есть исторический продукт слияний, организованных в период с 1880 по 1914 год финансистами и учредителями компаний. Верхний и нижний пределы размера фирм явно неодинаковы в разных отраслях и зависят от природы процессов производства и сбыта. Хотя эти границы существуют достаточно реально, так что неосторожные предприниматели могут понести серьезные потери, нет надежного способа установить их без экспериментирования. Эта неопределенность частично обязана недостаткам современной науки об организации. Но отчасти причины неопределенности в том, что любая сегодняшняя оценка правильного размера предприятия, способного создать в будущем наибольший поток прибылей, целиком зависит от будущего, то есть от будущих форм потребления и распределения, от будущих ходов соперничающих фирм, от будущих технологий и от будущей политики. В любой данный момент в промышленности будут самая большая и самая маленькая фирмы, и можно будет заключить, что размеры этих двух и всех промежуточных фирм допускали выживание предприятий. Но только экспериментально можно определить, есть ли шансы на выживание у фирм большего или меньшего размера. Некоторые эксперименты осуществляются в качестве побочного продукта стремления предприятий к росту как к своей основной цели; другие предпринимаются сознательно, чтобы путем слияний или поглощений увеличить размеры предприятия; а третьи – результат вынужденных действий, предпринятых с целью уменьшения размеров предприятия. Прежде чем оставить сюжет о слияниях как о факторе, определяющем размер предприятий, следует добавить несколько слов о движении слияний после 1900 года. Долгая история американского антитрестовского законодательства сопрягается с интенсивным экономическим анализом слияний. [Этот вопрос подробно обсуждался на слушаниях сенатского юридического комитета, подкомитет по антитрестовской политике, монополиям и правам бизнеса: Mergers and Economic Concentration, Hearings before the Senate Committee on the Judiciary, Subcommittee on Antitrust, Monopoly and Business Rights, pts. 1 and 2, 96th Cong., 1st. sess., March–May 1979. Подобное же разнообразие точек зрения характерно и для других источников, в том числе Peter О. Steiner, Mergers: Motives, Effects, Policies (Ann Arbor: University of Michigan Press, 1975); Ralph Nelson, Merger Movements in American Industry, 1895 – 7956 (Princeton: Princeton University Press, 1959); Jesse Markham, "Survey of the Evidence and Findings on Mergers", in Business Concentration and Price Policy (Princeton: Princeton University Press, 1955), pp. 141–182.] Одним из открытий стало понимание того, что существуют циклы слияний. Подъем деловой активности сопровождается ростом числа слияний, а сжатие деловой активности сопровождается сокращением числа слияний. [Steiner, Mergers: Motives, Effects, Policies, p. 6, fig. 1–2. Нельсон в работе "Merger Movements" обнаружил, что для волны слияний 1960-х годов характерна корреляция между ростом цен на акции и ростом числа слияний.] На основе того, что нам стало известно в/последующем, можно сделать выводы о возможных источниках волны слияний, имевшей место на стыке столетий. Простейшее объяснение циклической природы слияний в том, что существует рынок фирм. Предложение фирм любого размера отчасти имеет источником существующие фирмы, а отчасти – создающиеся фирмы. В период экономического подъема число проданных и купленных фирм растет, поскольку у покупателей есть и деньги, и готовность платить дороже, а более высокие цены привлекают на рынок продавцов. [Волна слияний начинается, когда рост цен на фирмы резко повышает число владельцев, желающих продать свою собственность. Волна, то есть необычно большое число продаж, может иметь причиной величину скачка цен, эластичность предложения фирм в рамках данного прироста цен или сочетание того и другого, что, кажется, имело место в 1899–1900 годах. Следует добавить, что рынок фирм, подобно любому рынку, испытывает воздействие множества идиосинкразии, некоторые из которых могут порождать отдельные взлеты слияний, независимые от подъема или спада экономики в целом. Эти идиосинкразии подробно рассматривает George Benston, "Mergers and Economic Concentration", pt. 2, pp. 162–273.] Таким образом, параллельно американской волне слияний 1899–1900 годов шли менее сильные волны слияний в Англии и Германии. [Описание германского опыта см. у Richard Tilly, "Mergers, External Growth, and Finance in the Development of Large-Scale Enterprise in Germany, 1880–1913", Journal of Economic History, 42 (September 1982): pp. 629–655. Тилли обнаружил, что большая часть слияний приходится на годы бумов – 1889, 1898–1900, 1904–1905. Слияния редко были главным путем к росту предприятий; чаще "присоединение позволяло быстро расширить масштаб операций фирмы, избавляло ее от превращения в неудачника, но никогда не гарантировало господства на рынке". Там же, с. 643. По оценкам Тилли в Соединенных Штатах с 1895 по 1913 годы "исчезли" в результате слияний 3964 фирмы, в Великобритании – 1439, в Германии – 650 фирм. (Там же, табл. 10, с. 652). Он предполагает, что причина различий "в разной готовности и способности использовать корпоративную форму бизнеса".] В Англии слияния были не только более редкими, но и сконцентрировались в более узком круге отраслей. [Р. L. Cottrell, Industrial Finance, 1830–1914 (New York: Methuen, 1980), pp. 176–177. Как и в Соединенных Штатах, движение слияний распространилось на угольную и сталелитейную промышленность.] Пик сделок по слиянию приходится на периоды подъема в экономике, так же как на рынке жилищ, где продажи готовых домов растут в период экономического роста. Интересен тот факт, что волны слияний практически никогда не сопровождаются сокращением числа предприятий – как в целом, так и для групп разного размера, по которым у нас есть статистика. Причина в том, что в периоды экономического подъема как образование новых фирм, так и рост старых и переход их в иную размерную категорию увеличивает число фирм в большей степени, чем слияния сокращают их число. В литературе много упоминаний об "исчезновении" фирм в результате слияний. Взятые сами по себе такие исчезновения могут вызвать озабоченность. Но исчезновение отдельных фирм в большой волне слияний идет на фоне экономической экспансии и роста общего числа предприятий. В Соединенных Штатах, например, число деловых предприятий увеличилось от 1209 000 в 1885 году до 1617 000 в 1913 году, то есть как раз тогда, когда Тайли насчитал 3964 "исчезновения", чистый прирост составил 408 000. [U. S. Dept. of Commerce, Historical Statistics, pt. 2. ser. 5: vol. 20, p. 912. Также и Стейнер указывает, что число американских корпораций с активами больше 10 млн. дол. выросло с 2403 млн. дол. в 1965 году до 2659 млн. дол. в 1967 и 2930 млн. дол. в 1970, то есть как раз в ходе волны слияний, которая достигла пика в 1968 и 1969 годах. Steiner, Mergers: Motives, Effects, Policies, p. 290, table 11-1.] В периоды сжатия экономики слияний бывает мало, и опять их воздействие на изменение числа фирм незначительно, если сравнивать с воздействием самого сжатия – с его ликвидациями, банкротствами и уменьшением темпа создания новых фирм. Концепция рынка фирм также помогает понять другое удивительное явление. В 1950 году Конгресс принял направленный против слияний закон Целлера-Кефаувера, запрещающий те слияния, которые могут существенно ослабить конкуренцию. Применение этого закона помешало ничтожно малому числу слияний соперничающих фирм. Для тех, кто был убежден, что целью слияний является устранение конкуренции, волна слияний конца 1960-х годов была как гром с ясного неба. Направленный против слияний закон поставил рынку фирм барьер против продажи конкурирующим фирмам, но этот закон не оказал заметного воздействия на общее число слияний. Рынок явно свидетельствует о наличии множества иных причин для покупки и продажи фирм, помимо желания устранить конкуренцию. Размер предприятий и технология Между технологиями и большими предприятиями существуют взаимные причинно-следственные связи. Технологии массового производства и снижение издержек за счет экономии на масштабе всегда и везде были причиной выживания больших предприятий (если не считать конгломераты), а иногда они же были причиной их возникновения. И наоборот, большие предприятия всегда играли существенную роль в развитии технологий, хотя природа этого влияния была предметом широких дискуссий. Некоторые утверждают, что большие предприятия слишком забюрократизированы и способны всего лишь воспроизводить результаты труда более предприимчивых и изобретательных людей; другие утверждают, что буквально вес важные изобретения были сделаны большими лабораториями гигантских корпораций. Обычно экономисты пытаются разрешить этот вопрос, сравнивая расходы корпораций разных размерных категорий на исследования и разработки (НИОКР), сопоставляя их стратегии найма технического персонала и политику приобретения патентов. Результаты по ряду статистических и теоретических причин обычно бывают двойственными. Межотраслевые статистические сопоставления расходов на НИОКР в больших и малых корпорациях ненадежны потому, что такого рода расходы зависят от потенциала существующих технологий. Потенциальные возможности отраслевых технологий неодинаковы, и, похоже, что они больше на ранних этапах развития технологий, чем когда они начинают устаревать. В отраслях, где этот потенциал оценивается невысоко, ни большие, ни малые корпорации не будут много тратить на НИОКР. Поэтому результаты статистических сопоставлений легко могут оказаться искаженными за счет высокой доли корпораций из отраслей с высоким технологическим потенциалом. Устранить такое искажение нелегко. Современные деловые стратегии резко усложняют даже внутриотраслевое сравнение уровней расходов на НИОКР в больших и малых корпорациях. Доля доходов от продаж, расходуемая небольшим специализированным производителем автомобилей на НИОКР, может превосходить уровень расходов в большой компании просто потому, что для обслуживания небольшой группы энтузиастов может потребоваться сравнительно больший объем исследований и разработок, чем при обслуживании массовых покупателей, проявляющих весьма средний интерес к продукту. Когда два предприятия существенно различаются между собой по размеру и по уровню расходов на НИОКР, они могут столь же сильно различаться своей деловой стратегией и экономическими функциями, и сопоставлять их просто бессмысленно. Статистические исследования надежно свидетельствуют, что предприятия всех размеров расходуют средства на НИОКР. У компаний среднего размера уровень расходов несколько выше, чем у малых, и примерно равен уровню расходов больших компаний. Однако уровень расходов еще не вся история. Некоторые НИОКР следует осуществлять в рамках программ, которые требуют больших абсолютных расходов, а не просто значительной доли. Гораздо вероятнее, что такие программы осуществляют крупные предприятия, а не малые. Во-первых, можно предположить, что проекты НИОКР, представляющие значительный финансовый риск или требующие дорогого оборудования, встречаются в больших корпорациях. Проект может требовать изучения ряда альтернативных возможностей, координации исследований в различных областях науки, координации разработки множества составных частей или использования дорогого испытательного оборудования. Технологический прогресс до известной степени замедлился бы, если бы в отрасли не было предприятий, способных взяться за такой проект, когда этого потребует состояние технологии. Но при рассмотрении этого фактора следует соблюдать осторожность. Конкурирующие компании могут объединиться для проведения совместных разработок, которые не по карману ни одной из них в отдельности, хотя при этом возможны конфликты между интересами сторон и другие сложные менеджерские проблемы, способные серьезно затруднить успех. Кроме того, как правило, большую часть издержек на инновации составляют издержки на производство и сбыт, так что можно сделать издержки посильными для относительно небольшой компании, просто ограничив рынок. Например, создание нового мощного компьютера общего назначения – крайне дорогой проект, который по силам только крупнейшим производителям компьютеров. Тем не менее, три компьютерных компании ("Контрол Дейтс", "Амдал", "Крей") начав с нуля, разработали гигантский компьютер и предложили его очень узкому кругу потребителей. Во-вторых, экономическая и социальная значимость инновации обычно связана с тем, что ею пользуются многие. В свою очередь, продукты и услуги, используемые многими людьми, зачастую становятся объектами массового производства и сбыта. В таких случаях для доведения продукта до массового потребителя и реализации высокой ценности инновации нужны массовое производство и сбыт, для чего требуются и корпорации соответствующих размеров. Как в случае с "Фордом", массовое производство может начаться с небольшого передового предприятия. Либо большая корпорация может переключить свои производственные и сбытовые мощности на новый рынок, как сделала "ИБМ" с компьютерами. Большие корпорации не изобретали ни самолета, ни автомобиля, но они внесли и технологический и коммерческий вклад в переход от безлошадного экипажа к повседневному семейному автомобилю и от авиетки "Китти Хоук" к коммерческому лайнеру. До сравнительно недавнего времени такие инновации никогда не выходили из стен больших корпораций, поскольку и такие предприятия, и промышленные исследовательские лаборатории сами возникли сравнительно недавно. Поэтому существует множество историй об изобретениях, которые были взяты большими предприятиями у отважных одиночек или небольших фирм и запущены в дело с приложением огромных финансовых, технологических, производственных и сбытовых ресурсов. Подобные истории искажают ситуацию; они в оскорбительной форме описывают как раз ту роль, которую и должны играть большие корпорации в процессе внедрения многих инноваций. Хорошо это или плохо, но ни хозяйственные системы Запада, ни изобретательные одиночки не были созданы так, чтобы в нашем мире лучшие изобретатели оказывались бы и наилучшими директорами достаточно крупных, способных реализовать их идеи предприятий, – и этот урок легко усвоить на примере биографий Генри Форда и Томаса А. Эдисона. Технологии массового производства были особенно важны для роста Запада, и почти всегда они были созданы большими предприятиями – просто потому, что только большие предприятия заинтересованы в таких вещах. Даже создатели станков и другого капитального оборудования никак или почти никак не заинтересованы в выпуске производственного оборудования большей мощности, чем нужна их клиентам. Наиболее поразительным и знакомым примером является, конечно. Форд, с его постепенным переходом к использованию сборочных линий под давлением невыполнимого объема заказов. Форду воздается здесь должное как первооткрывателю, потому что самой естественной реакцией было бы просто поднять цены на модель. Недавно автостроение и другие отрасли массового производства стали основными заказчиками роботов, потому что именно у них множество однообразно повторяющихся операций на сборочных линиях делают выгодным применение роботов. Монополизированы ли отрасли с большими корпорациями? Маркс предсказывал, что капитализм идет к монополии, и экономисты-марксисты были уверены, что это предсказание осуществилось, что и отражено в использовании термина монополистический капитализм для описания западного хозяйства. ["Когда этот процесс превращения достаточно разложил старое общество вглубь и вширь, когда работники уже превращены в пролетариев, а условия их труда – в капитал, когда капиталистический способ производства становится на собственные ноги, тогда дальнейшее превращение земли и других средств производства в общественно эксплуатируемые и, следовательно, общие средства производства и связанная с ним дальнейшая экспроприация частных собственников приобретает новую форму. Теперь экспроприации подлежит уже не работник, сам ведущий самостоятельное хозяйство, а капиталист, эксплуатирующий многих рабочих. Эта экспроприация совершается игрой имманентных законов самого капиталистического производства, путем централизации капиталов. Один капиталист побивает многих капиталистов. Рука об руку с этой централизацией, или экспроприацией многих капиталистов немногими, развивается кооперативная форма процесса труда в постоянно растущих размерах, развивается сознательное техническое применение науки, планомерная эксплуатация земли, превращение средств труда в такие средства труда, которые допускают лишь коллективное употребление, экономия всех средств производства путем применения их как средств производства комбинированного общественного труда, втягивание всех народов в сеть мирового рынка, а вместе с тем интернациональный характер капиталистического режима. Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществления труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют." (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, 2-е изд., т. 23, сс. 772–773)] Экономисты в целом согласны, что в Америке (и в других странах Запада) присутствует существенная доля монополизма. Отчасти он порождается действиями правительства. Этот тип монополизации может быть либо неизбежен, либо оправдан по неэкономическим причинам, и может быть неоправданно применять здесь термин монополизация. К сожалению, альтернативного термина нет. Мы до сих пор используем в регулируемых отраслях лицензионные монополии, как, например, в местном газо– и электроснабжении, в телефонной связи и муниципальном транспорте. В экономической и политической истории Америки есть большая глава о регулировании железных дорог, которое теперь иногда объясняют попытками правительства навязать хронически нарушавшиеся картельные соглашения [Paul MacAvoy, The Economic Effect of Regulation (Cambridge: M. I. T. Press, 1965)]. Есть и другие отрасли, в которых не избежать известного монополизма, но регулирование частенько распространяет монополию и на близкие отрасли. Например, было бы крайне нежелательным наличие множества систем электроснабжения в городах; но доводы в пользу монополизации электростанций не столь убедительны. Сходным примером такого же неоправданного распространения монополии служит комбинация радиостанций и радиопрограмм. Расширенное использование термина монополизация подводит нас к действиям правительства, нацеленным на увеличение цен на какие-либо услуги с помощью ограничения предложения – обычный способ действия монополий. Гильдейское наследство до сих пор сказывается в том, что в большинстве государств действуют законы о лицензиях, проводимые в жизнь теми самыми людьми, которые оказывают лицензированные услуги и ограничивают предложение правовых и медицинских услуг, ограничивают количество такси, сантехников, электриков, похоронных бюро и др. – к большой выгоде лицензированных поставщиков. [Милтон Фридмен в книге "Capitalism and Freedom" (Chicago: University of Chicago Press, 1962) рассматривает механизм повышения издержек на услуги в результате лицензирования различных видов деятельности (главным образом на примере медицины), (pp. 137–160)] Профсоюзы также стремятся ограничить предложение наемных работников – ради повышения заработной платы. Лучший способ противостоять монополистическим требованиям об увеличении заработной платы, это не принимать на работу членов профсоюза, но национальный закон о трудовых отношениях от 1935 года делает такую тактику незаконной, и некоторые отраслевые профсоюзы добились немалых успехов. Иногда местные власти (например, муниципалитет Нью-Йорка) облагают предоставление коммунальных услуг такими налогами, что регулируемая плата за услуги подскакивает до небес. Такого рода случаи заставляют усомниться в том, что возможность извлечения монопольных доходов остается неиспользованной. А уж является ли капиталистической организация, имеющая политические или экономические возможности использовать монопольные позиции, – это потребителю безразлично. Но Маркс-то имел в виду совсем не эти формы монополии. Его заботила капиталистическая монополия, создаваемая внутренними силами капиталистического частного сектора. В буквальном смысле термин монополия относится к крайне малочисленным нерегулируемым рынкам этого сектора. Здесь покупателю всегда доступны несколько продавцов, так что по первому впечатлению предсказание Маркса не исполнилось. Однако есть много рынков со сравнительно немногими продавцами, и со времен Великой депрессии 1930-х годов значительное число немарксистских экономистов, занимающихся теорией олигополии (то есть рынка с небольшим числом продавцов), разрабатывают гипотезу, по которой цены и прибыль на олигополистическом рынке всегда будут между ценами и прибылями рынка со многими продавцами и ценами и прибылями рынка с единственным продавцом. [Среди первых теоретических работ были: Edward H. Chamberlin, The Theory of Monopolistic Competition (Cambridge: Harvard University Press, 1933); Joan Robinson, The Economics of Imperfect Competition (London: Nacmillan Co., 1933). Джон Кеннет Гелбрейт применил тезис Чемберлена о том, что каждая фирма имеет своего рода монополию на рынке, к особой ситуации очень больших фирм. См., например: The New Industrial Slate (Boston: Houghton, Mifflin, 1967). Все три работы принадлежат скорее к жанру публицистики, а не к эмпирической традиции.] Уже почти полвека длятся споры о том, ведет ли малочисленность продавцов к несовершенной монополии, подобной той, которая является следствием законов о лицензировании [Способность отвечающих за выдачу лицензий властей ограничивать производство возникает из правовой монополии на доступ к профессиональной деятельности. Чтобы иметь возможность ограничивать производство, отрасль с малочисленными продавцами нуждается в других источниках власти, и существование либо отсутствие таких источников является почти что центром споров об олигополии.], и при которой имеется возможность ограничивать производство, хотя, вероятно, и не в той мере, чтобы получать прибыли совершенного монополиста. Во всех западных хозяйствах есть ряд рынков с немногочисленными продавцами – то ли в результате волны слияний 1880–1914 годов, то ли потому, что мала величина коэффициента "Объем рыночных продаж/Минимальный эффективный размер фирмы". Детальный обзор развития теории олигополии после 1933 года увел бы нас слишком далеко от анализа процессов возникновения институтов рынка, и к тому же в область весьма разработанную. [См.: F. M. Sherer, Industrial Market Structure and Economic Performance (Chicago: Rand McNally, 2d ed., 1980). Аргументы в пользу точки зрения, что олигополия не имеет значения, см.: Yale Brozen, Concentration, Mergers and Public Policy (New York: Macmillan Publishing Co., 1982).] Для наших целей будет достаточно отметить следующие моменты: 1. Система, породившая уникальный рост западной экономики, заслуживает уважения, даже если она в чем-то не совпадает с эвристической моделью совершенной конкуренции. Не все отклонения от модели так уж нежелательны: буквально никто, например, не захотел бы пожертвовать экономией на масштабе ради увеличения числа фирм-продавцов. Более того, в моделях используется, как правило, гораздо более ограничительная концепция конкуренции, чем та, которую использовал Адам Смит и другие первые сторонники рыночной системы [Paul J. McNulty, "Economic Theory and the Meaning of Competition". Quarterly Journal of Economics 82 (November 1968): pp. 639–656; и там же "A Note on the History of Perfect Competition", Journal of Political Economy 75 (August 1967): pp. 395–399]. Важнее всего, что более простые модели вообще не учитывают конкуренцию, создаваемую новыми продуктами, новыми методами производства и новыми формами организации. Йозеф Шумпетер был ведущим защитником той точки зрения, что эти формы конкуренции гораздо важнее, чем те, которые закладываются в статические модели. [Йозеф Шумпетер был убежден, что враждебность интеллектуалов и средних классов к капитализму, порожденная, отчасти, как раз успехами капитализма, приведет к социализму. Разрыв, ставший столь явным сорок лет спустя, между экономическими достижениями Запада и слабостью восточно-европейских систем хозяйства, претендующих на то, что они и есть социализм, свидетельствует, что путь к новому экономическому порядку будет более длительным и извилистым, чем предполагал Шумпетер. См.: Capitalism, Socialism and Democracy (New York: Harper, 1942).] 2. Эмпирические данные о влиянии малочисленности фирм на прибыли (а значит, и на цены) свидетельствуют, что на олигополистических рынках прибыли настолько близки к прибылям в отраслях со многими фирмами, что эти две ситуации почти не различимы. [Эмпирические свидетельства о влиянии олигополий на прибыль покоятся отчасти на серии корреляций между средним уровнем отраслевых прибылей и уровнями отраслевой концентрации производства. Леонард Вейсс изучил сорок исследований такого рода плюс шесть других, изучавших прибыли одиночных фирм, в работе: "The Concentration-Profits Relationship and Antitrust", in Industrial Concentration: The New Learning, H. G. Goldschmid, H. M. Mann, and J. F. Weston, eds. (Boston: Little, Brown Co., 1974), pp. 204–217. He все исследования выявили такую корреляцию, а обнаруженные были обычно статистически слабыми, свидетельствуя о том, что различия в прибыльности были намного слабее, чем можно было бы ожидать от монополии. Критику ряда ведущих исследований о концентрации производства и уровне прибыльности, и воспроизведение ряда работ, не обнаруживших значительной корреляции, см., Yale Brozen, "The Antitrust Task Force Deconcentration Recommendation", Journal of Law and Economics 13 (October 1970): pp. 279–292.] Истолкование статистических данных было усложнено в последние годы из-за результатов исследования отношений между прибыльностью фирмы и ее весом на рынке. [Подавляющее большинство статистических исследований было посвящено поиску связей между уровнем отраслевой концентрации и прибыльностью. Статистика бюро цензов не содержала данных о рыночном весе отдельных фирм. Такого рода информацию можно было взять только из данных, поставляемых фирмами в Кембриджский институт стратегического планирования, штат Массачусетс, а также из данных, собираемых Федеральной комиссией по торговле в рамках программы "Направление бизнеса". Обнаружено, что при одновременном подсчете коэффициентов регрессии уровней прибыльности по рыночной доле и по уровню концентрации рыночная доля оказывается значимым параметром, а уровень концентрации – нет, что служит "корректной проверкой гипотезы, что высокий уровень концентрации просто отражает высокую рыночную долю, имеющую тот же источник, что и высокая прибыльность... В рыночной доле находит выражение экономия на масштабе, лучшее качество продуктов или лучшее качество управления. По крайней мере в случае ведущих фирм этот показатель должен также показывать способность отраслей с высоким уровнем концентрации действовать по сговору". (Weiss, "Concentration – Profits Relationship and Antitrust", pp. 225–226) Более ранние исследования, базировавшиеся на доступных тогда данных, позволили Вейссу утверждать (на с. 226), что они свидетельствуют об остаточных эффектах концентрации.] Эти исследования показали, что прибыли фирм, владеющих любой заранее заданной долей рынка, мало зависят от уровня концентрации в данной отрасли. [Michael Gort, "Concentration and Profit Rates: New Evidence on an Old Issue", Explorations in Economic Research 3 (Winter 1976): p. 1; Harold Demsetz, "Two Systems of Belief about Monopoly", Industrial Concentration, pp. 177–178. Работы, проведенные в Институте стратегического планирования, обобщены у Bradley Т. Gale and Ben S. Branch, "Concentration vs. Market Share: Which Determines Performance and Why Does it Matter?" Antitrust Bulletin 27 (Spring 1982): p. 83. Среди собранных Федеральной комиссией по торговле работ, использующих данные о направлении бизнеса, можно отметить следующие: David J. Ravenscraft, "Structure-Profit Relationships at the Line of Business and Industry Level", Federal Trade Commission, July 1981, Review of Economics and Statistics 65 (February 1983): pp. 22–31; Stephen Martin, "Market, Firm and Economic Performance: An Empirical Analysis" (July 1981); Leonard W. Weiss and George Pascoe, "Some Early Results on the Concentration-Profits Relationship from the FTC's Line of Business Data", Federal Trade Commission. September 1981.] 3. По чисто арифметическим причинам связь величины прибыли с рыночным весом фирмы может иметь причиной либо корреляцию между более высокими ценами и большим объемом продаж (что прямо противоречит основным экономическим принципам, по крайней мере, если в ценах учтены различия в качестве продукции), либо сочетание более низких издержек и большего объема продаж. [Гейл и Бренч обнаружили, что влияние показателя рыночной доли на прибыли можно было соотнести с более низкими издержками, и что более низкий уровень издержек скорее предшествовал овладению большей долей рынка, чем был результатом этого. См. "Concentration vs Market Share", pp. 94–95. Вместо того чтобы полагаться на предположение, что если покупатели будут думать, что цены в некоей фирме, скорректированные с учетом качества продуктов, выше, чем у других фирм, то они не станут приобретать ее продуктов в большем количестве, Гейл и Бренч сравнили цены непосредственно, но учли, на основе информации фирм-клиентов, воспринимаемые покупателями различия в качестве.] Новые факты относительно рыночного веса, похоже, указывают на то, что большие корпорации усвоили, что надежнейший путь к более чем средним прибылям лежит через более низкие, чем у конкурентов издержки, а значит, и цены, по которым конкурентам придется продавать, чтобы остаться в бизнесе. Модели конкуренции предсказывают, что цены равны издержкам фирм с наибольшими издержками, производство которых необходимо для рынка; значит, в терминах статистических средних олигополии вполне конкурентны. Этот вывод оставляет открытой возможность, что отдельные отрасли с немногими фирмами могут вести себя и неконкурентно, но тот же вывод возможен и относительно отраслей со многими фирмами. 4. Гипотеза, согласно которой большие фирмы используют преимущества монопольных возможностей для того, чтобы энергично избавиться от конкуренции, или что они транжирят свои экономические возможности на необязательные издержки по делегированию полномочий – теряет значительную часть своей убедительности в свете того факта, что в рамках отрасли прибыли больших фирм больше, чем прибыли малых фирм. Большая иерархия влечет большие издержки на делегирование полномочий, чем малая, но если большая иерархия обеспечивает также большую экономичность и более низкие общие издержки, значит, она экономически эффективнее, чем малая. Видимо, Джорджу Д. Стиглеру принадлежит самый популярный аргумент в пользу гипотезы о важности олигополий [George A. Stigler, "A Theory of Oligopoly", Journal of Political Economy 72 (February 1964), chap. 5 in The Organization of Industry (Homewood, Ill.: Richard D. Irwin, 1968)]. Стиглер рассуждает следующим образом. Монопольные цены максимизируют прибыли продавцов, а значит, у продавцов есть стимулы вступить в сговор между собой, но сговору препятствует то, что рост продаж при ценах чуть более низких, чем монопольные, очень прибылен, так что некоторые продавцы будут в нарушение условий сговора осуществлять такого рода продажи, если над ними не будет довлеть страх разоблачения. Затем Стиглер анализирует проблему выявления конкурентов, продающих по более низким ценам, на основании данных о переходе к нему клиентов, о неспособности переманить обратно его клиентов и о привлечении к нему новых клиентов. Он заключает, что малочисленность конкурентов сокращает возможности тайно нарушать условия сговора. Теория Стиглера имела целью объяснить новые данные о том, что уровень прибыльности фирм в отраслях с немногими фирмами превышает соответствующие показатели фирм в отраслях со многими фирмами. Более последние данные о распределении рынка изменили представление о реальности, поскольку оказалось, что прибыльность фирм в отраслях с высокой концентрацией производства не превосходит прибыльность фирм такого же размера в отраслях со многими участниками. Но теория объясняет новые факты так же хорошо, как она объясняла старые: фирма с большой долей рынка и более низкими, чем у соперников издержками может заключить, что для нее неприемлем риск размывания своей доли рынка, возникающий когда любое мошенничество остается не выявленным. Тогда она может решить (как это сделала "Стандард Ойл"), что благоразумнее назначать цены на уровне издержек ее соперников или (если она намерена увеличить свою долю рынка) ниже уровня их издержек. [Стиглер стал писать "A Theory of Oligopoly" под влиянием заинтригованности антитрестовским заговором и аномальным поведением фирм в отрасли, производящей электротехническое оборудование. Примерно в 1968 году он пришел к выводу, что законы по деконцентрации олигополистических отраслей крайне нежелательны, и в 1969 году, выступая с показаниями перед Специальным подкомитетом по малому бизнесу палаты представителей, он заявил: "Меня беспокоит тот факт, что в отраслях, где мы имеем существенную экономию на масштабах производства, деконцентрация приведет к дополнительному бремени для всех. Там, где такого рода экономия невелика, частные конкуренты склонны проникать на новые рынки и устранять тем самым (избыточные) прибыли". Стиглера цитирует Brozen, Concentration, Mergers, and Public Policy, pp. 391–392. Об изменении его взглядов рассказано там же, а также у Ричарда Познера в Industrial Concentration, p. 414.] На самом деле поведение ведущих фирм неодинаково в различных отраслях; но исследования зависимости между прибылями, долей рынка и концентрацией производства в разных отраслях показали, что, как правило, цены назначаются в соответствии с уровнем издержек у конкурентов и отклонения от такого подхода достаточно редки. Некоторые считали, что для объяснения более высоких прибылей в отраслях с высокой концентрацией производства Стиглеру было необязательно предполагать наличие явного сговора. Отталкиваясь от теории о связанности стратегии ценообразования (interdependent pricing theory), они утверждали, что в отрасли, где фирмы не могут повысить объем продаж за счет сокращения цен (поскольку другие продавцы немедленно снизят в ответ свои цены), цены будут в целом несколько выше конкурентного уровня – может быть, ненамного, но в любом случае объяснению подлежат небольшие различия. Одним из следствий теории о связанности стратегии ценообразования является утверждение, что на рынках с высокой концентрацией производства фирмы реагируют на сокращение спроса снижением выпуска, а не цен, поскольку предвидят, что вслед за ними конкуренты также снизят цены, и в результате объем продаж не увеличится. Точно также на рост спроса они ответят увеличением не цен, но производства, поскольку им грозят серьезные убытки, если вслед за таким увеличением цен конкуренты немедленно не увеличат свои цены. Соответствующие факты были тщательно исследованы Филипом Каганом, работа которого финансировалась Национальным бюро экономических исследований. Он пришел к выводу, что в отраслях с высокой и с низкой концентрацией производства реакция на изменения спроса одинакова, поскольку и там и там первая реакция фирм на такие изменения заключается в изменении объемов запасов и производства, а уж только потом они прибегают к изменению цен [Senate Committee on the Judiciary, Subcommittee on Antitrust, Monopoly and Business Rights. "Prepared Statement of Philip Cagan", Mergers and Economic Concentration, pt. 1, 96th Cong., 1st sess., 25 April 1979, pp. 474–475], Другой вывод из теории о связанности стратегии ценообразования тот, что в отраслях с высокой концентрацией производства изменения цен происходят реже, но эмпирические факты опять-таки свидетельствуют, что частоты изменений цен в отраслях с концентрированным и малоконцентрированным производством различаются незначительно [P. David Quails, "Market Structure and Price-Cost Margin Flexibility in American Manufacturing, 1958–1970", FTC Working Papers N 1 (March 1977); and "Market Structure and Price Behavior in U.S. Manufacturing, 1972–1976", FTC Working Papers N 6 (March 1977)]. Из работы Кагана следует, что стратегия ценообразования резко различна в отраслях с формальными, организованными рынками и в большинстве других отраслей, но таких различий гораздо меньше между отраслями с большим и с малым числом фирм. Существует фундаментальное различие между потоками информации на организованных рынках, где изменения спроса отражаются в непрерывном изменении официальных цен, и на неформальных рынках, где (за исключением горнодобывающей и сельскохозяйственной промышленности) почти все фирмы вовлечены в продажу своих продуктов. На неформальных рынках фирмы обычно узнают об изменении спроса по увеличению (или уменьшению) продаж или заказов и по уменьшению (или увеличению) складских запасов – и эта информация обычно двойственна, поскольку не исключена возможность, что изменения наступили под действием не ценовых, а других конкурентных факторов. Прежде чем принимать собственные решения об изменении цен в ответ на сведения об изменении цен у конкурентов, приходится оценивать, в какой степени эти изменения соответствуют состоянию рыночного спроса. В отсутствии однозначного ценового индекса спроса фирмы на неформальных рынках реагируют на изменения объемов продаж и складских запасов следующим образом: сначала изменяют объем своего производства и запасов; затем начинают эксперименты с увеличением (уменьшением) объема продаж и ограниченным или временным сокращением цен, с изменением тактики рекламирования и другими тактическими ходами, и только когда ситуация со спросом делается вполне ясной, осуществляются общие изменения уровня цен. Вышеотмеченные факты свидетельствуют, что продавцы на малоконцентрированных рынках обычно реагируют на неопределенность неформальных рынков примерно так же, как продавцы на высококонцентрированных рынках – то есть сначала изменяют объем производства, затем запасов, а уж только потом – цены. Эконометрический подход к вопросам монополии поднимает также проблему бухгалтерского учета инноваций. Здесь есть две принципиальные трудности. В экономической теории расходы на инновации рассматриваются как капитальные вложения. При подсчете прибылей фирмам следует вычитать из доходов отчисления на амортизацию по уже инвестированным в инновацию средствам, а не текущие инновационные расходы. В практике бухгалтерского учета, однако, расходы на инновации не капитализируются, а учитываются сразу как текущие расходы, и фирмы даже не пытаются оценить разумную величину амортизационных отчислений -а ведь никаких других данных в распоряжении экономистов нет. Другая трудность в том, что успешные инновации ведут к возникновению временной монополии, которая длится пока либо соперники не сумеют скопировать новшество, либо не истечет срок патента. На деле никто не оспаривает необходимости вознаграждать инновации из прибыли от такой временной монополии. Но как для фирмы, так и для отрасли трудно определить, какая часть прибыли может быть отнесена на счет инноваций. Многие предприятия получают часть доходов от продажи хорошо известных продуктов, а часть – от внедрения инноваций. Соединение на одном предприятии нового и традиционного производств и услуг затрудняет отнесение прибыли на счет инноваций. Отчасти трудность порождается невозможностью разделения совместных доходов и издержек, а отчасти инерционностью процессов: часть сегодняшних прибылей может быть следствием прошлых инноваций. Таким образом, нет ясного способа разделить прибыли от продажи знакомых продуктов, может быть, даже по завышенным ценам, и прибыли от инноваций. Мы также не можем стандартизировать отраслевые данные так, чтобы исключить доходы от инноваций. В результате, чтобы сделать осмысленными широкие межотраслевые сравнения прибылей в отраслях с высококонцентрированным и с малоконцентрированным производством или между фирмами с высоким и с малым рыночным весом, нам приходится принимать в высшей степени сомнительное предположение, что в среднем фирмы могут обеспечить себе большую долю рынка, будучи при этом не более инновационными, чем другие. [Различие между ставкой дохода в бухучете и аналитической ставкой дохода всегда порождало сомнение в экономической осмысленности изучения отношений между прибыльностью – рыночной долей – уровнем концентрации, в которых использовались данные бухучета. В одном исследовании был сделан вывод, что "вера в то, что эти различия достаточно невелики и позволяют с пользой опираться на бухгалтерские данные для аналитических целей, не имеет другого основания, кроме благих надежд". Franklin М. Fisher and John J. McGowan. "On the Misuse of Accounting Rates of Return to Infer Monopoly Profits", American Economic Review 73 (March 1983): pp. 82–97.] Следует припомнить, что отрасли с малым числом фирм представляют собой сравнительно малые сегменты большой экономической системы и что рассмотренные в предыдущих главах тенденции сдвигают нас в более конкурентный мир. К числу этих тенденций относятся процессы урбанизации и совершенствования транспорта, которые уже ликвидировали многие местные, региональные и даже общенациональные монополии, а также рост свободного остатка доходов (то есть доходов после удовлетворения всех первоочередных нужд), который делает межотраслевую конкуренцию более важной. Урбанизация, совершенствование транспорта и рост национального дохода совместно привели к увеличению размеров и сложности рынков, а в результате рыночные позиции все труднее защищать от натиска специализированных конкурентов. Такие организационные изменения, как появление торговцев массовыми товарами и диверсификация производителей облегчили новичкам вход на рынок и ограничили способность продавцов эксплуатировать уже завоеванные рыночные позиции. Возросшее предложение продуктов, произведенных за рубежом, в странах с совершенно иной структурой издержек также обостряет конкуренцию. Во многих отраслях важнейшей тенденцией было систематическое использование инноваций как орудия конкуренции. Вполне ясно, что события 1880–1914 годов не сделали монополистической экономику Америки. Судя по результатам межотраслевых исследований, отраслевая средняя намного ближе к конкурентному полюсу шкалы, чем к олигополистическому, так что даже отсутствует какое бы то ни было отклонение этой средней от конкурентного полюса шкалы. Не похоже, чтобы в результате событий 1880–1914 годов, приведших, правда, к сокращению числа фирм в некоторых отраслях, западная промышленность в целом стала менее конкурентной, чем до этого – если только мы учтем действие других тенденций, которые вели к обострению конкуренции. Важность малых предприятий Мы настолько привыкли думать, что западная экономика в целом, а в особенности экономика Америки подчинена большим предприятиям, что может удивить вопрос: почему большую часть американского хозяйства составляют относительно малые предприятия? Простой ответ в том, что принадлежащие публике промышленные корпорации сами по себе ориентированы на использование высокотехнологичных, капиталоемких и трудосберегающих методов производства. Подход оказался вполне успешным: большая часть рабочей силы занята за пределами обрабатывающей промышленности. Долгосрочный упадок промышленного сектора был перекрыт ростом третичного -сектора услуг. В июне 1984-го года в обрабатывающей промышленности Америки было занято только 19,8% работников, а большая часть остальных – в сфере обслуживания. Крупнейшие и самые удачливые промышленные корпорации также и капиталоемки. Двести крупнейших фирм, совместно создающих 43% добавленной стоимости, дают работу только 31% занятых в обрабатывающей промышленности. Другими словами, только 6% работников в Америке занято на предприятиях двухсот крупнейших – если мерить размер величиной активов – корпораций обрабатывающей промышленности. В хозяйстве США действуют двенадцать миллионов товариществ и предприятий индивидуальной собственности; индивидуальных собственников и партнеров-совладельцев почти вдвое больше, чем наемных работников в гигантских корпорациях. Большие промышленные корпораций, будучи капиталоемкими, организуют большую долю капитальных, но не трудовых ресурсов. Но ведь если судить по социальной значимости, по трудности организации и по доле в производстве, трудовые ресурсы намного важнее. Марксисты утверждают, что вся ценность создается только трудом. Для наших рассуждений не важно, вменять ли труду 100% произведенного при капитализме дохода, 70% или 75%; в любом случае хозяйственные предприятия в первую очередь поглощены организацией процесса труда, и гигантские корпорации здесь далеко не самые главные. Большие корпорации существуют, конечно, и за пределами обрабатывающей промышленности – в банковском и страховом деле, в розничной торговле и горнодобывающей промышленности, на транспорте, в системах связи и в сфере коммунального обслуживания. Но среди них лишь немногие могут быть сопоставлены с корпорациями обрабатывающей промышленности по числу работников или по величине активов. Западные предприятия очень разнообразны по размерам – от очень маленьких до очень больших. Если судить по тому, где осуществляется большая часть работы по производству и сбыту продуктов и услуг, то представление о господстве крупных, корпораций в экономике Запада – просто ошибка. Большие предприятия приспособлены для работы в обрабатывающей промышленности, на транспорте и в сфере коммунальных услуг, где операции становятся экономичными только при таком размахе, что любое предприятие в этих отраслях не может не быть крупным. Но все эти виды деятельности составляют не более четверти всей хозяйственной активности. Заключение Особенно уместны два вывода. Во-первых, эксперименты почти всегда лучше всего осуществлять с наименьшим, по возможности, размахом, чтобы подтвердить или опровергнуть идею; и экспериментирование настолько пронизало экономическую жизнь Запада, что большая часть хозяйственной деятельности не может не осуществляться в небольшом масштабе. Следует помнить, что рост предполагает изменение и приспособление и что значительная часть всей адаптивной деятельности осуществляется через создание новых предприятий, которые, по крайней мере в самом начале, бывают небольшими. Во-вторых, фундаментальной характеристикой западной экономики была децентрализация – децентрализация власти и ответственности, а также ограничение роли управленческих иерархий теми ситуациями, где они явно выгодны. Сопротивление наращиванию издержек от делегирования полномочий не есть свойство только тех организаций, которые оказываются непосредственно в ведении правительственных планирующих и управляющих агентств; это сопротивление сказывается на всех уровнях экономики. Господствует подход, что нужно следить за балансом издержек и преимуществ иерархий. Из того факта, что в западных хозяйствах распространение получили сравнительно небольшие организации, следует, что преимущества иерархий перевешивают издержки сравнительно редко. Мощь тенденции к децентрализации постоянно недооценивают, если судить по обилию пророчеств о том, что, в конце концов, западная экономика окажется в руках нескольких капиталистов; эти пророчества звучат уже более ста лет, но до сих пор ничего такого не произошло.