Текст книги "Любовь и пряный латте"

Автор книги: Мисти Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Слоана находит место на парковке для учеников, и мы выходим из коричневой развалюхи, которая здесь считается машиной. Последний день лета я провела в своем убежище на чердаке и готовила документы для поступления в Колумбийский университет, в то время как все остальные праздновали конец сезона, гуляли и собирались на пикники. Всю ночь я ворочалась и пыталась распутать клубок навязчивых мыслей: о ссоре с мамой, о том, что папа мне так и не перезвонил, о первом дне в новой школе. А стоило мне под утро заснуть, как меня тут же разбудил будильник.

Я посмотрела на одну-единственную стойку с одеждой, где висят лишь самые необходимые осенние вещи, которые я взяла с расчетом на ближайшие три месяца, и вздохнула – мне не хотелось думать о том, какой интересный, экстравагантный наряд я могла бы подобрать, если бы осталась в Нью-Йорке. Вместо этого я сняла с вешалки белое платье без рукавов, которое сшила из мужской рубашки, и подобрала к нему красные гольфы и кофейные лоферы от «Гуччи». Чтобы дополнить образ, завязала под воротничком красно-зеленую ленту от «Гуччи» и закрепила ее маминой брошкой с камеей. Волосы я уложила мягкими локонами, а следы ночной усталости постаралась спрятать с помощью консилера и туши. Сейчас меня поддерживает адреналин и осенний латте со специями, за которым Слоана заехала по дороге, – без него я бы умерла. К счастью, мне не пришлось с самого утра выдерживать ледяной взгляд Купера: Слоана сказала, что по утрам перед школой он не работает.

Мы поднимаемся по небольшой бетонной лестнице к входным дверям школы, когда на нас налетает стайка девочек, которые бросаются обнимать Слоану и радостно визжат: каким-то образом они успели по ней соскучиться, хотя видели ее на протяжении всего лета. Что-то неприятное шевелится в моей груди… зависть?

В Нью-Йорке у меня полно знакомых: с кем-то мы ходим на одни и те же внеклассные занятия, с кем-то соревнуемся, у кого лучше оценки, с кем-то готовимся к контрольным, с кем-то вместе ходим в школу. Но близкая подруга на протяжении уже многих лет у меня только одна, и это Ферн. Все остальные устали от меня и заявили, что я слишком много занимаюсь и тусить со мной невозможно. После того как я пропустила несколько вечеринок, меня вовсе перестали на них звать. Я учусь в престижной школе, здесь все хотят получать хорошие оценки и поступить в приличный вуз. Но свободное время мои прежние знакомые проводят так же, как и все прочие подростки: ходят в кино, в гости, на вечеринки, по магазинам и на свидания. Мое же свободное время посвящено тому, что поможет мне поступить в институт мечты или получить должность в компании, где работает папа. В старших классах друзьях быстро отошли на второй план.

Мы с Ферн хорошо ладим только потому, что не требуем многого друг от друга.

Слоана представляет меня своим подругам, в том числе Ханне, фигуристой девушке с волнистыми каштановыми волосами, фарфоровой кожей и в симпатичном джинсовом комбинезоне, и Прити, красавице индейского происхождения с невообразимо роскошными ресницами; их обеих я видела много лет назад, но сейчас еле вспомнила. Стайка разбегается – кто-то идет к шкафчикам, положить вещи, кто-то бежит искать других знакомых, – и Слоана улыбается мне.

– Тебе у нас понравится, – говорит она.

Я стараюсь выдавить из себя максимально дружелюбную улыбку, на какую только способна в таких обстоятельствах. Ну да, конечно.

Слоана тащит меня к открытым дверям, внутрь здания. Под потолком в рекреации висит синий флаг школы, ученики либо ходят туда-сюда в поисках друзей либо сидят за столами, уткнувшись в телефоны. Впереди виден ряд синих металлических шкафчиков, выстроившихся вдоль свежепобеленной стены.

– Классы учеников помладше в той стороне, – объясняет Слоана, показывая на коридор справа. – Я со своими буду вон там, а тебе, как старшекласснице, туда. – Она показывает налево. – У нас очень легко ориентироваться. Все три секции построены в форме буквы U, причем концы сходятся в этом зале. Заблудиться невозможно.

– Это хорошо, потому что у меня топографический кретинизм, – отвечаю я.

– Я помню, – хихикнув, говорит Слоана, – видимо вспомнила, как я один раз ухитрилась потеряться в местном торговом центре.

Слоана показывает мне спортзал, лекторий, класс рисования и музыкальный зал, где зимой также проходят репетиции школьных групп. По окончании нашей короткой экскурсии она ведет меня к тяжелым дверям из красного дерева, за которыми располагается кабинет администрации.

– Думаю, больше мы сегодня не увидимся, так что удачи и хорошо провести время, встретимся на парковке после уроков, – говорит Слоана, при этом явно высматривая кого-то за моей спиной. – Аш, подожди меня! – Напоследок она оборачивается ко мне: – Дай знать, если надо будет врезать Куперу.

Я смеюсь.

– А я и не знала, что ты такая агрессивная.

– Я просто хочу сказать, – Слоана обнимает меня за плечи, – что прикрою тебя, если что.

– Договорились, – киваю я.

Слоана убирает руку, улыбается и чуть ли не бежит вслед за симпатичным парнем азиатской внешности в спортивных шортах и толстовке, на одном плече у него болтается оранжевый рюкзак. Он улыбается при виде ее, она что-то говорит, отчего он громко смеется, а потом Слоана ерошит его черные волосы. Оба уходят дальше по центральному коридору, а я подхожу к кабинету администрации, делаю глубокий вдох и открываю дверь.

* * *

Секретарь дожидается, пока я выберу дополнительные курсы, показывает мне мой шкафчик и оставляет меня в одиночестве в секции старшеклассников.

К счастью, Слоана не соврала. Найти нужную классную комнату не составляет труда, и я занимаю парту на галерке. Кое-кто поглядывает на меня. Другие шепчутся, спрашивают, кто я, потому что не слышали, чтобы в Брэмбл-Фолс приезжал кто-то новенький. Им отвечают, что кто-то по имени Форрест узнал от кого-то по имени Бетти Линн, что я из Нью-Йорка; мне точно не дадут забыть, что маленький городок – это еще и рассадник сплетен.

Мистер Бек, преподаватель физики, просит меня представиться, потому что все остальные друг друга уже знают. Затем он проходится по учебной программе на год, подробно останавливается на критериях оценивания и политике школы в отношении макияжа, а заканчивает все вдохновенной речью о важности науки для человеческой расы.

Когда учитель переходит к презентации – со словами, что, конечно же, она будет в электронном доступе, но заметки по ходу занятия никому не повредят, – парень за соседней партой наклоняется ко мне.

– Эй, новенькая, есть запасная ручка? – шепотом спрашивает он.

Я еле удерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Как можно в первый же школьный день не принести письменные принадлежности?

Я лезу в рюкзак, вытаскиваю лиловую ручку со светло-фиолетовым брелком-помпоном и отдаю парню, заодно отмечаю его льдисто-голубые глаза и ровную загорелую кожу. А еще у него светлые ухоженные волосы, относительно длинные на макушке и коротко подстриженные на висках.

У них тут что, тайная лаборатория по производству красивых парней?

Парень берет ручку и улыбается.

– Спасибо, – так же шепотом говорит он. И прикусывает нижнюю губу. – А… листочка у тебя не найдется?

Я исподлобья смотрю на него.

– Ты серьезно?

Он пожимает плечами, и я вырываю из тетрадки двойной листок – они все в фиолетовую клетку, потому тетрадки тоже могут быть милыми.

– Спасибо. Еще раз, – шепчет он с игривой улыбкой. Потом смотрит на листок и подносит его к носу. – Он с запахом?

Вообще-то да.

– Тихо ты.

– Где ты взяла такую тетрадку? Мне тоже надо.

– Даже не сомневаюсь, – так же шепотом отвечаю я.

Он смеется.

– Кстати, я Джейк.

Мистер Бек резко оборачивается на нас. Я не обращаю на Джейка внимания, но боковым зрением вижу, что он смотрит перед собой, откидывается на спинку стула и полностью сосредотачивается на презентации. Или делает вид.

Я уверена, что он хочет написать записку на моем листочке.

Остаток урока проходит быстро, следом за ним – еще два ничем не примечательных занятия, и вот я иду на алгебру, расправив плечи и стараясь излучать уверенность, которой на самом деле не испытываю, – это папин секрет успеха.

– Никогда не показывай окружающим свои слабости, – часто повторяет он. – Успех всегда зависит от того, как тебя воспринимают. Так что улыбайся и вживайся в роль, пока она не станет частью твоей натуры.

Я так поглощена мыслями, сесть ли мне опять на галерке или перестать уже прятаться и занять место впереди, что не сразу замечаю Купера на втором ряду. На нем простая серая футболка, джинсы с отворотами и коричневые замшевые ботинки. Ученики постепенно заполняют класс, так что мне приходится пройти дальше, и ноги сами несут меня к пустующей парте рядом с Купером.

Прежде чем отвести взгляд, он успевает посмотреть мне в глаза и оценить мой наряд.

– Эллис.

– Купер. – Я открываю сумку и вытаскиваю новую тетрадь и ручку. – Не знала, что ты тоже здесь будешь.

– Мы не разговариваем, так зачем начинать?

Я хмурюсь.

– А кто в этом виноват?

Купер резко поворачивается ко мне, но ничего не говорит, только смотрит бычьим взглядом, я вижу, как подергивается мускул у него на шее.

– В чем проблема? – наконец спрашиваю я.

– Тот факт, что ты этого не понимаешь, сам по себе о многом говорит, – отвечает он. После чего хватает свои вещи, встает и забрасывает рюкзак на плечо. Мне остается только молча смотреть, как он просит кого-то поменяться с ним местами и садится рядом с девочкой со светлыми волосами, а парту рядом со мной занимает рыжеволосый веснушчатый парень.

Что за бред?

* * *

На уроке я не могу сосредоточиться на учебе, вместо этого я пытаюсь понять, когда и что именно пошло не так. Когда мы с мамой были в Брэмбл-Фолс в прошлый раз, последний день мы с Купером провели на лугу, разговаривали обо всем и ни о чем. Он заплел мне косички – наверное, научился, пока косички из хлеба делал, – и мы строили самые разные планы на будущее, как будто лето не должно было вот-вот кончиться. Как будто я не собиралась уезжать из Брэмбл-Фолс.

Перед самым отъездом я хотела обнять Купера, но не знала, насколько это уместно, поэтому просто сказала, что буду рада увидеться следующим летом. Он поправил очки на носу и кивнул. У него был такой вид, словно он вот-вот разревется, – а я к тому времени знала, что Купер тот еще плакса, – поэтому решила, что с прощанием лучше не затягивать.

После того, как я вернулась в Нью-Йорк, мы постоянно переписывались, часто даже засиживались в чате допоздна, но потом началась школа, и мы стали реже общаться. Я не помню, когда мы написали друг другу последнее сообщение, но я уверена, что никто в тот день не обиделся и не расстроился.

Выходит, я что-то упускаю. Но я не хочу спрашивать у Купера, потому что даже не знаю, что хуже: то, что много лет назад я могла чем-то его обидеть, или то, что я этого не помню?

Купер вылетает из класса прежде, чем звонок успевает дозвенеть. Я вздыхаю, собираю вещи и иду обедать.

В Нью-Йорке на обеденной перемене я хожу в библиотеку и делаю домашние задания. Библиотекарь разрешает мне там же обедать при условии, что я не оставляю никаких следов своего присутствия. Но в новой школе мне вряд ли светит что-то подобное, я здесь первый день. Поэтому я оставляю сумку в шкафчике и вместе с другими старшеклассниками иду в столовую.

Набрав себе еды на поднос, я иду между столами и терзаюсь мучительным выбором: где бы сесть среди сотен незнакомых людей.

– Эй, новенькая, – слышу я знакомый голос. Я оборачиваюсь и вижу Джейка. Он с улыбкой пододвигается в сторону, чтобы освободить место на скамье. – Можешь сесть с нами.

Рядом с Джейком сидят другие мальчики, которые либо кивают мне, либо молча пялятся. Двое из них довольно мускулистые, оба в белых футболках с логотипом школьной футбольной сборной. Несколько девочек улыбаются мне и возвращаются к прерванной беседе.

А Купер сидит прямо напротив Джейка. Ну как же иначе, конечно, они дружат.

Я окидываю взглядом зал в поисках других знакомых лиц, но сегодня на уроках я больше ни с кем не разговаривала. Поэтому я киваю и втискиваюсь на скамейку рядом с Джейком.

– Спасибо.

– Знакомьтесь, это Элла, – сообщает Джейк всем окружающим.

– Эллис, – поправляю я.

– Точно. Извини. Это Эллис.

– Я слышал, ты племянница мэра, – говорит какой-то парень, параллельно слизывая с пальцев крошки от чипсов. Он дергает головой, как будто у него тик, хотя на самом деле он просто пытается убрать челку с глаз.

– Ну да, – не стану же я отрицать.

– Да ладно. Ты двоюродная сестра Слоаны? – спрашивает Джейк. И откусывает кусок от своего сэндвича с индейкой и салатом.

– Да.

Он разглядывает меня, не забывая при этом жевать, и наконец изрекает:

– У вас одинаковые глаза.

– Да, – отвечаю я, потому что не знаю, как еще реагировать. Глаза – единственная черта внешности, которая досталась мне от мамы.

– Она более разговорчивая, чем ты, – продолжает Джейк. – Не в плохом смысле. Слоана классная. Конечно, я не хочу сказать, что мало разговаривать – это плохо…

Я смотрю на него в упор.

– Я лучше заткнусь.

Парни за столом смеются, и, когда Джейк краснеет, мне остается только присоединиться к ним.

Я гоняю по тарелке помидорку черри и стараюсь не смотреть в сторону Купера, хотя готова поклясться, что ощущаю на себе его взгляд.

Парень с чипсами тычет в мою тарелку жирным пальцем.

– Ты собираешься доедать или…

– Ты хочешь? – спрашиваю я.

– Если ты не будешь…

– Слизень, не трогай ее еду, – говорит ему Купер. – Дай Эллис поесть спокойно.

Я не знаю, что и думать: с одной стороны, это мило с его стороны – защитить мой обед от посягательств, с другой – мне неприятно, что со мной он не разговаривает, зато за еду готов вступиться.

Но у меня никогда не бывает аппетита, если я не высыпаюсь, поэтому я забираю с подноса яблоко, а остальное передаю тому парню.

– Это все тебе.

– Спасибо.

Он берет сэндвич с сыром и ехидно ухмыляется Куперу.

– Это, кстати, Слизень, – говорит Джейк.

– …Слизень? – Я удивленно вскидываю бровь. Странная кличка. Во всяком случае, я надеюсь, что это кличка.

– Он самый медленный в футбольной команде, – объясняет Джейк. – Но он лайнмен, так что ему можно.

– Я понятия не имею, что это значит, но ладно, – говорю я.

– А мы с тобой, по-моему, уже когда-то виделись, – говорит Слизень. – Как-то летом, когда ты приезжала.

– Правда? – Я пытаюсь покопаться в памяти. – Я тебя не помню.

– Надо же, удивительно, – еле слышно шепчет Купер.

Джейк бросает на него удивленный взгляд.

– А это Купер.

– Мы уже знакомы, – сообщает тот ему.

– А, – кивает Джейк и принимается чистить апельсин. Потом поворачивается ко мне: – Не знал, что ты уже знаешь кого-то из наших.

– Я бы так не сказала, – отвечаю я. – По крайней мере, теперь.

Наши с Купером взгляды встречаются, а Слизень тем временем продолжает с набитым ртом:

– Значит, тебе придется помогать с осенним фестивалем, да? Раз ты живешь в доме мэра, я вот к чему.

– Кажется, так, – отвечаю я, отведя взгляд от янтарных глаз парня напротив.

Джейк закидывает в рот дольку апельсина.

– А я на этих выходных буду встречать гостей в саду. Тренер сказал, что осенью все игроки должны побыть волонтерами как минимум на одном мероприятии, и я решил пораньше отстреляться. Мы можем помогать друг другу, – говорит он и мягко толкает меня плечом.

– Ладно, давай, – говорю я, и этого достаточно, чтобы получить еще одну ослепительную джейковскую улыбку.

Джейк относится к тому типу популярных красавчиков, которые способны уболтать учителя, чтобы тот не ставил им двойку. Терпеть таких не могу, но Джейк, кажется, не такой уж плохой. И раз уж волонтерить мне все равно придется, то уж лучше заручиться компанией потенциального друга.

И мама все-таки права насчет документов для поступления; может быть, я смогу уговорить тетю Наоми написать мне рекомендательное письмо. Ради этого стоит поработать на фестивале, тем более что здесь у меня не будет тонны дополнительных курсов, отчетами о которых можно было бы набить резюме.

Я откусываю кусочек яблока. Теперь, когда у меня есть план, на душе стало намного спокойнее.

Пусть в Брэмбл-Фолс нет бонусов, которые увеличили бы мои шансы на поступление, но зато здесь проводится фестиваль Падающих листьев. И я намерена извлечь из этого выгоду.

Глава 6

Всю дорогу до дома Слоана трещит без умолку. Она успевает рассказать про Ашера (он наконец-то получил права), про уроки (у нее новый учитель испанского, и, по слухам, он чересчур требовательный), про новую книгу ее любимого автора (выйдет на следующей неделе) и про моего нового приятеля.

– Джейк так рисуется, что даже смешно, правда? – спрашивает она.

– Правда, – соглашаюсь я. – Но он не в моем вкусе.

Не могу сказать, что существует тип мальчиков, которые были бы в моем вкусе, но даже если бы он существовал, Джейк к нему не имел бы никакого отношения.

– Я тебя умоляю. Джейк всем нравится. Как минимум, всем, кому нравятся мальчики. Спортивный, забавный, милый. – Слоана отворачивается от дороги и смотрит на меня. – Не станешь же ты осуждать его за то, что он не принес тетрадку и ручку.

– Это самый главный красный флаг, – в полушутку отвечаю я.

Слоана картинно закатывает глаза; к этому времени мы уже подъезжаем к дому. Мы берем рюкзаки и идем внутрь. Тетя Наоми сидит в гостиной и все еще сортирует осенний декор.

– Привет, девочки! Как прошел ваш первый день? – спрашивает она и вытаскивает из коробки связку оранжевых свечек разной длины.

– У меня хорошо. А Эллис не спрашивай. Ей пришлось делиться тетрадкой и ручкой, – говорит Слоана и подмигивает.

Я тыкаю ее в плечо.

– Хватит уже. Как можно в первый же школьный день не принести ручку с тетрадкой?

– Я согласна с Эллис, – говорит тетя Наоми, назидательно подняв указательный палец вверх.

Слоана качает головой.

– Ну да. Вы обе просто помешаны на организации всего и вся, конечно, если кто-то забыл в школу ручку и тетрадь, то в ваших глазах это преступление. Но помимо вас есть еще Джейк, и если ты, Эллис, хочешь с ним подружиться, то тебе придется привыкнуть к таким его «выходкам».

– Джейк Келлер? – спрашивает тетя. – Тогда беру свои слова обратно. Он милый и беспомощный, как потерявшийся щеночек. Можешь заранее положить в рюкзак запасную ручку и блокнот, на всякий случай.

Я тем временем снимаю ботинки.

– Возможно, мне просто нужен другой друг.

Слоана смеется, и я иду в дом вслед за ней.

– Тетя Наоми, могу я попросить тебя об одолжении?

Она откладывает в сторону подставки под горячее и смотрит на меня.

– Конечно.

– Ты не могла бы написать мне рекомендательное письмо о том, что я была волонтером на городском фестивале? Я как раз собираю документы для поступления, – объясняю я.

– О, какая замечательная мысль, – говорит она. – Даже обидно, что мы раньше об этом не подумали. Письмо от туристического сектора Брэмбл-Фолс будет отличным дополнением к твоему резюме. Конечно, я напишу письмо. Я правильно понимаю, что ты передумала и готова нам помочь?

– Да, думаю, это будет интересно. – Ну или хотя бы в институте мои старания оценят.

– Отлично! Тогда я запишу тебя куда-нибудь на субботу.

– А можно мне поработать вместе с Джейком? – спрашиваю я.

Тетя Наоми внимательно смотрит на меня, потом на Слоану, которая изо всех сил пытается не улыбнуться.

– Это не то, о чем вы обе думаете, – говорю я. «Да он даже ручку на урок принести не может», – хочется заорать мне уже в который раз.

– Угу, – хмыкает Слоана.

– Я тебе верю, дорогая, – говорит тетя Наоми, которая явно мне не поверила. – Да, я посмотрю, можно ли вас вдвоем поставить.

– Спасибо. А где мама, не знаешь?

– Кажется, у себя в комнате.

– Ага, спасибо.

Я уже поднимаюсь наверх по лестнице и в сотый раз звоню папе, когда снизу до меня доносится крик Слоаны:

– Я могу дать тебе номер Джейка, если надо!

– Спасибо, не надо! – ору я в ответ, в то время как из динамика звучит автоответчик. Опять. Я вздыхаю и нажимаю «отбой».

Дверь в мамину комнату приоткрыта.

Я тихо стучусь.

– Мам? Ты тут?

Внутри негромко играет классическая музыка. Я не помню, чтобы мама хоть раз при мне слушала классическую музыку, но сейчас она даже подпевает. Она точно знает этот пассаж.

Я медленно открываю дверь и вижу, что мама сидит у окна, а перед ней стоит большой мольберт с холстом. На тумбочке рядом лежит палитра с красками. Мама водит по холсту кисточкой с ярко-красной краской и явно пребывает где-то не в этом мире. Я, когда шью одежду, тоже забываю обо всем вокруг.

Вернее, забывала, вот как мне стоило выразиться, ведь я давно уже ничего не шью.

Музыка нарастает, становится сильнее. Громче. Мощнее. И мазки на холсте становятся шире. Длиннее. Смелее.

Я стою у нее за спиной и смотрю, как она смешивает цвета, рисует контуры и грамотно оформляет композицию, и вот на холсте появляется небольшой живописный городок, раскинувшийся на берегах реки, а где-то на заднем плане виднеются небоскребы современного мегаполиса.

– Ух ты! – только это и удается мне сказать. А мама, оказывается, художница. У нас в семье есть свой Боб Росс, а я и не знала.

Мама вздрагивает, оборачивается и подносит руку к сердцу.

– Эллис. У меня чуть сердце не выпрыгнуло!

– Извини. Я стучала…

Мама шумно выдыхает.

– Все в порядке…

– Почему я не знала, что ты так умеешь? – спрашиваю я, указав на красочный пейзаж.

Мама улыбается, но улыбка какая-то печальная.

– Я сама не знала, умею ли еще. Я почти двадцать лет не рисовала. Но сегодня я заполнила заявление в рукодельный магазин, и после этого мне сразу захотелось взять в руки кисть.

– У тебя так здорово получается, – говорю я и подхожу ближе. Подхожу к самому холсту, чтобы разглядеть все мелкие детали. Например, аккуратные белые мазки на воде, из-за которых она как будто заблестела. Или ветви деревьев – они прорисованы линиями разной толщины, отчего кажутся объемнее и привлекают внимание. Или тонкие желтые полоски, которые как будто сливаются с белым фоном, но при этом все равно воспринимаются как солнечные лучи.

– Спасибо, милая. Как прошел первый школьный день?

Я отворачиваюсь от картины.

– Неплохо. Но я хотела спросить, не говорила ли ты с папой. Он не отвечает на мои звонки.

На секунду мамино лицо принимает какое-то странное, непонятное выражение, а потом она качает головой.

– Нет, мы не общались. Но я уверена, что он просто загружен на работе. Он тебе перезвонит.

– Да, наверное… – отвечаю я, стараясь отогнать мысли о том, что что-то здесь не так, помимо того что я прямо сейчас должна быть в Нью-Йорке рядом с папой. – Тогда я, наверное, пойду уроки делать.

– Уроки? В первый же день? – спрашивает мама, и ее брови практически скрываются под челкой.

Я смеюсь. Очень уж выразительно она удивилась.

– Раз уж я оказалась здесь и никаких дополнительных занятий не предвидится, то придется учиться на одни пятерки.

– Ты и так всегда получала только пятерки.

– Потому что я всегда занималась. С первого дня, – напоминаю я.

Мама вздыхает.

– Ладно. Но я не буду против, если однажды ты получишь четыре.

– Только через мой труп, мам.

Она смеется, но потом говорит:

– Я серьезно.

– Я тоже. – Я направляюсь к двери и останавливаюсь на пороге. – Кстати, а что ты будешь делать с картиной, когда закончишь ее?

– Ой, даже не знаю. Наверное, выброшу, чтобы не захламлять дом Наоми.

– Можно я возьму ее себе? – спрашиваю я.

– …Да, конечно, но зачем? В ней нет ничего особенного, – говорит мама, хмуро глядя на холст.

Мне хочется сказать ей, что для меня эта картина очень даже особенная. Хочется сказать, что мне безумно нравится городской пейзаж на заднем плане, потому что он напоминает о доме. Хочется сказать, что мне грустно смотреть на маленькой городок, потому что его вынесли на передний план, и что я восторге от того, что она написала картину, которая вызвала у меня хоть какие-то эмоции – прежде этого ни одному произведению искусства не удавалось.

Но вместо этого я говорю:

– Она оживит мою комнату на чердаке.

Мама кивает со слабой улыбкой.

– Ладно, хорошо. Я принесу ее тебе, когда закончу и краска высохнет.

– Договорились.

Я выхожу в коридор и в последний раз оглядываюсь на холст: очертания далекого города кажутся такими знакомыми и вызывают смутные, неотчетливые воспоминания.

Мне хочется сказать маме, что я боюсь, как бы эта картина не стала реальностью.

Глава 7

Сад Вандербилт представляет собой земельный участок площадью двадцать акров на окраине города, где длинными ровными рядами растут деревья, а на деревянных табличках указано, какие яблоки можно собрать в каждом секторе этого обширного пространства.

Слоана подогревает попкорн и раздает его детям. Мама выдает посетителям симпатичные плетеные корзины, а тетя Наоми ходит по саду и проверяет, чтобы все шло своим чередом.

Купер помогает там, где требуются рабочие руки; он несколько раз проходил мимо меня, но каждый раз делал вид, что со мной не знаком. Но промучившись неделю в неведении относительно его обиды, я решила, что мне все равно. У меня постепенно появляются новые знакомые помимо Слоаны, Джейка и Слизня.

Купер Барнетт может проваливать.

Я сейчас нахожусь в деревянном домике на краю небольшого парковочного участка и пакую яблоки, пирожки, карамельки и всякие безделушки после того, как Джейк их взвешивает. Я так работаю уже два часа, и, честно говоря, это вовсе не так уж плохо.

– Тридцать долларов девяносто девять центов, – говорит Джейк, завидев на горизонте пожилую леди с доверху заполненной корзинкой.

Я приглядываюсь к содержимому и оцениваю его.

– Больше. Тридцать четыре и двадцать пять.

Джейк качает головой и здоровается с женщиной. Он взвешивает улов, а я выглядываю у него из-за плеча и смотрю, как общая сумма становится все больше, больше, больше – пока не останавливается на тридцати трех долларах ровно.

Джейк оборачивается ко мне и ухмыляется.

– Я выиграл. Снова.

– Но моя же догадка была ближе! – возмущаюсь я.

– Но у тебя перебор. Извини, неудачница.

Я толкаю его, и он смеется.

– Разве можно так разговаривать с девочками, Джейк? – возмущается пожилая леди, цокнув языком.

Я вскидываю подбородок и прилагаю все усилия, чтобы не рассмеяться.

– Да, Джейк, ты оскорбляешь мои чувства.

Он оборачивается ко мне с притворной серьезностью на лице.

– Прости, Эллис. Я не хотел тебя обидеть. – Уголок его рта едет вверх. – Но тот, кто занимает второе место в состязании из двух человек, по факту является неудачником. Словарь не я составлял.

Женщина хватает сумку, качает головой и уходит прочь.

– Хорошего дня, миссис Миллер! – кричит Джейк ей вслед.

– Она тебя терпеть не может, – со смехом говорю я.

– Ой, она меня ненавидит с тех пор, как однажды поймала у себя на заднем дворе, где я уплетал ежевику. Мне тогда было восемь лет.

– У, какой ты опасный, – говорю я, а к нам тем временем подходит новый клиент.

– Восемь пятьдесят, – еле слышно произносит Джейк.

– Шесть семьдесят пять.

Джейк взвешивает содержимое корзинки, но я отвлекаюсь, потому что слышу какой-то шум сзади. Я оборачиваюсь и вижу невысокую пожилую женщину – на вид ей лет восемьдесят, – которая, вся раскрасневшись, пытается помешать маленькому, но буйному мальчику вскрыть упаковку яблок в карамели. У нее короткие пружинистые кудряшки, отчего голова напоминает ватный шарик, а на губах ярко-розовая помада.

– Я скоро вернусь, – говорю я Джейку и подхожу к бабушке. – Я могу вам чем-нибудь помочь?

Она как будто с опаской отводит взгляд от мальчика, чтобы посмотреть на меня.

– О нет, солнышко. Я просто жду, когда кто-нибудь из волонтеров вернется и проводит нас в сад. Я уже не такая проворная, какой была когда-то, особенно если речь идет о буераках и лестницах. – Она показывает на свою юлу на ножках. – А Харли терпением не отличается, и я подумала, может быть, он погуляет здесь под моим присмотром, пока мы ждем… – не договаривает она. – Сама видишь, что из этого выходит.

Харли тем временем бросает в воздух персики.

– Ба, смотри! Я жонглер!

Персики с глухим стуком падают на землю, теперь они все мятые. Бабушка вздыхает.

– Давайте я провожу вас, чтобы вам не сидеть на одном месте? – предлагаю я.

– Да что ты, это вовсе не обязательно. Я знаю, что у вас своя работа есть, – отнекивается бабушка. – Я просто выведу его отсюда, чтобы он перестал разорять здесь все.

– Мне не сложно, – заверяю я ее. – Харли! – зову я и машу рукой к себе. – Положи персики и иди сюда. Мы идем собирать яблоки.

Мальчик бежит ко мне, чуть не спотыкаясь о собственные крошечные ноги.

Мы как раз идем к выходу, когда нас останавливает тетя Наоми.

– Ты ведешь их в сад? – спрашивает она.

– Да, можно?

– Конечно. Только ты не знаешь местности…

– Все в порядке. Это же не лес, деревья растут рядами, – отвечаю я. – К тому же я уверена, по пути нам встретится много людей, кто подскажет дорогу.

– Но только площадь сада – двадцать акров, – говорит женщина, которая только что подошла к нам. Она кажется смутно знакомой, но поначалу я не узнаю ее. Но потом я обращаю внимание на ее глаза: такие же пронзительно-янтарные, как у Купера. И она смотрит на кого-то за моей спиной: – Куп, можешь проводить племянницу Наоми? Она сопровождает двух человек на сбор. Я не хочу, чтобы вышло как в прошлый раз, когда Тернеры потерялись.

Я не оглядываюсь на Купера и не даю ему времени ответить.

– А может, лучше Джейка попросить? – быстро спрашиваю я, ткнув большим пальцем на стойку, где мы взвешивали корзинки. – Он тоже может мне помочь.

– У Джейка несколько человек на очереди, – говорит тетя Наоми. – Я бы не стала куда-либо отпускать человека, работающего с деньгами. Сначала надо выручку учесть, а сейчас у меня нет на это времени.

– Не волнуйся, Купер хорошо здесь ориентируется, – с улыбкой говорит его мама.

Жаль только, что заблудиться я боюсь в последнюю очередь…

После первого сентября я не разговаривала с Купером и не планирую больше этого делать вплоть до отъезда в Нью-Йорк. Если не считать нескольких взглядов, которые я ловила на себе, Купер меня тоже избегает, даже за общим обеденным столом. Поверить не могу, что сейчас меня заставляют вместе с ним идти в яблоневый сад.

Но с судьбой не поспоришь, поэтому я только фыркаю, оборачиваюсь и вижу, что Купер уже подхватил Харли на руки и усаживает его к себе на плечи. Харли хихикает, хватает Купера за волосы и дергает, как будто поводья.

– Но, лошадка! – кричит он.

– О господи… – вздыхает бабушка Харли. Но Купер спокойно идет вперед и говорит Харли, чтобы тот держался крепче.

– Пойдемте, – с улыбкой говорит он бабушке. До нелепости красивой улыбкой.

– Эй, новенькая! – орет Джейк из лавки. – Восемь семьдесят пять. Ты опять проиграла.

Подмигнув мне, он возвращается к очереди. Я улыбаюсь, качаю головой и краем глаза замечаю, что Купер оглянулся на нас перед тем, как отправиться к яблоням.