Текст книги "Дневники Зевса"

Автор книги: Морис Дрюон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Морис Дрюон
Дневники Зевса

Греческому народу сквозь его века с благодарностью

Предисловие

Мне понадобилось четыре года, чтобы закончить «Мемуары Зевса». Сейчас, когда одновременно с новым изданием первого тома появилась вторая часть, дополняющая и завершающая произведение, представляется нелишним уточнить его общий замысел.

Я знаю, кое-кто из читателей был несколько смущен древнегреческой мифологической терминологией, по преимуществу употребляемой мной вместо латинской, более для нас привычной. Решился я на это не без размышлений. Я бы и сам охотно назвал олицетворение власти скорее Юпитером, нежели Зевсом, олицетворение войны скорее Марсом, нежели Аресом, олицетворение труда – Вулканом, а не Гефестом. Но латинская мифология относительно скудна, ограниченна, в немалой степени состоит из частичных ассимиляций. Ведь в первую очередь она предназначалась для поддержки общественного устройства, а вовсе не для того, чтобы стать основой системы всеобъемлющего мышления. Кто желает – а в том и состоит мое предложение – понять, как древние представляли себе Вселенную и место человека в этой Вселенной, тот должен обратиться к греческой мифологии как наиболее близкой из всех развитых теогоний, что стали истоками западной мысли.

Я знаю, что иные читатели, поощренные нарочито «игривым» тоном некоторых глав, сочли книгу просто литературной забавой, эдаким набором намеков на наши школьные воспоминания. А все из-за того, что о древних религиях судят слишком однобоко, забывая, что в них было немало жизнерадостного. Античность ведь не знала понятия первородного греха, которое, как только речь заходит о божественном, требует от нас серьезного и почтительного тона. Для древних, поскольку боги пребывали в этом мире вместе с ними, участвуя в его делах и как бы составляя его основу, было естественным вводить в свои мифы иронию, а то и фарс без ущерба для глубины или смысла. Так что я всего лишь вдохновлялся вечными образцами. Мифология – это роман, первый роман, роман о Вселенной, в котором, как и в любом романе, есть и драматические моменты, и смешные, есть конфликты, счастье, нравственные проблемы и веления судеб.

Также я знаю из массы отзывов: то, что мне хотелось выразить, было услышано многими. Ни одна из моих книг не приносила мне столько разнообразных и волнующих откликов. Узнать, что она побудила молодого человека изучать древнегреческий, молодой женщине помогла примириться с жизнью, а некий физик-рационалист нашел в ней созвучие тому, чем занимается сам, – такое, помимо всего прочего, доказывает писателю, что никакие усилия не будут чрезмерными для выполнения его замысла.

С самой большой трудностью я столкнулся, пытаясь воссоздать хронологию мифов. Действительно, нигде, кроме как у Гесиода, и то частично, мифологические факты не излагаются последовательно и взаимосвязанно. Это не смущало античного человека, для которого отдельный миф, рассказанный в поэме, трагедии, сатире, диалоге, немедленно занимал место в общей системе, очень крепкой и связной. Для нас же, чей ум с раннего детства формировался на других основах, мифы предстают некой россыпью сказок, слабо или произвольно соединенных между собой. Я попытался сделать связи между ними более заметными, плотнее подогнать их друг к другу. При этом стало очевидно, что эллинская мифология повествует сначала о возникновении мира и лишь потом о его доисторических временах.

Другая трудность проистекает из того, что древние авторы с крайней вольностью использовали мифы, обогащая их в меру своего поэтического вдохновения или подчиняя требованиям философских доказательств. Греческие мифы никогда не были догмами, но непременной основой мысли, опорой для любого применения. От Гомера до Пиндара, от Платона до стоиков, от великих трагиков до великих историков представление о богах и их деяниях сильно менялось. Эту традицию свободной интерпретации, которая прослеживается у Эвгемера, Аполлодора и многих других, я подхватил там, где ее оставили Овидий и Диодор Сицилийский, и, ступая по следам стольких гигантов, следовал знаменитым примерам, порой ведомый и моей собственной интуицией.

Какие-то геологические, астрологические, исторические, моральные или физические значения, которые я постарался приписать некоторым божествам, могут показаться спорными да и в самом деле являются таковыми. Одни объяснения представятся слишком очевидными, другие – слишком темными, а иные гипотезы – слишком дерзкими. Надеюсь, по крайней мере, что все в целом поможет подтвердить следующее: древние пантеоны все еще годятся для тех, кто пытается разгадать мир, в котором живет, и понять в нем то, что возможно понять.

В нашем веке, когда человеческий ум ищет пути между космосом и атомом, когда наука, выделяя мельчайшие частицы материи, искривляя время, выпуская на волю то, что удерживает вещи от распада, нагоняет на нас большую тревогу, я хотел напомнить, что боги, воздвигнутые перед вратами храмов, – не просто изображения. Они означают, что за этими вратами, среди обломков древнего знания, найдется, быть может, несколько ответов на наши вопросы, несколько вех, чтобы разметить наши опасные пути, и перил, чтобы оградить их.

Во всяком случае, это стоит того, чтобы толкнуть дверь. Человеку, когда он подвергается опасности со стороны неведомых сил и собственных смут, все пригодится, и особенно – память. Мифы – коллективная память человечества. Археология беспрестанно извлекает на свет необъяснимые технические достижения древних, которые заставляют нас думать, что те располагали подлинным и весьма изощренным знанием, утраченным, но верным. Среди вопросов, которые ставит перед нами будущее, наверняка есть и такие, на которые прошлое уже ответило.

Мой труд – плод тех замыслов, которые слишком обширны, чтобы их можно было осуществить, но все же достойны попытки хотя бы в надежде открыть путь другим умам, которые продвинутся дальше.

Теперь читатель этих строк, помещенных в начале книги, может успокоиться: продолжение не столь сухо.

1967 год

I
Заря богов

Я могу только передать то, что об этом слышали наши предки, они-то знали, правда ли это. Если бы мы сами могли доискаться до этого, разве нам было бы дело до человеческих предположений?

Платон. Федр

Обращение к смертным

Я, Зевс, долго спал. Но вот какой-то шум в облаках, вероятно порожденный вашими людскими затеями, разбудил меня. Глаза мои открылись, и я взглянул на Землю, но увидел там мало нового.

За две тысячи лет моей ночи ни одна гора не исчезла; реки по-прежнему текут к тем же морям, все так же добавляя чуть больше изгибов к своим руслам, разве что некоторые устья забились. Чернила, которые выбрасывает атакованная каракатица, все того же цвета; у бабочек на крыльях все та же пыльца, что напылил когда-то еще мой дед; у быка все то же утолщение на холке, над седьмым шейным позвонком, и асфодель качает своими метельчатыми соцветиями на том же склоне.

В самом деле, люди, нельзя же считать новизной вечные уловки вашей неуемной изобретательности, губительные вспышки воинственности или вашу отвратительную склонность к пиромании. Уж я-то слишком хорошо знаю – увы! – от кого вы все это унаследовали.

Ваши самые недавние победы над пространством, над силой тяжести и временем могут показаться вам огромными и наполнить вас гордыней, но, если взирать на них оттуда, откуда смотрю я, они изрядно мельчают.

Вы по-прежнему не способны сами превратиться в богов. Никто из вас не сумел вдохнуть жизнь в мрамор, и, когда вы предполагаете, что соорудили какой-либо водоем, вам приходится день и ночь следить за плотиной, чтобы не утонуть в нем.

Поле, на котором вы расширили свою деятельность, – скорее поле блужданий, нежели свободы, и вы скорее умножили ваши страхи, чем сократили неизбежности.

Зато, кажется, многое забыли.

Смертные, вы, к кому я обращаю свою речь! Когда вам приходит в голову вообразить себе богов, вы представляете их либо восседающими на престолах славы, либо томно возлежащими на изукрашенных ложах, где они рассеянно вдыхают фимиам восхвалений и растягивают в своем убаюкивающем блаженстве негу замедленного времени.

Смертные, дорогие смертные, знайте же, что вы заблуждаетесь, и не путайте тех, кем сами хотели бы стать, с теми, кто мы есть на самом деле.

Богу живется не легче, чем простому прохожему.

Я, Зевс, царь богов, бог царей, поведаю вам свою историю.

Первая эпоха
Небо и время

Начала. Предок Хаос.

Мечты Геи и появление Урана

Я принадлежу к третьему божественному поколению. Основателем нашего рода был мой дед Уран, царь атлантов. До него упоминают отдаленного предка по имени Хаос, который совокупился с Пустотой, ночной утробой, маткой миров, и, рассеяв в ней свое семя, породил первоначальные элементы Вселенной, равно как и главные звезды нашей Галактики. Потом, возложив на самого деятельного из своих сыновей, Эроса, заботу продолжать дело и руководить дальнейшим сочетанием первоэлементов, Хаос якобы удалился в эфир, чьим именем сам стал называться, и с тех пор дремлет там или же в медленной, гигантской эрекции готовит заселение какой-нибудь новой межзвездной полости. Но все это весьма смутно и туманно.

О рождении самого Урана я не располагаю достоверными сведениями.

Моя бабка Гея, Земля, долго утверждала, что сама породила его, без вмешательства какого-либо мужского начала, просто желая создать себе супруга. Но в том, что касается зачатия и материнства, моя бабка всегда была немного помешанной. Она первая, но отнюдь не единственная в длинном женском ряду мечтала о том, чтобы гордо порождать самой по себе, и бредила о существах, которые были бы плодом исключительно ее материнских недр. Эти богини обрекают себя на любовные утехи амазонок или, как моя дочь Артемида, на яростное целомудрие либо же на влюбленность – чрезмерную, ревнивую и мучительную – в своего собственного первенца. Некоторые мстят, нарочито относясь к своему необходимому супругу как к ребенку. Что касается смертных женщин такого рода, то у них, по крайней мере, есть возможность возвыситься в своей ненавистной доле, оскорбительной и унизительной, вызвав желание какого-нибудь бога или притворившись, будто испытали его на себе. Скольким я помог и скольким позволил лгать! А мои сыновья Арес, Аполлон, Геракл, Дионис? Сколько они потратили сил, чтобы умерить вздорное сожаление этих красоток, а порой и дурнушек о том, что они не двуполы!

Ах, дочери мои, не завидуйте уделу устрицы. Если б вы знали, какая это тоска – не привлекать никого, кроме самой себя! Если б вы знали, как ее брак бесконечно одинок и печален!

Но вернемся к Урану.

Он называл себя сыном Дня и Ночи, что было всего лишь способом умолчания.

Можно задаться вопросом: а не был ли он пришельцем? Я хочу сказать, не прибыл ли он из какой-то другой, отдаленной области космоса, где способности богов гораздо более развиты?

То ли из-за собственной непоседливости, то ли из-за размолвки с сородичами, то ли отправившись на разведку и не сумев вернуться, он овладел еще девственной Землей и сделал ее плодоносной. Мы, его внуки, так и не смогли разгадать туманную тайну, окружавшую его происхождение, которая, однако, лишь способствовала его авторитету и величию.

Уран был богом восхитительным, просто превосходным, занимавшимся всем на свете, искусным, деятельным, беспрестанно изливавшим свою энергию на все вокруг, властным, конечно, но заботившимся о справедливости и распределении блага.

Моя тетушка Память часто меня уверяла, что многими своими чертами я напоминаю ей отца. Если я и унаследовал некоторые из достоинств Урана, то наверняка именно они поспособствовали тому, что я стал царем богов.

Дети и труды Урана.

Число и творение

Уран Небесный породил с Геей-Землей сорок пять детей. В первую очередь надо упомянуть шестерых титанов, из которых мой дядя Океан был старшим, а мой отец Крон – младшим, и шестерых титанид, включая мою мать Рею и тетушку Память. Уран породил также трех больших циклопов, или одноглазых, и трех гекатонхейров, или сторуких. К его потомству относятся еще и нимфы первого поколения, различные боги, богини и гиганты, о которых я сейчас расскажу.

Титаны и титаниды обладали способностью размножаться, а одноглазые и сторукие – нет. Зато у каждого сторукого было пятьдесят голов. Только вообразите быстроту и пытливость этих пятидесяти объединенных мозгов, работающих заодно; вообразите множество разнообразных действий, чудесную силу или изощренность, которые эти головы сообщали своим пятистам пальцам. Что касается одноглазых, направлявших на порученную им работу свое единственное око, а потому не отвлекавшихся ни на что иное, то им доверялась переноска огненных тиглей, а также резка и плавка с помощью молний.

Вы, смертные, конечно, думаете о своих новейших машинах, порожденных хитроумной наукой, которые восхищают вас тем, что быстрее вас самих отвечают на заданные вами же вопросы, или воспроизводят ваши движения, делая их производительнее во сто крат, или сосредоточивают для вас незримые энергии. Остерегайтесь слишком поспешных отождествлений! Между этими роботами и божественными исполинами почти такая же разница, как между мной и вами. И не забывайте также, что титаны, циклопы, гекатонхейры – бессмертны; я сковал их дремой в глубинах мира, но они могут быть разбужены, и даже сон их таит в себе угрозу.

С помощью своих сыновей Уран воздвиг горы и ледники; тут пустил потоки раскаленной лавы, чтобы утвердить их основание, там заложил толстые слои суглинка. Он повсюду кристаллизовал неосязаемое, придал твердость вязкому, распределил запасы металлов. Именно Уран навязал Понту, Первобытному Морю, отпрыску Хаоса, закон гармонии.

Из всех этих трудов меня всегда особенно восхищала великая система круговорота воды, такая простая и совершенная, бесконечно изливающая сама по себе плодоносные дожди.

Она была передана моему дяде Океану, отцу рек.

Помимо всего прочего, Уран обладал настоящей страстью творить. Секрет ли это, перенесенный им через громадные расстояния, или же гениальное наитие, но в любом случае дар Судеб – Уран владел Числом органической жизни и создавал всевозможные ее виды.

Все, что зеленеет, цветет, плавает, ползает, летает, ходит или бегает, все, что населяет воды, взмывает в воздух, коренится в скале или перегное, все, что ест, дышит, выделяет соки, все, что поет, щебечет, кричит или рычит, выражает звуком свое желание, страх или радость, все, что дает яйцо, зародыш, зерно, сперму, все, что разделяется надвое, воссоздавая в каждой части тождество исходному целому, все, что способно заключить в одной бесконечно малой частице своей субстанции собственную форму и свойства, чтобы передать их хоть и новому, но подобному существу, все это – его творение.

Стоило мне сказать «Число жизни», как вы, дорогие смертные, уже и размечтались. Ведь так давно вы пытаетесь его узнать!

Число есть речение, но при этом не слово; оно и волна, и свет, хотя и невидимо; оно и ритм, и музыка, хотя и не слышимо. Его вариации безграничны, однако само оно неизменно. Всякая форма жизни есть особое выражение Числа. Так что, дети мои, придется вам еще какое-то время помечтать...

Уран проявил сдержанность в своих первых опытах, ведь Числом надо пользоваться осторожно.

Конечно, мелодия амебы могла показаться несколько монотонной, а кантата первого лишайника – слабоватой. Но зато потом – какая фуга! Какое буйство фантазии, какая стремительность исполнения, какая отвага, какое неисчерпаемое богатство контрапункта, какой размах и щедрость в этой симфонии видов!

Мне случалось, предаваясь любви с какой-нибудь смертной на лугу, забывать и ее, и наше занятие – так меня вдруг восхищало разнообразие трав перед глазами.

Пучок травы... Вроде бы пустяк, на него и внимания-то не обращаешь. Но приглядитесь к нему, и вас, как и меня, заворожит количество всевозможных растений, составляющих этот единственный пучок. Какое многообразие стеблей: один квадратный и мохнатый, другой круглый, состоящий из концентрических трубочек, этот полый, этот нет, а тот и вовсе треугольный. О Число, бесконечно изменчивое Число! И вы залюбуетесь ловкостью корней, независимостью семян и попробуете пересчитать цвета, все оттенки зеленого, которые составляют именно эту неповторимую зелень, что видна с расстояния, запахи которой вы будете с наслаждением перебирать.

Если и вам выпадет подобное развлечение в подобных же обстоятельствах, приобщите к нему свою подругу – пусть она тоже понаблюдает за полетом пташек или задумается над рисунком укрывающей вас листвы, и восхищайтесь вместе. Сами увидите, насколько полнее станет ваша любовь!

Поскольку Уран заслуженно гордился своими трудами, а я, как его преемник и наследник, горжусь им самим, то нам совсем не нравится, что вы проходите через богатейшую галерею его творений, словно тупицы, ничего не замечая, не ценя и не понимая. Но если вы хоть изредка позволите себе забыться, пристально вглядевшись в его сосновую шишку, в его гранатовое яблоко с розовой сердцевиной, в его радужную стрекозу над трепетом ручья, в его змейку-медяницу, что дремлет на солнце меж камнями, свернувшись подобно виткам времени, то наградой вам будет счастье. Ибо вы приобщитесь к вибрациям Числа и движению Вселенной.

Для этого незачем быть напыщенным, отягощенным знаниями оратором или богачом, владельцем обширных земель. Какой-нибудь простой пастух нередко превосходит вас в таких делах.

Исчезнувшие виды. Безумная гордыня титанов;

их затеи и постигшая их кара

Итак, Уран населил землю всем, что на ней живет. Но не бывает великих творений без многочисленных проб и частых поправок. Сколько видов, от которых остался лишь окаменелый отпечаток в известняке, и сколько других, которые все еще прозябают, были лишь черновыми набросками более совершенных тварей! Сколько было изорвано крыльев, едва изобретенных и приделанных к рептилии или рыбе еще до превращения чешуи в перья, до окончательного крыла, до орла и голубки!

Кроме того, случилось так, что титаны, обуянные безумной гордыней, вместо того чтобы и дальше помогать своему отцу, затеяли с ним соперничество, вообразив, что способны превзойти его труды.

Им казалось, творить так легко! Зачем Уран беспрестанно возится с ничтожными мелочами? Зачем тратит целые века на кольца червя или рожки улитки, когда из одного комка размятой почвы можно за мгновение прорастить кедр?

Их тайно подстрекала мать Земля.

Но Уран, хоть и доверил своим отпрыскам, приучая их к труду, некоторые производные от Числа, само Число им не открыл, равно как и все секреты его применения.

Титанам удалось сотворить лишь гигантских и несоразмерных тварей: чудищ с крохотным мозгом, еле влачивших свое безобразное, липкое тело, отвратительных гидр с бесчисленными огромными щупальцами, яростных драконов, которые раздирали когтями природу, валили целые леса ударом хвоста и одним своим дыханием губили всякую жизнь вокруг.

Такое же безумие титаны учинили среди растений. Осклизлые грибы, настолько большие, что закрывали солнце, необъятные папоротники, бесконечные лианы, зловещие, слишком грузные, и широколистные цветы, что источали какую-то клейкую влагу и грозили все удушить.

Плоды пагубного тщеславия! Титаны уже не могли остановить рост этих созданий. Тогда они привлекли своих могучих и бесплодных братьев, одноглазых и сторуких, но, не сумев с ними управиться, добились только бессмысленного и опасного беспорядка.

Урану, заметившему угрозу, пришлось решительно вмешаться. Он повсеместно изменил климат, воздвиг несколько горных цепей, осушил многие моря, затопил различные долины. Водой, льдом или огнем он уничтожил чудовищ, произведенных своими детьми. Не исключено даже, что Уран потряс весь земной шар, немного сместив ось его вращения и слегка изменив траекторию его орбиты в пространстве.

Потом, пристыдив титанов за глупую самонадеянность, Уран запер их в чреве Земли, навсегда запретив браться за прежнее. И так же поступил с поддавшимися на уговоры старших братьев циклопами и гекатонхейрами, в коих ему уже не было большой нужды.

Исключение он сделал только для Океана, который, если не считать создания нескольких гидр, вел себя довольно сдержанно и по-настоящему в безумии братьев не участвовал.

А для помощи своим трудам по созданию жизни Уран оставил также нимф и титанид, и в первую очередь свою самую любящую и преданную дочь Память, которая всегда была при нем, чтобы ничто не было упущено.

Тело Земли. Судьбы. Язык богов

Быть может, смертные сыны мои, вы удивлены или смущены, слыша, как я говорю о Земле: то как о существе, то как о предмете, то как о супруге моего деда, то как о поле его трудов.

Чтобы лучше понять меня, вам следует вспомнить о ваших собственных телах, о флоре, устилающей ваши внутренности, о мириадах ферментов, которые развиваются в вас, множась и укореняясь, о бациллах, воюющих там друг с другом. Вам следует вспомнить обо всех тех микроорганизмах, которые обитают в ваших порах, тканях, жидкостях и для которых вы – непостижимая и необъятная Вселенная. Что они знают о вас, кроме мрака ваших пилорических [1]1
  Трубчатые железы желудка позвоночных, расположенные в области перехода желудка в двенадцатиперстную кишку.


[Закрыть] желез и зыбей желудочного океана? Когда вы проникаете в лоно ваших жен, могут ли эти крохи видеть или сознавать, что вы делаете, понимать причину или цель сотрясающей вас дрожи?

Так и вы, бесконечно ничтожные бациллы в гигантском теле Вселенной, видите очень мало. Ибо то, что вы полагаете слепящим светом, – всего лишь тусклая коптилка или свечной огарок, с которыми вы на ощупь обследуете ваш уголок темноты.

Так и мы, да, и мы, боги, тоже лишь частицы Судеб.

Над всеми – Судьбы, о которых вам давно не говорили. Однако никакой силе, никакой жизни их не избежать. Решения Судеб редко постижимы; их природа остается нам неведомой. Но без них ни вы, ни я не существовали бы. Они дают первоначальный толчок и отмечают предел любой траектории, которую каждый волен пройти хорошо или дурно, однако свернуть с которой не может. Таковы Судьбы, помещенные и вокруг, и над механизмами наших миров, столь таинственные, что довольно лишь упоминания – и сказано о них будет почти все.

Порой можно вступить с ними в сношение, но лик их всегда сокрыт.

И еще кое о чем мне следует вам сообщить. Мы, боги, располагаем в своем языке тремя модуляциями для каждого слова, с помощью которых можем обозначать суть всякой вещи, ее проявление или же отсутствие. Попытайтесь согласно этому придать истинный смысл моим словам.

А теперь можем продолжать.

Атлантида. Сотворение человека.

Золотой век

Итак, Уран, супруг сути Земли, приведя в порядок проявление Земли и заключив титанов, сторуких и одноглазых в отсутствие Земли, избрал местом своего пребывания континент Атлантиду.

Ступени его дворца были из чистого золота, колонны из горного хрусталя, стены из самых драгоценных камней, составлявших – от аметиста до рубина, через сапфир и изумруд – гамму семи цветов света. Кровля была алмазной.

Вокруг росли деревья самых прекрасных пород, порхали дивные птицы. Да и вся Атлантида была подобна огромному парку, устеленному благоуханными цветами.

Именно там, сидя на золотых ступенях, Уран создал человека, которого считал своим шедевром. Он долго размышлял, долго искал Число вида, который был бы выше всех прочих.

Если умы, столь же убогие, сколь и малосведущие, внушают вам, дорогие смертные, что вы происходите от обезьян, то не верьте им. Обезьяны не более чем проба, наметка, черновой набросок человека. Чтобы утешить их в этом неопределенном состоянии, а заодно избавиться от их воплей, мой дед отправил всю ораву играть на прекрасных деревьях парка. Но они не ваши предки.

Вы, обычно столь гордые самими собой и собственными возможностями, порой даже чересчур, не уничижайтесь до такой степени, чтобы считать себя усовершенствованными обезьянами. Посмотрите, какой ловкостью те наделены. Если бы вы были сверхобезьянами, вы обладали бы еще большей. Но Уран, наоборот, сократил вашу ловкость, чтобы вам пришлось возместить ее недостаток смекалкой. Он намеревался одарить вас некоторыми божественными свойствами, так что вы не просто выпрямившиеся четвероногие.

Число человека – особое число, рассчитанное для человека, и только для него. И, найдя его, Уран тотчас же придал этому Числу множество вариаций, создав типы людей различной окраски, от янтаря до меди, от молока до эбена. Затем он расселил их, и пигмеев, и великанов, по всему свету. Но из всех этих рас самой завершенной, самой совершенной была раса атлантов, пережившая золотой век.

Этот век я не застал. Он завершился вместе с гибелью Атлантиды, а я родился позже.

Так что отметьте, смертные: ваш род древнее большинства богов.

Я знаю от своей тетушки Памяти, что люди, жившие в садах Атлантиды, были на две-три пяди выше вас. Даже самые восхитительные статуи, созданные вами, дают весьма слабое представление о том, какой была их живая красота.

Они не знали ни горя, ни нужды, ни забот. В их домах не было дверей, и все принадлежало всем. Блага вокруг существовали в неиссякаемом изобилии, война была неведома; никто не желал обладать большим, чем другой, и не имел повода возвыситься. Они были избавлены также от ревности; мужчины и женщины соединялись свободно, следуя ритму и позывам природной гармонии. Животные не боялись человека, поскольку тот и не помышлял убивать их. Атланты питались только злаками, яйцами, плодами, так как были научены, что вправе брать для поддержки своего существования лишь суть жизни – ее первооснову или возможность, – но никогда не пресекать жизнь проявившуюся.

Хотя Судьбы, позволив Урану творить, поставили условие, что его создания должны быть смертны, по крайней мере, от старости и недугов, сопровождающих кончину, люди золотого века были избавлены. Вплоть до самого своего последнего вечера они не лишались ни сил, ни способностей, ни удовольствий; и только когда их срок, около тысячи лет, подходил к концу, некая блаженная истома внушала им усталость от жизни, и они спокойно засыпали вечным сном.

Атланты пользовались лишь очень немногими словами, зная, что каждое из них, будучи изречено, порождает активные вибрации, как благоприятные, так и неблагоприятные, а потому надо соизмерять их употребление. Но они имели возможность непосредственно обмениваться мыслями, а это совсем не то жалкое и отрывочное общение, которое с тех пор, за неимением лучшего, происходит у вас с помощью языка. Они целиком использовали чудеснейшее из всех клеточных устройств, придуманных Ураном, которое он поместил за их прекрасным лбом. Они могли беззвучно переговариваться на больших расстояниях и даже видеть друг друга, настроившись на любую из доступных волн. Наконец, они слышали возвышенную музыку сфер – симфонию миров, кружащихся во Вселенной, – которая поддерживала их в состоянии ни с чем не сравнимого счастья и превращала жизнь в нескончаемый праздник.

Последние творения Урана. Отбор видов.

Домашние животные. Серп. Зодиак

Уран глубоко любил атлантов, гордился ими и радовался, видя их вокруг себя, столь совершенно счастливых.

Сам же он продолжал творить, творить и творить и не мог остановиться. Осуществив высшее достижение, он возвращался к поделкам своей юности, желая улучшить их и усовершенствовать. Подправлял жесткие крылья насекомому, прорисовывал более четкой линией завитки или бороздки на раковине моллюска. Видели, как он мечтательно любуется красками какого-нибудь особенно красивого заката с порога своего дворца? На следующий день среди цветов уже порхает бабочка, пестрея теми же переливами, теми же роскошными красками. А несколько крупинок ее пыльцы, прилипших к ногтю, наводят Урана на мысль украсить пятнышками божью коровку.

Как иные из вас, неведомым путем унаследовавшие от него ту же страсть, пишут красками по холсту или по картону, так он писал по перепонке, перу или меху, писал по дораде, писал по аисту, писал по пантере и по зебре. Ткал одновременно и рисунок, и его основу. Лепил из самой жизни. Он был верховным гончаром, и каждое творение, едва выйдя из его рук, получало дар воспроизводить себя в тысячах экземпляров, таким образом сохраняясь для будущего бесконечно долго.

Сквозь какие мутные очки смотрят на природу те, кто заставляет вас верить небылице, будто разные виды образовались в борьбе за выживание друг с другом или с окружающей средой? Если это так, то почему же тогда на одном клочке земли бок о бок растут дерево с шипами и другое, гладкоствольное? Почему у их цветков неравное количество лепестков и почему на одних и тех же ветвях живут одновременно столь разные птицы: одни толстоклювые, другие с клювом тонким, как игла, птицы пурпурные, крапчатые или черные, хохлатые, с воротником, с нагрудником? Почему одни свистят, другие трещат?

Кого хочет испугать хрупкая синица своей размалеванной, как маска колдуна, мордашкой и хищной позой, если в ее миниатюрной лапке едва умещается крошка пищи? И зеленое горло селезня, и розовый мазок на крыле фламинго – призыв к любви, а не боевое оружие.

Какой защитой, по-вашему, служит павлину веер его хвоста? И не кажется ли вам, что от простых, толстых и острых рогов оленю было бы больше проку, чем от тех ветвистых, которыми он украшен? Если только прожорливость заставила муравьеда отрастить себе такой язык, то какой же была бы длина вашего! И если хамелеон так сильно желает исчезнуть с глаз, почему бы ему просто не юркнуть под первый же попавшийся камень, как любой другой ящерице?

Труд художника – вот что все это такое, сознательный, обдуманный труд великого художника, каждая фантазия, каждая причуда которого имела значение, поскольку он хотел исчерпать все возможности, выделяя и сочетая разные сути, чтобы проявились рептилия-свет, жвачное-лес и птица-взгляд!

Как садовник первоэлементов и пространства, Уран занимался прививками. Порой, приобщая к второстепенным работам своих любимцев атлантов, он доверял им свой прививочный нож.

Достигнутые результаты он использовал как математик. Если ваш зародыш имеет вид головастика и даже сохраняет некоторое время рыбьи жабры, то это следствие предварительных, скрытых расчетов при вычислении человека. В ваших генах есть и более ранние, и намного более тайные цифры.

Похоже, что Уран знал, частично, по крайней мере, решения Судеб, касающиеся его шедевра, а потому позаботился подготовить род человеческий и к столкновению с худшим, и к ожиданию лучшего.

В предвидении худшего Уран, преобразовав уже существующие виды, создал лошадь, чтобы носить человека, корову и козу, чтобы его питать, собаку, чтобы любить и охранять. В них осталась первоначальная непринужденность, существовавшая прежде между человеком и животными; они являются вашими слугами и товарищами на протяжении всех черных веков, из которых вы еще не вышли, хотя порой вам удается смутно разглядеть выход.