355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мортимер Уилер » Пламя над Персеполем » Текст книги (страница 1)
Пламя над Персеполем
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 19:24

Текст книги "Пламя над Персеполем"


Автор книги: Мортимер Уилер


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Мортимер Уилер
Пламя над Персеполем
Поворотный пункт истории

Б. Я. Ставиский. Предисловие

Долгая, насчитывающая многие тысячелетия история человечества знает немало переломных периодов, когда в результате быстрой перемены хозяйственных, социальных или политических условий резко менялись культура и образ и образ жизни значительной части населения планеты и на обширных пространствах возникали своеобразные историко-культурные общности. Одним из таких переломных периодов в древней истории Старого Света была эпоха эллинизма (конец IV–I вв. до н. э.), характерной особенностью которой было возникновение эллинистического мира, простиравшегося от Сицилии и Македонии до среднеазиатского Междуречья и Северной Индии. Конечно, каждая из древних стран и областей, включенных в этот мир, – будь то материковая Греция, Сирия или Египет, Месопотамия, Средняя Азия или области в долине Инда – обладала своими специфическими особенностями. Но искусство всех этих областей в значительной мере опиралось на эллинские традиции, а греческая речь в ту пору звучала не только и древних центрах Эллады, но и в новых столицах эллинистических царств – Александрии в Египте и Антиохии в Сирии и во владениях греческих государей Бактрии и Индии на берегах Амударьи и индийских рек. Эти-то черты общности в культуре и искусстве и позволяли древним авторам и современным исследователям говорить об эллинистическом мире.

Толчком к возникновению этого мира был поистине фантастический поход небольшой горстки греко-македонских воинов через необозримые просторы – Малую Азию, восточное побережье Средиземного моря и Египет, Месопотамию и Иран, земли современного Афганистана, Средней Азии и Пакистана. Этот военный поход, осуществленный под руководством македонского царя Александра, продолжался менее десяти лет. Однако его история, последствия и сама личность молодого предводителя союзных эллинских отрядов, ставшего государем огромной, не виданной дотоле «мировой империи», вот уже более двух тысячелетий влекут к себе не только историков и археологов, но и широкие круги мировой общественности. Об Александре Македонском и его походе в глубь Азии написано множество научных исследований, популярных работ и художественных произведений. Поиску следов Александра в Азин, историческому фону и историко-культурным последствиям его походу посвящена я небольшая популярная книга М. Уилера «Пламя над Персеполем». Она написана крупным современным ученым сэром Робертом Эриком Мортимером Уилером – одним из старейших археологов Англии. Мортимер Уилер (родился в 1890 г.) – член многих британских и зарубежных научных обществ. Участник Первой мировой войны, Мортимер Уилер в сороковые годы вновь идет в армию (хотя к тому времени ему уже было за пятьдесят): в Северной Африке он сражается против фашизма. Человек явно консервативных взглядов в политике, с грустью вспоминающий Уинстона Черчилля и величие Британской империи, Мортимер Уилер своей научной деятельностью во многом способствовал прогрессу исторической науки и археологии в ставших на путь независимого развития странах Индостанского субконтинента – Индии и Пакистане.

Археологическая деятельность М. Уилера началась в 1913 г., когда он был зачислен в штат английской Королевской комиссии по историческим памятникам, а первые самостоятельные раскопки осуществил (в Англии же) по возвращении с фронта в 1917 г. Долгие годы М. Уилер работает в основном в области археологии римских провинций, и прежде всего римской Британии. Углубленные занятия М. Уилера восточной археологией начинаются после того, как в 1914 г. он занимает пост генерального директора Археологической службы Индии. Английский ученый принимает активное участие в изучении древнеиндийской цивилизации, все внимательнее присматривается к памятникам знаменитого гандхарского искусства, органически сочетавшего элементы античных и индийских традиций. Интересы М. Уилера в эти годы связаны в основном с долиной Инда. И когда в 1947 г. на месте бывшей «жемчужины британской короны» образуются две завоевавшие политическую независимость страны, М. Уилер остается работать в Пакистане, к которому отошла территория этой долины, совмещая до 1950 г. пост консультанта пакистанского правительства по вопросам археологии со званием профессора археологии римских провинций в Лондонском университете. Археологические памятники и проблемы истории Индии последних веков до нашей эры и первых веков нашей эры прочно входят в круг его научных интересов. М. Уилер включается в дискуссию о хронологии и происхождении гандхарского искусства, ведет раскопки памятников этого периода в Пакистане, рассматривает в своей известной книге «Рим за границами империи» («Rome beyond the Imperial Frontiers», Oxford, 1954) вопросы культурных взаимоотношений Рима с Индией и другими областями и странами той эпохи. К его мнению прислушиваются все ученые, изучающие проблемы эллинизма на Востоке и вопросы культурных связей могущественной, но все еще слабо изученной (а потому и загадочной) Кушанской державы, культура и искусство которой многом продолжают традиции эллинского и восточно-эллинистического мира.

Небольшая, рассчитанная на широкий круг читателей книга М. Уилера «Пламя над Персеполем» четко отражает взгляды этого крупного исследователя на одну из наиболее важных, интересных и во многом спорных проблем древней истории. Однако значение этой книги заключается не только в изложении взглядов М. Уилера на историческую роль Александра Македонского и проблему восточного эллинизма (взглядов, с которыми к тому же советские ученые не всегда могут согласиться). Автор ее знакомит читателей с археологическими находками и открытиями (в том числе с самыми новыми), связанными с «великим походом» Александра и историко-культурными последствиями этого похода. В таком подходе к рассматриваемым вопросам и состоит, на мой взгляд, особая привлекательность книги М. Уилера для наших читателей.

Действительно, в популярной литературе, посвященной Александру Македонскому и его походам, нет книги, которая вводила бы читателя в круг вещественных свидетельств этого похода и, главное, его последствий, ныне ставших известными археологической науке. Более того, даже в специальной научной литературе эти свидетельства, как правило, использовались крайне недостаточно, ярким примером чего могут служить труды другого выдающегося английского ученого – сэра В. В. Тарна, с которым М. Уилер многократно полемизирует. В ряде случаев нельзя не согласиться с упрёкам М. Уилера: опираясь в основном на сведения письменных источников и на данные нумизматики, В. В. Тарн, бывало, высказывал весьма субъективные суждения о тех или иных деятелях и событиях эллинистической эпохи и почти всегда слабо учитывал достижения археологии восточного эллинизма. Так что иронические высказывания М. Уилера далеко не беспочвенны, хотя и не умаляют заслуг. В. Тарна в изучении эпохи эллинизма. Зато некоторые весьма спорные параллели из современной истории, которые иногда приводит М. Уилер на страницах своей книги, очень поверхностны, а то и просто наивны.

Отсылая любознательного читателя к примечаниям, в которых известный советский специалист по истории и культуре восточного эллинизма Г. А. Кошеленко комментирует отдельные неясные, спорные или неточные положения и высказывания М. Уилера, отмечу лишь поразительную неосведомленность автора книги «Пламя над Персеполем» в советской археологии Средней Азии. В этом отношении археолог М. Уилер ничем не отличается от историка В. В. Тарна. Автор книги «Пламя над Персеполем» знает понаслышке (по-видимому, со слов наших общих знакомых – археологов или востоковедов) лишь о раскопках в Термезе, регулярно проводимых мною с 1961 г., отмечая при этом, что их итоги «пока что малоизвестны». Между тем открытия советских археологов в республиках Средней Азии давно уже нашли себе отражение не только в недоступных М. Уилеру (из-за незнания русского языка) советских изданиях, но и в индийской, американской и западноевропейской археологической и востоковедной литературе. Знание этих открытий помогло бы М. Уилеру дополнить его книгу новым, свежим материалом и предостерегло бы его от ошибочных высказываний о Средней Азии и ее культуре при Ахеменидах, во время походов Александра, в эпоху эллинизма и в кушанский период.

Работами пионеров научного археологического изучения Средней Азии в 30-40-х годах – участников экспедиций С. П. Толстова и А. Н. Бернштама, А. Ю. Якубовского и М. Н. Массона, В. А. Шишкина и А. И. Тереножкина, а в последующие десятилетия и трудами их учеников и преемников – открыты следы высоких древнейших среднеазиатских цивилизаций, изучены многочисленные памятники древности, включая существовавшие уже долгий срок до походов Александра огромные города Мерв и Смараканда (Самарканд), целые оазисы и отдельные поселения ахеменидской поры. Среди городищ, крепостей и более мелких памятников эпохи эллинизма, кушанского периода и раннего – домусульманского (V–VIII вв. н. э.) – средневековья многие имеют непосредственное отношение к вопросам, рассматриваемым в книге М. Уилера.

Так, например, нельзя не упомянуть раскопки экспедицией М. Е. Массона парфянского городища Ниса (возле Ашхабада, на юге Туркменистана). В конце 40-х годов здесь были открыты монументальные храмы и другие постройки, в архитектуре и убранстве которых четко проступают следы эллинистических традиций. В Нисе были найдены первоклассные каменные статуи, металлические фигурки и иные изделия эллинистических мастеров, а также около 80 крупных роговидных сосудов-ритонов из слоновой кости с резными изображениями, изготовленных, скорее всего, в Гандхаре или близлежащих к ней областях. Все эти находки особенно ярко свидетельствуют о пристрастии парфянской верхушки и восточно-парфянской знати к эллинистической культуре и искусству.

Интересно отметить также недавнее открытие в Южном Таджикистане, к северу от греко-бактрийского городища Ай-Ханум (ему М. Уилер уделяет немало внимания), как бы уменьшенной реплики этому городищу, – поселения Саксанохур с остатками каменных колонн и капителей коринфского типа.

Не менее значительны открытия и находки на юге Узбекской ССР. В начале 60-х годов здесь, в Халчаяне (между Термезом и Душанбе), Г. А. Пугаченковой раскопана небольшая парадная постройка раннекушанской поры, богато украшенная стенными росписями и превосходной глиняной скульптурой, свидетельствующей, в частности, о творческом усвоении стилистических приемов античной скульптуры. Еще в 1933 г. неподалеку от Термеза, в Айртаме, были найдены знаменитые каменные рельефы, близкие лучшим произведениям гандхарского искусства. В Термезе, на холме Кара-тепе, открыты остатки крупною буддийского центра кушанского периода с пещерными и наземными храмами, каменной и гипсовой скульптурой и стенными росписями. Все эти находки проливают новый свет на искусство кушанской Бактрии и позволяют по-новому подходить к решению вопроса о сложении синкретического искусства Кушанской державы в целом. Для характеристики культуры этой державы и среднеазиатско-индийских связей того периода важны находки на Кара-тепе индийских и местных – бактрийских (сходных с описанными М. Уилером сурхкотальскими) надписей.

О том, сколь широко и глубоко были усвоены в Средней Аши эллинистические (и кушанские) культурные и художественные традиции, свидетельствуют раскопанные советскими археологами дворец, хорезмийских царей III–IV вв. и. э. в Топрак-кале с монументальной скульптурой и живописью и стенные росписи VII–VIII вв. в Варахше (возле Бухары), Самарканде и Пенджикенте.

Жаль также, что М. Уилер не использовал в своей работе хранящегося в Британском музее знаменитого Амударьинского клада, сокровищницы бактрийского аристократа или аристократического рода V–IV вв. до н. э. Этот клад, найденный в 1877 г. на юге современного Таджикистана, включает наряду с драгоценными сосудами и украшениями, выполненными и древневосточном, персидском и скифском («зверином») стилях, изделия греческих мастеров и ярко демонстрирует влияние эллинского искусства на художественные вкусы не только обитателей дворцов Персеполя, но и восточноиранской (в частности, среднеазиатской) знати.

Но не будем горевать о том, чего в книге Уилера нет. Поблагодарим ее автора за богатые и интересные сведения, с которыми он нас знакомит. Я убежден, что оригинальная, написанная просто и доходчиво, заставляющая задуматься книга выдающегося английского археолога будет интересна и для наших специалистов – археологов, востоковедов, историков и искусствоведов, и для учащейся молодежи, и для всех тех, кто интересуется историей и историей культуры народов Востока и всего человечества.

Москва, август 1971 г.
Б. Ставиский

Предисловие автора

Девять героев, почитаемых в средние века Достойнейшими, нередко оказывались оборотнями. Мода или фантазия подменяла Готфрида Бульонского Гаем Варвикским, и Шекспир позволял себе вводить в их круг Помпея и Геркулеса, которых не было в каталоге Кэкстона. Лишь Александр Великий не поддавался никаким превращениям. Помню, много лет назад я видел живописное изображение этой Девятки, открытое на облупившейся стене дома эпохи Тюдоров в Эмершеме (графство Букингемшир): Юлий Цезарь с пикой наперевес и в головном уборе, более всего напоминающем котелок, украшенный перьями; герцог Джошуа с мечом, копьем и в алом одеянии; бородатый детина, какой-нибудь местный головорез в классических доспехах, как представляли их во времена Ренессанса.

В нем мы единодушно признали Александра – имя, увы, стерлось… Харлеевская рукопись XV в., сохраняемая в недрах Британского музея под номером 2259, так описывает герб Александра: «В алом тюле золотой лев, сидящий на серебряном престоле, вооруженный черною секирой». Он был любезен сердцу средних веков, да и всех прочих веков, прошедших и будущих.

Быть может поэтому, когда издатели предложили мне написать небольшую популярную книгу о любом – на мой выбор – историческом событии, я обратился мыслью к этому самому человечному герою с его золотым львом и черной секирой. О такой книге я подумал еще лет двадцать назад, когда впервые очутился среди неподвластных времени колонн дворца персидского царя царей в Персеполе. И с той поры многое, о чем я размышлял, укрепило меня в этом намерении. Я стоял и смотрел на персепольские развалины, где Александр некогда восседал на престоле, который и впрямь мог быть серебряным или золотым. Здесь он оказался на половине своего великого пути как во времени, так и в пространстве. Именно здесь был центр, средоточие всего предприятия. Поверни он отсюда вспять, его спутники (или некоторые из них) одобрили бы это решение, но история мировой культуры выглядела бы теперь несравненно беднее. Он не повернул. От Персеполя он пронесся через всю Центральную Азию, как пожар в джунглях, и на пепелищах, которые оставались за ним, возникали ростки новой цивилизации. От Персеполя до Пенджаба пусть будет ему гордой эпитафией – здесь прошел Александр.

И все же как трудно обнаружить его следы! Он живет в исторической литературе, пламенеющая легенда о нем не меркнет в веках, но вещественные доказательства его пребывания на равнинах Азии ускользают от нас. Словно неосязаемая мысль, словно могучий дух явился он и исчез. Что до осязаемого, тут мы знаем больше об Агамемноне, чем об Александре. За легионами Юлия Цезаря археология кое-как поспевает, но мы не в силах догнать Буцефала. Это обескураживает археолога и вместе с тем стимулирует его поиски, направленные на материальное. Задача моей книги – показать, хотя бы в общих чертах, как встречают археологи брошенный им вызов.

Александр Великий. Как он выглядел? По крайней мере об этом у нас есть некоторое представление. До нас дошли копии скульптурных портретов Александра работы прославленного Лисиппа [1]1
  Лисиппиз Сикиона – один из величайших скульпторов древней Греции. Согласно античной традиции, ему одному Александр Македонский разрешал изображать себя в скульптуре.
  Скульптурные портреты Александра, принадлежащие Лисиппу, при всем портретном сходстве все же носят следы явной идеализации. В них сочетаются черты реального человека и «богоподобного» героя. Некоторый стереотип в различных портретах Александра – длинные волнистые кудри, обращенный вверх, к небесам, взгляд – результат именно такой интерпретации образа македонского царя (подробнее см.: Н. Р. L’Orange, Apotheosis in Ancient Portraiture, Oslo, 1947).


[Закрыть]
и художников, равных ему. Эти портреты убедительны (см. рис. 1). Округлое юношеское лицо, голова на крепкой шее слегка наклонена (привычка или незначительный дефект), тяжелый круглый подбородок, маленький рот, глубоко посаженные глаза, взгляд которых направлен несколько вверх (особенность, типичная для портретных изображений его эпохи, возможно потому, что эпоху эту формировал он сам), непокорные волосы сбегают на плечи, как у нынешних авангардистов. В облике его сочетаются воля, ум, отрешенность. Таков Александр.

Но когда в краях, где он побывал, мы пытаемся обнаружить вещественные доказательства его деяний, результаты оказываются поистине жалкими. Он совершал свои подвиги в местностях отдаленных и малодоступных. Быть может, взятая им скальная крепость Аорн и в самом деле находилась в горах на границе Индии, как утверждает отважный Оурел Стейн. Те, кто решится следовать по его (и Александра) стопам, смогут на месте вообразить события, некогда происходившие здесь. А менее решительные, конечно, оценят новые и столь долгожданные открытия археологии. Недавно, при прямом содействии короля Афганистана, мои друзья из Французской археологической миссии, работающей здесь с 1922 г., обнаружили развалины эллинистического города на берегу Окса и приступили к его раскопкам. Так сбылась давняя и заветная мечта французских археологов. Предполагается, что это одна из Александровых Александрий, и предположение, возможно, подтвердится еще до того, как моя книга увидит свет [2]2
  С момента выхода в свет книги М. Уилера раскопки, проводившиеся на территории городища Ай-Ханум (именно это городище он имеет в виду в данном месте), принесли новые и чрезвычайно интересные находки, позволившие лучше понять характер культуры этого греческого эллинистического города в Бактрии (подробнее см.: Р. Bernard, Aї Khanum on the British Academy, vol. LIII, London, 1967, а также ежегодные отчеты о раскопках, печатающиеся в Academie des Inscriptions et Belles-Lettres, Comptes-rendus). Однако предсказание М. Уилера о новых эпиграфических документах, в которых бы упоминалось его название, увы, не оправдалось.


[Закрыть]
. А пока я воспользуюсь случаем рассказать на следующих страницах об этой работе и вероятных ее результатах, ибо сведения, которые обещают дать эти раскопки – первые успешные раскопки города, заложенного греками в Бактрии, – могут оказаться подлинным переворотом в эллинистической археологии.

Другое, более скромное открытие порадовало меня и древней Пушкалавати, столице Гандхары, которую я копал в 1958 г. Это были (как я полагаю) вал и ров, опоясавшие город в 327 г. до н. э., когда к нему подступили войска Александра. Прошел целый месяц, прежде чем завоеватели смогли взять город. Надежность его креплений и мужество гарнизона, конечно, достойны этого памятника, который сохранила для нас земля. Об этом эпизоде будет также сказано подробнее в дальнейшем.

Не следует, однако, преувеличивать значение археологических фактов, прямо связанных с военными действиями; они только обещают возможность новых открытий. Мы узнаем несравненно больше, если обратимся к отдаленным последствиям похода. Именно эти отдаленные последствия сообщают всему предприятию Александра непреходящее значение и столь многообразный исторический смысл. В несколько месяцев полководец овладел горным Афганистаном и равнинами Пенджаба. Позади оставались основанные им города, где многие поколения после него повторяли на хорошем эллинистическом греческом языке [3]3
  Эллинистический греческий язык. Здесь М. Уилер имеет в виду так называемый койне– общегреческий язык, возникший на базе аттического диалекта и сменивший в эллинистическую эпоху местные диалекты.


[Закрыть]
слова старой дельфийской мудрости и выражали новые идеи индийского гуманизма, что и показали недавние открытия. Греческие и несомненно полугреческие правители, преемники Александра в этих пустынных краях, оставили нам замечательные монеты – лучшее из того, что когда-либо создавалось эллинистическими или другими чеканщиками. Эллинизм этот не был шатким прибежищем горсти греческих экспатриотов или же их эллинизируемых вассалов. Сюда приходили волна за волной кочевники из Центральной Азии и оказывались в плену эллинистического мировоззрения. Они строили города греческой планировки, перенимали более или менее успешно искусство греческих художников, я наиболее восприимчивые из этих азийских народов четыре века спустя приспособили греческий алфавит к своим иранским языкам и стали покровителями нового, сложного искусства, в котором проступили черты прежнего эллинизма, оживленные и кое-где измененные под влиянием различных источников.

Одновременно с этими дальними отзвуками персепольской катастрофы и тоже в качестве ее косвенного результата происходили не менее важные, хотя и не столь катастрофичные событии, оставившие заметный след на равнинах Индии и в центре азиатского материка. Я говорю о рассеянии, диаспоре персидских мастеров, из коих многие обосновались со временем в империи Маурьев, империи-продолжательнице, где им суждено было участвовать в создании того, что оказалось наиболее устойчивым и жизнеспособным в индийской архитектуре. Бесполезно гадать, нашли бы дорогу в Индию персидские художники или нет, если бы Александр не разгромил державу Ахеменидов. Связь между тем и другим очевидна, хотя, разумеется, это далеко не прямая, но разнообразно опосредованная вторичная связь. Возможно, это просто удача Александра (неудач он не знал), что армии его занимали одну часть азиатского материка и то именно время, когда другая часть переживала политический подъем и, не имея собственных архитектурных традиций, готова была принять чужие. Ахеменидский Персеполь превратился в почерневшие руины, но за ним поднялась маурианская Паталипутра.

Говоря коротко, на пути от Персеполя до реки Беас в Пенджабе, где Александр поставил в честь олимпийских богов знаменитые и все еще никем не найденные двенадцать алтарей, военная его авантюра постепенно приобретала характер грандиозного исторического деяния, непревзойденного в последующие века. До Персеполя он продвигался в тесном круге древних или развивающихся цивилизации. Он был тогда завоевателем, этот Македонец, честолюбивым и победоносным. Созидателем он не был. Но оказавшись восточнее Персеполя в неведомых азиатских землях, он обрел черты, значение которых пережило его самого. Будучи «эллинизированным варваром», то есть не греком, он теперь чувствовал себя пионером цивилизации, понятой совершенно по-новому, цивилизации, основанной не на привычном разделении на эллинов и не эллинов, а на универсальной homonoia [4]4
  ‛Ομόνоία – единомыслие, согласие. В IV в. до н. э. в Греции это понятие выступало как своего рода лозунг, правда весьма различно интерпретировавшийся различными социальными и политическими группировками. Чаще всего ‛Ομόνоία понималась как призыв к единомыслию и единодушию внутри гражданских коллективов греческих городов-государств (полисов), что, конечно, было утопией в то время – время кризиса полиса, сопровождавшегося резким усилением социальной и политической борьбы.
  В греческой политической мысли, действительно, одним из краеугольных камней было положение о резком противостоянии двух миров: мира греков и варваров, не греков. В частности, эта идея разрабатывалась Аристотелем, считавшим, что различия между греками и варварами порождены природными причинами и в силу этого варвары (особенно варвары Азии) самой природой предназначены быть рабами (подробнее см.: А. И. Доватур, Политика и политики Аристотеля, М. Л., 1965, стр. 76 и сл.). Однако уже и IV в. до н. э. у некоторых мыслителей Греции появляются идеи о равенстве всех людей независимо от их этнической принадлежности. Особенно популярными эти идеи становятся в эллинистическую эпоху в одной из основных философских школ того времени – у стоиков.
  Но изображение Александра Македонского как своеобразного «первого интернационалиста», провозвестника идеи всеобщего человеческого равенства и братства – один из наиболее популярных мифов буржуазной историографии, не имеющий ничего общего с исторической реальностью и отвергаемый целым рядом наиболее компетентных исследователей Запада (См. Ph. Merlan, Alexander the Great). Политику Александра по отношению к покоренным народам Востока (несмотря на чрезвычайную сложность этого вопроса), видимо, можно интерпретировать как стремление создать «народ господ», в котором слились бы новые и старые господа Азии – македоняне и персы. Утопичность этой идеи не подлежит сомнению.
  Взгляды В. Тарна (наиболее подробно развитые в его книге W. Таrn, Аlехаndеr thе Great, vоl. I–II, Cambridge, 1949), которым следует здесь М. Уилер, подвергались самой резкой критике (в том числе и со стороны целого ряда западных историков) именно за чрезмерную идеализацию образа Александра. Жаль, что маститый автор, столь отчетливо показавший несостоятельность многих других взглядов В. Тарна (например, в вопросе о том, сколько и с кем пил Александр), в этом важном вопросе последовал без попыток критики за В. Тарном.


[Закрыть]
или равенстве положений и миросозерцания. В I в. до н. э. Диодор Сицилийский, пользуясь, вероятно, сведениями Страбона, Плутарха и Арриана, цитировал меморандум Александра, из которого явствует, что мышление царя становилось все более интернационалистичным. В этом Александр далеко опередил свое время. Мы не знаем, передал ли Диодор текст меморандума буквально, во всяком случае звучит он достаточно правдиво. Там сказано, что Александр задумал построить города со смешанным населением, переместить целые народы Азии в Европу, то есть в Грецию, и обратно, из Европы в Азию, объединив таким образом весь континент в дружбе и родстве, которые укрепились бы с помощью браков и хозяйственных связей. Вот отчего Тарн считает Александра Македонского первым и подлинным интернационалистом. Доказательств тому немного, и все же я готов присоединиться к мнению Тарна. Но примем мы его мнение или нет, археологический материал, накопленный в последние годы, прямо указывает на сближение Востока и Запада, что бесспорно является результатом похода Александра. Этот новый материал будет изложен на страницах, следующих далее.

Во всяком случае можно утверждать, что гибель Персеполя имеет определяющее значение не только для частных вопросов евразийской истории и археологии, но и для более широкого круга проблем истории и археологии идей.

Мортимер Уилер

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю