Текст книги "Спэнсер Коэн (ЛП)"

Автор книги: Н. Р. Уолкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

раз в тот момент, когда он уходил с чемоданом.

– Что он сказал? – без нажима спросил я.

– Что ему… – Эндрю громко выдохнул, – … что ему нужно передохнуть.

– То есть он не заявил, что все кончено? Не сказал, что помолвка разорвана?

Эндрю бросил на меня грустный взор и покачал головой.

– Нет. Просто сказал, что ему нужен перерыв и ушел, будто отправился за молоком

или что–то в этом роде.

– Х–м–м. – Без сомнений, что–то было не так. Я нахмурился, чего не упустил

Эндрю.

– Что?

Пришло время для второго сложнейшего вопроса.

– Думаешь, у него кто–то есть?

– Нет. – Эндрю затряс головой, нахмурив лоб. – По крайней мере, я так не считаю. –

Он посмотрел на меня с паникой в глазах. – О, Боже. А если есть? – Его лицо приобрело

нездоровый вид, а потом он схватился руками за голову.

Я положил ладонь ему на плечо и прибег к отлично отрепетированной реплике,

только в этот раз все было иначе.

– Эндрю, послушай меня. Если этот парень встречается с кем–то, тогда тебе будет

лучше без него. Но если ему просто нужен перерыв и немного времени, чтоб здраво

смотреть на происходящее, тогда мы поможем ему сфокусироваться на главном. Ясно?

Эндрю сделал глубокий вдох, собрался и, в конце концов, кивнул.

– Ясно.

– Отлично, – проговорил я, обнадеживающе улыбаясь. – Итак, если мы хотим, чтоб

твой мужчина заревновал и ползал у тебя в ногах, умоляя принять его обратно, тогда нам

есть, над чем поработать.

Глава 3

– Говорю вам, было невероятно, – рассказывал я, а Лола, Габриэль, Даниэла и

Эмилио глазели на меня. Мы пили кофе в тату–салоне, сидя там, где клиенты ожидали

своей очереди или пролистывали тату–журналы, что стало нашей утренней воскресной

традицией. Я как обычно прихлебывал зеленый чай, они – кофе, и проходил через

традиционный допрос после старта нового дельца. Какой он? Он извращенец? Есть ли у

него фетиш на надувные куклы? Ну, знаете… нормальные такие вопросы.

– У него на стене в гостиной висят иллюстрации, написанные им самим, – сказал я

им. – Карандашные наброски, но фон – акварельный. Охеренные картины. – Я кивнул на

книги по татуировкам на кофейном столике, что стоял между нами. – Ничего лучше в

жизни не видел.

– Н–да? – спросил Эмилио. Как татуировщик он бы оценил то, о чем я вещал. – Он

рисует мультики?

– Он делает видео–борды, которые отправляют аниматорам, – пояснил я. –

Нереально круто. А еще в гостиной у него огромный рояль.

– И что, в шкафу не скрываются похожие на живых синтетические секс–куклы? –

разочарованно задала вопрос Даниэла.

Эмилио шутливо насупился.

– Не все такие же извращенцы, как ты.

Он хмыкнула.

– Спасибо, малыш. – Я не смог сдержать хохот. Эмилио и Даниэла стали мне очень

близкими друзьями. Арендодатели – да, но Эмилио мне как старший брат, а его

красавица–жена – названная сестра.

– Значит, он симпатичный и совершенно нормальный? – спросила Лола.

Я пожал плечами.

– Настолько хорошо мы еще не знакомы, то есть секс–игрушек в ящиках я еще не

видал, но да. Если существует такое понятие как «нормальный». И говорю вам, он –

прекрасная замена предыдущему парню.

Габриэль прыснул.

– О, да ладно, – сказал он. – Что плохого в том, что пацан двадцати с копейками лет

коллекционирует ложки, а его диваны обернуты в полиэтилен?

Я покачал головой, вспоминая первые впечатления от посещения квартиры того

парня. Меня передернуло.

– То была наименьшая из проблем. Чувак был жутким как черт.

Лола рахохоталась.

– А тот говнистый супербогач перед ним? Который считал своего бойфренда

приобретаемым товаром и никак не мог врубиться, почему парнишка подался в бега.

– Это я посоветовал парнишке податься в бега, – пояснил я. – Я предпочел парня с

полиэтиленом и «Клороксом4» вместо этого козла. – Было вполне реально справиться с

дебилизмом Раймонда, но самовлюбленный «самодельный» миллионер Джерард считал, что за деньги можно купить любую прихоть, включая людей. Такое дерьмо со мной не

прокатывало.

4

Товарный знак отбеливателя для тканей и пятновыводителя.

– И когда Человек–Рояль будет здесь? – спросил Эмилио.

Мы всегда давали моим клиентам погоняла: Человек–Клорокс, Говнистый

супербогач, Шерстяной парень, Человек–Жопа. Для всех нашлись походящие. Но по

какой–то причине мне не понравилась идея навесить ярлык на Эндрю, тем более что

прозвище принижало его.

– Его зовут Эндрю, – заявил я и решил оставить без внимания направленные в мой

адрес взгляды и распахнутый рот Даниэлы. – Он будет здесь с минуты на минуту.

Как по заказу Эндрю, выглядя, как очень привлекательный ботаник в своем свитере

с ромбиками и классических брюках, остановился перед дверью в салон. Он разглядывал

название, абсолютно не замечая пятерых человек, наблюдавших за ним изнутри. Покачал

головой, пробормотал что–то под нос и хотел вроде постучать, но потом на секунду

«завис» и опустил руку. Сделал глубокий вдох и быстро тукнул по двери, решив, вероятно, не дожидаться пока потеряет самообладание и сбежит.

– Иди, спасай его, – пихнула меня Лола своей туфлей на высоком каблуке.

До меня дошло, что я сидел и, как идиот, пялился на него.

– Точно, – сказал я и быстро зашагал к двери отпирать задвижку. – Привет, –

поздоровался я.

Эндрю послал мне полуулыбку.

– Привет.

Я отступил немного назад.

– Проходи, знакомься с моей командой. – Эндрю вошел, благоухая всевозможными

приятностями, и я запер дверь: технически салон не работал еще час или около того.

Выглядел он потерянным и не на своем месте, таращась на всех, кто таращился на него.

Казалось, он либо грохнется в обморок, либо убежит. А, может, и все сразу. – Эндрю, –

начал я, положив ладонь ему на плечо и немного подтолкнув вперед. – Это Даниэла и ее

муж Эмилио, они владельцы салона. С Лолой ты уже встречался, а это ее парень Габриэль

или Габ, как мы его зовем. Ребята, это Эндрю.

Все четверо помахали, брякнули тихое «привет» и неловко перекинулись парой

слов. Эндрю вытер ладони о бедра, поэтому пока никто не успел ничего ляпнуть, чтоб

смутить его еще больше, я посмотрел на него, все еще придерживая рукой за спину, и

сказал:

– Готов?

Он быстро кивнул.

– Конечно.

Повернувшись к друзьям, которые смотрели на нас и улыбались, я произнес:

– Мы пошли. Словимся позже. Запрете за нами? – я направился к входной двери, отпер ее и придержал для Эндрю.

Дверь еще не успела закрыться, и клянусь, я уловил, как Лола визгливо зашептала, что она делает только в периоды эмоционального возбуждения.

– О, боже мой! Вы видели лицо Спэнсера? – Кто–то что–то забормотал, кто–то

засмеялся, но, к счастью, дверь со щелчком закрылась, и больше я ничего не услышал. По

воле Господа или благодаря хорошим манерам Эндрю вроде ничего не заметил. Я же

мысленно отметил: убить своих так называемых друзей.

Я указал на ведущую к пляжу улицу.

– Сюда.

Пройдя полблока в тишине и немного поболтав о его поездке до моего дома, он

проговорил:

– Твои друзья классные.

Я захохотал.

– Обычно они так себя не ведут. Они реально хорошие люди. Большинство считает

татуировщиков бандитами, что совсем не так. Эмилио и Даниэла – очень верные друзья, а

Лола… чокнутая. Но она моя лучшая подруга. Милая, суровая и чокнутая.

– Мало кто мог бы носить розовые волосы, черно–белое полосатое платье и

бирюзовые туфли.

Теперь я ухмылялся.

– Да, мало кто. Она смахивает на девочку из пятидесятых, встретившую панк–

рокершу.

Он улыбнулся.

– Правда.

– За углом есть небольшой марокканский чайный дом, – поведал я ему, кивнув

вверх по улице. – У них отличные завтраки. Ты ел?

– Несколько часов назад.

Господи, было воскресенье, десять часов утра.

– Ты давно встал?

– Уже успел сходить в зал.

Я покачал головой.

– Тогда аппетит должен был появиться.

– Никогда не пробовал ничего марокканского. На завтрак, конечно.

Я открыл дверь в кафе и поймал себя на том, что улыбался ему.

– Тогда сегодня у тебя первый раз.

Внутренний интерьер кафе – сочетание оранжевого, пурпурного и красного. Здесь

пахло специями и лимоном. Столы из темного дерева были низкими, а скамьи устелены

подушками, и я был благодарен, что мой любимый столик пустовал. Располагался он в

углу возле окна, в которое проникал солнечный свет.

Я уселся и ждал того же от Эндрю. Он устроился напротив меня, оглядываясь

вокруг и улыбаясь.

– Люблю это место, – признался я ему. – А этот стол? Если б можно было принеси

книгу и весь день получать чай, я бы никогда не ушел. Особенно зимой, когда солнце

проникает в окно.

Он улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки, и опять меня поразило, какой

же он красавец. Коротко постриженные волосы песочного цвета были зачесаны на бок, но

все равно немного взъерошены. Он был чисто выбрит и пах невероятно хорошо: мылом, дезодорантом и мужчиной. Он был такой весь из себя американский мальчик–аккуратист, знавший все на свете. Я постарался представить его в одежде примерно моего стиля или в

чем–то ином, нежели чем в свитере с ромбиками и классических брюках, но не преуспел.

Ему все это очень шло. Если бы существовал журнал под названием «Сексуальные

ботаники», он был бы на обложке.

Хозяйка, пожилая женщина по имени Зинеб, подошла к нам и сверкнула улыбкой.

– Спэнсер, давно не виделись.

– Знаю! Был занят на неделе, – сообщил я ей. – Но мой друг никогда не пробовал

ничего марокканского. Как считаете, с чего ему начать?

– С хобз бчехмы с бараниной и перцем, – ответила она. – Приготовлены сегодня

утром, и мсемен, твой любимый.

Я усмехнулся.

– Как всегда. Пожалуйста, с медово–инжирным вареньем.

Она закатила глаза.

– Разумеется. Чай?

– Для меня – да, пожалуйста. – Я махнул рукой на Эндрю, изумленно смотревшего

на меня. – И латте с двухпроцентным молоком, без сахара и сиропа. Спасибо. – Я сделал

для него заказ ровно так, как ему нравилось.

Зинеб оставила нас и выкрикнула что–то по–арабски своему мужу. Боже, я обожал

это место.

– Ты запомнил? – спросил Эндрю. – Какой кофе я пью.

– Конечно, – ответил я. Будто для него никто и никогда не делал таких простых

вещей. – Моя работа – помнить о тебе все.

– Да, безусловно, – сказал он, неожиданно обнаружив что–то интересное в меню.

– Что напоминает мне, – добавил я. – О любимой песне.

– Понимаешь, не так–то все легко.

– Нет, легко.

– Тогда какую песню ты любишь больше всех остальных?

– Кавер Джеффа Бакли «Аллилуйя».

Он моргнул.

– Так просто?

– Так просто.

– Хорошая песня.

– Песня прекрасная, – поправил я. – Не пойми неправильно, мне нравится версия

Леонардо Коэна. Но версия Джеффа Бакли… ну… прекрасна.

– Прекрасна? Довольно громкое заявление. – Он помрачнел. – Прекрасная песня?

Как ты определяешь прекрасную песню?

Я поймал себя на том, что улыбался ему.

– Не выворачивай ее наизнанку, вот как. Отбрось весь технический шлак:

параметры, аккорды и прочую лабуду. Исходи из ощущений. Что ты чувствуешь здесь. –

Я прижал руку с груди. – Эта песня остановит меня, где бы я ни был.

Он рассматривал меня с намеком на улыбку, но в глазах мелькнуло понимание и

невысказанное согласие.

– Что ж, если ты определяешь прекрасную песню именно так, то я бы назвал

«Лунную сонату» Бетховена. – Он тяжело сглотнул и пожал плечами, как бы извиняясь. –

Она не крутая или что–то типа того, но это красивая песня. Хотя формально это даже не

песня, а музыкальная композиция.

– Формальности в сторону, не извиняйся, – сказал я. – Никогда. Если тебе нравится, признай. Повторяй за мной… – Он в ожидании уставился на меня. И я произнес: – Моя

любимая песня – музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она

охренеть какая классная.

Он зашелся в хохоте и огляделся вокруг убедиться, не слышит ли кто мои

ругательства.

– Говори, – надавил я на него.

Он прокашлялся и тихо залепетал:

– Моя любимая песня – музыкальная композиция Бетховена «Лунная соната», потому что она… охренеть какая классная.

Я хмыкнул.

– Видишь? Разве не стало лучше?

Он усмехнулся как раз в тот момент, когда Зинеб принесла наши напитки и с

надеждой посмотрела на меня.

– Ну? – сказала она. – И кто твой друг?

Эндрю остолбенел, глядя на нее, а я представил их друг другу.

– Это Эндрю. Эндрю, это Зинеб, творец самого вкусного зеленого чая во всем ЛА.

Он просияла.

– Ему нравится марокканский зеленый, – обратилась она к Эндрю. – Мало кому он

нравится. Купи ему чай, и ты завоюешь его сердце. – Я фыркнул, а Эндрю почти

проглотил язык. – Еда скоро будет, – добавила она и удалилась, по–видимому, не обратив

внимания на ужас, отразившийся на лице Эндрю.

– Она считает, мы…?

Он кивнул.

– Лучше привыкнуть, – сказал я, разворачивая чашку чая. – Нужно, чтоб публика

думала, что мы встречаемся. Особенно Эли.

Брови Эндрю сошлись на переносице, но он кивнул.

– Да. Наверно.

– Не такой уж я и страшный, – брякнул я, пошутив лишь наполовину.

– Что? Нет! – яростно воскликнул он. – Ты просто… ну, знаешь…

– Нет, не знаю. – Это могло плохо закончиться. Мне практически не хотелось

задавать вопрос. – Это хорошее «ну, знаешь» или плохое «ну, знаешь»?

– Хорошее, – протарахтел он. Шею покрыл слабый румянец. – Просто ты такой…

стильный. – Он поежился от сказанного слова. – А я нет.

– Ну, простите мистер любитель «Заводного апельсина» и «Лунной сонаты», –

парировал я с улыбкой. – Это чертовски круто.

Он покачал головой, полностью игнорируя мои слова.

– Но посмотри, как ты одет.

Я глянул на свою одежду: брюки три четверти песочного цвета, белая рубашка на

пуговицах и синие замшевые «оксфорды».

– Я одет как–то не так? – спросил я. Всем всегда нравился мой стиль. – Хотел еще

нацепить подтяжки, но не стал.

Он покачал головой.

– Все в порядке. И мне бы понравились подтяжки на тебе. Ты выглядишь так,

словно сошел со страниц «Модного Лос–Анджелеса».

Я фыркнул.

– Ты еще и журналами занимаешься? – поинтересовался я. – Мне ты достался из

«Сексуального ботаника», – признался я, а он с недоверием расхохотался. – У меня ты

был на обложке. Не на какой–то там четвертой странице, как я у тебя. О нет, друг мой, у

меня ты на обложке.

Он тихо хихикнул и отпил кофе.

– Окей, я переуступлю тебе обложку.

Я расплылся в улыбке.

– Спасибо!

– Сексуальный ботаник, – мягко повторил он, качая головой. – Ты бредишь.

– Я искренне верю, что ты вписываешься в обе категории, – сказал я, покрутив

чашку. – И, хочется добавить, достаточно неплохо. Мне нравится, как ты одет.

Он снова вспыхнул, порозовели даже кончики ушей.

Я высунул ногу.

– Как бы то ни было, эти ботинки я люблю. Отвалил за них целое состояние.

– Заметно, – проговорил он, любуясь моими «лоферами».

Я протянул руки, чернила покрывали каждый миллиметр моей кожи от закатанных

рукавов рубашки до запястий.

– Тебе нравятся мои татуировки?

Он снова застыл, но прежде чем успел ответить, Зинеб принесла наш заказ.

– Вы поделитесь между собой, мальчики? – спросила она.

– Да, – ответил я, освобождая место на столе. – Попробуем всего по чуть–чуть. –

Зинеб расставила нашу еду, раздала нам тарелки и приборы и удалилась. – Попробуй

сначала закуску, – сказал я ему. – Очень вкусно. Пряная баранина и средиземноморские

овощи в лепешке. А мсемен – как блины. Муж Зинеб сам делает медово–инжирное

варенье. Оно божественное.

Он подцепил вилкой хобз бчехму, отправил в рот и простонал – хриплым

гортанным звуком, от которого мою кожу начало покалывать.

– Окей, ничего себе.

Я засмеялся, стараясь игнорировать свою реакцию на него.

– Супер, да?

Он кивнул и продолжил есть. А в перерыве задал вопрос:

– Теперь моя очередь спрашивать?

Черт. Я кивнул.

– Ага.

– Из какой части Австралии ты родом?

– Сидней.

– И живешь здесь два года?

Я кивнул, запивая еду глотком чая.

– Да.

– Почему ты переехал?

Я задумался, как лучше ответить. Мне не стоило углубляться в семейную историю

перед парнем, которого, по всей видимости, я не увижу уже через месяц, поэтому решил

высказаться уклончиво.

– Я ненавидел свою работу и хотел путешествовать. Билеты в ЛА были выставлены

на распродажу, так что я упаковал чемодан и теперь сижу здесь.

Какое–то время он переваривал информацию. Я понятия не имел, поверил он мне

или нет. Казалось, что да.

– Семья?

Боже. Ладно, может, и нет. Нужно было проработать свои способности

выворачиваться из подобных ситуаций.

– Родители до сих пор женаты. Два брата. Оба младше меня.

– Они не возражали насчет твоего переезда на другой край света?

– Нет.

– Они навещали тебя? – надавил он. – Или ты бывал у них с тех пор?

Рот был забил едой, так что говорить я не мог, даже если б и хотел. Нельзя было

признавать правду. Я покачал головой.

– Скучаешь по ним?

– Да. – Слово вылетело немного быстрее, чем должно было.

Он кивнул, больше для себя, чем для меня, и тогда я понял: он видел меня насквозь.

К счастью, он не стал прессовать, а просто сменил тему.

– Любимая еда?

– Ты ешь ее.

– Самая нелюбимая?

– Моллюски. Я аллергик.

Его вилка тормознула на полпути к губам.

– Серьезно?

Я вытащил из кармана «ЭпиПен5» и поднял, чтоб он смог рассмотреть.

– Очень. Обычно я таскаю с собой такой пузырек, если питаюсь в новом месте, и, как правило, не ем выходцев из воды. – После чего в шутку добавил: – Если только он не

идет в душ первым.

Эндрю рассмеялся.

– В общем, никаких морепродуктов.

Я покачал головой и убрал «ЭпиПен» обратно в карман.

– Не–а. Для полной безопасности я не ем ничего, что добывают из воды, типа рыбы, что по факту не является моллюском. Также не употребляю азиатские блюда, потому что

они используют рыбный соус в качестве основы. В ресторанах приходится постоянно

задавать кучу вопросов, прежде чем поесть, но до некоторых так и не доходит. Например, тайский салат из говядины? Кажется, все нормально, там же только говядина и салат, но в

заправке рыбный соус. Даже парней, с которыми я работаю… ну, фальшивые свидания, –

я указал на нас обоих, – мне приходится просить не есть ничего, что может

спровоцировать аллергию. Если нам придется целоваться, а он только что заточил

лобстера… Не очень–то хорошо будет смотреться, если я впаду в анафилактический шок

перед бывшим.

Он выглядел потрясенным.

– Такое случалось?

Я послал ему улыбку.

– Нет.

На лице отразилась задумчивость, и он положил вилку на пустую тарелку.

– Ты целуешься со всеми клиентами?

– Хочешь знать, придется ли нам?

Он кивнул.

– Если это привлечет внимание Эли – да. Если это вынудит его возжелать закинуть

тебя на плечо и утащить в свою пещеру, снова сделать тебя своим – да. – Я позволил ему

минутку обо всем подумать; сомнений не было, в голове у него проносился видеоряд. –

5

Предназначен для экстренной помощи при возникновении внезапных опасных для жизни

аллергических реакций (анафилактического шока) на укусы насекомых, продукты питания, лекарства или

физическую нагрузку.

Клянусь, я отлично слежу за гигиеной полости рта, у меня сверхмягкие губы, а язык

подключается, только если это оправдано.

Он громко загоготал и снова покраснел. Господи, он был таким простым.

– О… эм… точно.

Я поменял тарелки местами и выставил вперед блины, сбоку пристроив варенье, чтоб он смог попробовать. Что также дало ему время собраться с мыслями.

– В общем, думаю, сегодня мы могли бы пробежаться по расписанию Эли.

– Ой. – Он с трудом сглотнул. – Конечно.

– Можем провести небольшое расследование, – объяснил я. – Промониторить его

«фейсбук», узнать, где он бывал, что–то подобное.

Он задумчиво кивнул.

– Окей.

– В курсе, где он живет?

Он насупился и покачал головой.

– Нет.

– Где он работает?

– В центре.

– Чем занимается?

– Работает в типографии на Уилшире.

Не так уж и далеко.

– Хобби? Зал? Любимые бары?

– Мы состоим в одном и том же клубе, но с тех пор я не видел его там, – сказал

Эндрю. – Мы ходили в несколько баров в Эхо–Парке – не моя стихия.

– А какая у тебя стихия?

Он прокашлялся.

– Недалеко от его работы есть джаз–бар. Великолепная еда, невероятная музыка.

– Ты любишь джаз?

Он кивнул.

– Люблю. – С невинным выражением лица он подцепил вилкой марокканских

блинчиков с медово–инжирным вареньем, закинул в рот и застонал – глубоким, хриплым, восхитительным стоном, отчего по моему телу побежали мурашки, а по члену

прокатилась волна приятной боли. – О, боже мой, – пробормотал он.

Я уставился на него. Господи, что это был за звук. Если он так стонал от еды, я бы с

удовольствием послушал его в постели.

– Что? – спросил он, вырывая меня из похотливого оцепенения.

Черт. Меня поймали на подглядывании. Я поерзал на стуле, стараясь подавить

наполняющее член желание, и прочистил горло.

– Блинчики хороши, да?

Он кивнул.

– Очень хороши. – Он положил в рот очередную порцию, но в этот раз вздохнул. Я

почти расстроился.

Зинеб появилась возле столика с проницательной улыбкой.

– Ему нравится джем, да? – спросила она и пихнула меня локтем. – Или он издает

эти звуки для тебя? Заметно, что ты в восторге, Спэнсер.

Эндрю чуть не выронил вилку, но смущен был именно я. Щеки вспыхнули от

прилива тепла, и мне пришлось прятаться за смехом, но я краснел. Иисусе. Хотелось

умереть.

Шок Эндрю перешел в стыдливость, хотя он не стал таким же бардовым, как я.

– Было громко?

Я решил поглумиться.

– О, да.

– Ой, – тихо сказал он. Он не смеялся. Он смотрел на Зинеб. – Прошу прощения.

Она взяла со стола пустую тарелку и рассмеялась.

– Не стоит извиняться. Спэнсеру понравилось. – Она похлопала по моему плечу и

отправилась обратно к стойке, а меня окатило новой волной позора.

– Мне реально неловко, – прошептал он.

Дерьмо. Я схватил его за руку и сжал ее, решив не пускать ситуацию на самотек.

– Не надо. Это моя вина. Мне не стоило… – Я покачал головой. – Хочешь уйти

отсюда?

Он кивнул. Все еще держа его за руку, я поднялся и пошел к стойке, отпустив его, только чтоб оплатить по счету. Протянул Зинеб свою карту, молясь, чтоб она не смутила

меня еще больше.

Не повезло. Она сладко улыбнулась.

– Я так рада видеть Спэнсера с мужчиной, благодаря которому он счастлив.

Я рассматривал возможность начать молиться богам землетрясений, чтоб они

встряхнули Сан–Андреас, земля разверзлась и полностью меня поглотила. Но вместо

этого стоял там как дебил, став темно–розового оттенка, и пробормотал:

– Спасибо вам, Зинеб. Вы вообще сегодня не опозорили меня.

Она вернула карту, глядя на меня в замешательстве.

– Что? Ты не влюблен в этого мальчика?

Я покачал головой и проглотил ком в горле, который, скорее всего, был моим

сердцем.

– Спасибо, Зинеб. До следующего раза.

Она еще больше пришла в замешательство.

– Но, Спэнсер, на других парней ты смотришь иначе.

Чтоб не оказаться на линии огня с ложной информацией, я сграбастал руку Эндрю и

потащил его из кафе, на выходе помахав Зинеб. Промчавшись около двадцати метров по

улице, я отпустил его руку, упираясь ладонями в колени и переводя дыхание.

Эндрю поразил меня своим смехом. Я ожидал целый список реакций от гнева до

стыда, даже возмущения. Но хохот? Я посмотрел на него.

– Чего тут веселого?

– Ты, – ответил он. – Выражение твоего лица.

– Она до чертиков смутила меня!

– Она смутила тебя? Да она всему кафе поведала, что я издаю звуки, которые тебе

нравятся!

– Ну, должен сказать, твои секс–звуки – просто бомба.

Он вытаращил глаза и разинул рот.

– Мои кто?

Теперь настала моя очередь смеяться. Я выпрямился.

– Неважно. Давай просто забудем все, что она сказала.

Он глазел на меня.

– Мои секс–звуки?

– То, как ты стонал, – пояснил я, кашлянув. – Было… до ужаса сексуально.

Он скрестил руки, потом выпрямил, затем засунул в карманы. Выглядел он

довольно взбешенным, но окрасивший его пылающий румянец выдал с головой.

– У тебя привычка такая – нести неуместную фигню?

– Только когда парни издают неуместные стоны, вынуждающие меня думать о

развратных вещах, что приводит к озвучиванию такой фигни вслух. – Я пожал плечами. –

И вообще, по мне так вполне уместно сказать правду. Твои стоны очень эротичны.

Он закрыл глаза ладонью.

– О, Господи. – Его рука опустилась вниз, и он уставился на меня. – Не могу

поверить, что ты это произнес.

– Не могу поверить, что ты об этом не знаешь, – ответил я. – Никто никогда не

говорил тебе?

Он был в ужасе.

– Мы не будем вести такую беседу. Вето.

Я захохотал и кивнул на тату–салон.

– Пошли, нам надо отследить твоего приятеля.

Салон был открыт. Я придержал дверь для Эндрю.

– После вас.

Он вошел внутрь и засунул руки в карманы – верный признак его нервозности или

неуверенности. Эмилио пребывал на рабочем месте, а на стуле сидело знакомое лицо с

обнаженной и украшенной чернилами грудью.

– Здорова, Спэнсер! – крикнул Эрик, протягивая руку.

Я ударил по его кулаку.

– Привет, мужик. – Эрик был постоянным клиентом. Я пристально посмотрел на

многообещающий рисунок на его груди. – Выглядит круто.

Эмилио без отрыва от работы произнес:

– Эй, Спэнсер, можешь подать проспиртованную вату?

– Разумеется, – ответил я, направляясь к шкафу, где у него все хранилось, и

положил коробку на столик рядом с его рукой. – Лола и Габ еще здесь?

– Ага, – донесся голос Лолы. – Вторая кабинка.

Я кивнул Эндрю, безмолвно приглашая пройти за мной, и повел его в дальнюю

часть салона к приватным кабинкам. Шторка была слегка приоткрыта, и я нырнул в зазор

головой: Габ лежал на столе, а Лола и Даниэла стояли возле него, осматривая его зажатый

сосок.

– Привет, – со смешком сказал я. – Мне стоит поинтересоваться?

Габ закатил глаза.

– Лола хочет проколоть мне соски.

Я вошел, а Эндрю остался возле входа с выражением шока и нездорового

любопытства на лице. Я взглянул через плечо Лолы на вытянутый и зажатый сосок Габа.

Он еще не был проколот, но Лола держала в руке иглу.

– Ты собираешься колоть?

Она взволнованно кивнула.

– Даниэла контролирует, но да, я проткну кожу и вставлю маленькую штангу. –

Даниэла занималась пирсингом и позаботилась, чтоб все прошло идеально.

Габ вздохнул.

– Я начинаю думать, что у моей девушки помешательство на боли.

Я фыркнул.

– Только если боль твоя, мой друг.

– Хочешь, сделаю и тебе? – спросила Даниэла.

Я инстинктивно прикрыл руками соски.

– Нет.

– Больше приятно, чем больно, – сказала Даниэла, поиграв бровями. – Поверь.

– А как насчет принца Альберта6? – спросила Лола.

Мой член попытался забраться внутрь тела.

– Господи, нет.

Отсмеявшись, Лола посмотрела на Эндрю.

– Как позавтракали?

Эндрю улыбнулся ей.

– Хорошо. Ели марокканскую кухню. Походу, я издавал секс–звуки, и Зинеб

заявила, что Спэнсер влюблен в меня.

Секунды три все таращились на него и изумленно молчали, пока я не зашелся в

хохоте. Просто не верилось, что он это произнес.

– Ты не должен был им рассказывать!

Эндрю хмыкнул и посмотрел на моих друзей.

– Вам стоило видеть его румянец.

Я направил взгляд на Лолу.

– Он врет. У него расстройство – он патологический врун и постоянно толкает

подобное дерьмо.

Эндрю рассмеялся, но когда Лола, Даниэла и Габ повернулись в его сторону, он

медленно покачал головой.

– Это правда.

– Окей, – сказал я, хлопая в ладоши. – На этой ноте мы, пожалуй, и свалим.

Я попытался выпихнуть Эндрю за дверь, но он смотрел на вытянутый сосок Габа и

хмурился.

– Выглядит болезненно.

Лола подняла иглу и взмахнула ресницами.

– Больно только до тех пор, пока боль не уходит.

В этот раз я схватил Эндрю за руку и потащил к задней двери салона.

– Она реально проткнет ему сосок?

Я поднес руку к замку и не успел его отпереть, как из второй кабинки донесся вопль

Габа:

–Оу! Святые угодники!

Рот Эндрю распахнулся, и я кивнул.

– Можно принять как «да», – сказал я. Эндрю немного побледнел, а я открыл для

него дверь. – После вас.

Глава 4

6

На слэнге обозначает пирсинг пениса. Прокол идет от уздечки до уретры и вставляется кольцо, которое потом сгибают плоскогубцами.

Я закрыл за собой дверь и направился к наружной лестнице, что вела к моей

квартире. Я привык к пожарному выходу. Большинство людей считали позорным входить

в жилище подобным образом, но меня устраивало. Я начал карабкаться по лестнице и

уловил, что Эндрю взбирался за мной.

– Если тебе захочется оценить мой зад, не стесняйся.

Он остановился.

– Ты говоришь так всем парням, которых приводишь сюда?

Я рассмеялся и посмотрел на него.

– Только реальным красавчикам.

Он покачал головой и не проронил ни слова, пока я не отпер дверь и не вошел в

квартиру. По правде говоря, никого из клиентов я сюда не приводил. Обычно я

предпочитал проводить знакомство в кафе или у них дома, что служило буфером между

личной и профессиональной жизнями. Я не понимал, зачем предложил Эндрю прийти ко

мне. Просто не понимал.

Моя квартира или, как говорят американцы, апартаменты – небольшое

односпальное жилье. Кухня и ванная комната были отличными, гостиная объединена со

столовой длинным огромным окном, выходящим на бульвар Эббота Кинни. Когда солнце

садилось, ночная жизнь ЛА освещала мою гостиную, а в течение дня солнечный свет

прекрасно подходил для чтения. Именно по этой причине возле окна стояло кресло из

ротанга. Здесь же располагались импровизированные шкафы, заполненные

преимущественно подержанными книгами. По факту большинство вещей в моем доме

были подержанными, добытыми в благотворительных или винтажных магазинах, но

каким–то образом все гармонировало между собой.

– Милое местечко, – сказал он, оглядываясь вокруг, и кивнул. – Если б существовал

журнал «Холостяцкая жизнь в стиле ретро–винтаж», оно было бы на обложке.

Я захохотал.

– Эмилио и Даниэла раньше здесь жили, – рассказал я ему. – Они отремонтировали

кухню и ванную, так что все неплохо. А переехали, когда заболела мама Даниэлы; они

хотели жить вместе с ней, но она не могла подниматься по лестнице.

Эндрю кивнул.

– Кажется, они отличные люди, – произнес он вопросительно.

Я долго разглядывал его.

– Невзирая на то, что покрыты татуировками?

Он стрельнул в меня глазами.

– Нет, я не об этом. Я имел в виду, что они кажутся отличными людьми, учитывая, что знакомы мы целых двадцать секунд.

– Более порядочных людей ты не найдешь, – проговорил я. – Несмотря на то, что

они носят на коже.

– Я ничего не имею против татуировок, – возразил он. – И людей, у которых они

есть.

– Хорошо, – отметил я. – Вы с Эмилио превосходно бы поладили. Оба художники, оба рисуете для заработка. Только твои борды не шевелятся и не истекают кровью.

Он с улыбкой согласился.

– Правда.

Меня порадовало, что напряжение испарилось. Не хотелось толкать речь из разряда

«татуированные люди тоже люди». Он не походил на предвзято настроенного парня. Не

то чтоб мы были близко знакомы, но он казался искренним. А я давненько не работал с

таким типом людей.

Между нами ненадолго повисла тишина. Он прошел к виниловому проигрывателю

в большом деревянном ящике с откидной крышкой, открывавшейся там, где была

вертушка.

– У моих дедушки и бабушки был такой, – сказал он и снова улыбнулся. – Он

работает?

Я подошел к нему, встал рядом и кивнул на виниловые записи в шкафу.

– Да.

– Что у тебя имеется? – спросил он, но ответа дожидаться не стал, решив