Текст книги "Приключения Арсена Люпена"
Автор книги: Морис Леблан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Только что получил телеграмму, которую уже ждал.
– Вы только что получили телеграмму?
– Сию минуту, мой дорогой друг. Из вежливости я не решился читать ее в вашем присутствии. Но если позволите…
– Вы издеваетесь надо мною, Люпен.
– Будьте столь любезны, мой милый друг, осторожно срежьте верхушку этого яйца всмятку. И вы сами убедитесь, что я отнюдь не издеваюсь над вами.
Ганимар машинально подчинился, срезал верхушку яйца лезвием ножа и удивленно вскрикнул. В пустой скорлупе лежал голубой листок бумаги. Он развернул его по просьбе Арсена. Это была телеграмма, вернее, ее часть, название почтового отделения, откуда она была послана, отсутствовало.
Он прочел:
СОГЛАШЕНИЕ ЗАКЛЮЧЕНО. СТО ШТУК ПОЛУЧЕНЫ. ВСЕ НОРМАЛЬНО.
– Сто штук? – переспросил Ганимар.
– Да, сто тысяч франков! Это немного, но времена нынче выдались суровые… И неподъемные накладные расходы… Если бы вы видели мой бюджет… Это бюджет целого города!
Ганимар встал. Его дурного настроения как не бывало. Он несколько минут размышлял, стараясь мысленно охватить всю операцию в целом и найти в ней слабые места. А потом высказался, и в его голосе звучало нескрываемое восхищение профессионала:
– К счастью, такие, как вы, – большая редкость, иначе нам пришлось бы прикрыть лавочку…
Арсен Люпен ответил с напускной скромностью:
– Ну, мне просто хотелось немного развеяться, слегка развлечься… к тому же дело могло выгореть, только пока я сижу за решеткой.
– Как! – вскричал Ганимар. – Судебный процесс над вами, защита, следствие, вам этого мало для развлечения?
– Да, маловато, поскольку я решил в процессе не участвовать.
– Что?
Арсен Люпен медленно повторил:
– Я не буду присутствовать при разбирательстве моего дела.
– В самом деле?
– Неужели, дорогой друг, вы предполагали, что я собираюсь сгнить на сырой тюремной соломе? Вы меня обижаете. Арсен Люпен останется в тюрьме ровно столько, сколько ему захочется, и ни минутой больше.
– А может быть, разумнее просто в нее не попадать? – заметил инспектор с иронией в голосе.
– А, месье изволит шутить? Месье вспомнил, что имел честь присутствовать при моем задержании? Так знайте, мой уважаемый друг, что ни один человек на свете – ни вы, ни кто-то другой – не смог бы добраться до меня, если бы в тот критический момент меня не вынудили пойти на этот шаг гораздо более веские основания.
– Вы меня изумляете.
– Ганимар, на меня смотрела женщина, а я был в нее влюблен. Понимаете, что это значит – когда любимая женщина смотрит на вас? Клянусь, все остальное значения уже не имело. Именно потому я здесь.
– И кстати, уже довольно долго, позвольте заметить.
– Сперва мне хотелось забыться. Не смейтесь: приключение вышло прелестным, я до сих пор храню самые нежные воспоминания… К тому же мне несколько присуща неврастения, а жизнь в наши дни столь безумна! В какие-то моменты нужно подвергать себя так называемой позитивной изоляции. Это место очень подходит для подобного строгого режима. В тюрьме Санте[12]12
Игра слов: la santé (фр.) – здоровье. Тюрьма Ла Санте, или просто Санте, открытая в 1867 г. в Париже в районе Монпарнас, обязана своим названием находящейся рядом больнице Санте, позже переименованной в больницу Святой Анны.
[Закрыть] можно пройти самый лучший оздоровительный курс.
– Арсен Люпен, вы насмехаетесь надо мной!
– Ганимар, – громко заявил Люпен, – сегодня пятница. В следующую среду я приду выкурить сигару к вам домой, на улицу Перголези, в четыре часа пополудни.
– Буду вас ждать, Арсен Люпен.
Они обменялись рукопожатием, как два добрых приятеля, которые воздают друг другу должное, и старый полицейский направился к двери.
– Ганимар!
Тот обернулся:
– В чем дело?
– Ганимар, вы забыли свои часы.
– Часы?
– Да, они случайно оказались у меня в кармане.
И он с извинениями вернул их.
– Простите… дурная привычка… Но я взял их вовсе не потому, что конфисковали мои. Мне грех жаловаться – у меня есть хронометр, который полностью меня удовлетворяет.
Он вынул из ящика массивные золотые часы на толстой цепочке, большие и внушительные.
– Ну а из чьего кармана они попали сюда? – спросил Ганимар.
Арсен Люпен небрежно взглянул на инициалы:
– Ж. Б. Кто же это, черт возьми? Ах да, припоминаю, Жюль Бувье, мой следователь, милейший, кстати, человек…
Побег Арсена Люпена
В ту самую минуту, когда, закончив обед, Арсен Люпен доставал из кармана роскошную сигару с золотым ободком и с удовольствием поглядывал на нее, дверь камеры распахнулась. Он едва успел бросить сигару в ящик стола и отойти от него. Вошел надзиратель, наступил час прогулки.
– Я поджидал вас, милый друг, – воскликнул Люпен, по-прежнему пребывая в прекрасном расположении духа.
Они вышли. Едва они скрылись за поворотом коридора, как в камеру вошли двое и начали проводить тщательный обыск. Это были инспектор Дьези и инспектор Фолянфан.
Нужно было с этим покончить. Сомнений не оставалось: Арсен Люпен сохранял связи с внешним миром и общался со своими сообщниками. Только накануне газета «Гран журналь» напечатала следующие строки, обращенные к ее сотруднику – судебному хроникеру:
Месье,
в недавно опубликованном номере Вы отозвались обо мне в неподобающем тоне. За несколько дней до начала судебного процесса я потребую у Вас объяснений.
С самым глубоким почтением,
Арсен Люпен.
Подпись действительно принадлежала Люпену. Выходит, он рассылал письма. Выходит, он их получал. Это подтверждало, что он готовит побег, о котором оповещал столь дерзким образом.
Терпеть это больше было нельзя. Согласовав свой визит со следователем, начальник сыскной полиции господин Дюдуи лично прибыл в Санте, чтобы обсудить с начальником тюрьмы необходимые меры предосторожности. И, едва приехав туда, он тут же послал двух своих людей в камеру заключенного.
Они подняли все плиты пола, разобрали кровать, проделали все, что требуется в подобной ситуации, и все же ничего не нашли. Они уже собирались признать свое полное поражение, как прибежал запыхавшийся надзиратель и сказал:
– Ящик… посмотрите в ящике стола. Мне показалось, что он задвигал его, когда я входил.
Они заглянули туда, и Дьези воскликнул:
– Слава богу, на сей раз клиент пойман с поличным!
Фолянфан остановил его:
– Не спеши, голубчик, пусть шеф все осмотрит сам.
– Однако эта дорогая гаванская сигара…
– Оставь ее, предупредим шефа.
Две минуты спустя господин Дюдуи уже изучал содержимое ящика. Сначала он нашел в нем пачку газетных вырезок из «Аргус де ля пресс», касавшихся Арсена Люпена, табачный кисет, трубку, тонкую прозрачную бумагу и, наконец, две книги.
Он взглянул на заглавия. Это были английское издание «Культа героев» Карлейля[13]13
Карлейль Томас (1795–1881) – английский историк и философ. Самое известное его произведение – «Французская революция (1837).
[Закрыть] и прелестный эльзевир[14]14
Эльзевиры – малоформатные издания, которые выпускала семья Эльзевиров – нидерландских издателей и типографов в XVI–XVII вв.
[Закрыть] «Руководство» Эпиктета[15]15
Эпиктет (ок. 50–138) – древнегреческий философ, основатель философской школы. Проповедовал идеи стоицизма. Сам Эпиктет не писал трактатов. Выдержки из его учения, известные под названиями «Беседы» и «Руководство», сохранились в записи его ученика Арриана.
[Закрыть] в немецком переводе, напечатанный в 1634 г. в Лейдене, в сохранившемся переплете того времени. Перелистав их, он убедился, что на страницах сделаны пометки, отдельные слова подчеркнуты и что-то написано на полях. Какие-то условные знаки или просто следы, оставленные скрупулезным читателем?
– Мы тщательно это исследуем, – сказал господин Дюдуи.
Он осмотрел кисет для табака, трубку. Потом повертел в руках превосходную сигару с золотым ободком.
– Черт возьми, наш приятель неплохо устроился! – воскликнул он. – Сигара марки «Анри Клэ»!
Привычным жестом курильщика он поднес ее к уху и слегка сжал, чтобы проверить, не пересушена ли она. Но тут же вскрикнул от неожиданности – оболочка сигары лопнула. Он пригляделся и различил что-то белое среди наполнявших ее листьев. Булавкой он аккуратно извлек оттуда свернутый в трубочку, не толще зубочистки, кусочек тончайшей бумаги. Развернул ее. Это была записка, написанная женским почерком, которая гласила:
Воронок заменили. Восемь из десяти готовы. При нажатии ногой крайняя плита поднимется. Л. С. будет ждать с двенадцати до шестнадцати ежедневно. Где именно? Срочно ответьте. Не волнуйтесь, ваша подруга заботится о вас.
Господин Дюдуи после минутного размышления произнес:
– Все достаточно ясно… Воронок… Восемь отсеков… С двенадцати до шестнадцати, иначе говоря, с полудня до четырех дня…
– А что значит «Л. С.», который будет ждать?
– В данном случае это должно означать автомобиль. Л. С. – лошадиные силы, так ведь на спортивном языке обозначают мощность мотора? Двадцать четыре л. с. – автомобиль мощностью двадцать четыре лошадиные силы.
Он встал и спросил:
– Заключенный заканчивал обед, не так ли?
– Да.
– И поскольку он не успел прочитать записку, о чем свидетельствует состояние сигары, вероятно, он в тот момент только что получил ее.
– Но каким образом?
– В еде – в хлебе или в картофелине, трудно сказать.
– Но это невозможно! Мы позволили ему заказывать еду только для того, чтобы подловить его, но, проверив, ничего не нашли.
– Подождем, когда вечером Люпен пошлет ответ. Пока задержите его и не пускайте в камеру. Я покажу записку следователю. Если он подтвердит мои догадки, мы немедленно сфотографируем это послание, и через час можно будет положить назад в ящик точно такую же сигару с подлинной запиской. Заключенный не должен ни о чем догадаться.
Вечером, сдерживая любопытство, господин Дюдуи явился в канцелярию Санте в сопровождении инспектора Дьези. В углу на плите стояли три тарелки.
– Он поел?
– Да, – подтвердил начальник тюрьмы.
– Дьези, будьте любезны, нарежьте на мелкие кусочки эти три макаронины и разломите кусок хлеба. Ничего?
– Ничего, шеф.
Месье Дюдуи тщательно осмотрел тарелки, вилку, ложку, наконец, нож с круглым лезвием – такой, как полагалось по тюремным правилам. Он покрутил рукоятку налево, потом направо. Направо она поддалась и стала раскручиваться. Нож был полым, внутри лежал листок бумаги.
– Уф, – произнес он, – что-то слишком просто для такого типа, как Арсен. Но не будем терять времени. Вы, Дьези, отправляйтесь в ресторан и все там разведайте.
Потом он прочел:
Я целиком и полностью доверяюсь вам, Л. С. должен следовать за мной поодаль ежедневно. До встречи, мой дорогой, восхитительный друг.
– Наконец-то, – воскликнул господин Дюдуи, потирая руки, – кажется, мы на верном пути. Еще одно небольшое усилие с нашей стороны, и побег состоится… по крайней мере, чтобы дать нам возможность поймать сообщников.
– А если Арсен Люпен улизнет от вас? – возразил начальник тюрьмы.
– Выставим необходимое число людей. Ну а если он проявит излишнее проворство… Черт подери, тем хуже для него! Что же касается его шайки, мы заставим их заговорить, если их главарь отказывается.
И в самом деле, Арсен Люпен был немногословен. Вот уже несколько месяцев следователь господин Жюль Бувье тщетно пытался вызвать его на разговор. Допросы сводились к маловразумительным диалогам между следователем и адвокатом мэтром Данвалем, асом своего дела, который, впрочем, еще недавно знал об обвиняемом не больше любого обывателя.
Время от времени Арсен Люпен изрекал из вежливости:
– Ну конечно, господин следователь, мы же договорились: ограбление Лионского кредита[16]16
Лионский кредит – один из старейших и крупнейших банков Франции, был основан в Лионе в 1863 г. (Примеч. ред.)
[Закрыть], кража на улице Бабилон, подделка денежных купюр, махинации со страховыми полисами, ограбление замков Армениль, Гуре, Энблевен, Грозейе, Малаки – все это дело рук вашего покорного слуги.
– Хорошо, не могли бы вы объяснить мне тогда…
– Бесполезно, я признаюсь во всем сразу, не входя в подробности, а в придачу и во многом другом, этот список раз в десять длиннее, чем вы предполагаете.
Потеряв терпение, следователь прекратил эти утомительные допросы. Но после того, как ознакомился с двумя перехваченными записками, возобновил их. Теперь ежедневно в полдень Арсена Люпена вместе с несколькими другими арестантами доставляли из тюрьмы Санте в Депо[17]17
Депо – тюрьма при парижской уголовной полиции.
[Закрыть] в тюремной машине. Назад их увозили часа в три-четыре.
Однако как-то раз эта поездка обратно проходила не так, как обычно. Поскольку остальных заключенных из Санте еще не успели допросить, решили сначала отвезти назад Арсена Люпена. Так он оказался в машине один.
Автомобили для перевозки заключенных, в просторечье «воронки́», внутри делятся по всей длине на две части центральным проходом, куда выходят десять отсеков-ячеек, по пять справа и слева. Каждый из них устроен таким образом, что находиться там можно только сидя, поэтому пятеро арестантов сидят один за другим, разделенные между собой параллельными перегородками. В самом конце прохода сидит жандарм-надзиратель.
Арсена поместили в третью ячейку справа, и тяжелая машина тронулась в путь. Он понял, что они выехали с набережной Орлож и приближаются к Дворцу правосудия. Тогда, где-то посередине моста Сен-Мишель, он, как обычно, нажал внешней, то есть правой, ногой на железную плиту в полу своей ячейки, что-то щелкнуло, и плита слегка отодвинулась. Он мог заметить, что она располагалась ровно между колесами машины.
Он настороженно выжидал. Машина медленно двигалась по бульвару Сен-Мишель. На перекрестке с бульваром Сен-Жермен остановилась. Впереди упала лошадь, тащившая подводу. Движение было приостановлено, и скоро образовался затор из фиакров и омнибусов.
Арсен Люпен просунул в отверстие голову. Рядом стояла другая тюремная машина. Он посильнее приподнял плиту, высунул ногу, уперся в спицу колеса и спрыгнул на землю.
Кучер его заметил, расхохотался и хотел было позвать на помощь. Но его голос потерялся в грохоте все прибывавших машин. Впрочем, Арсен Люпен был уже далеко.
Он немного пробежал, но, оказавшись на тротуаре, огляделся, будто зондируя почву, словно не зная, в каком направлении двигаться дальше. Потом решился и с беззаботным видом фланера, руки в карманах, пошел по бульвару.
Стояла мягкая погода, лучшее время осени. Кафе были переполнены. Он сел на террасе одного из них.
Заказал кружку пива и пачку сигарет. Он выпил пиво маленькими глотками, спокойно выкурил сигарету и начал другую. Наконец встал и попросил официанта позвать хозяина.
Тот подошел, и Арсен обратился к нему достаточно громко, так, чтобы слышали остальные посетители:
– Я весьма сожалею, месье, но я забыл свой бумажник. Возможно, мое имя вам известно и вы предоставите мне кредит на несколько дней? Я Арсен Люпен.
Хозяин смотрел на него, подозревая розыгрыш. Но Арсен повторил:
– Люпен, заключенный из тюрьмы Санте, в настоящий момент в бегах. Смею надеяться, что мое имя вызовет у вас полное доверие.
Он удалился под общий смех, а хозяин даже не думал протестовать.
Люпен наискось пересек улицу Суффло и вышел на улицу Сен-Жак. Спокойно прошелся по ней, останавливаясь перед витринами и куря сигареты. На бульваре Порт-Руаяль осмотрелся, спросил дорогу и направился к улице Санте. Вскоре показались темные, мрачные стены тюрьмы. Миновав их, он остановился возле дежурного жандарма и приподнял шляпу:
– Здесь находится тюрьма Санте?
– Да.
– Я хотел бы вернуться в свою камеру. Машина потеряла меня по дороге, и мне не хотелось бы злоупотреблять…
Жандарм проворчал:
– Ну надо же, проваливай, откуда пришел, да поживее.
– Прошу прощения, именно отсюда я и пришел. А вы не даете Арсену Люпену вернуться назад, это может вам дорого стоить, дружище.
– Арсен Люпен! Скажет же такое!
– Сожалею, но я не захватил с собой визитной карточки, – сказал Арсен, делая вид, что шарит по карманам.
Обескураженный жандарм оглядел его с головы до пят. Потом как бы нехотя дернул за шнурок звонка. Железная дверь приоткрылась.
Несколько минут спустя в канцелярию ворвался начальник тюрьмы, он размахивал руками, стараясь изобразить безудержный гнев. Арсен улыбнулся:
– Господин начальник тюрьмы, не старайтесь обвести меня вокруг пальца. Подумать только! Из предосторожности вы везете меня одного в машине, устраиваете дорожный затор, полагая, что я возьму ноги в руки и сбегу к друзьям. А чем заняты двадцать ваших полицейских, которые сопровождают машину пешком, в фиакрах и на велосипедах? Могу представить себе, как бы они меня отдубасили! Живым я бы не вырвался. Скажите, господин начальник, наверное, вы на это и рассчитывали?
Потом пожал плечами и добавил:
– Прошу вас, господин начальник, не нужно обо мне заботиться. В тот день, когда я решу отсюда сбежать, я обойдусь без посторонней помощи.
На следующий день газета «Эко де Франс», которая явно становилась главным органом, официально освещающим подвиги Арсена Люпена, – поговаривали, что он был одним из ее основных вкладчиков, – опубликовала подробное описание этого не доведенного до конца побега. Приводился даже текст записок, которыми обменялись заключенный и его таинственная подруга, рассказывалось о способе их передачи, пособничестве полиции, прогулке по бульвару Сан-Мишель, инциденте в кафе на улице Суффло – ничего не утаили. Было известно, что опрос официантов ресторана, поставлявшего еду Люпену, предпринятый инспектором Дьези, не дал никаких результатов. Более того, стал известен один потрясающий факт, доказывающий, насколько разнообразны возможности этого человека: тюремная машина, в которой его перевозили, оказалась специально приспособленной для побега, ею подменили один из шести «воронков» для перевозок заключенных.
Предстоящий побег Арсена Люпена теперь ни у кого не вызывал сомнений. Сам он объявил о нем весьма уверенно, о чем свидетельствовал его ответ господину Бувье на следующий день после инцидента. Когда следователь стал подтрунивать над его неудачей, Люпен посмотрел на него и холодно заметил:
– Выслушайте меня внимательно и поверьте мне на слово: этот пробный побег был частью общего плана побега.
– Не понимаю, – хмыкнул следователь.
– А понимать вам вовсе не обязательно.
И поскольку следователь, проводя допрос, полностью опубликованный в газете «Эко де Франс», снова вернулся к расследованию, Люпен заметил с усталым видом:
– Господи, к чему все это? Ваши вопросы не имеют никакого значения!
– Как это, никакого значения?
– Так! Я не буду присутствовать на суде.
– Вы не будете присутствовать…
– Не буду, это моя идея фикс, мое бесповоротное решение. Ничто не заставит меня от него отказаться.
Подобная самоуверенность, необъяснимая заносчивость, которые заключенный постоянно выказывал, раздражали и сбивали с толку правосудие. Здесь таились секреты, известные одному Арсену Люпену, и, таким образом, их разгадка могла исходить только от него самого. Но зачем он раскрывал свои тайны? И каким образом?
Однажды вечером Арсена Люпена перевели в другую камеру, этажом ниже. Следователь завершил расследование и направил дело в суд присяжных.
Потом наступила тишина. Она длилась два месяца. Арсен провел их, лежа на койке, почти все время повернувшись лицом к стене. Казалось, смена камеры была для него последним ударом. Он отказывался встречаться с адвокатом. Перемолвился считаными словами с надзирателями.
За две недели до начала процесса он словно ожил. Пожаловался на недостаток воздуха. Рано утром его вывели во двор в сопровождении двух тюремщиков.
Но общее любопытство, однако, не утихло. Каждый день ждали известия о его побеге. Этого желали почти все, настолько сам заключенный – своим остроумием, веселостью, многообразием средств, гениальной изобретательностью и тайной, окутавшей его жизнь, – вызывал восторги толпы. Арсен Люпен обязан совершить побег. Это было неизбежно и предрешено. Вызывало удивление, почему он так долго тянет. Каждое утро префект полиции осведомлялся у своего секретаря:
– Ну что, все еще не сбежал?
– Нет еще, господин префект.
– Значит, сбежит завтра.
И вот накануне процесса в редакцию газеты «Гран журналь» зашел какой-то господин, попросил вызвать судебного репортера, бросил ему свою визитную карточку и быстро удалился. На карточке было написано следующее: «Арсен Люпен всегда держит свои обещания».
В такой обстановке началось слушание дела.
Зрителей собралось видимо-невидимо. Все хотели увидеть знаменитого Арсена Люпена и заранее предвкушали, как он посрамит судью. Адвокаты и государственные чиновники, репортеры и люди света, актеры и аристократки – словом, «весь Париж» теснился на скамьях в зале суда.
Шел дождь, день был пасмурный, и, когда стражники ввели Арсена Люпена, его было трудно разглядеть. Но все-таки его неповоротливость, неуклюжесть, с какой он грузно опустился на свое место, а потом застыл – безучастный и словно отсутствующий, – явно не располагали в его пользу. Несколько раз его адвокат, один из секретарей мэтра Данваля, поскольку тот счел недостойной для себя отведенную ему роль, обращался к нему, но тот только качал головой и хранил молчание.
Секретарь суда прочел обвинительное заключение, затем судья сказал:
– Обвиняемый, встаньте. Ваше имя, фамилия, возраст и профессия?
Не получив ответа, он повторил:
– Ваше имя? Прошу назвать ваше имя.
Зычный и усталый голос четко произнес:
– Бодрю Дезире.
Раздался шепот. Но судья продолжал:
– Бодрю Дезире? Очередное перевоплощение! Это, кажется, восьмое по счету имя, на которое вы претендуете, наверняка такое же выдуманное, как и все остальные. Давайте все же будем придерживаться имени Арсен Люпен – под ним вы куда более известны.
Судья заглянул в свои записи и продолжал:
– Несмотря на все наши поиски, нам не удалось установить вашу личность. Вы представляете собой довольно оригинальное явление в нашем современном обществе – человек, не имеющий прошлого. Нам неизвестно, кто вы, откуда взялись, где прошло ваше детство, короче, нам ничего не известно. Вы возникли совершенно неожиданно три года назад, непонятно из какой среды, чтобы внезапно явить нам Арсена Люпена, иначе говоря, эту странную смесь ума и порока, аморальности и благородства. Имеющиеся данные о вашей предшествующей жизни – скорее догадки. Есть вероятность, что некто, именуемый Роста, восемь лет назад работавший ассистентом иллюзиониста Диксона, не кто иной, как Арсен Люпен. Есть вероятность, что русский студент, который шесть лет назад стажировался у доктора Алтье в больнице Сен-Луи и часто поражал наставника неожиданностью своих гипотез в области бактериологии и смелостью экспериментов по дерматологии, не кто иной, как Арсен Люпен. Также Арсен Люпен – тренер по японской борьбе, который поселился в Париже еще до того, как заговорили о дзюдо. А возможно, Арсен Люпен – это велогонщик, выигравший Гран-при на Всемирной выставке[18]18
Вероятно, речь идет о Всемирной выставке в Париже 1900 г., на которой был сооружен специальный велотрек для соревнований.
[Закрыть], который получил свои десять тысяч франков и исчез. Не исключено, что Арсен Люпен – тот самый человек, который спас столько жизней во время пожара на Благотворительном базаре[19]19
Имеется в виду пожар на Благотворительном базаре, ежегодно проводившемся в Париже с 1885 г., который произошел 4 мая 1897 г. От разбившейся лампы загорелись все дощатые строения базара, что привело к гибели не менее 126 человек, в основном женщин, в том числе герцогини Алансонской (1847–1897), младшей сестры императрицы Австрии Елизаветы.
[Закрыть], вытащив людей через слуховое окно… но при этом ограбив их.
И после паузы он заключил:
– То время, как мне сдается, было для вас лишь периодом тщательной и методичной подготовки к борьбе, развязанной против общества, позволившей вам до предела развить силу, энергию и ловкость. Подтверждаете ли вы правильность этих фактов?
Пока судья произносил речь, обвиняемый переминался с ноги на ногу, сгорбившись, его руки безжизненно висели вдоль тела. При более ярком освещении стали заметны его крайняя худоба, ввалившиеся щеки, странно выступающие скулы, землистый цвет лица, испещренного тонкими красными прожилками, редкая клочковатая бороденка. Несомненно, в тюрьме он постарел и как-то увял. Куда делись былая элегантность, молодое привлекательное лицо, фотографии которого так часто печатали газеты?
Похоже, он не слышал обращенного к нему вопроса. Его повторили дважды. Тогда он поднял глаза, казалось, задумался, потом с большим усилием прошептал:
– Бодрю Дезире.
Судья рассмеялся:
– Я не могу до конца понять, какую систему защиты вы избрали, Арсен Люпен. Если вы собираетесь валять дурака или строить из себя сумасшедшего, это ваше право. Я же доведу дело до конца, не принимая в расчет ваши чудачества.
Он начал излагать подробности краж, мошенничества и подлогов, в которых обвинялся Люпен. Иногда он задавал ему вопрос, но тот что-то бормотал в ответ или вообще не отвечал.
Начали давать показания свидетели. Многие из них почти ничего не прояснили, другие были более убедительны, но общим было одно – все они противоречили друг другу. Заседание уже почти зашло в тупик, когда пригласили главного инспектора Ганимара, и публика оживилась.
Однако с самого начала старый полицейский несколько разочаровал аудиторию. У него был странный вид – нет, не столько неуверенный, таких свидетелей было немало, сколько взволнованный, словно ему было не по себе. Много раз в явном смятении он смотрел на обвиняемого. При этом, держась обеими руками за барьер, он рассказывал об эпизодах, в которых принимал участие, о преследовании Люпена в Европе, о его прибытии в Америку. Его слушали с жадным вниманием, как слушают рассказы о самых захватывающих приключениях. Но уже в конце своих показаний, где он поведал о своих личных встречах с Арсеном Люпеном, он дважды отвлекся и нерешительно замолчал.
Было очевидно, что его мучит какая-то мысль. Судья обратился к нему:
– Если вам нездоровится, лучше прервать ваши показания.
– Нет, нет, вот только…
Он остановился, долго в упор смотрел на обвиняемого, потом сказал:
– Позвольте мне подойти к обвиняемому ближе. Тут кроется тайна, которую я должен раскрыть.
Он приблизился к нему, снова долго и весьма сосредоточенно его рассматривал, потом вернулся на место свидетеля и несколько торжественным тоном заявил:
– Господин судья, я утверждаю, что присутствующий здесь человек – не Арсен Люпен.
После этих слов воцарилась глубокая тишина. Опешивший судья воскликнул:
– Что вы говорите? Вы с ума сошли?
Инспектор невозмутимо продолжал:
– На первый взгляд можно поддаться сходству, которое действительно существует, я это признаю. Но нужно лишь слегка присмотреться внимательнее. Нос, рот, волосы, цвет кожи… короче, это не Арсен Люпен. Например, глаза! Разве у него глаза как у алкоголика?
– Послушайте, давайте разберемся. Так что же конкретно вы, свидетель, подразумеваете?
– Откуда мне знать? Люпен подсунул нам вместо себя этого горемыку, которого должны были осудить и приговорить вместо него… Если только это не его сообщник…
Изо всех концов зала, взбудораженного таким неожиданным поворотом событий, доносились крики, смех, восклицания. Судья велел вызвать следователя, начальника тюрьмы Санте, надзирателей и объявил перерыв.
Когда заседание возобновилось, господин Бувье и начальник тюрьмы заявили, посмотрев на обвиняемого, что между этим человеком и Арсеном Люпеном имеется лишь весьма отдаленное внешнее сходство.
– Но в таком случае, – воскликнул судья, – кто же такой этот человек? Откуда он взялся? Как попал в руки правосудия?
Пригласили двух надзирателей из тюрьмы Санте. Но их мнения поразительно отличались от предыдущих: они узнали заключенного, которого охраняли по очереди. Судья вздохнул с облегчением.
Но один из надзирателей продолжил:
– Да, да, мне кажется, это он.
– Что значит, вам кажется?
– Господи, да я почти не видел его лица. Мне передавали его вечером, а вот уже два месяца, как он лежал, постоянно отвернувшись к стене.
– А до того?
– До того он не занимал камеру двадцать четыре.
Начальник тюрьмы внес уточнение:
– После попытки побега заключенный был переведен в другую камеру.
– Но вы сами, господин начальник, видели его за эти два месяца?
– Нет, не довелось… Он вел себя спокойно.
– А присутствующий здесь человек – это не тот заключенный, которого вам вверили?
– Нет.
– Так кто же он?
– Не могу ответить.
– Получается, что два месяца назад произошла подмена, которую мы сейчас наблюдаем. Как вы можете это объяснить?
– Этого не могло случиться.
– Значит?..
В полном отчаянии судья повернулся к обвиняемому и произнес ободряющим тоном:
– Послушайте, обвиняемый, не могли бы вы объяснить нам, каким образом и как давно вы попали в руки правосудия?
Казалось, что доверительный тон рассеял недоверие или возымел действие на рассудок подсудимого. Он попытался ответить. Наконец, после умело заданных, осторожных вопросов, ему удалось выдавить из себя несколько фраз, из чего стало ясно следующее: два месяца назад его привезли в камеру предварительного заключения. Он провел там ночь и утро. У него ничего не нашли, кроме семидесяти пяти сантимов, и благополучно выпустили. Но в тот момент, когда он пересекал двор, двое жандармов схватили его под руки и посадили в тюремную машину. С тех пор он находился в камере 24, в общем-то, там не так плохо… кормят прилично… спать не мешают… Поэтому он и не протестовал…
Все это казалось невероятным. Под безудержный смех зала судья отложил дело, назначив дополнительное расследование.
Расследование незамедлительно установило факт, занесенный в тюремную книгу: восемь недель назад некто, именуемый Бодрю Дезире, провел ночь в Депо, в камере предварительного заключения. На следующее утро он был освобожден и покинул Депо в два часа пополудни. Однако в тот же самый день, ровно в два часа, Арсен Люпен вышел из кабинета следователя после своего последнего допроса и уехал в тюремной машине.
Неужели надзиратели допустили такую ошибку? Неужели сбитые с толку внешним сходством Люпена и Бодрю они по оплошности подменили заключенного из Санте этим человеком? Это воистину было бы тяжелейшим служебным нарушением, которое, принимая во внимание их должности, допустить было немыслимо.
Была ли подмена заранее подготовлена? Прежде всего, само место действия делало подобную операцию практически невозможной, к тому же Бодрю должен был быть сообщником Люпена и сознательно дать себя арестовать, чтобы занять его место. И каким же чудом в таком случае весь этот план, построенный исключительно на ряде невероятных совпадений, случайных встреч и фантастических ошибок, мог быть так удачно осуществлен?
Сняли антропометрические данные Дезире Бодрю: карточки, соответствующей его описанию, в картотеке не оказалось. Впрочем, его следы нашлись без труда. Он был известен в Курбевуа, в Аньере, в Леваллуа. Жил подаяниями и ночевал в лачуге старьевщика, таких немало поблизости от заставы Терн[20]20
Застава Терн была возведена в Париже в 1843 г. во время строительства укреплений от площади Терн к мосту Нёйи.
[Закрыть]. Но вот уже год, как он исчез.
Неужели Арсен Люпен нанял его? Ничто не давало оснований предполагать это. И даже если бы это было действительно так, это никоим образом не проливало свет на побег заключенного. Тайна оставалась тайной. Ни одна из двух десятков гипотез не выдерживала проверки. Сам побег, пусть необъяснимый и эффектный, сомнений не вызывал: и правосудие, и люди неискушенные понимали, что это был результат длительной подготовки, цепочка загадочным образом связанных между собой действий, развитие которых подтвердило надменное пророчество Арсена Люпена: «Я не буду присутствовать на суде».
Целый месяц проводилось тщательное расследование, а тайна по-прежнему оставалась неразрешимой. Но нельзя же было бесконечно держать в заключении бедолагу Бодрю. Суд над ним выглядел бы пародией: какие обвинения можно ему предъявить? Следователь подписал постановление о его освобождении. Но начальник сыскной полиции распорядился вести за ним постоянное наблюдение.
Мысль эту подал ему Ганимар. По его мнению, в этом деле не было ни сообщников, ни случайностей. Бодрю оказался просто орудием в руках Люпена, которым тот и воспользовался с необыкновенной ловкостью. Когда Бодрю выйдет на свободу, он выведет полицию на Арсена Люпена или, по крайней мере, на кого-то из его подельников.
