Текст книги "Туннель времени (сборник)"
Автор книги: Мюррей Лейнстер
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Глава четвертая
– Вычеркните девятый параграф раздела «С», – вежливо говорил в микрофон системы лучевой видеосвязи с Землей Кохрейн. – Теперь весь раздел «В1» от одиннадцатого параграфа. А теперь, после того как вы вычеркнете весь последний раздел – четырнадцатый, – мы можем заключить эту сделку.
Последовала четырехсекундная пауза. Примерно две секунды на то, чтобы его голос достиг Земли. Примерно две секунды на то, чтобы начало ответа дошло к нему. Мужчина на другом конце яростно возражал.
– Мы очень далеко друг от друга, – резко сказал Кохрейн, – а наш разговор передается всего лишь со скоростью света. Вы же не с другим континентом говорите. Поберегите деньги. Да или нет?
Еще одна четырехсекундная пауза. Человек с Земли нехотя согласился. Кохрейн у него на глазах подписал контракт. Человек с Земли тоже подписал. Не только документы, но и все разговоры записывались на пленку. Специальная встроенная система засвидетельствовала документы. Договор обрел юридическую силу.
Кохрейн откинулся на спинку кресла, устало прищурив глаза. Он провел долгие часы, изучая переданный по факсу контракт с «Джойнт Нетворкз», и убрал оттуда шесть двусмысленных условий. Он смертельно устал и теперь зевал, не переставая.
– Бэбс, можете передать Джонсу, – сказал он секретарше, – что все крупные финансовые операции завершены. Он может тратить деньги. А вы можете передать мое заявление об уходе в «Керстен, Кастен, Хопкинс и Фоллоуи». И поскольку вся эта операция достаточно рискованная, советую вам послать служебную записку и спросить, что делать вам самой. Боюсь, вам, скорее всего, велят следующей же ракетой лететь обратно и обратиться в бюро по трудоустройству секретарей. Та же участь, вероятно, ожидает Уэста, Джеймисона и Белла.
– Мистер Кохрейн, – виновато начала Бэбс, – вы были так заняты, что мне пришлось принимать решение на свой страх и риск. Я не хотела отрывать вас…
– Что там еще? – нетерпеливо потребовал Кохрейн.
– Реклама испытаний аварийной петарды оказалась такой хорошей, – все так же виновато продолжила Бэбс, – что фирма забеспокоилась, делаем ли мы это Для клиента. Так что мы все отправлены в отпуск с оплатой издержек и сохранением зарплаты. Официально мы все больны, а фирма оплачивает наши издержки до тех пор, пока мы не восстановим здоровье.
– Очень любезно с их стороны, – заметил Кохрейн. – И в чем лее подвох?
– Они составляют для нас хитрые контракты, – призналась Бэбс. – Вернувшись на Землю, мы сможем требовать самые высокие цены за интервью, и фирма, разумеется, захочет наложить на них лапу.
Кохрейн поднял брови.
– Ах, вот оно что! Но на самом деле нас просто не пускают в эфир, так что внимание всех телеканалов будет устремлено на Дэбни. Готов биться об заклад, что он сунется в шоу Мэрилин Винтерз, потому что у нее самая большая аудитория в мире. Он будет поучать Маленькую Афродиту Собственной Персоной о константах пространства, а она будет хлопать на него ресницами, подсовывать ему под нос свой бюст и лопотать, как чудесно, наверное, быть человеком науки!
– Откуда вы узнали? – удивилась Бэбс.
Кохрейн поморщился.
– Бог мне свидетель, Бэбс, я не знал. Я попытался провернуть что–то, чересчур невероятное даже для рекламного бизнеса. Но у меня ничего не вышло! Ничего! Так, значит, вы и моя официальная группа с благословения фирмы остаемся здесь, свободные от каких–либо приказаний и обязательств, но при этом получаем зарплату плюс покрытие всех издержек?
– Да, – сказала Бэбс. – И вы тоже.
– Я ухожу! – твердо сказал Кохрейн. – Отправьте мое заявление. Это вопрос самолюбия. Но «Керстен, Кастен, Хопкинс и Фоллоуи» странным образом пытаются сорвать большой куш! Я иду спать. Или вы еще по какому–то вопросу приняли решение, руководствуясь собственным здравым смыслом?
– Контракты на повторный показ испытаний аварийной петарды. Первый показ собрал зрительский рейтинг в семьдесят один процент!
– Вот, – сказал Кохрейн, – в чем польза славы. Наши деньги?
Она показала ему аккуратно распечатанный отчет. За первичный показ пленки об испытаниях ракеты им причиталась кругленькая сумма. Затем передачу должны были показать еще раз, сопроводив пояснительным комментарием Уэста и сенсационными экстраполяциями, сделанными Джеймисоном. Рекламодатели, закупившее рекламное время в этой растянутой версии программы, могли ожидать, и вполне получили бы зрительский рейтинг, равного которому не было в истории. Дэбни тоже должен был появиться в этом повторе – очень достойный и намного отстоящий от других ученый. Должны были состояться и другие интервью. Опять–таки с Дэбни по написанному Беллом сценарию. И с Джонсом. Джонса начинало трясти при одной мысли о том, что ему придется давать интервью, но тем не менее, он каждый раз представал перед лучевой камерой, отвечал на идиотские вопросы и сердито возвращался к своей работе.
На банковском счету «Спэйсвэйз, инк» уже накопилось больше, чем Кохрейн мог бы заработать за двадцать лет, даже если бы получал столько же, как и сейчас, в расцвете своей популярности. Он продавал славу рекламодателям, желавшим примазаться к «Спэйсвэйз, инк», в строгом соответствии с линией поведения Христофора Колумба, продававшего еще не найденные специи. Но Кохрейн предоставлял свои услуги только за наличные. К Луне летели сотни грузовых ракет, привезенные которыми припасы он принимал только тогда, когда за право похваляться этим ему приплачивали. Кислород от такого–то и такого–то, заплатившего за привилегию стать поставщиком запасов воздуха. Сублимированные овощи от как–бишь–его принимались на точно таких же условиях, равно как и растворимый кофе от не–припомню–вашего–имени и лапша в пакетиках от кого–нибудь еще.
– Если бы, – устало сказал Кохрейн, поднимая глаза от контракта, – мы только могли вылететь в экспедицию целым флотом, а не одним–единственным кораблем, мы были бы не просто полностью снаряжены, но снаряжены с такой роскошью, что передумали бы лететь и остались дома наслаждаться всем этим богатством! – Он широко зевнул. – Я иду спать. Но не давайте мне спать слишком долго!
Он отправился к себе в номер и отключился еще прежде, чем его голова коснулась подушки. Но он был недоволен собой. Его раздражало, что его мнения не берут в расчет, а бунт против отношения к нему, как к вещи, вылился в то, что он действует точно так же, как и его прежние боссы, безжалостно собирая чужие мозги, как в случае с Джонсом, и чужие невротические страхи – как в случае с Дэбни. Поступок, благодаря которому он стал свободным человеком, был не вполне красивым. Тот факт, что подобный поступок подействовал, в то время как ничто другое не подействовало бы, нисколько его не утешал.
Но все же он спал.
Ему приснилось, что он вернулся к своему обычному бизнесу – продюсированию телешоу. Никому, кроме него самого, не было никакого дела, выйдет шоу или нет. Настоящей целью всех его подчиненных, казалось, было перегрызть горла стольким своим коллегам, сколько возможно – разумеется, деловыми методами, – чтобы, выжив, занять лучшее положение и больше зарабатывать. Именно это и называлось замечательным духом сотрудничества, при помощи которого делались дела как в частных, так и в общественных компаниях.
Это был очень реалистичный сон, он не успокаивал.
Пока Кохрейн спал, в мире все шло своим чередом. Две луны Земли – естественная и искусственная – описывали вокруг нее свои неизменные круги. Красная точка Юпитера должным образом скользила по орбите вокруг Солнца. Многие световые века назад гигантские солнца созвездия Цефеи чудовищно увеличились в объеме и снова сжались, гораздо быстрее, чем это смогли сделать их гравитационные поля. Двойные звезды спокойно начали обращаться друг вокруг друга. Кометы достигали своих самых отдаленных точек, и простые скопления смерзшихся камней и металла готовились окунуться обратно в море света и тепла.
На Луне шла обыденная жизнь.
Когда Кохрейн, проснувшись, вернулся в гостиничный номер, который они превратили в свой офис, то обнаружил, что Бэбс доверительно беседует с женщиной, нет, скорее, девушкой, показавшейся Кохрейну мутно знакомой. Напрягшись, он все–таки вспомнил ее. Три или четыре года назад ее избрали человеком года на телевидении. Она была хорошенькой, но не настолько, чтобы это помешало разглядеть в ней личность. Она была всем, чем не была Мэрилин Винтерз, – и вторым человеком в телевизионном мире.
Кохрейн осторожно спросил:
– Вы, случайно, не Алисия Кит?
Девушка слабо улыбнулась. Она уже не была такой хорошенькой, как когда–то. Но выглядела терпеливой, а выражение терпеливости на женском лице определенно не может быть неприятным. Но не может быть и эффектным.
– Была раньше, – сказала она. – Я вышла замуж за Джонни Симмза.
Кохрейн взглянул на Бэбс.
– Они живут здесь, – пояснила та. – Я показывала вам его у бассейна, в тот день, когда мы прилетели.
– Удивительно, – сказал Кохрейн. – Как…
– Джонни, – сказала Алисия, – купил акции вашей корпорации «Спэйсвэйз». Напоил вашего Уэста и перекупил у него его долю.
Кохрейн так и сел – не слишком чувствительно, потому что сесть чувствительно на Луне было просто невозможно. Но он почувствовал все, что можно было почувствовать.
– Зачем ему понадобилось это делать?
– Он выяснил, что вы владеете кораблем, на котором собирались лететь на Марс. Он считает, что вы собираетесь предпринять путешествие к звездам, и хочет с вами. Он очень похож на мальчишку. Не переносит здешнюю жизнь.
– Тогда зачем жить… – спохватившись, Кохрейн оборвал свой вопрос, но не вполне вовремя.
– Он не может вернуться на Землю, – спокойно пояснила Алисия. – Он – психопатическая личность. Он в своем уме, он довольно интересный человек, и по–своему мил, но просто не может вспомнить, что хорошо, а что плохо. В особенности, когда разойдется. Когда Луна–Сити организовали как интернациональную колонию, по чистому недосмотру забыли ввести экстрадицию. Так что Джонни может здесь жить. А больше нигде – по крайней мере, долго.
Кохрейн ничего не сказал.
– Он хочет лететь с вами, – спокойно сказала Алисия. – Он заинтригован. Адвокат, которого его семья прислала приглядывать за ним, тоже заинтригован. Он хочет вернуться и навестить свою семью. Будучи акционером, Джонни может не позволить вам вывести корабль с прочим имуществом корпорации из–под юрисдикции судов. Но он предпочел бы отправиться с вами. Разумеется, я тоже буду должна лететь.
– Это шантаж, – вяло возразил Кохрейн. – Кстати, довольно чистая работа. Бэбс, поговорите насчет этого с Холденом. Он все–таки психиатр. – Он повернулся к Алисии. – Почему вы хотите лететь? Я не знаю, опасно это или нет.
– Я вышла за Джонни замуж, – она сдержанно улыбнулась. – Мне казалось, что замечательно поверить человеку, которому никто не может верить.
Немного помолчав, она добавила:
– Так бы оно и было, если бы это было осуществимо.
Через несколько минут она ушла, очень вежливо и спокойно. Ее муж не отличал плохое от хорошего – по крайней мере, в действии. Она пыталась не дать ему произвести слишком большие разрушения, постоянно обучая его тому, что сама считала справедливым, а что нет. Кохрейн поморщился и велел Бэбс напомнить ему связаться с Холденом. Но у него были и другие неотложные дела. Все улетающие с Луны должны были подписать отказные документы.
– Имя Алисии Кит будет полезным для рекламы… – задумчиво проговорил он.
Он погрузился в тягомотину бумажной работы и всяких мелочей, которые каждый должен утрясти перед тем, как достигнуть каких–либо результатов. Попытки совершить что–либо первым требуют такого же процесса расчистки, как основание фермы на границе. Только роль деревьев, которые нужно срубить, и корней, которые нужно выдернуть, здесь выполняют те, кто чинят помехи, и кого необходимо свалить в переносном смысле, а также те, кто проявляет немыслимую изобретательность, пытаясь урвать кусок всего – чего угодно – от того, что делает другой. И, разумеется, существуют еще охотники за славой. Поскольку «Спэйсвэйз, инк» финансировалась за счет славы, которую можно было превратить во что угодно, охотники за славой уменьшали ее прибыли и капитал.
На Земле адвокат какого–то чокнутого изобретателя усердно делал своему клиенту бесплатную рекламу, устраивая одну пресс–конференцию за другой на тему того, какой урон нанесла «Спэйсвэйз, инк» его клиенту, украв его идею полетов со сверхсветовой скоростью. Кто–то в Сенате произнес обвинительную речь, объявив проект «Спэйсвэйз» политическим шагом правящей партии, предпринятым ею в каких–то своих темных целях.
В конце концов чокнутый изобретатель выйдет в эфир и триумфально объявит о том, что украдена лишь часть его изобретения, поскольку он предусмотрительно не стал ни записывать, ни кому бы–то ни было рассказывать о ней. И не расскажет никому, даже суду, все подробности своего открытия, пока не получит двадцать пять миллионов наличными до этого и еще гонорар после. Проект расследования деятельности «Спэйсвэйз» умрет еще на стадии рассмотрения в комитете.
Но были и другие горести. Бесполезную тушу космического корабля пришлось освобождать от горнопроходческого оборудования. Это делали рабочие в скафандрах. Профессиональные нормы предписывали им прилагать не больше чем четверть усилий, которые они делали бы, если бы работали на себя. После того, как оборудование было извлечено из корабля, в него запустили воздух, который немедленно смерзся. Поэтому пришлось устанавливать обогреватели, не позволявшие температуре упасть до критической отметки. Генераторы тоже пришлось оттаивать, потому что они были в таком состоянии, когда металл становится хрупким, точно лед, и любая попытка запустить их закончилась бы тем, что они просто рассыпались бы на куски.
Но были и хорошие новости. Через некоторое время бывший пилот лунолета, переквалифицировавшийся на административную работу на Луне – на досуге проверил корабль. Это устроил Джонс. Поскольку ракетные моторы были сделаны из адамита, вещества, по чистой случайности открытого на одной сталелитейной фабрике на Земле, ходовой аппарат оказался в порядке. Топливные насосы были полностью скопированы с конструкции пожарных насосов на Земле. Они тоже оказались исправными. Система регенерации воздуха была разработана по примеру аэрационных ванн, в которых на Земле выращивали антибиотики. Оставалось только посадить туда водоросли – микроскопические растения, которые под воздействием ультрафиолетового излучения жадно поглощают углекислый газ и выделяют кислород. Корабль был довольно сложной комбинацией простых по существу приборов. Его можно было привести в такое же рабочее состояние, в каком он когда–то находился, практически без труда.
Что и было сделано.
Джонс переселился туда вместе с уймой техники из лаборатории в Лунных Апеннинах. Он работал преданно и фанатично. Как и большинство впечатляющих открытий, поле Дэбни в основе своей было исключительно просто. В теории это состояние пространства за поверхностью листа металла. Нечто вроде проводящего слоя в кабелях линии электропередач, где электричество существует в виде высокочастотных колебаний, распространяющихся по оболочкам множества металлических жил, потому что высокочастотный ток просто не течет внутри самих проводов, только по их поверхности. Поле Дэбни возникало на поверхности – или на бесконечно малом расстоянии от металлического листа, в котором неким способом наводились вихревые токи. Вот и все.
Поэтому Джонс превратил внешнюю переднюю поверхность брошенного космического корабля в генератор поля Дэбни. Это было не просто, а очень просто! Укрепив на носу одну пластину поля Дэбни, он немедленно устроил так, что мог при желании с легкостью превратить заднюю часть корабля во вторую пластину поля Дэбни. Две эти пластины, включенные вместе, производили устрашающее впечатление, но Джонс планировал стартовать, по меньшей мере, таким же образом, что и на испытании сигнальной петарды. Процедура установки оборудования для сверхсветового путешествия, однако, была не намного труднее установки бунгало, если знать, как это делается.
Прилетели две грузовые ракеты, которые радар тут же уловил и при помощи дистанционного управления провел на посадку. Лучевой приемник Луна–Сити ловил музыку, переданную с Земли, и прилежно ретранслировал ее под занесенные пылью купола, где находились все городские здания. Колонисты и туристы ознакомились с сорока двумя новыми песенками, в которых пелось о перспективах межзвездных полетов. Какой–то гений связал только что снятую телевизионную драму под названием «Дитя ненависти» с лунной операцией, и зачарованные зрители не могли оторваться от последней ее версии, которая нежно умоляла: «Дитя ненависти, приди к звездам и люби». Рекламный отдел, ответственный за этот шедевр, счел свой ход близким к гениальному.
Однако не обходилось и без размолвок, повторявшихся с завидной регулярностью. Кохрейн яростно спорил с Холденом, что лучше – принять на борт космического корабля психопатическую личность или таскаться по судам. Кохрейн победил. Как–то раз в офисе появился воинственный Джонс, готовый отстаивать необходимость покупки дорогих приборов.
– Слушай! – недовольно сказал ему Кохрейн. – Я не пытаюсь распоряжаться тобой! И не жди от меня указаний! Если ты сможешь сделать так, что этот корабль оторвется от Луны, я тоже буду в нем, то и моя задница будет в такой же опасности, как и твоя. Покупай все, что поможет максимально обезопасить мою задницу вместе с твоей. Я с ног сбиваюсь, добывая деньги, отгоняя всяких полоумных, уворачиваясь от судебных исков и собирая все необходимое для полета! Я делаю работу, которой с лихвой хватило бы на троих. Все, на что я надеюсь – это то, что ты будешь готов прежде, чем я от безделья начну вырезать бумажных кукол. Когда мы сможем улететь?
– Мы? – подозрительно переспросил Джонс. – Вы тоже летите?
– Если ты думаешь, что я останусь здесь, наблюдая, что же получится, если это дело выгорит, – сказал ему Кохрейн, – то ты не в своем уме! На Земле уже слишком много людей. Для человека, который пытался затеять большое дело и провалил его, места не найдется! Если у нас ничего не выйдет, я лучше буду замерзшим трупом со счастливой улыбкой на лице – насколько я понимаю, в космосе все замерзают, – чем стану жить на пособие на Земле!
– О, – сказал Джонс, смягчившись. – Сколько человек собирается лететь?
– Спросите Билла Холдена, – сказал Кохрейн, остывая. – И запомните, если вам что–то требуется, покупайте это. Я попытаюсь заплатить. Если мы вернемся обратно со снимками дальнего космоса – даже если мы только облетим вокруг Марса, – у нас окажется достаточно денег, чтобы заплатить за все, что нам будет угодно.
Джонс посмотрел на Кохрейна с чем–то похожим на теплоту во взгляде.
– Мне нравится такая манера вести бизнес, – сказал он.
– Это не бизнес! – возразил Кохрейн. – Это просто способ хоть что–то сделать! Кстати, вы уже выбрали, куда мы полетим?
Когда Джонс покачал головой, Кохрейн недовольно сказал:
– Лучше выберите. Но когда мы будем заполнять последние бумаги перед отлетом, в графе «назначение» напишем «к звездам». Журналистам это понравится. Ах, да. Скажите Биллу Холдену, пусть попытается найти нам шкипера. Астрогатора. Кого–нибудь, кто сможет сказать нам, как возвращаться обратно, если мы доберемся куда–нибудь, откуда понадобится возвращаться. Найдется здесь такой человек?
– У меня такой есть, – сказал Джонс. – Он проверял для меня корабль. Это бывший пилот лунолета. Он здесь, в Луна–Сити. Спасибо!
Прежде чем выйти, он пожал Кохрейну руку. Для Джонса это было равноценно невиданному выражению эмоций. Кохрейн вернулся за свой стол.
– Ну–ка, посмотрим… Это договор о печатях на марках и конвертах, которые мы должны взять с собой и проштемпелевать «Дальний космос». Добавим условие о дополнительных выплатах в том случае, если мы долетим до планет и придумаем для них штемпеля…
Он с головой погрузился в работу, а Бэбс делала пометки. Через некоторое время он уже что–то диктовал ей. Не прерываясь, он, нахмурившись, достал из кармана ручку и с отсутствующим видом начал нажимать на кнопку перезаправки. Это заставляло чернила выступать на кончике ручки. На Луне поверхностное натяжение чернил было точно таким же, как и на Земле, но сила тяжести была на пять шестых меньше. Поэтому из ручки можно было выжать каплю чернил действительно впечатляющего размера, прежде чем слабая лунная гравитация заставляла ее сорваться вниз.
Все так же продолжая диктовать, Кохрейн добился того, что с конца ручки в мусорную корзину упала грушевидная капля, по размерам похожая на крупную виноградину. Это была самая крупная капля, которую ему удалось сделать до сих пор. Она упала – медленно–медленно – и разбрызгалась во все стороны, а он наблюдал со странным удовлетворением.
Время шло. С Земли прилетел очередной лунолет. Под тысячефутовыми пластиковыми куполами появились новые туристы. Снаружи, у бывшего космического корабля, Джонс экспериментировал с маленькими пластиковыми воздушными шарами, покрытыми слоем проводящего лака. В вакууме кубический дюйм воздуха под земным давление распространился бы, создав множество кубических футов практически того же самого вакуума. Если шарик сможет выдержать внутреннее давление в одну унцию [2]2
Унция – единица массы, равная 28,3 г. Давление в одну унцию на квадратный фут равно приблизительно 3 Па в единицах СИ (прим. пер).
[Закрыть]на квадратный фут, то крошечный объем воздуха в вакууме раздует шар до очень приличного объема, который создаст именно такое давление. Джонс подготавливал автоматические генераторы поля Дэбни с крошечными атомными батареями, которые должны были приводить их в действие. Каждому такому воздушному шару, выпущенному в безвоздушное пространство, предстояло стать «пластиной» поля Дэбни, а крошечные батареи должны были обеспечить их энергией на двадцать с лишним лет.
С Земли пришла посылка для Джонни Симмза, состоявшая по большей части из ружей для охоты на слонов и патронов к ним. Будучи наследником несчетных миллионов на Земле, Джонни вел полную наслаждений жизнь, которая, однако, вряд ли могла привить ему прагматичный взгляд на вещи. Для него путешествие к звездам означало приземление на экзотических планетах, которые вот уже несколько столетий подряд описывали в своих книгах фантасты. Он действительно считал рискованный космический перелет чем–то вроде смеси игрушечной экспедиции и побега из Луна–Сити. И он тоже с нетерпением ожидал отлета, надеясь освободиться от надзора семейного адвоката и постоянных напоминаний об этических и моральных ценностях, которые сам Джонни предпочитал беззаботно игнорировать.
Пришли видеокамеры и пленки к ним. «Спэйсвэйз, инк» навязывали все вообразимые и невообразимые вещи, в которых нуждалась космическая экспедиция или которые, в принципе, могли бы ей когда–нибудь пригодиться. Производители мечтали о том, чтобы их товары хотя бы раз были упомянуты в связи с самой горячей новостью многих десятилетий. Из шлюзов Луна–Сити к кораблю тянулась нескончаемая вереница нагруженных луноходов.
Наступило время лунного заката – половина пятьсот четвертого по лунному времени. Время измерялось на астрономический манер, с полуночи до полуночи. Огромное пылающее солнце, чьи узкие протуберанцы были чересчур сверкающими, чтобы на них можно было смотреть незащищенными глазами, склонилось к горизонту, одним краем коснувшись его. Усеянное звездами небо никак не изменилось. Его не расцветили земные закатные краски. Раскаленные лучи, опаляющие лунные горы, не стали ни на йоту холоднее. Изменилось лишь направление непроницаемо черных теней.
Пылающее солнце садилось. Его движение казалось нескончаемо медленным. От его диска остался лишь небольшой край, но потребовался еще целый час, чтобы раскаленное светило полностью исчезло. И все равно сначала почти ничего не изменилось, за исключением того, что Mare Imbrium – застывшее безводное Море Дождей – стало столь же темным, как и тени в горах. Горы же все еще ярко блестели. Еще очень долго палящие солнечные лучи играли на их склонах. Светлые пятна поднимались все выше и выше, а на смену им приходила тьма. Долгое время самые высокие пики Лунных Апеннин блестели, выделяясь на фоне звезд, чей свет по сравнению с ними казался ничтожным.
Потом наступила настоящая ночь. Но в небе светилась Земля, полушарие, как будто разрисованное морями, облаками и континентами, необъятное и вызывающее ностальгию. Отраженный ей свет обрушился на Луну. Он был во много раз ярче, чем самый яркий лунный свет, когда–либо озарявший Землю. Даже во время лунного заката Земля светилась в шестнадцать раз ярче. В полночь, когда Земля становилась полной, было достаточно светло, чтобы делать что угодно. Человеческие существа, жившие на Луне, выходили на поверхность по преимуществу ночью, поскольку гораздо легче запускать луноходы в холоде, поддерживая достаточную для людей и механизмов температуру, чем защищать их от испепеляющей жары лунного полдня.
Деятельность вокруг снаряжаемого космического корабля оживилась. Темноту разгоняли электрические фонари, позволяющие грузовым луноходам найти дорогу. Джипы с туристами приезжали и уезжали, приезжали и уезжали. Все до последнего пассажиры с Земли хотели собственными глазами увидеть космический корабль, о котором говорил весь мир. Даже Кохрейну вскоре стало любопытно. Настало время, когда с бумажной работой покончено, а по всему, что можно предусмотреть, были составлены условные контракты. Настало время случиться чему–нибудь новенькому.
– Бэбс, вы уже видели корабль? – нерешительно спросил он свою секретаршу.
Та покачала головой.
– Думаю, нам не помешало бы съездить и взглянуть на него, – сказал Кохрейн. – Видите ли, я вел себя как самый последний бизнесмен! За пределами Луна–Сити побывал всего три раза. Один раз, когда мы впервые беседовали в лаборатории с Джонсом, второй раз во время испытания сигнальной ракеты в кратере, и еще раз, когда запускали аварийную петарду. Я даже не побывал в здешнем ночном клубе!
– Это стоит сделать, – буднично заметила Бэбс. – Я была там однажды с доктором Холденом. Отлично потанцевали!
– С Биллом Холденом, да? – спросил Кохрейн, чувствуя, как внутри закипает раздражение. – Надо же, отвести вас в ночной клуб, но не к кораблю!
– Корабль дальше, – объяснила Бэбс. – В ночном клубе меня всегда можно найти, если я вам понадоблюсь. Я ходила туда, когда вы спали.
– Черт! – сказал Кохрейн. – Хм… Вы заслужили премию. Что бы вы предпочли, Бэбс, наличные или акции «Спэйсвэйз»?
– У меня уже есть акции, – ответила Бэбс. – Мистер Белл, ну, наш сценарист, проигрался в покер. Поэтому я отдала ему все деньги, которые у меня были, – кажется, я говорила вам, что сняла со своих счетов все, что у меня было – за половину его акций.
– Ну что ж, – цинично сказал ей Кохрейн, – одно из двух: либо вас безбожно надули, либо вы так разбогатеете, что и разговаривать со мной перестанете.
– О нет! – горячо воскликнула Бэбс – Никогда!
Кохрейн зевнул.
– Давайте поедем взглянуть на корабль. Возможно, я смогу складывать груз или еще что–нибудь, раз бумажной работы больше нет.
– Мистер Джонс хотел, чтобы вы сегодня туда приехали, – с необычным спокойствием сообщила ему Бэбс. – Я обещала, что вы подъедете. Собиралась сказать вам попозже.
Кохрейн не обратил внимания на ее тон. Он смертельно устал, как человек, который целыми днями работал не покладая рук, подготавливая сделку. Сделки, как правило, воодушевляют лишь в некоторых деталях. Большинство же совершенно незначительны, скучны, однообразны и утомительны – и очень часто таят в себе опасные ловушки. Кохрейн в одиночку, с помощью одной Бэбс, провернул гору умственной работы, которую в «Керстен, Кастен, Хопкинс и Фоллоуи» разделили бы между двумя вице–президентами, шестью адвокатами и, по меньшей мере, двенадцатью сотрудниками. Работа на самом деле была бы сделана двадцатью секретарями. Но Бэбс и Кохрейн выполнили ее вдвоем.
Трясясь в луноходе по пути к кораблю, Кохрейн думал о том, что тяжелое и изматывающее чувство расслабления вовсе ему не приятно. Да и Бэбс немного его раздражала. Она слишком поздно подошла к шлюзу, а когда, наконец, появилась, то выглядела совершенно запыхавшейся.
Гигантские колеса лунохода со скрипом, лязгом и грохотом катились по чуть волнистому морю лавы. Бэбс оживленно выглядывала из окна. Картина, открывавшаяся ее глазам, была, разумеется, совершенно невероятной. В относительно тусклом свете Земли лунный пейзаж казался чуть смягченным, и все же немыслимо зазубренные горы, крутые утесы и тонкие, как лезвие бритвы, перемычки казались устрашающими. Это походило на сон, когда вблизи все кажется необычным и очаровательным, но фон остается смертельно неподвижным и зловещим. Внутри лунохода воздух пах металлом. Можно было уловить запахи смазки, озона, лака и пластиковой обшивки. Слышался скрип колес, перебирающихся через камни. Низкая гравитация делала движения лунохода парадоксально плавными. Кохрейн даже отметил, какое необычное чувство возникает от сидения в мягком кресле, когда весишь в шесть раз меньше, чем на Земле. Все ощущения казались какими–то нереальными, и каменная усталость от слишком долгой работы на износ никуда не делась.
– Я попытаюсь, – устало сказал он, – проследить, чтобы вы немного развлеклись, Бэбс, прежде чем возвращаться обратно. Вы вернетесь на Землю сразу же после того, как мы улетим, куда бы мы ни полетели, но вам все же придется лететь регулярным туристическим рейсом.
Бэбс не ответила ничего. Демонстративно.
Луноход, лязгая, катился вперед, шипел пар. Машина обогнула каменный пик, и Кохрейн увидел космический корабль.
В бледном свете Земли он был особенно, необыкновенно красив. Его сконструировали для того, чтобы завлекать инвесторов в ныне давно почившее предприятие. Его гигантский обтекаемый корпус отсвечивал серебром. Корабль стоял вертикально, опираясь на хвостовые стабилизаторы, и его освещенные иллюминаторы и фонари на бортах прорезали темнеющую пустоту вокруг. Около его основания стоял лишь один луноход. Одетая в скафандр фигура двинулась к свисающему стропу и, усевшись в него, начала медленно подниматься к шлюзу. Второй луноход беззвучно покатился обратно к Луна–Сити.
Вокруг корабля не было видно ни строительного мусора, ни груза, ожидающего своей очереди на погрузку. Кохрейн разглядел огромный металлический лист, чуть согнутый на концах, с большим ящиком, укрепленным на кабелях. Это должны были быть генераторы и пластины для поля Дэбни. Инерция корабля в этом поле уменьшалась до сотых долей ее прежнего значения. Ракеты, которые придали бы ему ускорение в несколько сот футов в секунду в обычном пространстве, в поле Дэбни практически мгновенно разогнали бы корабль с его содержимым до недостижимой никакими другими способами скорости. Пассажиры корабля должны были утратить свою относительную инерцию в той же степени, что и корабль. Значит, перегрузку они станут ощущать, как при той же самой ракетной тяге в обычной пространстве. Но они путешествовали бы…