Текст книги "Болатбек"

Автор книги: Мухаметжан Етеибаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

6

Каражан ехал верхом по зеленому склону джейляу. Под ним был вороной конь с белой звездочкой на лбу, и Каражан уверенно и красиво сидел в седле, глубоко вдев ноги в стремена.

Болатбек, пришедший к роднику за водой, долго смотрел вслед всаднику, пока тот не скрылся из глаз. Только тогда поставил он ведро на землю. То же сделали и две женщины, они пришли за водой не с гор, как Болатбек, а снизу, из аула.

– Да, Каражан настоящий мулла, – сказала одна из женщин, проводив всадника взглядом. – Если б не он, моя бедная сестра не жила бы уже на свете. А он брызнул водой, пошептал – и она сразу пришла в себя.

– Настоящая молитва всегда помогает, – согласилась вторая женщина. – Только надо, чтоб ее правильный человек сказал. Вот моя тетя… Такая набожная, прямо святая. С утра до вечера одно слышишь: «Аллах, будь милостив», «Аллах, будь великодушен»… Намаз [10]10
  Намаз – молитва.


[Закрыть]делает по пять раз в день и никогда у Аллаха для себя самой ничего не просит. Всегда для других, только для других. И для мертвых, и для живых. «О, создатель, – молит, – будь опорой и тем, кто там, и тем, кто здесь!» Я, бывало…

Но первая женщина перебила ее: она ведь еще не все сказала о Каражане.

– Нет никого святее муллы, – продолжила она. – Настоящий мулла, если захочет, воду заставит против течения идти… Вот Каражан такой и есть, клянусь Аллахом! Он и молитву читает молча, только губами шевелит. Так делают все настоящие муллы, можешь мне поверить… И долго читает, не то что другке – скажут первые слова, а дальше не знают ничего, кроме «иншалла, иншалла»…

Женщины долго еще болтали, пока одна из них не спохватилась, что дома дел по горло.

– Пойдем, женеше [11]11
  Женеше – уважительное обращение к женщине.


[Закрыть], – сказала она. – Мой муж давно уж, наверное, коров пригнал с пастбища.

Болатбек не в первый раз слышал имя Каражана и видел его не впервые, даже имел случай поближе познакомиться с ним. И нельзя сказать, что знакомство пришлось Болатбеку по душе… Нет, совсем ему не нравился этот набожный и благообразный мужчина.

…О Каражане в их ауле Онжылдык говорили по-разному. Одни рассказывали, что был он раньше очень богатым человеком, настоящим баем, держал сотни коров, лошадей, овец, на него работала уйма батраков – пасли его стада и табуны. Когда в Казахстан пришли Советы, он угнал весь свой скот через горы в Киргизию. Там все продал, переждал, пока раскулачивать кончили, и вернулся обратно как ни в чем не бывало. Мол, я бедный, простой человек, никому зла не делаю, зато грамотный, молиться умею, как настоящий мулла… Да никакой он не мулла, притворяется только! А читать-писать и правда умеет. Но ведь этого недостаточно, чтобы считаться хорошим человеком… Хитер он, как кошка, про которую говорят, что она видит все даже с закрытыми глазами… Теперь он и в колхоз пролез, пастухом стал… А что у него за душой – кто знает…

Другие судили о Каражане так:

«Э, ведь он тоже человек, тоже под небом ходит.

У него тоже семья есть. Вернулся же все-таки в родные края, не забыл свою землю, родственников. Чего же вы от него хотите?»

А третьи рассуждали примерно как та женщина, чьи слова слышал Болатбек только что возле родника. И таких было тоже немало.

…Впервые Болатбек увидел Каражана на джейляу. Это случилось к концу лета, когда сюда перебрались еще несколько семей из другого аула и поставили своя юрты.

Каражан ему сразу не понравился: показался недобрым, заносчивым, и Болатбек никак не мог понять, почему к нему с таким почтением относятся многие люди.

Как-то ранним утром Болатбек услыхал, как бабушка Аккыз в сердцах проговорила, войдя в юрту:

– Негодный человек! Да отвратится от него милость Аллаха! А еще его слугой называется… Не жалеет совсем мальчонку… Замучил бедного…

– Ты о ком, бабушка? – спросил Болатбек спросонок. Воркотня Аккыз разбудила его, но вставать еще не хотелось, так приятно было лежать на мягкой подстилке, ловя сквозь полузакрытые веки первые, еще несмелые лучи солнца. – Кого ты ругаешь?

– Никого. Не стоит он даже слов… Спи, Болат… – И бабушка Аккыз опять вышла, чтобы растопить наружный очаг.

Но Болатбеку уже расхотелось спать, он вскочил с постели и пошел вслед за бабушкой.

Солнце еще опиралось на горы, оно только-только начинало свой путь по небу, его розовый свет обволакивал зубчатые скалы и растекался дальше, ниже, пробираясь во все лощины и ущелья. Скоро оно оторвется от гор, повиснет в небе раскаленным шаром, и его резкие, беспощадные лучи высветят каждую травинку, каждый камешек под ногами.

Как красиво, хотя и повторяется это почти каждый день… Но у Болатбека не было ни времени, ни желания любоваться красотой: то, что он увидел и услышал, больно кольнуло его душу, словно происходило с ним самим.

По мягкому зеленому ковру луга, спотыкаясь, бежал босой, оборванный мальчишка, по виду ровесник Болатбека. Бежал он не по прямой, а петляя – пригибаясь, увертываясь. Нет, он не игру себе такую придумал в это раннее утро – он убегал, увертывался от преследования. За ним гнался разъяренный высокий мужчина с камчой в руке. Временами он настигал мальчика, и тогда плеть с силой опускалась на его спину.

– Баранья голова! Шелудивый пес! – кричал мужчина. – Не смей убегать от меня! Ты должен получить сполна!.. Попробуй еще хоть раз не досчитаться одной овцы, я с тебя шкуру сдеру! Сын шакала!

– Не надо, ага, не бейте!.. – всхлипывал мальчик. – Я ведь на минуту заснул… Овца нашлась… Ой, больно!

– Если б не нашлась, я с тобой по-другому бы говорил!.. Иди занимайся делом…

Мужчина повернулся и зашагал к своей юрте. Это и был Каражан.

Утирая слезы, мальчик побрел вниз по склону. Тонкая рваная рубашка прилипла к спине.

Бабушка Аккыз высыпала из таза кизяк возле летнего очага. Вздохнув, она сказала:

– Видишь, Болат? Нелегко быть сиротой. Кто хочет, обидеть может, и заступиться некому.

– У меня тоже нет родителей, – сказал Болатбек. – Но меня ведь никто не бьет.

– Иншалла, у тебя есть сестра, брат. Мы с дедушкой… Ты не один под этим небом.

– А кто этот мальчишка? Батрак Каражана?

– Батраков сейчас нет. Он его племянник. Кадыркул зовут…

– Я бы никогда не дался, – сказал Болатбек. – Попробовал бы он… я…

– Какие слова ты говоришь? Он старший. Что тут можно поделать? Если Аллах сотворит человека плохим или злым, ничего уже не переменить.

– Пускай старший, – упрямо повторил Болатбек, – не должен он так… я ему скажу…

– Замолчи! – прикрикнула Аккыз. – Аллах тебя накажет за такие слова… Не нам вмешиваться в то, что не нами установлено…

Болатбек не стал спорить с бабушкой, но чувствовал, что не может смириться. Пусть удары падают не на него, он ощущал их на своей спине. Несчастный, покорный вид Кадыркула не давал ему покоя, в ушах звучали его жалобные вопли.

– …На, попей! – бабушка Аккыз протянула ему чашку с кислым молоком.

Она уже разожгла огонь в очаге, и в чугунке, подвешенном к треноге, булькало свежее молоко – готовился суп под названием «кора коже».

Выждав время, когда бабушка перестала возиться возле очага и скрылась в юрте, Болатбек решительно направился к Каражану. Тот сидел на корточках около своего жилища и возился со сбруей.

От волнения Болатбек даже не произнес принятые слова приветствия, а сразу выпалил то, что так готовился сказать:

– Ага, почему вы бьете Кадыркула? Нехорошо…

Каражан поднял голову и недоуменно посмотрел на мальчика.

– А… Это ты, Болатбек… Сосед… С чем пожаловал? Почему «салам алейкум» не говоришь, как добрый казах?

– Зачем вы бьете Кадыркула, ага? – снова сказал Болатбек. – Не смейте его бить!

– Что?.. Ты… Мне…

Больше Каражан не смог ничего выговорить: слова застряли в горле… Да что же это такое? Не перевернулся ли свет вверх дном?! Какой-то мальчишка осмелился требовать ответа у него, у Каражана! Аллах всемогущий! Как ты допустил это?!

Избить его сейчас, исхлестать до полусмерти! Бросить вон на те камни, пусть валяется, как падаль!..

Каражан вскочил, отбросил в сторону сбрую, рука потянулась за камчой… Но вовремя спохватился: не те времена пошли, будь они неладны! Этот щенок, наверное, в школу ходит, в этих… как их… в пионерах состоит. Нажалуется там своим… начальникам всяким… потом… Нет, храни нас Аллах от всего этого… Хватит с меня… Хлебнул уже…

И он сказал сдавленным от бешеной злости, но ехидно-ласковым голосом:

– Э, миленький, ты в чужие дела не мешайся. Молод еще у старших ответа спрашивать… Как-нибудь сами в своих делах разберемся… Иди-ка лучше в ассыки [12]12
  Ассыки – игра, похожая на игру в бабки.


[Закрыть]поиграй…

– Я не хочу играть!

– Не хочешь, не надо… А к нам сюда не ходи. Ничего здесь не найдешь. Пока ищешь верблюда, коня потеряешь, как говорили наши старики… Он тебе жаловался на меня, что ли?

– Никто мне не жаловался. Я сам… видел…

– Глаза даны, чтобы видеть. Уши, чтобы слышать. А язык, чтоб молчать, когда не спрашивают.

– А вы не бейте его!

– Опять за свое! Не то говоришь, мальчик… Мое это дело. Захочу – убью его… Живьем в землю закопаю. Перед тобой я не ответчик. Не тебе меня учить… Убирайся!

Каражан шагнул к Болатбеку.

– Я уйду, Каражан-ага… уйду… только вы не трогайте Кадыркула…

– Вон отсюда! – заорал Каражан.

И Болатбек ушел. Больше ему сказать было нечего: он ведь и сам толком не знал, чем и как может помочь Кадыркулу.

7

Болатбек поднимался по травянистому склону, уже начинавшему желтеть. На сегодня он отработал свое, и дед отпустил его, только велел далеко не ходить.

За поворотом тропы, вблизи зарослей лоха, Болатбек чуть не наткнулся на лежащего мальчишку. Невелик ростом, босой, на грязных ступнях запеклась кровь, засаленный полосатый чапан весь изодран.

«Кто это?… Спит?.. А может, умер?.. Нет, дышит…»

Он присел на корточки, заглянул в лицо спящему и сразу узнал Кадыркула.

– Уа! Кадыркул, – позвал Болатбек. – Проснись!

Тот не пошевелился, только застонал во сне.

«Уж не болен ли? Зубами скрипит… Дергается…»

Болатбек тряхнул Кадыркула за плечо.

– Вставай! Что с тобой?

– А?.. Чего?.. Где они?! – Кадыркул вскочил на ноги, вид у него был растерянный, глаза испуганно блуждали по сторонам.

– Ты что? – спросил Болатбек. – Кого ищешь?

– Пропал я! – выкрикнул Кадыркул и заплакал. – Убьет он меня теперь! Убьет…

– Кто? За что? Чего ты сделал?

– Ай, чего сделал?.. Всех овец потерял, вот чего!..

Болатбек с удивлением смотрел на Кадыркула.

«И правда болен. С ума сошел, что ли? Такое говорит…»

Кадыркул продолжал кричать:

– Лучше б мне на свет не родиться! Почему я такой несчастный – все у меня не так?.. Как теперь Каражан со мной поступит?.. Были овцы – и нет ни одной.

Болатбек не мог удержаться от смеха.

– Не проснулся еще?.. Да погляди! Обернись… Вон они все… Посчитать?

Небольшое стадо мирно паслось в пожелтевшей траве. Одни овцы тихо пощипывали траву, другие лежали, уткнувшись мордой в свои курчавые бока.

– Видишь? – снова сказал Болатбек. – Твои?

Кадыркул посмотрел на Болатбека так, словно увидел его только сейчас.

– Значит, это мне приснилось… – забормотал он. – Сон такой – будто все овцы разбежались, никак собрать не могу… Потом к обрыву подбегают и – раз! – прямо в пропасть…

Он опять всхлипнул, вздохнул глубоко и вытер слезы.

– Чего ты такой… робкий какой-то… боишься всего? – спросил Болатбек.

– Да, ты бы не боялся на моем месте? Хочешь, покажу?.. Смотри!

Кадыркул повернулся спиной к Болатбеку, задрал свой чапан почти на голову.

У Болатбека сжалось сердце. На худой грязной спине он увидел багровые рубцы, много рубцов – следы, которые оставила плеть Каражана.

– Чего же ты терпишь? Удрал бы давно от него.

– Куда мне бежать? – пожал плечами Кадыркул. – Некуда. Никого у меня нет…

– У меня тоже ни отца, ни матери, – сказал Болатбек. – А если б так со мной обращались, клянусь, убежал бы куда глаза глядят!

Кадыркул покачал головой.

– Это говорить легко…

– Не веришь? Я даже к твоему дяде ходил за тебя заступаться…

– Ну да? И что ему сказал?

– Чтобы не смел тебя бить. Не имеет права…

– А он что?

– Ничего… Выгнал. Ругался…

– А не бил?

– Попробовал бы!

– Да, – с завистью вздохнул Кадыркул. – Потому что за тебя есть кому заступиться. Дед и бабушка здесь…

– У меня еще старший брат есть. Посильней твоего Каражана. И сестра старшая. А у нее муж – Мусирали… Его здесь все знают. Тоже сильный… Он мне вместо отца.

Но тут Болатбек спохватился. Чего он расхвастался, в самом деле? Перед кем? Перед несчастным пареньком, у которого действительно никого близкого нет на свете?

– Послушай, – сказал Болатбек, – отчего он с тобой так? Ведь все-таки дядя, не чужой…

– Какой он мне дядя? Брат моей мачехи… Когда она и мой отец заболели и умерли, Каражан весь наш скот продал, а деньги себе взял… Думаешь, он такой бедный?

– Богатый в пастухи не пойдет.

Кадыркул рассмеялся.

– Э, для отвода глаз скот пасет. Я-то знаю. У самого денег, наверно, целая куча. И сбруя серебряная… Ковров не перечтешь… Все попрятал.

– Где же он прячет?

– Где? А…

Кадыркул запнулся, испуганно поглядел по сторонам и сказал почти шепотом:

– Нет… Этого я не скажу… Не могу… Если узнает, сразу убьет меня… Да и нехорошо…

Болатбек не стал выспрашивать, хотя очень хотелось узнать, куда богачи прячут свои сокровища. В книжках он об этом ничего не читал. Да и книг, по правде говоря, прочитал еще совсем мало.

И он стал говорить о другом.

– Я в этом году третий класс окончил, – сказал он. – В четвертый перешел. А ты в каком?

– Ни в каком, – сказал Кадыркул смущенно. – Я не учусь. Каражан не отпускает.

– А сам-то хочешь учиться?

– Конечно. Только не для таких, как я, эта школа.

– Я помогу. Клянусь!

– Как тут поможешь? Ничего ты не сделаешь.

– А вот сделаю! Пойду к нашему учителю, к Сай-масаю. Знаешь его?.. Он хороший человек. Сразу запишет тебя в школу и вызовет. Сам с тобой говорить будет.

– Мне Каражан ни с кем не велит разговаривать. Если до него дойдет, не знаю, что он со мной сделает.

– Да не бойся! Что ты всего боишься? Учитель – большой человек. Как вон та гора… Его все уважают. Не пойму, почему он сам тебя до сих пор не вызвал? Как других ребят…

– Откуда я знаю… А ты правда поговоришь с ним?

– Честное пионерское. Я ведь пионер.

– А что это такое?

Болатбек удивился: не знать таких вещей! Это уж действительно… Но ему пришлось немного подумать, прежде чем ответить.

– …Пионер – это… ну… джигит, понимаешь? Не совсем еще джигит, но обязательно будет джигитом. А сейчас готовится к этому… Как всадники перед тем, как на кокпар [13]13
  Кокпар – конные состязания.


[Закрыть]выйти… Пионеры должны быть, как джигиты – храбрые, честные и верные друзья к тому же… Хочешь быть моим другом?

– Хочу, – сказал Кадыркул, ни на секунду не задумываясь.

– Тогда снимай чапан! – приказал Болатбек и начал стаскивать свою рубашку.

Кадыркул, не удивляясь и не спрашивая, последовал его примеру: он ведь прекрасно знал, что, когда люди клянутся в дружбе и верности, они должны прикоснуться друг к другу грудью.

8

Абишбай вошел в юрту, присел у входа, снял с головы потрепанный треухий тымак. Видно было, что старику жарко, что он устал и очень огорчен чем-то.

Он заговорил, как это часто с ним бывало, ни к кому не обращаясь:

– Еще вчера обещал прийти и не идет… И сегодня тоже… Хожу, хожу за ним, а он никак… О Аллах, помоги ей выбраться из плена болезней! Протяни руку милосердия… Я ведь могу обратить к тебе только пустые мои слова, а настоящих молитв не знаю. Тот же, кто знает, не приходит уже второй день… Что же делать, научи меня?..

Болатбек понимал, конечно, отчего Абишбай так расстроен. Догадывался и о ком говорит.

Уже несколько дней бабушка Аккыз не вставала с постели. С каждым часом ей становилось все хуже.

Быстро пришло в запустение хозяйство, в юрте стало неуютно, уныло. А как было хорошо и приятно, когда она хлопотала у домашнего очага! Казалось, не торопится, но все, решительно все успевала сделать, везде навести порядок.

– Бабушка, – тихо позвал Болатбек.

– Что, мой жеребенок? – слабым голосом откликнулась она.

– Как себя чувствуешь? Сегодня лучше, правда?

– Оллай, истинная правда, мое солнышко.

Аккыз знала, что говорит неправду, что лучше ей не становится – болезнь делает свое черное дело, но очень уж не хотелось огорчать внука.

– Идет! – громко крикнул от входа Абишбай. – Слава Аллаху! Да отодвинет он черную тучу беды!..

И в юрте появился Каражан.

Вошел он не как обычно, а каким-то особым, торжественным, плавным шагом, словно нес в руках чашку с молоком и боялся расплескать. Но в руках у него была не чашка, а четки, которые он медленно перебирал.

Он приблизился к Аккыз, засучил рукава своего халата, взял ее худые, сморщенные руки, сначала одну, потом другую и пощупал пульс. Потом внушительно помолчал, склонив голову набок, и наконец заговорил:

– Абишбай-ага, очень плоха твоя старуха, очень. Трудно будет ее вылечить. Много-много молиться надо… В нее проник вредный дух Желтой Птицы – видишь, какая сама она желтая? Может быть, съездишь в Алма-Ату, привезешь муллу Джанайдара? Большой человек Джанайдар… У меня, сам знаешь, времени мало – за стадом следить надо… сил мало…

– Да разве хватит у меня, чтобы расплатиться с Джанайдаром? – огорченно проговорил Абишбай. – Бедность, говорят, и щедрому руки скует… За малые деньги он не поедет, а много у меня нет. И дорога долгая: пока доедешь, пока вернешься, болезнь ждать не станет…

Каражан молча перебирал четки, и по лицу его нельзя было догадаться, о чем он думает.

– …Ты ведь тоже мулла, – умоляюще продолжал Абишбай, – прошу тебя, сделай милость, найди время, помолись, как надо. Я ничего не пожалею…

Еще некоторое время Каражан молчал, прикрыв глаза. Потом сказал:

– Да простит нас всех Аллах, Абишбай-ага. – Он бросил взгляд в сторону неподвижно стоявшего Болатбека. – И этого непочтительного мальчишку тоже… Я сделаю все, что могу. Буду читать молитвы… Только одно еще хочу сказать. Мы с тобой соседи. И добрые друзья, верно? Но в пословице как говорится? Где дела начинаются, там дружба кончается… Так что давай договоримся сразу: ты, Абишбай, даешь мне, чего я пожелаю.

– Пусть будет так, Аллах тому свидетель, – отвечал обрадованный Абишбай. – Начинай скорее, не теряй времени, заклинаю тебя.

Пальцы Каражана замерли на четках.

– Я беру у тебя кобылу и жеребенка, – сказал он деловито.

Абишбай покорно кивнул головой.

– Хоп, – сказал он. – Хорошо…

Он не стал говорить о том, что это его единственная лошадь, что человек, называющий себя соседом и другом, не должен так поступать… «Пусть, пусть забирает все, лишь бы Аккыз жива осталась».

– Отдаю, – повторил он. – Пускай больная поскорей на ноги встанет…

И тут Каражана словно подменили: он поднял глаза, огладил бороду, улыбнулся слегка.

– Можно и приступать, – сказал он.

Дни шли за днями, но старой Аккыз лучше не становилось.

Каражан, помолившись две ночи над больной, наутро увел лошадь и жеребенка и больше не появлялся.

Аккыз совсем ослабла, перестала есть, почти не говорила. Вконец потерявший голову Абишбай несколько раз ходил к Каражану, умолял прийти еще, но тот отвечал одно и то же:

– Я сделал все, что мог, прочитал все нужные молитвы. Как договорились… Теперь надо положиться только на волю Аллаха…

Абишбай и Болатбек, каждый по-своему, переживали болезнь Аккыз, только делали это молча, не делясь друг с другом своим горем. Как принято среди мужчин.

Однажды Болатбек подал бабушке напиться, но чашка выпала из ее рук и разбилась.

– Не грусти, мой жеребеночек, – сказала Аккыз едва слышным голосом. – Это к счастью. Твоя бабушка теперь выздоровеет… Небо послало нам знак…

Болатбек кивнул головой и улыбнулся сквозь слезы.

9

Вечерело. Солнце скрылось за неровными отрогами гор, но вершины еще оставались освещенными его последними, прощальными лучами.

Тлеукул слез с лошади, разнуздал ее, пустил пастись, а сам стоял на склоне и смотрел вниз, на раскинувшийся вдалеке аул, который уже затягивался сизой вечерней дымкой.

 
…И завтра будет день, такой же яркий,
Мои лучи согреют эту землю,
И золотым животворящим светом
Луга, поля и скалы озарят.
Я ухожу, а вы рассвета ждите —
Когда роса умоет щедро травы,
И птичьи песни понесутся к небу, —
Так обещало Солнце, уходя…
 

Снизу по тропе поднимался Болатбек. Когда он подошел совсем близко, горы погасли, но темнота не захватила еще все просторы склонов и долин.

– О чем вы говорите, Тлеукул-ага? – спросил Болатбек. – Стихи, да? Сами придумали?

– Может, я, а может, и не я, – улыбнулся Тлеу-кул. – Народ придумал, сынок. Давно уже эти слова живут на свете. Я их еще от своего деда слыхал.

– Значит, так и будет, как солнце обещает?

– Конечно, – ответил Тлеукул. – Ты посмотри, – он показал рукой на запад, – заря сегодня совсем красная была, верно? Ветра никакого… – Он снова повернулся к аулу, – дым столбом вверх поднимается… Это все к тому, что завтра такой же погожий денек, как сегодня, будет. Солнце про то и говорит… А вы в школе стихи учите?

– Конечно, Тлеукул-ага. Только этих ваших стихов мы еще не проходили… Вот скажите, я давно хо: тел спросить… Одни говорят, что мулла лучше лечит, а другие – что врач лучше. Кто же правильно говорит?

– Сам ты, Болат, разве не понимаешь? Ай-ай… – Тлеукул зачмокал языком. – По-серьезному спрашиваешь?

– А почему тогда дедушка Абишбай все время Каражана зовет к моей бабушке? Она уже давно больна, вы знаете… Каражан приходил, лечил… только ничего не помогает… Лошадь забрал… А врача так и не позвали… Почему?..

Тлеукул внимательно выслушал сбивчивую речь Болатбека и сказал:

– Твой дед Абишбай – хороший и честный человек, все его уважают… Но вот только доверчивый он слишком. Как в старину заведено было, так и живет… Да простит он меня за такие слова… Я тоже раньше доверчивый был, смолоду… Погляди на мою деревяшку… – Он выставил вперед левую ногу. – Если бы мулла умел лечить, я бы не остался без ноги… А ведь он получил тогда от меня моего скакуна и единственную дойную корову.

– Я думал, вы были ранены, Тлеукул-ага, – сказал Болатбек.

– Да, был. Десять с лишним лет с тех пор прошло. Тогда у нас в Семиречье жестокие бои шли. С басмачами… Ты в те годы по юрте еще ползал. Как ягненок однодневный.

– Нам в школе рассказывали, я знаю.

– Тогда меня и подстрелили… В ногу… Вот сюда. – Тлеукул нагнулся, постучал по деревяшке. – А жара стояла – вся земля потрескалась… Врача у нас в отряде не было, отправили меня в аул… Думал – само заживет, да получилось плохо. Привели ко мне добрые люди муллу. Три дня надо мной молитвы читал – не помогло. Хуже стало… Почернела нога – глядеть страшно… Конечно, бывает, что мулла ученый, в болезнях разбирается. Тогда и помочь может: не молитвой, а травами, настойками разными. Мне вот такой не попался… И других мулл приводили… Добро все выманили, а толку никакого… Как колодец посреди степи – копают, копают, а воды и пригоршни не показывается…

– А если нарочно они? Потому что вы за красных были?

– Кто знает, может, ты и прав. Я ведь враг для них… Или впрямь верили, что молитвами помогут. Среди них и честные тоже ведь есть… Чуть не умер я тогда.

– Кто же вас вылечил?

– Спасибо, в Алма-Ату отвезли, в больницу. Я там с полгода лежал. Сам, вот видишь, живой, а ногу спасти не могли. Поздно было.

Болатбек прикусил палец, задумался.

– Тлеукул-ага, – сказал он потом, – я хотел вас спросить… Дедушка не хочет врача звать – говорит, раз мулла не помог, никто уже из людей не поможет. А я все-таки позову… Как вы скажете?

– Я тебе, сынок, так отвечу. По нашим обычаям, сам знаешь: слово старшего – закон. Перечить нельзя… Но сейчас ты правильно рассудил. Я тоже, если бы знал, что так плохо, давно бы за врачом поехал… Надо, надо ехать, не терять время…

В тот же вечер Болатбек, набравшись духа, сказал Абишбаю:

– На рассвете в Каскелен поеду.

– Зачем? Что еще надумал?

– Врача для бабушки привезу.

Абишбай молчал, покачивая головой. Он не рассердился на Болатбека, а тихо сказал:

– Далеко, Болат. Врач не поедет в такую даль.

– Как же не поедет, когда бабушке так плохо!

– На все воля Аллаха…

– Все равно поеду! – сказал Болатбек, сам удивляясь своей смелости.

Дед ничего не ответил, только отвернулся.

Молча они легли спать, и Болатбек долго не мог уснуть, хотя старался изо всех сил: ведь завтра надо было встать как можно раньше. Он слышал, что дед все время ворочается на своей подстилке, кашляет – тоже не спит…

Болатбек проснулся, когда уже совсем рассвело. Деда в юрте не было.

– Как же я? – ужаснулся он. – Думал чуть свет выехать – и проспал. Не зря говорится: сон это первый враг. Бабушка! – позвал он.

– Что? – отозвалась Аккыз еле слышно.

– Как твое здоровье сегодня?

– Лучше, мой жеребеночек, намного лучше.

– Потерпи еще чуть-чуть, ладно? – шепнул Болатбек. – Я скоро доктора привезу…

И, не дождавшись ответа, выскочил из юрты. Он знал, где возьмет лошадь: помчался прямо к Тлеукулу.

Поздно вечером Болатбек и Тлеукул вернулись с врачом.

Аккыз уже умерла…