Текст книги "Спэнсер Коэн (ЛП)"

Автор книги: Н. Р. Уолкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

просмотреть самостоятельно. Перебирал, разглядывая каждую. – Разношерстная

коллекция.

– Да, – согласился я. – От «Рамоунз» до Билли Холидей.

Он прекратил осмотр и медленно вытащил запись, что вынудила его остановиться.

– Могу я включить?

Я кивнул и улыбнулся его выбору – сборник блюза и джаза: Отис Реддинг, Билл

Уизерс, Перси Сандж, Майлз Дэвис и Арета Франклин. Эндрю вытащил пластинку из

обложки так, словно ценнее ее ничего в мире было, и аккуратно опустил иглу на винил.

Комната наполнилась знакомым безупречным потрескиванием, которое можно услышать

только от винила, и заиграла «Нет солнечного света».

Эндрю прикрыл глаза, затерявшись в музыке, и на лице медленно проступала

улыбка. Он прошептал:

– Невероятно.

– Благодаря современной музыке многое утеряно, – тихо сказал я. Тогда он

посмотрел на меня, и я пояснил: – В смысле, мне нравится, но это… – Я замолчал, когда

запел Билл Уизерс. – … классика.

Эндрю послал мне улыбку и изумленно покачал головой.

– Значит, ты устраиваешься на солнышке с книжкой и слушаешь виниловые

пластинки?

– Иногда, – признал я. – А иногда на «айподе» врубаю «Топ–20». Зависит от

настроения.

– И как же выглядит твой плейлист? – заинтересованно спросил он.

Я вынул телефон, выбрал раздел «музыка» и вручил ему.

– Посмотри. – Я оставил телефон ему, прошел к обеденному столу и открыл

ноутбук.

Он неспешно листал.

– Я и половины не слышал, – сказал он, нахмурив лоб.

– Большинство групп австралийские.

Лицо его стало задумчивым.

– Дома поищу их.

– Можешь послушать сейчас, если хочешь.

– Я бы предпочел послушать это. – Он улыбнулся, когда запел Отис Реддинг.

– Значит, ты играешь на рояле классику, но любишь джаз?

– Да.

– И какая партитура сейчас на твоем рояле?

Он ухмыльнулся.

– «Вчерашний день» Арта Тэйтума.

Я моргнул.

– Кого?

– Лучшего из когда–либо живущих джаз–фанкового пианиста.

– Погоди, – сказал я, поднимая руки вверх. – Ты учился классике, но играешь джаз?

– Он застенчиво кивнул. – И ты заявлял, что не крут? И не интересен? Господи, Эндрю.

Если б существовал журнал «Сексуальные и крутые мультипликаторы, которые играют

джаз–фанк на рояле и смотрят фильмы Стэнли Кубрика», ты был бы на обложке. По

каждой теме.

Он долго и громко гоготал, щеки окрасились в розовый цвет. После чего запустил

телефон ко мне по столу и уселся рядом. Я набрал имя Эли в «фейсбуке» и рассматривал

выпавшие результаты, прокручивая список.

– Вот он, – сказал Эндрю.

Мой палец завис над иконкой.

– Ты в последнее время проверял его стену?

Эндрю покачал головой.

– Нет.

Я кликнул на аватарку, и Эндрю отвернулся от экрана.

– Все в порядке? – спросил я его.

– Да, – ответил он, глядя на меня, но избегая ноутбука. – Просто не хочу видеть, если он…

– Запостил фотку с другим?

Эндрю кивнул.

– Я не задумывался, пока ты не поинтересовался, встречается ли он с кем–то. – Он

покачал головой и прищурился. – И вот он я, пытаюсь заманить его вернуться. Вроде

печально, да?

– Нет, – мягко произнес я. – Прежде всего, ты хочешь ответов. Именно этим мы и

заняты.

– Получаем ответы?

– Ага.

– Которые мне могут понравиться, а могут и нет.

Я вздохнул.

– Все возможно, – признал я. – Тебе может не понравиться то, что он скажет. Но

разве не лучше быть в курсе?

Он кивнул.

Я пролистал ленту новостей на странице Эли.

– Ему стоит поменять настройки безопасности. – Как незнакомому пользователю, мне было видно о нем почти все. Люди отмечали его на мемах и шуточках. За последние

несколько недель он постил всего пару раз. – Он ни разу не упомянул о переезде и

расставании, – сказал я, и только тогда Эндрю посмотрел на экран.

А потом был обнаружен пост, опубликованный чуть ранее на неделе, где

говорилось об этих выходных.

– Кто такая Терри Сантос?

– Они с Эли работают вместе. Дружат. Бывало, мы все вместе куда–нибудь

выбирались.

– Она пишет, что собирается отмечать день рождения в «Подвале», и спрашивает, не желает ли он присоединиться.

– Когда?

– Сегодня в восемь.

– А он что написал? – спросил он, наклонившись прочитать пост и комментарии.

Я изложил ответ Эли.

– Сказал, что не хочет завтра болеть на работе, но, может, заскочит на пару часов.

Эндрю перевел взгляд с экрана на меня, и я просек, насколько же близко друг к

другу мы находились. В его голубых глазах были серые крапинки, чего раньше я не

замечал. Выглядел он чересчур привлекательно, пах просто божественно и сидел очень–

очень близко.

– Что ты думаешь?

Дерьмо.

– О чем? – Потому что думал я только о том, как касаюсь ладонью твоего

подбородка и целую. Держу пари, твой вкус столь же приятен, как и аромат…

– Об Эли, разумеется.

– О, да, точно. Разумеется, – сказал я, вытряхивая из головы дурацкие мысли. – Нам

стоит пойти. Ты и я, «Подвал», вечером.

– Ой.

– Если мы хотим, чтоб Эли увидел тебя на свидании с другим парнем, то нам как

минимум надо куда–то выбраться.

– На свидании?

– Мы знаем, что оно не настоящее, но он–то нет.

Казалось, он задумался, стоит ли вообще что–то предпринимать.

– Окей.

– Уверен, что хочешь?

Он посмотрел на меня своими серо–голубыми глазами.

– Ну, да.

Говорил он не очень убедительно, что по непонятной причине меня порадовало.

Перед первым появлением на публике у нас в запасе было несколько часов и, тем не

менее, нам было, над чем поработать. У меня не было уверенности, кто из нас будет

больше сопротивляться. Обычно мне не составляло особого труда приблизиться к клиенту

и при этом не задумываться. Эндрю был другим. Я посмотрел на часы.

– Что ж, у нас есть немного времени. Может, нам стоит немного попрактиковаться?

– Попрактиковаться?

– Да, – я с трудом сглотнул. – Ну, знаешь… нашу историю для публики о

знакомстве, держаться за руки, типа того.

Он побелел.

– Ой.

– Не такой уж я и мерзкий, – пошутил я лишь наполовину.

Эндрю покраснел.

– А, нет. Определенно нет. – Он поднялся из–за стола и вошел в маленькую кухню.

Прислонился к стойке, скрестил руки, потом выпрямил, словно пытался перебороть

привычку, а затем засунул их в карманы. Прочистил горло и заговорил: – И что же мы

расскажем людям о знакомстве?

– В прошлые выходные твоя сестра и моя лучшая подруга встретились на свадьбе, –

сказал я.

– Ну, фактически так и было, – растеряно произнес он.

– В точку. Лучше всего придерживаться правды, – объяснил я. – Таким образом, если Эли наткнется на Сару на улице или в магазине и застанет врасплох вопросами, никому не придется врать.

– Не думаю, что он поведется, – тихо проговорил он, – на происходящее между

тобой и мной.

– Почему же?

Он уставился на меня так, словно я упускал очевидное.

– Не начинай сначала свой идиотизм про «посмотри на меня», – с ухмылкой сказал

я. – Разве что тебя смущают татуировки, а Эли в курсе. Ты об этом? – Я показал ему, каким образом можно скрыть чернила. У меня не было татуировок на кистях, шее, груди, да и на спине, если уж на то пошло. Исключительно «рукава». – Я могу надеть рубашку с

длинными рукавами, и он даже не заметит.

Эндрю покачал головой.

– Нет, ничего не меняй, – тихо изрек он. Потом дернул плечом. – Все дело в «ты

стильный, а я нет».

– Ну, да, точно, – сказал я, поднимаясь. – Я просто какой–то парниша с четвертой

страницы «Геи–модники», а ты модель с обложки «Кул».

Он расхохотался и покачал головой.

– Ты меня понял.

– Нет, не понял. Но знаешь что? Все не важно. Если он склонится к выводу, что

наше пребывание вместе выбивается из всех правил, то мы, по меньшей мере, привлечем

его внимание.

Он задумался.

– Правда.

– Когда мы на людях вместе, и я беру тебя за руку, ты отпихнешь ее?

Он покачал головой и прошептал:

– Нет.

Я чувствовал жар его тела, чувствовал его нервозность. Или, может, это был я? В

любом случае, воздух между нами наэлектризовался. Безусловно, я находился рядом с

другими клиентами – держал за руку, танцевал, даже целовал – но по большому счету это

была игра. Я исполнял роль, ни больше, ни меньше.

Так почему же я нервничал? Может, образно выражаясь, слишком много времени

прошло между двумя рюмками? Может, мне стоило куда–нибудь сходить и оторваться?

И, может, по завершении дела именно этим мне и стоит заняться?

Я не знал, почему Эндрю был иным. Он был интересным, разумеется, умным и мог

меня рассмешить. Сначала я решил, что он просто скромничал по поводу своей работы и

музыкальных талантов, но чем ближе я его узнавал, тем больше убеждался: он вообще не

скромничал. Он не обращал внимания.

Мне пришлось задуматься: что за херня у Эли в голове, если он ушел от него?

Именно тогда я осознал, что он держал меня за руку столь же крепко, как и я. Его

рука не просто мягко покоилась в моей руке. Большой палец бегал по моей ладони, а

остальные стискивали мои пальцы. Было уютно и тепло, но главным образом – очень

приятно.

Я проглотил неожиданно выросший в горле ком.

– А если нам придется танцевать?

Ответ занял у него минуту. Меня интересовало: он замечал статические разряды

между нами, или их было видно только мне?

– О, я не танцую.

– Ладно, справедливо, – сказал я. Меня устроило. Некоторые не любили танцевать, что было вполне нормально. – А если будет громко играть музыка, и мне придется

придвинуться ближе? – спросил я. Голос был сиплым от шепота и попытки вдохнуть

воздуха.

Он быстро моргнул и облизнул нижнюю губу. Наши ладони все еще были

переплетены. Я поймал вторую его руку и развел их в стороны. Медленно наклонился, даже без прикосновений ощущая его тепло, и, проигнорировав великолепный запах, приблизил губы к его уху.

– Так нормально?

Он кивнул, и, почти не сомневаюсь, не дышал.

Я отступил назад, чтобы увидеть его лицо, но руки так и не отпустил.

– Если он посмотрит на нас, я могу наклониться и что–нибудь проговорить тебе на

ухо. Но только для привлечения внимания.

Он прокашлялся.

– И это срабатывало с другими парнями?

– Клиентами? – уточнил я. У меня было четкое разделение между парнями, которые

мне нравились, и парнями, с которыми я работал. – Обычно срабатывает, да.

Он протяжно выдохнул.

– О, ладно.

– А поцелую я тебя, только если потребуется «скрепить сделку», – пояснил я. –

Типа пан или пропал. Ему либо будет плевать, либо он намекнет, что не оценил мои

прикосновения к тебе. Но если я все–таки тебя поцелую, ты должен верить: все

происходит только потому, что Эли смотрит и воюет сам с собой, подходить или нет.

Просто подыграй.

Он вытаращил глаза.

– Ой.

Я почти расхохотался.

– Нам не нужно практиковать поцелуи, – добавил я. – Если только тебе не хотелось

бы.

Он фыркнул, румянец растекся по щекам.

– А, думаю, я знаком с алгоритмом действий.

– Хотя мне только однажды пришлось целовать клиента. В большинстве случаев

положенная в правильное место рука и шепоток на ухо делают свое дело. Вот так, – сказал

я, выпуская его руку, чтоб положить ладонь на его талию. На его каменную четко

очерченную талию. – Господи, что у тебя под рубашкой?

Он побелел.

– Что?

Я ущипнул его за бок.

– Ты вроде качаешься!

Он подпрыгнул и со смешком схватил меня за руку.

– Эй!

– Ты боишься щекотки? – спросил я, хохоча вместе с ним. – Приятно знать.

Щеки его зарделись, но он все еще улыбался, и опасный настрой между нами исчез.

Я понятия не имел, благодарить или огорчаться, встряхнулся и глубоко вдохнул.

– Окей, вернемся к серьезности.

Он странно посмотрел на меня.

– Каково было целовать того парня?

– Клиента?

Он кивнул.

– Честно говоря, неловко, – признался я. – Мне он не нравится, поэтому прошло не

очень естественно, если ты об этом.

– Он тебе не нравился?

– В смысле, не мой типаж.

Он кивнул.

– Получилось? – спросил он. – Привлекли внимание бывшего?

– Разумеется. Как уже говорилось ранее, я хорош в своем деле.

Он закусил нижнюю губу и отвел взгляд. И, в конце концов, кивнул, словно

мысленно придя к какому–то выводу.

– Если хочешь определить границы, пожалуйста, скажи, – обратился я к нему. –

Если мои поцелуи причинят дискомфорт, ты должен сообщить мне. По большому счету

все зависит от тебя. Ты здесь начальник.

Для ответа ему понадобилось время, и на секунду я забеспокоился, что он

откажется от возможного поцелуя или прикосновения. Я не понимал, почему меня это

парило. Вероятно, из–за того, что был он очень симпатичным и благоухал просто

невероятно, а его губы так и манили впиться в них…

– Все в порядке, – ответил он. Покачал головой и нервно хмыкнул. – Боже, как все

странно.

Я с облегчением вздохнул, не переставая улыбаться.

– Только если мы позволяем странности выйти наружу.

Он снова спрятал руки в карманы.

– Ну, чем будем заниматься следующие несколько часов?

Ему было не за чем находиться здесь. Будь на его месте кто–то другой, я бы

распрощался и сказал, что позвоню часов в семь. Я не знал, почему с ним было иначе.

Просто так было. Поэтому вместо того, чтоб сказать ему уйти, я произнес:

– Как насчет того, чтоб послушать еще одну пластинку?

Он выбрал концертную запись Джеффа Бакли, и до меня сразу же дошло: я встрял

по полной.

Глава 5

Он растянулся в кресле из ротанга, как кот на солнышке, и слушал виниловую

запись моего любимого альбома. Я же расположился с ноутбуком на диване, пытаясь

выяснить все возможное об Эли Мастерсоне, но, честно говоря, просто–напросто

подсматривал за Эндрю.

– Эли работает с восьми до четырех понедельник–пятница? – спросил я, стараясь вернуть

мозг к работе.

– Ш–ш–ш.

Я моргнул. Он, блин, шикнул на меня.

– Реально?

Он ухмыльнулся.

– Тебе нельзя разговаривать, пока играет запись. – Потом слегка склонил голову и

прислушался к пению Джеффа Бакли. – Прояви немного уважения к мужчине.

– О, я уважаю мистера Бакли. – Я швырнул в него подушкой.

Подушку он поймал и, рассмеявшись, съехал немного вниз в кресле из ротанга, сворачиваясь поудобнее и улыбаясь, и, все еще читая обложку альбома, выглядел так, словно его место было именно там. Словно мне хотелось, чтоб его место было там. И

осознание поразило меня.

– Что? – спросил он. – Ты как будто проглотил горькую таблетку.

Я покачал головой.

– Ничего. Нет, все хорошо. – Намереваясь вернуть сердцу нормальный ритм, я снова

посмотрел на экран ноутбука именно в тот момент, когда заиграла «Аллилуйя». И как

всегда вынудила остановиться. Я сделал глубокий вдох и вслушался.

Я бросил взгляд на Эндрю – он улыбался мне.

– Понимаю, что ты имеешь в виду. Отличная песня. Не уверен насчет «прекрасной»…

– Ш–ш–ш! – ответил я ему.

Он хмыкнул и дождался, пока доиграет песня.

– Да, Эли работает с восьми до четырех, понедельник–пятница.

Точно. Эли. Черт.

– На выходных он занимается спортом? Соккер, футбол, теннис?

Эндрю покачал головой.

– Хм, нет.

– Просто интересно, есть ли еще какие–то места, где мы могли бы нарисоваться, вот и все.

– Я вздохнул. – У него есть любимый продуктовый? Кафе? Книжный? Парк?

Эндрю выдал несколько часто посещаемых Эли мест, и чем он занят в свободное время.

Насколько я уяснил, они редко что–то делали вместе, и Эли казался довольно скучным.

Сложно объяснить, но чем больше Эндрю рассказывал об Эли, тем меньше я о нем знал.

– Чем вы занимались по воскресеньям? – осведомился я. – Ходили в джаз–бар с

друзьями?

Он медленно покачал головой.

– Нет.

– Почему нет? – полюбопытствовал я. – Ты же любишь джаз.

– Наверно, так и не собрались, – отозвался он, пожав плечами.

– Думаю, мне стоит поговорить с этим твоим Эли.

Он застыл, улыбка исчезла.

– Зачем?

– Велеть ему очухаться, – в шутку брякнул я, хотя и не шутил. – Это первое место, куда

бы я повел тебя.

Эндрю расхохотался, и щеки окрасились в розовый.

– Господи, я–то решил, ты пойдешь к нему домой или типа того.

– Ну, нет. Я и не планировал. То есть я мог бы, но предпочитаю не вступать в контакт с

целью, спасибо.

– Целью?

– Ага.

– Ты так говоришь, будто у нас секретная операция.

– Так и есть! Кодовые слова и все прочее.

– Кодовые слова?

– Фразы вообще–то, но да, – пояснил я ему. – Типа если бы он подошел к тебе в баре, я бы

сказал: «Подожду снаружи», код для «желаю удачи». Или если цель занимается с другим

чуваком сексом в туалете, я скажу: «Шот текилы за мой счет», код для «игра окончена».

Он скорчил рожицу.

– Ненавижу текилу.

Я поймал себя на том, что улыбался.

– Я тоже. Но ты походу не сечешь фишку.

Эндрю снова зашелся в хохоте, из чего я уяснил, что фишку он как раз таки сек. Он

повертел обложку альбома в руках.

– Как умер Джефф Бакли?

– Э–э… – Внезапная смена темы, но да ладно. – Он утонул. Вышел в Миссисипи при

полном параде, исполнил «Большая–большая любовь» группы «Лед Зеплин» и не

вернулся.

Эндрю моргнул.

– Блин.

– Почему?

– Я не знал, вот и все.

И тут звякнул его телефон. Он достал его из кармана и прочитал то, что высветилось на

экране.

– Это Сара, – сказал он.

Пока он эсэмэсился с сестрой, я снова пробежался по «фейсбуку» Эли, друзьям, семье –

по всему, что могло показаться странным. Ничего необычного. А еще ни одной

совместной фотки с Эндрю. Конечно, он не постил много и часто, но все–таки. Я–то

думал, он хотя бы упоминал, что у него есть бойфренд, не говоря уже о совместном

проживании. Никаких заметок о помолвке. Или расставании. Люди вечно постят о

разрывах в «фейсбуке», чтоб вызвать сочувствие и уведомить список друзей о

возвращении на «рынок». Об Эндрю здесь ничего сказано не было.

Тогда я нашел Эндрю.

Его лента новостей состояла в основном из отметок на мемах и приколах. Было несколько

постов от Сары. Они показались приятными людьми. Никакой религии или политики, ничего оскорбительного. Несколько фотографий с праздников и, прокрутив ниже, я нашел

детский снимок Сары и Эндрю с какого–то семейного торжества. Счастливая семья, даже

идеальная.

Прилив грусти пронзил мою грудь, и я быстро закрыл страницу как раз в тот момент,

когда Эндрю отложил трубку. Чтоб отвлечься, я спросил:

– Все хорошо?

– О, да, – ответил он, закатывая глаза. – Мама пригласила ее на обед в следующем месяце, и Сара предупредила, что если она должна идти, то пойду и я.

– Звучит здорово.

Он хмыкнул.

– Если под «здорово» имеется в виду «адски скучно», тогда ты прав.

Он понятия не имел, насколько приятно звучали слова «семейный обед». Он долго

разглядывал меня, затем положил обложку альбома на проигрыватель.

– Вставай, – произнес он, поднимаясь. – Пойдем.

Я медленно закрыл ноутбук.

– И куда именно мы собираемся?

– Ты купишь мне мой первый альбом Джеффа Бакли.

Я усмехнулся.

– Н–да?

– Да. Если только не хочешь отдать этот. – Он указал на проигрыватель.

– Черта с два. Он мой любимый.

– Так я и думал, – изрек он, двигая в сторону двери, обернулся – я все еще не шевелился –

и хлопнул в ладоши. – Проснись, Спэнсер.

– Хорошо, – сказал я, беря кошелек и ключи. Из холодильника достал две бутылки воды и, выходя за дверь, вручил одну ему. – Ты всегда такой напористый?

Он рассмеялся, маленькие морщинки проявились в уголках глаз, а солнце согревало его

кожу. Он спустился по лестнице и ждал меня внизу. Наверное, не был уверен, в каком

направлении идти. Большим пальцем я указал на намертво запертую дверь салона.

– Снаружи в салон не попасть, поэтому нас придется обойти вокруг, – кивнул я в сторону

угла дома, и мы бок о бок зашагали в удобном темпе.

– Полагаю, где–то поблизости должен быть музыкальный магазин, – сказал он, как только

мы приблизились к улице.

– Несколько, – ответил я ему. – Ты хочешь компакт–диск или пластинку? Я мог бы просто

скачать его тебе, так даже проще.

– Разумеется, пластинку.

– У тебя есть проигрыватель?

– Нет. Но придется купить. Представляю, как слушаю джаз и блюз с винила. Невероятно.

Я усмехнулся.

– Я создал монстра!

– Нельзя включать классический альбом любителю музыки и рассчитывать, что он не

захочет такой же.

Я хмыкнул.

– Правда.

Мы прошли два квартала, не прекращая перебрасываться шуточками. Мы болтали, размахивали руками, что–то объясняя, что мне показалось довольно милым, и, не

сомневаюсь, я не прекращал улыбаться с момента выхода из дома. Мы выкинули пустые

бутылки в мусорную корзину, я провел его по переулку и остановился перед входной

дверью музыкального магазина.

– Пока мы не вошли, ты должен мне пообещать.

Он внезапно стал серьезным.

– Что?

– Это особенное место, а посему, должно оставаться тайной.

– Посему?

– Это слово.

– Им уже лет двести никто не пользуется.

– Не правда. Я только что использовал.

Он хихикнул.

– Ладно, в общем, я не имею права никому рассказывать, что был здесь?

– Нет. Как про Вегас.

– Типа «Все, что происходит в Вегасе, остается в Вегасе»? Серьезно?

– Да, серьезно, – кивнул я. – Место слишком крутое, чтоб популяризировать его.

– Разве это не убыточно для бизнеса?

– Возможно. Но тут олдскульная независимость. Мне думается, владелец был серфером, курит травку, начиная с шестидесятых годов, и борется с корпорациями, хотя я и не

спрашивал его. В общем, если люди узнают об этом месте, оно станет мейнстримом. И

испортится.

Он насупился.

– Тогда это не Вегас. А «Бойцовский клуб».

Я расхохотался и поклонился.

– Что ж, Кузнечик, Термин, которым обычно называют неопытных новичков , ты прошел

тест. Можешь войти. – Он просиял, а я со смешком распахнул дверь.

Он шагнул внутрь.

– Ничего себе.

Музыкальный магазин воздавал должное семидесятым. Вместо неоновых огней и

мерцающих цифровых экранов на стенах висели постеры различных групп и винтажные

футболки. И много–много рядов виниловых пластинок.

– Круто, да?

Он медленно кивнул и, все еще глядя на ряды альбомов, спросил:

– С чего мне начать?

– Сюда, – сказал я, проводя его к секции фолка. – Они классифицируются по жанру, потом по алфавиту. – Я нашел секцию «Б». – Вот. Джефф Бакли.

Он просмотрел несколько обложек.

– И какой мне понравится? – осведомился он, больше у себя, чем у меня.

– «Концерт в Сини», – ответил я ему. – Он исполнял каверы на Билли Холидей и Нину

Симоне. Ты полюбишь его.

Я пробежался по обложкам, а когда поднял взгляд, он таращился на меня. В смысле мы

стояли плечом к плечу, копались в винтажных записях, и он таращился прямо на меня.

– Что?

Он быстро вернулся к пластинкам.

– Ничего. – Он покачал головой. – Можешь посмотреть. Я… поищу проигрыватель, –

пробормотал он настолько тихо, что я едва разобрал слова. И ушел искать плеер и

вертушки.

Странно. Но я прикинул, что мы не так уж близко знакомы, чтоб можно было определить

странное поведение. Я нашел нужный альбом и вынул из обложки. Винил вроде не был

царапанным, поэтому, улыбнувшись, я спрятал пластинку обратно и прошел к Эндрю.

– Нашел, – сообщил я ему.

– О, классно. Спасибо, – сказал он, явно сосредоточенный на проигрывателях, потому что

на меня не посмотрел. – Какой их этих, как думаешь?

В отличие от моего огромного ящика эти были настольными устройствами. Казалось, он

не мог выбрать между двумя.

– Думаю, черный. У него встроенные динамики, – пояснил я ему. – И он сочетается с

рамками на стене и роялем.

Он улыбнулся.

– Правда.

– А теперь, – проговорил я, озираясь. – Будет справедливо, если ты выберешь альбом для

меня.

Он огляделся вокруг и моргнул.

– Ой.

– Не то, чтоб понравилось бы мне, а то, что ты выбрал бы для себя.

Он направился в джаз–секцию, пролистал обложки, корча рожицы от некоторых, хмурясь

от других, а от третьих вообще испытав отвращение. Но потом вытащил запись, прочитал

список композиций и улыбнулся. Поднял, чтоб мне было видно. Он назывался «Джаз на

рояле: Фанк и Фьюжн». Я, мягко говоря, был удивлен.

– Обложка словно к ужасному порнофильму семидесятых.

Он рассмеялся и быстро осмотрелся, не слышал ли кто мои слова.

– Ну, да, обложка не очень, но песни очень даже.

Он передал мне пластинку, я прочитал названия композиций и имена артистов, о которых

сроду не слышал.

– Ты бы это слушал? – спросил я.

– Определенно.

– «Джаз на рояле: Фанк и Фьюжн»?

Он прыснул.

– Не критикуй, пока не услышал.

Я выдохнул, надувая щеки.

– Окей, ты начальник.

Я понес альбомы к стойке, и стоявший там парень одобрительно кивнул. А его громадный

афро даже не шевельнулся.

– Превосходный выбор, – сказал он, глядя на вариант Эндрю.

– Видал? – воскликнул Эндрю, пихнув меня локтем. – Говорил же – отличный альбом.

Я закатил глаза, а потом обратился к парню за стойкой:

– И черный проигрыватель, спасибо.

Эндрю достал кошелек, но я уже передал продавцу свою карту.

– Я оплачу.

– Ты не можешь! – возразил Эндрю.

– Только что смог, – ответил я, хотя понятия не имел, зачем. Но это казалось правильным.

Кассир завершил продажу, вернул мне карту, а я вручил Эндрю записи. – Можешь

понести, – обратился я к нему, взяв проигрыватель.

Половину пути до моего дома он пребывал в молчании.

– Не верится, что ты это сделал, – сказал он.

– Да ничего особенного, – ответил я.

По непонятной мне причине он поморщился, а когда мы дошли до тату–салона,

остановился.

– Спасибо, – сказал он, коснувшись рукой двери. – Это очень мило, и мне не хотелось

показаться неблагодарным.

– Ты и не показался неблагодарным, – успокоил я его. – Больше походило на шок из–за

того, что кто–то что–то для тебя сделал.

Он прикусил губу.

– Никто такого не делал.

– Мне реально нужно пообщаться с этим твоим Эли, – пошутил я. – Вопиющее

безобразие.

Не произнеся больше ни слова, он толкнул дверь и придержал ее для меня. Я кивнул ему:

– Спасибо, милостивый государь. – Он закатил глаза.

– Эй, а вот и они, – крикнул Эмилио. Он стоял, склонившись над стойкой, с ручкой в руке

и что–то вытворял с калькой. Он выпрямился и потянулся. – Чего это там у вас?

– Проигрыватель, – сказал я. – У Эндрю не было.

Эндрю держал пластинки так, словно они были щитом.

– Спэнсер купил его для меня.

Эмилио засмеялся, а в глазах мелькнуло любопытство, что я целенаправленно

проигнорировал.

– Что ж, включайте, послушаем, – предложил он.

Я поставил проигрыватель на кофейный столик и вынул шнур.

– Я купил один альбом для Эндрю и один для себя.

– Для меня он выбрал Джеффа Бакли, – рассказал Эндрю, прилагая все возможные усилия

не нервничать.

Я включил плеер.

– А Эндрю выбрал мне какой–то «Джаз на рояле: Фанк и прочее дерьмо».

Эндрю сощурился.

– Там не было слова «дерьмо».

– О, я так сказал? Имелось в виду «Джаз на рояле: Фанк и Фьюжн». Слово «дерьмо»

случайно вырвалось.

Ухмыляясь, Эмилио обратился к Эндрю:

– Ему всегда удается вывернуться из подобных ситуаций, свалив все на австралийский

акцент.

Я прыснул.

– Кто бы говорил. Ты весь такой учтивый, когда балаболишь по–испански сладкую чушь

Даниэле.

Эмилио послал мне самодовольную ухмылочку, а Даниэла прокричала из дальней

кабинки:

– И это срабатывает. Каждый раз.

Эмилио ответил ей что–то по–испански насчет вечера и всего прочего, что я решил не

прослеживать. Но по тому, как Эндрю покрылся румянцем, можно было понять: он

разобрал каждое слово. Он прокашлялся и вручил мне записи. Прикинув, что стоит

проявить вежливость, я выбрал джаз и вытащил винил из обложки, положив на вертушку

и осторожно опустив тонарм.

Зазвучало знакомое потрескивание, затем заиграло фортепианное вступление, что

напомнило мне о старых фильмах времен Рэя Чарльза и забегаловках Нового Орлеана. Я

был заинтригован. Потом вступил контрабас, а далее – что–то похожее на духовые

инструменты.

– Эй, не так уж плохо, – сказал я.

Эндрю выглядел немного самодовольно и жутко мило, поэтому я притворился, будто

крайне заинтересовался обложкой. А когда снова поднял глаза, Эндрю стоял у стойки и

наблюдал, как рисует Эмилио.

Легко было забыть, что они оба художники: один покрытый татуировками и немного

грубоватый, а второй чистюля из Лиги Плюща.

Я должен был догадаться, что у них найдется много общего.

Я оставил музыку играть и присоединился к ним возле стойки. Эндрю просто смотрел, пока Эмилио рисовал волны и солнце, а спустя некоторое время поднял взгляд на него.

– Очень хорошо, – сказал Эндрю.

Эмилио отмахнулся от комплимента.

– Спасибо.

– Эндрю тоже художник, – напомнил я.

Эмилио глянул на Эндрю так, словно тоже об этом позабыл.

– Круто. Что рисуешь?

– Борды с различными персонажами, – объяснил он, словно в этом не было ничего

выдающегося. Он все никак не мог оторвать глаз от кальки. – Твоя техника рисования

невероятная.

– Я всегда рисую от руки, – сказал Эмилио. – На бумаге легче, чем на коже, но иногда для

лучшего эффекта мне приходится рисовать от руки прямо на коже.

– Господи, – прошептал Эндрю. – Я бы никогда не смог.

– Рисовать борды тоже круто, – произнес Эмилио, взял клочок кальки и пихнул ему ручку.

– Покажи, что умеешь.

Эндрю посмотрел на меня, уголки губ опустились. Потом улыбнулся и занес ручку

над листком. Он взмахнул ручкой всего несколько раз и, пока рисовал, забавно надувал

губы, а потом отпихнул листок. Рисунок был очень простым, и в то же время можно было

разобрать, что на нем. Парень плечами и головой походил на мультяшного персонажа, но

у него была стильная прическа, короткая по бокам, и щетина на подбородке. А подтяжки, что были на мне в день нашего знакомства, выдали с головой.

Он нарисовал меня.

Эмилио взорвался хохотом и протянул Эндрю руку для братского пожатия.

Я злобно зыркал на них, симулируя обиду, хотя в действительности было очень здорово.

– О, смотри! Это же парень с четвертой страницы «Модного образа жизни».

Эндрю рассмеялся, придвинул листок и над маленьким пареньком нарисовал слова

«Модный образ жизни», как на журнальной обложке. А ниже приписал «Спэнсер Коэн».

– Вот. Теперь ты на обложке.

Я расхохотался, а Эмилио забрал рисунок, не позволив мне его забрать.

– Отправится на нашу Стену почета. – Он пришпилил его рядом с фотографиями

татуировок.

Именно тогда дверь открылась, вошли две женщины и улыбнулись Эмилио.

– Заканчиваю рисунок, – сообщил он им. – Присаживайтесь. Освобожусь через минуту.

Одна из дамочек начала покачивать головой.

– Классная музыка!

Эндрю хлопнул меня по руке.

– Говорил же.

Я рассмеялся, сказав:

– Пошли. Нам лучше не мешать Эмилио.

– Можешь остаться, если хочешь, – предложила одна из дамочек, просканировав нас с

Эндрю. – Оба можете остаться.

Решив, что сейчас самое время протестировать его на людях на тему публичных

проявлений привязанности, я обнял Эндрю за талию.

– Простите, леди. Нам есть, чем заняться.

Эндрю зарделся и, скорее всего, затаил дыхание, но даже не вздрогнул.

– О, – сказала она, уловив смысл. – Ужасно.

– Для меня – нет, – заявил Эндрю.

Я чуть ли зарыдал от смеха как раз, когда Даниэла появилась откуда–то из–за спины. Она

посмотрела на меня со странной улыбочкой на лице, и пока мы с Эндрю собирали

пластинки и плеер, я заметил, как она вопросительно глянула на Эмилио, что я решил

проигнорировать. И, слава богу, никто ничего не сказал. По крайней мере, перед Эндрю. Я

знал, что позже меня вздрючат.

Эндрю был удивительным человеком. Внешний вид говорил, что он должен быть

порядочным американским мальчиком, хорошо воспитанным, застенчивым и даже

немного занудным. Но его чувство юмора, предпочтения в кино и музыке, ум делали из