Текст книги "Пир"

Автор книги: Мюриэл Спарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

11

Вскоре после того, как закрылся монастырь, Маргарет вернулась домой, чтобы восстановить душевное равновесие, как она выразилась. Она горько сетовала на сестер, которые опять на нее ополчились.

– Сестру Роз убили, ну, и при чем тут я? – говорила она. – Меня же там не было. Даже близко. Я была у Юнис. И что Юнис говорит? «Все это дурно попахивает, Маргарет. Ты была замешана в бабушкином убийстве и вот замешана в убийстве монашки». Обидно ведь.

– Не придавай значения, – посоветовал Дэн.

– Да? Как это, интересно, – не придавай значения? Она говорит, чтоб я больше к ней носу не смела показывать, она, видите ли, боится за свое визгливое отродье. Конечно, она не сказала – визгливое отродье, сказала – за дорогого Марка. И потом, только я вернулась в монастырь Доброй Надежды, – ну, кто мне позвонил, как не Флора и этот ее муж, бюрократ занюханный. И знаешь, что она мне сказала? Слишком, говорит, много несчастных случаев, начиная с самых твоих школьных дней.

– Что было, то было, – признал Дэн. – Тебя ведь никто не винит.

– Ах, не винит? Не винит? Интересно, я Флоре сказала, как ты это себе представляешь, зачем мне нужно было это убийство сестры Роз, полного и безобидного нуля, притом подмастерья сестры Рук, водопроводчика, по крайней мере, и тем самым уже не нуля.

– Никто не винит...

– Да-а?! А ты лучше меня послушай. Флору снова допрашивала полиция. Она в бешенстве. Ей сказали, что это только ради порядка. Кажется, ей такое должно бы прийтись по вкусу, не говоря уж про этого ее кошмарного Берта, они оба рабы порядка. Так нет же, к ним заявилась полиция – и пошло-поехало. Во всем я виновата. А ведь каких-то месяца два назад, ну чуть побольше, они уверяли, что им, ах, так меня жалко. А теперь, ты только подумай, как быстро меняются люди...

– Маргарет, – вставил Дэн, в смятении и тоске разглядывая ее чудную кожу и подобранные темно-рыжие волосы. – Маргарет, не обращай внимания на сестер. Мы с мамой...

– Вот уж нет, вот уж нет, – сказала Маргарет. – Мама струхнула. Мама готова переметнуться на их сторону. Она абсолютно терроризирована. И ты это знаешь.

– Но что же я могу сделать? Против тебя нет никаких доказательств, Маргарет. Никогда не было никаких доказательств. – Ох ты, господи, выходило так, будто всегда было все, за исключением доказательств. Он был в красном шелковом шейном платке, в кремовой рубашке.

Но Маргарет отчеканила в ответ:

– Мать игуменья совершенно ясно призналась.

Тут вошла ее мать, Грета: бежевая кофточка, лиловатая юбка, жемчуг – да что толку. Но все бы не важно, будь она по крайней мере настроена дружелюбно. Грета, наоборот, была в ужасе. Она смотрела на Маргарет, и глаза ее говорили: «Ну что, что такое я произвела на свет?»

Странно, кажется, что никто из них, ни Грета, ни Дэн, не задали себе этого вопроса хотя бы десять лет назад, когда пошли эти таинственные неестественные смерти. Но ничего тут странного нет. Предыдущие смерти не привлекали внимания публики, а две последние – привлекли. И потому, люди скорей нерешительные, они приняли те первые смерти к сведению и как бы отложили до поры до времени. Теперь же поднялся весь этот тарарам, и пора-время тем самым приспели.

Лучшая школьная подруга Маргарет прыгнула в пруд в школьном парке, стала плавать, запуталась в водорослях и утонула. Пруд был в частном владении, девочкам купаться там запрещалось. Маргарет рассказала, что видела, как бьется подруга, – она прибежала к пруду на ее крики, но помочь не успела. Все говорили – какой ужас, бедная Маргарет, ей же только двенадцать лет. Родителям посоветовали не поминать при ней больше этот ужасный случай. Маргарет подыскали другую школу. В Хоике, на шотландской границе.

Там одна учительница пригласила ее в кафе на чашечку чая. У этой учительницы был обычай – одну за другой угощать учениц. Но только на сей раз учительница исчезла. Оставила на столе перчатки, взяла сумочку и вышла, очевидно, в дамскую комнату. Маргарет долго ее ждала, больше часа. Потом она обратилась к хозяевам кафе, те осмотрели дамскую комнату, никого не нашли и позвонили в школу. Учительница, дама слегка за тридцать, жившая в Стаффордшире, так и не объявилась. Какая-то неразгаданная тайна. В газетах тогда без конца об этом писали, местность прочесывали полицейские со своими собаками. Никто не мог предложить даже отдаленных версий того, что случилось с мисс Дьюар. Говорила она Маргарет что-нибудь такое особенное перед тем, как встать из-за стола? «Да ничего такого особенного. Заказала чай и пошла в дамскую комнату».

– И ты сидела, ждала и ничего не делала?

– Я выпила чай, он чуть совсем не остыл, съела два печенья. А потом попросила хозяйку, чтоб проверила дамскую комнату, потому что было долго уже.

Магнус тогда как раз был в хорошей форме и в воскресенье явился к брату пообедать и отдохнуть. Прошло всего четыре дня после исчезновения учительницы, еще велись поиски.

– Бедная девочка, – говорила Грета. – Она до того впечатлительная. И надо ж такому случиться!

– И такая милая женщина, – сказал Магнус.

– Ну, по фото и по телевидению нельзя судить. А если она психопатка? – сказала Грета.

– Не сказал бы, – ответил Магнус. – Она была высокоинтеллигентная и очень приятная.

Тут только Дэн отметил это употребление прошедшего времени, а затем и некоторую заволоченность братнего взгляда.

– Откуда ты знаешь?

– Я с ней познакомился, когда приходил в школу к Маргарет, – сказал Магнус.

– Ты навещал Маргарет? – встрепенулась Грета. – Когда это?

– Несколько недель назад. Чудная школа. Прелестные места.

– Она ничего не говорила, – сказала Грета.

– О, я вообще люблю навещать Маргарет в школе. Другие девочки – те такие самостоятельные. Все у них честь честью. А Маргарет не такая, как все. Я ее понимаю.

– Магнус, тебе пора возвращаться, – сказал Дэн.

Столько уж лет прошло с тех пор, а мисс Дьюар так и не объявилась. Очевидно, вдруг надумала куда-то пойти, просто никто не знал, куда именно.

– Ты не говорила, что дядя Магнус к тебе заходил в школу, – сказала дочери Грета.

– Забыла. Он часто ходит. Значит, с ним все в порядке, раз его отпускают.

– И он познакомился с мисс Дьюар.

– Ну. Ты с ней тоже знакома.

Маргарет похорошела. От Дэна не укрылось, что они снюхались с Магнусом. Она смотрела ему в рот. Только заимела машину, стала катать в лечебницу Джеффри Кинга. Являясь в Черненький Дом пообедать и отдохнуть, Магнус как-то по-особенному здоровался с Маргарет, если ее заставал. То и дело декламировал шотландские баллады, всегда с душой:

 
Где ты была, любовь моя,
Семь этих долгих лет?
Уж я вернусь к тебе, вернусь,
Припомню твой обет.
 

Дэн побаивался – себя, Маргарет. Пока две старших еще не повыходили замуж, те тоже боялись Маргарет, хотя сами этого не сознавали. У Флоры, старшей, страх перешел в злобу, а так как она подавляла это нехорошее чувство, оно прорывалось истерикой. Она буквально визжала на Маргарет по воскресеньям, когда их отпускали из школы; они сталкивались в Черненьком Доме, а там ожидался дядя Магнус.

– Не понимаю, зачем ты его поощряешь. Выставляешь свои прелести. Неужели еще непонятно, что его таблетки обладают побочным эффектом и он на тебе сексуально зациклился?

– Эффектным побочем? – дразнилась Маргарет. И дядя Магнус являлся, одетый, даже в те дни, чересчур экстравагантно; например: светло-голубой твидовый пиджак от Харриса, плюс светло-коричневые от Харриса же штаны и к этому ко всему – фиолетовый галстук. Даже представить себе невозможно, что способен был на себя нацепить дядя Магнус.

Вторая, Юнис, на три года постарше Маргарет, робела перед рыжей красивой сестренкой; робеть – робела, но затаилась. Страх у нее перешел во вредность исподтишка, и она была, кажется, в диком восторге, когда дядя Магнус приветствовал Маргарет такими стихами:

 
Кто – леший ли в чаще глубокой,
Иль ведьма под сенью хвои,
Мужчина иль женщина злая —
Черты исказили твои? —
 

и потом, когда Магнус ушел, она спросила: «И что это он имел в виду: мужчина или женщина злая? Почему злая только женщина?»

– Но это ж баллада, так уж написано, – объяснила Маргарет.

– Зачем обращать внимание на Магнуса? – сказал Дэн. – Ну, обожает человек шотландский фольклор.

– Да-а, а сам смотришь ему в рот, – сказала Флора.

– Ах, оставь, пожалуйста, – сказала Грета. – Пусть я буду – злая женщина из этой баллады. Но черты Маргарет, по-моему, трудно назвать искаженными; скорей наоборот. Ну? Только честно.

– Но дядя Магнус имел в виду переносный смысл.

– И почему надо вечно смеяться, когда он читает баллады? – сказала Маргарет. – Взяла бы да в лицо у него спросила, что он имеет в виду.

Когда Маргарет говорила так, Юнис всегда терялась.

Но теперь, годы спустя, когда Маргарет вернулась домой после убийства в монастыре, оба они, Дэн и Грета, были напуганы, и не без оснований. Потому что эту способность Маргарет – оказываться близ места трагедии – ни с какой разумной точки зрения абсолютно нельзя было объяснить. Будь они в состоянии счесть (надо отдать им должное, никто другой тоже не мог бы счесть), что нет ни малейшей – реальной, физической, психологической – связи между поведением самой Маргарет и тем, что происходит с ней рядом, Дэну с Гретой конечно бы полегчало. А так на душе у них вечно кошки скребли. Что вполне можно понять. Разобрались они в Маргарет или не разобрались, они невольно ждали в ужасе новых кошмаров.

– Все оттого, что она снюхалась с Магнусом, – сказал Дэн. – Может, надо их держать друг от друга подальше?

– Поздно, – сказала Грета. – Как ты ей запретишь его навещать?

Дэн, влюбленный в дочку, честно говоря, предполагал, что на фоне брата он явно выигрывает. Он-то знал, что Маргарет напускает на себя доброту, ей вовсе несвойственную. Зачем? Что она этим хочет прикрыть? «Я действительно думаю, – говорила Маргарет, – что хоть кому-то из нас надо навещать дядю Магнуса. Мне не трудно сидеть за рулем. В конце концов, иногда приходится думать о les autres, разве ты не согласен?»

Магнус явился на воскресенье в Черненький Дом сразу после возвращения Маргарет из монастыря. Конечно, они снюхались; это был старый союз. Дядю Магнуса, впрочем, вообще любили в семье. Хоть он явно был сумасшедший, но зато наименее скучный во всем широком кругу, включавшем брата, невестку и четырех племянниц.

– Тебе надо замуж, – сказал он Маргарет, когда они остались вдвоем. – Я давно об этом подумываю.

– Знаю. Тебе кажется, у меня дурной глаз?

– Кажется? Я это знаю. Это очевидно. Даже до твоих кочаноголовых родителей и сестриц, кажется, наконец-то дошло.

– Знаешь что, – сказала Маргарет, – мне надоело быть пассивным носителем несчастья. Меня это унижает. И я вот думаю, не пора ли мне взять собственные жизнь и судьбу в свои руки и активно содействовать тому, чтоб несчастья происходили. Чем-то в таком духе хотелось бы заняться.

Она сидела с Магнусом рядышком на софе, откинув назад рыжие волосы, – ну просто студентка последнего курса, вдумчиво обсуждающая свою карьеру с любимым наставником.

– Творить зло? – предложил Магнус.

– Да, думаю, я смогу.

– Такое намерение – само по себе уже есть зло, – проговорил Магнус с равнодушно-усталым видом профессора, у которого на сегодня назначено еще двое-трое студентов.

– Приятно слышать, – сказала Маргарет.

В следующее воскресенье Магнус явился в куда более маниакальном состоянии, чем привыкли выносить Дэн и Грета. Откуда он брал такое количество диких рубашек, ни Дэн, ни Грета просто не постигали. На вопросы их он отвечал уклончиво: «А, рубашки, да так, попадаются». Или прямой ложью: «Рубашки? Просто санитара посылаю в соседний магазин. Там есть всех цветов». Позже выяснилось, что Магнус получал посылки из Мексики, Калифорнии, как и с лондонского Чаринг-Кросс. Кто спорит, Магнус потрясающе умел устроиться. Только дикие, буйные припадки безумия, длившиеся, несмотря на все таблетки, даже недели по три подряд, отличали его от обыкновенного шотландского чудака и вызывали необходимость постоянного пребывания в лечебнице. Но поскольку на люди он появлялся лишь в периоды успокоения, большинство сограждан считало, что с Магнусом все в порядке.

В то воскресенье он был в фиолетовой рубашке при огненно-алом галстуке.

– На телевидении приготовился выступать, а, Магнус? – спросил Дэн.

– А-а, ты насчет моей рубашки. Чистая зависть. На себя посмотри: тусклый свитер из дешевой занюханной лавки. Я бы с тобой не поменялся, хоть ты меня озолоти.

После обеда Магнус пошел прогуляться с Маргарет. В сыром лесу путались под ногами прошлогодние листья. Навстречу с тропы поднимался весенний дух. «Я список составил», – сказал Магнус, вынул из кармана сложенный лист бумаги и развернул.

– Что за список?

– Список холостяков из богатых семей, достойных на тебе жениться.

– Список? Целый список? – удивилась Маргарет и взяла у него бумагу.

– Ты выйдешь, конечно, только за одного.

– Но я же никого тут не знаю.

– Тебе только одного надо знать. Я бы на твоем месте его булавкой отметил.

– А потом?

– Потом его придется улавливать. Есть тысячи способов. Но если ты хочешь иметь будущее, моя милая Маргарет, – только замуж, притом, замуж удачно.

Несколько недель спустя Маргарет была введена в один из элегантных лондонских офисов Уоррена Макдаермида, главного директора фирмы Макдаермида и Райса, владельцев супермаркетов и телевизионных станций по всему югу Англии, с множеством филиалов, занятых продажей видеокассет, стиральных машин, микроволновых печей, ванн-джакузи и прочих товаров, почти еженедельно включавших новую компанию в список дочерних фирм. Уоррен Макдаермид был единственный сын Дервента Макдаермида, старшего партнера в этой обширной торговой империи. Маргарет его выловила булавкой из списка кандидатов на брак, представленных дядей Магнусом. Как ему удавалось выискивать этих богатых, свободных молодых людей по всей стране, была – да, действительно, тайна; собственно, не такая уж тайна, если учесть массу свободного времени и, не в последнюю очередь, маниакальную целеустремленность дяди Магнуса. У него были и деньги, и возможность скупать все желтые и глянцевые издания; за предметами столь безопасными не возбранялось кого-то послать. В его распоряжении были радиопрограммы, новости биржи и телевизор. Но как он составил свой список всего за три недели, вот в чем чудо.

Подцепив булавкой Уоррена Макдаермида, Маргарет раздобыла его снимок в рекламном агентстве и, найдя физиономию сносной, позвонила в офис и позвала его к телефону. И была направлена к секретарше.

– Я хотела бы взять интервью у мистера Уоррена Макдаермида, – сказала Маргарет, – для газеты «Индепендент». – Она рассчитала, что, если засыпется, в этом органе к ней отнесутся гуманней, чем в остальных. – Я участвую в серии статей о наших яппи, то есть самых успешных молодых людях, и мистер Макдаермид – как раз то, что нам нужно, – сказала Маргарет.

Уоррен Макдаермид согласился ей уделить полчаса, от двенадцати сорока пяти до часа пятнадцати. Он только что вернулся из Франкфурта.

– Как вы путешествуете, мистер Макдаермид?

– О, на личном самолете, – был ответ. – Положение обязывает.

Лет двадцати восьми, чисто выбритый, лоснящийся от крема. Вся неприятность в том, что он даже не глянул на Маргарет. Можно подумать, перед ним была толстая шестидесятилетняя каракатица, а не высокая, стройная двадцатилетняя девушка с дивной гривой темно-рыжих волос. Все время он смотрел чуть левей, на стену против бюро, где висел классический морской пейзаж, явно от «Сотбис». Прикидывал, видно, не переплатила ли фирма.

– А вам приятно быть таким успешным, мистер Макдаермид?

– О да, в общем и целом, скажем так, приобретаешь некое новое измерение, особенно если обладаешь полной свободой, как, скажем так, дело как бы обстоит в данном случае.

– Есть ли у вас какие-то личные планы на будущее? Я думаю, вы не женаты? – спрашивала Маргарет.

Он глянул на часы, круглые, плоские, золотые, ответил:

– Привычный вопрос. Женитьба. Конечно, спешить с этим как бы не следует, скажем так. А с другой стороны, безусловно, со временем как бы женишься и будешь иметь детей.

Маргарет чиркала перышком, надеясь выдать это за стенографию, которой она не владела.

– Вам нравится жить в Лондоне или вы предпочитаете природу?

– Ну, в Лондоне живешь как бы из-за работы. Но если имеешь некую территорию на природе, особенно где-то подальше, в Девоне, Норфолке, Шотландии, очень даже приятно, скажем так, укатить на уик-энд и стрелять, рыбачить и прочее.

– И вы предпочитаете Девон Шотландии? Или Норфолк? Какое бы место вы выбрали?

– В данном случае имеешь некую возможность, скажем так, пользоваться всем вышеозначенным.

(Чирк, чирк, чирк...)

– Вы любите музыку, мистер Макдаермид?

– О, ну посещаешь Ковент-Гарден, Глайндборн [19]19
  Глайндборн– ежегодный оперный фестиваль в имении близ Льюиса, графство Суссекс.


[Закрыть]и прочее, когда, скажем так, позволяет время. Ну а сейчас, мисс Мерчи, – (однако не переврал фамилию!), – боюсь, достаточно поздно. Время поджимает. Мой секретарь вас свяжет с моим пресс-агентом, который, конечно, вам поспособствует во всем, что вы еще пожелаете знать. Был очень рад, очень рад.

Неужели потом, спрашивала себя Маргарет, он не подумал: «Каким же я был идиотом, такую девушку не пригласил поужинать!» Спрашивала, но так и не получила ответа. Жила она в общежитии. Там выбросила свою стенограмму, вынула список Магнуса, разгладила на столе у себя в комнате, зажмурилась и опять ткнула в него булавкой.

12

Маргарет расстроилась, попав булавкой между двумя фамилиями в списке. Прямое указание ее больше бы устроило. Она поспешила с отчетом в лечебницу к дяде Магнусу.

Магнус просто в ужас пришел, узнав, что юный магнат мистер Уоррен Макдаермит не клюнул на чары Маргарет. Он был вне себя.

– Ты такая юная, такая вся лучезарная, твои волосы, кожа, ты вся – ну как бы это сказать? – ты цветешь и пахнешь. Как же он мог этому противостоять?

– Знаешь, дядя Магнус, ты, ну правда, чуть-чуть оторвался от действительности. Люди типа мистера Макдаермида не могут противостоять только выгодным сделкам. Он сообщил, что каждое утро выходит из дому в пять, чтобы в пять тридцать уже сидеть за своим бюро и три часа, до восьми тридцати, работать. Получается, он встает в четыре тридцать, или он никогда не принимает душ и кофе не пьет по утрам?

– Он пустит себе пулю в лоб, – предсказал Магнус. – В один прекрасный день его окончательно припечет, он возьмет пистолет и пустит себе пулю в лоб, можешь не сомневаться, миленькая. Нет, он тебе не подходит. И какого он в точности возраста?

– Лет двадцать восемь, двадцать девять.

– Мне, по-моему, было за сорок, когда я получил реприманд за то, что гулял по мосту Челси в чем мать родила. Можешь мне поверить, я и в сорок был еще о-го-го. Бывало, снимешь с себя все до нитки и расхаживаешь по мосту – вот как мы развлекались. А теперь! Этот юный кретин-магнат сидит и поглядывает на часы, ты, видите ли, отнимаешь его драгоценное время, а время – деньги. Подумаешь! Свяжитесь с моим пресс-агентом! Нет, Маргарет, нет, прошу меня извинить. Он пустит себе пулю в лоб. Возможно, кучу чужих денег растратил.

– Ну ладно, послушай, – сказала Маргарет. – Опять я зажмурилась и ткнула булавкой. А она, чтоб ее черт, попала между двумя именами: Уильям Дамьен и Вертер Стенхоуп.

– На мой взгляд, Стенхоуп – более удачная партия. Он торгует с японцами.

– И что он им продает? – заинтересовалась Маргарет.

– Ноу-хау, – сказал Магнус. – Ноу-хау – самый ходкий товар. Одна только неприятность со Стенхоупом, он плюгавенького росточка. Конечно, мелкие мужчины часто имеют власть. Колоссальную власть. Лично я мелких мужчин побаиваюсь, а это кое-что значит в устах одного из Мерчи. А с другой стороны, они любят жениться на дылдах.

Маргарет захотелось знать о Уильяме Дамьене.

– Ну, он, – сказал Магнус, – ну, он... – Магнус потянулся к тумбочке под телевизором в гостиной. Оттуда он извлек бутылку с сигнатурой «Тоник: по столовой ложке с водой три раза в день». Он налил себе стакан этой жидкости, то есть доброго солодового виски, и вернулся к своему рассуждению: – Дамьен ученый. Приятный, высокий, под стать тебе, моя радость. Сам он небогат, но мамаша его – деловая женщина, сказочная богачка в Австралии. Миссис Хильда Дамьен – владелица газет, супермаркетов и всего прочего, соответственно. Уильям в делах ничего не смыслит. Живет скромно, но он наследник. Так что лучше уж ты сосредоточься на крошке Стенхоупе, он явно достойный холостяк, отчасти с репутацией плейбоя, но вполне созревший для того, чтоб остепениться. Ему тридцать три, ни разу не был женат. Определенно, тебе следует взяться за Стенхоупа, пока его не перехватили. А насчет Уильяма Дамьена, ну, у него там какая-то связь, но, судя по сплетням, скоро это дело лопнет. Несходство характеров, постоянные скандалы. Если ты его сцапаешь, потом, конечно, придется заняться мамашей. А теперь мне пора соснуть.

Глаза у него слиплись прежде, чем Маргарет вышла. Она вынула гребенку из сумочки, причесалась перед зеркалом и направилась к двери. Когда она была на пороге, Магнус открыл глаза и сонно проговорил:

– В школе я отлично исполнял леди Макбет. Видно, это у нас в роду.

Из лечебницы Джеффри Кинга она покатила в Черненький Дом.

– Я буквально изнемогаю, – жаловалась она матери. – Такие концы. А в понедельник надо снова гнать в офис к половине десятого. Флора с Юнис и не думают навещать дядю Магнуса. Ни единой мысли о les autres. И смотри, как они на меня ополчились. То обвиняли меня, что якобы я причастна к смерти бабушки; потом жалели меня; теперь я, оказывается, виновата в смерти сестры Роз. А меня даже близко не было к этим смертям, к этим убийствам.

– Да, тяжело, – посочувствовала Грета, – и почему бы тебе не оставить эту твою работу, немного не отдохнуть?

– В данный момент я довольна своей работой, – сказала Маргарет. – И я люблю Лондон.

– Но ты можешь встретить хорошего человека. И конечно, ты можешь кого угодно сюда пригласить. Рано или поздно ты еще встретишь свою судьбу.

– То есть – такого муженька, как у Юнис или у Флоры? – пропела Маргарет своим мелодичным голоском. – Так знай, что Берта и Питера я считаю дичайшими занудами. Да будь они моими мужьями, я бы им синильной кислоты подсыпала в чай.

– Пожалуйста, не надо так говорить, – сказала Грета, взбивая подушки. – Даже в шутку.

Обязанности Маргарет в рекламном бюро при нефтяной компании в Парк-Лейн заключались, главным образом, в том, чтоб в истории аукционных торгов выискивать знаменитые картины, а затем компания иногда их приобретала. Работа не очень сложная. В основном Маргарет покупала или просматривала в библиотеке каталоги продаж и владельцев до столь отдаленного прошлого, какое только было доступно проверке. Отношения на службе были у нее идеальные. Женатые сотрудники приглашали поужинать. Один неженатый время от времени водил на дискотеку; один женатый все время хотел ее щупать, с ней спать. Как-то Маргарет сказала что-то задушевное о les autres, и тут одна девушка в офисе вспомнила:

– Я уже это слыхала.

– Ну, это такое французское направление.

– Да нет, я по телевизору слышала. Кто-то, ну вылитая ты, говорил про философию Les Autres. Я-то лично всегда считала, что надо думать о других, быть внимательной к людям, и вообще.

– Это в религиозной программе? – заинтересовалась Маргарет.

– Да, наверно. Про каких-то монахинь.

– Ах да, что-то было такое, – припомнила Маргарет.

Время у нее в основном уходило на то, чтоб выслеживать Уильяма Дамьена с безопасного расстояния. «Безопасного» означает, что в определенные часы она оставляла машину на ближайшей стоянке и бродила по кварталу, где он жил в современной пятиэтажке. По списку жильцов на подъезде она вычислила расположение окон. Тот факт, что Маргарет в шпионстве не профессионал, а всего-навсего новичок, явно служил ей на пользу. Промахи, какие она могла допустить – и таки допускала, – устраняли всякую вероятность того, что она на самом деле следит за Уильямом.

Он ее даже не замечал. Случайно, хоть ничего тут странного нет – имя Дамьен говорит само за себя, а кто знает Уильяма? – оказалось, что кто-то на работе у Маргарет в родстве с парой, которая не только знает Уильяма, но знает «кто он». То есть знает, что он наследник громадного состояния.

Вышло так, что второстепенный французский художник рубежа веков по имени Франсуа Роз, о котором раньше никто слыхом не слыхал, несколько месяцев назад был выставлен на торги. Нефтяная компания, на которую работала Маргарет, решила приобрести этого Франсуа Роза, изобразившего несколько сочных кистей винограда на выпяченном пузе голой лежачей особы. Маргарет дали задание – разузнать подоплеку продажи. Она выяснила, что картина принадлежит австралийской коллекционерке Хильде Дамьен, которая больше не в состоянии ее выносить. И тут ассистентка Маргарет пропищала: «Мэй, это моя сестра, и у нее муж, так вот они дружат с сыном этой богачки, с Уильямом. Он, между прочим, работает – на жалованье живет».

Это Маргарет как раз и без нее знала. Но через девицу можно было заполнить пробелы, которые оставляла информация дяди Магнуса. С ассистенткой Маргарет обращалась небрежно, на грани хамства: верный способ выудить ценные сведения. «Послушай, – говорила ей Маргарет, – я здесь не для того, чтоб изучать черты и нравы всяких сыночков всяких владельцев картин, которые наша компания, может быть, купит. Заметь себе – мо-ожет быть. Единственное, что я хотела бы знать, – сколько Хильда Дамьен отдала за картину».

Это было далеко не единственное, что Маргарет хотела бы знать. Оказывается, первоначальную покупку устроил сын, примерно два года назад.

– Он женат? – осведомилась Маргарет у ассистентки – строго, исключительно в интересах дела.

– Нет. Живет там с одной. – И тут уж ассистентку, конечно, понесло: – Года два с ней живет, но все, вроде, без толку. Дикие скандалы. Как говорится – любовь-ненависть.

– Она любит его деньги, но ненавидит его самого? – рассеянно бросила Маргарет, роясь у себя в сумочке.

– Денег, в принципе, нет. Мать ничего ему не дает, ни шиша, буквально. На жалованье крутится. Иногда прямо хоть зубы на полку. Подруга должна на хозяйство вносить. По-моему, скоро она его бросит. Да, определенно, Мэй говорит, скоро она его бросит. А вообще-то – он, если честно, странный. Не взрослый какой-то – не приведи боже.

Маргарет отыскала колледж, где Уильям занимался своими исследованиями. Узнала день, когда девица наконец отчалила; с двумя чемоданами дождалась в вестибюле такси, шофер побросал чемоданы в багажник, а сверху, раздвинув шторы, Уильям глядел им вслед. Девица не вернулась. Маргарет выждала три недели.

«Молодой Дамьен порвал с невестой», – прочитала она в светской хронике глянцевого журнала.

Теперь Маргарет ходила за ним повсюду и таки достала во фруктовом отделе «Маркса и Спенсера».

– Учтите, эти грейпфруты, – она сказала, – чуть-чуть помятые.

Он посмотрел на нее, посмотрел на грейпфруты, опять на нее.

– Да, в самом деле. Спасибо, – сказал он. Его поразила рыжая красавица с сексапильно выдающимися зубами, стоявшая рядом, готовая тут же уйти. Она сочла, что он вполне ничего, если только прекратит толстеть.

Через четыре месяца они поженились.

Вернувшись из свадебного путешествия, Маргарет вскоре поехала навестить дядю Магнуса.

– Видала в газете про кроху Вертера Стенхоупа? Что он застрелился?

– Ты же Уоррена Макдаермида предсказывал, – отвечала Маргарет, скидывая синие туфельки, часть своего приданого; туфельки немного жали. Она была в огненно-пунцовом платье, и Магнус нашел, что это как раз то, что надо при ее волосах.

– Уоррен Макдаермид или Вертер Стенхоуп – какая разница? Ну, положим, я слегка промахнулся. Пока. Возможно, и для Макдаермида придет час расплаты, да, непременно придет. Кстати, если б ты вышла за Стенхоупа, а не за Дамьена, ты бы в данный момент была богатой вдовой, а не женой бедняка с богатющей мамашей. Но, в общем и целом, ты неплохо устроилась. Как предполагаешь избавиться от Хильды Дамьен?

– Дождусь подходящего случая, – сказала Маргарет.

– Может, твоего дурного глаза будет достаточно, – сказал Магнус. – Ты только думай об этом, сосредоточься, и что-то такое с нею случится.

– Ты, кажется, так меня и не понял, – сказала Маргарет. – Я хочу активно ликвидировать эту даму. Дурной глаз, дурной глаз – при чем тут. Мне хочется настоящего, здорового преступления. Кстати, она мне как раз не нравится.

– Кормильцы часто не нравятся, их даже ненавидят.

– Тоже мне кормилица. Такая ограниченная, все-то она знает. И достаточно жадная к тому же.

– У нас в Шотландии, – сказал Магнус, – народ более склонен творить добро, равно как и зло, чем где-то еще. Почему это так, не знаю, но это так. Что дает тебе преимущество. Я же со своей стороны хочу напомнить тебе о Юдифи, и как поступила она с Олоферном. Дай-ка сюда Библию.

Маргарет собралась уходить.

– Все это не так просто, как ты воображаешь, – сказала она, – тут нужен план.

Магнус читал:

– «...и приблизившись к постели, схватила волосы головы его и...»

– План. Надо составить план, – говорила Маргарет.

– «...изо всей силы дважды ударила по шее Олоферна и сняла с него голову» [20]20
  Книга Иудифь, 13, 7—8.


[Закрыть].

– Хильда на той неделе заявится. В четверг у нас этот ужин, а в пятницу вечером или утром в субботу я хочу их с Уильямом отвезти в Сент-Эндрюс. Может, приедешь на воскресенье в Черненький Дом? И мы поведем ее в лес погулять, дядя Магнус.

– Где она в Лондоне остановилась?

– В «Рице».

– Если быть совершенно честным, – сказал Магнус, отстраняя священную книгу, – мне не хочется неприятностей. Достаточно мы уже пролили крови, если ты это имеешь в виду.

– Между нами, – сказала Маргарет, – мы можем устроить несчастный случай.

– Невозможно, – сказал Магнус. – Никаких гарантий успеха. Слишком рискованно.

– Вечно все подозрения падали на меня. Так почему же я не могу действительно что-то сделать? Меня без вины заставляли себя чувствовать виноватой, это унизительно, пойми. Я хочу испытать, наконец, чувство вины с полным на то основанием.

– Вообще говоря, – сказал Магнус, – виновные редко испытывают чувство вины. Они испытывают чувство восторга, триумфа, они довольны собой.

– Вот и чýдно. То, что мне надо.

– Надо тебе или нет, – сказал Магнус, – судьба за тебя распорядится сама.

Она сказала:

– Лучше придумай что-нибудь до двадцать первого, до воскресенья, а то я больше никогда не приду. Все. Я сказала. Думаешь, мне очень интересно сюда таскаться? – Влезла в свои синие туфельки, схватила плащ, вышла. Через минуту сунула голову в дверь: – Сейчас дико скользко, такие дожди. Столкни ее в пруд. Ты-то знаешь, как это делается. – И ушла.