Текст книги "Болатбек"

Автор книги: Мухаметжан Етеибаев

Лет двадцать назад автор этой книги нашел в архиве музея пожелтевшую от времени фотографию. Это был портрет мальчика. На обороте – надпись: «Пионер-герой Болатбек Омаров».

Кто он такой? Что совершил?

Автор отнес свою находку в редакцию газеты с Казахстан пионери».

Фотографию напечатали и обратились с просьбой к пионерам-читателям: «Собирайте сведения о юном батыре Болатбеке! Разыщите его друзей и родных».

Многие ребята Казахстана приняли участие в поиске. В том числе пионеры со станции Чокпар, из поселка имени Джамбула под Каскеленом, неподалеку от которого в 1922 году родился Болатбек Омаров.

По крупицам собирались сведения о Болатбеке, о его недолгой, но яркой и смелой жизни.

Так красные следопыты помогли написать книгу о юном пионере-герое.

1

– Стой!

От неожиданности Болатбек вздрогнул.

Напротив него у ствола большого тополя стоял незнакомый человек. Он был в рваном чапане [1]1
  Чапан – длинный халат.


[Закрыть], туго перетянутом широким ремнем, старая войлочная шляпа низко нахлобучена на лоб, сапоги сбиты и поцарапаны. Недобрые, настороженные глаза пристально вглядывались в Болатбека.

Мальчику стало не по себе. Какое злое, какое противное лицо!.. Откуда здесь этот человек?..

– Стой и не двигайся! – приказал незнакомец и сунул правую руку за пазуху. – Попробуешь бежать, убью!

Болатбек стоял ни жив ни мертв. Но потом все-таки осмелился:

– Вы кто? – спросил он дрожащим голосом. – Откуда вы, ага? [2]2
  Ага – обращение к старшему.


[Закрыть]

– Не тебе меня выспрашивать. Забыл законы предков, щенок?

Мужчина выдернул руку из-за пазухи. В руке блеснул револьвер.

Не в первый раз приходилось Болатбеку видеть

=== текст мутен, бумажный оригинал утерян ===

на пули, но никогда еще в жизни из этого оружия не целились прямо в него.

«Стрельнет?» – промелькнуло в голове. – Где же дедушка… Крикнуть?.. Позвать?»

– Ты один здесь? – незнакомец кивнул в сторону зарослей, зеленевших в отдалении, у реки. – Там никого нет?.. Отвечай!

– Нет. Я один.

– А что ты тут делаешь?

– За конями пошел – искать. Отбились…

– Не врешь? Смотри у меня… За одно слово лжи поплатишься кровью.

Мужчина

=== текст мутен, бумажный оригинал утерян ===

– Не бойся, не трону, – сказал он уже более мирно. – Пошли.

– Куда?

– Коней твоих поищем.

Не понравился он Болатбеку. Не нужен ему такой человек, который оружием грозит. И без него найдем буланого с жеребенком, любимцев своих. Да и не могли они далеко уйти. Буланый ведь умный конь, от табуна не отобъётся… Просто на месте Болатбеку не сиделось, вот и пошел искать.

Мальчик стоял неподвижно, молча смотрел на незнакомца.

– Чего уставился? – сказал тот. – Идем за конями…

Накалившееся за день солнце клонилось к западу. Вокруг стояла тишина. Жаркая тишина. Возле зарослей поблескивала речка Каскеленка под косыми солнечными лучами. Бесшумно кружился беркут, почти касался крыльями прибрежных кустов – и опять взмывал вверх, в белесое от жары небо.

«Нет, не пойду с ним, – решил Болатбек. – Пусть хоть не знаю что, все равно не пойду…»

– Я устал, – сказал он.

– Не разговаривай, баранья голова! Идем…

Болатбек медленно и неохотно двинулся вперед.

Но это так, только для виду, шел он медленно, на самом деле ему хотелось мчаться быстрее, чем буланый, – туда, туда, в спасительные заросли… Он решил удрать от этого человека, удрать во что бы то ни стало, и теперь, нарочно не ускоряя шаг, чтобы тот чего-нибудь не заподозрил, подходил все ближе к кустам.

«Бандит он, наверное, – думал Болатбек. – Нехороший человек, сразу видно: злой, хмурый, «с бровей снег идет…».

Они шли совсем недолго, но каким длинным казался этот путь Болатбеку.

Внезапно мужчина остановился.

– Погоди, – сказал он. – Не беги, как джейран… Ты чей?

– Я сын Омара. А вы кто?

– Опять вперед старших забегаешь! Ох, времена пошли, шайтан их возьми!.. Твоего деда Абишбай зовут?

– Да.

– Это его юрта на четыре крыла вон в той стороне?

– Да, мы там живем.

– А еще кто поблизости?

Дядя Тлеукул. Только он на другом берегу.

– Это какой Тлеукул? Который на одной ноге прыгает, а все хорохорится?.. Прошлое свое вспоминает. Не успокоится никак.

– Тлеукул хороший человек. Зачем вы так?

– Все они хорошие. Рвань паршивая!

Невольно Болатбек взглянул на изодранный чапан и искривленные сапоги незнакомца. «Да кто же он такой? Всех ругает, на всех зол… Похож на последнего нищего, а разговаривает как самый главный…»

– Зачем вы так говорите, ага? – сказал Болатбек. – Не надо…

– Ты еще меня учить станешь, щенок?.. – прикрикнул мужчина. – Смотри, плохо будет. Прирежу, как барана… Видишь? – Он нагнулся, вытащил из-за голенища большой нож с черной рукояткой. – Не посмотрю, что ты молод еще…

Болатбек не мог отвести глаз от блестящего страшного лезвия.

– Вы… Ты меня хочешь убить?

– Убью, если…

– Значит, ты настоящий бандит?

– Уа [3]3
  Уа – возглас, похожий на «эй».


[Закрыть], что ты сказал? Окаянный безбожник! Как посмел честного мергена [4]4
  Мерген – охотник, меткий стрелок.


[Закрыть]назвать бандитом?! Сын собаки! И отец твой был собакой!..

Откуда только взялась смелость у Болатбека? Ведь знал же он, что силы неравны… Может, потому, что оскорбили весь род, всю семью его – всех братьев и сестер, и мать покойную, и отца?.. Поносить родителей всегда считалось смертельной обидой.

– Уходи! – крикнул он. – Я не боюсь тебя! Ты…

Но не договорил: мужчина схватил его за руку, больно вывернул – сильный толчок, и Болатбек оказался на земле.

Мужчина нагнулся над ним, лицо его искривилось, глаза налились кровью.

– Слушай меня, шелудивый щенок, – сквозь зубы проговорил он, – молчи и слушай. Язык твой вихляется, как коровий хвост, а я не люблю этого. Не будешь меня слушать, я выбью камчой [5]5
  Камча – плеть.


[Закрыть]бесстыжие твои глаза! Так вот… Вон под тот большой камень – видишь его? – положишь мне еды. И побольше. К закату солнца чтоб она лежала там, как на дастархане [6]6
  Дастархан – скатерть, накрытый стол.


[Закрыть]. Понял? И не вздумай кого-нибудь натравить по моему следу… А теперь вставай, пойдем поищем твоего коня.

– Я устал, – снова сказал Болатбек. – Ногам больно.

– Ну, полежи, полежи… Насколько у меня терпения хватит. А я покурю пока.

Мужчина отошел в сторону, сел на камень. Вынул из кармана кисет с табаком, закурил. Он сидел неподвижно, прикрыв глаза, изредка затягиваясь табачным дымом. Только сейчас Болатбек увидел, какой он усталый, измученный.

Но Болатбеку не было его жаль. «Как бы не так, – думал он, – получишь ты еду! И к коням тебя не подпущу, знаю я: забрать хочешь… Конечно, ты бандит, самый настоящий… Про которых в ауле рассказывали…»

Медленно, не сводя глаз с сидящего мужчины, начал Болатбек отползать назад, к таким близким теперь зарослям тамариска и ту ранги. «Только бы не обернулся, только бы револьвер свой не вытащил… Еще немного осталось… Совсем немного…»

Когда бандит спохватился, Болатбека и видно не было.

– Стой, застрелю!

Но Болатбек уже продирался что есть сил сквозь колючие кусты, царапая лицо и руки о ветви. Ему казалось, что бандит гонится за ним по пятам, дышит в затылок, вот-вот схватит…

Внезапно Болатбек споткнулся и упал.

«Конец, – подумал он. – Сейчас убьет…»

Но кругом была тишина. Болатбек привстал, огляделся. Никого… Только сейчас почувствовал он сильную боль в ноге, разбитой о подвернувшийся камень. Саднили царапины на лице и на теле.

И вообще хотелось плакать.

2

Здесь, на джейляу – на горном пастбище, – у Болатбека было немало дел, и они нравились ему, хотя порою приходилось нелегко. Но ведь он сам напросился к деду, который пас колхозных коров.

А Болатбек каждый день сторожил коней, следил, чтоб ни один не затерялся, отгонял их на водопой, мыл и чесал своих любимцев – буланого и гнедого, помогал бабушке по хозяйству. Одной воды сколько принести надо было! А собрать хворост, а нарубить его!.. Кизяка заготовить…

За работой быстро проходил день, и, когда солнце нависало над неровными отрогами скал, уже пора было пригонять табун обратно, собирать коней поближе к юрте. Табун, правда, небольшой, но все равно забот хватало.

По ночам, когда Болатбек почему-либо просыпался, он слышал, как дружно похрапывают кони, как бормочет и журчит, словно торопится что-то рассказать, прозрачная речка Каскеленка, как вздыхает во сне бабушка Аккыз.

…Родители Болатбека умерли давно, вскоре после его рождения. Он их почти не помнил.

Сразу после смерти родителей Болатбек вместе со старшим братом покинул родные места и уехал к своей взрослой сестре Бигайше в далекий аул Онжылдык.

Болатбеку хорошо запомнилось путешествие: бесконечная, бескрайняя дорога, уставший конь; перед глазами однообразная степь, полынь и ковыль, лишь в низинах виднеются кусты таволги. А лотом все меняется – воздух свежеет, манит сверкающей сочной травою горное пастбище, дух замирает на крутых и обрывистых тропах…

С тех пор прошло немало лет. Братья так и остались в доме у Бигайше. Ее муж, Мусирали Кикимов, был хорошим, добрым человеком, никогда не обижал сирот. Болатбек полюбил его как отца.

В тот вечер Болатбек примчался к юрте деда весь исцарапанный, с трудом переводя дух.

– Ата! [7]7
  Ата – дедушка.


[Закрыть]– закричал он. – Я бандита видел! Клянусь!

– Что ж, – спокойно сказал дед Абишбай, – как говорится, вор и разбойник встречаются в сумерках. Сейчас самое подходящее время.

– Ты не веришь мне, дедушка? – с обидой выкрикнул Болатбек. – Честное пионерское!..

И он рассказал обо всем, что с ним приключилось.

Абишбай слушал, не перебивая, потом сказал:

– Давно уж бандитов в наших краях не было. Времена другие пошли. Однако не приснилось ведь тебе, внучек, а? Не спросонок ты все лицо себе исцарапал?.. Ответь, Болат.

– Не спросонок, – хмуро согласился Болатбек. Он чувствовал, что дед все равно ему до конца не верит. – Я же рассказал все, как было.

– Ай барекелде… Правильно, – кивнул Абишбай. – Ты рассказал, я услышал. Ты смелый джигит, хорошо поступил. Будем теперь настороже. Ружье поближе к руке держать станем. На всякий худой случай… А сейчас скажи бабушке, пусть раны твои промоет, и пойдем со мною коней поближе пригоним, а заодно и буланого сыщем… Пойдем?

– Хоп, – все так же хмуро выразил согласие Болатбек. Не очень ему нравилось, как дедушка с ним разговаривает.

В густых уже сумерках перешли они вброд речку. Болатбек старался держаться поближе к деду. Вышли на луг, где темнели силуэты лошадей, Болатбек услыхал знакомое ржание – он отличал его от всех других конских голосов. Это рослый буланый конь приветствовал своего молодого приятеля. Рядом с буланым весело вскидывал тонкие и длинные ноги годовалый жеребенок.

– Мой тулпар, мой крылатый конь! Нашелся… Сам пришел. – Болатбек гладил шею буланого, перебирал гриву, ласково похлопывал по крупу.

С малых лет Болатбек умел ездить верхом. Но в селении ему не часто удавалось это, а здесь было приволье: каждый день по нескольку раз взбирался он на широкую лоснящуюся спину буланого, пускал его то рысью, то в галоп. И ухаживал за ним, как полагается истинному джигиту.

Мирный вид коней, спокойное потряхивание головами, тихое ржание успокоили Болатбека, и, когда они с дедом вернулись в юрту, все происшедшее с ним казалось уже каким-то странным и далеким.

Он с удовольствием выпил шалапа, разбавленного водой кислого молока, завалился на постель и через мгновение заснул как убитый.

3

Прошло недели две. Раннее утро на джейляу. Погода изменилась, тихий дождь мерно барабанит по юрте. Полог ее приоткрыт, струйка сизого дыма, причудливо извиваясь, поднимается от очага к отверстию в потолке.

Болатбек проснулся от звука голосов.

– Не могу дать, и не проси, – донеслись до него снаружи слова деда. В голосе слышались неодобрение и тревога.

Болатбек накинул на плечи дедов чапан, быстро вышел из юрты.

Неподалеку бабушка Аккыз доила корову, накрыв голову полосатым мешком. Дед Абишбай придерживал теленка, тянувшегося к материнскому вымени. Чуть в стороне щипал траву незнакомый Болатбеку вороной конь. Рядом с дедом, спиной к мальчику, стоял какой-то мужчина. В руках он держал подпругу. Это к нему были обращены слова деда.

Мужчина заговорил, и Болатбек сразу узнал этот хрипловатый голос.

– Ты говоришь, аксакал [8]8
  Аксакал – обращение к старшему.


[Закрыть], – произнес мужчина, – но я все же сделаю по-своему. Того коня я заберу, а взамен моего оставлю. Не обеднеет твой колхоз, шайтан его возьми!

– Нет, – сказал дед Абишбай. – Пусть меня покарает хлеб, которым меня угощали, если отдам! Не могу.

– Отдашь, аксакал, – уверенно сказал мужчина. – Ты ведь знаешь, я слово держу.

– Нет, – повторил Абишбай, – это конь колхозный. Не мой, понимаешь? Да и зачем тебе меняться: твой вороной ненамного уступит буланому.

– Жя! Довольно! – сказал мужчина. – Торговаться не будем. Как взял вороного, так и буланого возьму.

– Не могу я его поменять! Разве не слышат твои уши! – не глядя на собеседника, сказал Абишбай. – Ну что ты за человек?

– Чтоб тебе выть в твоей могиле! Будет, как я сказал…

И тут Болатбек закричал – сам не понимая, как это у него вырвалось, но сдержаться не мог:

– Он бандит, дедушка! Тот самый!.. Зачем с ним разговариваешь? Он хотел убить меня… Это он! У него револьвер… И нож большой…

Мужчина повернулся к Болатбеку, в глазах его появилась такая ненависть, словно смотрел он не на мальчика, а на взрослого кровного врага.

– Заткнись! – рявкнул он. – Собака! Да будут прокляты твои предки! Ты не послушал меня… Скажи спасибо, что не пришиб тебя тогда, на берегу…

– А я… – начал Болатбек, но дед Абишбай прикрыл ему рот ладонью.

– Молчи, – шепнул он. – Не надо… не говори с ним больше…

Болатбек дернул головой, вырвался и все-таки крикнул прямо в лицо незнакомцу:

– Ты очень плохой человек!.. Уходи от нас!.. – И добавил – ему только что пришло это в голову: – Сюда дядя Тлеукул сейчас придет… Он мне вчера говорил… И с ним еще люди… Они тебя…

– Ах, ты!.. – мужчина взвизгнул от ярости и шагнул к Болатбеку.

Раздался крик. Это кричала бабушка Аккыз.

Она вскочила, опрокинув ведро с молоком, бросилась между внуком и разъяренным пришельцем. Белая пенистая лужа растекалась по земле.

– Ради Аллаха не трогай его! Не обращай внимания на слова ребенка. Не видишь, он еще маленький… – умоляла старая женщина.

Она обхватила Болатбека за плечи, а дед взял его за руку, и вдвоем они увели мальчика в юрту.

– Молчи, внучек, заклинаю тебя, молчи. Бешеный волк, он на всех может броситься… Для него святого ничего нет… – шептала Аккыз, а дед сказал сурово:

– Ты прав, Болатбек, но кто тебе позволил вмешиваться в дела старших? Язык дан не только для того, чтобы все мысли были видны…

Болатбек хотел ответить, что это и его дело тоже – так уж получилось, разве он виноват, но в этот момент дверной проем заслонила громоздкая фигура, и всадник, перегнувшись с седла, крикнул:

– Обо мне никому ни слова! Слышите, вы? Мне терять нечего… Проболтаетесь – никого не пожалею! А буланого все равно возьму. Так я сказал… Подумай хорошо, аксакал: отдашь сам – с рук заберу, спасибо скажу. Не отдашь – заберу с дороги…

И они услышали удаляющийся топот копыт.

Некоторое время все в юрте молчали. Снаружи послышалось обиженное мычание коровы: она требовала, чтобы Аккыз подоила ее до конца.

Первым заговорил дед.

– Насчет Тлеукула ты правильные слова сказал, Болат. Надо, чтобы он к нам поскорей перебрался, на наш берег. Давно ему говорил…

– А кто этот человек? Бандит, да? – спросил Болатбек. – Почему он так разговаривает? Вы его знаете?

Ответила Аккыз:

– Народ говорит: если хочешь, чтоб о тебе все знали, кочуй навстречу. А этот грешник от людей скрывается который уж год… Пропади он пропадом!.. А ты, – обернулась она к Абишбаю, – отдал бы ему коня… Не надо спорить с глупцом, а с бешеным волком и подавно… Ведь убьет он нас, всех убьет… Мало уже крови на его руках?

Аккыз взяла из очага горсть горячей золы, вышла из юрты, швырнула золу в ту сторону, куда уехал всадник, приговаривая при этом слова охранительной молитвы. Абишбай стоял неподвижно и тоже что-то шептал про себя.

– Ты его знаешь, дедушка? – снова спросил Болатбек.

– Это Жексен. Беглец, – не сразу ответил дед. – Он кулаком был раньше.

– А кулаки и есть бандиты?

– По-всякому бывает. Одни в бандиты подались, другие затаились где-то, а есть такие, что новые порядки приняли, стали как все…

– А Жексен?

– Жексен, когда его раскулачивали, убил Апсел-тая, молодого парня. Единственный сын был у соседей наших.

– За что?

– Из-за пшеницы. Жексен упрятал ее подальше, а Апселтай помог найти… Чтоб другие сыты были, не один Жексен.

– И ничего ему не было, Жексену?

– Как не было? Поймали, в тюрьму посадили. Только он удрал оттуда. Три раза, говорят, удирал… Э, пусть его имя умрет навечно! Семью оставил, детей бросил… Душегуб! Откуда его шайтан сюда пригнал?..

– Сам кроит, сам и шьет, – сказала подошедшая Аккыз. – Сам себе такую жизнь выбрал. Один, как камень в степи…

Больше Болатбек ни о чем не спрашивал. Но подумал: хорошо бы ему стать одним из тех храбрецов джигитов, кто выследит и поймает бандита, куда бы тот ни спрятался – хоть под землю.

Дождь зарядил не на шутку. Старый Абишбай места себе не находил. Шагал, согнувшись, по старой юрте, бормотал вслух:

– Вот денек так денек… Дождь никак не кончается… И беды наши тоже… Жексен, как на грех, объявился. Принесла нелегкая!.. Злоба из него хлещет, как сурпа [9]9
  Сурпа – мясной бульон.


[Закрыть]из казана переполненного… А сколько их еще таких – не один он по нашей земле ходит… Ай, Тлеукул, Тлеукул, не торопишься ты! Не берешь в толк, что вместе быть сейчас надо… Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет двинется к ней…

– Ты о чем, дедушка? – спросил Болатбек.

Абишбай не ответил. Он и ворча занимался делом: наточил ножи, насадил топор на топорище, а теперь ружье проверил, зарядил, положил возле выхода из юрты.

– На охоту пойдешь? – спросил Болатбек. – А меня с собой…

– Какая тебе охота! – оборвал дед. – Вспомни про гостя незваного. Бродит, может, где-то здесь, поблизости…

Болатбеку стало опять неуютно, страшно. Он поежился.

– Ничего, не бойся, – сказал Абишбай, заметив его движение. – Жексен, наверное, далеко. Как узнал, что сюда люди придут…

– Я и не боюсь, оллай! Истинная правда, не боюсь… А у тебя еще одно ружье есть? Я стрелять умею.

– Стрелять не стрелять, – тихо сказал старик, – а ружье вот тут лежать будет. И топор… под кошмой, у входа… Ох, не для малых детей все эти дела!..

– Какой же я маленький? – возмутился Болатбек. – Уже двенадцать… скоро будет.

– Батыр, батыр настоящий, – сказала бабушка, целуя его в лоб. – Говорила я, – запричитала она, повернувшись к Абишбаю, – не ходи ты в пастухи. На колхозных коней всегда охотники найдутся. Куда лучше за скотом смотреть.

– Ядовитой змее все одно – что пастух, что табунщик. На всех без разбору бросается, – ответил Абишбай.

– Вправду змея. Подползет, ужалит – и в заросли скорее…

– Буланого захотел! – сердито сморщился дед Абишбай. – Ему еще луны с неба… Не для таких, как он, этот конь.

Старик сжал кулаки, а Болатбек посмотрел на ружье, и ему показалось, что оно уже у него в руках, и палец рядом с курком…

К обеду небо прояснилось, под солнцем и ветром быстро высохла трава на джейляу.

– Собирайся, – сказал Абишбай внуку.

– Куда?

– Разве младший должен задавать вопросы, когда старший приказывает? Э, чему вас в школе учат? – Но тут же смягчился и пояснил: – К соседу отправимся, к Тлеукулу. Скажем про все, торопить будем… Ну, иди седлай коней…

Конечно, если ехать по прямой, то юрта Тлеукула, можно считать, стоит не так уж далеко, и было правильно называть его соседом. Но в горах расстояния определяются по-другому. Пока Абишбай с Болатбеком с трудом перебирались через вздувшуюся от дождей Каскеленку, пока кружили по горным тропам, прошло немало времени, и проехали они некороткий путь.

Старый Абишбай вначале долго ехал молча, потом стал негромко напевать. Болатбек никогда раньше не слыхал этой песни, но нисколько не удивился: он знал, что его дед помнит много-премного самых разных, очень старых песен и сказаний.

Абишбай пел:

 
Туча темнеет – дождь несет нам,
С запада бежит,
На восток она спешит.
Лучший друг мой
В том живет краю —
Рано утром
Песню шлю ему свою!
 
 
Туча белеет – снег несет нам,
С севера бежит,
На далекий юг спешит.
Лучший друг мой
В том живет краю —
В ясный полдень
Песню шлю ему свою.
 
 
Ветер по небу тучи кружит,
Гонит их во тьму
По веленью своему.
Лучший друг мой
В том живет краю —
Поздней ночью
Песню шлю ему свою!
Эй!
 

Вот наконец и юрта Тлеукула. Прихрамывая, хозяин вышел им навстречу.

Абишбай на этот раз не стал после обмена приветствиями начинать длинный, неторопливый разговор, который всегда так мил сердцу кочевников-казахов. Произнеся «ассаламалейкум» и услышав в ответ «аликсалам», старик сразу сказал:

– Разбирай юрту, Тлеукул. Возле нашего стойбища поставим.

Тлеукул удивился:

– Тысяча лет жизни тебе, аксакал! Куда торопиться? И кошма еще после дождя не высохла.

– Ничего, высохнет. Медлить нельзя. Плохие новости, Тлеукул. Похоже, в горах бандиты появились. Жексен уже навещал меня. Не знаю, один он или еще кто-нибудь с ним… Надо поближе держаться друг к другу здесь, на пастбищах.

– Верное твое слово, аксакал, если так, – сказал Тлеукул. – От одной беды до другой меньше одного шага. Не будем ждать… И в селение сообщить надо. Самому председателю…

– Можно я, ата? – сказал Болатбек. – Я быстро…

Абишбай покачал головой.

– Ты со мною будешь пока.

– В селение съезжу я, – сказал Тлеукул. – То-то я в ущелье и вчера и сегодня следы незнакомых подков видел. Сначала на нехоженой тропе, а потом – где уж никак не проехать – на дорогу выбрались. Одна лошадь прошла, не больше… Один всадник… А ведь выше нас никто не живет. Значит, он это… Не иначе…

– Торопись, Тлеукул, – повторил Абишбай. – Мы тебе поможем. А ну, Болатбек… слезай с коня…

– Хоп, – сказал Болатбек. – Я сейчас…

К вечеру юрта Тлеукула стояла уже недалеко от юрты Абишбая.

Но первая ночь была тревожной: часто лаяли собаки, неспокойно фыркали кони, и люди почти не сомкнули глаз.

Однако прошло несколько дней, ничего плохого не случилось, и на душе стало немного спокойней.

– …Ушел, окаянный, – говорила бабушка Аккыз. Ну, и слава Аллаху… Иншалла…

Однажды утром Тлеукул прискакал к стойбищу, когда только еще взошло солнце. Не слезая с коня, он крикнул:

– Выйди, аксакал, прошу тебя! Сказать хочу…

Отставив в сторону пиалу, Абишбай вышел наружу.

– Заходи, сосед, гостем будешь… Чаю нальем.

– Спасибо, не до чая. Беда, аксакал! Собирайся быстрей!

Голос у Тлеукула дрожал.

– Что? Что случилось?

– Буланого убили.

– Аллах всемогущий! Пусть покроются язвами руки, сделавшие это!.. Где?..

– Там, в ущелье, недалеко. – Тлеукул показал рукой.

Он повернул коня, подъехал к своей юрте, не сходя с седла, напился воды, схватил курук – длинный шест с петлей на конце, им табунщики ловят лошадей – и поскакал по направлению к ущелью.

– …Пусть разбойника покарает хлеб, которым его угощали… Такого коня… – бормотал Абишбай, глядя вслед Тлеукулу. – Сегодняшний день еще не кончился… Какие беды несет он?..

Видно было, старик потерял голову от этого известия. Немного погодя он пришел в себя, отвязал лошадь, на которой ночью объезжал табун, кряхтя, взобрался в седло.

Из юрты вышел, потягиваясь, Болатбек.

– Ата, куда ты?.. Что же ружье не берешь? Подать тебе?.. И я с тобой, ладно?

Но Абишбай не слышал его. Взмахнув камчой, он направил коня в ущелье. Болатбек схватил двустволку и кинулся догонять деда.

Бежать ему пришлось не очень долго. На другом берегу, там, где река делает поворот у самого входа в лощину, увидел он Тлеукула и Абишбая. Они уже спешились и стояли возле огромного валуна, у которого лежал мертвый конь… Да ведь это буланый!

Болатбек, тяжело дыша от быстрого бега, приблизился к ним. Неужели это его любимец, самый красивый конь во всем табуне?! Живот распорот, примятая трава вся забрызгана кровью.

Болатбек с трудом сдерживал слезы.

– Еще не остыл. Совсем недавно убили, – сказал Тлеукул.

Абишбай стоял молча.

– Зачем его?.. – еле выговорил Болатбек. – В чем буланый виноват? Что он им сделал?

– Собака Жексен, – проговорил старик и, опустив голову, помолчал. Потом добавил: – После того разговора нашего с бандитом, после его угроз стал я надевать на буланого колодки на ночь..; Да, видно, зря. Не сумел бандит их сбить, вот и загубил коня… Пусть Аллах покарает убийцу!

– Я уже проверил, – тихо сказал Тлеукул, – все остальные кони на месте, аксакал. Гнедого только не видно.

– Его не уведут! – крикнул Болатбек. – Он чужих никогда не подпустит. Я знаю.

– Значит, сам прискачет, – сказал Тлеукул. – Если жив и на свободе.

– С гнедым чужаку не справиться, – подтвердил Абишбай. – Ни за что не поддастся. С норовом конь. Болат правильно сказал.

Можно я пойду поищу? – спросил Болатбек и поправил на плече тяжелое ружье деда.

– Погодите, – сказал вдруг Тлеукул.

Он повернул голову, прислушался. Из глубины лощины доносился дружный вороний крик. Он разрастался, становился все отчетливей, громче, все больше небольших черных точек появлялось и кружилось в небе. Среди них Болатбек увидел и две точки покрупнее – медленно и плавно они спускались в лощину. Это были стервятники – грифы.

– Туда… идемте туда, – сказал Абишбай и, не оглядываясь, первым зашагал между камнями в глубь лощины.

За ним захромал Тлеукул. Болатбек обогнал их и пошел вперед.

Стая ворон с шумом поднялась в воздух при их приближении, потом неторопливо и неохотно, лениво взмахивая крыльями, взлетели грифы.

Так вот почему в лощину слетались птицы! Здесь был их пиршественный стол. Гнедой – самый сильный, самый непокорный конь в табуне, лежал, далеко вытянув вперед шею, как будто упал на полном скаку.

– Застрелили! Его застрелили! – закричал Болатбек. – Сюда попала пуля, видите?

– Нет, он не человек, – почти беззвучно сказал дед Абишбай. – Не казах… Даже зверь не убивает просто так, по злобе… Подлая душа! Не мог поймать коня и застрелил его. Такого не бывало в наших юртах…

– Надо опять спуститься в аул! – крикнул Тлеукул. – Милицию вызвать.

– Поздно, – угрюмо сказал Абишбай. – После такого дела он не останется здесь. Уйдет через горы.

– Ты прав, аксакал. Сделал свое грязное дело и ушел.

– Все равно поймаем его! – голос Болатбека прерывался от плача. – Шакал! Шакал!..

Слезы лились по его лицу, и он не утирал их.